"Красавица и герцог" - читать интересную книгу автора (Куин Джулия)

Глава 5

– Красивый дом, – заметил Джек, когда его ввели – со связанными за спиной руками – через парадный вход в Белгрейв. – Это вы занимались отделкой? – обратился он к герцогине. – Чувствуется женская рука.

Мисс Эверсли шла позади, и по тому, как она закашлялась, Джек легко угадал, что она давится от смеха.

– О, не стоит себя сдерживать, мисс Эверсли, это вредно, – бросил он через плечо. – Лучше дать себе волю.

– Сюда, – скомандовала герцогиня, делая Джеку знак следовать за ней по коридору.

– Мне следует повиноваться, мисс Эверсли? – Она не ответила, умная девочка. Но Джек был слишком взбешен, чтобы сдерживаться и осторожничать, молчание прелестной компаньонки лишь подстегнуло его дерзость. – Эй! Эй! Мисс Эверсли! Вы меня слышали?

– Ну разумеется, она вас слышала, – раздраженно буркнула герцогиня.

Джек вскинул голову, внимательно разглядывая старуху.

– Я думал, вы в восторге от знакомства со мной.

– Так и есть, – процедила сквозь зубы герцогиня.

– Хм… – Джек обернулся к мисс Эверсли, которая едва успела поравняться с ним. – Что-то я не слышу особой радости в голосе мадам. А вы, мисс Эверсли?

Мисс Эверсли перевела взгляд с него на свою госпожу и обратно, после чего произнесла:

– Вдовствующая герцогиня страстно желает принять вас в свою семью.

– Отлично сказано, мисс Эверсли, – одобрительно кивнул Джек. – Остро подмечено, а подано осторожно. – Он вновь повернулся к герцогине: – Надеюсь, вы хорошо ей платите?

На щеках старухи проступили два красных пятна, они так резко выделялись на бледной, увядшей коже, что Джек принял бы их за румяна, если бы не знал наверняка, что это краска гнева.

– Вы свободны, – сухо бросила герцогиня, не глядя на компаньонку.

– Я? – притворно изумился Джек. – Чудесно. Прикажете меня развязать?

– Не вы, она. – Старуха яростно скрипнула зубами. – Как вам хорошо известно.

Но Джек уже начал терять терпение. Запас его любезности истощился, даже обычная шутливость исчезла. Он хмуро встретил взгляд герцогини. Непокорные зеленые глаза и холодные льдисто-голубые вступили в молчаливый поединок. Когда Джек заговорил, по коже его пробежал озноб узнавания, словно когда-то в прошлом ему уже довелось пережить нечто подобное. Его плечи сами собой распрямились, глаза сузились, будто судьба вновь занесла его на континент, бросив в водоворот битвы, в самое логово врага.

– Она останется. – Разбойник, герцогиня и компаньонка замерли. После короткой паузы Джек продолжил, неотрывно глядя старухе в глаза: – Вы сами впутали ее в эту историю. Она останется до конца. – Он почти ожидал, что мисс Эверсли начнет возражать. Черт возьми, почувствовав надвигающуюся грозу, любой здравомыслящий человек бежал бы как можно дальше. Но девушка стояла совершенно неподвижно, прижав локти к бокам. – Если вы желаете говорить со мной, – тихо, но твердо добавил Джек, – мисс Эверсли пойдет с нами.

Герцогиня нетерпеливо дернула головой.

– Грейс, – свирепо рыкнула она, – живо в малиновую гостиную!

Итак, ее звали Грейс. Джек повернулся к девушке. Ее лицо побледнело, широко раскрытые глаза смотрели внимательно, изучающе.

Грейс. Красивое имя. Оно ей шло.

– Вы не хотите знать, как меня зовут? – обратился Джек к герцогине, уже устремившейся в глубину холла.

Старуха остановилась, повернула голову. Как он и ожидал.

– Мое имя Джон, – объявил он, с удовольствием наблюдая, как кровь отливает от лица герцогини. – Друзья зовут меня Джеком. – Он бросил на Грейс обольстительный взгляд из-под полуопущенных век и добавил: – Друзья. – Он мог бы поклясться, что по телу девушки пробежала дрожь, и это привело его в восторг. – А мы… – шепнул он.

Губы Грейс дрогнули и раскрылись. После секундного замешательства она произнесла:

– Что мы?

– Друзья, конечно.

– Я… я…

– Оставьте наконец в покое мою компаньонку! – взвилась герцогиня.

Джек вздохнул и сокрушенно покачал головой, не сводя глаз с мисс Эверсли.

– Она слишком деспотична, вам не кажется?

Щеки Грейс запылали. Джек никогда еще не видел такого прелестного румянца, ей-богу.

– Жаль, что я связан, – посетовал он. – Такое романтичное, многообещающее начало, учитывая близкое соседство мадам и ее кислую мину. Мне было бы намного легче запечатлеть поцелуй на вашей руке, если бы я мог освободить хотя бы одну из своих двух. – На этот раз мисс Эверсли затрепетала, Джек готов был поспорить на что угодно. – О, я мог бы поцеловать вас в губы, – прошептал он.

Наступила восхитительная тишина, но почти сразу же ее прервал чей-то грубый окрик:

– Какого дьявола?

Мисс Эверсли отпрыгнула на целый фут, а то и на все три. Обернувшись, Джек увидел разъяренного мужчину, поспешно пересекавшего холл.

– Этот человек вас преследует, Грейс?

– Нет, вовсе нет, но…

Вновь прибывший повернулся к Джеку и смерил его испепеляющим взглядом голубых глаз, чертовски похожих на глаза герцогини, только без набрякших век и морщин.

– Кто вы такой?

– А вы кто такой? – отозвался Джек, мгновенно проникнувшись необъяснимой неприязнью к незнакомцу.

– Я Уиндем, – отрывисто бросил тот. – И вы находитесь в моем доме.

Джек растерянно моргнул. Еще один родственник. Очаровательно. С каждой минутой новая семья нравилась ему все больше.

– Что ж, в таком случае я Джек Одли. Некогда служил в прославленной армии его величества, а сейчас промышляю на пыльных дорогах.

– Кто такие эти Одли? – вмешалась герцогиня, поворачивая обратно. – Вы не Одли. У вас на лице написано, кто вы на самом деле. Вас выдают нос, подбородок, да и все остальное, кроме глаз, черт побери. Они не того цвета.

– Не того цвета? – обиженно протянул Джек. – Неужели? – Он повернулся к мисс Эверсли: – Меня всегда уверяли, что дамам нравятся зеленые глаза. Значит, меня ввели в заблуждение?

– Вы Кавендиш! – проревела герцогиня. – Вы Кавендиш, и я требую ответа, почему меня не оповестили о вашем существовании.

– Какого черта тут происходит? – перебил ее Уиндем.

Джек решил, что не обязан отвечать, и насмешливо улыбнулся, оставив вопрос без внимания.

– Грейс? – Уиндем повернулся к мисс Эверсли.

Джек с интересом наблюдал за разыгрывавшейся сценой. Кажется, Грейс и Уиндема связывала дружба, но только ли? На этот счет у Джека имелись сомнения.

Мисс Эверсли, явно смущенная, нерешительно кашлянула.

– Ваша светлость, мы могли бы поговорить наедине?

– И лишить нас вашего общества? – встрял в разговор Джек. – Ну нет, это бы все испортило. – Джек и не думал шутить. Раз уж ему пришлось превратиться в пленника, остальным тоже придется забыть о свободе. И об уединении. Желая еще больше позлить герцогиню, он добавил: – После всего, что мне пришлось пережить…

– Он твой кузен, – угрюмо объявила герцогиня.

– Он разбойник, – выпалила мисс Эверсли.

– Однако, – возразил Джек и, повернувшись, показал Уиндему связанные за спиной руки, – здесь я не по собственной воле, уверяю вас.

– Вашей бабушке показалось, что она узнала его прошлой ночью, – сказала герцогу мисс Эверсли.

– Я действительно его узнала! – свирепо выкрикнула герцогиня. Джек подавил желание отшатнуться, когда она резко махнула рукой в его сторону. – Ты только взгляни на него.

Джек повернулся к герцогу, чтобы уточнить:

– Я был в маске. – В конце концов, здесь ему не в чем было себя упрекнуть.

Джек безмятежно улыбнулся, с любопытством наблюдая, как герцог оторопело провел рукой по лбу и с силой сжал ладонями виски. Казалось, его череп вот-вот треснет. Наконец он резко опустил руки и оглушительно крикнул:

– Сесил!

Джек уже собрался было отпустить какую-нибудь колкость в адрес очередного неведомого родственника, когда в холл бесшумно проскользнул лакей. По всей видимости, это и был Сесил.

– Портрет! – рявкнул Уиндем. – Моего дяди.

– Тот, который мы недавно поднимали в…

– Да. Доставьте его в гостиную. Живо!

Даже Джек удивленно приподнял брови, услышав бешеную ярость в голосе герцога.

И тут ему будто плеснули кислоты в желудок: он увидел, как мисс Эверсли положила ладонь на руку герцога.

– Томас, – тихо проговорила она, к удивлению Джека, называя Уиндема по имени, – пожалуйста, позвольте мне объяснить.

– Вы знали об этом? – вскинул голову герцог.

– Да, но…

– Прошлой ночью, – произнес он ледяным тоном. – Вы знали об этом прошлой ночью?

«Прошлой ночью?»

– Да, знала, но, Томас…

«Что такого случилось прошлой ночью?»

– Довольно, – оборвал девушку Уиндем. – Отправляйтесь в гостиную. Все вы.

Джек последовал за герцогом и, когда дверь за ними закрылась, красноречиво согнул руки в локтях.

– Вы не могли бы?.. – «Весьма учтивый, непринужденный тон», – мысленно похвалил он себя.

– Ради всего святого, – пробормотал Уиндем. Схватив золотой нож для бумаги с бюро у стены, он размашистым шагом подошел к Джеку и одним яростным движением перерезал путы, стягивавшие его запястья.

Джек взглянул на руки, желая убедиться, что операция прошла бескровно.

– Отличная работа, – шепнул он, – ни единой царапины.

– Томас, – заговорила мисс Эверсли. – Я думаю, вам действительно следует выслушать меня. Позвольте сказать вам несколько слов, прежде чем…

– Прежде чем что? – резко перебил ее Уиндем, обжигая Грейс гневным взглядом, что показалось Джеку грубым и недостойным. – Прежде чем я узнаю еще об одном давно пропавшем кузене, за голову которого королем обещана награда?

– Нет, думаю, не королем, – беззлобно заметил Джек (должен же он, в конце концов, заботиться о своей репутации). – Полагаю, меня разыскивает кое-кто из судейских. Ну, может, еще парочка викариев. – Он повернулся к герцогине и назидательно заметил: – Разбой, знаете ли, не самое безопасное ремесло.

Его легкомысленная ремарка ни у кого не вызвала улыбки, даже у бедной мисс Эверсли, которой, к несчастью, удалось навлечь на себя гнев обоих Уиндемов. По мнению Джека, совершенно незаслуженно. Джек терпеть не мог напыщенных самодуров.

– Томас, – взмолилась мисс Эверсли, и ее тон снова заставил Джека задуматься, какие же отношения связывали этих двоих. – Ваша светлость, – поправилась она, бросив смущенный взгляд на герцогиню, – вам следует кое-что знать.

– Вот именно, – огрызнулся Уиндем. – Прежде всего – кто мои истинные друзья и кому я могу доверять.

Грейс вздрогнула, как от удара, и тут Джек решил, что с него довольно.

– Советую вам, – сказал он негромко, но твердо, – разговаривать с мисс Эверсли с должным уважением.

Герцог повернулся, с изумлением глядя на Джека, и в наступившей тишине презрительно бросил:

– Прошу прощения?

В это мгновение Джек всей душой возненавидел спесивого аристократишку – от кончиков герцогских туфель до макушки.

– О, похоже, мы не привыкли, чтобы к нам обращались как к мужчине? – насмешливо поддел он Уиндема.

Воздух в гостиной мгновенно наэлектризовался, наполнился угрозой. Наверное, Джеку следовало предвидеть, что за этим последует, но он отчего-то застыл, неподвижно глядя на герцога. Лицо Уиндема исказилось от ярости. Вытянув вперед руки, он стремительно бросился на новоявленного родственника и вцепился ему в горло. Кузены пошатнулись и рухнули на ковер.

Проклиная себя за глупость, Джек попытался вывернуться, сбросить оседлавшего его противника, однако герцог с размаху заехал ему кулаком в челюсть. Древний звериный инстинкт заставил Джека напрячь живот, сжав мышцы в тугой узел. Затем одним молниеносным движением он распрямился словно пружина и боднул Уиндема головой в лицо. Характерный хруст убедил его в том, что удар вышел на славу. Воспользовавшись смятением благородной особы, Джек, не разжимая хватки, перекатился так, что оказался сверху. Дерущиеся поменялись местами.

– Только… попробуй… снова меня ударить, – прорычал Джек. Ему случалось драться в трущобах и на полях сражения, защищая свою страну и собственную жизнь, и он не привык церемониться с теми, кто первым бросался в драку.

Он выдержал удар локтем в живот и собирался ответить любезностью на любезность, двинув герцогу коленом в пах, когда в потасовку вмешалась мисс Эверсли. Она вклинилась между двумя мужчинами, нисколько не заботясь ни о приличиях, ни о собственной безопасности.

– Прекратите! Вы оба!

Джеку удалось оттолкнуть руку Уиндема прежде, чем его кулак задел щеку мисс Эверсли. Разумеется, это вышло бы нечаянно, но, случись такое, Джеку пришлось бы прикончить невежу, а подобное деяние карается смертной казнью.

– Вам должно быть стыдно! – возмущенно воскликнула Грейс, глядя на герцога в упор.

Тот лишь приподнял бровь и проговорил:

– Не хотите ли пересесть с моего э-э… – Он выразительно посмотрел на то место, где сидела мисс Эверсли – там, где ноги Уиндема соединялись с туловищем.

– О! – Она поспешно вскочила, и Джек не задумываясь бросился бы защищать ее честь, но вынужден был признаться себе, что сказал бы то же самое, если б мисс Эверсли сидела на нем. К тому же она все еще сжимала его локоть.

– Хотите позаботиться о моих ранах? – с надеждой спросил он, обволакивая ее томным взглядом завзятого сердцееда. В его огромных зеленых глазах плескалось дьявольское пламя соблазна. Эти глаза искушали, смущали, молили о любви. Даже самая бесчувственная из женщин услышала бы их зов: «Ты нужна мне как воздух. Один лишь твой знак, и я оставлю всех прочих женщин и безвольно паду к твоим ногам. Возможно, даже стану безобразно богатым и, если захочешь, добьюсь титула и власти, довольно одного твоего слова, одного небрежного взмаха руки».

Этот прием всегда действовал безотказно. Но на этот раз подвел.

– У вас нет никаких ран, – сердито воскликнула мисс Эверсли, отталкивая Джека. Она оглянулась на Уиндема, который успел подняться на ноги и встать рядом. – Как и у вас, – добавила она.

Джек как раз собирался отпустить замечание насчет «молока сердечных чувств»[2]*, но тут герцогиня выступила вперед и шлепнула внука (того, чье законное происхождение не подлежало сомнению) по плечу.

– Немедленно извинись! – потребовала она. – Он гость в нашем доме.

«Гость». Джек был искренне тронут.

– В моем доме, – огрызнулся герцог.

Джек с интересом посмотрел на старуху. Вряд ли она спустит внуку подобную дерзость.

– Он твой двоюродный брат, – жестко проговорила она. – Надо думать, ты с радостью примешь его в лоно семьи, учитывая, как мало у нас близкой родни.

О да, радость из герцога «била фонтаном».

– Может, кто-то потрудится объяснить мне, – процедил сквозь зубы Уиндем, – как этот человек оказался у меня в гостиной?

Джек подождал, не предложит ли объяснение герцогиня или мисс Эверсли, и, поскольку обе предпочли промолчать, заговорил сам:

– Она похитила меня. – Он пожал плечами, кивнув в сторону почтенной леди.

Уиндем медленно повернулся к бабушке.

– Вы похитили его. – Лишенный всякого выражения голос герцога звучал до странности отстраненно, в нем не было ни удивления, ни недоверия.

– Разумеется, – отозвалась старуха, надменно вздернув подбородок. – И не задумываясь сделала бы это снова.

– Это правда, – подтвердила мисс Эверсли. А затем, к восторгу Джека, смущенно взглянула на него и добавила: – Простите.

– Не стоит извинений, – великодушно отмахнулся Джек.

Однако герцог, похоже, не находил в случившемся ничего забавного. Он выглядел до того взбешенным, что бедная мисс Эверсли начала оправдываться.

– Мадам похитила его! – воскликнула она, но Уиндем не удостоил ее даже взглядом. Этот напыщенный фат начинал по-настоящему раздражать Джека. – Герцогиня вынудила меня принять в этом участие, – пробормотала Грейс.

Мисс Эверсли определенно с каждой минутой нравилась Джеку все больше.

– Я узнала его прошлой ночью, – заявила старуха.

Уиндем недоверчиво нахмурился:

– В темноте?

– Даже несмотря на маску, – с гордостью подтвердила герцогиня. – Он точная копия своего отца. У него совершенно тот же голос, тот же смех.

Самому Джеку этот довод не показался особенно убедительным, однако ему было любопытно, что скажет герцог.

– Бабушка, – начал тот, обнаруживая, как нехотя признал Джек, поистине ангельское терпение, – я понимаю, что вы до сих пор скорбите по сыну…

– По твоему дяде, – оборвала его герцогиня.

– По моему дяде. – Уиндем откашлялся, прочищая горло. – Но прошло тридцать лет после его смерти.

– Двадцать девять, – буркнула старуха.

– Это долгий срок, – заметил Уиндем. – Воспоминания стираются.

– Ко мне это не относится, – высокомерно возразила герцогиня. – И, разумеется, я отлично помню все, что связано с Джоном. А вот о твоем отце я бы с удовольствием забыла вовсе…

– В этом мы с вами сходимся, – перебил бабушку герцог, оставив Джека в недоумении: чем так досадил обоим покойный родственник?

Хмурый Уиндем выглядел так, словно все еще выискивал, кого бы задушить (Джек поставил бы все свои деньги на герцогиню, поскольку уже имел удовольствие видеть обоих в деле). Тут Уиндем повернулся и издал пронзительный вопль:

– Сесил!

– Ваша светлость! – послышался голос из коридора. Джек увидел, как двое лакеев сражаются с огромным портретом, пытаясь развернуть его и протащить в комнату.

– Поставьте картину где-нибудь тут, – отрывисто приказал герцог, сопроводив слова нетерпеливым жестом.

Лакеи, кряхтя, повиновались. Едва не опрокинув высокий пузатый предмет – Джек решил, что это, должно быть, безумно дорогая китайская ваза, – они нашли наконец свободное место у стены и медленно опустили портрет на пол.

Джек шагнул к картине. Остальные тоже невольно подались вперед. И мисс Эверсли первая потрясенно воскликнула:

– О Господи!

Это был он. Конечно, это не мог быть он, потому что изображенный на портрете Джон Кавендиш скончался почти тридцать лет назад, но, Боже милосердный, мужчина, стоявший сейчас перед Грейс, был точной его копией.

Грейс так широко раскрыла глаза, что стало больно. Ошеломленная, она переводила взгляд с мистера Одли на портрет, и снова на мистера Одли, и снова на картину…

– Думаю, теперь все со мной согласятся, – самодовольно усмехнулась герцогиня.

Томас посмотрел на мистера Одли с ужасом, точно на привидение.

– Кто вы? – выдохнул он.

Но даже мистер Одли, казалось, потерял дар речи. Он стоял, неподвижно глядя на портрет. Лицо его побелело, губы приоткрылись, плечи безвольно поникли.

Грейс затаила дыхание. Вот сейчас разбойник очнется от оцепенения и заговорит, признается всем в том, что уже поведал ей минувшей ночью.

«Я не ношу имя Кавендиш. Хотя когда-то носил».

– Меня зовут, – запинаясь, проговорил мистер Одли, – мое имя… – Он замолчал, судорожно сглотнул и продолжил дрогнувшим голосом: – Мое полное имя – Джон Ролло Кавендиш-Одли.

– Кто ваши родители? – прошептал Томас.

Мистер Одли (мистер Кавендиш-Одли) не ответил.

– Кто ваш отец? – Теперь голос Томаса звучал громче и настойчивее.

– А кто он, по-вашему, черт побери? – огрызнулся мистер Одли.

Сердце Грейс глухо заколотилось о ребра. Глядя на Томаса, мертвенно-бледного, с трясущимися руками, она почувствовала себя предательницей. Ведь она могла сказать ему. Могла предупредить.

Но она струсила.

– Ваши родители, – голос Томаса упал до еле слышного шепота, – были женаты?

– На что вы намекаете? – вскинулся мистер Одли, и Грейс на мгновение испугалась, что мужчины снова пустят в ход кулаки. Мистер Одли напоминал запертого в клетку зверя, которого теснота и тычки рогатиной довели до бешеного исступления.

– Пожалуйста, – взмолилась Грейс, снова бросаясь между кузенами. – Он не знает, – взволнованно заговорила она. Мистер Одли не мог знать, что означает его появление на свет в законном браке, но Томас знал. Герцог застыл как изваяние, и Грейс показалось, что он вот-вот грохнется на пол. Она в отчаянии всплеснула руками, ее взгляд метнулся от Томаса к герцогине. – Кто-то должен объяснить мистеру Одли…

– Кавендишу! – прорычала старуха.

– Мистеру Кавендишу-Одли, – быстро произнесла Грейс, не зная, как обратиться к разбойнику, не оскорбив никого из присутствующих. – Кто-то должен сказать ему, что… что…

Грейс беспомощно оглянулась на остальных, ожидая, что кто-то закончит за нее фразу. Конечно, ей не следовало вмешиваться в чужие семейные дела. Она, единственная из всех в гостиной, не принадлежала к роду Кавендишей. Так почему же именно ей приходится пускаться в объяснения?

Грейс посмотрела на мистера Одли, стараясь не думать о его сходстве с портретом, и поспешно выпалила:

– Ваш отец – мужчина с портрета, то есть… при условии, что он действительно ваш отец… приходился братом отцу его светлости… старшим братом.

Никто не произнес ни слова. Грейс нерешительно откашлялась.

– Поэтому если… если ваши родители в самом деле состояли в законном браке…

– Состояли, – едва не зарычал мистер Одли.

– Ну да, безусловно. То есть я хотела сказать, не безусловно, но…

– Она хотела сказать, – резко перебил ее Томас, – что если вы действительно законный отпрыск Джона Кавендиша, то вы истинный герцог Уиндем.

Наконец-то прозвучали слова, которые Грейс не осмеливалась произнести. Ужасная правда. Или, скорее, то, что вполне могло оказаться правдой. И все, даже старая герцогиня, потерянно молчали. Двое мужчин – два герцога, подумала Грейс, едва сдерживая рвущийся наружу истерический смех, – обменялись долгим тяжелым взглядом, будто оценивая друг друга, затем мистер Одли вытянул вперед руку. Рука его дрожала, как у герцогини, когда та искала, на что бы опереться; наконец пальцы нашарили спинку стула и вцепились в нее. Мистер Одли сел, ноги у него подкашивались.

– Нет. – Он мотнул головой. – Нет.

– Вы останетесь здесь, – провозгласила герцогиня, – пока это дело не будет улажено к моему удовольствию.

– Нет, – заметно увереннее возразил мистер Одли. – Не останусь.

– Еще как останетесь! – пригрозила герцогиня. – А если заупрямитесь, я сдам вас властям как вора, ведь вы и есть вор.

– Вы этого не сделаете! – выпалила Грейс и поспешно повернулась к мистеру Одли: – Она ни за что на это не решится. Ведь она верит, что вы ее внук.

– Замолчите! – взревела герцогиня. – Не знаю, что вы о себе возомнили, мисс Эверсли, но вы не член семьи и вам здесь делать нечего.

Мистер Одли поднялся. Заметив его безукоризненную выправку и гордую осанку, Грейс впервые разглядела в разбойнике черты бывшего военного (он ведь говорил, что был армейским капитаном). Когда Одли заговорил, в его отрывистой властной манере речи, к удивлению Грейс, не было и намека на прежнюю ленивую медлительность.

– Не смейте впредь обращаться к мисс Эверсли в подобном тоне.

Грейс ощутила внезапный прилив благодарности к мистеру Одли. Конечно, Томас не раз вступался за нее перед герцогиней и с давних пор считался ее защитником. Но сейчас… все было иначе.

Грейс не прислушивалась к словам. Сердце подсказывало ей, что мистер Одли говорит искренне. Этого было достаточно. Она смущенно посмотрела в лицо мистеру Одли, взгляд ее задержался на его губах. От нахлынувших воспоминаний у нее запылали щеки. Прикосновение его губ, поцелуй, его теплое дыхание… волна облегчения и горечь разочарования, оттого что поцелуй прервался… первый порыв оттолкнуть разбойника и непостижимое желание продлить поцелуй.

Воцарилась гробовая тишина. В абсолютном безмолвии, казалось, было слышно, как брови герцогини медленно поползли вверх. Похолодевшая Грейс почувствовала, что у нее трясутся руки, как вдруг раздался гневный окрик старухи:

– Я твоя бабушка!

– Это еще нужно доказать, – решительно возразил Джек.

Рот Грейс удивленно приоткрылся. Происхождение мистера Одли ни у кого не вызывало сомнений. Неопровержимое доказательство стояло прислоненным к стене гостиной.

– Что? – взорвался Томас. – Вы не думаете, что Джон Кавендиш ваш отец? Вы это хотите сказать?

Мистер Одли безразлично пожал плечами, и в это самое мгновение выражение непреклонной решимости в его глазах исчезло. Он снова превратился в разбойника с большой дороги, бесшабашного, сумасбродного, способного на любую каверзу.

– Если честно, – признался он, – я вовсе не уверен, что членство в вашем прелестном маленьком клубе сулит мне большую выгоду.

– У вас нет выбора, – отрезала герцогиня.

– Такая любящая, – вздохнул мистер Одли, – такая заботливая и чуткая, какой и должна быть настоящая бабушка.

Грейс прижала ладонь к губам, но не смогла сдержать душивший ее смех. Смех неуместный, больше того – неприличный, предательски подступал к горлу.

Лицо герцогини побагровело, губы сжались в одну тонкую линию, от носа ко рту пролегли гневные складки. Даже Томасу никогда не удавалось так распалить старуху, а видит Бог, он старался не жалея сил.

Грейс перевела взгляд на Томаса. Из всех троих его положение было самым шатким, прямо скажем, незавидным. Герцог выглядел измученным и растерянным. Взбешенным и одновременно… готовым расхохотаться.

– Ваша светлость… – нерешительно произнесла Грейс. Она не знала, что сказать Томасу, нужные слова не приходили в голову. Возможно, в таких случаях и не стоит ничего говорить, но затянувшееся молчание было слишком тягостным.

Томас даже не взглянул в ее сторону, однако Грейс поняла, что он ее слышал. Плечи его ссутулились еще больше, по телу пробежала дрожь, из груди вырвался шумный вздох. И тут герцогиня (ее светлость не отличалась тактом и деликатностью, предпочитая идти напролом) нетерпеливо окликнула внука, словно подзывая собаку.

– Помолчите, – огрызнулся Томас.

Грейс хотелось погладить его по плечу, ободрить. Они считались друзьями, но их всегда разделяло слишком много условностей, ведь Томас стоял неизмеримо выше ее по положению. Теперь же к беспомощности Грейс примешивалось чувство стыда. Она не могла не думать о другом мужчине. О том, кто запросто мог лишить Томаса титула и имени.

Ей оставалось лишь молча ждать, ненавидя себя за малодушие.

– Вам следует остаться, – обратился Томас к мистеру Одли. – Мы должны… – Томас закашлялся, и Грейс затаила дыхание, – мы должны в этом разобраться.

Все замерли, ожидая ответа мистера Одли. Тот не торопился. Казалось, он изучает, оценивает герцога. Неужели он не видит, каких усилий стоит Томасу поддерживать вежливый, любезный тон? Конечно, он все понимает и не станет упрямиться, твердила про себя Грейс. Ей страстно хотелось, чтобы мистер Одли проявил благородство. Этот человек поцеловал ее. Он храбро встал на ее защиту. Так почему бы ему не оказаться истинным рыцарем? Или она требует от судьбы слишком многого?