"Пробужденный любовник" - читать интересную книгу автора (Уорд Дж. Р.)

Глава 4

Через час (по крайней мере, ей показалось, что прошел час) Бэлла проснулась от шума сдвигающейся крышки трубы. Сладкий душок лессера окружил ее, перебивая острый запах влажной земли.

— Здравствуй, жена.

Крепление на ее груди напряглись, когда он потянул ее вверх.

Один взгляд в его бледные глаза — и она поняла, что сейчас не лучшее время для экспериментов. Он был возбужден, на губах играла лихорадочная улыбка. Подобная неуравновешенность была плохим знаком.

Как только ее ноги уперлись в пол, он дернул крепления, и она упала перед ним.

— Я сказал: «Здравствуй, жена».

— Здравствуй, Дэвид.

Он закрыл глаза. Он любил, когда она звала его по имени.

— У меня для тебя кое-что есть.

Не сняв ремней, он повел ее к столу из нержавеющей стали, стоявшему посреди комнаты. Когда он пристегнул ее наручниками, она поняла, что на улице все еще темно. Только днем он мог беззаботно отпускать ее, зная, что она не сможет сбежать.

Лессер вышел за дверь, оставив ее широко распахнутой. До нее донеслось шуршание и бормотание, а потом он вернулся, таща полуживого вампира. Голова мужчины болталась так, словно была привязана к телу тонкой ниткой, ноги волочились по полу. Он был одет в когда-то красивые черные брюки и кашемировый свитер, превратившиеся в мокрые лохмотья, испачканные кровью.

Крик застрял в горле, и Бэлла попятилась, но привязь помешала ей уйти далеко. Она не сможет смотреть на пытку. Просто не сможет.

Лессер закинул мужчину на стол, положив его на спину на гладкой поверхности. Цепи обхватили его запястья и лодыжки, звенья блокировались металлическими зажимами. Как только мутный взгляд вампира обратился к полкам с инструментами, он задергался. Он пытался освободиться из стальных оков, и они гремели, задевая о стол.

Бэлла посмотрела в голубые глаза вампира. Он был в ужасе, и ей хотелось успокоить его, но она понимала, что это было бы неумно. Лессер выжидал, следил за ее реакцией.

А потом он вытащил нож.

Вампир закричал, когда убийца наклонился над ним. Но Дэвид лишь разрезал свитер и распахнул его, обнажая горло и грудь мужчины.

Хотя Бэлла пыталась сдержать себя, жажда крови пронзила все ее существо. В последний раз она питалась очень давно, возможно, несколько месяцев назад, а весь тот стресс, который ей пришлось пережить, означал одно: она жаждала получить то, что могла дать ей лишь кровь мужчины ее вида.

Лессер взял ее за руку и обвел вокруг стола, наручник скользил по поручню следом за ней.

— Я подумал, что ты должна захотеть пить. — Лессер наклонился и погладил ее губы большим пальцем. — Так что я принес его, чтоб ты могла питаться.

Ее глаза округлились.

— Точно. Он только для тебя. Подарок. Он свеж и молод. Лучше, чем те, что сидят сейчас в дырах. И мы можем долго держать его, чтобы он мог служить тебе. — Лессер приподнял ее верхнюю губу, обнажая зубы. — Черт возьми, похоже, твои клыки удлиняются. Проголодалась, жена, так ведь?

Он сжал ее шею сзади и поцеловал, лизнув языком. Каким-то образом, ей удалось сдерживать рвотный рефлекс, пока он не поднял голову.

— Мне всегда было интересно, как это выглядит, — сказал он, глаза блуждали по ее лицу. — Это заведет меня? Даже не знаю, хочу я этого или нет. Думаю, ты больше нравишься мне совершенно непорочной. Но тебе ведь нужно сделать это, правда? Или ты умрешь.

Он толкнул ее голову вниз, приблизив к горлу мужчины. Она начала сопротивляться, и лессер, мягко рассмеявшись, проговорил ей на ухо:

— Молодец. Если бы ты продемонстрировала большую охоту, думаю, я бы укусил тебя из ревности. — Он погладил ее по волосам свободной рукой. — Теперь пей.

Бэлла взглянула в глаза вампиру. О Боже…

Мужчина перестал вырываться, молча уставившись на нее, казалось, его глаза вылезут из орбит. И хотя она испытывала ужасную жажду, мысль о том, чтобы питаться от него, была невыносима.

Лессер сильнее сжал ее шею, в его голосе появились грубые нотки:

— Лучше тебе пить. Я решил много гребаных проблем, чтобы достать его для тебя.

Она открыла рот, от жажды язык стал похож на наждачную бумагу.

— Нет…

Лессер поднял нож к ее глазам.

— Так или иначе, через полторы минуты у кого-то пойдет кровь. Если я буду работать с ним, он долго не протянет. Так, может, ты все же хочешь попробовать, жена?

Слезы набежали на глаза от осознания жестокости, которую она была вынуждена совершить.

— Мне очень жаль, — прошептала она закованному мужчине.

Ее голова откинулась назад, удар пришелся на левую щеку. Тело дернулось, и убийца схватил ее за волосы, чтобы она не свалилась на пол. Он с силой дернул, заставляя ее выгнуться навстречу ему. Она понятия не имела, куда делся его нож.

— Не смей извиняться за это. — Резко прижав руку к ее подбородку, он обхватил пальцами ее лицо. — Ты должна беспокоиться только обо мне. Ясно? Я сказал: тебе ясно?

— Да, — выдавила она, задыхаясь.

— «Да» что?

— Да, Дэвид.

Он схватил ее свободную руку и завел за спину. Боль разлилась по плечу.

— Скажи, что любишь меня.

Из ниоткуда налетел ураган гнева, бушуя у нее в груди. Она никогда не скажет ему этих слов. Никогда.

— Скажи, что любишь меня! — Заорал он, прижимая ее ближе к своему лицу.

Ее глаза блеснули, клыки обнажились. В ту же секунду его возбуждение вышло из-под контроля: его начало трясти, он стал задыхаться. Он был готов ударить ее, возбужденный от перспективы драки, словно собирался заняться сексом. Именно ради таких мгновений между ними он и жил. Он любил драться с ней. Он говорил ей, что его бывшая любовница не была такой сильной, не могла продержаться так долго, как она.

— Скажи, что любишь меня.

— Я. Презираю. Тебя.

Когда он поднял руку, сжав ее в кулак, она взглянула на него: стойкая, спокойная, готовая принять удар. Они долго стояли совершенно неподвижно, тела замерли в одинаковом напряжении, словно сердца, бьющиеся в одном ритме, связанные нитями насилия, протянувшимися между ними. На заднем плане заныл гражданский вампир.

Внезапно руки лессера схватили ее в объятья, он зарылся лицом в ее шею.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Я так люблю тебя… Я не могу жить без тебя…

— Вот это да! — Послышалось со стороны.

Оба обернулись на голос. Дверь центра убеждений была широко распахнута, в дверях замер убийца с выцветшими волосами.

Парень начал смеяться, а потом произнес три слова, сработавшие как спусковой крючок для всего, что случилось дальше:

— Я должен рассказать.

Дэвид кинулся за лессером, выскочившим из помещения.

Бэлла не колебалась ни секунды, услышав первые звуки вспыхнувшей драки. Она взялась за цепи, сковавшие правое запястье гражданского, расстегивая защелку и отсоединяя звенья. Оба на произнесли ни слова, когда она, закончив, принялась за его правую лодыжку. Мужчина самостоятельно стал яростно выбираться из цепей с левой стороны, как только получил такую возможность. В ту же секунду, как он был свободен, вампир спрыгнул со стола и посмотрел на стальной наручник на ее руке.

— Ты не сможешь спасти меня, — сказал она. — Единственные ключи у него.

— Я не могу поверить, что ты жива. Я слышал о тебе…

— Иди, иди…

— Он убьет тебя.

— Нет, не убьет. — Он лишь заставит ее пожалеть, что она жива. — Иди! Драка не продлится вечно.

— Я вернусь за тобой.

— Просто иди домой.

Когда он открыл свой рот, она перебила его:

— Да заткнись ты, и сосредоточься. Если сможешь, скажи моей семье, что я жива. Иди!

В его глазах, когда он закрыл их, стояли слезы. Он сделал два глубоких вздоха и… дематериализовался.

Бэллу начало так сильно трясти, что она упала на пол, вытянув руку наверх к тому месту, где наручники крепились к столу.

Звуки драки, доносившиеся снаружи, внезапно стихли. В наступившей тишине раздался хлопок, двор озарился вспышкой белого света. Она не сомневалась, что ее лессер победил.

О Боже… Ей придется туго. Ей придется очень, очень туго.

Зейдист простоял на заснеженном газоне Бэллы так долго, как это было возможно, а потом дематериализовался и оказался рядом с унылым, готическим монстром, в котором жило Братство. Особняк выглядело как декорация к фильму ужасов: горгульи, тени и освинцованное стекло в оконных рамах. Напротив этой каменной горы находился внутренний двор, заставленный машинами и домик у ворот, где жили Ви и Бутч. Двадцатифутовая стена с двойными воротами окружала строения, а помимо нее внутри также имелось достаточно хитрых ловушек, приготовленных для нежданных гостей.

Зейдист подошел к стальным дверям главного дома и открыл одну створку. Войдя в вестибюль, он ввел код в небольшую выдвижную клавиатуру и, получив мгновенный доступ, прошел дальше. Вступив, в фойе он поморщился. Просторное, аляповато отделанное помещение с золотыми стенами и мозаичным полом напоминало переполненный бар: слишком много возбуждения.

Справа доносились оживленные звуки ужина: звон столового серебра по фарфору, неясный голос Бэт, тихий смех Рофа… потом послышался низкий баритон Рейджа. Повисла тишина, вероятно потому, что Голливуд корчил рожу, а затем раздался оглушительный смех, раскатившийся в стороны, словно маленькие блестящие шарики по чистому полу.

Он не был заинтересован в разговоре с братьями, а уж тем более в совместном приеме пищи. К этому моменту они все были в курсе, что его выставили из дома Бэллы, как опасного преступника, за то, что он проводил там слишком много времени. Секреты в Братстве хранить было почти невозможно.

Зед взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Чем быстрее он двигался, тем тише становился шум застолья, и безмолвие окутывало его. Достигнув второго этажа, он повернул налево и пошел по длинному коридору, уставленному греко-римскими скульптурами. Скрытые лампы освещали мраморных атлетов и воителей, их каменные тела отбрасывали тени на кроваво-красные стены. При достаточно быстрой ходьбе они казались пешеходами, мимо которых проносится машина: ритм шагов создавал иллюзию движения мраморных изваяний.

Комната, в которой он спал, находилась в самом конце коридора, и, открыв дверь, он словно наткнулся на ледяную стену. Он никогда не включал ни обогреватель, ни кондиционер, никогда не спал на кровати, не пользовался телефоном и не складывал ничего в античные конторки. Ему нужен был только шкаф, к которому он и подошел, чтобы разоружиться. Его оружие и амуниция хранились в огнеупорном ящике сзади, а четыре рубашки и три пары кожаных штанов висели здесь же рядом друг с другом. Учитывая минимальное количество его вещей, шкаф всегда напоминал ему человеческий скелет: все эти пустые вешалки и латунные перекладины, словно кости, были тонкими и хрупкими.

Он разделся и пошел в душ. Он хотел есть, но любил держать себя именно в таком состоянии. Острая боль пустого желудка, сухость жажды… отказ от всего, способность контролировать себя приносили облегчение. Черт, да если бы он мог не спать… А еще адская жажда крови…

Он хотел очиститься. Изнутри.

Выйдя из душа, он прошелся бритвой по волосам, чтобы они по-прежнему плотно прилегали к голове, а потом быстро ополоснул лицо. Мокрый, замерзший, чуть приторможенный после кормления, он подошел к своему тюфяку на полу. Стоя над двумя сложенными одеялами, которые по мягкости можно было сравнить с парой пластырей, он вспомнил кровать Бэллы. Королевских размеров. Белая. Белые наволочки и простыни, большое белое одеяло, белое, напоминающее пуделя, покрывало в ногах.

Он лежал на ее постели. Часто. Ему нравилось думать, что он может чувствовать запах Бэллы. Иногда он даже катался на ней, и мягкий матрас прогибался под весом его тела. Это было похоже на ее прикосновение, но было даже лучше настоящего ощущения от чужой плоти. Он не мог вынести чужих рук на своей коже… Хотя ему бы хотелось, чтобы Бэлла хоть раз прикоснулась к нему. Если бы это была она, он выдержал бы.

Его глаза метнулись к черепу, стоящему рядом с тюфяком. Вместо глаз зияли две черные дыры, и он, дорисовав в воображении зрачки и радужки, представил себе взгляд, обращенный на него. Между зубов была зажата черная кожаная полоска двух дюймов шириной. Согласно традиции на ней должны были быть написаны слова молитвы, обращенной к умершему, но эта была пуста.

Когда он лег, и его голова оказалась вблизи от черепа, прошлое вновь восстало из 1802 года…

Раб почти пришел в себя. Он лежал на спине, боль разливалась по всему телу, хотя он и не понимал, почему… пока не вспомнил, как проходил через превращение прошлой ночью. Часами его мучила боль в разрастающихся мышцах, уплотняющихся костях, в теле, трансформирующемся в нечто огромное.

Странно… его запястья и шея болели иначе.

Он открыл глаза. Высоко над ним был потолок с вбитыми в его каменное нутро решетками. Повернув голову, он увидел дубовую дверь: по ее мощным деревянным панелям вертикально спускались такие же решетки. На стенах тоже были стальные рейки… В темнице. Он был в темнице, но почему? Ему лучше вернуться к своим обязанностям, иначе…

Он попытался сесть, но не смог оторвать предплечья и голени. Глаза широко распахнулись. Он дернулся…

— Осторожней!

Это был кузнец. И он делал татуировки в виде ремешков на тех частях тела раба, откуда питались вампиры.

О, святая Дева в Забвении, нет. Нет…

Раб начал вырываться из оков, и мужчина раздраженно посмотрел на него.

— Ложись! Не хочу, чтобы меня высекли за ошибку, причиной которой я не был.

— Я умоляю вас… — Голос раба исказился. Стал слишком низким. — Сжальтесь надо мной.

Он услышал мягкий женский смех. Хозяйка дома вошла в темницу, ее длинное платье из белого шелка волочилось вслед за ней по каменному полу, светлые волосы опускались на плечи.

Раб подобающе опустил глаза и вдруг осознал, что полностью раздет. Смутившись, он покраснел, мечтая хоть о клочке ткани, чтобы прикрыться.

— Ты очнулся, — сказала она, приближаясь к нему.

Он не понимал, почему она пришла проведать его. Он был лишь мальчиком на побегушках на кухне и на социальной лестнице находился ниже, чем обычные служанки, которые убирались в ее личных покоях.

— Посмотри на меня, — приказала Госпожа.

Он повиновался, нарушив тем самым все существующие правила. Ему не позволялось встречаться с ней взглядом.

Увиденное привело его в шок. Она смотрела на него так, как никогда не смотрела ни одна женщина. Жадность отпечатком легла на тонкие черты ее лица, в темном взгляде мерцал какой-то умысел, непонятный ему.

— Желтые глаза, — прошептала она. — Какая редкость. Какая красота.

Ее рука коснулась обнаженного бедра раба. Он вздрогнул, чувствуя себя неловко. «Это неправильно», — подумал он. Ей не стоило трогать его там.

— Ты стал потрясающим сюрпризом. Будь уверен, я достойно отблагодарила того, кто привлек к тебе мое внимание.

— Госпожа… Я молю вас, позвольте мне вернуться к работе.

— О, ты вернешься. — Ее рука прошлась по тому месту, где бедра соединялись с животом. Он дернулся и услышал тихое проклятье кузнеца. — А какая радость для меня. Сегодня мой раб крови стал жертвой несчастного случая. Как только его покои обновят, ты переедешь туда.

Раб перестал дышать. Он знал о мужчине, которого она держала взаперти, и которому он приносил еду в темницу. Иногда, оставляя поднос у охраны, он слышал странные звуки, доносившиеся из-за тяжелой двери…

Видимо, Госпожа заметила его страх, потому что наклонилась над ним, приблизившись настолько, что он чувствовал запах духов на ее коже. Она мягко рассмеялась, словно отведала его страх, и это блюдо пришлось ей по вкусу.

— По правде, я не могу дождаться того момента, когда ты будешь моим. — Развернувшись, чтобы уйти, она взглянула на кузнеца. — Помни, что я тебе сказала, иначе я пошлю тебя на рассвет. Ни одной оплошности с иглой. Его кожа слишком хороша, чтобы ее портить.

В скором времени татуировки были нанесены полностью. Кузнец ушел, забрав с собой свечу, и раб, привязанный к столу, остался в полной темноте.

Его затрясло от отчаяния, когда он осознал весь ужас своего нового положения. Теперь он оказался ниже тех, кто был уже на самом дне. Он будет существовать лишь для того, чтобы кормить другого… и только Деве было известно, что еще его может ожидать.

Прошло много времени, прежде чем дверь снова распахнулась и в свете свечей, он смог увидеть пришедшее за ним будущее: Госпожу в черной накидке и двух мужчин, известных любовью к своему собственному полу.

— Вымойте его для меня, — приказала она.

Госпожа наблюдала, как раба омывают и покрывают маслом, двигаясь вокруг его тела, словно неспокойный свет свечей. Раб дрожал от отвращения, ощущая мужские руки на своем лице, груди и интимной зоне. Он был в ужасе от того, что они могут покуситься на него, нарушая святые законы.

Когда они закончили, тот, что был выше, спросил:

— Нам приготовить его для вас, Госпожа?

— Сегодня я займусь им самостоятельно.

Сбросив накидку, она грациозно забралась на стол, оседлав раба. Когда, отыскав его плоть, она начала ласкать ее, он понял, что мужчины сделали то же самое сами с собой. Раб оставался вялым, поэтому она взяла его в рот. Комната наполнилась ужасными звуками: мужскими стонами, посасыванием и причмокиванием Госпожи.

Унижение стало полным, когда раб начал плакать: слезы скатывались из уголков его глаз, падая на виски, попадая в уши. Его никогда никто не трогал между ног до сегодняшнего дня. Как любой мужчина, не прошедший превращение, он не был готов к сексуальным отношениям, что, впрочем, не мешало ему думать о том, как он в будущем будет с женщиной. Однажды в помещениях для слуг он случайно увидел половой акт и решил, что соединение станет потрясающим.

Но сейчас… Когда интимная связь происходила таким образом, ему стало стыдно, что он осмелился тогда хотеть чего-то.

Вдруг Госпожа выпустила его из рук и ударила по лицу. Боль обожгла щеку, когда она слезала со стола.

— Принесите мне бальзам, — отрезала она. — Его штука не знает, что ей нужно делать.

Один из мужчин подошел к столу с маленьким горшочком. Раб почувствовал скользкую руку, опустившуюся на его плоть, но он не знал, кто именно прикасается к нему. Затем началось жжение. В его паху все отяжелело, затем он ощутил движение между бедер, что-то скользнуло по его животу.

— О… Дева правая в Забвении, — сказал один из мужчин.

— Какой размер, — прошептал другой. — Он коснется самых глубин колодца.

В голосе Госпожи звучало то же изумление:

— Он огромный!

Раб поднял голову. На его животе лежала большая раздувшаяся штука, ничего подобного он никогда в жизни не видел.

Он снова откинулся на стол, когда Госпожа забралась на него. На этот раз он почувствовал, как его плоть поглотило что-то влажное. Он вновь поднял голову. Она села верхом на него, и он… был внутри ее тела. Она начала двигаться на нем, подскакивая вверх и опускаясь вниз, неровно дыша. Он едва отдавал себе отчет, что мужчины тоже начали стонать, гортанные звуки становились все громе, когда она двигалась все быстрее и быстрее. Потом послышался крик, ее, их.

Госпожа упала рабу на грудь. Тяжело дыша, она сказала:

— Подержите ему голову.

Один из мужчин положил ладонь на лоб раба, свободно рукой поглаживая его по волосам.

— Такие красивые. Такие мягкие. И посмотрите, какие цвета.

Госпожа приблизилась к шее раба и укусила его. Он взревел, почувствовав укус и посасывание. Он и раньше видел, как мужчины и женщины питались друг от друга, но это всегда казалось ему… правильным. Это же причиняло боль, голова начала кружиться, и чем сильнее она впивалась в вену, тем хуже ему становилось.

Видимо, он потерял сознание, потому что, когда очнулся, увидел, что Госпожа подняла голову и облизывает губы. Она слезла с него, надела накидку, и все трое ушли, оставив его в темноте. Через секунду вошли знакомые охранники.

Мужчины старались не смотреть на него, хотя раньше они были в дружеских отношениях, потому что он часто приносил им эль. Теперь они отводили глаза и не говорили с ним. Посмотрев на свое тело, он устыдился: то, что они смазали бальзамом, до сих пор работало; его интимная плоть была напряженной и жесткой.

От вида поблескивающей на ней влаги его затошнило.

Он отчаянно хотел сказать стражникам, что это не его вина, что он хотел бы заставить плоть успокоиться, но был слишком слаб, чтобы говорить, когда они освобождали его запястья и лодыжки. Встав на ноги, он покачнулся, потому что провел на столе много часов, а превращение случилось лишь сутки назад. Никто не пришел на помощь, и он понял, что они не хотят прикасаться к нему, не хотят быть рядом с ним. Он хотел прикрыться, но они заковали его руки.

Стыд лишь усилился, когда ему пришлось пройти по коридору. Он чувствовал тяжесть на своих бедрах, непристойно покачивавшуюся, двигавшуюся в такт его шагам. Слезы навернулись на глаза и потекли по щекам — один из охранников фыркнул от отвращения.

Раба отвели в другую часть замка, в комнату с толстыми стенами, покрытыми стальными решетками. Здесь была кровать, чистый ночной горшок, ковер и факелы, установленные высоко над головой. Оказавшись в комнате, он увидел воду и еду, оставленные его приятелем по кухне, которого он знал всю жизнь. Тот тоже не смотрел на него.

Они сняли с него оковы и заперли в помещении.

Дрожа, он сел на пол в углу. Он осторожно обхватил себя руками, убаюкивая, как не делал никто другой, пытаясь по-доброму отнестись к новому телу, ставшему результатом превращения… телу, которое использовали так ужасно.

Покачиваясь взад-вперед, он волновался о своем будущем. У него никогда не было никаких прав, его ничему не учили, у него не было даже имени. Но, по крайней мере, раньше у него была свобода передвижения. А тело и кровь принадлежали ему.

Воспоминание о руках, прикасающихся к его коже, вызвало новый приступ тошноты. Он взглянул вниз на свою интимную плоть и понял, что до сих пор чувствует запах Госпожи. Он не знал, скоро ли спадет вздутие.

И что произойдет, когда она придет за ним в следующий раз.

Зейдист потер лицо руками и перекатился на живот. Она приходила за ним. И она никогда не приходила одна. Он закрыл глаза, прогоняя воспоминания прочь, и попытался уснуть. Последним четким образом, мелькнувшим в его голове, стал дом Бэллы на заснеженном лугу.

Боже, это место казалось таким пустым, заброшенным, несмотря на то, что было заставлено вещами. С исчезновением Бэллы оно лишилось своей основной функции: хотя оно и было цело, могло защитить от ветра и непогоды, спрятать от незнакомцев, но больше не было домом.

В нем не было души.

Этим они с Зедом были похожи.