В.Е. Хализев

Глава VI. ЗАКОНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ ЛИТЕРАТУРЫ

Развернутое и аргументированное изложение данной «сверхтемы» литературоведения (по сути –целого узда научных дисциплин) требовало бы как минимум отдельной книги. Мы ограничимся весьма немногим.

§ 1. ЗНАЧЕНИЯ ТЕРМИНА

Слово генезис (от др.-гр. genesis) означает происхождение, возникновение, процесс образования и первоначального становления того или иного предмета (явления), способного к развитию (эволюции). Применительно к литературе как целому этот термин фиксирует историческое происхождение художественной словесности, обращая нас к эпохам архаическим и, в частности, к становлению родов литературы (см. с. 295–296).

Генезисом отдельного произведения с его текстовыми свойствами называют нечто совсем иное, а именно – путь от художественного замысла к его осуществлению. Этот аспект литературного творчества много лет изучал Н.К. Пиксанов (на примере комедии «Горе от ума»). Полагая, что генетическое рассмотрение литературы–это прежде всего изучение творческой истории отдельных произведений, он утверждал: «Любой эстетический элемент, любая форма или конструкция могут быть научно осознаны наиболее чутко, тонко и естественно верно только в полном изучении их зарождения, созревания и завершения»[843]. (345) И, напоминая известную статью Б.М. Эйхенбаума, замечал: чтобы понять, как сделана «Шинель» Гоголя, надо изучить, как она делалась. Данная область литературоведения связана с текстологией и неизменно на нее опирается. Изучение творческой истории произведения в наше время обозначается терминами генезис текста и динамическая поэтика[844].

Бытует и третье значение слова «генезис», для литературоведения наиболее существенное. Это совокупность факторов (стимулов) писательской деятельности, которые имеют место как в области художественной словесности и иных видов искусства, так и за их пределами (сферы индивидуально-биографическая и социально-культурная, а также мир антропологических универсалий). Данный аспект литературной жизни мы обозначаем словосочетанием генезис литературного творчества. Изучение стимулов деятельности писателей важно как для уяснения сущности отдельных произведений, так и для понимания литературного процесса – закономерностей развития словесного искусства.

Освоение генезиса литературного творчества в составе науки о литературе вторично по отношению к изучению самих произведений. «Всякое генетическое рассмотрение объекта,–утверждал А.П. Скафтымов,–должно предваряться постижением его внутренне-конститутивного смысла»[845]. Однако в истории литературоведения генетические штудии предшествовали изучению самих литературных произведений в их многоплановости и целостности. Они едва ли не преобладали в науке о литературе вплоть до 1910–1920-х годов.

§ 2. К ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ ГЕНЕЗИСА ЛИТЕРАТУРНОГО ТВОРЧЕСТВА

Каждая из литературоведческих школ сосредоточивалась на какой-то одной группе факторов литературного творчества. Обратимся в этой связи к культурно-исторической школе (вторая половина XIX в.). Здесь рассматривалась обусловленность писательской деятельности внехудожественными явлениями, прежде всего – общественной психологией. «Произведение литературы,–писал лидер этой школы французский ученый Ипполит Тэн,–не просто игра воображения, своевольная прихоть пылкой души, но снимок с окружающих нравов и свидетельство известного состояния умов lt;...gt; по литературным памятникам возможно судить о том, как чувствовали и мыслили люди много веков назад». И далее: изучение литературы «позволяет создать историю нравственного развития и приблизиться к познанию психо(346)логических законов, управляющих событиями»[846]. Тэн подчеркивал, что преломляющиеся в литературе нравы, мысли и чувства зависят от национальных, социально-групповых и эпохальных черт людей. Эти три фактора писательского творчества он называл расой, средой и историческим моментом. Литературное произведение при этом осознавалось более в качестве культурно-исторического свидетельства, нежели собственно эстетического явления.

Генетическим по преимуществу и направленным на внехудожественные факты было также социологическое литературоведение 1910–1920-х годов, явившее собой опыт применения к литературе положений марксизма. Литературное произведение, утверждал В.Ф. Переверзев, возникает не из замыслов писателя, а из бытия (которое понимается как психоидеология общественной группы), а потому ученому необходимо прежде всего понять «социальное месторождение» литературного факта[847]. Произведения при этом характеризовались «как продукт определенной социальной группы», как «эстетическое воплощение жизни некоторой социальной ячейки»[848]. (В иных случаях бытовал термин «социальная прослойка».) Литературоведы-социологи начала XX в. широко опирались на понятие классовости литературы, понимая ее как выражение интересов и настроений («психоидеологии») узких социальных групп, к которым по происхождению и условиям воспитания принадлежали писатели.

В последующие десятилетия социально-исторический генезис литературного творчества стал пониматься учеными-марксистами более широко: произведения рассматривались как воплощение идейной позиции автора, его взглядов, его мировоззрения[849], которые осознавались как обусловленные главным образом (а то и исключительно) социально-политическими противоречиями данной эпохи в данной стране. В этой связи социально-классовое начало литературного творчества вырисовывалось иначе, чем в 1910–1920-е годы, в соответствии с суждениями В.И. Ленина о Толстом: не как выражение в произведениях психологии и интересов узких социальных групп, а в качестве преломления взглядов и настроений широких слоев общества (угнетенных или господствующих классов). При этом в литературоведении 1930–1950-х годов (а нередко и позднее) классовое начало в литературе (347) односторонне акцентировалось в ущерб общечеловеческому: социально-политические аспекты взглядов писателей выдвигались в центр и оттесняли на второй план их философские, нравственные, религиозные воззрения, так что писатель осознавался прежде всего в качестве участника современной ему общественной борьбы. В результате литературное творчество прямолинейно и безапелляционно выводилось из идеологических конфронтаций его эпохи.

Охарактеризованные литературоведческие направления изучали главным образом исторический и при этом внехудожественный генезис литературного творчества. Но в истории науки имело место и иное: выдвижение на передний план внутрилитературных стимулов деятельности писателей, или, говоря иначе, имманентных начал литературного развития. Таково было компаративистское направление в литературоведении второй половины XIX в. Решающее значение учеными этой ориентации (Т. Бенфей в Германии; в России –Алексей Н. Веселовский, отчасти Ф.И. Буслаев и Александр Н. Веселовский) придавалось влияниям и заимствованиям; тщательно изучались «бродячие» сюжеты, мигрирующие (странствующие) из одних регионов и стран в другие. Существенным стимулом литературного творчества считался сам факт знакомства писателя с какими-то более ранними литературными фактами.

Иного рода опыты имманентного рассмотрения литературы были предприняты формальной школой в 1920-е годы. В качестве доминирующего стимула деятельности художников слова рассматривалась их полемика с предшественниками, отталкивание от использовавшихся ранее, автоматизированных приемов, в частности – стремление пародировать бытующие литературные формы. Об участии писателей в литературной борьбе как важнейшем факторе творчества настойчиво говорил Ю.Н. Тынянов. По его словам, «всякая литературная преемственность есть прежде всего борьба», в которой «нет виноватых, а есть побежденные»[850].

Литературное творчество, далее, неоднократно изучалось как стимулируемое всеобщими, универсальными (трансисторическими) началами человеческого бытия и сознания. Этот аспект генезиса литературы был акцентирован мифологической школой, у истоков которой – работа Я. Гримма «Немецкая мифология» (1835), где в качестве вечной основы художественных образов осознается творящий дух народов, воплощающий себя в мифах и преданиях, которые постоянно пребывают в истории. «Общие всему человечеству законы логики и психологии,– утверждал глава русской мифологической школы,–общие явления в быту семейном и практической жизни, наконец, общие пути в развитии культуры, естественно, должны были отразиться и одинаковыми спо(348)собами понимать явления жизни и одинаково выражать их в мифе, сказке, предании, притче или пословице»[851]. Положения мифологической школы, заметим, применимы в большей степени к фольклору и исторически ранней художественной словесности, чем к литературе Нового времени. Вместе с тем искусство XX в. обращается к мифу и иного рода универсалиям сознания и бытия («архетипы», «вечные символы») весьма настойчиво и активно[852], что стимулирует и научное изучение подобных универсалий (таково, в частности, психоаналитическое искусствоведение и литературоведение, опирающееся на учение Фрейда и Юнга о бессознательном[853]).

Каждая из рассмотренных концепций фиксирует определенную грань генезиса деятельности писателей и имеет непреходящую научную значимость. Но в той мере, в какой представители названных научных школ абсолютизировали изучаемый ими стимул литературного творчества, считая его единственно важным и неизменно доминирующим, они проявляли склонность к догматизму и методологическую узость.

Опыты генетического рассмотрения литературы, о которых шла речь, направлены в основном на уяснение общих, надындивидуальных стимулов писательского творчества, связанных с культурно-историческим процессом и антропологическими универсалиями. От подобных подходов отличались биографический метод в критике и литературоведении (Ш. Сент-Бев и его последователи) и в какой-то мере психологическая школа, представленная трудами Д.Н. Овсянико-Куликовского. Здесь художественные произведения ставятся в прямую зависимость от внутреннего мира автора, от его индивидуальной судьбы и черт личности.

Воззрения сторонников биографического метода были предварены герменевтическим учением Ф. Шлейермахера (о герменевтике см. с. 106–112), который утверждал, что идеи и ценности, в том числе художественные, не могут быть поняты без углубленного анализа их генезиса, а значит – без обращения к фактам жизни конкретного человека[854]. Подобного рода суждения имели место и позже. По афористически метким словам А.Н. Веселовского, «художник воспитывается на почве человека»[855]. П.М. Бицилли, один из ярких гуманитариев послереволюционного русского зарубежья, писал: «Подлинным гене(349)тическим изучением художественного произведения может быть только то, которое имеет целью свести его ко внутренним переживаниям художника»[856].

Такого рода представления получили обоснование в статье А.П. Скафтымова, опубликованной в саратовской научной периодике (1923) и в течение ряда десятилетий остававшейся незамеченной. Ученый утверждал, что рассмотрение генезиса при невнимании к личности автора фатально сводится к механической констатации фактов чисто внешних: «Картина общего необходимо должна вырастать из изучения частного». «Факторов, действующих на процесс творчества, –писал он,–много, и действенность их неодинакова, все они подчинены индивидуальности автора. lt;...gt; Соотношение жизни (культурно-исторической и общественно-психологической.– В.Х.) и произведения искусства должно устанавливаться не непосредственно, а через личность автора. Жизнь протачивается и отслаивается в составе художественного произведения lt;...gt; волею (сознательно или подсознательно) художника». Литературоведение, считает Скафтымов, «открывает двери для признания необходимости общекультурных, общественных и литературных воздействий, которые коснулись личности художника»[857]. Ученый обосновал последовательно недогматический и, можно сказать, собственно гуманитарный подход к генезису литературного творчества.

Изучение художественных творений как стимулируемых прежде всего чертами личности автора особенно насущно при обращении к литературе XIX–XX вв., решительно освободившейся от жанровых канонов. При этом личностное рассмотрение генезиса не отменяет, а дополняет те направленческие концепции, которые акцентируют внеиндивидуальную детерминацию писательской деятельности. Ведь автор, при всем том, что его личность уникальна и самоценна, мыслит и чувствует, действует и высказывается от лица неких человеческих общностей, порой весьма широких (течение общественной мысли, сословие и класс, нация, конфессия и т.п.). Об этом (на наш взгляд, с неотразимой убедительностью) говорил И.Ф. Анненский в статье «Леконт де Лиль и его "Эриннии"»: «lt;...gt; законы истории не изменяются в угоду и самой страстной воле (поэта.– В.Х.). Никому из нас не дано уйти от тех идей, которые, как очередное наследье и долг перед прошлым, оказываются частью нашей души при самом вступлении нашем в сознательную жизнь. И чем живее ум человека, тем беззаветнее отдается он чему-то Общему и Нужному, хотя ему и кажется, что он свободно и сам выбирал свою задачу»[858]. (350)

Генетическое рассмотрение литературы, активно учитывающее свойства личности автора, позволяет шире воспринять и глубже осмыслить сами его произведения: усмотреть в художественном творении, как выразился Вяч. И. Иванов, не только искусство, но и душу поэта. «Наш подход к искусству современности,–писал Г.П. Федотов, формулируя один из важнейших принципов религиозно-философской эстетики начата нашего столетия,– не как к сфере чисто эстетической, а как к свидетельству о целости или скудости человека, о его жизни и гибели»[859]. Подобные мысли выражались и значительно раньше, в эпоху романтизма. Ф. Шлегель писал: «Для меня важно не какое-то отдельное произведение Гете, а сам он во всей его целости»[860].

Уяснение связей художественных творений с личностью автора находится в самой тесной связи с интерпретирующей деятельностью, органически к ней подключается. Для «совершенного понимания» текста, отметил Г.Г. Шлет, насущно объединение его «имманентной» интерпретации и генетического соотнесения с личностью автора[861].

Суммируя богатый опыт генетического рассмотрения литературы, сделаем вывод о разнородности и множественности факторов писательской деятельности. Эти факторы правомерно определенным образом сгруппировать. Во-первых, неоспоримо важны прямые непосредственные стимулы, побуждающие к писательству, каков прежде всего созидательно-эстетический импульс. Этому импульсу сопутствует потребность автора воплотить в произведении свой духовный (а иногда также психологический и житейско-биографический) опыт и тем самым воздействовать на сознание и поведение читателей. По словам Т.С. Элиста, настоящий поэт «мучим потребностью сообщить другому свой опыт»[862]. Во-вторых, в составе генезиса литературного творчества значима совокупность явлений и факторов, воздействующих на автора извне, т.е. стимулирующий контекст художественной деятельности.

При этом (вопреки нередко провозглашавшемуся учеными разных школ) ни один из факторов литературного творчества не является его жесткой детерминацией: художественно-творческий акт по самой своей природе свободен и инициативен, а потому не предначертан заранее. Литературное произведение не является «снимком» и «слепком» с того или иного внешнего автору явления. Оно никогда не выступает в качестве «продукта» или «зеркала» какого-либо определенного круга фактов. «Компоненты» стимулирующего контекста вряд (351) ли могут быть выстроены в некую универсальную схему, иерархически упорядоченную: генезис литературного творчества исторически и индивидуально изменчив, и любая его теоретическая регламентация неизбежно оборачивается догматической односторонностью.

Стимулирующий контекст творчества при этом не обладает полнотой определенности. Его объем и границы точным характеристикам не поддаются. Знаменателен ответ Маяковского на вопрос, повлиял ли на него Некрасов: «Неизвестно». «Не будем поддаваться искушению мелкого тщеславия – прибегать к формулам, априорно устанавливающим генезис творчества,– писал французский ученый рубежа XIX– XX вв., полемизируя с культурно-исторической школой. – Мы никогда не знаем lt;...gt; всех элементов, входящих в состав гения»[863].

Вместе с тем свободное от догматизма рассмотрение генезиса литературных фактов имеет огромное значение для их понимания. Знание корней и истоков произведения не только проливает свет на его эстетические, собственно художественные свойства, но и помогает понять, как воплотились в нем черты личности автора, а также побуждает воспринять произведение в качестве определенного культурно-исторического свидетельства.

§ 3. КУЛЬТУРНАЯ ТРДЦИЦИЯ В ЕЕ ЗНАЧИМОСТИ ДЛЯ ЛИТЕРАТУРЫ

В составе контекста, стимулирующего литературное творчество, ответственная роль принадлежит промежуточному звену между антропологическими универсалиями (архетипы и мифопоэтика, на которых литературоведение сосредоточено ныне) и внутриэпохальной конкретикой (современность писателя с ее противоречиями, которая с непомерной настойчивостью выдвигалась на первый план в наши «доперестроечные» десятилетия). Это срединное звено контекста писательской деятельности освоено теоретическим литературоведением недостаточно, поэтому мы остановимся на нем подробнее, обратившись к тем смыслам, которые обозначаются терминами «преемственность», «традиция», «культурная память», «наследие», «большое историческое время».

В статье «Ответ на вопрос редакции "Нового мира"» (1970) М.М. Бахтин, оспаривая официально провозглашавшиеся и общепринятые начиная с 1920-х годов установки, использовал словосочетания «малое историческое время» и «большое историческое время», разумев под первым современность писателя, под вторым – опыт предшествующих эпох. «Современность,–писал он,–сохраняет все свое ог(352)ромное и во многих отношениях решающее значение. Научный анализ может исходить только из нее и lt;...gt; все время должен сверяться с нею». Но, продолжал Бахтин, «замыкать его (литературное произведение.– В.Х.) в этой эпохе нельзя: полнота его раскрывается только в большом времени». Последнее словосочетание становится в суждениях ученого о генезисе литературного творчества опорным, стержневым: «...произведенье уходит своими корнями в далекое прошлое. Великие произведения литературы подготовляются веками, в эпоху же их создания снимаются только зрелые плоды длительного и сложного процесса созревания». В конечном счете деятельность писателя, по мысли Бахтина, определяют длительно существующие, «могучие течения культуры (в Особенности низовые, народные)»[864].

Правомерно разграничить два значения слова «традиция» (от лат. traditio – передача, предание). Во-первых, это опора на прошлый опыт в виде его повторения и варьирования (здесь обычно используются слова «традиционность» и «традиционализм»). Такого рода традиции строго регламентированы и имеют форму обрядов, этикета, церемониала, неукоснительно соблюдаемых. Традиционализм был влиятелен в литературном творчестве на протяжении многих веков, вплоть до середины XVIII столетия, что особенно ярко сказывалось в преобладании канонических жанровых форм (см. с. 333–337). Позднее он утратил свою роль и стал восприниматься как помеха и тормоз для деятельности в сфере искусства: вошли в обиход Суждения о «гнете традиций», о традиции как «автоматизированном приеме» и т.п.

В изменившейся культурно-исторической ситуации, когда обрядово-регламентирующее начало заметно потеснилось как в общественной, так и в частной жизни людей, приобрело актуальность (это особенно ясно просматривается в XX в.) другое значение термина «традиция», под которой стали разуметь инициативное и творческое (активно-избирательное и обогащающее) наследование культурного (и, в частности, словесно-художественного) опыта, которое предполагает достраивание ценностей, составляющих достояние общества, народа, человечества.

Предметом наследования являются как выдающиеся памятники культуры (философии и науки, искусства и литературы), так и малозаметная «ткань жизни», насыщенная «творческими воздействиями», сохраняемая и обогащаемая от поколения к поколению[865]. Это – сфера верований, нравственных установок, форм поведения и сознания, стиля общения (не в последнюю очередь внутрисемейного), обиходной психологии, трудовых навыков и способов заполнения досуга, контактов с природой, речевой культуры, бытовых привычек. (353)

Органически усвоенная традиция (а именно в такой форме ей подобает существовать) становится для отдельных людей и их групп своего рода ориентиром, можно сказать, маяком, некой духовно-практической стратегией. Причастность традиции проявляется не только в виде ясно осознанной ориентации на определенного рода ценности, но и в формах стихийных, интуитивных, непреднамеренных. Мир традиций подобен воздуху, которым люди дышат, чаще всего не задумываясь о том, каким неоценимым благом они располагают. По мысли русского философа начала XX века В.Ф. Эрна, человечество существует благодаря свободному следованию традициям: «Свободная традиция lt;...gt; есть не что иное, как внутреннее метафизическое единство человечества»[866]. Позже в том же духе высказался И. Хейзинга: «Здоровый дух не боится брать с собой в дорогу весомый груз ценностей прошлого»[867].

Для литературы XIX–XX вв. неоспоримо важны традиции (естественно, прежде всего во втором значении слова) как народной культуры, в основном отечественной (о чем в Германии настойчиво говорили И. Гердер и гейдельбергские романтики), так и культуры образованного меньшинства (в большей степени международной). Эпоха романтизма осуществила синтез этих культурных традиций; произошло, по словам В.Ф. Одоевского, «слияние народности с общей образованностью»[868]. И этот сдвиг многое предопределил в позднейшей литературе, в том числе и современной.

Об огромном значении традиций (культурной памяти) как стимуле любого творчества наши ученые говорят весьма настойчиво. Они утверждают, что культуротворчество знаменуется прежде всего наследованием прошлых ценностей[869], что «творческое следование традиции предполагает поиск живого в старом, его продолжение, а не механическое подражание lt;...gt; отмершему»[870], что активная роль культурной памяти в порождении нового составляет веху в научном познании исторического и художественного процесса – этап, последовавший за господством гегельянства и позитивизма[871].

Культурное прошлое, так или иначе «приходящее» в произведения писателя, разнопланово. Это, во-первых, словесно-художест(354)венные средства, находившие применение и раньше, а также фрагменты предшествующих текстов (в облике реминисценций); во-вторых, мировоззрения, концепции) идеи, уже бытующие как во внехудожественной реальности, так и в литературе; и, наконец, в-третьих, формы внехудожественной культуры, которые во многом стимулируют и предопределяют формы литературного творчества (родовые и жанровые; предметно-изобразительные, композиционные, собственно речевые). Так, повествовательная форма эпических произведений порождена широко бытующим в реальной жизни людей рассказыванием о происшедшем ранее; обмен репликами между героями и хором в античной драме генетически соотносим с публичными началами жизни древних греков; плутовской роман – это порождение и художественное преломление авантюрности как особого рода жизненного поведения; расцвет психологизма в литературе последних полутора-двух столетий обусловлен активизацией рефлексии как феномена человеческого сознания, и тому подобное. О такого рода соответствиях между формами художественными и внехудожественными (жизненными) Ф. Шлейермахер говорил следующее: «Даже изобретатель новой формы изображения не полностью свободен в осуществлении своих намерений. Хотя от его воли и зависит, станет или не станет та или иная жизненная форма художественной формой его собственных произведений, он находится при создании нового в искусстве перед лицом власти его аналогов, которые уже наличествуют»[872]. Писатели, таким образом, независимо от их сознательных установок «обречены» опираться на те или иные формы жизни, ставшие культурной традицией. Особенно большое значение в литературной деятельности имеют традиции жанровые (см. с. 337–339).

Итак, понятие традиции при генетическом рассмотрении литературы (как в ее формально-структурной стороне, так и в глубинных содержательных аспектах) играет весьма ответственную роль. Однако в литературоведении XX в. (в основном авангардистски ориентированном) широко бытует и иное, противоположное представление о традиции, преемственности, культурной памяти – как неминуемо связанных с эпигонством и не имеющих касательства к подлинной, высокой литературе. По мнению Ю.Н. Тынянова, традиция–это «основное понятие старой истории литературы», которое «оказывается неправомерной абстракцией»: «говорить о преемственности приходится только при явлении школы, эпигонства, но не при явлениях литературной эволюции, принцип которой – борьба и смена»[873]. (355)

И поныне порой выражается мысль, что литературоведение не нуждается в этом понятии. «Следует отметить,–пишет М.О. Чудакова,–что одним из несомненных, наиболее очевидных следствий работы Тынянова и его единомышленников стала дискредитация неопределенного понятия «традиция», которое после их критической оценки повисло в воздухе и затем нашло себе пристанище в текстах, лежащих вне науки. Взамен ей явилась «цитата» (реминисценция) и «литературный подтекст» (преимущественно для поэтических текстов)»[874].

Подобного рода недоверие к слову «традиция» и тем глубоким смыслам, которые за ним стоят и в нем выражаются, восходит к безапелляционному «антитрадиционализму» Ф. Ницше и его последователей. Вспомним требования, которые предъявил людям герой поэмы-мифа «Так говорил Заратустра»: «Разбейте lt;...gt; старые скрижали»; «Я велел им (людям.– В.Х.) смеяться над их lt;...gt; святыми и поэтами»[875]. Воинственные антитрадиционалистские голоса раздаются и ныне. Вот не так давно прозвучавшая фраза, интерпретирующая 3. Фрейда в ницшеанском духе: «Выразить себя можно лишь раскритиковав самого сильного и близкого по духу из предшественников – убив отца, как велит (курсив мой.–В.Х.) Эдипов комплекс»[876]. Решительный антитрадиционализм в XX в. составил своего рода традицию, по-своему парадоксальную. Б. Гройс, считающий, что «Ницше сейчас остается непревзойденным ориентиром для современной мысли», утверждает: «lt;...gt; разрыв с традицией –это следование ей на ином уровне, ибо разрыв с образцами имеет свою традицию»[877]. С последней фразой трудно не согласиться.

Понятие традиции ныне является ареной серьезных расхождений и мировоззренческих противостояний, которые имеют к литературоведению самое прямое отношение.

Этим термином, во-первых, обозначается литературная жизнь определенной страны и эпохи (во всей совокупности ее явлений и фактов) и, во-вторых, многовековое развитие литературы в глобальном, все(356)мирном масштабе. Литературный процесс во втором значении слова (именно о нем пойдет речь далее) составляет предмет сравнительно-историческоголитературоведения[878].

§ 1. ДИНАМИКА И СТАБИЛЬНОСТЬ В СОСТАВЕ ВСЕМИРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Тот факт, что литературное творчество подвластно изменениям по мере движения истории, самоочевиден. Меньше обращает на себя внимание то, что литературная эволюция совершается на некой устойчивой, стабильной основе. В составе культуры (искусства и литературы – в частности) различимы явления индивидуализированные и динамичные – с одной стороны, с другой же – структуры универсальные, надвременные, статичные[879], нередко именуемые топикой (от др.-гр. topos – место, пространство). Топика у древних явилась одним из понятий логики (теории доказательств) и риторики (изучение «общих мест» в публичных выступлениях)[880]. В близкие нам эпохи это понятие пришло в литературоведение[881]. По словам А.М. Панченко, культура (в том числе словесно-художественная) «располагает запасом устойчивых форм, которые актуальны на всем ее протяжении», а потому правомерен и насущен «взгляд на искусство как на эволюционирующую топику»[882].

Топика разнородна. Неизменно присутствуют в литературном творчестве типы эмоциональной настроенности (возвышенное, трагическое, смех и т.п.), нравственно-философские проблемы (добро и зло, истина и красота), «вечные темы», сопряженные с мифопоэтическими смыслами, и, наконец, арсенал художественных форм, которые находят себе применение всегда и везде. Обозначенные нами константы всемирной литературы, т.е. топосы (их называют также общими местами –от лат. loci communes) составляют фонд преемственности, без которого литературный процесс был бы невозможен. Фонд литературной преемственности уходит своими корнями в долитературную архаику и от эпохи, к эпохе пополняется. О последнем с максимальной убедительностью свидетельствует опыт европейской романистики пос(357)ледних двух-трех столетий. Здесь упрочились новые топосы, связанные с художественным освоением внутреннего мира человека в его многоплановых связях с окружающей реальностью.

§ 2. СТАДИАЛЬНОСТЬ ЛИТЕРАТУРНОГО РАЗВИТИЯ

В литературоведении укоренено и никем не оспаривается представление о наличии моментов общности (повторяемости) в развитии литератур разных стран и народов, об едином ее «поступательном» движении в большом историческом времени. В статье «Будущее литературы как предмет изучения» Д.С. Лихачев говорит о неуклонном возрастании личного начала в литературном творчестве) об усилении его гуманистического характера, о нарастании реалистических тенденций и все большей свободе выбора форм писателями, а также об углублении историзма художественного сознания. «Историчность сознания, –утверждает ученый,–требует от человека осознания исторической относительности своего собственного сознания. Историчность связана с «самоотречением», со способностью ума понять собственную ограниченность»[883].

Стадии литературного процесса привычно мыслятся как соответствующие тем этапам истории человечества, которые с наибольшей отчетливостью и полнотой явили себя в странах западноевропейских и особенно ярко – в романских. В этой связи выделяются литературы древние, средневековые и –литературы Нового времени с их собственными этапами (вслед за Возрождением – барокко, классицизм, Просвещение с его сентименталистской ветвью, романтизм, наконец, реализм, с которым в XX в. сосуществует и успешно конкурирует модернизм).

Учеными в наибольшей степени уяснены стадиальные различия между литературами Нового времени и предшествовавшей им письменностью. Древняя и средневековая литературы характеризовались распространенностью произведений с внехудожественными функциями (религиозно-культовой и ритуальной, информативной и деловой и т.п.); широким бытованием анонимности; преобладанием устного словесного творчества над письменностью, которая прибегала более к записям устных преданий и ранее созданных текстов, нежели к «сочинительству». Важной чертой древних и средневековых литератур являлась также неустойчивость текстов, наличие в них причудливых сплавов «своего» и «чужого», а вследствие этого – «размытость» границ между оригинальной и переводной письменностью. В Новое же время литература эмансипируется в качестве явления собственно (358) художественного; письменность становится доминирующей формой словесного искусства; активизируется открытое индивидуальное авторство; литературное развитие обретает гораздо больший динамизм. Все это представляется бесспорным.

Сложнее обстоит дело с разграничением литератур древних и средневековых. Оно не составляет проблемы применительно к Западной Европе (древнегреческая и древнеримская античность принципиально отличаются от средневековой культуры более «северных» стран), но вызывает сомнения и споры при обращении к литературам иных, прежде всего восточных, регионов. Да и так называемая древнерусская литература была по сути письменностью средневекового типа.

Дискуссионен ключевой вопрос истории всемирной литературы: каковы географические границы Возрождения с его художественной культурой и, в частности, словесностью? Если Н.И. Конрад и ученые его школы считают Возрождение явлением глобальным, повторяющимся и варьирующимся не только в странах Запада, но и в восточных регионах[884], то и другие специалисты, тоже авторитетные, рассматривают Ренессанс как специфичное и уникальное явление западноевропейской (главным образом итальянской) культуры: «Всемирное значение итальянский Ренессанс приобрел не потому, что был самым типичным и наилучшим среди всех случившихся ренессансов, а потому, что других ренессансов не было. Этот оказался единственным»[885].

При этом современные ученые отходят от привычной апологетической оценки западноевропейского Возрождения, выявляют его двойственность. С одной стороны, Ренессанс обогатил культуру концепцией полной свободы и независимости личности, идеей безусловного доверия к творческим возможностям человека, с другой же стороны – возрожденческая «философия удачи питала lt;...gt; дух авантюризма и аморализма»[886].

Обсуждение проблемы географических границ Возрождения обнаружило недостаточность традиционной схемы мирового литературного процесса, которая ориентирована в основном на западноевропейский культурно-исторический опыт и отмечена ограниченностью, которую принято именовать «европоцентризмом». И ученые на протяжении двух-трех последних десятилетий (пальма первенства здесь принадле(359)жит С.С. Аверинцеву) выдвинули и обосновали концепцию, дополняющую и в какой-то степени пересматривающую привычные представления о стадиях литературного развития. Здесь в большей мере, чем раньше, учитываются, во-первых, специфика словесного искусства и, во-вторых, опыт неевропейских регионов и стран. В имеющей итоговый характер коллективной статье 1994 г. «Категории поэтики в смене литературных эпох» выделены и охарактеризованы три стадии всемирной литературы.

Первая стадия – это «архаический период», где безусловно влиятельна фольклорная традиция. Здесь преобладает мифопоэтическое художественное сознание и еще отсутствует рефлексия над словесным искусством, а потому нет ни литературной критики, ни теоретических штудий, ни художественно-творческих программ. Все это появляется лишь на второй стадии литературного процесса, начало которой положила литературная жизнь Древней Греции середины 1 тысячелетия до н.э. и которая продолжалась до середины XVIII в. Этот весьма длительный период отмечен преобладанием традиционализма художественного сознания и «поэтики стиля и жанра»: писатели ориентировались на заранее готовые формы речи, отвечавшие требованиям риторики (о ней см. с. 228–229), и были зависимы от жанровых канонов. В рамках этой второй стадии, в свою очередь, выделяются два этапа, рубежом между которыми явилось Возрождение (здесь, заметим, речь вдет по преимуществу об европейской художественной культуре). На втором из этих этапов, пришедшем на смену средневековью, литературное сознание делает шаг от безличного начала к личному (хотя еще в рамках традиционализма); литература в большей мере становится светской.

И, наконец, на третьей стадии, начавшейся с эпохи Просвещения и романтизма, на авансцену выдвигается «индивидуально-творческое художественное сознание». Отныне доминирует «поэтика автора», освободившегося от всевластия жанрово-стилевых предписаний риторики. Здесь литература, как никогда ранее, «предельно сближается с непосредственным и конкретным бытием человека, проникается его заботами, мыслями, чувствами, создается по его мерке»; наступает эпоха индивидуально-авторских стилей; литературный процесс теснейшим образом сопрягается «одновременно с личностью писателя и окружающей его действительностью»[887]. Все это имеет место в романтизме и в реализме XIX столетия, а в немалой мере и в модернизме нашего века. К этим явлениям литературного процесса мы и обратимся. (360)

§ 3. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОБЩНОСТИ (ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ СИСТЕМЫ) XIX – XX ВВ.

В XIX в. (особенно в его первой трети) развитие литературы шло под знаком романтизма, который противостоял классицистическому и просветительскому рационализму. Первоначально романтизм упрочился в Германии, получив глубокое теоретическое обоснование, и скоро распространился по европейскому континенту и за его пределами[888]. Именно это художественное движение знаменовало всемирно значимый сдвиг от традиционализма к поэтике автора.

Романтизм (в частности – немецкий) весьма неоднороден, что убедительно показано в ранних работах В.М. Жирмунского, которые оказали серьезнейшее воздействие на дальнейшее изучение этой художественной системы и по праву признаны литературоведческой классикой. Главным в романтическом движении начала XIX в. ученый считал не двоемирие и не переживание трагического разлада с реальностью (в духе Гофмана и Гейне), а представление об одухотворенности человеческого бытия, о его «пронизанности» божественным началом – мечту «о просветлении в Боге всей жизни, и всякой плати, и каждой индивидуальности»[889]. В то же время Жирмунский отмечал ограниченность раннего (иенского) романтизма, склонного к эйфории, не чуждого индивидуалистического своеволия, которое позже преодолевалось двумя путями. Первый –обращение к христианской аскетике средневекового типа («религиозное отречение»), второй –освоение насущных и благих связей человека с национально-исторической реальностью. Ученый положительно расценивал движение эстетической мысли от диады «личность–человечество (миропорядок)», смысл которой космополитичен, к свойственному гейдельбергским романтикам разумению огромной значимости посредующих звеньев между индивидуальным и универсальным, каковы «национальное сознание» и «своеобразные формы коллективной жизни отдельных народов»[890]. Устремленность гейдельбергцев к национально-культурному единению, их причастность историческому прошлому своей страны характеризовались Жирмунским в высоких поэтических тонах. Такова статья «Проблема эстетической культуры в произведениях гейдельбер(361)гских романтиков», написанная в необычной для автора полуэссейстской манере[891].

Вслед романтизму, наследуя его, а в чем-то и оспаривая, в XIX в. упрочилась новая литературно-художественная общность, обозначаемая словом реализм, которое имеет ряд значений, а потому небесспорно в качестве научного термина[892]. Сущность реализма применительно к литературе прошлого столетия (говоря о лучших ее образцах, нередко пользуются словосочетанием «классический реализм») и его место в литературном процессе осознаются по-разному. В период господства марксистской идеологии реализм непомерно возвышался в ущерб всему иному в искусстве и литературе. Он мыслился как художественное освоение общественно-исторической конкретики и воплощение идей социальной детерминированности, жесткой внешней обусловленности сознания и поведения людей («правдивое воспроизведение типичных характеров в типичных обстоятельствах», по Ф. Энгельсу[893]).

Ныне значимость реализма в составе литературы XIX–XX вв., напротив, нередко нивелируется, а то и отрицается вовсе. Само это понятие порой объявляется «дурным» на том основании, что его природа (будто бы!) состоит лишь в «социальном анализе» и «жизнеподобии»[894]. При этом литературный период между романтизмом и символизмом, привычно именуемый эпохой расцвета реализма, искусственно включается в сферу романтизма либо аттестуется как «эпоха романа».

Изгонять из литературоведения слово «реализм», снижая и дискредитируя его смысл, нет никаких оснований. Насущно иное: очищение этого термина от примитивных и вульгаризаторских напластований. Естественно считаться с традицией, согласно которой данным словом (или словосочетанием «классический реализм») обозначается богатый, многоплановый и вечно живой художественный опыт XIX столетия (в России – от Пушкина до Чехова).

Сущность классического реализма прошлого века – не в социально-критическом пафосе, хотя он и играл немалую роль, а прежде всего в широком освоении живых связей человека с его близким окружением: (362) «микросредой» в ее специфичности национальной, эпохальной, сословной, сугубо местной и т.п. Реализм (в отличие от романтизма с его мощной «байронической ветвью») склонен не к возвышению и идеализации героя, отчужденного от реальности, отпавшего от мира и ему надменно противостоящего, сколько к критике (и весьма суровой) уединенности его сознания. Действительность осознавалась писателями-реалистами как властно требующая от человека ответственной причастности ей.

При этом подлинный реализм («в высшем смысле», как выразился Ф.М. Достоевский) не только не исключает, но, напротив, предполагает интерес писателей к «большой современности», постановку и обсуждение нравственно-философских и религиозных проблем, уяснение связей человека с культурной традицией, судьбами народов и всего человечества, с вселенной и миропорядком. Обо всем этом неопровержимо свидетельствует творчество как всемирно прославленных русских писателей XIX в., так и их продолжателей в нашем столетии, каковы И.А. Бунин, М.А. Булгаков, А.А. Ахматова, М.М. Пришвин, Аре. А. Тарковский, А.И. Солженицын, Г.Н. Владимов, В.П. Астафьев, В.Г. Распутин. К классическому реализму из числа зарубежных писателей самое прямое отношение имеют не только О. де Бальзак, Ч. Диккенс, Г. Флобер, Э. Золя, но и Дж. Голсуорси, Т. Манн, У. Фолкнер.

По словам В.М. Марковича, отечественный классический реализм, осваивая социально-историческую конкретику, «едва ли не с такой же силой устремляется за пределы этой реальности – к «последним» сущностям общества, истории, человечества, вселенной», и в этом подобен как предшествовавшему романтизму, так и последующему символизму. В сферу реализма, заряжающего человека «энергией духовного максимализма», утверждает ученый, входят и сверхъестественное, и откровение, и религиозно-философская утопия, и миф, и мистериальное начало, так что «метания человеческой души получают lt;...gt; трансцендентный смысл», соотносятся с такими категориями, как «вечность, высшая справедливость, провиденциальная миссия России, конец света, царство Божие на земле»[895].

Добавим к этому: писатели-реалисты не уводят нас в экзотические дали и на безвоздушные мистериальные высоты, в мир отвлеченностей и абстракций, к чему нередко были склонны романтики (вспомним драматические поэмы Байрона). Универсальные начала человеческой реальности они обнаруживают в недрах «обыкновенной» жизни с ее бытом и «прозаической» повседневностью, которая несет людям и суровые испытания, и неоценимые блага. Так, Иван Карамазов, не(363)представимый без его трагических раздумий и «Великого Инквизитора», совершенно немыслим и вне его мучительно сложных взаимоотношений с Катериной Ивановной, отцом и братьями.

В XX в. с традиционным реализмом сосуществуют и взаимодействуют иные, новые литературные общности. Таков, в частности, социалистический реализм, агрессивно насаждавшийся политической властью в СССР, странах социалистического лагеря и распространившийся даже за их пределы. Произведения писателей, ориентировавшихся на принципы соцреализма, как правило, не возвышались над уровнем беллетристики (см. с. 132–137). Но в русле этого метода работали и такие яркие художники слова, как М. Горький и В.В. Маяковский, М.А. Шолохов и А.Т. Твардовский, а в какой-то мере и М. М. Пришвин с его исполненной противоречий «Осударевой дорогой». Литература социалистического реализма обычно опиралась на формы изображения жизни, характерные для классического реализма, но в своем существе противостояла творческим установкам и мироотношению большинства писателей XIX в. В 1930-е годы и позже настойчиво повторялось и варьировалось предложенное М. Горьким противопоставление двух стадий реалистического метода. Это, во-первых, характерный для XIX в. критический реализм, который, как считалось, отвергал наличествовавшее социальное бытие с его классовыми антагонизмами и, во-вторых, социалистический реализм, который утверждал вновь возникающую в XX в. реальность, постигал жизнь в ее революционном развитии к социализму и коммунизму[896].

На авансцену литературы и искусства в XX в. выдвинулся модернизм, органически выросший из культурных запросов своего времени. В отличие от классического реализма он наиболее ярко проявил себя не в прозе, а в поэзии. Черты модернизма –максимально открытое и свободное самораскрытие авторов, их настойчивое стремление обновить художественный язык, сосредоточенность более на универсальном и культурно -исторически далеком, нежели на близкой реальности. Всем этим модернизм ближе романтизму, чем классическому реализму. Вместе с тем в сферу модернистской литературы настойчиво вторгаются начала, сродные опыту писателей-классиков XIX столетия. Яркие примеры тому –творчество Вл. Ходасевича (в особенности его «послепушкинские» белые пятистопные ямбы: «Обезьяна», «2-го ноября», «Дом», «Музыка» и др.) и А. Ахматовой с ее «Реквиемом» и «Поэмой без героя», в которой сформировавшая ее как поэта предвоенная литературно-художественная среда подана сурово- критично, как средоточие трагических заблуждений.

Модернизм крайне неоднороден. Он заявил себя в ряде направле(364)ний и школ, особенно многочисленных в начале столетия, среди которых первое место (не только хронологически, но и по сыгранной им роли в искусстве и культуре) по праву принадлежит символизму, прежде всего французскому и русскому. Неудивительно, что пришедшая ему на смену литература именуется постсимволизмом, который ныне стал предметом пристального внимания ученых (акмеизм, футуризм и иные литературные течения и школы)[897].

В составе модернизма, во многом определившего лицо литературы XX в„ правомерно выделить две тенденции, тесно между собой соприкасающиеся, но в то же время разнонаправленные. Таковы авангардизм, переживший свою «пиковую» точку в футуризме, и (пользуясь термином В. И. Тюпы) неотрадиционализм: «Могущественное противостояние этих духовных сил создает то продуктивное напряжение творческой рефлексии, то поле тяготения, в котором так или иначе располагаются все более или менее значительные явления искусства XX века. Такое напряжение нередко обнаруживается внутри самих произведений, поэтому провести однозначную демаркационную линию между авангардистами и неотрадиционалистами едва ли возможно. Суть художественной парадигмы нашего века, по всей видимости, в неслиянности и нераздельности образующих это противостояние моментов»[898]. Как ярких представителей неотрадиционализма автор называет Т. С. Элиота, О.Э. Мандельштама, А.А. Ахматову, Б.Л. Пастернака, И.А. Бродского.

Сравнительно-историческое изучение литературы разных эпох (не исключая современной), как видно, с неотразимой убедительностью обнаруживает черты сходства литератур разных стран и регионов. На основе подобных штудий порой делался вывод о том, что «по своей природе» литературные феномены разных народов и стран «едины»[899]. Однако единство всемирного литературного процесса отнюдь не знаменует его однокачественности, тем более–тождества литератур разных регионов и стран. Во всемирной литературе глубоко значимы не только повторяемость явлений, но и их региональная, государственная и национальная неповторимость. К этой грани литературной жизни человечества мы и перейдем. (365)

§ 4. РЕГИОНАЛЬНАЯ И НАЦИОНАЛЬНАЯ СПЕЦИФИКА ЛИТЕРАТУРЫ

Глубинные, сущностные различия между культурами (и, в частности, литературами) стран Западай Востока, этих двух великих регионов, самоочевидны. Оригинальными и самобытными чертами обладают латиноамериканские страны, ближневосточный регион, дальневосточные культуры, а также Западная и Восточная (по преимуществу славянская) части Европы. Принадлежащие западноевропейскому региону национальные литературы, в свою очередь, заметно друг от друга отличаются. Так, трудно представить себе, скажем, нечто подобное «Посмертным запискам Пиквикского клуба» Ч. Диккенса, появившимся на немецкой почве, а что-то сродни «Волшебной горе» Т. Манна –во Франции.

Культура человечества, включая ее художественную сторону, не унитарна, не однокачественно-космополитична, не «унисонна». Она имеет симфонический характер[900]: каждой национальной культуре с ее самобытными чертами принадлежит роль определенного инструмента, необходимого для полноценного звучания оркестра[901].

Для понимания культуры человечества и, в частности, всемирного литературного процесса насущно понятие немеханического целого, составляющие которого, по словам современного востоковеда, «не подобны друг другу, они всегда уникальны, индивидуальны, незаменимы и независимы». Поэтому культуры (стран, народов, регионов) всегда соотносятся как дополняющие: «Культура, уподобившаяся другой, исчезает за ненадобностью»[902]. Та же мысль применительно к писательскому творчеству была высказана Б. Г. Реизовым: «Национальные литературы живут общей жизнью только потому, что они не похожи одна на другую»[903].

Все это обусловливает специфичность эволюции литератур разных народов, стран, регионов. Западная Европа на протяжении последних пяти-шести столетий обнаружила беспрецедентный в истории человечества динамизм культурно-художественной жизни; эволюция же дру(366)гих регионов сопряжена со значительно большей стабильностью. Но как ни разнообразны пути и темпы развития отдельных литератур, все они перемещаются от эпохи к эпохе в одном направлении: проходят те стадии, о которых мы говорили.

§ 5. МЕЖДУНАРОДНЫЕ ЛИТЕРАТУРНЫЕ СВЯЗИ

Симфоническое единство, о котором шла речь, обеспечивается всемирной литературе прежде всего единым фондом преемственности (о топике см. с. 356–357), а также общностью стадий развития (от архаической мифопоэтики и жесткого традиционализма к свободному выявлению авторской индивидуальности). Начала сущностной близости между литературами разных стран и эпох именуют типологическими схождениями, или конвенгенциями. Наряду с последними объединяющую роль в литературном процессе играют международные литературные связи (контакты: влияния и заимствования)[904].

Влиянием принято называть воздействие на литературное творчество предшествующих мировоззрений, идей, художественных принципов (по преимуществу идейное влияние Руссо на Л.Н. Толстого; преломление жанрово-стилевых особенностей байроновских поэм в романтических поэмах Пушкина). Заимствование же – это использование писателем (в одних случаях–пассивное и механическое, в других – творчески-инициативное) единичных сюжетов, мотивов, текстовых фрагментов, речевых оборотов и т.п. Заимствования, как правило, воплощаются в реминисценциях, о которых шла речь выше (см. с. 253–259).

Воздействие на писателей литературного опыта других стран и народов, как отмечал еще А.Н. Веселовский (полемизируя с традиционной компаративистикой), «предполагает в воспринимающем не пустое место, а встречные течения, сходное направление мышления, аналогические образы фантазии»[905]. Плодотворные влияния и заимствования «извне» являют собой созидательно-творческий контакт разных, во многом не похожих друг на друга литератур. По мысли Б. Г. Реизова, международные литературные связи (в наиболее значительных своих проявлениях), «стимулируя развитие lt;...gt; литератур lt;...gt; развивают их национальное своеобразие»[906].

Вместе с тем на крутых поворотах исторического развития интен(367)сивное приобщение той или иной литературы к инонациональному, дотоле чужому художественному опыту порой таит в себе опасность подчинения чужеземным влияниям, угрозу культурно-художественной ассимиляции. Для мировой художественной культуры насущны широкие и многоплановые контакты между литературами разных стран и народов (о чем говорил Гете)[907], но вместе с тем неблагоприятен «культурный гегемонизм» литератур, имеющих репутацию всемирно значимых. Легкое «перешагивание» национальной литературы через собственный культурный опыт к чужому, воспринимаемому как нечто высшее и всеобщее, чревато отрицательными последствиями. «На вершинах культурного творчества», по словам философа и культуролога Н.С. Арсеньева, имеет место «соединение духовной открытости с духовной укорененностью»[908].

Едва ли не самое масштабное явление в области международных литературных связей Нового времени – интенсивное воздействие западноевропейского опыта на иные регионы (Восточная Европа и неевропейские страны и народы). Этот всемирно значимый культурный феномен, именуемый европеизацией, или вестернизацией, или модернизацией, истолковывается и оценивается по-разному, становясь предметом нескончаемых дискуссий и споров.

Современные ученые обращают пристальное внимание как на кризисные и даже негативные стороны европеизации, так и на ее позитивную значимость для «незападноевропейских» культур и литератур. В этой связи весьма представительна статья «Некоторые особенности литературного процесса на Востоке» (1972) Г.С. Померанца, одного из ярких современных культурологов. По словам ученого, привычные для западноевропейских стран представления на «неевропейской почве» деформируются; в результате копирования чужого опыта возникает «духовный хаос». Следствием модернизации является «анклавность» (очаговость) культуры: упрочиваются «островки» нового по чужому образцу, контрастирующие с традиционным и устойчивым миром большинства, так что нация и государство рискуют утратить цельность. И в связи со всем этим происходит раскол в области общественной мысли: возникает противостояние западников (вестернизаторов-просветителей) и этнофилов (почвенников-романтиков) – хранителей отечественных традиций, которые вынуждены защищаться от размывания национальной жизни «бесцветным космополитизмом». (368)

Перспективу преодоления подобных конфликтов Г.С. Померанц усматривает в осознании «средним европейцем» ценностей культур Востока[909]. И расценивает вестернизацию как глубоко позитивное явление мировой культуры.

Во многом сходные мысли значительно ранее (и с большей мерой критичности к европоцентризму) были высказаны в книге известного филолога и культуролога Н.С. Трубецкого «Европа и человечество» (1920). Отдавая дань уважения романо-германской культуре и отмечая ее всемирное значение, ученый вместе с тем подчеркивал, что она далеко не тождественна культуре всего человечества, что полное приобщение целого народа к культурен, созданной другим народом,– дело в принципе невозможное и что смесь культур опасна. Европеизация же идет сверху вниз и затрагивает лишь часть народа, а потому в ее результате культурные слои обособляются друг от друга и усиливается классовая борьба. В связи с этим приобщение народов к европейской культуре осуществляется поспешно: скачущая эволюция «растрачивает национальные силы». И делается жесткий вывод: «Одним из самых тяжелых последствий европеизации является уничтожение национального единства, расчленение национального тела народа»[910]. Заметим, что важна также другая, позитивная сторона приобщения ряда регионов к западноевропейской культуре: перспектива органического соединения начал исконных, почвенных – и усвоенных извне. О ней хорошо сказал Г.Д. Гачев. В истории незападноевропейских литератур, отмечал он, имели место моменты и этапы, когда осуществлялось их «энергичное, порой насильственное подтягивание под современный европейский образ жизни, что на первых порах не могло не привести к известной денационализации жизни и литературы». Но со временем испытавшая сильное иноземное влияние культура, как правило, «обнаруживает свою национальную содержательность, упругость, сознательное, критическое отношение и отбор чужеземного материала»[911].

О такого рода культурном синтезе применительно к России XIX в. писал Н.С. Арсеньев: освоение западноевропейского опыта шло здесь по нарастающей, «рука об руку с необычайным подъемом национального самосознания, с кипением творческих сил, поднимавшихся из глубин народной жизни lt;...gt; Лучшее в русской культурной и духовной жизни родилось отсюда»[912]. Высший результат культурного синтеза (369) ученый усматривает в творчестве Пушкина и Тютчева, Л.Н. Толстого и А. К. Толстого. Нечто аналогичное в XVII–XIX вв. наблюдалось и в других славянских литературах) где, по словам А.В. Липатова, имели место «взаимопереплетение» и «соединение» элементов литературных направлений, пришедших с Запада, с «традициями местной письменности и культуры», что знаменовало «пробуждение национального самосознания, возрождение национальной культуры и создание национальной словесности современного типа»[913].

Международные связи (культурно-художественные и собственно литературные), как видно, составляют (наряду с типологическими схождениями) важнейший фактор становления и упрочения симфонического единства региональных и национальных литератур.

§ 6. ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ И ТЕРМИНЫ ТЕОРИИ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА

При сравнительно-историческом изучении литературы оказываются весьма серьезными и трудно разрешимыми вопросы терминологии. Традиционно выделяемые международные литературные общности (барокко, классицизм, Просвещение и т.д.) называют то литературными течениями, то литературными направлениями, то художественными системами. При этом термины «литературное течение» и «литературное направление» порой наполняются и более узким, конкретным смыслом. Так, в работах Г.Н. Поспелова литературные течения–это преломление в творчестве писателей и поэтов определенных общественных взглядов (миросозерцаний, идеологий), а направления–это писательские группировки, возникающие на основе общности эстетических воззрений и определенных программ художественной деятельности (выраженных в трактатах, манифестах, лозунгах)[914]. Течения и направления в этом значении слов – это факты отдельных национальных литератур, но не международные общности.

Международные литературные общности (художественные системы, как их называл И.Ф. Волков) четких хронологических рамок не имеют: нередко в одну и ту же эпоху сосуществуют различные литературные и общехудожественные «направления», что серьезно затрудняет их системное, логически упорядоченное рассмотрение. Б.Г. Реизов писал: «Какой-нибудь крупный писатель эпохи романтизма может быть классиком (классицистом.– В.Х.) или критическим реалистом, (370) писатель эпохи реализма может быть романтиком или натуралистом»[915]. Литературный процесс данной страны и данной эпохи к тому же не сводится к сосуществованию литературных течений и направлений. М.М. Бахтин резонно предостерегал ученых от «сведения» литературы того или иного периода «к поверхностной борьбе литературных направлений». При узко направленческом подходе к литературе, отмечает ученый, наиболее важные ее аспекты, «определяющие творчество писателей, остаются не раскрытыми»[916]. (Напомним, что «главными героями» литературного процесса Бахтин считал жанры.)

Литературная жизнь XX столетия подтверждает эти соображения: многие крупные писатели (М.А. Булгаков, А.П. Платонов) осуществляли свои творческие задачи, находясь в стороне от современных им литературных группировок. Заслуживает пристального внимания гипотеза Д.С. Лихачева, согласно которой убыстрение темпа смены направлений в литературе нашего века – это «выразительный знак их приближающегося конца»[917]. Смена Международных литературных течений (художественных систем), как видно, далеко не исчерпывает существа литературного процесса (ни западноевропейского, ни тем более всемирного). Не было, строго говоря, эпох Возрождения, барокко, Просвещения и т.п., но имели место в истории искусства и литературы периоды, ознаменовавшиеся заметной и подчас решающей значимостью соответствующих начал. Немыслимо полное тождество литературы той или иной хронологической полосы с какой-нибудь одной миросозерцательно-художественной тенденцией, пусть даже и первостепенно значимой в данное время. Терминами «литературное течение», или «направление», или «художественная система» поэтому подобает оперировать осторожно. Суждения о смене течений и направлений – это не «отмычка» к закономерностям литературного процесса, а лишь очень приблизительная его схематизация (даже применительно к западноевропейской литературе, не говоря уж о художественной словесности иных стран и регионов).

При изучении литературного процесса ученые опираются и на другие теоретические понятия, в частности – метода и стиля. На протяжении ряда десятилетий (начиная с 1930-х годов) на авансцену нашего литературоведения выдвигается термин творческий метод в качестве характеристики литературы как познания (освоения) социальной жизни. Сменяющие друг друга течения и направления рассматривались как отмеченные большей или меньшей мерой присутствия в них реализма. Так, И.Ф. Волков анализировал художественные системы (371) главным образом со стороны лежащего в их основе творческого метода[918].

Богатую традицию имеет рассмотрение литературы и ее эволюции в аспекте стиля, понимаемого весьма широко, в качестве устойчивого комплекса формально-художественных свойств (понятие художественного стиля разрабатывалось И. Винкельманом, Гете, Гегелем; оно приковывает к себе внимание ученых и нашего столетий[919]). Международные литературные общности Д.С. Лихачев называют «великими стилями», разграничивая в их составе первичные (тяготеющие к простоте и правдоподобию) и вторичные (более декоративные, формализованные, условные). Многовековой литературный процесс ученый рассматривает как некое колебательное движение между–стилями первичными (более длительными) и вторичными (кратковременными). К первым он относит .романский стиль, ренессанс, классицизм, реализм; ко вторым – готику, барокко, романтизм[920].

На протяжении последних лет изучение литературного процесса в глобальном масштабе все явственнее вырисовывается как разработка исторической поэтики. (О значениях термина «поэтика» см. с. 143– 145.) Предмет этой научной дисциплины, существующей в составе сравнительно-исторического литературоведения,– эволюция словесно-художественных форм (обладающих содержательностью), а также творческих принципов писателей: их эстетических установок и художественного миросозерцания.

Основоположник и создатель исторической поэтики А.Н. Веселовский определил ее предмет следующими словами: «эволюция поэтического сознания и его форм»[921] Последние десятилетия своей жизни ученый посвятил разработке этой научной дисциплины («Три главы из исторической поэтики», статьи об эпитете, эпических повторениях, психологическом параллелизме, незавершенное исследование «Поэтика сюжетов»). Впоследствии закономерности эволюции литературных форм обсуждались представителями формальной школы («О литературной эволюции» и другие статьи Ю.Н. Тынянова). В русле традиций Веселовского работал М.М. Бахтин [таковы его работы о Рабле и хронотопе («Формы времени и хронотопа в романе»); последняя имеет подзаголовок «очерки по исторической поэтике»]. В 1980-е (372) годы разработка исторической поэтики становится все более активной[922].

Перед современными учеными стоит задача создания монументальных исследований по исторической поэтике: предстоит конструктивно (с учетом богатого опыта XX в., как художественного, так и научного) продолжить работу, начатую столетие назад А.Н. Веселовским. Итоговый труд по исторической поэтике правомерно представить в виде истории всемирной литературы, которая не будет иметь хронологически-описательной формы (от эпохи к эпохе, от страны к стране, от писателя к писателю, какова недавно завершенная восьмитомная «История всемирной литературы»). Этот монументальный труд, вероятно, явит собою исследование, последовательно структурированное на основе понятий теоретической поэтики и суммирующее многовековой литературно-художественный опыт разных народов, стран, регионов.

[1] См.: Манн Ю.В. Литературоведение//Литературный энциклопедический словарь./Под ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. М., 1987.

2 Прозоров В.В. О составляющих современного литературоведения//Филология. Саратов, 1996. С, 28.

[3] См. указания на соответствующую научную литературу в: Литературный энциклопедический словарь (статьи: «Библиография», «Источниковедение», «Текстология»).

[4] Фарыно Е. Введение в литературоведение. В 3 ч. Катовице, 1978. Ч. 1. С. 29.

[5] Веселовский А.Н. Мелкие заметки к былинам. XVI // Журнал министерства народного просвещения. 1890. Март. С.29.

[6] Веселовский А.Н. Сравнительная мифология и ее метод// Веселовскч1й А.Н. Собр. соч. М.; Л., 1938. Т. 16. С. 86.

[7] Неизданная глава из «Исторической поэтики» А.Н. Веселовского// Русская литература. 1959. № 3. С. 118.

[8] История литературоведения как таковая сколько-нибудь развернуто нами не рассматривается. Ей посвящены специальные работы. См.: Николаев П.А., Курилов А. С., Гришунин АЛ. История русского литературоведения. М., 1980; Косиков Г.К. Зарубежное литературоведение и теоретические проблемы науки о литературе// Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. М., 1987. Суммирующее освещение судеб отечественного теоретического литературоведения XX в., хочется надеяться, будет предпринято в ближайшие годы.

[9] Сапаров М.А. Понимание художественного произведения и терминология литературоведения// Взаимодействие наук при изучении литературы. Л., 1981. С. 235.

[10] См.: Григорьев В.П. Терминология литературоведческая // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1972. Т.9; Мейлах Б.С. Терминология в изучении художественной литературы. Новая ситуация и исконные проблемы// Вопр. Литературы.1981: № 1. С. 158.

[11] Михайлов А.В. О некоторых проблемах современной теории литературы// Известия/ РАН. Отд. литературы и языка. 1994. № 1. С. 21.

[12] См.: Чудаков А.П. Терминология литературоведческая// Литературный энциклопедический словарь.

[13] Мысль о том, что вузовским пособиям по теории литературы подобает ориентироваться по преимуществу на опыт «вненаправленческого» литературоведения, обоснована в статье: Хализев В.Е. Вузовская теория литературы: вчера, сегодня, завтра// Вестник/ МГУ. Серия 9. Филология. 1992. № 6.

[14] См.: Kayser W. Das sprachliche Kunstwerk. Eine Einfuhrung in die Literaturwissenschaft. Bern, 1948; Уэллек Р. и Уоррен О. Теория литературы/ Пер. с англ. М., 1978; Маркович Г. Основные проблемы науки о литературе/ Пер. с пол. М., 1980; Фарыно Е. Введение в литературоведение. 2-е изд., перераб. и доп. Варшава, 1991.

[15] См.: Хрестоматия по теоретическому литературоведению. I/ Изд. подгот. И. Чернов. Тарту, 1976; Хрестоматия по теории литературы/ Сост. Л.Н. Осьмакова; Вступ. ст. ПА. Николаева. М., 1982; Поэтика. Труды русских и советских поэтических школ/ Сост. Д. Кирай, А. Ковач. Budapest, 1982; Введение в литературоведение: Хрестоматия/ Под. ред. П.А. Николаева. 3-е изд., испр. и доп. М., 1997.

[16] См.: Литературный энциклопедический словарь. М., 1987; Современное зарубежное литературоведение. Страны Западной Европы и США: Концепции, школы, термины/ Сост. И.П. Ильин, ЕА. Цурганова. М., 1996.

[17] Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. М., 1968. Т. 1. С. 51.

[18] См.: Татаркевич В. Дефиниция искусства //Вопр. философии. 1973. № 5.

[19] См.: Фарыно Е. Введение в литературоведение. Варшава, 1991. С. 56. О подобных суждениях других зарубежных теоретиков см.: Гущина В.А. Модернизм и аналитическая эстетика //Вопр. философии. 1983. № 3.

[20] Тюпа В.И. Художественность литературного произведения. Красноярск, 1987.

[21] Альберти Л.Б. Десять книг о зодчестве: В 2 т. М., 1935. Т.1. С.178.

[22] Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития. М., 1992. НЛ. С. 311; см. там же с. 437–438 (эстетическое в понимании Плотина).

[23] См.: Шестаков В.П. Эстетические категории: Опыт систематического и исторического исследования. М., 1983. С. 51–61.

[24] См.: Бычков В.В. Эстетика отцов церкви. Апологеты. Блаженный Августин. М., 1995. С. 361–369, 394^31.

[25] Эстетика света имела место уже в античности. В ее основе лежало представление о солнце и огне: «Все умопостигаемое и умозрительное, все эстетическое и прекрасное квалифицируется у Платона как светлое, яркое, блестящее и максимально ясное. Высшая идея сущего есть солнце» (Лосев А.Ф. История античной эстетики: Софисты. Сократ. Платон. М., 1969. С.430).

[26] См.: Кузанский Н. О красоте// Эстетика Ренессанса: В 2 т. М., 1981. Т.1. С.117.

[27] Кузанский Н. О даре Отца светов // Кузанский Н. Соч.: В 2 т. М., 1979. Т.1. С. 326–330.

[28] Соловьев Вл.С. Красота в природе// Соловьев Вл.С. Соч.: В 2 т. 2-е изд. М., 1990. Т.2: С. 364–365.

[29] Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 1. С. 119; М., 1973. Т. 4. С. 221. В подобном роде выказывались и русские философы. Так, Вл. Соловьев утверждал, что красота имеет «общее онтологическое основание» и является «чувственным воплощением одной абсолютно объективной всеединой истины» (Соловьев Вл.С. Красота в природе. С. 388).

[30] Кант И. Критика способности суждения. М., 1994. С. 91, 93, 96, 98–99. 19

[31] Кант И. Критика способности суждения. С. 131.

[32] Шиллер Ф. О возвышенном (к дальнейшему развитию некоторых идей Канта)// Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М., 1957. Т. 6. С. 186.

[33] См.: Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки// Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т.1. § 16, 25.

[34] Ницше Ф. Так говорил Заратустра// Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 88.

[35] Винкельман И. Избранные произведения и письма. М.; Л., 1935. С. 109–110.

[36] Кучиньская А. Прекрасное. Миф и действительность. М., 1977. С. 79, 121–122, 155–156.

[37] Трубецкой Е.Н. Философия Ницше. М., 1904. С.'49.

[38] Новый мир. 1993. № 9. С. 195–196.

[39] См.:Хализев В.Е. Наследие М.М. Бахтина и классическое видение мира// Филологические науки. 1991. № 5.

[40] Соловьев Вл.С. Общий смысл искусства// Соловьев Вл.С. Соч.: В 2 т. Т.2. С.392.

[41] Лосский Н.О. Мир как органическое целое (1915)// Лосский Н.О. Избранное. М., 1991. С. 390.

[42] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С.361.

[43] Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. С.570–571, 266, 302.

[44] Кант И. Критика способности суждения. С. 179, 87, 97.

[45] Чернышевский Н.Г. Избранные эстетические произведения. М., 1978. С. 68.

[46] См.: Ингарден Р. Исследования по эстетике. М., 1962. С. 133–135.

[47] См.: Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. М., 1994. Йamp;–-39, 53.

[48] См.: Мукаржовский Я. Структуральная поэтика. М., 1996. С. 44–49.

[49] См.:Бердсли М. Эстетическая точка зрения// Американская философия тва. Екатеринбург, 1997. С. 178, 175.

[50] Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. Киев, 1994. С. 281, 59–60. О том же в несколько иной вариации. См.Мейер А.А. Эстетический подход (1927)//Мейер А.А. Философские соч. Рагв, 1982.

[51] Плеханов Г.В. Письма без адреса// Плеханов Г.В. Искусство и литература. М., 1948. С.108.

[52] Арсеньев Н.С. О красоте в мире. Мадрид, 1974. С. 44, 9,139; его же. Преображение фа и жизни. Нью-Йорк, 1959. С. 44.

[53] Шиллер Ф. Письма об эстетическом воспитании// Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. ?б. С. 307 (см.: Письма 15–21).

[54] Гегель Г.В. Эстетика: В 4 т. Т. 1. С. 123.

[55] См.: Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. М., 1956. С. 593.

[56] Мейер А.А. Эстетический подход (1927) // Мейер АА. Философские соч. Рагй, 1982. С. 103.

[57] Бердсли М. Эстетическая точка зрения. С. 143, 178,142.

[58] Бычков В.В. Русская средневековая эстетика XI–XVII веков. М., 1992. С. 127.

[59] Шеллинг Ф.В. Философия искусства. М., 1996. С. 84. В подобном же духе – следующее высказывание: «Звать надо не к морали, а к красоте lt;...gt; Тут более любви и конкретности» (Ухтомский А.А. Интуиция совести. СПб., 1996. С. 393).

[60] Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. С. 25.

[61] Манн Т. Философия Ницше в свете нашего опыта // Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. ,'Т. 10. С. 385. См. также: Федотов Т.П. Борьба за искусство// Вопр, литературы. 1990. №2.

[62] Киркегор-С. Наслаждение и долг. СПб., 1894. С. 236. 2

[63] См.: Современное зарубежное литературоведение. Страны Западной Европы и США: Концепции, школы, термины. М., 1996. С. 255–257, 268–271, 290–293.

[64] Подробнее об эстетизме и основных звеньях его истории см.: Гайденко П.П. Порыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М., 1997. С. 79–203.

[65] См.: Бычков В.В. Эстетика отцов церкви... С. 201–214.

[66] Толстой Л.Н. Что такое искусство? М., 1985. С. 180.

[67] Виноградов И.И. По живому следу. Духовные искания русской классики: Литературно-критические статьи. М., 1987. С. 66.

[68] Булгаков С.Н. Религия человекобожия в русской революции (1908)// Новый мир. 1989. № 10. С. 223.

[69] Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. С. 23.

[70] Толстой Л.Н. Что такое искусство? С. 166.

[71] Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. М., 1965. С. 154–159.

[72] Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. С. 131.

[73] Булгаков С.Н. Искусство и теургия// Русская мысль. 1916. № 12. С. 18.

[74] Аристотель. Поэтика// Аристотель и античная литература. М., 1978. С. 116.

[75] Там же. С. 126. Теория подражания древних изложена и интерпретирована в: ЛосевА.Ф. История античной эстетики: Высокая классика. М., 1974. С. 32–56; его же. История античной эстетики: Аристотель и поздняя классика. М., 1975. С. 402–417.

[76] См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики: Аристотель и поздняя классика. С.417.

[77] Кант И. Критика способности суждения. С. 182.

[78] См.: Бычков В.В. Формирование византийской эстетики// Культура Византии: IV – первая половина VII. М., 1984. С. 526–528.

[79] Гегель Г.Ф. Эстетика: В 4 т. 1969. Т. 2. С. 16. См. также: Лосев А.Ф. Проблема ста и реалистическое искусство. М., 1976. С. 130–132.

[80] См.: Мандельштам О.Э. Утро акмеизма// Мандельштам О.Э. Слово и культура. |.. 1987. С. 168–172.

[81] См.: Пушкин А.С. Мысли о литературе. М., 1988. С. 339–340.

[82] См.: Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья ^Ренессанса. М., 1990. С. 129. О том же см.: Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. С. 156–162 («Символ и тип»).

[83] Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение. Нижний Новгород, 1997. С. 33–34 (разд. «Характер и тип»).

[84] Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1953. Т. 3. С. 53.

[85] См.: Поспелов Г.Н. Искусство и эстетика. М., 1984. С. 81–82.

[86] См.: Михайлов А.В. Проблема характера в искусстве: живопись, скульптура, музыка// Михайлов А.В. Языки культуры: Учеб. пособие по культурологии. М., 1997.

[87] Главная задача художника – «передать характер, преобладающий в предмете» и шлющий его "идею"» (Тэн И. Философия искусства. М., 1996. С. 26–27).

[88] Роден О. Сборник статей о творчестве. М., 1960. С. 13.

[89] Переверзев В. Ф. Проблемы марксистского литературоведения// Литература и марксизм. 1929. Кн. 2. С. 8, 20. См также: Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. 1315–231.

[90] См.: Бочаров С.Г. Характеры и обстоятельства// Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер. М., 1962. С. 312–321.

[91] Грехнев В.А. Словесный образ и художественное произведение. С. 33.

[92] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 323–324.

[93] Пришвин М.М. Дневники. 1920–1922. М., 1995. С. 190.

[94] См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития. Кн. 1. С. 277,503–508.

[95] См.: Боткин Л.М: Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М., 1989. С. 232--233.

[96] Белецкий А.И. В мастерской художника слова. М., 1989. С. 60–61.

[97] Лихачев Д.С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого конец ХIV– начало XV в.). М.; Л., 1962. С. 64.

[98] Гессе Г. Избранное. М., 1977. С. 260.

[99] Жирмунский В.М. Задачи поэтики (1919, 1923)// Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 30.

[100] Ручьевская Е.А. Функции музыкальной темы. Л., 1977. С. 5, 8.

[101] Томашевский Б.В. Поэтика. М., 1996. С. 71. О соотнесенности понятий «тема» и ив» см. также: Лотман Ю.М. Тема карт и карточной игры в русской литературе яа XIX века // Ученые записки / Тартуского гос. ун-та. Вып. 365. Тарту, 1975. ГЧ20–121, 142 (прим.).

[102] Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика (1925). М., 1996. С. 176–178.

[103] Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. К понятиям «тема» и «поэтический мир»// Ученые записки/ Тартуского гос. ун-та. Вып. 365. Тарту, 1975. С. 150.

[104] См., например: Поспелов Т.Н. Эстетическое и художественное. С. 215–231.

[105] Гиршман М.М. Избранные статьи. Художественная целостность. Ритм. Стиль. Диалогическое мышление. Донецк, 1996. С. 11.

[106] По мысли Шеллинга, «вечные мифы» творятся большими поэтами (Данте, Шекспир, Сервантес, Гете) всех эпох: «Всякий великий поэт призван превратить в нечто целое открывающуюся ему часть мира и из его материала создать собственную мифологию» (Шеллинг В.Ф. Философия искусства. С. 147).

[107] Всемирный резонанс имела работа Н. Фрая, где утверждалось, что ритуально-мифологические архетипы составляют основу писательского творчества, определяя облик едва ли не всех литературных жанров (Frye N. Аnаtomyу оf criticism. Princeton, 1957). Русский перевод см. в: Зарубежная эстетика и теория литературы XIX?XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. М., 1987. Из числа отечественных работ о «вечных темах» литературы назовем: Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994.

[108] См., напр.: Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. Избранное. М., 1995.

[109] Максимов Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока. Предварительные замечания// Максимов Д.Е. Русские поэты начала века. Л., 1986. С. 201.

[110] См.: Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы, 3-е изд. М., 1979. С. 80–102.

[111] См.: Дайкинк Э.О. Национальное в литературе (1847)//Эстетика американского романтизма. М„ 1977. С. 373, 375.

[112] Унамуно М. де. Избранное: В 2 т. Л., 1981. Т. 2. С. 318–319.

[113] См.: Михайлов А.В. «Западно-восточный диван» Гете: Смысл и форма// Гете И.В. Западно-восточный диван. М., 1988. С. 667–671.

[114] См.: Кормилов С.И. К общей теории художественно-исторической литературы// Филологические науки. 1979. № 4.

[115] Ходасевич Вл.Ф. Собр. соч.: В 4 т. М., 1997. Т. 3. С. 371.

[116] Тэн И. Философия искусства. М., 1996. С. 30.

[117] Жирмунский В.М. Преодолевшие символизм// Русская мысль. 1916. № 12. С. 56. Сходные мысли были высказаны АА. Блоком в статье «Без божества, без вдохновенья» и Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 6. С. 177, 183–184.)

[118] См.: Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1979. С. 182.

[119] Не удивительно, что процитированные слова В.М. Жирмунского, опирающиеся на художественный опыт и эстетическую мысль XIX в., в эту весьма длительную пору (от 1920-х до 1970-х годов включительно) оказались «не ко двору». Далеко не случайно они были исключены из последующих изданий статьи «Преодолевшие символизм» (1928 и 1973).

[120] Шмидт С.О. Путь историка: Избранные труды по источниковедению и историографии. М., 1997. С. 115.

[121] Об автобиографическом и исповедальном начале в русской литературе XIX–XX вв. см. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л., 1981. С. 17–22.

[122] Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 5. С. 278, 514.

[123] См.: Топоров В.Н. О «психофизиологическом» компоненте поэзии Мандельштама// Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ... М., 1995.

[124] Елок А.А Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1963. Т. 7. С. 69.

[125] Ходасевич Вл. О чтении Пушкина// Современные записки. Париж, 1924. Кн. 20. С. 231 - 232

[126] Рильке Р.М. Новые стихотворения. М., 1977. С. 330.

[127] См.: Искусство и художник в русской художественной прозе первой половины XIX века. Л.,1989. (Вступ. ст. В.М. Марковича).

[128] Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. К понятиям «тема» и «поэтический мир».С. 150 -151.

[129] См.: Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. К понятиям «тема» и «поэтический мир». С:144,149.

[130] По Э. Философия творчества//Эстетика американского романтизма. М., 1977. С.121.

[131] Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 173–174.

[132] Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов А.В. Категории поэтики в смене литературных эпох// Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 11.

[133] Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов А.В Категории поэтики в смене литературных эпох. С. 33.

[134] Асмус В.Ф. Немецкая эстетика XVIII века. М., 1962. С. 70. О теоретическом осмыслении художнической субъективности в XVIII–XIX вв. (от Лессинга до Гегеля и Белинского) см.: Руднева Е.Г. Пафос художественного произведения. М., 1977.

[135] Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М., 1957 .Т. 7. С. 473; Т. 6. С. 413.

[136] Гете И.В. Об искусстве. М., 1975. С. 585.

[137] Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1956. Т. 7. С. 312.

[138] Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма. Л., 1936. С. 387.

[139] Григорьев Ап. Литературная критика. М., 1967. С. 324.

[140] Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении (Бахтин под маской. Маска вторая). М., 1993. С: 22–23.

[141] Жирмунский В.М. Из истории западноевропейских литератур. Л., 1981. С. 62.

[142] Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство. М,, 1990. С. 93.

[143] Валери П. Об искусстве /Пер. с фр. М., 1976. С. 140.

[144] См.: Лихачев Д.С. Заметки и наблюдения: Из записных книжек разных лет. М., 1989. С. 130–131.

[145] См.: Ортега-и-Гассет X. Идеи и верования // Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры / Пер. с исп., М., 1991. С. 463, 472.

[146] Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. С. 190–215.

[147] См.: Фрейд 3. Достоевский и отцеубийство// Вопр. литературы. 1990. № 8. См. также: Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет: В 2 кн./ Пер. с нем. Тбилиси, 1991. Кн. 2. С. 407.

[148] Юнг К.Г. Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX вв.: Трактаты, статьи, .М., 1987. С. 225, 228,230.

[149] Бердяев НА. Самопознание: Опыт философской автобиографии. М., 1991. С. 318.

[150] См.: Мукаржовский Я. Преднамеренное и непреднамеренное в искусстве // Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. М., 1994. С. 240.

[151] Платон. Соч.: В 3 т. М., 1968. Т. 1. С. 138. 61

[152] Рильке Р.М. Новые стихотворения. С. 328.

[153] Элиот Т.С. Назначение поэзии. Киев; М., 1997. С. 226.

[154] Шпет Г.Г. Литература//Ученые записки/Тартуского ун-та. Вып. 576. Тарту, 1982. С. 150.

[155] См.: Пастернак Б.Л. Воздушные пути: Проза разных лет. М., 1982. С. 230.

[156] Валери П. Об искусстве. С. 337.

[157] Мандельштам О.Э. Слово и культура. С. 168–169.

[158] Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М., 1960. Т. 9. С. 310.

[159] Хейзинга И. Ноmо ludens. В тени завтрашнего дня / Пер. с нидерл. М., 1992. С.152.

[160] Самосознание европейской культуры XX века /Сост. Р. А. Гальцева, М., 1991. С. 266.

[161] См.: Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. /Пер. с фр. М., 1989. С. 569.

[162] Ухтомский А.А. Интуиция совести. СПб., 1996. С. 273–274.

[163] Понятие «образ автора» было опорным в литературоведческих трудах В.В. Виноградова (см.: Чудаков А.П. В.В. Виноградов и его теория поэтики // Чудаков А.П. Слово –вещь–мир: От Пушкина до Толстого: Очерки поэтики русских классиков. М., 1992. С. 227–247); См. также: Бонецкая Н.К. «Образ автора» как эстетическая категория// Контекст-1985. М., 1986.

[164] Станкевич Н.В. Об Отношении философии к искусству// Станкевич Н.В. Поэзия, проза, статьи, письма. Воронеж, 1988. С. 104.

[165] Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М., 1961. Т. 10. С. 259.

[166] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 371.

[167] См.: Сент-Бёв Ш.О. Литературные портреты: Критические очерки. М., 1970.

[168] Винокур Т.О. Биография и культура. М., 1927. С. 82–83. Подобные суждения в ст.: Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте// Ученые записки/ Тартуского ун-та. Вып. 683. Тарту, 1986.

[169] Пушкин в русской философской критике. М., 1990. С. 433.

[170] См.: Сурат И.З. Пушкинист Владислав Ходасевич. М., 1994.

[171] Пастернак Б.Л. Воздушные пути. С. 252. О том же см.: Пришвин М.М. Собр. соч.: В 8 т. М., 1986. Т. 8. С. 379, 484, 552.

[172] См.: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 174–176.

[173] Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. С. 242, 241.

[174] Барт Р. Избранные работы... С. 376.

[175] См.: Фрайзе М. После изгнания автора. Литературоведение в тупике?//Автор и текст. Вып. 2. СПб., 1996. С. 25, 28, 32.

[176] См.: Топоров В.Н. Об эктропическом пространстве поэзии (поэт и текст в их единстве)// От мифа к литературе. М., 1993. С. 28.

[177] Карамзин Н.М. Что нужно автору?// Карамзин Н.М. Соч.: В 2 т. 1984. Т. 2. С. 60.

[178] Самосознание европейской культуры XX века. С. 277.

[179] См.: Гринцер П.А. Основные категории классической индийской поэтики. М., 1987. Гл. 3.

[180] См.: Поспелов Г.Н. Теория литературы. М., 1978. С. 188–230.

[181] См.: Тюпа В.И. Художественность литературного произведения. Разд. 2.

[182] Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 67.

[183] Самосознание европейской культуры XX века. С. 310.

[184] См.: Ленин В.И. Памяти Герцена //Поли. собр. соч. Т. 21. С. 255–262.

[185] См.: Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество// Вехи. Интеллигенция в России: Сб. статей 1909–1910. М., 1991. О принципиальных различиях между подлинной героикой и культом массового героизма в тоталитарных режимах XX в. см.: Хейзинга И. Ноmo ludens... С. 321–328.

[186] См.: Гегель Г.В.Ф. Соч.: В 14 т. М.; Л., 1934. Т. 7. С. 112.

[187] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. 3-е изд. М., 1990. С. 279, 285, 306.

[188] Арсеньев Н.С. Преображение мира и жизни. Нью-Йорк, 1959. С. 192.

[189] Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. С. 66. См. также: Бычков В.В. Русская средневековая эстетика XI–XVII веков. С. 110–114, 220–221, 490, 567, 573.

[190] См.: Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М., 1985. С. 244–246.

[191] См.: Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 381–382.

[192] Песков А.М. Идиллия // Лит. учеба. 1985. № 2. с. 227.

[193] Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. Т. 7. С. 144–145.

[194] Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 2. С. 286. О понимании романтики в первой половине XIX в. (в частности – Гегелем и Белинским) см.: Руднева Е.Г. Романтика в русском критическом реализме: Вопросы теории. М., 1988. С. 100–112, 117–125, 133–145.

[195] Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время. Рига, 1988. С. 400.

[196] См.: указанные на с. 68 работы Г.Н. Поспелова и В.И. Тюпы.

[197] См : Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса (в особенности с. 9–18,135–137, 241–242, 275–283, 300–304, 371–377, 436–450).

[198] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. 3-е изд.; М., 1972. С. 287.

[199] См.: Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура//М.М. Бахтин как философ. М., 1992. С. 13–14.

[200] См.: Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978. С. 592. Бонецкая Н.К. Бахтин глазами метафизика // Диалог, карнавал, хронотоп. 1998. № 1 (22).

[201] Бахтин М.М. Дополнения и изменения к «Рабле»// Вопр. философии. 1992. № 1. С. 156, 140.

[202] См.: Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983. С. 177–178.

[203] См.: Хализев В.Е., Шикин В.Н. Смех как предмет изображения в русской литературеXIX века// Конгекст-1985. М., 1986.

[204] См.: Антология кинизма. М., 1984.

[205] Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 2. С. 141, 762.

[206] См.: Школьный быт и фольклор: Учебный материал по русскому фольклору: В 2 ч. / Сост. А.Ф. Белоусов. Таллинн. 1990, 1992.

[207] Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. М., 1983. Т. 1. С. 286–287, 360.

[208] Зольгер К.-В.-Ф. Эрвин. Четыре диалога о прекрасном и об искусстве. М., 1978. С.382.

[209] Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1977. С. 438. О широко бытующих в XX в. концепциях, жестко-критичных по отношению к человечеству как таковому см.: Шелер М. Избранные произведения. М., 1994. С. 86–93.

[210] См.: Манн Т. Искусство романа // Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. С. 277–278; См. также: Маnn Т. Ironie und Radikalismus //Ironie als literarisches Phanomen. Koln, 1973.

[211] Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 1. С. 411.

[212] Булгаков С.Н. На пиру богов// Из глубины: Сборник статей о русской революции. М., 1991. С 96.

[213] Смирнов И.П. Эволюция чудовищности (Мамлеев и др.) // Новое лит. обозрение. 1991. № 3. С. 305.

[214] См.: Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. М., 1972. С. 128-151.

[215] Гартман Н. Эстетика. М., 1958. С. 391.

[216] Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М., 1994. С. 250.

[217] См.: Фичино М. В чем состоит счастье...// Сочинения итальянских гуманистов эпохи Возрождения (XV век). М., 1985. С. 222–223.

[218] См.: Соловьев В.С. Философия искусства и литературная критика. М., 1991. С.494.

[219] См.: Манн Т. Соч.: В 10 т. Т. 10. С. 494.

[220] См.: Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1986. С. 268–271.

[221] См.: Лукач Д. Своеобразие эстетического: В 4 т. М., 1986. Т. 2. С. 431.

[222] См.: Ницше Ф. Соч.: В 2 т. Т. 1. С. 154, 146.

[223] Лихачев Д.С. Заметки об истоках искусства// Контекст-1985. М., 1986. С. 19.

[224] Понятие катарсиса применительно к современному искусству получило обоснование в: Волкова Е.В. Парадоксы катарсиса Варлама Шаламова// Вопр. философии. 1996. № 11; ее же. Цельность и вариативность книг-циклов// Шаламовский сб. Вып. 2. Вологда, 1997.

[225] Ильин И.А. Одинокий художник. М., 1993. С. 263–271.

[226] См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики: Высокая классика. С. 177–178.

[227] Маркович. В.М. Тема искусства в русской прозе эпохи романтизма// Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX века. Л., 1989. С. 11.

[228] Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма. С. 396.

[229] Сологуб Ф. Искусство наших дней //Русская мысль. 1915. № 12. С. 36.

[230] Вакенродер В.-Г. Фантазии об искусстве. М., 1977. С. 69, 83, 179, 180.

[231] Жуковский В-А. О поэте и современном его значении. Письмо к Н.В. Гоголю (1848) // Жуковский В.А.. Эстетика и критика. М., 1985. С. 333.

[232] Федотов Г.П. Четверодневный Лазарь (1936) //Вопр. литературы. 1990. № 2. С. 225–226.

[233] См.: Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986. С. 406.

[234] Астафьев В.П. Зрячий посох: Книга прозы. М., 1988. С. 42.

[235] Камю А. Бунтующий человек. С. 364.

[236] Станкевич Н.В. Об отношении философии к искусству. С. 104.

[237] Бердяев Н.А Литературное направление и «социальный заказ» //Бердяев Н.А. О русских классиках. М., 1993. С. 328–330.

[238] Карельский А.В. От героя к человеку: Два века западноевропейской литературы. М., 1990. С. 387, 354.

[239] См.: Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 3 – 4.

[240] Пришвин ММ. Дневник //Собр. соч.: В 8 т. Т. 8. С. 259. (Подобные суждения на с. 64, 202.)

[241] Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. С. 256.

[242] См.: Бердяев Н.А О русских классиках. С. 293–310.

[243] См.: Маркузе Г. Одномерный человек. М., 1994. С. 81.

[244] См.: Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М., 1993. С. 109–110.

[245] Сорокин П.А. Кризис нашего времени// Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 456–460.

[246] Вейдле В.В. Умирание искусства. Размышления о судьбе литературного и художественного творчества. СПб.,1996. С. 83, 136, 161.

[247] См.: Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 2. С. 313–319; М., 1971. Т. 3. С. 351.

[248] Gadamer H.-G. Ende dei Kunsf? Von Hegels Lehre vom Vergangeiiheitschaiakter der Kunst bis zur. Anukunst von heute // Friedrich H. u.a. Ende der Kunst. – Zukuinft der Kunst.Munchen, 1985. S. 32–33. Весьма серьезные соображения об углубившемся на протяжении последних десятилетий кризисе искусства высказаны в: Михайлов А.В. Языки культуры. С. 862–869. (разд. «Конец искусства»).

[249] Обзор опытов систематизации видов искусства дан в: Каган М.С. Морфология искусства. М., 1972.

[250] Дмитриева Н.А. Изображение и слово. М., 1962. С.7.

[251] Подробнее об этом см: Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М., 1966. Гл.5: Виды искусства в романтической эстетике.

[252] См.: Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М., 1990. С.32 – 35.

[253] Cм.: Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. С. 259 – 267.

[254] Семиотика. М., 1983. С.38–39

[255] Лотман Ю.М. Избранные статьи: в 3 т. Таллинн, 1993. Т.З. С.343,331.

[256] Эта типология знаков была разработана создателем семиотики, американским ученым Ч. Пирсом (1837 –1914). Ее изложение дано в статье Р.О. Якобсона «В поисках сущности языка» (см.: Семиотика. С. 102–117).

[257] Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики. М., 1981. С.79. О воображении как доминанте художественной деятельности см.: Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М., 85. С.169,174.

[258] Русские писатели о литературном труде: В 4 т. Л., 1955. Т. 3. С.306.

[259] Достоевский Ф.М. Об искусстве. М., 1973. С. 291.

[260] См.: Белецкий А.И. Избранные труды по теории литературы. С.430 –433.

[261] См.: Асмус В.Ф. В защиту вымысла //Асмус В.Ф. Вопросы теории и истории эстетики. М., 1968.

[262] См.: Палиевский П.В. Документ в современной литературе //Палиевский П.В. Литература и теория, 2-е изд., доп. М., 1978.

[263] См.: Фрейд 3. Поэт и фантазия //Вопр. литературы. 1990. №8.

[264] Тодоров Цв. Понятие литературы //Семиотика. М.,1983. С. 358.

[265] Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения //Вопр. литературы. 1968. № 8. С.74–79.

[266] См.: Якобсон P.O. Работы по поэтике. М., 1987. С. 387–393.

[267] Дмитриев В. А. Реализм и художественная условность. М., 1974. С. 277.

[268] См.: Гюго В. Предисловие к драме «Кромвель» //Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980. С. 448 –453.

[269] Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле... С. 58, 42.

[270] Из поэмы «Лейтенант Шмидт».

[271] Лессинг Г.Э. Лаокоон, или О границах живописи и поэзии. М., 1957. С. 128.

[272] Гегель Г.В. Эстетика: В 4 т. Т. 3. С. 350, 348.

[273] См.: Лессинг Г.Э. Лаокоон... С. 182.

[274] Горький A.M. Собр. соч.: В 30т. М., 1953. Т. 26. С. 387.

[275] Лессинг Г.Э. Лаокоон... С. 183,96.

[276] Эренбург И.Г. Материализация фантастики. Л., 1927. С. 12.

[277] См.: Вейдле В.В. О двух искусствах: вымысла и слова// Новый журнал. Нью-Йорк, 1970. № 100. Разграничение искусств рассказывания и слова («Elzahikunst» и Workunst»), полагает А. Хансен-Лёве, способно заменить привычное противопоставление эпоса лирике (Hansen-Love А.А. «Realisierung» und «Entfaltung» semantischer Figuren zu Texten//Wiener Slawistischer Almanach. Bd. 10. Wien, 1982. S. 231 –232).

[278] Бахтин М.М. Язык в художественной литературе//Бахтин М.М. Собр. соч.: В 7 т. М., 1996. Т.5. С. 287 –289. См. также: Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 145-149.

[279] Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение. С, 13–14.

[280] Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 155 (см. также с. 155 – 166, 245–246).

[281] Лосев А.Ф. История античной эстетики: Высокая классика. С. 143.

[282] См.: Вагнер Р. Избранные работы. М„ 1978. С.342–343. Программа повсеместного и сплошного синтезирования искусств выражена в ст: Иванов Вяч. О границах искусства, Чурленис и проблема синтеза искусств //Иванов Вяч. Борозды и межи. М., 1916.

[283] Бердяев Н.А. Кризис искусства.//Бердяев Н.А. О русских классиках. С. 295.

[284] См.: Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты // Шпет Г.Г. Соч. М., 1989. С. 348–349.

[285] История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: В 6 т. М., 1967. Т.3 С. 254.

[286] См.: Федоров Н.Ф. Письмена//Наше наследие. 1989.№ 6. С. 117–118.

[287] См.: Тынянов Ю.Н. Иллюстрации//Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино.

[288] Дюбо Ж.-Б. Критическое размышление о поэзии и живописи. М., 1976. С. 221.

[289] Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1966. Т. 5. С. 344.

[290] Белинский В.Г. Разделение поэзии на роды и виды.//Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1954. Т. 5. С. 7,9.

[291] Блок А.А. Записные книжки. 1901 –1920. М., 1965. С. 150.

[292]

Концепция М. Маклюэна излагается и обсуждается Ю.Н. Давыдовым в: Теории, школы, концепции (критические анализы). Художественное произведение и личность. М., 1975. С. 237–243.

[293] См.: Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3. С. 351.

[294] Asthetische Erfahrung und das Wesen der Kunst. Red: H. Hoizhey, J.-P. Loyvrat. Bern; Stuttgart, 1984. S. III, 173.

[295] Шпет Г.Г. Литература. С. 152. 155.

[296] Герцен А.И. Письма издалека. М., 1984. С. 154.

[297] См.: Шпет Г.Г. Герменевтика и ее проблемы//Контекст-1989, 1990, 1991, 1992. М.,1989 –1992; Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М., 1997 (гл. «Философская герменевтика от Фр. Шлейермахера к Г. Гадамеру»).

[298] Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного. С. 14, 73, 262–263.

[299] Шлейермахер Ф.Д.Е. Герменевтика// Общественная мысль. IV. М., 1993. С. 227.

[300] См.: Ухтомский А.А. Интуиция совести. С. 248–308.

[301] См.: Шпет Г.Г. Герменевтика и ее проблемы//Контекст-1990. С. 240–246.

[302] Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного С. 263.

[303] См.: Михайлов А.В. О некоторых проблемах современной теории литературы//Известия/ РАН. Отд. литературы и языка. 1994. № 1. С. 16–18.

[304] Шлейермахер Ф.Д.Е. Герменевтика. С. 233.

[305] Лосев A.Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982. С. 236.

[306] См.: Аветян Э.Г. Смысл и значение. Ереван, 1979. С. 46.

[307] Выготский Л.С. Собр. соч.: В. 6 т. М„ 1982. Т. 2. С. 346.

[308] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 361.

[309] Там же. С. 373, 304, 371, 310.

[310] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 310.

[311] См.: Фуко М. Герменевтика субъекта //Социо-Логос. Вып. 1. M.,1991.

[312] См.: Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М., 1995. С. 152, 222.

[313] Ильин И.А. Одинокий художник. С. 130.

[314] Ильинский И.В. Со зрителем наедине. М., 1964. С. 5.

[315] См.: Товстоногов Г.А. О профессии режиссера. М„ 1965. С. 264.

[316] Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 181–182.

[317] Скафтымов А.П. К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы // Русская литературная критика. Саратов, 1994. С. 142. См. о том же: Ильин И.А. Одинокий художник. С. 251–252.

[318] Бонецкая Н.К. «Образ автора» как эстетическая категория//Конгекст-1985. М., 1986. С. 254,267.

[319] См.: Мукаржовский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. С. 219, 240.

[320] Толстой Л.Н. Поли. собр. соч.: В 90 т. М., 1951. Т. 30. С. 19.

[321] Асмус В.Ф. Чтение как труд и творчество//Асмус В.Ф. Вопросы теории и истории эстетики. С. 62–66. Недавно были высказаны иные соображения, на наш взгляд, спорные: «Культурой перечтения была вся европейская культура традиционалистической эпохи, с древнегреческих времен до конца XVIII в.; а культура первочтения началась с эпохи романтизма и достигла полного развития в XX веке. Культура перечтения – это та, которая пользуется набором традиционных, устойчивых и осознанных приемов, выделяет пантеон канонизированных перечитываемых классиков lt;...gt; Культура первочтения–это та, которая провозглашает культ оригинальности, декларирует независимость от любых заданных условностей, а вместо канонизированных классиков поднимает на щит опередивших свой век непризнанных гениев; в таких условиях свежесть первочтения – это идеал восприятия, и даже когда мы перечитываем стихотворение или роман, то невольно стараемся выбросить из головы все, что о нем помним, и как бы мы сами с собой играем в первочтение» (Гаспаров М.Л. Первочтение и перечтение//Тыняновский сборник. Третьи тыняновские чтения. Рига) 1988. С. 19.). Нам же представляется, что «первочтение» и «перечтение» являются необходимыми и взаимодополняющими гранями культуры художественного восприятия в любую эпоху.

[322] См.: Белецкий А.И. Об одной из очередных задач историко-литературной науки (изучение истории читателя) (1922) // Белецкий А.И. В мастерской художника слова. С. 117–119.

[323] Программным выступлением этой школы явилась коллективная монография: Rezeptionsasthetik. Theorie und Piaxis Hisg. R. Warning. Munchen, 1975.

[324] Эта грань художнической субъективности впервые была выдвинута на первый план в работах 1930-х годов кинорежиссера С.М. Эйзенштейна (см.: Жолковский А.К., А.К. Щеглов. Работы по поэтике выразительности. М., 1996. С. 37–53.).

[325] Cм.: lser W. Der Akt des Lesens. Theorie asttietisclier Wiltanig. Munchen, 1976. S. 7, 9.

[326] См.: Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения//Новое лит. обозрение. М., 1995. № 12. С. 79.

[327] Рубакин Н.А. Этюды о русской читающей публике. СПб., 1895. С. 1. См. также: Белецкий А.И. Об одной из очередных задач историко-литературной науки (изучение истории читателя).

[328] Чуковский К.И. Собр. соч.: В 6 т. М., 1967. Т. 5. С. 594, 593.

[329] Жуковский В.А. О критике (1809)//Эстетика и критика. С. 218.

[330] Чернец Л.В. «Как слово наше отзовется...»: Судьбы литературных произведений. М., 1995. С. 100.

[331] Дидро Д. Об искусстве: В 2 т. Л.; М., 1936. Т. 1. С. 135.

[332] О разнообразии жанров литературной критики и богатстве ее форм см: Егоров Б.Ф. Мастерство литературной критики: жанры, композиция, стиль. Л., 1980.

[333] Анненский И. Книги отражений. М., 1979. С. 383.

[334] См.: Ан-ский С.А. (Раппопорт). Народ и книга: Опыт характеристики народного читателя. М., 1913.

[335] См.: Добролюбов Н.А. О степени участия народности в развитии русской литературы//Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9. М.; Л., 1962. Т. 2. С. 225–226.

[336] См.: Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч. и писем: В 30 т. Л., 1979. Т. 19. С. 7, 18–19,41,45.

[337] О читающей публике в дореволюционной России см.: Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту. М., 1991.

[338] Ортега-и-Гассет X. Восстание масс//Вопр. философии. 1989. № 3. С. 129.

[339] См.: Теория литературных стилей. Типология стилевого развития нового времени. M., 1976. (Разд. 1: Классический стиль.)

[340] Ильин И.А. Творчество Мережковского (1934)/'/Ильин И.А. Одинокий художник. С. 135.

[341] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 231–232; см. его же: Эстетика словесного творчества. С. 331–332.

[342] См.: Жирмунский В.М. Гете в русской литературе (1937). Л., 1981.

[343] См.: Хализев В.Е. Иван Карамазов как русский миф начала XX века//Русская словесность. 1997. № 1.

[344] Гальцева Р.А., Роднянская И.Б. Журнальный образ классики//Лит. обозрение. 1986. №3. С. 51.

[345] Литературно-критические работы декабристов. М., 1978. С. 222.

[346] См.: Гессе Г. Письма по кругу: Художественная публицистика. М., 1987. С. 205–211.

[347] Шкловский В.Б. Розанов. М., 1921. С. 5.

[348] Иванов Вяч.Вс. Старое и молодое в культуре и тексте//Лит. учеба. 1983. № 5. С.164.

[349] Аверинцев С.С. Филология//Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1972. Т. 7. С. 975.

[350] Чаадаев П.Я. Поли. собр. соч. и избр. письма: В 2 т. М., 1991. T.I. С. 431–433.

[351] Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 247.

[352] Этот и следующий параграфы написаны при активном участии Е.М. Пульхритудовой.

[353] См.: Лотман Ю.М. Массовая литература как историко-культурная проблема//Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 3.

[354] Комаров М. Повесть о приключении аглинского милорда Георга и бранденбургской графини Луизы, с присовокуплением к оной истории бывшего турецкого визиря Марцимириса и сардинской королевы Терезии. 11-е изд. М., 1864. Ч. 1. С. 81–82.

[355] Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1954.Т. 3. С. 208–209.

[356] Ортега-и-Гассет X. Восстание масс//Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. С. 310.

[357] Булгарин Ф. Поли. собр. соч. В 7 т. СПб., 1839. Т. 1. С. VIII.

[358] Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: В 10 т. М., 1949. Т. 7. С. 250.

[359] Мильдон В.И. Беседы о паралитературе//Вопр. философии. 1972. №1. С. 50.

[360] Фрадкин И.М. Тривильный роман и пути его распространения в ФРГ//Массовая литература и кризис буржуазной культуры Запада. М., 1984. С. 128.

[361] Там же.

[362] Там же. С. 109.

[363] 0 произведениях этого писателя см.: Шкловский В.Б. Матвей Комаров –житель города Москвы. М., 1929.

[364] CM.: Cawelti J.G. Adventure, mystery and romance: Formula stories as art and popular cullture, Chicago, 1976.

[365] Кавелти Дж.Г. Изучение литературных формул//Новое лит. обозрение, М., 1996. № 22. С. 44–45, 61–63.

[366] См.: Мельников Н.Г. О понятии массовая литература//Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998.

[367] Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1955. Т. 9. С. 161.

[368] Немирович-Данченко Вас. И. Гордые –смелые –сильные. Пг., 1919.С.9.

[369] Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 510.

[370] Салтыков-Щедрин М.Е. О литературе. М.,1952. С. 189.

[371] Русские писатели о литературе (XVIII–XIX вв.): В 3 т. Л., 1939. Т. 1. С. 444.

[372] См: Максакова М.П. Что нужно знать певцу//'Максакова М.П. Воспоминания. Статьи. М., 1985. С. 137. (О неправомерности расширительной трактовки эпигонства и его сближения (а то и отождествления) с преемственностью и следованием традиции см. с. 355–356.)

[373] Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч.: В 20 т. М., 1970. Т. 9. С. 344.

[374] Гурвич И.А. Беллетристика в русской литературе XIX в. М., 1991. С. 61, 64, 62.

[375] Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч.: В 20 т. М., 1966, Т. 5. С. 455.

[376] Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. С. 177.

[377] Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М., 1955. Т. 8. С. 185, 184.

[378] Произведение Н.И. Зряхова «Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего супруга. Русская повесть в 2 ч. С военными маршами и хорами певчих» (М., 1840) выдержало до 1917 г. 40 переизданий, включая переделки.

[379] Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 19. С. 44–45.

[380] Ф. Б.-ъ. Новые типы забитых людей//Дело. 1881. № 2. Отд. II. С. 8–9.

[381] См.: Гроссман Л.П. Композиция в романе Достоевского//ГроссманЛ.П. Поэтика Достоевского. М., 1925.

[382] Розанов И.Н. Литературные репутации: Работы разных лет. М., 1990. С. 6, 18.

[383] Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. С. 160.

[384] Горнфельд А.Г. И.А. Кущевский (1895)//Горнфельд А.Г. О русских писателях. СПб., 1912. Т. 1. .С. 48–50.

[385] Розанов В.В. Несовместимые контрасты жития. М., 1990. С. 493, 591.

[386] Горнфельд А.Г. И.А. Кущевский. С, 50.

[387] Гаспаров М.Л. Русские стихи 1890-х–1925-годов в комментариях. М., 1993. С. 257.

[388] Карельский А.В. Драма немецкого романтизма. М., 1992. С. 241.

[389] Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980. С. 60–61.

[390] См. об этом: Давыдов Ю.Н. Искусство и элита. М., 1966.

[391] Ортега-и-Гассет X. Дегуманизация искусства//Opтега-и-Гacceт X. Эстетика. Философия культуры. С. 222, 226.

[392] Манн Т. Письма. М., 1975. С. 195.

[393] См.: Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. С. 25–26.

[394] См.: Маркевич Г. Основные проблемы науки о литературе/ Пер. с пол. М., 1980 (гл. «Виды существования и построение литературного произведения»).

[395] Уэллек Р. и Уоррен О. Теория литературы. С. 152.

[396] Cм.: Kayser W. Das spiachliche Kunstwerk. Eine Emfuhning in die Literaturwissenschaft. Bern, 1948. S. 17–18.

[397] Cм.: Переверзев В.Ф. Гоголь. Достоевский: Исследования. М., 1982. С. 44–45.

[398] См.: Введение в литературоведение: Хрестоматия/ Под ред. П.А. Николаева. М., 1997. С. 84–90.

[399] См.: Аскольдов С.А. Форма и содержание в искусстве слова // Литературная мысль. III. Л., 1923; Смирнов А.А. Пути и задачи науки о литературе // Литературная мысль. II. Л., 1923.

[400] См.: Тартуско-московская школа глазами ее участников // Ю.М. Лотман и тартуско-московская школа. М., 1994 (ст. Б.М. Гаспарова, Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского и др.).

[401] Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. С. 280.

[402] См.: Дарвин М.Н. Проблема цикла в изучении лирики. Кемерово, 1983; Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. Тверь, 1992.

[403] См.: Гудзий Н.К. Еще раз о каноническом тексте «Войны и мира»// Вопр. литературы. 1964. № 2.

[404] Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.; Л., 1950. Т. 5. С. 200.

[405] См. об этом: Чумаков Ю.Н. Состав художественного текста «Евгения Онегина»// Ученые записки/ ЛГПИ им. А.И. Герцена. Псков, 1970. Т. 434; его же. «Евгений Онегин» и русский стихотворный роман. Новосибирск, 1983. С. 19–34.

[406] Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка: Статьи. М., 1965. С. 27.

[407] См.: Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Л., 1972. С. 37–38.

[408] Культура русского модернизма: Статьи, эссе и публикации. М., 1993. С. 96.

[409] Уэллек Р. и Уоррен О. Теория литературы. С. 167, 201.

[410] См.: Потебня А.А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 175-176, 180–182, 309–310.

[411] Ingarden R. Das liteiarische Kunstwerk. Tubingen, I960; см. также: Ингарден P.Исследования по эстетике. М., 1962.

[412] См.: Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971. С. 3–8.

[413] См.: Гартман Н. Эстетика. М., 1958. С. 134, 241.

[414] Аристотель. Соч.: В 4 т. М., 1975. Т. 1. С. 198.

[415] Наряду с очерченным нами значением слов «форма» и «содержание», насущным для гуманитарного знания, и в частности–литературоведения, бытует иное их использование. В областях обиходной и материально-технической форма понимается не в качестве выразительно значимой, а как пространственная: твердая, пустая, могущая быть заполненной более мягкой и податливой материей, выступающей как ее содержание. Таковы, скажем, песочница («формочка»), наполняемая в детских играх песком или снегом; либо сосуд и пребывающая в нем жидкость. Подобное применение пары понятий «форма» и «содержание», естественно, не имеет никакого отношения к сфере духовной, эстетической, художественной. Связь выразительно значимых форм с содержанием является внепространственной, внематериальной, умопостигаемой.

[416] Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 1. С. 79–81.

[417] Литературные манифесты западноевропейских романтиков. С. 131–132.

[418] Колридж С.Т. Избранные труды. М., 1987. С. 50, 49.

[419] Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. М., 1977. С. 172.

[420] Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. С. 266–267, 283–284.

[421] Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении (Бахтин под маской. Маска вторая). С. 156–157.

[422] Аристотель. Об искусстве поэзии. С. 118.

[423] Иванов Вяч. О Шиллере // Иванов Вяч. По звездам. С. 82.

[424] Лейдерман Н.Л. Жанр и проблема художественной целостности // Проблема жанра в англо-американской литературе: Сб. научных трудов. Вып. 2. Свердловск, 1976. С. 9.

[425] См.: Лосев А.Ф. Форма. Стиль. Выражение. М., 1995. С. 301.

[426] Шкловский В.Б. О теории прозы. М., 1929. С. 215–216.

[427] См.: Поспелов Г.Н. К методике историко-литературного исследования // Литературоведение: Сб. статей / Под ред. В.Ф. Переверзева. М., 1928. С. 42–43.

[428] Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. С. 37–38.

[429] См.: Чернец Л.В. Мир литературного произведения// Художественная литература в социокультурном контексте. Поспеловские чтения, М.) 1997. С. 32.

[430] См.: Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения// Вопр. литературы. 1968. № 8.

[431] Эко У. Имя розы. М., 1989. С. 438–439.

[432] См.: Добин Е. Искусство детали. Л., 1975.

[433] Олеша Ю.К. Ни дня без строчки. М., 1965. С. 209.

[434] Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 30. С. 128.

[435] О персонаже и истории его теоретического рассмотрения см.: Мартьянова С.А. Образ человека в литературе: от типа к индивидуальности и личности. Владимир, 1997. С. 10–32.

[436] Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994. С. 200. См.: Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994.

[437] См.: Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. М., 1994.

[438] Н. Фрай, видный представитель ритуально-мифологической школы, утверждал, что центральным в фольклоре и литературе является миф поисков-приключений героя, стремящегося к достижению своей цели (Cм.: Frye N.H. The archetypes of literature // Myth and literature: Theory and practice. London, 1966.)

[439] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 138.

[440] Элиот Т.С. Назначение поэзии. Киев; М., 1997. С. 256. См. также: Топоров В.Н. Эней – человек судьбы. К «средиземноморской» персонологии. М., 1993. Т. 1.

[441] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 176.

[442] О чертах сходства между Онегиным и Ставрогиным как симптоматически значимых в составе русской жизни и литературы XIX в. см.: Бочаров С.Г. Французский эпиграф к «Евгению Онегину» (Онегин и Ставрогин) // Московский пушкинист. 1. М., 1995.

[443] Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 2. С. 304–305.

[444] Косиков Г.К. К теории романа (роман средневековый и роман Нового времени) // Проблема жанра в литературе средневековья. Вып. 1. М., 1994. С. 69.

[445] Кусков В.В. История древнерусской литературы, 5-е изд., испр. и доп. М., 1989. С. 213.

[446] См.: Современная западная теоретическая социология. Вып. 1. М., 1992. С. 21, 23,232–233.

[447] См.: Гальцева Р.А., Роднянская И.Б. Антигерой// Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

[448] Бочаров С.Г. Загадка «Носа» и тайна лица// Бочаров С.Г. О художественных мирах. М., 1985. С. 136–138.

[449] Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 5. с. 67.

[450] Косиков Г.К. Шарль Бодлер между «восторгом жизни» и «ужасом жизни»// Бодлер Ш. Цветы зла. М., 1993. С. 19.

[451] Кристева Ю. Разрушение поэтики// Вестник /МГУ. Филология. 1994. № 5.

[452] См.: Смирнов И.П. Эволюция чудовищности (Мамлеев и др.) // Новое лит. обозрение. 1993. № 3.

[453] Гуковский Г.А. Изучение литературного произведения в школе: Методологические очерки о методике. М.; Л., 1966. С. 36.

[454] Распутин В.Г. Не мог не проститься с Матерой// Литературная газета. 1977. 16 марта.

[455] См.: Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 36, 76, 107, 83.

[456] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 75, 8.

[457] Сологуб Ф. Тяжелые сны. Л.) 1990. С. 351.

[458] Cм.: О великом инквизиторе. Достоевский и последующие. М., 1991.

[459] Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. С. 352.

[460] См.: Хализев В.Е. Спор о русской литературной классике в начале XX века// Русская словесность. 1995. № 2. С. 18.

[461] См.: Рубинштейн А.М. Герои литературные в памятниках// Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1964. Т. 2. 1964.

[462] Данный параграф написан автором совместно с С. А. Мартьяновой.

[463] Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1971. С. 300.

[464] См.: Карельский А.В. От героя к человеку (Развитие психологизма в европейском романе 1830–1860-х годов) // Карельский А.В. От героя к человеку. Два века западноевропейской литературы. М., 1990. С. 215, 235.

[465] Чернышевский Н.Г. Детство и отрочество. Военные рассказы. Сочинения графа Л.Н. Толстого// Чернышевский Н.Г. Собр. соч.: В 15 т. М., 1949. Т. 2. С. 422.

[466] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 85.

[467] Цит. по: Найман А. Рассказы об Анне Ахматовой. М., 1989. С. 244.

[468] Маринетти Ф. Т. Технический манифест футуристической литературы// Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986. С. 165.

[469] Белый А. Ибсен и Достоевский// Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 196–198.

[470] Луначарский А.В. Силуэты. М., 1965. С. 130.

[471] Читатель и писатель. 1927. 24 дек.

[472] Рикёр П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике. М., 1995. С. 339.

[473] Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика: Московские лекции и интервью. М., 1995. С. 78–М.

[474] Гегель Г.В.Ф. Система наук. Ч. 1. Феноменология духа// Гегель Г.В.Ф. Соч. М., 1959. Т. 4. С. 196, 353–354 (или: репринт: М., 1994). См. также: Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 4. С. 202, 110.

[475] См.: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 99–101, 90. Бахтинским суждениям о внутреннем мире человека сродни предпринятое А.А. Ухтомским оценочное разграничение двух родов доминант сознания: на свое лидо и на лицо другого (см.: Ухтомский А.А. Интуиция совести. СПб. 1996).

[476] См.: Бочаров С.Г. Пруст и «поток сознания»// Критический реализм XX века и модернизм. М., 1967. С. 196.

[477] Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов// Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX вв.: Трактаты. Статьи. Эссе. М., 1987. С. 407, прим.

[478] См.: Есин А.Б. Психологизм русской классической литературы. М., 1988. С. 31–51.

[479] Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле... С. 372.

[480] Шиллер Ф. О грации и достоинстве // Шиллер Ф. Собр. Соч.: В 7 т. Т. 6 С. 127–128,131.

[481] Данный параграф написан С.А. Мартьяновой.

[482] Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 75. См. также: Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 210–211, 218.

[483] Понятие «формы поведения» приложимо не только к персонажам, но и к лирическим героям и повествователям-рассказчикам, а также к самим авторам произведений. Анализируя послания Ивана Грозного, Д.С. Лихачев отмечал, что «поведение» обнимает стиль авторских высказываний (см.: Лихачев Д.С. Стиль как поведение // Современные проблемы литературоведения и языкознания. М., 1974. С. 198–199). Понятие «стиль поведения» в применении к авторам художественных произведений ранее фигурировало в: Винокур Т.О. Биография и культура. М., 1927 (см. с. 49, 78, 82–83).

[484] Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. С. 90.

[485] Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. М., 1995. Т. 1: Первый век христианства на Руси. С. 652.

[486] Пиотровский А. Театр Аристофана // Аристофан. Театр. «Облака» – «Осы» – «Птицы». М.; Л., 1927. С. 30.

[487] Веселовский А.Н. Избранные статьи. Л„ 1939. С. 261.

[488] См.: Боткин Л.М. Итальянские гуманисты: Стиль жизни, стиль мышления. М., 1978. С. 158–160.

[489] См.: Лотман Ю.М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1.

[490] Ключевский В. О. Недоросль Фонвизина (Опыт исторического объяснения учебной пьесы) // Ключевский В.О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М., 1990. С. 346.

[491] Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1. С. 361, 308, 344, 286. См. также: Гроссман Л.П. Пушкин и дендизм // Гроссман Л.П. Этюды о Пушкине. М., 1928.

[492] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 54–55.

[493] Скафтымов А.П. Идеи и формы в творчестве Л. Толстого // Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. М., 1972. С. 158.

[494] См.: Лотман Ю.М. Избранные статьи. T.I. С. 268.

[495] См.: Пастернак Б.Л. Воздушные пути. С. 262, 273.

[496] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 47.

[497] Данный параграф написан при участии И.В. Нестерова.

[498] Лихачев Д.С. Семнадцатый век в русской литературе // XVII век в мировом литературном развитии. М., 1969. С. 313.

[499] Бочаров С.Г. «Вещество существования» // Бочаров С.Г. О художественных мирах. М., 1985. С. 249–250, 254, 273.

[500] От диалога и монолога как форм речи современная наука (вслед за М.М. Бахтиным) отличает 'диалогичность' и 'монологичность' как качества человеческого сознания (см. с. 110–112).

[501] Сущность диалога, по А.В. Шлегелю, состоит в том, что, во-первых, слова в сознании говорящего возникают мгновенно и произносятся сразу же и, во-вторых, являются откликом на сказанное перед этим другим лицом. (Schlegel A.W.v. Samtliche Werke/ Bd VII. Leipzig, 1846. S. 49).

[502] Платон. Избранные диалоги. М., 1965. С. 81.

[503] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 138.

[504] Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С. 101. О том же ранее говорил Л.В. Щерба: «Подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге» (Щерба Л.В. Восточно-лужицкое наречие. СПб., 1915. Т. 1. С. 3).

[505] Еще Я. Гримм различал 'ты-монолог' и 'я-монолог'. О различных формах «недиалогического» самораскрытия человека, связанных как с его одиночеством, так и с ситуациями общения, говорилось и впоследствии (см.: Schadewaldt W. Monolog und Selbstgesprach. Berlin, 1926).

[506] Якубинский Л.П. О диалогической речи // Якубинский Л.П. Избранные работы. Язык и его функционирование. М., 1986. С. 34.

[507] Выготский Л.С. Мышление и речь // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. М. 1982. Т. 2. С. 332.

[508] Айрапетян В. Герменевтические подступы к русскому слову. М., 1992. С. 28.

[509] Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1. С. 89.

[510] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 353.

[511] См.: Вещь в искусстве. М., 1986.

[512] Топоров В.Н. Апология Плюшкина: Вещь в антропоцентрической перспективе// Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. С. 21.

[513] Чудаков А.П. «Внешнее» Достоевского// Чудаков А.П. Слово –вещь –мир. От Пушкина до Толстого: Очерки поэтики русских классиков. М., 1992. С. 94.

[514] Новалис. Генрих фон Офтердинген. СПб., 1995. С. 130.

[515] См.: Скафтымов А.П. Поэтика и генезис былин// Скафтымов А.П. Статьи о русской литературе. Саратов, 1958. с. 72–75.

[516] Белецкий А.И. В мастерской художника слова. С. 95.

[517] См.: Хализев В.Е. Художественный мир писателя и бытовая культура (на материале произведений Н.С. Лескова)// Контекст-1981. Литературно-теоретические исследования. М., 1982.

[518] См.: Гинзбург Л.Я. О лирике, 2-е изд. Л., 1974. С. 338, 352.

[519] Чудаков А.П. «Внешнее» у Достоевского. С. 97.

[520] См.: Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М., 1994. Т. 1. С. 8.

[521] См.: Эстетика природы. М., 1994. С. 150.

[522] См.: Шайтанов И.О. Мыслящая муза. «Открытие природы» в поэзии XVIII века. М.. 1989.

[523] Пришвин М.М. Дневники 1920–1922. М., 1995. С. 221.

[524] Фарыно Е. Введение в литературоведение. Варшава, 1991. С. 288.

[525] Лихачев Д.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 1991. С. 8.

[526] Пришвин М.М. Собр. соч.: В 8 т. М., 1983. Т. 3. С. 215, 84.

[527] Пришвин М.М. Собр. соч.: В 8 т.М., 1957. Т. 6. С. 109.

[528] Пришвин М.М. Собр. соч.: В 8 т. Т. 8. С. 64.

[529] Пришвин М.М. Дневники 1920–1922. С. 83.

[530] Пришвин М.М. Дневники 1914–1917. М., 1991. С. 153.

[531] См.: Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. С. 172–192.

[532] Фарыно Е. Введение в литературоведение. Варшава. 1991. С. 293. Об исчерпанности для писателей мира природы (как и вещного мира, быта, психологии) с еще большей резкостью, чем Е. Фарыно и задолго до него, писал Б.М. Эйхенбаум: «Старый русский роман с психологией, с бытом, с философией и «чувством природы» – все это стало мертвым. Ожило чувство языка, и ожило чувство сюжета. Явилась заново потребность игры с формой. И вот тут-то оказалось, что с русским материалом ничего не сделать» (Эйхенбаум Б.М. О Шатобриане, о червонцах и русской литературе (1924) // Эйхенбаум Б.М. О литературе: Работы разных лет. М., 1987. С. 367).

[533] Лессинг Г.Э. Лаокоон, или О границах живописи и поэзии. С. 186–195.

[534] Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. С. 209, 219, 334.

[535] Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн, 1992–1993. Т. 1. С. 447, 451. См. также; Фрэнк Д. Пространственная форма в современной литературе (1945) // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX вв. М., 1987.

[536] Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 391, 399, 406.

[537] Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. С. 180–182.

[538] Эккерман И.П. Разговоры с Гете в последние годы его жизни. М.; Л., 1934. С. 169.

[539] Аристотель. Об искусстве поэзии. С. 66.

[540] Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 1. С. 213.

[541] См.: Пропп В.Я. Морфология сказки. М., 1969. Гл. 3.

[542] См.: Косиков Г.К. Структурная поэтика сюжетосложения во Франции // Зарубежное литературоведение 70-х годов. Направления, тенденции, проблемы. М., 1984.

[543] Греймас А.Ж. В поисках трансформационных моделей // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. М., 1984. С. 106–108.

[544] О новеллистических и басенных сюжетах см.: Гаспаров М.Л. Колумбово яйцо и строение новеллы // Сборник статей по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1973.

[545] Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1986. Т. 29. Кн. 1. С. 143.

[546] Островский А.Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. М., 1978. Т. 10. С. 459, 276, 460.

[547] Анненский И.Ф. Книги отражений. С. 75.

[548] Андреев Л.Н. Письма о театре // Шиповник. СПб., 1914. Кн. 22. С. 231.

[549] Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. М.; Л., 1961. С. 183–184.

[550] Шоу Б. О драме и театре. М., 1963. С. 68–77, 500.

[551] Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. С. 426.

[552] См.: Выготский Л.С. Трагедия о Гамлете, принце Датском // Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1986. С. 356–366.

[553] См.: Робинсон А.Н. Творчество Аввакума в историко-функциональном освещении // Русская литература в историко-функциональном освещении. М., 1979. С. 160.

[554] Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986. С. 115, 118.

[555] См.: Степанов Ю.С. Язык художественной литературы // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

[556] Степанов Ю. С. Стилистика// Там же.

[557] См.: Чудаков А.П. В.В. Виноградов и его теория поэтики// Чудаков А.П. Слово – вещь – мир. От Пушкина до Толстого: Очерки поэтики русских классиков. М., 1992.

[558] См.: Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика; его же. Стилистика и стихосложение. Л., 1959; его же. Стилистика, 2-е изд., испр. и доп. Л., 1983.

[559] Античные риторики. М., 1978. С. 19.

[560] Гиндин С.И. Риторика и проблемы структуры текста // Дюбуа Ж. и др. Общая риторика /Пер. с фр. М., 1986. С. 364.

[561] Аверинцев С.С. Древнегреческая поэтика и мировая литература //Поэтика древнегреческой литературы. М., 1981. С. 8, 6.

[562] Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М„ 1956. Т. 10. С. 15.

[563] См.: Лотман Ю.М. Риторика // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 1: Статьи по семиотике и типологии культуры. С. 181.

[564] Платон. Избранные диалоги. С. 83, 231, 246.

[565] Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М„ 1974. С. 112. См. также с. 92–93.

[566] См.: Гадамер Г.-Г. Неспособность к разговору //Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного /Пер. с нем. М., 1991.

[567] Гинзбург Л.Я. О лирике. С. 211. См. также с. 224–225.

[568] Человек читающий. М., 1983. С. 240.

[569] Ухтомский А.А. Интуиция совести. С. 287.

[570] Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. С. 539, 461.

[571] См.: Вайнштейн О.Б. Деррида и Платон: деконструкция Логоса // Мировое древо. 1992. № 1.

[572] См.: Якобсон Р. О. Поэзия грамматики и грамматика поэзии// Семиотика. М., 1983. С. 462,469.

[573] Метафора (наиболее употребительный род словесных ассоциаций) рассматривается современными учеными как первостепенно важная форма человеческого мышления (путь проникновения в суть вещей), как проявление артистизма и игрового начала, как способ претворения условных вербальных знаков в иконические (образные). См.: Теория метафоры / Пер. с англ., нем., исп., фр., пол. М., 1990. С. 169, 173, 389, 422, 552 и др.

[574] Мандельштам О.Э. Слово и культура. С. 42.

[575] Шеллинг Ф. Философия искусства. С. 343.

[576] См.: Сабанеев Л. Музыка речи: Эстетическое исследование. М., 1923. С. 79–89.

[577] Пастернак Б. Л. Воздушные пути. С. 438.

[578] См.: Булгаков С.Н. Философия имени. Париж, 1953.

[579] См.: Вейдле В.В. Эмбриология поэзии. Введение в фоносемантику поэтической речи. Париж, 1980.

[580] См.: Григорьев В.П. Поэтика слова: На материале русской советской поэзии. М., 1979. С. 285–303.

[581] См.: Веселовский А.Н. Историческая поэтика. С. 118–122.

[582] Белый А. Стихотворения и поэмы. М.; Л., 1966. С. 548.

[583] См.: Эйхенбаум Б.М. О поэзии. Л., 1969. С. 328–338.

[584] Тезисы пражского лингвистического кружка // Звегинцев В.А. История языкознания XIX–XX веков в очерках и извлечениях: В 2 т. М., 1965. Т. 2. С. 133, 136.

[585] Тодоров Цв. Понятие литературы// Семиотика. М., 1983. С. 367, 368, 363.

[586] Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика// Структурализм: «за» и «против»: Сб. статей. М., 1975. С. 228.

[587] Гаспаров М.Л. Поэзия и проза – поэтика и риторика// Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 126.

[588] См.: Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка. М., 1965. С. 66, 121.

[589] Из числа современных пособий по стиховедению см.: Богомолов Н.А. Стихотворная речь. М., 1995; Гаспаров М.Л. Русские стихи 1890-х–1925-го годов в комментариях. М., 1993; Холшевников В.Е. Основы стиховедения: Русское стихосложение, 3-е изд., перераб. СПб., 1996. Федотов О.И. Основы русского стихосложения. Метрика и ритмика. М., 1997.

[590] Гаспаров М.Л. Семантический ореол метра: К семантике русского трехстопного ямба // Лингвистика и поэтика. М., 1979. С. 285. У истоков исследований семантического ореола стиховых форм – Тарановский К.О. взаимоотношении стихотворного ритма и тематики // American contributions to the V International Congress of Slavists. 1963. Здесь рассмотрена судьба пятистопного хорея в русской поэзии XIX–XX вв.

[591] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 89, 99.

[592] Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 1. С. 148.

[593] См.: Гиндин С.И. Что такое текст и лингвистика текста // Аспекты изучения текста: Сб. научных трудов. М., 1981.

[594] Лихачев Д.С. Текстология. На материале русской литературы Х–XVII веков, 2-е изд., перераб. и доп. Л., 1983. С. 129.

[595] Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. С. 24–25. См. также: Гей Н.К. Художественный образ как категория поэтики // Контекст-1982. Литературно-теоретические исследования. М., 1983. С. 92–93. См. также: Гореликова М.И., Магомедова Д.М. Лингвистический анализ художественного текста. М., 1983.

[596] См.: Долинин К.А. Интерпретация текста (Французский язык). М., 1985.

[597] См.: Кржижановский С.Д. Поэтика заглавий. М., 1931; Ламзина А.В. Заглавие литературного произведения// Русская словесность. 1997. № 3; Мильчина В.А. Поэтика примечаний// Вопр. литературы. 1978. № 11.

[598] См.: Винокур Т.О. Критика поэтического текста// Винокур Г. О. О языке художественной литературы. М., 1991; Томашевский Б.В. Писатель и книга: Очерк текстологии, 2-е изд. М., 1959; Рейсер С.А. Палеография и текстология нового времени. М., 1970; Лихачев Д.С. Текстология. На материале русской литературы Х–XVII веков. 2-е изд., перераб. и доп. Л., 1983.

[599] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 281.

[600] Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1. С. 286, 284.

[601] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 282–285, 292, 304, 346.

[602] Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1. С. 134–136, 45, 144.

[603] Интервью с Жаком Деррида // Мировое древо. 1/92. М., 1992. С. 74.

[604] Тартуско-московская семиотическая школа глазами ее участников // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С. 301.

[605] Барт Р. S/Z. М., 1994. С. 227.

[606] Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. С. 417, 515.

[607] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 112–113, 121.

[608] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 340–341.

[609] Аничков Е.В. Традиция и стилизация // Театр. Книга о новом театре. СПб., 1908.

[610] Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой: В 3 т. М„ 1997. Т. 1. С. 173.

[611] Гете И.В. О пародии у древних (1824) // Гете И.В. Об искусстве. С. 473.

[612] См.: Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 291.

[613] Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 310, 294, 201.

[614] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 327.

[615] Каргашин И.А. Сказ в русской литературе. Вопросы теории и истории. Калуга, 1996. С. 12.

[616] Эйхенбаум Б.М. Лесков и современная проза // Эйхенбаум Б.М. О литературе: Работы разных лет. С. 419.

[617] Мущенко Е.Г., Скобелев В.П., Кройчик Л.Е. Поэтика сказа. Воронеж, 1978. С. 31.

[618] Эйхенбаум Б.М. Лесков и современная проза. С. 422.

[619] Мущенко Е.Г., Скобелев В.П., Кройчик Л.Е. Поэтика сказа. С. 9.

[620] Левин Ю.И., Сегал Д.М., Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian literature. 1974. № 7/8. P. 71.

[621] Лихачев Д.С. Ахматова и Гоголь // Лихачев Д.С. Литература–Реальность– Литература. Л., 1981. С. 173. О реминисценциях в «Поэме без героя» см. также статьи В.Н. Топорова (Тезисы докладов IV Летней школы по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1970), Т.В. Цивьян (Ученые записки/ Тартуского ун-та. Вып. 284. Тарту, 1971), Д.Е. Максимова (там же. Вып. 680. Тарту, 1985), Л.К.. Долгополова (Русская литература. 1979. № 4).

[622] См.: Евангельский текст в русской литературе XVIII–XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Петрозаводск, 1994.

[623] Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: В 10 т. М.; Л., 1949. Т. 10. С. 324.

[624] Подгаецкая И.Ю. «Свое» и «чужое» в поэтическом стиле. Жуковский – Лермонтов –Тютчев // Смена литературных стилей. М., 1974. С. 201.

[625] Цит. по: Карельский А.В. От героя к человеку. Два века западноевропейской литературы. М., 1990. С. 309.

[626] Минц З.Г. Функция реминисценций в поэтике А. Блока // Ученые записки Тартуского ун-та. Вып. 308. Тарту, 1973. С. 416.

[627] Арсеньев Н.С. О лирическом стиле и некоторых лирических темах Пушкина // Записки русской академической группы в США. Нью-Йорк, 1975. Т. 9. С. 85.

[628] Ахматова А.А. «Самый непрочитанный поэт». Заметки о Николае Гумилеве // Хейт А. Анна Ахматова. Поэтические странствия (пер. с англ.). Дневники, воспоминания) письма А.А. Ахматовой. М., 1991. С. 310, 312.

[629] Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман (1967)//Вестник/МГУ. Серия 9. Филология. 1995.N» 1. С. 99, 97.

[630] Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. С. 486, 428.

[631] Цит. по: Современное зарубежное литературоведение. Страны Западной Европы и США. Концепции, школы, термины. М., 1996. С. 218.

[632] Письма Марины Цветаевой//Новый мир. 1969. № 4. С. 207.

[633] Смирнов И.П. Порождение интертекста (Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака), 2-е изд. СПб., 1997. С. 54.

[634] См.: Современное зарубежное литературоведение... С. 268–271.

[635] Вопр. литературы. 1993. Вып. 3. С. 42.

[636] Томашевский Б.В. Пушкин–читатель французских поэтов//Пушкинский сборник памяти С.А. Венгерова. М.; Пг., 1923. С. 210–-213.

[637] Нирё Л. О значении и композиции произведения//Семиотика и художественное творчество. М., 1977. С. 150.

[638] Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Стиль. Произведение. Литературное развитие. М„ 1965. С. 425.

[639] См.: Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. С. 297, 25 – 31.

[640] Мазель Л.A. О системе музыкальных средств и некоторых принципах художественного воздействия музыки//Интонация и музыкальный образ. М., 1965. С. 240.

[641] Якобсон P.O. Работы по поэтике. С. 124–125, 99.

[642] Шишмарев В.Ф. Этюды по истории поэтического стиля и форм. Припев и аналитический параллелизм//Журнал/Министерства народного просвещения. 1901. Декабрь. Ч. 188. С. 169–270.

[643] См.: Веселовский А.Н. Эпические повторения как хронологический момент//Веселовский А.Н. Историческая поэтика. С. 93.

[644] См.: Жирмунский В.М. Композиция лирических стихотворений//Жирмунский В.М. Теория стиха. Л., 1975.

[645] Там же. С. 492.

[646] См.: Холопова В. А. Музыкальный тематизм. М., 1983.

[647] Путилов Б.Н. Веселовский и проблемы фольклорного мотива//Наследие Александра Веселовского: Исследования и материалы. СПб., 1992. С. 84.

[648] См.: Веселовский А.Н. Историческая поэтика. С. 301.

[649] Веселовский А.Н. Историческая поэтика. С. 40.

[650] См.: От сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996; Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998; Тюпа В.И. Тезисы к проекту словаря мотивов//Дискурс. № 2. Новосибирск, 1996.

[651] См. статьи под заголовком «Мотивы» в: Лермонтовская энциклопедия. М., 1981.

[652] Блок А.А. Записные книжки. 1901–1920. С. 84.

[653] Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М., 1994. С. 301.

[654] Гаспаров М.Л. Предисловие//Жолковский А. К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. С. 5.

[655] Цит. по.: Там же. С. 34.

[656] Цит. по: Сергеенко П. Толстой и его современники. М., 1911. С. 228–229.

[657] Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. С. 413.

[658] См.: Аристотель. Об искусстве поэзии. Гл. 11 и 16.

[659] См.: «Чайка» в постановке МХТ. М., 1938. С. 112.

[660] Хемингуэй Э. Избр. произв.: В 2 т. М., 1959. Т. 2. С. 188.

[661] См.: Корман Б.О. Опыт описания литературных родов в терминах теории автора (субъектный уровень)//Проблема автора в художественной литературе. Вып. 1. Ижевск, 1974; его же. Лирика Некрасова, 2-е изд., перераб. и доп. Ижевск, 1978. Гл. 2.

[662] Успенский Б.А. Поэтика композиции. Структура художественного текста и типология композиционных форм. М., 1970. С. 5, 16.

[663] Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1953. Т. 62. С. 269.

[664] См.: Веселовский А.Н. Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля//Веселовский А.Н. Историческая поэтика. С. 107-117.

[665] Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. С. 427.

[666] Кулешов Л.В. Искусство кино (мой опыт) Л., 1929. С. 16–18.

[667] Эйзенштейн С.М. Избранные статьи. М., 1956. С. 253.

[668] Подробнее об этом см. статьи Вяч. Вс. Иванова и А.Г. Раппопорта в: Монтаж: Литература, искусство, театр, кино. М., 1988.

[669] См.: Корман Б.О. Лирика Некрасова. С. 137–143.

[670] Манн Т. Собр. соч.: В 10. т. Т. 9. С. 163–164.

[671] См.: Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. Т. 62. С. 377.

[672] Блок А.А. Соч.: В 8 т. М., I960. Т. 3. С. 297.

[673] Толстой Л.Н. Поли. собр. соч.: В 90 т. Т. 30. С. 131.

[674] См.: Лесскис Г.А. Синтагматика и парадигматика художественного текста //Известия /АН СССР. Отд. лит. и яз. 1982. № 5.

[675] Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение. С. 123–125 (разд. «Начала и концы»).

[676] Ежегодник МХАТ. 1953–1958. М., 1961. С. 165.

[677] Мазель Л.А. Эстетика и анализ//Советская музыка. 1966. № 12. С. 26.

[678] Бехер И. Любовь моя, поэзия: О литературе и искусстве. М., 1965. С. 62.

[679] А.П. Чехов о литературе. М„ 1955. С. 292, 205.

[680] Петровский М.А. Морфология новеллы (1927)//Вопросы литературоведения: Хрестоматия. М., 1992. С. 67.

[681] Тагор Р. Религия художника//Восточный альманах. М., 1961. № 4. С. 96.

[682] Бернштейн С.И. Эстетические предпосылки теории декламации//Поэтика III. Л., 1927. С. 34–37.

[683] Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. С. 431.

[684] Твардовский А.Т. Василий Теркин. М. 1976. С. 261.

[685] Гораций Ф.К. Послание к Пизонам (Наука поэзии)//Гораций Ф.К. Поли. собр. соч. М., Л., 1936. С. 341–343.

[686] Дидро Д. Разрозненные мысля//Дидро Д. Собр. соч.: В 10 т. М., 1946. Т. 6. С. 564.

[687] В XX же веке высказывались и противоположные суждения. Так, глава итальянских футуристов Ф.Т. Маринетти писал: «Сплетать образы нужно беспорядочно и вразнобой» (Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986. С. 165).

[688] Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.; Л., 1949. Т. 7. С, 67, 41.

[689] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 403.

[690] Грабарь И.Э. В.А. Серов: Жизнь и творчество. Б/г. С. 147.

[691] Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 7. С. 244.

[692] Жирмунский В.М. Теория стиха. С. 434.

[693] См.: Баткин Л.М. Зрелище мира у Джаноццо Манетти. К анализу ренессансного понятия «varietas» // Театральное пространство: Материалы научной конференции (1978). М. 1979.

[694] Хогарт В. Анализ красоты. Л.; М., 1958. С. 167, 144.

[695] Бахтин М.М. Вопросы литературы и искусства. С. 47.

[696] Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. С. 26.

[697] Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 272.

[698] См.: Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Л., 1972.

[699] Самосознание европейской культуры XX века. С. 332.

[700] Скафтымов А.П. К. вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы (1923)//Русская литературная критика. Саратов, 1994. С. 139,142.

[701] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 362. О неизменном присутствии в литературоведческих штудиях их субъекта как «носителя» определенных ценностных ориентаций, менталитета, культурных традиций см.: Есаулов И.А. Литературоведческая аксиология: Опыт обоснования понятия//Евангельский текст в русской литературе XVIII–XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Петрозаводск, 1994. См. также: Мальчукова Т.Г. О философской филологии//Мальчукова Т.Г. Филология как наука и творчество. Петрозаводск, 1995.

[702] Бахтин М.М. Собр. соч.: В 7 т. М.; 1996, Т. 5. С. 7.

[703] См.: Лихачев Д.С. Еще о точности литературоведения//Лихачев Д.C. Литература – Реальность –Литература. С. 198–200.

[704] Шеллинг Ф.В. Система трансцендентального идеализма. М., 1936. С. 383.

[705] См., например: Смирнов А.А. Пути и задачи науки о литературе//Литературная мысль. 1923. № 2.

[706] Тодоров Цв. Поэтика//Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С. 41.

[707] Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. С. 5–6.

[708] Шкловский В.Б. Гамбургский счет. С. 125.

[709] Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Мир автора и структура текста. Нью-Йорк, 1986. С. 10.

[710] Эта мысль в разговоре со мной была высказана С.Г. Бочаровым.

[711] См.: Мейер А. А. Философские сочинения. Париж, 1982.

[712] См.: Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. Т. 2.

[713] См.: Максимов Д. Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л., 1981.

[714] Платон. Соч.: В 3 т. М., 1971 Т. 3. 4.1. С. 174–176.

[715] Аристотель. Об искусстве поэзии. С. 45.

[716] См.: Шеллинг Ф.В. Философия искусства. С. 396–399.

[717] См.: Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3. С. 419–420.

[718] Подробнее об истории рассмотрения литературных родов см.: Хализев В.Е. Драма как род литературы (поэтика, генезис, функционирование). М., 1986. С. 22–38.

[719] См.: Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М., 1993. С. 34–38.

[720] Staiger Е. G. rundbegrifle del Poetik. Zurich, 1951. S. 9.

[721] См.: Веселовский А.Н. Историческая поэтика. С. 190, 245, 230.

[722] Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М., 1960. Т. 6. С. 8.

[723] Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. М.; Л., 1959. С. 200.

[724] Шеллинг Ф.В. Философия искусства. С. 399.

[725] Манн Т. Собр. соч.:В. 10 т. Т. 10. С. 273, 277, 278.

[726] О многообразии форм повествования в русской литературе XIX в. см.: Манн Ю.В. Автор и повествование //Известия/АН СССР. Отд. литературы и языка. 1991. № 1; его же. Об эволюции повествовательных форм (вторая половина XIX в.) //Известия/РАН. Отд. литературы и языка. 1992. № 2. Завершая вторую статьи, автор говорит о Чехове следующее: «lt;...gt;сливая сферу рассказчика с субъективной сферой героя, он с особой тонкостью и тщанием развивает ту персональную повествовательную ситуацию, которая заняла столь видное место в литературе XX в.» (с. 58).

[727] Гете И.В. Об искусстве. С. 350.

[728] Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. Т. 9. С. 386.

[729] Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М., 1957.Т. 6. С. 58.

[730] Пушкин А. С. О народной драме и драме «Марфа Посадница»// Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: В. 10 т. Т. 7. С. 214, 213.

[731] Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 282.

[732] Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М., 1959. Т. 5. С. 370.

[733] Цит. по: Хрестоматия по истории западноевропейского театра / Сост. и ред. С. Мокульский: В 2 т. 2-е изд. М.; Л., 1953. Т. 1. С. 679.

[734] Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1950. Т. 35. С. 252.

[735] Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 7. С. 212.

[736] Гете И.В. Об искусстве. С. 410–411.

[737] Тургенев И.С. Собр. соч.: В. 12 т. М., 1956. Т. 9. С. 542.

[738] Островский А. Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. М., 1978. Т. 10. С. 63.

[739] Прибегнув к этому термину (Zustand – состояние), охарактеризовал природу лирики немецкий ученый Ю. Петерсен; сферу же эпоса и драмы, по его мысли, составляет действие (Handlung) (cm.: Petersen I. Die Wissenschaft von der Dichtung. Bd 1. Weik und Dichter. Berlin, 1939. S. 119–126).

[740] Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. Т. 2. С. 62.

[741] Об «образе переживания» в лирике см.: Сквозников В.Д. Лирика//Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. М., 1964. С. 175–179.

[742] Гинзбург Л. Я. О лирике. С. 7.

[743] Гоголь Н.В. В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность//Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 9 т. М., 1994. Т. 6. С. 160.

[744] См.: Поспелов Г. Н. Лирика среди литературных родов. М., 1976. С. 32.

[745] Сурат И.З. Пушкин как религиозная проблема//Сурат И.З. Жизнь и лира. М., 1995. С. 175.

[746] Гинзбург Л.Я. О лирике. С. 8.

[747] Сильман Т.И. Заметки о лирике. Л., 1977. С. 33.

[748] Типы организации лирических произведений тщательно рассмотрены в: Поспелов Г.Н. Лирика среди литературных родов. С. 62–177.

[749] Там же. С. 158.

[750] Ларин Б.А. О лирике как разновидности художественной речи (семантические этюды)//Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя: Избранные статьи. Л., 1974. С. 84.

[751] Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. От Анненского до Пастернака. М., 1992. С. 160.

[752] Каган М.С. Морфология искусства. Л., 1972. С. 394.

[753] Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 118. О лирическом герое см. также: СтепановH.Л. Лирика Пушкина. М., 1959. С. 106–110.

[754] Ходасевич В.Ф. Собр. соч.: В 4 т. М., 1996. Т. 1. С. 449, 417, 416.

[755] См.: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 148–149.

[756] См.: Бройтман С.Н. Русская лирика XIX – начала XX века в свете исторической поэтики. Субьектно-образная структура. М., 1997.

[757] Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3. С. 501.

[758] Гинзбург Л.Я. О лирике. С. 12; см. также: Левин К).И. Заметки о лирике//Новое литературное обозрение. № 8. (1994).

[759] См.: Корман Б.О. Опыт описания литературных родов в терминах теории автора (субъектный уровень)//Проблема автора в художественной литературе. Вып. 1. Ижевск, 1974. С. 223

[760] Шеллинг Ф.В. Философия искусства. С. 380.

[761] Обзор подобных суждений зарубежных ученых дан в: Hernadi P. Beyond Genre. New Directions in Literaiy Classification, llhaca and London, 1972. P. 34–36.

[762] См.: Бочаров С.Г. Пруст и «поток сознания» //Критический реализм XX века и модернизм. М., 1967.

[763] Эпштейн М.Н. На перекрестке образа и понятия (эссеизм в культуре Нового времени)//Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX–XX веков. М., 1988. С. 334, 380, 365, 369.

[764] Белецкий А.И. Избранные труды по теории литературы. С. 342.

[765] Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин (1924).Л., 1978. С. 227.

[766] Тынянов Ю.Н. История литературы. Поэтика. Кино. С. 275.

[767] Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. С. 207.

[768] Стенник Ю.В. Системы жанров в историко-литературном процессе // Историко-литературный процесс. Л., 1974. С. 173.

[769] Обзоры опытов систематизирующего рассмотрения жанров см. в: Hernadi P. Beyond Genie. New Directions in Literary Classification; Чернец Л.В. Литературные жанры (проблемы типологии и поэтики). М., 1982.

[770] Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. С. 206.

[771] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 332.

[772] Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении. (Бахтин под маской. Маска вторая.) С. 150, 149.

[773] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 233.

[774] О понимании жанров Гегелем и Веселовским см.: Чернец Л.В. Литературные жанры. С. 25–43.

[775] Поспелов Г.Н. К вопросу о поэтических жанрах // Доклады и сообщения филологического факультета МГУ. Выл, 5. 1948. С. 59–60.

[776] Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. М., 1972. С. 207.

[777] Там же. С. 167–168.

[778] Аверинцев С.С. Притча//Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. См. также: Тюпа В.И. Художественность чеховского рассказа. М.,1989. С. 13–32.

[779] См.: Burke К. Attitudes Toward History, Los Altos, 1959; Чернец Л.В. Литературные жанры. С. 59–61.

[780] Ильин И.П. Н.Г. Фрай //Современные зарубежные литературоведы: Справочник. Страны капитализма. Ч. III. М., 1987.С. 87–88.

[781] На протяжении последних двух-трех десятилетий в нашей стране созданы монографии В.Д. Днепрова, Д.В. Затонского, В.В, Кожинова, Н.С. Лейтес, Н.Т. Рымаря, Н.Д, Тамарченко, А.Я. Эсалнек, посвященные истории и теории романа. Назовем также: Zur Poetik des Romans. Hisg. von V. Klotz. Darmstadt, 1965; Deutsche Roman theorien. Hrsg. von R. Grimm. Fr. a М., 1968.

[782] Манн Т. Письма. М., 1975. С. 81.

[783] Мандельштам О.Э. Слово и культура. С. 74–75.

[784] Буало Н. Поэтическое искусство. С. 81.

[785] Шеллинг Ф.В. Философия искусства. С, 382–384.

[786] См.: Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2 т. Т. 1. С. 404–406.

[787] Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики. С. 257.

[788] Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3. С. 474-475.

[789] Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 5. С. 34.

[790] Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В. 13 т. Т. 10. С. 315.

[791] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 453. Ниже отсылки к этому изданию даются в тексте (указывается страница).

[792] Кожинов В.В. Роман –эпос нового времени // Теория литературы... М., 1964. С. 107.

[793] Cм.: Lukacs G. Die Theorie des Romans. Ein geschichtsphilosophischer Vereuch uber die Fomien der grossen Epik. Neuweid a. Rhein; Berlin; Spandau, 1963. S. 96, 87–92.

[794] Косиков Г.К. К теории романа (роман средневековый и роман Нового времени). С. 71.

[795] Бочаров С.Г. Роман Л. Толстого «Война и мир», 3-е изд. М., 1978. С. 58, 68.

[796] Писатель утверждал, что этим даром обладают в той или иной мере все люди, что художники (в частности–писатели) призваны бесконечно расширять «силы родственного внимания» (Пришвин М.М. Собр. соч.: В 8 т. М., 1984. Т. 3. С. 61).

[797] Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики. С. 261.

[798] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 377.

[799] Седакова О.А. Притча и русский роман//Искусство кино. 1994. № 4. С. 12.

[800] См.: Ветловская В.Е. Поэтика романа «Братья Карамазовы». Л., 1977.

[801] Манн Т. Иосиф и его братья. М„ 1968. Кн. 2. С. 904.

[802] Cм.: Schirokauer A. Begengungswandel des Romans // Zur Poetik des Romans. S. 28-31

[803] Cм.: Мандельштам О.Э. Слово и культура. С. 73.

[804] См.: Манн Т. Искусство романа//Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10.

[805] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 135, 192–197.

[806] См.: там же. С. 292–293.

[807] См.: Грифцов Б.А. Теория романа. М., 1927.

[808] Аксаков С.Т. Собр. соч.: В 2 т. М„ 1966. Т. 1. С. 246.

[809] Эсалнек А.Я. Внутрижанровая типология и пути ее изучения. М., 1985. С. 93. Об освоении писателями микросреды см.: Шешунова С.В. Микросреда и культурный фон в художественной литературе // Филологические науки. 1989. № 5.

[810] Манн Т. Искусство романа. С. 282.

[811] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 450.

[812] Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. С. 69–70.

[813] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 452.

[814] См.: Проблема канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки. М., 1973. (Введение, статьи А.Ф. Лосева и Ю.М. Лотмана.)

[815] Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов А.В. Категории поэтики в смене литературных эпох. С. 12.

[816] Буало Н. Поэтическое искусство. М., 1957. С. 94.

[817] См.: Аверинцев С.С. Жанр как абстракция и жанр как реальность: диалектика замкнутости и разомкнутости//Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996. С. 207–214.

[818] Гюго В. Собр. соч.: В 15 т. М., 1956. Т. 4. С. 397.

[819] Уэллек Р. и Уоррен О. Теория литературы. С. 249.

[820] Сквозников В.Д. Лирика. С. 208, 214.

[821] Аверинцев С.С., Андреев МЛ., Гаспаров М.Л., Гринцер П.Л., Михайлов А.В. Категории поэтики в смене литературных эпох. С. 28.

[822] Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. С. 56, 55.

[823] См.: Шкловский В.Б. Литература вне сюжета // Шкловский В.Б. О теории прозы. М., 1929. С. 227.

[824] См.: Ан-ский С.А. (Раппопорт). Народ и книга: Опыт характеристики народного читателя. С. 69–73.

[825] Шкловский В.Б. Литература вне сюжета. С. 227.

[826] См.: Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. С. 208–209.

[827] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 454.

[828] Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 279, 257–258.

[829] Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 276.

[830] Аверинцев С.С. Плутарх и античная биография. М., 1973. С. 6.

[831] Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 451.

[832] Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 178–179, 205.

[833] См.: Плеханов Г.В. Французская драматическая литература и французская живопись XVIII века с точки зрения социологии (1905) // Плеханов Г.В. Литература и эстетика: В 2 т. М., 1958. Т 1.

[834] Лаптев А.М. В пути. М., 1972. С. 186.

[835] Cм.: SchlewmacherF.D.E. Hermeneutik und Kritik. Fr. a. М., 1977.S 284.

[836] Cм.: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 257, 239, 279.

[837] См.: Хализев В.Е. Жизненный аналог художественной образности (опыт обоснования понятия)//Принципы анализа литературного произведения. М., 1984.

[838] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 279. См. также: Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении. (Бахтин под маской. Маска вторая.) С. 145–146.

[839] Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. С. 55.

[840] Чернец Л.В. Литературные жанры. С. 77.

[841] Цит. по: Чернец Л.В. Литературные жанры. С. 51.

[842] См.: Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 451.

[843] Пиксанов Н.К. Творческая история «Горя от ума». М., 1971. С. 18 (1-е изд.–1928).

[844] См.: Динамическая поэтика. От замысла к воплощению. М., 1980.

[845] Цит. по.: Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 526.

[846] Тэн И. История английской литературы. Введение // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX–XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. С. 72, 94.

[847] См.: Из истории советской эстетической мысли (1917–1932). М., 1980. С. 425– 430.

[848] Переверзев В.Ф. Гоголь. Достоевский: Исследования. М., 1982. С. 45. См. также с. 40–46, 177–186.

[849] См.: Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. С. 190–215.

[850] Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 198, 182.

[851] Буслаев Ф.И. Странствующие повести и рассказы//Русский вестник. 1874. № 5. С. 35–36.

[852] Об этом говорится в ст.: Литература и мифы // Мифы народов мира: В 2 т. М., 1982. Т. 2.

[853] Основные положения учения К.Г. Юнга изложены в ст.: Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Юнг К.Г. Архетип и символ. М., 1991.

[854] Cм.: Schleieimacher F.D.E. Hermeneutik und Kritik. Fr. a. М., 1977. S. 150–151.

[855] Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 365.

[856] Бицилли П.М. Этюды о русской поэзии. Прага, 1926. С. 206.

[857] Скафтымов А.П. К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы. С. 149, 148.

[858] Анненский И.Ф. Книги отражений. С. 411.

[859] Федотов Г.П. Борьба за искусство // Вопр. литературы. 1990. № 2. С. 215.

[860] Литературные манифесты западноевропейских романтиков. С. 65.

[861] См.: Шпет Г.Г. Герменевтика и ее проблемы// Контекст-1990. М., 1990. С. 251.

[862] Цит. по: Судьба искусства и культуры в западноевропейской мысли XX в, М., 1980. Вып. 2. С. 38.

[863] Лансон Г. Метод в истории литературы. М., 1911. С. 19–20. Недоверие к генетическому рассмотрению творчества писателей (в полемике с психоаналитическим литературоведением) выражено в ст.: Башляр Г. Поэтика пространства//Вопр. философии. 1987. № 5.

[864] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 333, 331, 330.

[865] См.: Арсеньев Н.С. Из русской культурной и творческой традиции, Fr. а, М., 1959. С. 9–13.

[866] Эрн В.Ф. Борьба за Логос// Эрн В.Ф. Соч. М., 1991. С. 98. См. также: Франк С.Л. Духовные основы общества (1930). М., 1992. С. 125–127 (параграф под названием «Двуединство традиции и творчества»).

[867] Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. С. 257.

[868] Одоевский В.Ф. О литературе и искусстве. М., 1982. С. 43.

[869] Давыдов Ю.Н. Культура – природа – традиция// Традиция в истории культуры. М., 1978. С. 60.

[870] Лихачев Д.С. Прошлое –будущему: Статьи и очерки. Л., 1985. С. 52, 64–67.

[871] Лотман Ю.М. Память в культурологическом освещении// Wiener Slawistischerт Almanach. Bd. 16. Wien, 1985.

[872] Schleiermacher F. D. Е. Henneneutik und Kritik. Fr. a. М., 1977. S. 184.

[873] Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. С. 272, 258. Подобное сближение преемственности и эпигонства, на наш взгляд, односторонне и уязвимо, ибо дает повод некорректно зачислить в число «подражателей» таких ярких и оригинальных писателей-традиционалистов, как И.С. Шмелев и Б.К. Зайцев, М.А. Шолохов и А.Т. Твардовский, В.Г. Распутин и В.И. Белов, В.П. Астафьев и Е.И. Носов.

[874] Чудакова М.О. К понятию генезиса// Revue des etudes slaves. Fascicule 3, Paris, 1983. P. 410–411.

[875] Ницше Ф. Соч.: В. 2 т. Т. 2. С. 144, 141.

[876] Вайнштейн О.Б. Homo deconstructivus. Философские игры постмодернизма //Апокриф. 1993. №2. С. 22.

[877] Гройс Б. О новом (утопия и обмен). М., 1993. С. 155, 116–117.

[878] См.: Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. (Статьи «Всемирная литература», «Литературный процесс», «Сравнительно-историческое литературоведение»).

[879] См.: Гуревич А.Я. Мировая культура и современность// Иностранная литература. 1976. № 1. С. 214.

[880] См.: Цицерон. Топика // Цицерон. Эстетика. Трактаты. Речи. Письма. М., 1994.

[881] См.: Curtius E.R. Europaische Literatur und lateinisches Mittelalter. 9 Aufl. Bern; Munchen, 1978.

[882] Панченко А.М. Топика и культурная дистанция// Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986. С. 240, 236.

[883] Лихачев Д.С. Прошлое –будущему: Статьи и очерки. С. 175.

[884] См.: Конрад Н.И. Об эпохе Возрождения// Конрад Н.И. Запад и Восток: Статьи. Л., 1972 (конец § 1, § 7–8).

[885] Боткин Л.М. Тип культуры как историческая целостность: Методологические заметки в связи с итальянским Возрождением//Вопр. философии. 1969. № 9. С. 108.

[886] Лотман Ю.М. Технический прогресс как культурологическая проблема//Ученые Записки/Тартуского ун-та. Вып. 831. Тарту, 1988. С. 104. О том же см.: Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978 («Обратная сторона титанизма» и другие разделы).

[887] Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов А.В. Категории поэтики в смене литературных эпох. С. 33.

[888] О романтизме как международном явлении см. соответствующий раздел (автор И.А. Тертерян) в: История всемирной литературы: В 8 т. М., 1989. Т. 6.

[889] Жирмунский В.М. Гейне и романтизм// Русская мысль. 1914. №5. С. 116. Cм. также: Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996 (1-е изд.–1914).

[890] Жирмунский В.М. Религиозное отречение в истории романтизма: Материалы для характеристики К. Брентано и гейдельбергских романтиков. М., 1919. С. 25.

[891] См.: Жирмунский В.М. Из истории западноевропейских литератур. Л., 1981. Из множества позднейших работ о романтизме см.: Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М., 1966; Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л., 1973; Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время. Рига, 1988; Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М., 1995.

[892] См.: Якобсон P. О. О художественном реализме//Якобсон P.O. Работы по поэтике. С. 387–393.

[893] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М., 1965. Т. 37. С. 35.

[894] См.: Затонский Д.В. Какой не должна быть история литературы?// Вопр. литературы. 1998. Январь – февраль. С. 6, 28–29.

[895] Маркович В.М. Вопрос о литературных направлениях и построение истории русской литературы XIX века //Известия/РАН. Отд. литературы и языка. 1993. № 3. С. 28.

[896] См.: Избавление от миражей. Соцреализм сегодня. М., 1990.

[897] См.: Материалы международных научных конференций в Российском государственном гуманитарном университете: Постсимволизм как явление культуры. Вып. 1–2. М., 1995,1998.

[898] См.: Тюпа В.И. Поляризация литературного сознания // Liteiatura rosyjska XX wieku. Nowe czasy. Nowe problemy. Seria «Literatura na pograniczach». № 1. Warszawa, 1992. С. 89; см. также: Тюпа В.И. Постсимволизм. Теоретические очерки русской поэзии XX века. Самара, 1998.

[899] Конрад Н.И. О некоторых вопросах истории мировой литературы // Конрад Н.И. Запад и Восток. С. 427.

[900] Использую выражение искусствоведа Ю.Д. Колпинского. См.: История культуры античного мира. М., 1977. С. 82.

[901] О неразрывной связи творческого начала в жизни людей с их национальной причастностью и укорененностью см.: Булгаков С.Н. Нация и человечество (1934) // Булгаков С.Н. Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2.

[902] Григорьева Т.П. Дао и Логос (встреча культур). М., 1992. С. 39, 27.

[903] Вопросы методологии литературоведения. М.; Л., 1966. С. 183. О сущностных различиях древних литератур Ближнего Востока и Греции, которые во многом определили судьбы всей европейской культуры (в том числе художественной) см.: Аверинцев С.С. Древнегреческая литература и ближневосточная словесность (противостояние и встреча двух творческих принципов) // Типология и взаимосвязи литератур древнего мира. М., 1971 (в особенности с. 251–252).

[904] См.: Жирмунский В.М. Литературные течения как явление международное // Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. Л„ 1979. С. 137– 138.

[905] Веселовский А.Н. Разыскания в области русского духовного стиха. Вып. 5. СПб., 1889. С. 115.

[906] Реизов Б.Г. История и теория литературы. Л., 1986. С. 284.

[907] См.: Гете И.В. Западно-восточный диван. С. 668–669.

[908] Арсеньев Д. С. Из русской культурной и творческой традиции. Fr.а.М., 1959.С. 151. О том, что международные культурные контакты ознаменованы сопоставлением (сравнением) «своего» и «чужого» (в оптимальных вариантах–при осознании их равноценности) см.: Топоров В.Н. Пространство культуры и встречи в нем // Восток–Запад: Исследования. Переводы. Публикации. Вып. 4. М., 1989.

[909] Литература и культура Китая. М., 1972. С. 296–299, 302. См. также: Померанц Г.С. Парадоксы модернизации// Человек. 1990. № 1.

[910] Трубецкой Н.С. История, Культура. Язык. М., 1995. С. 93.

[911] Гачев Г.Д. Ускоренное развитие литературы. М., 1964. С. 89, 129.

[912] Арсеньев Н.С. Из русской культурной и творческой традиции. С. 152.

[913] Липатов А.В. Проблемы общей истории славянских литератур от средневековья до XIX в. (европейский контекст, типологическая дифференциация и национальная специфика, формирование основ современного развития) // Славянские литературы в процессе становления и развития. От древности до середины XIX века. М„ 1987. С. 68, 66.

[914] См.: Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. С. 253–270.

[915] Реизов Б.Г. История и теория литературы. С. 266.

[916] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 330.

[917] Лихачев Д.С. Прошлое–будущему. С. 200.

[918] См.: Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы, 2-е изд. М., 1989. С. 31–32, 41–42, 64–70.

[919] См.: Введение в литературоведение: Хрестоматия// Под ред. П.А. Николаева. М., 1997. С. 267–277.

[920] См.: Лихачев Д.С. Развитие русской литературы Х–XVII вв.: Эпохи и стили. М., 1973. С. 172–183.

[921] См.: Веселовский А.Н. Из введения в историческую поэтику (1893)// Веселовский А.Н. Историческая поэтика. С. 42.

[922] См.: Историческая поэтика: Итога и перспективы изучения. М., 1986. Укажем также кн.: Михайлов А.В. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры: Очерки из истории филологической науки. М., 1989.