Глава 14

Гавана

Спустя три дня после того, как затонула К-219, четыре офицера стояли на правом крыле мостика “Анатолия Васильева”. Британов, дед Красильников, Азнабаев и Геннадий Капитульский. Все, кроме Капитульского, курили, пока капитан “Васильева” заводил судно в порт Гаваны. Было ясное утро, жгучее тропическое солнце изливало свои лучи на красную черепицу и коричневые жестяные крыши города. Приятно было ощущать, как греется спина под лучами.

— Я думал, что следующий берег, который придется увидеть, будет покрыт снегом, — произнес Британов, наблюдая, как огромное судно подходит к причалу, на котором стояли несколько легко одетых мужчин. Что и говорить, вид тропического города казался им нереальным сном. Стоило закрыть глаза, и они тут же ощущали себя в своей кают-компании, смотрящими кино про загадочный тропический рай.

— По крайней мере, мы сможем погреться, — сказал Азнабаев. — Дома так тепло уже не будет.

Британов затянулся и медленно выдохнул дым..

— Ты ошибаешься, Евгений. Дома будет не то что тепло, а просто жарко. Я думаю, что нам следует приготовиться к хорошей бане.

— Интересно, нам дадут тут передохнуть или сразу возьмут в оборот? — спросил Азнабаев.

— Пути начальства неисповедимы, — философски ответил Капитульский.

— Бог не выдаст — свинья не съест, — подвел черту Красильников. С этими словами он выбросил за борт сигарету. Все четверо продолжали молча следить за швартовкой.

Пока судно швартовалось, к пристани подъехала цепочка автобусов. Во главе процессии ехал черный лимузин, сопровождаемый полицией на мотоциклах. Как только трап коснулся причала, из лимузина вышла группа высокопоставленных лиц в форме и, поднявшись на палубу, направилась прямо на мостик.

Все эти люди были одеты в светло-зеленые робы, безупречно отглаженные и увешанные медалями. Было непохоже, чтобы эту форму надевали в саду, не говоря уже о джунглях. Сопровождавшая их охрана была сплошь увешана оружием. Береты и бороды делали их похожими скорее на террористов, чем на солдат.

Официальные лица поднялись на мостик. Тот, который был ниже всех ростом, обвешанный большим количеством медалей, произнес:

— Добро пожаловать на Кубу, товарищи. Я министр обороны Рауль Кастро.

По сравнению со своим знаменитым братом он был гораздо ниже ростом и казался более худым. В бороде уже кое-где пробивалась седина, а его лицо можно было назвать даже мудрым.

— Кто из вас командир Британов? Британов сделал шаг вперед и, взглянув с высоты своего роста на кубинца, произнес:

— Я, — и четко отдал честь.

Кастро приблизился, чтобы пожать ему руку, но затем, к удивлению всех русских, неловко обнял. Потом, отступив назад, он поприветствовал других офицеров на чистом русском языке.

— Здесь, на Кубе, вы найдете теплый приют, товарищи, — сказал он. — Вам будет предоставлено все, что нужно. У вас будет отличное медицинское обслуживание и самые лучшие условия для выздоровления. А сейчас я бы хотел узнать о раненых. Сколько их у вас?

— Четырнадцать, — ответил Британов. — И один из них серьезно ранен.

— Сейчас давайте пойдем прямо к ним. Вся группа отправилась вслед за министром обороны вниз, в корабельный лазарет. На койках лежали три человека; воздух был пропитан запахом горького миндаля и химикатов. Желтые глаза доктора Кочергина были широко открыты. Его огненно-рыжие волосы и мертвенная бледность лица резко контрастировали друг с другом, а ядовито-желтые глаза смотрели настороженно. Остальные два человека, находящиеся в корабельном лазарете, выглядели уже гораздо лучше. Они даже попытались встать, чтобы приветствовать высокое начальство, но успокаивающим жестом командир остановил их попытку.

Кастро подошел к койке, на которой лежал Кочергин.

— Молодой человек, вы скоро встанете на ноги. Вы поправитесь, потому что мы предоставим к вашим услугам всю Гавану и вы не будете ни в чем нуждаться.

Двое больных усмехнулись, а Кочергин просто поднял удивленный взгляд.

— Мы найдем для вас хорошенькую кареглазую кубинскую девочку, — сказал Кастро, обращаясь к доктору, — и потом посмотрим, что может получиться, если смешать рыжие русские волосы и нашу темнокожую красоту.

Кочергин закашлялся, потом вытер пену со рта.

Низким, скрежещущим голосом он произнес:

— Спасибо, но я уже женат.

Британов улыбнулся про себя. Кастро, казалось, чувствовал себя немного неловко. Потрепав Кочергина по плечу, он повернулся к Британову и произнес:

— Погрузите своих людей в автобусы. Мы о них позаботимся. — С этими словами он присоединился к своей свите и удалился.

Британов подмигнул Кочергину.

Вверху, на залитой солнцем палубе, собрался экипаж К-219 в самой различной одежде: кто-то был в тельняшке, кто-то в синим комбинезоне подводника, а некоторые в том, в чем их подняли с коек на палубу подлодки. Неприкрытая бледная северная кожа была открыта ярким, горячим лучам солнца. Кастро, выдержав паузу, произнес небольшую речь перед экипажем. Смысл ее был прост и понятен, тем более что говорил он без переводчика: “Мы с тревогой и гордостью наблюдали за вашей героической борьбой. Пока вы и ваши лодки находитесь рядом с Кубой, американские империалисты не посмеют посягнуть на нашу свободу. Мы благодарны вашему народу за постоянную помощь и поддержку и постараемся отблагодарить вас нашим гостеприимством”.

— Боюсь, что это последние добрые слова, которые мы услышали о себе. — Дед Красильников продолжал оставаться пессимистом.

Экипаж спустился к ожидавшим их автобусам. Это были венгерские “Икарусы” самой лучшей модели, с кондиционерами, плюшевыми сиденьями и затемненными окнами. Мужчины тут же прильнули к окнам, разглядывая симпатичных темноволосых кубинских девушек, идущих по своим обычным утренним делам. В своих легких, тропических платьях они казались практически обнаженными.

Автобусы ехали прямо сквозь толпу, направляясь к закрытому военному санаторию за городом. Из его окон было видно сверкающее Карибское море, в тени пальм скрывалась широкая веранда, бассейн, но лучше всего были комнаты, в которых стояло только по две кровати. Каждому члену экипажа была выдана новая хлопчатобумажная форма, добротные сандалии и чистое белье. Все тут же исчезли в гостинице, которая для всех показалась раем.

Через час экипаж был вновь построен, но уже теперь перед их строем стояли другие люди в полувоенной форме, хотя и без знаков различия, но и без того было видно, что это свои, русские. Причем начальство, и довольно высокое.

— Завтра за вами прилетит специальный самолет из Москвы, — говоривший седой человек явно имел генеральское звание, судя по тому, как к нему относились остальные. — Ведите себя достойно и не забудьте перед отлетом сдать кубинскую форму.

Все недоуменно переглянулись. К генералу быстро подошел один из стоявших до этого в стороне кубинских офицеров и что-то прошептал ему на ухо.

— Отставить. Форму сдавать не надо. Это подарок Рауля Кастро.

На этом официальная встреча закончилась; и экипаж распустили.

— Старпом! А где Пшеничный и замполит? — обеспокоенно спросил Британов.

— Не знаю, похоже, их увезли в наше посольство прямо с причала.

— Интересное дело, а я, значит, вроде уже и не командир?

— Никак нет. Вы командир. Во всяком случае, для нас.

В полдень вымытые, отдохнувшие Азнабаев, Капитульский и Красильников собрались в общей столовой. Рядом с длинным столом стоял большой экзотический буфет, наполненный ананасами, апельсинами, мясом, сыром, хлебом и свежими овощами.

Как раз в этот момент в столовую вошел Британов. Он выглядел все так же плохо, как и тогда, когда Капитульский нашел его на дне желтого спасательного плота. Все три офицера встали.

— Вольно, — сказал Британов. Он взглянул на буфет.

— Всего хватает?

— Всего, кроме водки, — хмуро ответил Капитульский. Он кивнул в сторону целого ряда бутылок с минеральной водой.

Один из официантов услышал его слова и понял. Он направился к обитому бамбуком бару и открыл двойную дверь. Там оказался холодильник, до отказа набитый пивом, шампанским и бутылками ледяной русской водки.

— Да здравствует братское социалистическое государство Куба! — Красильников умудрился вытащить двумя руками сразу полдюжины бутылок пива.

Британов подошел к бару и взял покрытую инеем бутылку “Столичной”. Наполнив ряд рюмок, он раздал их офицерам. Все встали.

— Товарищи! — командир вложил в это простое и привычное слово нечто большее, — я хочу выпить за вас, за наш экипаж. Что бы ни случилось с нами дальше, я хочу, чтобы вы знали — я не снимаю с себя вины за потерю лодки, но буду требовать честного и беспристрастного разбирательства. И прошу вас только об одном — говорить правду и ничего, кроме правды. Пожалуйста, передайте это своим подчиненным.

Не чокаясь, он до дна выпил свою рюмку и молча вышел.

Остальные тоже задержались недолго. Слова командира вернули их к реальной жизни. Почти праздничное настроение куда-то улетучилось.

Возвращаясь в свой номер, Капитульский по дороге тихо сказал Азнабаеву:

— Женя, мне удалось с помощью Леши Гаккеля отправить телеграмму с борта “Васильева” домой, точнее, сестре Ирины в Таллинн.

— Ну, блин, ты даешь! — восхитился штурман. — И что же ты написал?

— “Муж вашей сестры возвращается домой”. Надеюсь, она поймет и позвонит нашим в Гаджиево.

— Молодец, конспиратор хренов. — И он ласково потрепал друга по плечу.

Аэропорт Гавана, следующее утро

Членов экипажа погрузили в те же роскошные “Икарусы”, чтобы отвезти на военный аэродром. Их подвезли к охраняемым воротам, где моряков ждал Ил-62. Два дня оздоровили практически каждого; даже все раненые, кроме доктора Кочергина, были уже на ногах.

Кочергина несли на носилках. Его лицо было по-прежнему бледным, а глаза слишком желтыми. Он серьезно отравился, помогая выжить другим, но сам настоял на том, чтобы лететь вместе со всеми домой.

Экипаж выстроился на бетонной площадке. Все были одеты в одинаковую тропическую форму цвета хаки, у каждого была сумка с подарками кубинских товарищей.

Самолет быстро наполнился, старшие по рангу сели

впереди, младшие — сзади. Британов сел вместе с Капитульским и Азнабаевым, на два ряда за замполитом Сергиенко. С момента своего прибытия на “Васильев” командир не удостоил своего зама даже взглядом. Такое отношение не осталось незамеченным другими членами экипажа, и некоторые недоумевали. Те, кто знал подоплеку, молчаливо поддерживали командира.

Люк медленно закрылся, взревели моторы, и скоро самолет был уже в воздухе, набирая высоту над голубым Карибским морем. Глаза всех были устремлены на постепенно исчезающую Кубу, напоминавшую земной рай.

Чем ближе к северо-востоку, тем темнее и холоднее становился океан. Когда самолет стал приближаться к Шеннону, Ирландия, для заправки топливом, один из сопровождавших офицеров встал и наконец обратился к экипажу.

— Товарищи, — произнес он в микрофон, принесенный стюардессой, — для вас приготовлена новая форма. Пока самолет будет заправляться, вам ее выдадут. Выберите свой размер и переоденьтесь. А сейчас при приземлении самолета все иллюминаторы должны быть закрыты в целях безопасности. — Он отдал микрофон и сел на свое место.

— В каких это целях безопасности? — спросил Капитульский.

— Нашей, конечно, — ответил Азнабаев. — Представляешь, если ирландцы увидят в иллюминаторах наши пиратские морды? Наверняка подумают, что самолет битком набит террористами!

Но Британову было не до шуток. Вместо того чтобы рассмеяться, он хмуро сказал:

— Скоро нам будет не до смеха. — С этими словами он отвернулся к иллюминатору и стал наблюдать за вырисовывающимися очертаниями Ирландии.

После приземления в салон внесли большие коробки из багажного отделения самолета. Их вскрыли и начали передавать военно-морскую форму по рядам.

Очень быстро обнаружилось, что вся она одинакового размера. Причем очень большого — и практически никому не подходила. К тому же не оказалось иголок с нитками, чтобы пришить знаки различия.

— Да они просто издеваются над нами! — воскликнул кто-то из экипажа.

Части формы стали летать по салону, сопровождаемые смехом экипажа. Это было что-то вроде разрядки после напряжения, сковавшего всех в ожидании прилета в Москву. Воцарившаяся неразбериха носила какой-то истерический характер. Офицеры пытались успокоить людей, но это им долго не удавалось. Наконец командир поднялся и пошел по салону, одним взглядом утихомиривая людей.

Самолет вновь оторвался от земли и продолжил полет в восточном направлении. Море исчезло, и показалась земля, сначала коричневая, а потом белая.

Один из пилотов заглянул в салон и, вернувшись в кабину, мрачно сказал:

— Я не завидую этим парням. Вместо того чтобы радоваться спасению, они сидят мрачнее туч под нами.

— Еще бы, скоро их встретят с такими цветами, что мало не покажется. Как космонавтов, только наоборот.

— Они рисковали не меньше. Жаль, что запретили с ними говорить.

— Поэтому заткнись, пожалуйста, и займи свое место. Скоро Москва.

По изменившемуся шуму двигателей и заложенным ушам стало ясно, что самолет начал снижение. За все время полета ни один из сопровождавших не задал ни одного вопроса. Теперь мы для всех как прокаженные.

Британов посмотрел вниз. Интересно, где они приземлятся?

— Товарищ командир, — послышался голос Капитульского, — я спрошу у пилотов, где мы садимся?

— Нет. Нам запрещено задавать вопросы. Где надо, там и сядем.

— Это, скорее всего, военный аэродром Чкаловское, — высказал догадку всезнающий штурман. — У меня тут недалеко родители живут.

Естественно, ни родители, ни жены, ни дети не смогут их встретить. Не положено! Надо отдать должное нашему воспитанию, никто и не рассчитывал на скорую встречу с родными. Не положено, и все тут!

Описав круг, самолет стал снижаться. Снижение было плавным, видно было, что пилот привык обращаться с такими самолетами. Внизу их поджидали четыре маленьких автобуса, две машины скорой помощи и несколько групп офицеров. Хотя все были в черной одинаковой форме, Британов не сомневался, что больше всего среди них представителей военной контрразведки и офицеров Главного политического управления. Красными погонами среди них выделялась группа людей из медицинской службы флота.

Старые, видавшие виды автобусы были явно не “Икарусы”.

Совсем не похоже на то, как их встречали в Гаване.

Когда подали трап и дверь открылась, никто не решился выйти впереди командира.

Валерий Пшеничный спускался по трапу вслед за Британовым. Его приветствовали товарищи из КГБ, и он тут же был усажен в черную “Волгу”. Замполита Сергиенко встретили сотрудники политуправления. Казалось, никто из встречавших не обращал внимания на Британова.

Вскоре появилась новая машина. Рядом с “Волгой” припарковался черный ЗИЛ с военными номерами. Из него вышел адмирал с тремя звездами на погонах. Британов сразу же узнал его: это был Медведев, начальник Главного политуправления ВМФ.

Адмирал Медведев приблизился к Британову. Проигнорировав приветствие капитана, он слабо пожал ему руку.

— Товарищ адмирал… — начал было Британов, но Медведев прервал его.

— Что это за золотая рота? Почему в таком виде? — Действительно, экипаж выглядел достаточно нелепо в форме с чужого плеча. — Приведите их хотя бы внешне в порядок. Если сможете, конечно. — С этими словами он сел в машину, хлопнув дверцей.

— Добро пожаловать домой, — тихо произнес Капитульский.

Британов стоял в стороне, пока его экипаж садился в автобусы. У него промелькнула мысль, что слова насчет прокаженных оказались пророческими. Они были дома, и то, что они хотели сделать, кого увидеть, куда пойти, — все это мало кого интересовало.

Автобусы двинулись в направлении Москвы, но не доехали до города. Свернув с внешней кольцевой дороги, они направились по узкой лесной дороге через места, заросшие березами и соснами. При поворотах автобусы немного заносило. Рассчитанные человек на двадцать, они везли по тридцать, и людей, упакованных словно селедки в бочке, мотало из стороны в сторону. Один из автобусов сломался, но кто-то из экипажа К-219 помог быстро починить мотор.

Наконец автобусы остановились. Пара матросов со скрипом открыла широкие стальные ворота. Их впустили внутрь, и ворота закрылись.

Это был военный дом отдыха “Горки”, принадлежащий ВМФ. Около центральной площадки стояли кирпичные здания. Вокруг лежал снег поверх давно облетевших листьев, и явно преобладал черно-белый цвет. Ни одного цветного пятнышка. Наверное, каждый подводник Северного флота побывал здесь хоть однажды на послепоходовом отдыхе. И из всех подобных заведений это было самым убогим.

Британов вместе со всеми вышел из автобуса и направился к мрачному зданию, где размещалась администрация; там экипажу выдали ключи от комнат.

Его комната находилась на втором этаже. Это была узкая крошечная комнатка с маленьким окном, чем-то напоминавшая его каюту на затонувшей подлодке.

Офицеров и мичманов разместили в трех-четырех-местных номерах, а матросов просто в спортзале.

Оскорбительное отношение ни для кого не прошло незамеченным. Все притихли и, казалось, стали опасаться даже друг друга. Все, особенно офицеры, начинали понимать, что спасение с горящей, отравленной подлодки было самым легким делом по сравнению с тем, что им предстояло вынести по возвращении домой.