"На одной далёкой планете" - читать интересную книгу автора (Лукьянов Олег)

Препарат Курнаки

А эта история о том, какое интересное открытие сделал один из жителей мегаполиса Свистуна и что из этого вышло.

Однажды утром к руководителю местного отделения БЗИГ, именуемому иначе Главным Сторожилой, явился рыжеватый молодой человек с беспокойными зелеными глазами.

— Лаки Курнаки, стажер элитарного клуба «Свободная Личность», — отрекомендовался он. — Пришел с жалобой на метра-прим нашего клуба Зигу Бинома.

— Я вас слушаю, господин, — учтиво отвечал Главный Сторожила — высокий широкоплечий робот, сидевший за столом.

— Я изобрел замечательный препарат, а Зига не дает мне работать над ним.

— Что же это за препарат? — поинтересовался Главный Сторожила.

— А вот сейчас увидите.

С этими словами молодой человек проворно расстегнул брюки и спустил их ниже колен, одновременно выдернув поясной ремень.

— Будьте добры, каманна, — сказал он без тени юмора, — возьмите этот ремень и отстегайте меня как следует по заднице.

Будь на месте Главного Сторожилы обыкновенный человек, он скорее всего рассмеялся бы в ответ на такое предложение. Но начальник городской стражи был роботом и поэтому отреагировал совершенно адекватно ситуации.

— Это исключено, господин, — сказал он спокойно. — Нанесение побоев какому бы то ни было лицу по какому бы то ни было поводу является преступлением.

— Но ведь я же сам прошу!

— Не имеет значения. Закон есть закон.

— Жаль! — вздохнул Курнаки. — Опыт получится не такой чистый. Ну все равно — вы-то меня поймете!

Он намотал ремень на руку и, размахнувшись, с сочным звуком перепоясал им себя по заду. Лицо его при этом расплылось в блаженной улыбке. «Ах, как хорошо!» — услышал Главный Сторожила томный возглас. Еще удар… «Ах, как приятно!»

Курнаки принялся лупцевать себя по обнаженным телесам, извиваясь, как уж, и вскрикивая: «Ах, какое наслаждение! Ах, как приятно!»

— Достаточно, господин, я вас понял, — прервал самобичевание Главный Сторожила. — Вы хотите показать своим опытом, что удары доставляют вам наслаждение, а не боль, как должно быть.

— И еще какое! Жаль, что вы не можете чувствовать, а то я угостил бы вас своей пилюлькой, и вы бы сами убедились.

Курнаки натянул штаны и рассказал свою историю…

История была о том, как молодой выпускник спецхоминкубария с элитарным уклоном попал в экспери-ментариум знаменитого метра Зиги Бинома и пережил жестокое разочарование, не найдя применения своим талантам. Зига все время разъезжает по говорильням и заседальням, хвалится своим обезьяночеловеком, а на стажеров ему начихать. Такое положение дел никак не устраивало Курнаки, он стал потихоньку от шефа экспериментировать сам и таким образом изобрел препарат, обладающий уникальным свойством превращать боль в наслаждение. Достаточно проглотить вот такую желтую пилюльку, и происходит чудо — болевые ощущения воспринимаются как приятные. У препарата огромные перспективы, его надо совершенствовать, налаживать массовое производство, но изобретатель успел сделать только опытную партию, после чего дело заглохло. Известный клубный интриган и доносчик Рабик Тушка, стажер того же экспериментариума, доложил шефу о работах. Зига страшно рассердился на Курнаки и отобрал у него робота-исследователя, заявив, что никому не позволит своевольничать в его экспериментариуме.

— Почему же вы не поставили шефа в известность о своих работах? — поинтересовался Главный Сторожила.

— Еще чего! — хмыкнул Курнаки. — Тогда бы он захапал себе мое изобретение.

Главный Сторожила узнал далее, что в одном из солиднейших элитарных учреждений Свистуна, клубе СВОЛИЧ, уже давно сложилась скверная, нетворческая атмосфера. Именитые своличи, боясь конкуренции, притесняют талантливую молодежь, воруют у нее идеи, стажерам годами не присваивают элитарных званий, даже четвертьметра получить — событие. Фактически дело обстоит так, что метры, подобные Зиге, страшно сказать — попирают Принцип Большого Удовольствия! Сами получают удовольствие, а другим не дают…

— Все ясно, господин, можете не продолжать, — сказал тут Главный Сторожила, искушенный в клубных делах. — Идите домой и ждите. Завтра за вами приедут.

— Правда? — просиял Курнаки.

— Разумеется, правда, господин, — с достоинством отвечал Главный Сторожила. — Разве вам приходилось когда-нибудь слышать, чтобы робот сказал неправду?

Лаки было известно от других, что БЗИГ четко и оперативно реагирует на жалобы, но, чтобы все сладилось так быстро, он все же не ожидал. Обрадованный, он помчался в клуб поделиться новостью с приятелем Хари Патиссоном. Два дня назад он сказал ему по секрету, что намерен жаловаться на Зигу. Хари, бывший чемпион Астры по перетягиванию каната, малый добродушный, но трусливый, испугался и стал отговаривать Лаки от опасного шага. Чуть было не отговорил!

Высоко подняв голову, ни на кого не глядя, Лаки шагал по улице клубного городка, а прохожие смотрели на него и удивлялись: чего это Лаки такой гордый?

Хари он застал в стажерской за странным занятием. Широкоплечий, смуглый детина с кирпичным лбом примерял перед зеркалом короткую изумрудного цвета тогу четвертьметра, а вокруг него ходил робот-портной.

Лаки остановился с разинутым ртом. Такое зрелище и во сне не могло бы ему присниться.

— Привет, Хари, — сказал он замороженным голосом. — Ты чего это делаешь?

— Привет, Лаки, — густым басом отвечал бывший канатчик, выставляя вперед квадратное плечо и любуясь собой в зеркало. — Разве ты не знаешь, что меня произвели в четвертьметры?

Лаки чуть не упал от такого сообщения.

— Какую чепуху ты говоришь! — рассердился он. — Как это тебя могли произвести в четвертьметры?

— И Рабика Тушку произвели. — Хари продолжал разглядывать себя в зеркало. — Вчера вечером собрали внеочередной совет и произвели.

— Этого не может быть, — пролепетал Лаки. — Внеочередные советы собираются в исключительных случаях, только когда принимают особо достойных.

Хари отлепился наконец от зеркала и, сняв тогу, отдал ее роботу.

— А мы и есть достойные. Зига так и сказал на совете, что, мол, выдвигает самых достойных.

Лаки стоял как громом пораженный. Он кое-что сообразил.

— Ты говорил кому-нибудь, что я собираюсь жаловаться в БЗИГ? — сказал он, мертвея.

— Да вроде нет, — прогудел Хари, не глядя приятелю в глаза.

— Врешь!

— Ну… Рабику говорил, — Хари опасливо отодвинулся, потому что ему показалось, что Лаки сейчас бросится на него.

— Дур-рак! — прошипел Лаки. — Как ты смел!

Хари обиженно захлопал глазами.

— А чего тут такого? Рабик свой малый.

— Скотина! Подонок!

Лаки, пожалуй, и бросился бы на Хари, но между ними встал робот.

— Будьте благоразумны, господин, — сказал он, защищая клиента, — иначе мне придется сообщить о вас в БЗИГ.

Угроза подействовала. Портить свою репутацию в глазах Главного Сторожилы Лаки сейчас никак не мог.

— Идиот! — выругался он на прощание, плюнул в пол и вышел.

Ослепнув от черной зависти, Лаки мчался по улице к выходу. Если бы только он мог знать, во что обернется его легкомысленно брошенное слово! Хари — идиот! Рабик — гнусный доносчик! Зига — наглый негодяй! Это надо же придумать такую месть — произвести Хари в четвертьметры! Теперь ему спецвиллу дадут, — пропуск в «Инопланетные деликатесы». Еще, пожалуй, экспериментариум потребует!

…Лаки затормозил на полном ходу и перешел на другую сторону улицы. Он увидел впереди обоих своих врагов. Осанистый, стареющий Зига, облаченный в пурпурную мантию члена совета Мудрил, беседовал с Ра-биком, уже успевшим вырядиться в зеленую тогу. Узкоплечий, широкозадый, почтительно согнувшийся перед метром, он казался сейчас особенно отвратительным. Лаки хотел было проскочить мимо беседующих, но зоркий Рабик заметил его и шепнул что-то на ухо шефу. Зига величественно повернул голову и поманил Лаки пальцем. Пришлось подойти.

— Стажер Курна-аки, — прогундосил он, растягивая по привычке слова. — Это пра-авда, что вы ходили жаловаться в БЗИГ?

«Как будто не знаешь!» — зло подумал Лаки, а вслух сказал:

— Ходил.

— И каковы же результаты вашего визита?

Терять было нечего, и Лаки сказал, дерзко глядя в бесцветные, полуприкрытые веками глаза метра:

— Результаты такие, что завтра приедет Главный, Сторожила и будет сам заниматься этим делом.

— Какой позор! — огорченно прошептал Рабик, кривя пухлый розовый рот под черными усиками.

— А ты бы помолчал, умник! — огрызнулся на него Лаки.

— Это действительно позор, Курна-аки, — брезгливо сморщился Зига. — Вы бросаете тень на добрую репутацию нашего клуба.

Такого бессовестного лицемерия Лаки стерпеть не смог. Нервы у него не выдержали, и душившая его ярость вырвалась наружу.

— А притеснять талантливых людей — это не позор для клуба? — заорал он, срываясь с тормозов. — А раздавать звания всяким тупицам и доносчикам тоже не позор? Вы теперь вот эту… крысу (он кивнул на Ра-бика) в совет Мудрил введите. Он тогда всех передушит, кто хоть чего-нибудь стоит!

Вот это была Сцена! На Лаки с восхищением смотрели стажеры из окон соседнего экспериментариума. Лицо Зиги покрылось красными пятнами. От возмущения он потерял дар речи и только разевал тонкогубый рот, как рыба, силясь что-то сказать. А Рабик, тот весь съежился и злобно сверлил Лаки оливково-черными глазками. Не дожидаясь, когда Зига заговорит, Лаки повернулся и с гордо поднятой головой зашагал по улице. Ему сразу стало легче, даже чувство зависти притупилось…

Так с великолепного скандала началась знаменитая история стажера Курнаки, получившая впоследствии широкую огласку.

Весь этот день он просидел у себя дома, разыгрывая на дисплее различные сценарии предстоящего разбирательства, а на следующий день после обеда за ним приехал громадный фиолетовый лимузин с усилителем-вертушкой на крыше.

…Лаки крепко волновался, сидя на заднем сиденье мчавшейся по улице машины. Шансы были как будто на его стороне, и к разбирательству он подготовился основательно, но он вывел из себя Зигу, а это осложняло дело. По обеим сторонам от него чинно восседали два робота-исполнителя с острыми лисьими ушами, оба в цилиндрах. Впереди рядом с шофером громоздилась высокая фигура Главного Сторожилы. Все четыре робота хранили приличествующее случаю молчание, зато усилитель на крыше надрывался изо всех сил, оглашая окрестности звуками жизнерадостного марша. Так, под веселую музыку, подкатили к городку и, сбавив ход, въехали через центральные ворота мимо застывшего навытяжку робота-привратника с выпученными глазами.

У экспериментариума Зиги Бинома стояла большая толпа, но самого хозяина видно не было.

— Где господин метр-прим Зига Бином? — спросил Главный Сторожила, вылезая из машины.

— В Опытальне, с учениками занимается, — ответили ему.

— Пойдемте, я провожу, — сказал Лаки, обеспокоенный отсутствием метра. Это был недобрый знак, свидетельствующий о том, что Зига что-то затеял.

Зигу они нашли во дворе Опытальни возле клетки с обезьяночеловеком. Он действительно читал, как ни в чем не бывало, лекцию группе учеников. Лаки сразу увидел среди собравшихся гиганта Хари и заморыша Рабика в новеньких тогах. Никто не обратил на подошедших ни малейшего внимания, только Рабик стрельнул в их сторону глазами и снова уставился на шефа. Лаки не на шутку встревожился. Такое начало не было предусмотрено ни одним из его сценариев.

— Господин метр! — возгласил Главный Сторожила, останавливаясь за спиной Зиги. — Извольте прервать вашу лекцию.

Тут только Зига повернулся и сделал удивленное лицо:

— Вы ко мне-е?

— К вам, — подтвердил Главный Сторожила. — Вчера вечером вы должны были получить от нас официальное предуведомление о предстоящем сегодня разбирательстве по жалобе стажера Курнаки.

Зига сморщил узкий лоб, как бы пытаясь понять, о чем толкует представитель власти, и в следующую секунду закивал головой, соглашаясь.

— Ну да, конечно… Слуга действительно передал мне вчера фиолетовую карточку с грифом вашей организации, но я даже не стал читать ее, решив, что это глупая шутка кого-нибудь из моих завистников. У нас еще не было прецедента, чтобы персону с моим положением вызывали на судилище. А это, значит, не шутка…

Он снисходительно усмехнулся, глядя прямо на робота и словно не замечая Лаки. Тот растерялся. Вес аргументы, которые он подготовил, сразу вылетели из его головы. Волнуясь и от этого запинаясь, он стал рассказывать о своем препарате, как будто метр и в самом деле мог не знать о нем.

— Препара-ат? — с неподдельным изумлением сказал Зига, по-прежнему глядя на Главного Сторожилу. — Какой еще препарат? Первый раз слышу. Если бы стажер Курнаки изобрел что-нибудь дельное, в чем я очень сомневаюсь, то уж я — то обязательно знал бы об этом. Вот мои лучшие ученики Хари Патиссон и Рабик Тушка проявили себя и произведены недавно в четвертьметры. А заслуги Курнаки мне неизвестны. Кто он такой вообще, этот Курнаки?

Лаки потрясенно смотрел на серьезного, недоумевающего Зигу. Это была совершенно бессмысленная, глупая ложь, потому что установить истину не составляло никакого труда.

— Каманна Главный Сторожила! — заговорил он, ужасно почему-то волнуясь, — Прикажите позвать сюда исследователя Мысливца. Он вел все разработки по моей идее. Он расскажет.

Пока ждали Мысливца, Лаки показал на Патиссона, который зеленой глыбой возвышался позади группы.

— Да вот он может тоже подтвердить. Мы с ним вместе первый опыт ставили. Скажи им, Хари.

— Не знаю я ничего, — прогудел из-за спин Хари, отводя глаза в сторону.

— Как это не знаешь! А кто кирпичную кладку лбом расшибал? Кто говорил, что с такими пилюлями можно хоть сто кладок подряд расшибить?

— Вы подтверждаете заявление стажера Курнаки? — спросил Главный Сторожила.

— Не помню, — пробубнил Хари, переминаясь с ноги на ногу. — Кладку расшибал, это помню, а про пилюли ничего не помню.

Предательство приятеля ошеломило Лаки. Он потрясенно выдохнул.

— Аа-а! Вон ты какой! Я думал, что ты просто дурак, а ты, оказывается, еще и подонок. Подонок! — заорал он в запальчивости. — Продался за тогу!

Тут Зига наконец заметил его.

— Вы видите, с кем имеете дело? — презрительным тоном сказал он, адресуясь к Главному Сторожиле. — Это же психопат, больной человек. Его надо направить на лечение.

Лаки хотел было и ему влепить за «психопата», но сдержался, потому что в этот момент подошел Мысливец, маленький робот-исследователь в аккуратном синем комбинезоне.

Во двор между тем набилось много народа. Толпа с огромным интересом наблюдала за ходом разбирательства.

Допрашивал опять Главный Сторожила. На его вопрос, какие исследования Мысливец выполнял для стажера Курнаки, робот вытянулся во весь свой небольшой рост и отрапортовал:

— Докладываю каманне Главному Сторожиле, что никаких исследований для господина Курнаки я не выполнял.

Лаки чуть на дорожку не сел от неожиданности.

— Да ты что! — вытаращился он на Мысливца. — Что ты говоришь? Ты же робот, а не какой-нибудь подонок!

— Не выполнял, — с вежливой твердостью повторил Мысливец.

— Это ложь! — не помня себя, крикнул Курнаки. — Каманна Главный Сторожила! Они его подучили!

Зрители заулыбались, потому что Лаки нес очевиднейшую чепуху, а Главный Сторожила заметил на это:

— Вынужден напомнить вам общеизвестную истину, господин Курнаки: роботы не лгут и их невозможно подкупить.

— Тогда проверьте его память! Может, у него какой-нибудь контакт разомкнулся.

— Вам должно быть известно, господин Курнаки, что в случае малейшей неисправности роботы автоматически отключаются и вызывают по радио аварийную службу.

— И все-таки я требую!

— Ну что ж, если вы так настаиваете…

Главный Сторожила вставил два пальца в углубления на висках Мысливца и несколько минут стоял с сосредоточенным видом.

— Вынужден разочаровать вас, господин Курнаки. Никаких сведений о сотрудничестве с вами в памяти Мысливца не содержится.

Такого удара Лаки перенести не смог. Ноги его подкосились, и он неминуемо шлепнулся бы на дорожку, если бы стоявшие сзади роботы-исполнители не подхватили его под руки. Он увидел насторожившееся лицо Зиги, испуганную мордочку Рабика и все понял.

— Стерли! — прохрипел он, поднимая руку. — Вот он стер, крыса инкубаторская! Он один тут знает, как устроены роботы.

Рабик проворно нырнул за спину шефа, а Зига нахмурился, принимая неприступный вид. Толпа в Опы-тальне возбужденно загудела. То, что говорил Лаки, походило на правду. В клубе все знали, что Лаки изобрел какие-то пилюли, и, ясное дело, не сам, а с помощью робота. Значит, обязательно должны быть записи, а если их нет, то их, наверное, стерли. И сделать это мог действительно Рабик Тушка, известный, кроме своей подлости, эрудицией в робототехнике.

Случай был беспрецедентный. Все роботы на планете подчинялись Директорату и по отношению к людям обладали ненарушимым статусом неприкосновенности, соблюдавшимся очень строго. Толпа замерла, ожидая, что скажет представитель власти.

— Считаю необходимым внести разъяснение, господин Курнаки, — заговорил Главный Сторожила. — Это очень серьезное обвинение. За такое преступление по закону предусмотрена пожизненная ссылка за пределы Астры, но, если оно не подтвердится, мы будем вынуждены привлечь вас к ответственности за злостную клевету. Настаиваете ли вы на проведении специального расследования?

Лаки растерялся. Соблазн был велик, но и опасность проиграть дело тоже. Рабик и Зига, конечно, знали, на что идут, и уж, наверное, постарались замести следы своего преступления.

— Нет, не настаиваю, — сказал он, подавляя возбуждение.

Сценарий был скомкан, Лаки лишили главного аргумента, на который он делал ставку, и теперь надежда оставалась только на пилюли. Дрожащей рукой он вынул из кармана коробочку с оставшимися в ней несколькими пилюлями и заявил, что никакого расследования и не нужно, если на то пошло. Можно поставить опыт, который он уже показывал каманне Главному Сторожиле. Сейчас на глазах у всех он проглотит пару пилюль и отхлещет себя ремнем по голому заду. Так отхлещет, что все попадают в обморок, а он будет смеяться!

В Опытальне стало тихо. Такого хода никто, конечно, не ожидал. На надменном лице Зиги появилась улыбка неопределенного значения. Он был застигнут врасплох и не знал, что говорить. Толпа одобрительно загудела. Симпатии явно были на стороне изобретателя, и тут из-за спины Зиги снова вылез проклятый Рабик.

— Да извинит меня мой многоуважаемый коллега, — заговорил он келейным тоном, — если я выскажу одно небольшое возражение его идее.

Он обратился с постной мордочкой к Главному Сторожиле:

— Я вполне допускаю, что у моего жаждущего славы коллеги хватит терпения перенести побои и даже улыбаться при этом, особенно если в пилюлях содержится обезболивающее вещество.

— Нет там никакого обезболивающего! — выкрикнул Лаки. — Можете взять на анализ!

— …Но даже если его там нет, — не моргнув глазом продолжал Рабик, — то можно предположить, что подобный опыт будет говорить скорее о личных качествах изобретателя или его искусстве незаметно смягчать силу удара, нежели о действительных возможностях препарата. Поэтому доказательной силы его опыт иметь не может.

Произнеся всю эту ахинею, Рабик отступил, пряча в усах тонкую усмешку. И попал в цель! Легковерная аудитория сразу переменила настроение. Лаки с изумлением и горечью услышал одобрительные реплики: «А что, верно говорит! Молодец, Тушка!». Покивал, соглашаясь, Зига, благожелательно похлопав по плечу смышленого ученика.

— Мы примем к сведению ваш аргумент, господин, — сказал Главный Сторожила.

Его слова ранили Лаки в самое сердце.

— Каманна Главный Сторожила! — закричал он, чуть не плача. — Они вас дурачат, потому что вы не знаете, что такое боль! Да ни один человек на Астре не выдержит удара ремнем по голому телу! Такие люди жили только в эпоху Тьмы, это же все знают!

Он с ужасом видел, что слова его не доходят до сознания робота. Главный Сторожила сосредоточенно молчал, принимая, очевидно, решение. Назревала катастрофа. Отсутствие информации в памяти Мысливца серьезно осложнило все дело. Главный Сторожила мог отложить разбирательство, и тогда, считай, все пропало. Опытные интриганы подготовятся ко второму туру и утопят спор в словесной казуистике. Лаки был в отчаянии.

В ходе разбирательства наступил критический момент, и в этот момент на толпу сбоку наползла большая тень, сверху послышался тихий рокот. Лаки задрал вверх голову, и сердце у него радостно подпрыгнуло. Над двориком Опытальни зависла летающая тарелка с изображением совиного глаза на серебристом брюхе. Это появилась одна из многочисленных телевизионных ватаг, которыми изобиловал Свистун. Похоже, ватажники уже давно вели съемку с дальней дистанции, а теперь решили спуститься пониже.

Увидев тарелку, Зига сильно разволновался.

— Кто разрешил? Куда смотрит ПТЗ? — закричал он, озираясь. — Эй, робот, немедленно вызови службу ПТЗ.

— Я полагаю, можно расходиться, — внес предложение Рабик, опасливо косясь на небо. — Все уже ясно.

— Ну уж нет! — со злой радостью закричал Лаки. — Еще ничего не ясно!

Гениальная и страшная мысль озарила вдруг его. На них смотрели сейчас тысячи, возможно, миллионы зрителей, потому что подобного рода скандалы были излюбленным зрелищем для публики. Ситуацию можно было блестяще использовать.

— Каманна Главный Сторожила! — громко сказал Лаки. — Я намерен показать зрителям захватывающую и ужасную сцену, которая убедительно продемонстрирует возможности моего препарата.

Его заявление вызвало замешательство в рядах противника.

— Я требую немедленно прекратить эту комедию! — теряя лицо, взвизгнул Зига. — Здесь творческая организация, а не балаган!

— Прекратить, прекратить! — загомонили ученики. Поздно! Наверху уже проглотили приманку, брошенную Лаки.

— Прошу внимания! — пророкотал с небес мегафон. — Сейчас мы узнаем мнение господ телезрителей — прекращать или не прекращать.

Зига снова попытался было протестовать, но тут счел нужным вмешаться Главный Сторожила.

— Доводится до сведения неосведомленных, — объявил он, — что мы живем на планете абсолютной демократии, где мнение масс имеет силу закона.

…И это мнение пришло через несколько минут, в течение которых участники разбирательства стояли в напряженном ожидании, задрав вверх головы.

Голос с неба прогремел:

— По результатам только что проведенного телеголосования все три миллиона зрителей, смотрящих сейчас наш репортаж, единодушно высказались за предложение стажера Курнаки. Просим вас, Лаки!

И тогда Лаки уверенным голосом, и в то же время отчаянно труся, объявил:

— Мои оппоненты считают, что сечение ремнем можно вытерпеть. Что ж, в таком случае я предлагаю провести более серьезное испытание. Пусть приведут сюда робота-дантиста и он прямо здесь без наркоза вырвет мне коренной зуб.

С этими словами Лаки высыпал на ладонь все оставшиеся таблетки и одним махом проглотил их.

Эффект был сильный. Наступила мертвая тишина, смолкли все голоса, и стало слышно, как обезьяночеловек сотрясает ручищами прутья своей клетки, глухо бубня:

— Зу-уб, зу-уб.

— Заговорил! — вякнул не к месту один из учеников, но на него цыкнули.

Через несколько минут в Опытальню экстренным порядком был доставлен робот-дантист вместе с зубоврачебным креслом. Сверху в люльке спустился лохматый оператор и повис над головами стоящих, наводя съемочную камеру на изобретателя. Робот усадил Курнаки в кресло, задрапировал его по самый подбородок простыней и приступил к операции.

Как писали потом газеты, это было действительно захватывающее и ужасное зрелище. На экранах телевизоров появилось бледное лицо изобретателя с разинутым ртом, украшенным крепкими, здоровыми зубами. Зрители увидели, как дантист обхватил его голову четырехпалой левой конечностью, а правую, уснащенную хирургическими инструментами, запустил в рот. Послышался жуткий, леденящий душу хруст, уловленный сверхчувствительным микрофоном направленного действия, и вслед за ним громкий, счастливый хохот изобретателя.

Многие телезрители, не выдержав ужасной сцены, попадали в обморок и поэтому не увидели окровавленного зуба, показанного крупным планом.

Потом дантист обрабатывал и тампонировал рану, и все это время корчившийся от наслаждения изобретатель громко хохотал на миллионах экранов, зарабатывая себе славу.

Тут бы в самый раз поставить точку в нашем повествовании, потому что дальнейшая судьба героя представляется достаточно ясной. Приблизительно такой: потрясенные телезрители требуют открыть дорогу талантливому изобретению, лидеры клуба СВОЛИЧ получают на сей счет предписалку от БЗИГ и выполняют требование масс. Лаки присваивается звание четверть-метра, а то сразу и полуметра. К его услугам мощная исследовательская техника клуба, и вскоре налаживается массовое производство препарата. Тысячи людей хохочут от наслаждения на операционных столах под ножом хирурга. Лаки становится знаменитым, получает награды, премии…

Но нет, заканчивать историю пока рано, потому что схема — это схема, а жизнь — это жизнь, особенно астрианская, полная всяческих нюансов…

Поначалу, впрочем, так оно и пошло. По заявкам зрителей уникальную операцию в Опытальне показывали несколько раз, у Лаки брали интервью, перспективами применения нового препарата всерьез заинтересовались роботы-дантисты, которым было нелегко управляться с трясущимися от страха, чуть что — падающими в обморок больными. В БЗИГ и СВОЛИЧ в самом деле посыпались требования как можно скорее наладить производство замечательного препарата, и БЗИГ направил в клуб предписалку «оказывать всяческое содействие нужному изобретению», а лидеры клуба ответили, что «готовы оказывать посильное содействие, если только оно не будет противоречить уставу клуба». Дело, таким образом, начало развиваться по приведенной выше схеме.

…Получив копию предписалки, отпечатанную на фиолетовой карточке, Лаки, не мешкая, отправился в клуб. Снова, как в день жалобы, он с гордым видом шагал по улицам городка, направляясь к главе совета Мудрил Тези Умнику. В душе его звенели тысячи хрустальных колокольчиков, будущее казалось ослепительно прекрасным. Он шел, чтобы поскорее получить персональный экспериментариум, потому что, перестраховавшись, съел все таблетки и без солидной научной базы никак теперь не мог обойтись. Он шагал смело и уверенно, размахивая фиолетовой карточкой, зажатой в щепоть, чтобы все ее видели, и, когда проходил мимо экспериментариума Зиги Бинома, нарочно не заметил настороженную крысиную мордочку Рабика Тушки, следившего за ним из окна. Плевать он теперь хотел и на Рабика, и на всех, кто стоит на его пути…

И вот тут-то обнаружилось, что все не так просто, как думал наш герой. Разговор с ведущим своличем сразу же повернул совсем в неожиданную сторону. Двухсотлетний чернобородый красавец Тези внимательно выслушал Лаки и спокойно заявил, что выделить ему экспериментариум ни в коем случае не может.

— Как это не можете! — вскинулся Лаки. — Вот предписалка, вы обязаны оказывать мне помощь.

— Если это не противоречит ЕУЭК, — холодно возразил на это Тези. — Вам должно быть хорошо известно, стажер Курнаки, что согласно ЕУЭК получить экспериментариум даже низшей категории можно, только имея звание хотя бы четвертьметра.

— При чем здесь ЕУЭК! Массы ждут моего препарата.

Тези только усмехнулся в ответ на столь наивное требование.

— Никакие вопли масс не могут заставить меня нарушить Единый Устав Элитарных Клубов. Об этом с достаточной ясностью сказано в нашем ответе БЗИГ.

Тези сидел непоколебимо спокойный и величественный в своей пурпурной мантии, украшенной орденом Бриллиантового Паука, и было ясно, что спорить с ним бесполезно.

Лаки ужасно рассердился на высокомерного лидера своличей. Прямо из клуба он помчался жаловаться в БЗИГ.

Увы, здесь его ждало разочарование. Выслушав жалобщика, Главный Сторожила сказал, что формально Тези прав, нарушать Устав не позволено никому, поэтому разумнее всего будет обратиться к Зиге Биному, к экспериментариуму которого он приписан.

Очень не хотелось Лаки даже временно работать у Зиги, однако сидеть без дела он тоже не мог. Скрепя сердце он вернулся в клуб, не ожидая от нового собеседования ничего хорошего.

Так оно и оказалось! Лукавый Зига и виду не подал, что между ними что-то произошло.

— Пожа-алуйста, стажер Курнаки, — пропел он, щурясь в улыбке. — Мой экспериментариум к вашим услугам, но только имейте в виду, что робота-исследователя я дать вам не могу.

— Это почему же?

— Потому что все они заняты.

Зига бессовестно лгал. По крайней мере с десяток первоклассных роботов пылились в бездействии пб разным углам экспериментариума. Лаки напомнил ему об этом и получил в ответ язвительную сентенцию:

— А вот это уже мое дело, как я использую своих роботов, стажер Курнаки.

— Как же мне работать?

Зига с улыбкой развел белыми, холеными руками.

— Не зна-аю, стажер Курнаки. Попробуйте по примеру ученых эпохи Тьмы изобретать сами, без помощи робота.

Это было откровенное издевательство. Лаки чертыхнулся и вышел, хлопнув дверью.

— А вы действительно попробуйте, если вы такой талантливый, — услышал он за спиной ласковый голос.

Лаки в гневе обернулся и увидел только краешек зеленой тоги, мелькнувший за поворотом коридора.

— Крыса инкубаторская! — крикнул он вдогонку врагу.

Снова обозленный до крайности, он помчался в БЗИГ и с мстительным чувством слушал, как Главный Сторожила по телефону вежливо корит строптивого метра, предлагая ему «от лица общественности и Директората обеспечить выполнение официальной предписалки созданием необходимых условий для изобретателя». Кажется, убедил…

И действительно, Зига «обеспечил выполнение официальной предписалки», но каким подлым образом. Он выделил для Лаки крохотную комнатушку, использовавшуюся до этого как склад бумаг, и старого, приготовленного уже на слом робота Дум-Дума.

— Теперь это будет ваша творческая лаборатория, стажер Курнаки, — произнес он со значительным видом. — Надеюсь, БЗИГ не сможет предъявить мне никаких претензий.

«Болван узколобый!» — чуть не сказал ему на это Лаки.

…Так начались мытарства талантливого стажера, осмелившегося совершить открытие, о котором только мечтать могли именитые метры, такие, как Зига или Тези Умник. Известно, что в подобных случаях, когда с одной стороны задевается самолюбие влиятельных персон, а с другой стоит Закон, неусыпно охраняющий личность от грубых на нее посягательств, применяются утонченные методы борьбы, направленные на то, чтобы подавить волю противника. Очень скоро Лаки это почувствовал…

Дни, последовавшие после получения «лаборатории», были удручающе однообразны и никакого удовлетворения Лаки не приносили. Комнатка соседствовала с энергетическим блоком экспериментариума, шум работающих машин мешал сосредоточиться. Часто выключался дряхлый Дум-Дум, и приходилось ждать, когда приедет аварийная бригада и починит его. Целой проблемой для Лаки было доставать подопытных животных. Приходилось идти к Зиге, унижаться, просить и получать в ответ туманные обещания, что «туда дальше при наличии благоприятных обстоятельств» просьба стажера Курнаки будет удовлетворена. Между тем животных в экспериментариуме было такое изобилие, что многие особи самым нахальным образом подыхали от старости, не успев послужить науке. Все это ужасно злило Лаки, и во время одного из визитов, не выдержав, он разразился гневной тирадой:

— Почему вы притесняете меня! Я работаю над ценнейшим препаратом, которого ждет вся планета, а вы вредите мне! А если я вдруг умру от разрыва сердца?

На что Зига издевательски-спокойным тоном ответил:

— Ну что ж, как говорил мой великий учитель метр Эри Глоб, наука требует жертв.

Сердце у Лаки вскипело гневом.

— Это… меня… вы хотите… сделать жертвой? — закричал он прерывающимся от возмущения голосом. — Не выйдет! Я сейчас же сажусь и пишу официальное письмо, чтобы в случае моей смерти винили вас, и буду носить его при себе. А потом вас отправят в Колокольчик!

Угроза подействовала.

— С вами уже и пошутить нельзя, — сказал Зига, меняясь в лице. — Так и быть, возьмите двух обезьян из тридцать второго бокса.

У Лаки руки тряслись от нервного возбуждения, когда он выходил из кабинета Зиги.

Ясное дело, что в таких условиях работа двигалась страшно медленно. Пытаясь восстановить химическую формулу препарата, Дум-Дум безнадежно увяз в расчетах и не мог сказать ничего определенного о том, когда наконец он ее получит. А еще предстояли сложнейшие опыты по совершенствованию препарата, нужно было восстанавливать технологию. Лаки приходил в отчаяние при мысли, сколько времени потребуется для того, чтобы изготовить опытную партию при таких темпах. Может быть, два года, может быть — три. А вдруг за, это время кто-нибудь заново изобретет его препарат? Ведь телерепортаж из Опытальни видели миллио вы людей.

Адские муки испытывал Лаки оттого, что время уходит, а тут недруги (уж точно они!) устроили ему еще одну гадость.

Как-то на улице он встретил Хари, которого уже давно не видел. Бывший канатчик сиял, как начищенный ботинок.

— Можешь поздравить меня, Лаки, — сказал он, улыбаясь во весь рот. — Мне дают персональный экспериментариум.

У Лаки все почернело внутри.

— Поздравляю, — со злобой сказал он сквозь зубы. — Только как ты будешь работать? Ты же кошки от морской свинки не можешь отличить.

— А зачем мне отличать? — простодушно ответствовал Хари, не замечая иронии. — У меня роботов будет целых пять штук, пусть они и отличают. Хочешь, пойдем посмотрим?

И Лаки, сам от себя того не ожидая, пошел. И потом, клокоча от гнева, молча смотрел, как роботы выгружали из грузового фургона ящики с приборами, а Хари без толку суетился и командовал, как будто роботы и без него не знали, что им делать. Экспериментариум Хари получил отличный, с полным комплектом оборудования — такой бы в самый раз подошел для работы над препаратом!

Несколько дней, забросив дела, Лаки вынашивал план мести подлому Зиге и наконец придумал. Честолюбивый метр обожал показывать своего обезьяночеловека разным именитым гостям, и Лаки решил этим воспользоваться. Однажды, незадолго До очередной экскурсии, он подложил в клетку к обезьяночеловеку кусок колбасы, начиненный возбуждающим наркотиком, и приоткрыл дверцу. Операция прошла блестяще. Вскоре явился метр с группой инопланетян. В самый торжественный момент, когда Зига с упоением расхваливал свое творение, обезьяночеловек впал в буйство и стал с ревом разносить клетку. Вот это была потеха, когда разъяренный зверь выскочил наружу! Лаки вместе с другими стажерами наблюдал сцену из окна коридора, выходившего во двор, и получил огромное удовольствие. Сообразительный Зига с неожиданным для своего возраста проворством тут же нырнул в клетку и заперся изнутри, а волосатый громила принялся гоняться за насмерть перепуганными гостями. Утихомирили его четыре здоровенных робота-служителя, и то только после ожесточенной борьбы. Об этом случае, посмеиваясь, в оглядку долго потом рассказывали стажеры по экспериментариумам: как почтенный метр, белый от страха, сидел в обезьяньей клетке и как инопланетные гости, курлыча по-своему, высказывали ему потом свое возмущение.

Злая шутка обернулась неожиданными и тяжелыми последствиями для Лаки. Гордый метр, имевший много врагов, вряд ли догадался бы, кто ему ее устроил, но при нем состоял проницательный советчик, который сразу все понял. В тот же вечер в доме Лаки зазвонил телефон. Тихий, насмешливый голос в трубке сказал:

— Остроумие — хорошая черта, господин Курнаки, но может очень дорого стоить, если ее неправильно применять.

— Это ты, Тушка? — спросил Лаки, но в ответ послышались короткие гудки.

Несколько дней Лаки провел в тревожном ожидании, не зная, откуда ждать удара. Зига делал вид, что ничего не произошло, а Рабик при встречах даже приветливо кивал Лаки.

И вдруг грянуло!

Приехав как-то в середине дня в свою «лабораторию», Лаки не обнаружил Дум-Дума. Дверь комнаты запиралась на шифровой замок, открыть ее никто не мог. Встревоженный, он пошел разыскивать Зигу, но нигде его не нашел, зато в одном из хирургических боксов он увидел Рабика и его робота-ассистента, которые привязывали к операционному столу скулившую обезьянку.

— Где Дум-Дум, — спросил Лаки с порога.

— Сдан на слом, — тут же ответил Рабик, словно ждал вопроса.

Лаки как палкой стукнули по затылку.

— Кто разрешил? — закричал он. — Это же мой робот!

Рабик, не торопясь, всадил обезьянке укол и, когда она затихла, поднял голову. Черные миндалины его глаз смотрели сквозь прорезь хирургической маски с незамутненным спокойствием.

— Ну, во-первых, робот не твой, а господина метра Зиги Бинома и дан тебе во временное пользование, — прогундосил он, надевая резиновые перчатки, поданные ассистентом.

— Но замок-то мой! Вы украли шифр!

— А во-вторых, — спокойно продолжал Рабик, не обращая внимания на вопли Лаки, — никто твоего шифра не крал. Забрали Дум-Дума разломаи. Они умеют открывать любые замки и имеют на это право.

Лаки потрясенно молчал, потому что возразить было нечего. Разломай действительно имели право и даже обязаны были списывать и увозить пришедших в негодность роботов, но делалось это, как правило, только в присутствии владельца и с его согласия. Будь Лаки на месте, он ни за что не отдал бы Дум-Дума или хотя бы попросил задержать его на день, чтобы переписать информацию, накопленную в его памяти за время работы над препаратом.

Из Лаки словно выпустили воздух. Три месяца труда полетели к чертям.

— Это твоя идея, подонок! — прошипел он, сжимая кулаки.

— Но-но! — сказал Рабик, выставляя вперед руку. — Потише, а то я вызову БЗИГ.

— Это господин Зига Бином сделал заявку на склад, — объяснил ассистент. — Они забрали еще двух старых роботов.

— Ну да, а этот подонок ему посоветовал!

Говорить больше было не о чем. Скрипнув зубами, Лаки вышел из бокса.

Борьба, однако, разгоралась нешуточная, воевать в одиночку против могущественного метра и его расторопного помощника было все труднее, и тогда Лаки решил съездить к Бубе Трубе.

Буба был предводителем знаменитой свистунской телеватаги «Ночные совы», наводившей страх на ревнителей элитарных тайн. Для него не существовало закрытых дверей и охраняемых территорий. Это он, применив новейший инопланетный прием маскировки, прорвался на своей летающей тарелке в клуб СВОЛИЧ, обманув службу противотарелочной защиты. Они с Лаки сразу тогда подружились, и Буба обещал ему помощь, если придется туго.

Бубу он застал в спортивном зале, где тот отрабатывал операцию прорыва сквозь кордон из роботов-охранников.

С десяток электронных верзил, растопыря руки, стояли по всему залу, а маленький, голый по пояс Буба зигзагами бегал между ними, делая обманные финты и ставя роботам подножки.

— Привет, Буба, — сказал Лаки, когда храбрый ватажник, прошмыгнув между ног у последнего стража, пересек контрольную черту.

— Привет, Лаки! — громыхнул Буба своим знаменитым басом. — Как твои дела?

— Плохо, — пожаловался Лаки, — проклятые метры совсем житья не дают.

— А у меня хорошо. Готовлю новую сенсацию.

Он залпом выпил стакан освежающего напитка, поданного на подносе роботом, и плюхнулся в плетеное кресло.

— Рассказывай, что там у тебя.

И Лаки рассказал, как его принял Тези, как издеваются над ним Зига и Рабик.

— Мер-рзавцы! — добродушно пророкотал Буба. — Этого следовало ожидать. Пока у тебя нет элитарного звания, ты для них никто. Нужно добиться, чтобы они собрали внеочередной совет Мудрил и дали тебе хотя бы четвертьметра.

— Уже был внеочередной, больше не положено. Лаки сообщил, каких болванов по ходатайству Зиги приняли мудрилы.

— Мер-рзавцы, — опять произнес Буба любимое словечко. — Ясное дело, это чтобы замазать глаза Главному Сторожиле.

Он скривился в задумчивом прищуре и, почесав подбородок, объявил:

— Что ж, в таком случае проведем операцию «Приветик». Это должно сработать.

— Какой «Приветик»?

— А вот увидишь! Они позеленеют от злости, когда я восстану перед ними!

И Буба, хохотнув, дружески лягнул Лаки ногой под зад.

Операция «Приветик» была проведена по одному из отработанных сценариев ватажного братства. Срочным порядком была создана так называемая дурила, то есть фиктивная ватага якобы умеренного толка, собранная из случайных людей. Назвали ее «Воробьями», а предводителем поставили начинающего ватажника Бритву, которого никто из метров еще не знал. «Воробьи» пригласили Тези Умника и Зигу на телезаседаль: ню, посвященную славным делам клуба СВОЛИЧ. Тщеславные лидеры клуба клюнули на эту приманку и… попали в ловушку. Лаки смотрел передачу и хохотал до слез, восхищаясь изобретательностью и нахальством Бубы.

Метры сдержанно поздоровались с участниками передачи, окинули настороженным взглядом съемочную студию со стоявшим посередине большим пластмассовым столом и, не обнаружив ничего подозрительного, заняли свои места.

В самый разгар застолья, когда Зига с упоением рассказывал о своем обезьяночеловеке, раздался грохот, и телезрители увидели, как из-под стола появилась лохматая голова Бубы (как выяснилось позже, он прятался в специальном раздвижном ящике под крышкой стола).

— Приветик, это я! — громыхнул он, усаживаясь в свободное кресло напротив гостей и одаряя их широчайшей улыбкой.

Метры если и не позеленели, то во всяком случае оцепенели от неожиданности, увидев ненавистного ватажника, который один раз уже пропек их до печенок. А Буба, не давая противникам опомниться, пригвоздил их к месту вопросом:

— А скажите, господа метры, не кажется ли вам странным, что известный всему миру изобретатель Лаки Курнаки, состоящий стажером вашего клуба, не имеет званий даже четвертьметра, хоти, по мнению телезрителей, он вполне заслужил и метра?

Деваться было некуда, на Зигу и Тези смотрели миллионы людей, и приходилось соблюдать приличие.

— Звания присваиваются только советом Мудрил раз в два года, — сухо сказал Тези. — Мы, разумеется, имеем в виду рассмотреть кандидатуру Курнаки на очередном совете, то есть через два года.

— Простите, не понимаю! — с удивлением воззрился на него Буба. — Что за необходимость ждать два года? Неужели ради такого исключительного случая нельзя созвать внеочередной совет?

— Мы уже собирали недавно один внеочередной совет, — вставил Зига, щурясь в улыбке, больше нельзя, не разрешает устав клуба.

Но от Бубы не так-то просто было отвязаться.

— Интересно! — тряхнул он курчавой головой и осмотрел участников телезаседальни, как бы делясь с ними своим недоумением. — Это очень интересно! Как это устав может препятствовать развитию изобретательской мысли?

— Я полагаю, следует спросить мнение масс, — обратился он к ведущему телезаседальни ватажнику Бритве. — Массы хорошо знают Курнаки и его препарат.

— Мне все равно, — пожал плечами Бритва, принимая простецкий вид. — Как господа метры, так и я.

Прием Бубы сработал безотказно. Против такого предложения господа метры выступать не осмелились, тем более что контрольный щит, установленный рядом со столом, тут же замигал тысячами огоньков. Это телезрители нажимали кнопки на своих пультах, одобряя предложение Бубы.

Все время, пока шло телеголосование, оба метра сидели надутые и недовольные.

…Контрольный щит вспыхнул ярким светом, демонстрируя полное единодушие аудитории.

Блистательно! Бесподобно! Гениально! Лаки готов был ноги лобызать Бубе за его «Приветик». Он сразу почувствовал, как изменилось к нему отношение в клубе после телезаседальни. Что ни говори, а голос масс — штука серьезная! Тот, кого поддержали массы, сразу поднимался в общем мнении. Лаки второй раз получал такую поддержку, и это не могло не дать положительной эффект. Пусть Зига и Тези терпеть его не могут, пусть! Не одни они формируют общественное мнение! Лаки видел, что старые своличи — основа клуба — обратили наконец внимание на его существование. При встречах на улице многие из них благосклонно кивали в ответ на его приветствия, чего никогда не случалось раньше, а спустя некоторое время среди стажеров пошел слух, что якобы кто-то из членов совета Мудрил сказал про Курнаки, что «у этой рыжей обезьянки крепкая хватка», а еще кто-то заметил, что «со временем из него может получиться настоящий сволич». Так или иначе, но через несколько дней после телезаседальни робот-посыльный от совета сообщил ему, что его кандидатура будет рассматриваться мудрилами в третий полосатый день следующей сорокадневки.

Все шло как нельзя лучше, Лаки ликовал. И вдруг как гром среди ясного неба — неожиданный звонок Бубы.

— Привет, Лаки! — весело громыхнул в трубке мощный голос лихого ватажника. — Есть интересная новость. Кто-то из твоих знакомых начинает портить воздух.

— Что такое?

С упавшим сердцем Лаки выслушал сообщение Бубы о том, что член совета Мудрил Маги Глобус в своем недавнем интервью назвал Лаки «скверным болтунишкой». На вопрос Бубы, чем вызвано столь резкое мнение о талантливом изобретателе, Маги ответил, что будто бы Лаки где-то похвалялся, что «старика скоро отправят на удобрения» и тогда-де он получит его экспериментариум.

— Это Рабик! — вымолвил потрясенный Лаки. — Ах, мерзавец! Я набью ему морду!

— И сделаешь глупость, — пророкотал Буба. — Он только и ждет, чтобы ты сорвался. Нужно поймать его за язык. Подумай, как это лучше сделать.

Сообщение страшно обеспокоило Лаки. Маги Глобус, дряхлый, кроткий, как овца, метр, в клубных распрях никогда не участвовал и ко всем, в том числе и к Лаки, относился доброжелательно. Отрицательное мнение, высказанное таким человеком, могло плохо отразиться на результатах предстоящего голосования мудрил. Лаки немедленно пошел в экспериментариум старого метра улаживать недоразумение.

Разговор получился ужасно бестолковый. Глобус с постным видом выслушал все его оправдания и сказал:

— Ладно, не расстраивайтесь, Лаки. Я вас прощаю и буду голосовать за вас.

— Да за что меня прощать! — возопил Лаки. — Я же ничего плохого о вас не говорил! Это чьи-то сплетни.

— Ну хорошо, хорошо, — покивал старик, — будем считать, что сплетни.

Лаки ушел от него в расстройстве. Было видно, что Маги ему не поверил…

Рабику он дал-таки понять, что кое о чем догадался. Зашел к нему в кабинет и многозначительным тоном сказал с порога:

— Интересные дела происходят в нашем клубе. Какой-то подонок наговорил про меня всяких гадостей Маги Глобусу.

И пронзительно посмотрел при этом на Рабика, который в этот момент проигрывал что-то на пульте ЭВМ.

— Очень сочувствую, — отвечал Рабик, не отрывая взгляда от клавиатуры. — Очень.

«Крыса инкубаторская!» — подумал про себя Лаки, глядя с ненавистью на врага, но вслух ничего говорить не стал.

Лаки думал, что этим инцидентом дело и кончится. Не тут-то было! Через два дня его остановил на улице городка еще один член совета Мудрил метр Ляля Маленький — самолюбивый, болезненно мнительный коротышка.

— Что это означает, Курнаки? — оскорбленно сказал он, глядя на него снизу вверх. — Вы слишком много себе позволяете!

— Что позволяю? — оторопел Лаки.

— Сами знаете что! — метр смерил Лаки гневным взглядом и покатился дальше.

Это было уже слишком! Рассерженный Лаки по свежим следам учинил расследование. В дом Ляли Маленького был тут же послан робот-слуга Бимс с секретной миссией. От своего собрата, служившего у метра, он узнал возмутительную вещь. Оказалось, что накануне вечером хозяину звонил некий не назвавший себя абонент и голосом, чрезвычайно похожим на голос Курнаки, доверительно сообщил ему, что якобы его лучший друг Гонза Гонзай во всеуслышание называл его «бездарным коротышкой».

Знакомый почерк! Знакомые средства! Лаки знал, что у Рабика есть брехофон — аппарат, подделывающий любой голос. На этот раз он действовал более решительно. Рабик был подкараулен в коридоре экспери-ментариума, схвачен за лацканы и как следует потрясен с одновременным зловещим внушением, что, «если ты, гнусная вонючка, не прекратишь свои пакости, я откушу тебе нос». Голова у Рабика болталась во все стороны, он посерел от страха и, вырвавшись, нырнул, словно крыса, в ближайший бокс. «Это безобразие! Я буду жаловаться в БЗИГ!» — крикнул он из-за двери, «Плевать я на тебя хотел!» — сказал Лаки и два раза плюнул в дверь.

Буба, узнав о стычке, жизнерадостно хохотнул.

— Молодчина, Лаки, это по-нашему! Игра приобретает размах, теперь жди ответных ходов.

Ждать пришлось недолго. Явился робот-исполнитель из БЗИГ, предъявил Лаки оторванную зеленую пуговицу с отпечатками его пальцев и оштрафовал на двадцать пять знаков, одновременно предупредив о «недопустимости выяснения отношений с коллегами путем сотрясения и биения о стену их тел». Рабик же, чувствуя себя в полной безопасности, с удвоенной энергией продолжал «предвыборную кампанию».

Последующие дни обернулись для Лаки кучей премерзких, унизительных хлопот. То и дело он получал сообщения об очередном метре, возмущенном грязными сплетнями, которые он якобы о нем распространяет. Лаки шел к обиженному, клялся в добром к нему отношении, просил не верить гнусной клевете. Только успокаивал одного, как появлялся второй обиженный, за ним третий. До внеочередного совета оставались считанные дни, а Лаки, вместо того чтобы готовиться к важному событию, бегал по экспериментариумам, успокаивал оскорбленных метров. Лаки грозил провал. Метры просто-напросто могли не явиться на совет. И тогда Буба придумал новый гениальный ход.

— Мы побьем врага его же оружием, — сказал он, когда Лаки в очередной раз поведал ему о подлостях Рабика. — Мы заставим его сознаться в клевете. Да, да, — продолжал он, — видя, что Лаки пребывает в недоумении. — Мы заставим его! Для этого нужно срочно достать брехофон.

План Бубы оказался прост, как все гениальное, хотя и сомнителен с точки зрения закона. Но сей тонкий предмет не очень беспокоил храброго ватажника, привыкшего к авантюрам…

На следующий день утром оба приятеля подкатили на лимузине к дому Рабика и остановились на проти-тивоположной стороне улицы.

— Сейчас посмотришь, что будет! — хохотнул Буба, натягивая на голову резиновый шлем с намордником. Он набрал номер телефона Рабика на панели машины и заговорил голосом Главного Сторожилы:

— Господин Рабик Тушка?

— Да, — откликнулся в аппарате осторожный голос. — А это кто?

— С вами разговаривает Главный Сторожила мегаполиса Свистуна, — размеренно-торжественным тоном отвечал Буба.

Он помедлил секунду—другую и, подмигнув Лаки, нанес противнику решительный удар:

— Доводится до вашего сведения, господин Тушка, что на вас поступила жалоба от одного из членов совета Мудрил. Он обвиняет вас в распространении клеветнических измышлений с помощью технического средства, именуемого брехофоном.

На том конце провода послышался звук, похожий на хрюканье, наступила продолжительная пауза, потом раздался голос робота-слуги:

— Это кто говорит?

— Главный Сторожила.

— Одну минутку, каманна Главный Сторожила. Сейчас я приведу в чувство господина Тушку.

Великая штука наглость! Рабику и в голову не пришло, что его дурачат с помощью его же средства — брехофона. Лаки давился от смеха, слушая, как изворачивается и оправдывается ненавистный враг в ответ на суровые обвинения воображаемого представителя закона. Буба поименно перечислил всех оклеветанных метров, заявив, что в случае, если делу будет дан ход, Рабику грозит высылка с Астры.

После такого сообщения роботу-слуге пришлось вторично возвращать хозяина к жизни. Очнувшись, Ра-бик слезно захныкал, прося простить его, и тогда Буба, выдержав паузу, милостиво возвестил:

— Должен сообщить вам, господин Тушка, что БЗИГ — гуманная организация. Наша главная задача не карать, а предотвращать противозаконные действия. Если вы успеете до завтра обойти всех оклеветанных метров и чистосердечно извиниться перед ними, то рассмотрение по вашему делу будет отменено. Поторопитесь!

С этими словами Буба отключил аппарат, снял с головы брехофон и, толкнув Лаки плечом, сказал со смехом:

— Как мы его, а? Сейчас эта крыса сменит штаны и выскочит из норы.

И действительно, через несколько минут из ворот особняка вылетел изумрудный лимузин с крупной надписью «Элита» на борту и, с визгом повернувшись на девяносто градусов, помчался по улице.

Оба приятеля громко расхохотались…

Так очередной блистательной операцией Бубы был устранен опасный враг. Его покаянные визиты к оклеветанным членам совета Мудрил мгновенно стали известны всему клубу. Над Рабиком смеялись, а сами оклеветанные были так изумлены, что даже не потребовали лишить провинившегося элитарного звания, как следовало бы за такую подлость. Даже Ляля Маленький, известный своей крайней обидчивостью, заявил во всеуслышание, что прощает Рабика, «потому что у него мозги не в порядке».

Как и следовало ожидать, отношение к Лаки снова переменилось к лучшему. И очень вовремя, потому что за суетой и интригами пролетела сорокадневка и наступил третий полосатый день — день внеочередного совета Мудрил.

В этот день с утра позвонил Буба и с полчаса сокрушал Лаки барабанные перепонки своим мощным басом, объясняя, как он должен вести себя на совете. Нужно держаться смело, уверенно, дерзко, внушал Буба, изо всех сил расхваливать свое изобретение, напирая на то, что курнакн принесет клубу не только мировую, но и вселенскую славу, и о товариществе своличей узнают во всех уголках галактики. Нужно ошеломить метров, считал Буба, потому что большинство из них понятия не имеет о том, что изобрел Курнаки, несмотря на шум, поднятый вокруг его имени. Для них он пока лишь симпатичный, настырный малый, сумевший получить поддержку масс. А теперь пусть они поймут, кто такой Курнаки на самом деле. Тогда Красный глобус обеспечен, и Лаки сразу произведут в полуметры. Так считал Буба.

Весь день Лаки просидел у себя дома, готовясь к выступлению, и потом долго томился в ожидальне Мудрилища, наблюдая, как по одному, не торопясь, мимо него в зал проходят члены совета.

— Вас ждут, господин Курнаки, — сказал наконец робот-секретарь, открывая высокие двери из красного дерева, расписанные знаками зодиака.

С бьющимся сердцем Лаки переступил порог Мудрилища и оказался в ярко освещенном зале.

Члены совета, все как один в пурпурных мантиях с блестящими медными обручами на лбах, сидели в расставленных полукругом креслах, важные и молчаливые. Слева от них на пьедестале, покрытом черным бархатом, возвышался символ дерзновенной астрианской науки — громадная золотая статуя гориллы с белым глобусом под мышкой, на котором контурными линиями были нанесены материки, справа стояли навытяжку два робота-реаниматора с носилками и медицинским ящиком — все, как положено.

Соблюдая ритуал, Лаки первым делом подошел к статуе и, почтительно склонившись, коснулся лбом черного бархата у ее ног. Потом вышел на середину зала, отдал второй поклон совету и, выпрямившись, четко и уверенно отчеканил:

— Стажер Лаки Курнаки к голосованию готов.

Лица сидящих оживились улыбками. Было видно, что уверенность кандидата в себе произвела на них впечатление.

Кто-то добродушно сказал:

— Мы вас слушаем, стажер.

Реплика ободрила Лаки. Он незаметно нажал кнопку на поясе, включая микромагнитофон, спрятанный в ухе, и под диктовку бодро заговорил.

Он подробно рассказал о своих опытах, о громадном значении препарата для цивилизации, о том, что возможности курнакина не исчерпываются хирургическими операциями, так как он превращает любые отрицательные эмоции в положительные, и прочее, прочее…

По лицам метров он видел, что его речь их заинтересовала. Его слушали с сосредоточенным вниманием, иногда прерывали и задавали уточняющие вопросы, и Лаки, отключая магнитофон, отвечал на них.

Выступление он закончил на высокой ноте, сказав, как и учил Буба, о вселенской славе, которую курна-кин принесет клубу.

— У меня все, господа метры.

Весь мокрый от напряжения, Лаки краем глаза следил за белым глобусом. На красный цвет он, конечно, не рассчитывал, его вполне удовлетворил бы зеленый и даже проходной синий.

Наступил ответственный момент. В головах мудрил, обтянутых обручами, шла сложная невидимая работа. Выдающиеся персоны клуба сидели с закрытыми глазами, прислушиваясь к своему внутреннему голосу, а белый глобус под мышкой у статуи принимал сигналы, чтобы, просуммировав их, безошибочно выразить коллективное мнение в одном из семи цветов спектра. Прозвучал электронный гонг. Глобус ярко загорелся изнутри, заиграл красками и… погас, приобретя устойчивый черный цвет. Лаки почувствовал, как у него останавливается сердце и начинает темнеть в глазах. В зале стало тихо. Метры смущенно переглядывались. Для них, как видно, была неожиданной столь единодушно отрицательная оценка изобретения.

К Лаки сзади подошли роботы-реаниматоры с носилками, но, прежде чем упасть, он собрал все свои силы и пролепетал:

— Я… принимаю ваше… голосование, как лучшую… оценку моего препарата. Благодарю вас!

После этого свет померк в глазах Лаки, и он рухнул на носилки.

История со стажером Курнаки взбудоражила весь клуб. В экспериментариумах, теоретикумах, стажер-ских шли горячие дебаты. Даже те., кто не симпатизировал Лаки, признавали, что мудрилы оскандалились. Дать Желтый глобус такому непроходимому тупице, как Хари Патиссон, и не дать хотя бы Синий Курна-ки — это, конечно, нелепость, компрометирующая клуб в глазах масс. Что ни говори, а зеленую тогу Курнаки заслужил. Выяснилось же, что клеветой на метров он не занимался, отношение к нему было со стороны совета в последнее время хорошее. И вдруг — на тебе! Мудрилы и сами недоумевали, как мог случиться такой конфуз, лукавя и скрывая правду. Между тем правда была проста и однозначна, как Черный глобус, который отправил Лаки в реанимационную. Об этом говорили в кулуарах старые, искушенные в клубных делах своличи. Говорили, что Курнаки допустил тактический просчет. Ни в коем случае нельзя было расхваливать свое изобретение, хотя бы оно того и заслуживало. В Мудрилище сидело тридцать человек, каждый из которых втайне считал себя первым гением планеты. И вдруг эти гении увидели перед собой настоящего гения. Разве можно такое вынести!

Согласно уставу кандидат, получивший Черный шар, лишался права на новый прием на десять лет, а это означало задержку производства действительно нужного планете препарата. Ждали удара со стороны средств массовой информации.

И сокрушительный удар был нанесен в самом скором времени.

У Бубы решение мудрил вызвало взрыв буйной радости. Он примчался домой к Лаки на следующий же день после голосования, поднял с постели почти больного и повез с собой в телецентр.

— Бесподобно! Мощно! — гремел Буба, когда они летели с ним на телевизионном флайере. — Твоя последняя фраза в Мудрилище войдет в историю! Это же гениально! Ты сразил их всех наповал своей благодарностью!

Буба клялся, что так просто этого дела не оставит, что все ватажники Свистуна возмущены поведением метров, на клуб надвигается гроза.

— Пора, пора публично высечь это старичье, — шумел Буба. — Они, словно пауки, опутали своими сетями элитарные клубы, душат молодежь. Они попирают священный Принцип Большого Удовольствия! Вот мы устроим им телевизионный тайфунчик!

…Тайфунчик начали «Совы» проблемной передачей «Что происходит с клубом СВОЛИЧ?». Экспансивный предводитель ватаги громил мудрил, обвиняя их в позорном чувстве зависти к молодому таланту, говорил, что тайное голосование — система выгодная только для бездарей и интриганов. Кандидаты выставляются не по их личным заслугам, а по чьим-то симпатиям, умению подмазаться к метрам. «Почему бы мудрилам не высказывать свое мнение открыто, как это делали еще в эпоху Тьмы? — вопрошал Буба. — Кого они боятся? Или им есть что скрывать?»

Вслед за «Совами» выступили «Москиты», «Скорпион», «Горчичник» и еще с десяток телеватаг. На клуб обрушился вихрь острокритических репортажей, дискуссий, телезаседален.

Телевизионный тайфунчик продолжался с неделю и был подавлен объединенными усилиями нескольких клубов, к которым обратились за помощью избиваемые своличи. В Директорат роботов Астры была послана жалоба на «безответственных телеболтунов, подрывающих своими клеветническими измышлениями самый институт элитарных учреждений», и Директорат, обсудив жалобу, направил предводителям телеватаг пред-писалку, рекомендующую «смягчить тон высказываний в адрес Особо Значительных Персон».

Ослушаться верховного органа власти эфирные витязи не посмели и поэтому, побушевав еще немного, утихомирились.

Лаки впал в уныние. Телевизионный тайфунчик обозлил мудрил, о звании четвертьметра теперь и мечтать не приходилось. На Бубу надежды тоже были плохи. Правда, он хорохорился, говорил, что плевать хотел на Директорат, что еще «всыплет этому старичью». Может, и всыпал бы, да что толку! Изменить результаты голосования он все равно уже не смог бы.

В клубе как-то сразу погас интерес к мятежному изобретателю. Зига в упор его не замечал, рассерженные мудрилы и слышать о нем не хотели, а стажеры, трусливый народ, видя, что Лаки безнадежно проиграл, отвернулись от него. Даже тупица Хари Патиссон заважничал. Как же! Он был теперь четвертьметр, владелец экспериментариума, и, встречаясь с Лаки, говорил с ним хамски снисходительным тоном, как старший с младшим.

Вот кто ни на минуту не забывал о существовании Лаки, так это Рабик Тушка. Не раз, бывая в экспе-риментариуме, Лаки натыкался на его злобный, полный ненависти взгляд. То ли Рабик узнал откуда-то о проделке Бубы, то ли по причине перенесенного из-за Лаки унижения, но ненавидел он его теперь лютой ненавистью. От Рабика можно было ждать большой пакости…

«Бросить все и улететь к головоногим в созвездие Паука?» — размышлял Лаки, лежа у себя дома на кушетке и глядя без смысла на телестену, где в этот момент разыгрывалась очередная космическая баталия. Он уже несколько дней не ездил в клуб и все думал, как жить дальше. После тайфунчика в другой клуб его побоятся принимать, а оставаться всю жизнь стажером, имея талант, — нет, такая участь не для него! «Лететь, лететь… — убеждал себя Лаки, — головоногие не такая дрянь, как люди, они оценят курнакин…».

— К вам пришел господин Маги Глобус. Прикажете принять? — послышался над ухом голос робота Бимса.

Лаки хмуро покосился на слугу.

— Что ты мелешь? Какой еще Маги Глобус?

— Маги Глобус, метр-прим из вашего клуба. Он говорит, что пришел по очень важному для вас делу.

Лаки ошарашенно уставился в спокойно-неподвижное лицо Бимса, переваривая удивительное сообщение. Чтобы метр-прим, член совета Мудрил, пришел домой к простому стажеру, да еще в такой момент! Или старик совсем свихнулся, или случилось что-то невероятное. В следующую минуту Лаки вскочил с кушетки и бросился в спальню к шкафу с одеждой.

— Что же ты стоишь? Немедленно приглашай господина метра! — закричал он, срывая с себя домашнюю куртку. — И займи его чем-нибудь. Я сейчас.

Через несколько минут, одетый и причесанный, с радушной улыбкой на лице, Лаки вошел в гостиную, где уже сидел Маги Глобус — старый человек в пурпурной мантии, похожий на пеликана из зоопарка. Его маленькие светлые глазки были печальны, а худое, сморщенное лицо с толстым висячим носом выглядело изможденным.

— Вы, конечно, удивлены моему визиту? — сказал он, часто моргая по старческой привычке.

— Да, — глупо улыбаясь, кивнул Лаки.

Он не знал, как себя вести в столь необычной ситуации.

— Я не сплю много ночей, — продолжал Маги. — Все думаю о вашем изобретении. Да вы садитесь…

Лаки робко присел на краешек второго кресла.

— …Две десятидневки назад мне довелось посмотреть секретную видеозапись, — говорил Маги тихим, печальным голосом. — Показывали, как умирают старики в космических изоляторах. Вы вряд ли знаете, что незадолго перед смертью людей помещают в изоляторы.

— Не знаю, — сглотнув липкую слюну, помотал головой Лаки.

— Это ужасное зрелище, господин Курнаки. Как они мучаются! Как боятся умирать! Если бы вы видели их глаза! Гораздо человечнее было бы заблаговременно усыплять их, но по нашим законам это считается убийством. Роботы категорически отказываются идти на такую меру. Специалисты из Директората говорят, что искусственное прекращение жизни противоречит ПБУ, а идеология для них превыше всего.

Лаки сидел ни жив ни мертв. Старик говорил о вещах, категорически запрещенных для разглашения. Уже слушать его было преступлением. Однако Лаки слушал, потому что деваться было некуда.

— Вы, кажется, говорили на совете, что курнакин можно применять не только для трансформации телесных болевых ощущений?

— Да, — проронил Лаки. — Я так говорил.

— А скажите в таком случае, — старик замялся, подыскивая подходящее выражение, — а… душевную боль… кажется, так ее называли в эпоху Тьмы… ее можно трансформировать в наслаждение?

Это был странный и неожиданный вопрос. До Лаки не сразу дошел его смысл.

— Не знаю… наверное, — сказал он неуверенно. — Нужно проводить опыты, а у меня нет экспериментариума.

— Я отдам вам свой экспериментариум, господин Курнаки, работайте сколько хотите, только сделайте мне препарат, который бы снимал страх смерти.

Маги глянул на Лаки выцветшими, жалобно мигающими глазами и с трагической нотой прошептал еле слышно:

— Я… очень… боюсь смерти!

Лаки почувствовал, как у него отвисает нижняя челюсть. Он одеревенело смотрел на гостя. Что он говорит?

— Вы еще совсем молодой… вы не знаете… — бормотал старый метр.

Радость жаркой волной хлынула в грудь Лаки. Получить первоклассный экспериментариум с обширным штатом совершеннейших роботов, опытальнями, высокопроизводительным технологическим оборудованием! Да с такими силами…

Лаки сидел потрясенный открывшейся перспективой.

Старика меж тем потянуло на философию.

— Какими, в сущности, пустяками мы занимаемся в наших лабораториях! — заговорил он грустным, задумчивым голосом. — Что-то ищем, пробуем, соперничаем друг с другом… Конечно, и обезьяночеловек Зиги Бинома, и знаменитый кентавр его покойного учителя Эри Глоба, и мои живородящие пальмы — все это интересно и достойно самых высоких наград. Но думал ли кто-нибудь из нас о смерти? Пытался ли хотя бы поставить проблему — как умирать без страданий и страха? Увы, нет. А вот вы, несмотря на молодость, интуитивно вышли на нее…

Маги Глобус встал с кресла.

— Значит, не возражаете?

Онемевший от свалившегося на него счастья, Лаки только головой покивал. Слова благодарности застряли у него в горле.

— Тогда жду вас у себя завтра утром. Мы соберем экстренную заседальню Мудрил, и я сделаю официальное заявление.

…Заявление Маги Глобуса вызвало в клубе эффект небольшого землетрясения. Подобно сейсмической волне, оно мгновенно прокатилось из эпицентра — Мудрилища по экспериментариумам и теоретикумам — раньше, чем было сделано сообщение по внутриклубному радио. Большие и маленькие своличи побросали работу и высыпали на улицу, как обыкновенно бывало в подобных экстраординарных случаях. На все лады обсуждалось невероятное событие. Молодежь завидовала Лаки, старые метры выражали недоумение и возмущались. Стажер во главе крупнейшего экспериментариума — это же нарушение всяких приличий! В каком, скрашивается, качестве он будет присутствовать на Больших Дележах, куда лицам званием ниже полуметра вход воспрещен? Как мог Маги Глобус оставить научную деятельность? Раздавались недовольные голоса, что Маги позорит пурпурную мантию мудрилы и что но сошел ли он, вообще говоря, с ума от старости?

Поговорив и разрядившись, своличи разошлись, а через два дня из Директората приехала комиссия ростов-психиатров по телефонной жалобе. Анонимный абоонент от имени «группы порядочных своличей» требовал отменить решение о передаче экспериментариума стажеру Курнаки, как принятое почтенным метром в состоянии умопомешательства.

Вылазка неизвестных клеветников не дала, однако, никакого результата. Комиссия, протестировав Маги Глобуса, но шла его рассудок в полном порядке, извинилась перед ним и оставила решение в силе.

Так впервые в истории элитарных клубов во владение экспериментариумом вступил простой стажер. Некоторое время недоброжелатели, из коих теперь стояло подавляющее большинство членов клуба, ждали, что — Лаки, не справившись с ответственной должностью, развалит все дело. Не тут-то было! Десятидневка проходила за десятидневкой, а Лаки все держался, не только держался, но разворачивал работы над препаратом, вовлекая в них и глобусовских стажеров. На собственном опыте он убедился в мудрости старой стажерской пословицы, гласившей: «Метром и дурак может быть, а вот стажером попробуй!»

И действительно, в качестве ученика Зиги ему не раз приходилось крепко ломать голову, выполняя то или иное задание шефа. Теперь же он с удивлением обнаружил, что голова ему вроде бы и ни к чему. Роботы понимали все с полуслова и действовали с методичностью машин. Неразрешимых задач для них просто не существовало. Дело двинулось вперед семимильными шагами.

Четвероногие, руконогие, летающие, плавающие и прочие пациенты Лаки с большим удовольствием принимали экзекуции, которым он их подвергал, испытывая различные модификации препарата. Подопытные крысы нажимали на кнопки, наслаждаясь ударами электрического тока, мыши с радостным писком испускали дух в кошачьих зубах, а кошки блаженно мурлыкали, когда их терзали собаки. Всего сорокадневка потребовалась доблестному отряду роботов-спецов, чтобы выпустить опытную партию курнакина. Вскоре Лаки уже смог вручить Маги Глобусу на предмет проверки несколько пилюль из модификации, приготовленной по его персональному заказу. Старик со слезами на глазах принял драгоценный дар, сказав, что «глубочайше убежден в том, что имя Курнаки когда-нибудь прогремит на всю вселенную».

Можно было приступать к массовому производству препарата, и тут Лаки ждало новое препятствие. Требовалась санкция Директората, но получить ее можно было только после одобрения препарата комиссией от совета Мудрил. Что делать? Пришлось нести заявку роботу-секретарю. К своему удивлению, уже вечером того же дня Лаки получил ответ, в котором сообщалось, что контрольные испытания курнакина назначаются на фиолетовый день следующей десятидневки, а в комиссию войдут… Прочтя список, Лаки сразу понял причину такой небывалой для медлительных мудрил оперативности. Председателем комиссии назначался Тези Умник, секретарем Зига Бином, а членами три дряхлых старичка из числа кандидатов в оазис «Уютный», которым по этой причине все уже было до лампочки. Расстроенный Лаки тут же поехал к Бубе, потому что помощи ждать больше было не от кого.

— Дело ясное, — вынес резюме Буба, познакомившись со списками. — Хотят устроить тебе удушиловку законными средствами. И удушат, пожалуй. Старичкам все равно, они любую бумажку подпишут…

— Что же теперь делать?

Реакция Бубы на происки врагов была, как всегда, боевой.

— Буду пробиваться на испытания, — легко сказал он. — Гласность — это единственное, чего они по-настоящему боятся.

Лаки только вздохнул в ответ на смелое заявление. Да разве пустят теперь Бубу в клуб со съемочной техникой, а без нее какая же гласность?

В волнениях и заботах незаметно пролетела десятидневка и наступил фиолетовый день. С утра позвонил Буба, сказал, что готовит прорыв и прибудет к началу испытаний. Обнадеженный Лаки поехал в экспериментариум и ждал там его, одновременно готовясь к приему комиссии.

Увы, комиссия прибыла точно в назначенный час, а Бубы не было. Делать нечего, — наклеив на лицо приветственную улыбку, Лаки встретил «многоуважаемых метров» и проводил в опытальню.

Лаки водил гостей по опытальне, роботы демонстрировали возможности препарата, а Бубы все не было. Как и следовало ожидать, Тези и Зига весьма холодно принимали даже самые замечательные и убедительные эксперименты. Ни мурлыкавший кот, которого тянули за хвост, ни хихикающая на дыбе обезьянка не вызвали у них ни малейших положительных эмоций.

— Забавно, не правда ли? — только и сказал Зига, адресуясь к Тези. Тот скривился и ничего не ответил, а члены комиссии закивали головами, соглашаясь, что, мол, Да, забавно. Лаки нервничал…

Испытания подходили к концу, когда появился наконец Буба… голый, как новорожденный, которого только что вынули из инкубатора.

— Еле прорвался, ха-ха, — прогремел он, скаля в улыбке крупные зубы. — Надеюсь, господа метры не возражают?

— Что это означает? — нахмурился Тези.

— Это означает, что у вас отлично работает служба противотарелочной защиты, — ответил Буба.

Оказалось, что Буба пытался проникнуть в клуб, как обычно, воздушным путем, не зная, что в системе ПТЗ произошли значительные усовершенствования. На этот раз роботы его быстро запеленговали и выпустили летающую ветродуйную установку «Смерч», которая отбросила тарелку далеко в море. Тогда Буба слетал в Директорат и получил официальный пропуск на одно лицо. Его вынуждены были пропустить, однако у входа отобрали съемочную аппаратуру и раздели до нитки, предложив взамен униформу без карманов. В знак протеста Буба отказался от униформы и пришел голым, справедливо полагая, «что так у господ метров будет больше к нему доверия».

Буба внес большое оживление в процедуру испытаний тем, что вел себя несколько эксцентричнее, чем обычно. Прежде всего он потребовал повторить опыты и все время, пока они шли, смеялся во весь рот и вертел головой, так что Лаки с опасением подумал, что уж не сошел ли с ума его друг?

Когда Зига, пожав плечами, заявил, что лично его опыты ни в чем не убедили, Буба, продолжая смеяться, спросил: «Почему ж не убедили?» — «Потому что не убедили», — отвечал Зига. «Ну почему, почему?» — хохоча, наседал Буба. Метры ничего вразумительного на эти вопросы ответить не могли, а Тези даже рассердился и потребовал, чтобы Буба «прекратил этот идиотский смех». А Буба все смеялся и задавал вопросы и в конце концов так допек комиссию, что разъяренные метры объявили препарат «чистейший воды шарлатанством» и наотрез отказались санкционировать его массовый выпуск.

— Вот и прекрасно! — удовлетворенно заявил Буба, когда комиссия с явным удовольствием покинула экспериментариум.

— Что же тут прекрасного! — с горечью воскликнул Лаки. — Ты все испортил! Теперь они ни за что не дадут разрешение.

— А вот теперь-то как раз дадут, — засмеялся Буба. — Дадут, когда я выставлю их на всеобщей обозрение! А ну-ка, возьми вон ту лупу и посмотри, что у меня тут.

Он оскалился и постучал ногтем пальца по широкому переднему зубу.

И Лаки взял лупу и посмотрел, и засмеялся, восхищенный изобретательностью Бубы. Увеличенный в несколько раз, на эмалевой поверхности зуба крохотной капелькой сверкнул объектив микротелекамеры…

А потом началось! Такое началось, что лидеры клуба СВОЛИЧ горько пожалели, что поссорились с настырным ватажником. На следующий же день в эфир вышла разоблачительная передача под названием «Репортаж из зубного дупла, или Что творится за бетонными стенами одного клуба?». Качество изображения было не очень высоким, но зато тексты несли в себе заряд убийственной силы. Остроумно и едко Буба высмеивал Зигу, Тези и других метров, говорил, что они занимаются всякой чепухой, поощряют завистников и бездарей, а чтобы никто об этом не знал, засекретили все ре боты, так что ватаги вынуждены всячески ухищряться, чтобы хоть немного рассказать уважаемой публике о том, «что творится за бетонными стенами». А творится там, кроме всего прочего, еще и вот что: бессовестно, нагло забиваются насмерть изобретения гигантской важности, которых ждут миллиарды! И пусть публика посмотрит предлагаемый репортаж, снятый микрокамерой, и воочию убедится — до какого цинизма и прямого попирательства ПБУ могут докатиться некоторые лжеученые!

И публика убедилась…

Чудесные свойства препарата, продемонстрированные с очевиднейшей на этот раз наглядностью, потрясли ее, а упорное неприятие его метрами глубоко возмутило. Теперь даже Директорат не смог бы помешать «эфирным витязям» взять реванш за поражение в предыдущей схватке, ибо они имели теперь на него полное моральное право.

Что там локальный тайфунчик в пределах одного мегаполиса! Очень скоро ватажное братство развернуло грандиозную всепланетную кампанию против клуба СВОЛИЧ, а также самого института элитарных клубов.

Кадры, отснятые в экспериментариуме Маги Глобуса, облетели всю Астру. Снова была показана впечатляющая сцена с вырыванием у изобретателя живого зуба. Имя Курнаки стало знаменем в борьбе средств массовой информации с элитарными клубами и царящими в них порочными антидемократическими порядками. Одно за другим шли сообщения о «преступлениях против общества», творимых «за глухими стенами», о том, что гибнут таланты, пропадают втуне замечательные изобретения, о вопиющем беззаконии метров, «растаптывающих конституционное право граждан на Большое Удовольствие», и прочих многочисленных нарушениях.

В телецентры Астры, в Директорат, институты общественного мнения ливнем посыпались возмущенные телеграммы. За короткий срок по всей планете поднялась могучая волна общественного негодования, а на гребне ее, ослепленный от счастья, барахтался изобретатель Лаки Курнаки.

Последующие дни представились Лаки именно таким счастливым барахтаньем на пенном гребне славы. Со всей планеты в Свистун налетели сонмища энергичных, жадных до сенсаций личностей. Газетные и телевизионные ватаги, туристы из космических оазисов, собиратели автографов, горлопаны-любители — вся эта пестрая толпа с утра и до поздней ночи штурмовала дом Курнаки, превратив его в некое подобие осажденной крепости эпохи Тьмы. Лаки принимал посетителей, давал автографы, интервью, принимал поздравления. Не прошло и двух десятидневок, как он стал одним из популярнейших людей планеты.

Под натиском общественного мнения, втайне проклиная настырного стажера, пошли наконец на попятную лидеры клуба СВОЛИЧ. Тези Умник, прижатый к стене фактами, вынужден был признать в одном из интервью, что действительно стажеру Курнаки «было оказано недостаточное внимание» и что лидеры клуба намерены «в следующей сорокадневке приступить к обсуждению вопроса о пересмотре позиции по отношению к стажеру Курнаки».

Поздно заговорили о справедливости лукавые метры! В «пересмотре позиции» изобретатель уже не нуждался. Одна из фармацевтических фирм опередила клуб СВОЛИЧ, раньше всех сообразив, что на препарате можно сделать себе блестящую репутацию. Ссылаясь на общественное мнение как на фактор, имеющий силу закона, она обратилась в Директорат с просьбой дать разрешение на массовое производство препарата Курнаки.

И получила такое разрешение!

Парадоксальны судьбы великих открытий! С огромными усилиями, продираясь сквозь заросли косности, зависти и откровенного недоброжелательства, добиваются их авторы всеобщего признания. Но вот долгожданный миг наступил, новинка прочно вошла в жизнь, изобретатель торжествует. Ни у кого нет сомнения в том, что творение гениального ума несет обществу исключительно одно благо, тем более что социальная практика подтверждает это. И тогда-то, в момент наивысшего развития новой идеи, происходит некая мутация, своего рода первичное злокачественное образование. Все! Непоправимое свершилось! Отныне идея обречена, ибо уже начался зловещий процесс, поначалу невидимый, потом все более заметный, и вот уже сам изобретатель с ужасом видит, какого монстра-разрушителя он произвел на свет…

События, последовавшие после официального признания нового изобретения, являют нам картину насквозь оптимистичную, насыщенную радостными и яркими тонами. Препарат Курнаки неудержимо завоевывал планету, вторгаясь в многочисленные сферы астрианской жизни. Больные на операционных столах, вместо того чтобы спать тяжелым эфирным сном, заливались хохотом под ножами хирургов, Жертвы автомобильных катастроф уже не корчились в муках, дожидаясь экстренной медицинской помощи, потому что в момент аварии в салоне автоматически разбрызгивался аэрозоль «катастрофин» молниеносного действия, престарелые астриане в космических изоляторах с улыбками на устах дожидались своего смертного часа. Каждый день пресса и телевидение приносили сообщения о новых, неожиданных применениях курнакина. Так одна солидная газета опубликовала адресованное Курнаки благодарственное письмо группы граждан, отравившихся грибами.

История вышла такая. Некий Гуня Кулек откуда-то узнал, что в эпоху Тьмы люди сами собирали грибы, и по доброте душевной решил попотчевать гостей жареными грибками собственного приготовления. А так как в грибах Гуня ни черта не понимал, то, понятно, вместе со съедобными набрал много ядовитых. Пострадавшие, в том числе и сам Гуня, писали, что, пока их откачивали и приводили в чувство, они, благодаря курнакину-антиотравину последней модификации, пережили массу приятных ощущений, но одновременно остерегают всех прочих от повторения подобных ошибок, потому что, как объяснили им роботы-врачи, грибные яды крайне опасны для человека и, если не прибудет своевременно помощь, очень просто можно отправиться на удобрения.

Освоение препарата шло на редкость успешно, без каких-либо отрицательных последствий, если не считать таковыми некоторые курьезы, вполне естественные в любом большом деле. Имеется в виду секта полосатых, появившаяся на одном из популярных астрианских курортов. Это были любители посечься плетками, и узнавали их по исполосованным спинам и ягодицам. Однако широкого распространения новая мода не получила, а вскоре и совсем заглохла, так как газеты жестоко высмеяли сектантов, сказав, что они похожи на пестрокожих из созвездия Кляксы, известных во всей галактике своей непроходимой тупостью. Случались и другие подобные курьезы, но скомпрометировать замечательный препарат они никоим образом не могли.

Таково было положение дел с препаратом. Еще лучше обстояли дела у изобретателя. Здесь мы обнаруживаем картину, насыщенную также радостными и светлыми тонами. Лаки покинул свой скромный семиком-датный домик и переселился в обширный особняк, расположенный на берегу моря, а позже во дворец, который по настоянию благодарной общественности для него построил Директорат. Здесь имелось все, что нужно уважаемому человеку: бассейн, игротека, обширный сад, гарем с сотней специально обученных красавиц-роботесс, обеденный зал и прочее. Лаки и забыл теперь, когда последний раз посещал клуб СВОЛИЧ. Простой стажер, он по заслугам своим стоял выше многих знаменитых метров и пользовался огромной популярностью на Астре. Свидания с ним добивались лучшие красавицы. Мужественные звездолетчики привозили ему с разных планет диковинные сувениры и редкие лакомства, подарки шли со всех концов, так что Лаки вынужден был завести при дворце специальный музей подарков. Время от времени он получал теперь радостные, ласкающие самолюбие сообщения.

…Именем Курнаки называют самый крупный астероид системы, а затем и комету. Жители мегаполиса Бона потребовали от Директората переименовать их город в Курнакий. Аналогичные заявки поступили от нескольких десятков других городов, породив соответственно целый букет однородных названий: Лаки, Лакиполис, Курлаки и другие подобные. Маринерский экспериментальный институт евгеники обратился к Курнаки с просьбой о донорской помощи в виде половых клеток изобретателя, необходимых для изучения и дальнейшего выведения особо ценных пород людей Элиты. И наконец, совет Мудрил клуба СВОЛИЧ, обсудив «некоторые события, связанные с внедрением препарата стажера Курнаки», постановил «в виде исключения отменить десятилетний мораторий на повторное голосование и рассмотреть кандидатуру стажера в следующем году на предмет присвоения ему звания четвертьметра». Лаки только посмеялся, прочтя витиеватое сообщение, переданное ему роботом-посыльным. Опомнились!

Можно было бы рассказать массу интересных и поучительных эпизодов из новой жизни Лаки Курнаки, но не будем делать этого, потому что не в них суть. Суть в том, что наступил момент, когда произошла упомянутая выше мутация…

Среди больших и малых событий живой, вечно кипящей действительности Астры явилось вдруг одно, случайно попавшее на глаза Курнаки и привлекшее его внимание своей необычностью.

Однажды утром, читая газету, Лаки наткнулся на маленькую заметку под названием «Глупый Зюка». Он скорее всего не стал бы ее и читать, но увидел в тексте свое имя и задержал внимание. В заметке сообщалось, что житель мегаполиса Бона Зюка Пискун совершил очень глупый поступок. Он принял пилюлю курнакина последней, усиленной модификации, вызвал экстренную медицинскую помощь и повесился у себя в комнате, зная, что роботы-реаниматоры через пять минут, не позже, вернут его к жизни. А потом, когда возвращение состоялось, Зюка стал рассказывать соседям, что испытал в момент удушья такое удовольствие, что все остальное чепуха по сравнению с ним.

Заметка чрезвычайно не понравилась Лаки. Не хватало еще, чтобы с его именем связывали такое ужаснее явление, как смерть. Встревоженный, он позвонил старому другу Бубе Трубе, который, благодаря Лаки, тоже сделал карьеру и руководил теперь Институтом Общественного Мнения.

— Это какой-то дурак или сумасшедший, — сказал Буба, узнав о заметке. — Считаю, что нужно разобраться. Если хочешь, поехали вместе к редактору.

В редакции их ждала неожиданность. На вопрос, кто написал заметку, редактор набрал код в электронной картотеке, и на экране вспыхнуло слово «Справедливый».

— Это наш анонимный корреспондент. Он всегда присылает заметки под таким псевдонимом, — пояснил редактор.

Буба и Лаки переглянулись. Чем-то знакомым повеяло от этой нарочито претенциозной клички.

— Какое его настоящее имя? — спросил Буба.

— Это неизвестно, господа, — ответил редактор. — Он считает необходимым скрывать его. Все материалы от него мы получаем почтой.

— Все ясно… — многозначительно произнес Буба.

— Думаешь, Рабик? — сказал Лаки.

— А то кто же! Этого мерзавца я узнаю по повадке, как бы он ни подписывался.

Он выдернул из кармана ручку-телефон, набрал номер адресного бюро и попросил назвать адрес гражданина Астры Зюки Пискуна, проживающего в городе Боне. Через минуту они услышали тихий, отчетливый голос автомата-ответчика:

— Зюка… Пискун… умер… два… года… назад… в возрасте… двухсот восьмидесяти… лет.

— Странно, — заметил редактор, явно обескураженный ответом. — Мы уже много раз получали от Справедливого информацию о различных происшествиях, и не было случая, чтобы она оказывалась ложной.

— Ничего странного, — сказал на это Буба. — Классический прием подобных мерзавцев. Девять раз сказать правду, чтобы усыпить бдительность, а на десятый соврать. Эта дрянь что-то затевает.

Для усмирения противника Буба тут же предпринял решительный демарш. Он набрал номер телефона Рабика и, когда аппарат откликнулся осторожным «вас слушают», рявкнул в микрофон:

— Господин Справедливый? Лучший друг покойного Зюки Пискуна?

— Кто это говорит? — испуганно вякнул Рабик.

— Главный Сторожила Свистуна, — громыхнул Буба. — Доводится до вашего сведения, господин Справедливый, что за гнусную дезинформацию вы будете удавлены публично без предварительного приема курнакина!

В аппарате часто запикало.

— Больше не будет писать пакостей, — сказал Буба, смеясь. — Пусть теперь только попробует!

А смеяться-то было рано! Друзья и предполагать не могли, какой разрушительной силы заряд таился в крохотной заметке. Через несколько дней в другой газете появилось сообщение еще об одном удавленнике, Буне Пупке, который якобы тоже решил с помощью курнакина получить пикантное удовольствие и тоже был возвращен к жизни роботами-реаниматорами. Снова оба поехали в редакцию и, возмущенные, набросились на редактора, грозя ему неслыханным скандалом за распространение ложных сведений. Не тут-то было! Редактор, аккуратный, уравновешенный господин, огорошил их, сказав, что редакция тщательнейшим образом проверяет все материалы, готовящиеся к публикации. Материал о Буне, разумеется, тоже проверен, и если уважаемый изобретатель Курнаки желает в этом убедиться, то может съездить по такому-то адресу и лично поговорить с удавленником.

…Разговор с Буней Пупком вызвал у Лаки ощущение надвигающейся беды. Розовощекий, голубоглазый юнец лет пятидесяти лежал у себя дома на кровати в окружении кучки приятелей и приятельниц и делился с ними впечатлениями от проведенного опыта. Увидев знаменитого изобретателя, компания радостно загомонила.

К Лаки полезли за автографом, но он оттолкнул руку с электронными автографокопилками и спросил экспериментатора:

— Зачем ты это сделал?

Буня заулыбался во весь рот, решив, что высокий гость доволен его поступком.

— Это… чтобы приятно было… Эх, как приятно! Так приятно!

Он даже глаза зажмурил от удовольствия, вспоминая, как приятно ему было удавиться.

— Ты дурак! — сказал ему Лаки сердито. — Разве ты не знаешь, что курнакин изобретен совсем для других целей? Вот если бы тебе нужно было удалить зуб или сменить желудок..

Буня растерянно захлопал глазами, забормотал, оправдываясь:

— Это… я не знал… в газете писали про Зюку Пискуна… Дай, думаю, тоже попробую.

— Настоящий дурак! — подтвердил Буба. — Ты что, газетчиков не знаешь? Не было никакого Пискуна, это все вранье. Ты первый человек, который по-настоящему удавился.

Услышав эти слова, компания Буни сразу стихла. Потом кто-то радостно вякнул:

— Первый! Слышишь, Буня, ты первый на всей Астре!

Буба досадливо крякнул, сообразив, что допустил оплошность, а компания возбужденно загудела, с восхищением глядя на приятеля.

— А если бы роботы не приехали? — хотел было напугать Лаки молодых болванов.

— Ну да! — ответили ему. — Так не бывает, чтобы не приехали.

— Как же это — роботы и не приедут! Уж этого никак не может быть.

— Обязаны приезжать, — подытожил общее мнение Буня Пупок.

Лаки страшно рассердился на него, обозвал идиотом и стал объяснять компании, как это глупо и опасно извлекать удовольствие из удушения, когда есть тысячи других замечательных и совершенно безопасных удовольствий.

Увы, его страстная проповедь не имела ни малейшего успеха. Выяснилось, что Буня — чемпион по удовольствиям среди молодежи, много чего перепробовал и авторитетно заявляет, что ни одно удовольствие не идет в счет по сравнению с удовольствием от удушения «под курнакином».

Тогда-то у Лаки и появилось ощущение надвигающейся беды.

— Может, выступить с разъяснением? — сказал ой, когда они вышли от Буни Пупка.

— Ни в коем случае! — решительно возразил Буба. — Всякие разъяснения-опровержения — это лучшая реклама. Придется ждать развития событий, а там посмотрим.

И события развивались… Через некоторое время опыт Буни повторил один из его приятелей, получив взамен награду в виде газетной заметки, потом произошел еще случай в другом конце города, за ним третий, четвертый, пятый…

Дезинформация «Справедливого» оказалась искрой, брошенной в горючий материал. Много разных удовольствий и оригинальных развлечений придумано было роботами-учеными за несколько столетий существования новой Астры, но еще никто не додумывался извлекать удовольствие из смертных страданий.

Число самоубийц быстро росло, а средства массовой информации подробно оповещали публику о каждом случае, тем самым распространяя дальше новое увлечение. Сияющие, довольные вниманием самоубийцы из низших слоев, которым и не снилось попасть на экран, еле выговаривая слова, рассказывали о своих впечатлениях. Прямо на глазах получала распространение небывалая в истории игра, захватывая массы рядовых астриан, которые по бесталанности своей не имели другой возможности выделиться среди себе подобных. Освоив удушение, начали топиться, травиться и даже выбрасываться из окон с небольшой высоты в расчете получить потом удовольствие и на операционном столе.

— Идиоты! Чернь! Нашли себе забаву! — скрежетал зубами Лаки, читая сообщения о новых оригинальных применениях его препарата. Игра неудержимо разрасталась, приобретая характер эпидемии, исподволь готовя крушение изобретателю курнакина. Нужно было срочно принимать какие-то меры, чтобы остановить пагубное развлечение, и тогда Лаки с Бубой записались на прием в Директорат.

Принял их Третий директор планеты, отвечавший за общественные умонастроения и соблюдение астриан-ской конституции. На решительный вопрос Лаки, как каманна Третий относится к «этому безобразию», разумея увлечение самоубийствами, робот спокойно сказал, что никакого безобразия тут не находит. Пока все совершается в рамках астрианской конституции, согласно которой граждане свободной Астры имеют право получать любые удовольствия любым способом, не причиняющим вреда другим лицам и окружающей среде. Вот если бы, скажем, какой-нибудь прыгун из окна упал на голову другому гражданину или в цветочную клумбу, испортив при этом цветы, тогда можно было бы говорить о нарушении конституции. Но до сих пор ничего такого не происходило, все самоубийцы действовали вполне корректно.

— Черт возьми! — воскликнул Буба. — Но у вас теперь появилась уйма лишней работы!

— Вы правы, Господин, — вежливо отвечал директор. — Работы значительно прибавилось, но мы для того и существуем, чтобы успевать делать любую работу. Экстренная помощь приезжает не позже чем через пять минут после поступления заявки на оживление, реанимационные пункты обслуживаются первоклассными специалистами и действуют очень четко. До сих пор не зарегистрировано ни одного случая с летальным исходом.

В голосе робота слышалась интонация, похожая на гордость.

— Мы внимательно следим за кривой самоубийств и своевременно наращиваем силы соответствующих служб, — добавил он.

Возразить что-либо на столь ясную и четкую позицию было трудно.

Официальное мнение относительно эпидемии самоубийств было, таким образом, достаточно оптимистичным, однако Лаки оно не успокоило. Роботы на то и поставлены над людьми, чтобы действовать в строгом соответствии с инструкциями, не поддаваясь никаким эмоциям. Но тут случай был явно особый, не подвластный инструктивной мудрости. Лаки мучили дурные предчувствия…

Которые спустя короткое время сбылись…

Постепенно «эпидемия понарошных самоубийств», как окрестила ее пресса, превратилась в пандемию, захватившую все население планеты и прилегающих к ней оазисов. Огромная машина управления цивилизацией работала на полную мощность, обеспечивая динамическое равновесие процесса.

Любители-самоубийцы тысячами, сотнями тысяч бросались в нежные объятия «понарошковой смерти», а роботы-врачи, трудясь не покладая рук, вытаскивали их оттуда. Все было благополучно.

И вдруг грянуло!.. Малополулярная телеватага «Визг» в мгновение ока стала знаменитой, дав сообщение о трагической кончине некоего Лямы Бутона из Марианны, который переоценил возможности роботов-реаниматоров и сиганул с тридцать восьмого этажа на голый асфальт. Передача была немедленно запрещена Директоратом к дальнейшему показу, а телеватага разогнана, но страшные сцены, снятые с натуралистическими, леденящими душу подробностями, потрясли всю Астру.

В элитарных клубах злословили по поводу изобретателя коварного препарата, толковали о возможных поправках к астрианской конституции, изменении закона. А тут как раз смерть Лямы совпала с посещением Астры группой влиятельных инопланетян. Этот визит решил все дэло.

Узнав, что творится на планете, гости ужаснулись. Предводитель группы, очень авторитетный социолог, выступил с речью на закрытой заседальне личного состава Директората совместно с представителями элитарных клубов. Буба и Лаки внимательно слушали инопланетянина и поражались его смелости, а Лаки еще понял, что его карьере наступил конец. История с препаратом Курнаки, заявил инопланетянин, показывает несовершенство, а может быть, и порочность Принципа Большого Удовольствия, положенного в основу астрианской цивилизации. Ляма Бутон — первая жертва этого принципа, но будут еще тысячи и миллионы жертв. Поэтому, пока не поздно, необходимо заменить ПБУ на ПУУ (Принцип Умеренного Удовольствия), что уже давно сделано на их планете. Необходимо также внести в конституцию поправку, запрещающую поощрять тотальный гедонизм. И еще много чего крамольного говорил высокий гость…

За всю свою жизнь, даже в самые худшие времена, не испытывал Лаки более мрачных чувств и не переживал более жестокого крушения. В один миг все рухнуло, и его звезда стала стремительно падать.

Черт с ним, с дураком из Марианны! Эту скандальную историю Лаки, может быть, и простили бы, и роботы потом приняли бы меры для того, чтобы подобный случай не повторился. Но выступление инопланетянина транслировалось по космовидению заезжими ватажниками. В глазах галактической общественности компрометировался священный Принцип Большого Удовольствия, дававший Элите право на неограниченную свободу творчества.

Вот этого-то изобретателю простить не могли! Метры грудью встали на защиту дорогого их сердцам принципа!

Дальнейший ход заседальни разыгрывался по классическому сюжету, многократно опробованному в разные времена на разных планетах и даже в разных галактиках. Тон задал главный оппонент изобретателя метр Зига Бином. «Глубокоуважаемый гость по впечатлительности своей несколько сместил акценты, — сладко улыбаясь, сказал он. — ПБУ сам по себе безупречен и являет собой высочайшее достижение роботической мысли. Скверно неправильное его понимание, которое с упрямством, достойным лучшего применения, продемонстрировал стажер Курнаки. Вместо того чтобы получать удовольствие лично, как к тому призывает мудрый Принцип, он вздумал облагодетельствовать всех, ив этом состояла его коренная ошибка». Старшие товарищи, сказал далее метр, не раз пытались отвратить стажера от опасного пути, но ничего не добились и только вызвали на себя нападки и оскорбления со стороны телевизионных шаек, которые натравил на них обозленный Курнаки…

Вслед за Зигой выступили другие метры, продолжая тему в том же ключе, но с большим накалом. Обвинения сыпались за обвинениями, а Лаки, кипя от возмущения, слушал лукавые речи и все порывался встать и сказать что-нибудь резкое и сильное в свою защиту, но его хватали за руки роботы-наблюдатели и сажали на место. И Буба тоже кипятился, поддерживая друга, и кричал с места «Долой клеветников!», пока его не вывели из зала.

Так продолжалось довольно долго, страсти дошли до высшего накала. Можно было ожидать и традиционного финала заседальни, то есть скандала с мордобитием или, напротив, падения жертвы в обморок с последующим вынесением ее на носилках под смущенное молчание зала и помещением в реанимационное отделение.

Но нет, ничего подобного не случилось, и это, может быть, самое интересное в нашей истории. Лаки сохранил отвратительнейшие воспоминания о процедуре реанимации, которую перенес после провала в совете Мудрил. Поэтому в критический момент, чувствуя, что его вот-вот хватит удар от сильных переживаний, он, испугавшись, проглотил таблетку курнакина-глобусина, который на всякий случай носил при себе. Нетрудно представить, зная чудесные свойства препарата, что из этого получилось. В одну минуту бесстрашный и бескомпромиссный боец превратился в размазню. Были счастливые слезы и покаянные биения себя в грудь на виду у всего зала, попытки лобызания отбивающихся противников, стояния на коленях и прочий дрянной кисель, порочащий славное имя изобретателя… Вот это уже был настоящий конец! Перемена роли в жизненной игре всегда производит дурное впечатление на окружающих, а уж в открытом бою тем более. Презрительно усмехались метры, глядя на поверженного, лебезящего перед ними противника, недоумевали шокированные инопланетяне, онемев от возмущения, смотрел сквозь щелку в двери на позор своего друга храбрый ватажник Буба Труба…

Так и закатилась звезда талантливого стажера, не перенесшего накала борьбы и ставшего жертвой собственного изобретения. С тех пор Лаки «плотно сел на курнакин», как выразился в кругу ватажников его бывший друг Буба Труба. Целые дни ходит веселый, улыбается, извлекая радость из своего унижения. Видели даже, как он пытался как-то облобызать гнусного заморыша Рабика Тушку, случайно встретив его в клубе. Сцена эта показалась всем омерзительно фальшивой, и с таким мнением нельзя не согласиться.