"Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации" - читать интересную книгу автора (Гумилёв Лев)П.Н. Савицкий – Л.Н. Гумилеву ...Я вообще не согласен разделять мир на «цивилизованный» и «нецивилизованный» (см. также «Задачи кочевниковеденья», с.6, прим. 2-е). Неграмотный крестьянин, и в смысле философском, и в смысле нравственном, бывает «цивилизованней» человека, окончившего несколько высших учебных заведений. В частности, кочевой мир, в ряде отраслей, обладает своей, и весьма высокой, «цивилизацией» – и по части экономических навыков (скотоводство, охота, металлургия), и по части организации (величайшие достижения военного дела, культ верности и взаимной поддержки), и по части искусства (повторяю: художник, создавший Саяноалтайского всадника, – гениален!). А смотрите, как кочевой мир охранял природу, объявляя многие хребты и урочища «священными», заповедными. Нам бы брать с него в этом пример!.. Милый и дорогой Лев Николаевич, Ваше письмо от 19-го декабря произвело на меня большое впечатление. Все желание мое, чтобы все три тома Вашей «Истории Срединной Азии» были как можно скорее доведены до готовности к печати, и я ничем, ничем не хочу отвлекать Вас от этого дела, но, наоборот, хочу всячески ему содействовать, вдохновлять Вас, если можно так выразиться. Вы делаете попытку глубокого социального анализа истории кочевников. Я читал немало литературы по этим вопросам, но такой попытки еще не встречал. Бог Вам в помочь! Даже у покойного Б.Я. Владимирцова, человека очень знающего, больше повторений «магических формул» о «кочевом феодализме», чем действительного, расчлененного социального анализа (см. напр., его «Общественный строй монголов», АН СССР, 1934). Замечательно Ваше замечание о различиях в социальной политике тюркских ханов: «ставка на лучшего» у одних, ставка на массу – у других. Было бы страшно важно замечание это облечь в плоть и кровь исторических фактов. Невольно сопоставляю Ваше наблюдение с тем чередованием «ставки на сильных» с уступками «меньшим», которое с такой яркостью сказывается, напр., в истории Великого Новгорода (см. мои «Ритмы монгольского века», с.112–114). Здесь вопрос заключается в том, чтобы вскрыть особенности и своеобразия этой ритмики в условиях кочевого мира [37]. Очень интересно и проводимое Вами различение родовых и т.п. союзов от орд. Не отрицаю, что Тимур частично принадлежит «Леванту» (в Вашем смысле этого слова). Но и по происхождению своему, и по идеологии он соприкасаетсяс кочевым миром. Он не только пользовался воинским строем Чингиса (на что указываете и Вы), но и питался идеями из его наследства. Данные и соображения по этому поводу есть, между прочим, в книге В.В. Бартольда «Улугбек» (Петроград, 1918). В этой связи Тимура не только с «левантийской», но такжес кочевой традицией была его сила. Ее растеряли его преемники, все глубже загрузавшие в трясине Леванта. Думается, однако, что и Бабур был не совсем чужд кочевой традиции (нужно было бы с этой точки зрения рассмотреть его «Бабурнамэ»). Но в основном я совершенно согласен с Вами: тогдашние узбеки представляли евразийское, кочевое начало в более полном и последовательном виде, чем он. Я думаю, что Вы сделали правильно, исключив «географическую» главу из состава «Истории Срединной Азии». В Ваших мыслях о «географическом факторе» слишком много самостоятельныхмоментов, и они, думается мне, переобременили бы книгу. Я чувствую и вижу, что мыслей и наблюдений о «географическом факторе» у Вас достаточно для того, чтобы они составили особуюВашу о нем книгу! Но за нее, конечно, можно приниматься лишь после того, как Вы закончите отделку всех томов «Истории Срединной Азии». Меня порадовала широта Ваших горизонтов. И меня некоторые считали человеком, не лишенным широты горизонтов. Но я должен признать, что Вы далеко превзошли меня в этом отношении! Новыми и поучительными для меня были Ваши соображения и сообщения о «циркумполярных» культурах (по-видимому, отчасти общие Вам с А.П. Окладниковым, которого я почитаю, как и Вы). Как было бы увлекательно собрать все эти данные и соображения в один общий и в то же время достаточно детальный обзор: тлинкиты, скерлинчи, народ омок и многое, многое другое! Это тоже задача для Вас на будущее время. Теперь – по существу дела. Да, конечно, Вы правы: «сочетание разноодарений» (или, как говорите Вы, «двух и более ландшафтов») очень усиливает и ускоряет развитие. В этой Вашей мысли нет никакого противоречия моим мыслям. Я думаю, нет в ней противоречия и мыслям Г.В. Вернадского. Все 1920-е и 1930-е годы я бился над проблемой значения «сочетания разноодарений» для исторического развития. Вам, быть может, небезызвестно, что я широко занимался и продолжаю заниматься экономической географией (одна из моих любимых научных отраслей!). В ней роль «сочетания разноодарений» в том или ином месте земного шара (почв разных типов, районов с разной орографией, мощных вод, ископаемых богатств) сказывается с особой силой. Именно таким «сочетанием» определяется во многих, если не во всех, случаях возникновение городов – в особенности, конечно, крупных – и в полной мере столиц. Возьмите, напр., Ленинград: стык моря с водными путями, ведущими в глубину страны, это основное: водные пути в глубину страны усилил уже Петр I; Невская дельта с богатой древесной растительностью; Пулковские и пр. высоты – на юг, высоты Карельского перешейка – на север, есть пункты с отметкой более 200 м над уровнем моря; отличные, с темной окраской, почвы на Силурийском плато – «поддубицы», «дубняжины»; также во всех остальных местах – хорошие леса, местами лиственные, с богатыми, очень богатыми луговинами; во многих местах – хорошие глины; строительные материалы: «пудожский» камень, «силурийская» плита, гранит и диабаз с Карельского перешейка, берегов Ладоги и Онеги; в зданиях Ленинграда – крупнейшие гранитные монолиты мира; новгородцы в десятках мест окрестностей нынешнего Ленинграда копали железную – болотную – руду и выжигали железо в сыродутных горнах; об этом свидетельствуют «писцовые книги» еще времен Ивана III; большие рыбные богатства в пределах самого города – здесь ежегодно вылавливалось около 100 000 пудов рыбы – и по соседству; море – Нева – Ладога; теперь прибавилось: гидроэнергетические ресурсы во всей округе: Волхов, Иматра, Свирь и т.д.; не лишены значения и торфяные массивы. – Такой анализ можно дать более или менее относительно каждого города; чем крупнее – тем содержательней анализ. – Уже на камнях Чехии ярко чувствуешь, как богата растительность Ленинграда – напр., на «островах», как велики его воды, как взыскан ими весь город! Я бился над этими проблемами несколько десятилетий – но не свел своих наблюдений ни в одну печатную работу. Это тем более предосудительно, что тогда у меня в вопросах печатания была «своя рука владыка». Вы с большой четкостью проследили значение «сочетания разноодарений» для этногенеза. Сказанное Вами об этногенезе хуннов, уйгуров, тюркютов, монголов, киданей, кыргызов, татар казанских и крымских, хазар – замечательно интереснои прямо-таки основоположно! Стимулирующее этногенез значение «сочетания разноодарений» не подлежит сомнению. Вам принадлежит безусловный приоритет в этом важном историко-географическом открытии. Места с сочетанием географических разноодарений – это, безусловно, наиболее стимулирующиеместоразвития (не только в смысле этногенеза, но и во многих других отношениях), – если хотите, это месторазвития в первом и прямомзначении этого слова. И все-таки качества «месторазвития» нельзя отрицать и за другими местами, хотя бы и не в такой степени отмеченными «сочетанием разноодарений». Мне кажется, что в определенномсмысле была и есть месторазвитием и тайга – «от Онежского озера до Охотского моря»... ...Хочу сказать еще два слова о значении «таежного моря», о котором Вы пишете, о его значении для развития русскогонарода. Уже до Ермака русские были известны, как большой и храбрый народ. Не только Ермак и его продолжатели (в 50 лет дошедшие до Тихого океана) сделали русский народ народом, способным творчески переносить любой холод (а кстати, и жару), какой только бывает на нашей планете. Это была огромная и судьбоносная перемена. Ермак, «одним махом», пересек не менее десятка градусных январских изотерм: перешел из мест со средними январскими изотермами около – 15°Ц в места с январскими изотермами в – 25°Ц и ниже. А его продолжатели вскоре дошли и до областей с январскими изотермами в – 50°Ц (при июльских в +16°, 18°, 20°Ц). Очень, очень большое значение в историческом развитии имели и имеют великие и малые реки, пересекающие тайгу. В общем, можно сказать, что движение русского народа по тайге «от Онежского озера до Охотского моря» оказало (и оказывает) на него огромное закаляющее влияние (отнюдь не преуменьшаю в этом вопросе и значения тундры!). Русский народ развивался (и развивается) здесь в новом направлении. Также и в этом смысле тайга есть подлинное месторазвитие – хотя, конечно, как и все прочие месторазвития, со своими особенностями. До пересечения европейцами океана (Колумб и его продолжатели!) степь, простирающаяся от Маньчжурии до Венгрии, была крупнейшей географической стихией человеческой истории (единственный достойный соперник ее в эту эпоху – Средиземное море). Русские, пройдя насквозьтайгу от Онеги до Охоты, сделали и ее стихией, соразмерной степи. Тем самым были положены основы русского «континента-океана». Данный Вами анализ понятия «месторазвития» (применительно к этногенезу) очень, очень глубок. Но мне кажется, что и в вопросах этногенеза месторазвитий было больше, чем это можно было бы вычитать из Вашего письма. Не сомневаюсь, что в некоторые моменты истории бывал этноместоразвитием (простите за столь варварское сокращение!) и нынешний Казахский «мелкосопочник» (с высотами до 1500 метров и выше: массив Кызылрай – 1559 м), с его лесами и водами. Это – районы вокруг теперешней Караганды. «Мелкосопочник» весь испещрен «чудскими» конями, что указывает на долгую и сложную этно-историю. Между тем, своими словами о половецкой степи «от Алтая до Карпат» Вы лишаете и его «гения места» [38]. Что касается общеисторических и экономических месторазвитий, то их еще больше, чем этноместоразвитий. Но стимулирующее, ускоряющее, усиливающее ход развития значение «сочетания разноодарений» является общим для всех. Это Вы подметили с большою зоркостью! Когда будете писать Вашу книгу «Этногенез и географический фактор» (заглавие, конечно, весьма приблизительно!), остерегайтесь формулировок, которые могли бы подать повод для обвинений Вас в «географическом материализме». Я по последней совести думаю, что народы скорее выбирали и выбираютместоразвитие для своего образования и преобразования (как русские «выбрали» Великую тайгу «от Онеги до Охоты» для своего «преобразования» в величайший народ мира), чем создавались и создаются им. В связи со всем сказанным я с величайшим интересом и нетерпением жду Ваших дальнейших соображений об условиях этногенеза. Изложение Ваше – весьма выразительное! Излагайте Ваши соображения и впредь «тезисами с аргументацией». Только пусть это не помешает скорейшему завершению «Истории Срединной Азии»! Впрочем, знаю: «сочетание разнозанятий» иногда столь же стимулирует творческую энергию, сколь «сочетание разноодарений» ускоряет развитие!.. Милый и дорогой Лев Николаевич, сердечно поздравляю Вас с Днем Первого мая! Пользуюсь праздничным днем и пишу Вам. К счастью, не пропало и Ваше письмо от 28 марта: с некоторым опозданием, но пришло! Надеюсь и рассчитываю, что не за горами тот момент, когда я ознакомлюсь с Вашей статьей «Дальний Восток на грани древности и средневековья» в полном ее тексте. Одно предварительное замечание: Вы очертили в общих чертах содержание этой статьи; позвольте мне высказать мысль: я назвал бы эту статью: «Дальний Восток в III – V вв. н.э.». Дело в том, что я глубоко уверен в коренной провинциальностипонятия «средневековье». Действительно, для западной половины Римской империи (Британия, Галлия, Италия, Испания, Северная Африка) и, пожалуй, еще для прилегавших к ней частей Германии понятие перехода от «древности» к «средневековью» имеет реальное значение. Но и только. К истории Евразии, в нашем смысле этого слова, оно не имеет ни малейшего касательства. История Евразии течет широким потоком, совсем не определяясь этими гранями. Скифы, сарматы, аланы, гунны, тюрки – ту-гю, авары, хазары, печенеги, половцы, монголы – все это единый поток; здесь нет никаких признаков «перелома». Поскольку Вы считаете, что в первые века н.э. степь была так сильно обескровлена, мне не совсем ясно, откуда же, по Вашему мнению, взялись гунны великого Батюшки-Аттилы. Ведь они с большим треском и блеском действовали уже в первой половине и в середине V в. Вы же пишете: «Новый подъем настал лишь в VI в.». Конечно, и это мое замечание имеет всецело «предварительный» характер – впредь до ознакомления с Вашим трудом, в полном его тексте. Впрочем, буду очень Вам благодарен за ответ на поставленный мною вопрос. Не считайте себя уставшим! Можно и должно отдыхать, но принципиально нужно считать себя неутомимым. И так «аж до самыя смерти». К тому же и список статей, подготовленных Вами к печати за истекший год (Ваше письмо от 28 марта), отнюдь не свидетельствует о Вашей «усталости». Темы законченных Вами статей – разнообразные и увлекательные!.. Непрерывно думаю на темы «задач кочевниковеденья». Не могу и выразить Вам, как высоко я ценюВаши труды в этой области. Пламенное сердце кочевниковеда! Вот что нужно для того, чтобы охватить в полноте историю Старого Света как единства! История кочевников – великое объединительное звено в судьбах Старого Света. И по глубокому убеждению моему – предвестие будущего! Я стал думать так не теперь. Эти мысли мои сложились, в основном, в начале 1920-х годов! От большого к малому (хотя тоже не очень малому). Кочевники дали в свое время миру штаны и седло. Не может быть сомнения в том, что и одно и другое важнейшее «изобретение» зародилось именно в кочевом мире. «Изобретения» эти просты, как все гениальное. Можно сказать так: в окончательном историческом итоге кочевники весь мир, всю обитаемую часть нашей планеты, одели в штаны и посадили, в свое время, на седло. Пожалуйста, передайте мои самые дружеские, самые восторженные чувства Анне Андреевне.. Крепко; крепко Вас обнимаю. С нетерпением жду от Вас известий. Всей душою Ваш Милый и дорогой Лев Николаевич, я относительно совсем недавно Вам писал, ровно неделю назад – и поджидаю от Вас ответа. Но только что получил письмо от Георгия Владимировича – и мне захотелось поделиться с Вами – или, вернее, представить на Ваше усмотрение – одну его мысль... Г. Вл-ч пишет: «Меня давно интересует „Пегая Орда“ (по-видимому, на Енисее), упоминаемая в некоторых русских источниках конца XVI – XVII в. У Аристова („Живая Старина“, 1896, выпуск III – IV, с.322–324) я нашел сведения, что Пегая Орда была и у кыргызов. Очевидно, та же самая Орда. – Аристов понимает название „Пегая Орда“ так, что это были пегие люди (смесь с белой расой). По-моему, это название – от масти лошадей (пегие кони). Очень часто кочевники себя называли по лошадям. Один из аланских вождей у „готов“ V в. – Сафраг. Это осетинское „саураг“ (отсюда русское саврасый). „Сарматское“ племя Сираки – осетинское сираг, иноходец. Я думаю, что и Половцы – Половая орда – потому что у ведущих родов были половые (серо-желтые) кони». На этом заканчиваются замечания Г. В-ча. Я должен сказать, что эти его наблюдения кажутся мне оченьинтересными и убедительными. Если это так, то в приведенных Г. В-чем названиях (я думаю, Вы назовете и другие такие случаи) сказывается, нужно признать, дух и ладкочевого мира. В этих фактах чувствую внутреннее сродство с пошибом и порывом «звериного стиля». Однако же, все это представляю на Ваше благоусмотрение и очень интересуюсь Вашим мнением. В вопросах кочевниковедения именно Вас я считаю наиболее компетентным. Г. Вл. просил меня обратить Ваше внимание на статью по ранней угорской истории: D. Sinor, Autour dune migration de peuples au V-e siecle, Journal Asiatique, 1946–1947. Г. Вл. считает ее небезынтересной. ...Прилагаю копию моего письма Г. Вл-чу по вопросу социально-экономических циклов раннего Московского царства (1538–1632). Я знаю, что Вы не занимаетесь русской историей собственно. Но как кочевниковед, Вы должны и ее держать в поле своего зрения. К тому же наблюдения эти представят, быть может, для Вас некоторый методологическийинтерес. И хронологически они не выходят за рамки, поставленные Вами для самого себя: держаться в пределах 16–17 веков... Вашу «Киевскую Русь» получил только что. Теперь же хочу сердечно поблагодарить Вас за очень внимательную и наглядную, с самостоятельным подходом, передачу основных идей и выводов моего «Подъем и депрессия в древнерусской истории» (с. 123–130 «Киевской Руси»). Мне хотелось бы, конечно, чтобы именно Вашей рукой был произведен такой же разбор и «Ритмов монгольского века» (1240–1353). Но что делать! В черновиках у меня проработаны, как Вы знаете, «подъемы» и «прогибы» и всей дальнейшей русской истории, до ХІХ-го и даже ХХ-го века включительно (буквально пуды черновиков и выписок). В рамках того периода, которым Вы сейчас занимаетесь, ярче всего выступает это чередование в пределах лет (приблизительно) 1538–1632. Тут подбор признаков гораздо богаче, чем для периода 980–1240 и чем для «Ритмов монгольского века». Каждый «подъем» и каждая «депрессия» характеризуются здесь десяткамипризнаков. Ритмика складывается здесь нижеследующим образом: Невозможно перечислить тут все признаки, на которых я основываюсь. Пришлось бы писать не письмо, а большуюстатью. Я надеюсь, что при Вашем знании источников (я полагаю, беспримерном в современной науке русской истории) многое будет Вам ясно с первого взгляда. Отмечу буквально несколькочерт. В основном начало Ранне-Ивановской депрессии – это смерть Елены Глинской. Типичны уже и обстоятельства, сопровождающие ее смерть. Политическое положение становится неустойчивым. Зодчий Петрок, учтя обстановку, сразу же бежит из Москвы на Запад (еще незадолго перед тем он сооружал монументальную стену Китай-города, частично – под Заиконоспасским монастырем и Печатным двором – и сейчас еще стоящую). С этим бегством сопоставьте, напр., 21-ый «депрессионный» признак периода 980–1240 (с.87 оттиска). Политическая неустойчивость остается в силе и дальше. Бывали моменты (около 1541 г.), когда новгородские «выведенцы» «творили вече» в Москве (ср. с.89 названного оттиска – о фактах с «демократической» тенденцией; ср. также с.112–114 и 131 «Ритмов монгольского века»; и т.д.). Налицо психологическая «шатость» (ср. с.141–142 «Ритмов»). Враги Руси весьма «действенно» на это реагируют. Возобновившиеся набеги казанских татар доходят до Костромы, до Устюга. С 1543 г. постепенно начинается стабилизация («Макарьев предподъем» – по роли в эти годы митрополита Макария). 1547-ой год – блистательное начало «Царь-Иванова» подъема. Небывалые внешнеполитические победы (Казань, Астрахань). Широкий прозелитизм. Неисчислимы церковно-политические, военные, культурно-политические организационные мероприятия широчайшего масштаба, проведенные в 1550-х годах, – выражение «организационной идеи» Московского царства! В среднем и нижнем Поволжье делается огромное колонизационное дело (об этом признаке ср. с.72 «Подъема», с.112 «Ритмов» и т.д.). Завязываются новые торговые связи с Западом через Белое море (ср. с.69 «Подъема» и т.д.). Подобных признаков множество. Москва превращается в огромный, общерусского масштаба, организационный центр художественной деятельности. Художники-мастера вызываются в Москву чуть ли не из всех городов. Создается уникальный памятник русского зодчества – храм Покрова на рву (Василий Блаженный), Казанский Кремль, Свияжск и многое, многое другое. Поразительны иконописные памятники и лицевые рукописи этого десятилетия; и т.д. и т.п. Около 1564 г. – резкая перемена обстановки. Введение опричнины указывает на появление «шатости», но и увеличивает ее. Развертывается трагедия митрополита Филиппа (Колычева) и огромного количества княжеских и боярских родов. Появляются несомненные признаки экономической разрухи (очень показательны показания Штадена). Но инерция «Царь-Иванова» подъема еще не исчерпана. Продолжаются внешнеполитические успехи. Продолжается и широкое строительство (напр., строительство в Вологде – тамошний Софийский собор и многое другое). Разорение Новгорода в 1571 г. нужно считать переходом к ярко выраженному «прогибу». В Новгороде, безусловно, была «шатость», и даже большая. Но «шатость» сама по себе есть важный «депрессионный» признак. Разорение же Новгорода в том виде, как оно было проведено Иваном, – равнозначно огромной экономической и культурной катастрофе. Кирпично-каменное строительство останавливается почти на всем пространстве Руси. Военные успехи постепенно переходят в неудачи (уже в 1571 г. Девлет-Гирей зажег Москву). Победы Батория 1578–1581 гг. – чуть ли не наибольшее за столетия одоление Запада над Русью. В эти же годы Штаден проектирует немецкое завоевание Руси с севера, – проект, типичнейший для эпохи русских «прогибов». В Крыму в это десятилетие лелеются подобные же планы. Перелом намечается в 1581 г. Баторий остановлен под Псковом. Открыт новый путь для внешней торговли через Колу. Обрисовываются черты «ставки на сильных» – в условиях «нового века» (первый заповедный год). К этому моменту подлинно «сильными», в социальном смысле, нужно считать на Руси уже не бояр-вотчинников (заинтересованных скорее в сохранении свободы крестьянского перехода), но именно дворян. В этот же момент началось завоевание Сибири (на востоке Русского государства «высокая конъюнктура» продержалась чуть ли не через весь «Поздне-Иванов» прогиб: это хорошо прослеживается, напр., по истории Строгановых). Во всех делах начинает чувствоваться твердая рука Годунова. Около 1584 г. разворот в делах наступает необычайный. Не перечислить новых городов, в те годы заложенных; не исчерпать колонизационных мероприятий, тогда предпринятых; не обнять всех величественных храмов и стен, в те годы построенных (ср. Московский «Скородом», стены Соловецкого монастыря 1591 г. и многое, многое другое). И «царь-пушка», великолепный памятник русской техники и русского искусства, вылита мастером Чеховым в эти годы (1586). Многое отлично прослеживается по истории Новгородского Софийского дома, писанной Б.Д. Грековым: и разорение 1570-х годов и подъем 1580–1590-х годов (даже на митрополичьей мельнице в Новгороде ручной труд был заменен в эти годы конным приводом). А какие только новые торговые пути не прокладывались в эти десятилетия в Сибирь и в Сибири! Нельзя не упомянуть здесь и введения патриаршества (1589)! Оценивая вопрос по существу, приходится признать, что Борису было гораздо удобнее править именем Федора, чем своим собственным. С воцарением Бориса немедленно же намечается «надлом в подъеме». Его удар по «партии Романовых» (1596) очень напоминает некоторые мероприятия Грозного, осуществленные «около 1564 г.». И там и здесь – «удар по сильным». Появляются признаки «шатости». Их кульминация – Лжедмитрий. Кризис усугубляется голодными годами. Возникают факты с «демократической» тенденцией («незаповедные» годы – 1601 и 1602). Но государство еще сильно. Организационная деятельность сохраняет размах незаурядный (основание Цареборисова в устье Оскола, Мангазеи и т.д.). Строительство в крупнейших размерах (Иван Великий в Кремле, великолепный «Борисов городок» близ Можайска 1603 г., здания приказов и т.д.) продолжается до начала 1605 г. Это сочетание признаков указывает на типичнейший «переходный период». Мне кажется излишним говорить пред лицом крупнейшего русского историка современности о «депрессионных» признаках Смутного времени. Их не один, а многодесятков. Упомяну в качестве курьеза, что именно в это десятилетие (1605–1615) возрождаются, в новой форме, «завоевательные» планы Штадена – на этот раз в Англии: там «знатоки» русских дел планируют завоевание Руси для короля Якова – от Белого моря. Одним словом, депрессия со всеми онерами! Нужно отметить, что на востоке Русского государства и на этот раз «подъемные» признаки не иссякали и в десятилетие 1605–1615: русские шли вперед, делали грандиозные открытия (напр., река Енисей), торговля в Сургуте на Оби шла весьма оживленно и т.д. Одним словом, там была своя местная высокая конъюнктура. Или иными словами: в период от «Царь-Иванова» по «Филаретов» подъем и дальше Русский Восток переживал, видимо, взлетне «конъюнктурного», но вековогопорядка. Столь же излишне говорить мне перед Вашим лицом и о всей той восстановительной и строительной (в самом широком смысле) работе, которая развернулась на Руси после 1615 г. Патриарх Филарет «вступил в строй» несколько позже этого года. Но я, руководствуясь и Вашей оценкой его деятельности, считаю обоснованным и правильным назвать этот период «Филаретовым подъемом». Невольно вспоминаю при этом и «Филаретову пристройку» к Ивану Великому. «Ставка на сильных» охватывает в этот период не только дворян, но также – снова и в полной мере – бояр-вотчинников. «Подъем» этот заканчивается неудачной войной 1632–1634 гг. и провалом похода под Смоленск. Во всем этом поразительно то, что в пределах охваченных 94 лет сохраняется довольно-таки строгая ритмичность: три «подъема», каждый продолжительностью в 17 лет; три «прогиба», продолжительностью каждый в 10 лет; и два «переходных периода», длительностью каждый в 7 лет: 1564–1571, 1598–1605. В этих случаях названные «переходные периоды» можно считать «преддепрессиями». Отмечу здесь еще то, что для периода 1564–1571 гг. (как и для первых лет XVII века) тоже есть известия о «страшном голоде». В закономерностях той эпохи голод являлся как «по заказу» – в определенном месте цикла. В самом конце 1930-х годов я огласил в докладе под названием «Социально-экономические циклы раннего Московского царства» эту «схему периодизации» (в еще не вполне доработанном виде) на заседании Кондаковского семинария. Произошла живая дискуссия. Но схема эта отнюдьне была опровергнута. Есть тут и другая сторона: все сказанное является примечательным (как мне кажется) примером своеобразной ритмической повторяемостисобытий. И еще одно рассуждение «вообще»: много ужасов и в «подъемах», и в «депрессиях» (в каждом периоде – свои ужасы), «Мир во зле лежит», сказано еще в древности. Но бываюти улучшения – и опять-таки и при «подъемах» и при «депрессиях». Пожалуй, при «подъемах» больше шансов на улучшения, чем при «депрессиях». Вспоминаю «тишину», наступившую на Руси в «подъем Калиты» (1330-е). ...Познакомьтесь, пожалуйста, с моим новейшим письмом Георгию Владимировичу. На конкретном материале русской истории 1452–1538 гг. письмо это ставит общий вопрос о наличии в историческом движении вековых подъемов. Я думаю, что и Вы найдете примеры таких подъемов из области специальной Вашей осведомленности. Я очень хотел бы узнать Ваши соображения по этому поводу. Георгий Вл. шлет Вам свой сердечный привет. Он очень рад, что Вам пригодились его соображения о «пегой» орде... Текущая работа ради заработка не дает мне, к сожалению, возможности ответить на Ваш вопрос относительно моих взглядов о характере на Руси столетия 1452–1538 с той подробностью, как я хотел бы этого. Я занимался этим столетием со всей подробностью и, как мне кажется, определил его основной характер. Прежде всего, хочу подчеркнуть, что этому столетию предшествует на Руси довольно глубокая депрессия 1440-х годов. Для этого периода налицо десятки«депрессионных» признаков. Тут и большое междоусобие, и «нашествие иноплеменников», и признаки экономического разорения, и многое другое. И из «Начертания» (1927) и из нынешней Вашей периодизации вижу, что годы 1452–1453 (основание Касимовского царства, смерть Дмитрия Шемяки, не без участия Стефана Бородатого) Вы считаете уже началом новой эпохи, и я с Вами в этом совершенно согласен. И вот тут-то развертывается явление, которое не часто встречается в истории: почти на столетие (1452–1533) в Московской Руси как бы «отменено» волнообразное движение истории. Наступает вековой подъемМосковской Руси – почти без «прогибов» на протяжениивосьми с лишним десятилетий. Таким порядком и были, собственно говоря, созданы предпосылки для возникновения Московского царства, как крупнейшего явления русской и мировой истории, а затем возникло и оно само. На основе одиннадцатилетнего выстраданного опыта я полагаю, что если не будет больших войн (а я всей душой хочу мира!), то ранняя социалистическая эпоха на Руси будет (а отчасти уже есть) таким же вековымподъемом. Более или менее все это столетие 1452–1538 есть столетие постепенного укрепления центральной государственной власти – как бы мы ни определяли в данном случае ее природу: собирание в одно всех «великих княжений» (Тверь, Рязань, усмирение Новгорода, освоение Пскова), активная и удачная внешняя политика как в отношении Запада (верхнеокские княжества, Чернигово-Северская Русь, Смоленск), так и Востока и Юга, фактическая отмена боярского «отъезда» (Иван III), устранение боярского своеволья (Василий III) и т.д. Правда, и Новгородские вечевые порядки, и боярское своеволие взяли потом кратковременный «реванш» в конце 1530-х – начале 1540-х годов, о чем мы с Вами уже переписывались. Но такова ритмика истории. Каждая «акция» вызывает в ней, в той или иной форме, «реакцию». Это мы видим и в современности – собственными глазами! Как грандиозно зодческое и строительное наследие столетия 1452–1538! Ведь, по сути дела, все основанное, и ныне существующее, зодческое ядро Москвы восходит к этому столетию: основа Кремлевских стен, все основные Кремлевские соборы (вместе с церковью Ризоположения), основа Ивана Великого, Грановитая палата и т.д. А сколь многое в зодческом наследии этого столетия было, но утрачено: основная застройка Чудова и Вознесенского монастырей, важнейшие части стены Китай-города (эпоха Елены Глинской) и многое другое. В это столетие создано пребывающее и ныне зодческое зерно Ростова-Великого: существующее оформление Успенского собора, приданное ему около 1473 г. Вассианом Рыло. Я считаю этот собор прообразом возникшего несколько позже «фиоравантиевского» Успенского собора в Московском Кремле. То же относится к Суздалю (оформление Рождественского собора 1529 г., Покровский м-рь и т.д.), к Старице и к ряду других древнерусских городов. А какой размах получило в это столетие русское строительство укреплений – во всех случаях – не «феодальных» (как на Западе; феодальными замками и здесь в Чехословакии хоть пруд пруди!), а общегородских, общенародных! О Москве уже сказано. В 1508–1511 гг. был выстроен Нижегородский Кремль, в 1514–21 гг. – Тульский, в 1525–31 гг. – Коломенский, в том же, 1531-м, году было закончено строительство Зарайского Кремля и т.д. Еще Иван III произвел коренную реконструкцию укреплений русского Северо-Запада. Около 1490 г. было начато строительство монументального Ивангорода против Нарвы. Совершенно новый вид был придан укреплениям Новгородского Кремля, Старой Ладоги, Копорья. Путем трех– и четырехкратного увеличения толщины стен и других приемов они впервые были сделаны неуязвимыми для артиллерии. Реконструкция Псковских укреплений была начата уже в 1511 г.; и т.д. и т.п. В конце 1470-х гг. в Москве была устроена «пушечная изба», очень важный факт в истории русской промышленности. Почти вся дальнейшая история Пушечного двора в течение названных десятилетий была историей непрерывных – иногда весьма значительных (литье медных пушек без швов с раструбом в дульной части) – технических успехов. Для 1460-х годов замечательную картину расширения тогдашней русской солянойпромышленности дает материал грамот. Перечислять ли те великие создания живописи (Дионисий, Феодосии), те величественные летописные своды, которые возникли в период 1452–1538 гг.? Расцветные признаки этого «векового подъема» бесчисленны. В нем создавалось нанововеликое русское государство и великая русская культура (конечно, на основе уже существовавших традиций). Не случайно в пределах этого «векового подъема» появилось и замечательное учение инока Филофея о Москве как «третьем Риме». Отмечу вскользь, что тогда же были заложены основы позднейшего освоения Сибири: поход 1483 г. на нижний Иртыш, пересечение Урала в 1499 г. ратью кн. Курбского. А освоение Сибири я считаю для современности чуть ли не первоосновойрусской мощи, ставящей Русь вообще вне кругавсех прочих держав мира. О «прогибах» только одно замечание. Тот «кризис мужества», который охватил Ивана в 1480 г. (и который с такою силой обличили наши иерархи), был, по-видимому, не только кризисом мужества. Около 1480 г. замечается заминка в целом ряде политических, экономических и культурных вопросов. Но вскоре эта заминка прошла. Возможно, что такую же заминку удастся установить и для какого-либо момента правления Василия III. В моих записях были на это указания. Но в общем формула «векового подъема» – этого редкого явления истории – безусловно применима к десятилетиям 1452–1538 гг. ... Лев Николаевич отозвался в письме по поводу предложенной мною схемы «взлетов» и «прогибов» на Руси в годы 1538–1632 г. Он находит, что эмпирически найденные мною хронологические величины подъемов и прогибов «слишком неточны». Он пишет: «Тут вступает в силу как поправочный коэффициент неучтенная инерция творческого процесса, которой нет при прогибах, ибо там не энергия толчка, а недостаток ее. Напр., строительство, начатое в период подъема, заканчивается по инерции в начале прогиба, так что если брать этот признак без поправки, то границы подъема и прогиба сместятся, дав неверную картину соотношения. Следовательно, прогиб начинается раньше, чем появляются его признаки. Зато подъем начинается одновременно с появлением его признаков, ибо у пустоты нет инерции». Мне кажется, что в этих мыслях Л. Н-ча много правильного. Так вот я думаю, что подъем Елены Глинской (1533–1538) был подъемом «по инерции». Перехожу к вопросу о «Филаретовом подъеме» 1615–1632 гг. Я согласен с Вами в том, что это не был подъем в точном смысле слова, т.е. подъем, значительно превышающий гребень предыдущего взлета; это было именно «восстановление разрушенного», как Вы о том пишете. Я предлагаю для этих случаев (а их в истории немало) особый термин: «восстановительный подъем». Мне кажется, что термин этот передает существо дела. Я сам на собственных боках перечувствовал «восстановительный подъем» 1945-го и следующих лет – когда восстанавливалось разрушенное немецко-фашистскими захватчиками (как после Смутного времени восстанавливалось разрушенное польскими захватчиками). Я считаю, что на этот раз безусловный и яркий новый подъем начался этак с 1953–54 гг. В этом отношении нужно уделить всяческое внимание распашке целинных земель. Она действительно вывела сельское хозяйство нашего Отечества (и в особенности таких его частей, как Казахстан) за пределы всего, что было достигнуто в прошлом. Потому-то и я лично посвятил ей две статьи. Вы совершенно правы: настоящий новый подъем начался в XVII веке на Руси в после-Филаретовский период. Таким образом я предлагаю различать «восстановительный» подъем и подъем «новый». Под подъемом нужно нормально подразумевать новыйподъем. – В этом правота Ваших замечаний! Замечательно метко Ваше наблюдение относительно «Филаретова подъема»: «Неудача войны 1632–34 гг. именно показывает, что это не был большого размаха подъем и что собирание сил было еще недостаточно». Замечу от себя: вся «историческая кривая» была, однако же, на восходящей! Милый и дорогой Лев Николаевич, весь позавчерашний день думал о Вас. От всей души и со всем душевным порывом желал Вам успеха. И сейчас продолжаю волноваться. Напишите же поскорей, как прошло обсуждение! Шлю Вам копию моего письма по «философии факта». Писано оно моему другу – философу и историку музыки. Этим определяются некоторые его особенности. Знаю, что большая часть письма не будет для Вас интересна. Она выходит за пределы «Вашей» эпохи. Но в определенной степени, думается мне, «философия факта» применима и к истории кочевников. Мне кажется, в ней также можно установить наличие и «фактов-предварений» и «фактов-отголосков». В области кочевниковеденья Вы сейчас подкованы, как никто другой во всем мире. Меня очень интересует Ваше мнение по только что затронутому вопросу. Крепко Вас обнимаю. Все мои Вас приветствуют. Шлю низкий поклон Анне Андреевне. Будьте здоровы и благополучны. Два слова о моей «философии факта». Я назвал бы ее «философией всегда насыщенного смыслом факта». По моему мнению, среди исторических фактов нет фактов случайных. Есть факты, выражающие «генеральную линию» данного момента (какова бы она ни была); есть «факты-отголоски» (отражения прошлого); и есть «факты-пророчества». – Я сказал бы, что ЕА [39]метод есть именно метод выделения «фактов-пророчеств».Как мне кажется, небезынтересной иллюстрацией к этой мысли являются некоторые части и статьи «Исхода к Востоку», 1921 г. – Возвращаясь к собственно исторической области, я хотел бы сказать, что именно на основе «философии всегда насыщенного смыслом» и в определенном отношении факта построены мои попытки определить «историческую кривую» конкретных периодов. Из подготовленного мною к печати напечатаны, как Вы знаете, два очерка: 1) Подъем и депрессия в древнерусской истории, 2) Ритмы монгольского века. Это именно опыты по философии факта. По замыслу моему (не знаю, удалось ли мне выразить его с достаточной яркостью!), в них каждый факт должен звучать своим тоном. И все они вместе должны сливаться в симфониюс ее «подъемами» и «падениями». Полагаю, что многое из этого применимо и к истории музыки. Еще о «фактах-пророчествах». Буквально в этот момент я прочел записку американской комиссии по вопросам науки и техники. Оценивая нынешнее положение по этой части в СССР и США, записка утверждает, что 20 лет тому назад (т.е. около 1937 г.) отсталость России по всем частям не подлежала сомнению. – А вот мы, исходя из ЕА метода, уже и тогдазнали, что есть «факты-пророчества», свидетельствующие об обратном. – Приведу несколько беглых примеров: 1) Вся «Европа» была бессильна спасти злополучных «полярников» Нобиле. Подошел советский ледокол и спокойно снял их со льдины. И русский же летчик Чухновский обнаружил с воздуха отбившуюся их партию и спас ее. А водолазы ледокола заделали под водой пробоину потерпевшего кораблекрушение огромного немецкого туристического судна и сохранили его на плаву. Превосходство на воде, под водой и в воздухе! Я тогда же ярчайшим образом переживал эти «факты-пророчества», 2) в начале 1930-х годов три комсомольца на стратостате поднялись на высоту 23 км (тогдашний мировой рекорд!) – прыжок сразу на 5 км вверх – от советского же рекорда. Полет закончился трагедией (памятник героям до сих пор стоит в Мордовии), но «пророческий» элемент в нем был, 3) в 1937 г. не американцы из Нового Света в Старый, но русские (Чкалов, Громов) из Старого Света в Новый первыми пролетели над полюсом, побивая и тогдашний мировой рекорд дальности полета без остановки. – С точки зрения «философии насыщенного смыслом факта» это был показатель высокой значительности! (даже победы на поприще шахматбывают таким показателем. Обстоятельство это прослеживаю на протяжении тысячелетия – начиная с арабов). – «Пророчества» стали отчасти осуществляться уже в годы Великой Отечественной войны. В настоящее время происходит их дальнейшее и большое развертывание! В 1931 году, в глухое время западного засилья, я писал очерк истории русской географии. На его последней странице я написал (и тогда же напечатал): «Океанические открытия (речь идет о географических открытиях при русских кругосветных плаваниях 1803–1835 гг.) в истории русской географии были преходящим эпизодом. Быть может, это предвестие будущего, которое мы еще не в силах предвидеть». И тут же добавил: «то же можно сказать об изолированном (хотя и весьма замечательном) эпизоде русских исследований в Антарктиде: об экспедиции Беллинсгаузена и об открытии Антарктического материка» (факты 1819–1821 гг.). – «факт-пророчество» не подвел. И еще мне собственными глазами довелось в этом убедиться (что бывает не очень часто). – После 1945 г. возобновились ежегодные русские экспедиции в Антарктику и русские открытия в ней. Дело это – на восходящей. В настоящее время (1957) значительный сектор Антарктического материка (несколько миллионов кв. км пространства) представляют собою как бы научную «вотчину» русских исследователей. «Философ факта» должен признавать наличие, наряду с «фактами-пророчествами», также и «фактов-отголосков» (реминисценцией прошлого). Основой для классификации должно здесь являться их, фактов, положение на восходящейили, наоборот, нисходящейлинии развития. Волнообразностьее должна учитываться во всех случаях. Так вот современная Испания в ее отношении к Латинской Америке есть «факт-отголосок». Выделение «фактов-пророчеств» кажется мне весьма существенным и важным научным и философскимметодом. В определенном смысле, как я уже сказал, это и есть ЕА метод! В моей «Периодизации истории русских открытий» (1931) выдвинута еще категория «биографии-показателя». Приписываю и ей определенное философскоезначение. Биографии выдающихся деятелей данной отрасли – это тоже, конечно, «факты-показатели» и «факты-пророчества». Чрез их познание мы приходим к предвидению этапов процесса. Думаю, что в известной мере и этот метод применим к истории музыки! ...В 1924–25 гг. состоялось – и с большим шумом – несколько ЕА выступлений на тему: Русь начинается с XIV в. Я был зачинщиком. С большой выразительностью обращались мы тогда и к памяти «великого и сурового отца нашего Чингисхана» (что в длинном ряде случаев обосновано и генеалогически). Теперь я придаю большее, чем придавал тогда, значение – и при этом именно в вопросах культуры – нашей киевско-новгородско-суздальской предысторииІХ – XIII веков. Нашу же молодость и наши интеллектуальные потенции дает нам, по моему мнению, наша русская мать-сыра земля. Она, в человеческих масштабах, настолько огромна и настолько необъятна, что постоянно обновляет и как бы «омоложает» нас. Нам нечего бояться – ни столетий, ни тысячелетий. И при этом мы остаемся на одном и том же корню. В этом – наше огромное преимущество и залог силы во всех областях – по сравнению с канадами, австралиями и т.д., оторваннымиот корня. Понимая всю диалектику вопроса, я, однако же, написал однажды: Милый и дорогой Лев Николаевич! Непрерывно думаю по вопросам кочевниковеденья. Древние кочевники – великий пример для нас, как нужно сражаться и побеждать(хотя бы и в бою – один против ста), как нужно стоять за свое, отстаивать свой быт, свой уклад, свою самобытность. Задача нашей эпохи – во всех областях и по каждому признаку сломать под самый корень рог западной гордыни. Этому делу может и должно служить и русское кочевниковеденье (при сохранении полной объективностив изучении кочевников). Истории кочевников свойствен размах, которого нет в истории Запада, – и размах политико-географический: в 13–14 веках весьСтарый Свет есть подлинно монголосфера, и размах духовный: великий дух Чингисовой терпимости. И кому перенять это великоенаследие кочевников – как не нам, русским, – с тем, чтобы кочевать уже не только по степям, но и по вселенной. Пишу это Вам в день Вторый нашей космической ракеты. Не нужно хвастать заранее: естьуспехи, бываютнеудачи. Но движение началось. Превышение второй космической скорости есть факт всемирно-исторического значения. Русская эпоха всемирной истории на пороге. Мы должны быть ее достойны. Я знаю: Вы не занимаетесь эпохами позже 17 века. Но в каком-то смысле Вы можете обозревать и их. Я считаю Вас самым близким мне во всем мире человеком. И я не могу не поделиться с Вами в этот День своими мыслями. Думаю, что и Н.А. Козырев волнуется немало. Личная судьба – малое дело. Только бы жила – и шла вверх– Россия! Нечто подобное высказывал 250 лет тому назад и мой великий тезка. Еще раз желаю Вам в Новом Году всего, всего лучшего – и главное здоровья, здоровья, здоровья! Очень жду от Вас скорой весточки. Крепко Вас обнимаю. Моя «защита» Древней Руси перед другом-философом (август 1960). Хочу возразить – со всей дружественностью – на одну Вашу фразу. Вы пишете (в письме от 6 июля): «Согласен в том, что наш народ обладает наибольшей волей к переделке космоса, обнаруженной после Октябрьской революции и в 18-м веке (при Петре). До этого он был в этом отношении довольно инертным». Полагаю, что это последнее не совсем так. Еще недостаточно оценен нашими историками «космический» подвиг новгородцев XI – XV вв. по освоению всего нынешнего нашего Севера от Ильменя и Ладоги по Урал и отчасти за Урал (походы новгородцев на нижнюю Обь «до моря» в XIV в. и т.д.). Это подвиг огромный. Нигде в остальном внерусском мире – за исключением северной Канады и части Аляски (да и та около века была русской) – нет столь суровых условий, как тут. В северной Канаде и северной Аляске, практически говоря, и сейчас почти нет людей. А новгородцы наш Север (столь же суровый) освоили основательно. Даже земледелие на больших тамошних территориях умудрились создать. А о промыслах (лесных, морских, солеваренных) и говорить нечего. Торгово-промышленная деятельность населения нашего Севера в древнерусские столетия поразительна! И по энергии своей вполне «предваряет» и Петра, и послеоктябрьский период! И тут же созданы лучшиехрамы Руси (я хорошо их знаю!) – наши деревянныешатровые, «кубоватые», «ярусные» храмы – предельного величия и предельной самобытности – с их иконописью, резьбой и т.д. Еще больше подвиг русского народа по «переделке космоса», выразившийся в освоении в конце XVI – XVII вв. всейСибири, от Урала до Камчатки и Чукотки. Испанцы (да и другие романо-германцы) осваивали в эти столетия гораздоболее привлекательные, гораздо более мягкие страны. Но по существу дела, Сибирь, пожалуй, богаче их всех. А что касается выносливости, выдержки, умения преодолевать препятствия, которые были при этом нужны, то тут и сравнения быть не может. Для освоения Сибири и плаваний по «Студеному морю» на кочах их требовалось неизмеримо больше! Одним словом, в вопросах «переделки космоса» уже и Древняя Русь есть пророчествоо Петре и послеоктябрьском периоде. Приписка к «защите» – специально для Вас. Видали ли Вы, дорогой друг, когда-либо альбом, изданный при участии моей любимой, ныне уже покойной кузины – Софии Яковлевны Забелло: «Русское деревянное зодчество» (Издательство Академии архитектуры СССР, Москва, 1942, – «героическое» издание, осуществленное в сверхтрудных условиях, но с большим совершенством!). В нем воспроизведено большое число русских деревянных сооружений сказочной красоты, дивных созданий русского плотничьего гения. Не осознано еще и всемирно-историческоезначение несравненных творений русского деревянного зодчества! Нигде в мире нет ничего подобного по богатству зодческих силуэтов, простоте – и в то же время совершенству – конструкций. Здесь перед нами необъятная область единственной в своем роде и неповторимой в своем великолепии красоты! 8.VIII.1960 Милый и дорогой друг мой Лев Николаевич, с сердечной благодарностью подтверждаю получение письмеца Вашего от 18.11. и двух № «Вестника». В них углубляюсь со всем увлечением. Эти же строки носят, так сказать, «предварительный» характер: пишу их среди спешки весьма и весьма срочной работы (ради хлеба насущного). – Скажу так: дискуссия вокруг Ваших книг и статей принимает «мировые» размеры. Радоваться этому надо, а не огорчаться по поводу глупых или несправедливых высказываний оппонентов. «Пусть ругают, только бы не молчали» – таков закон научного успеха. В споре этом я целиком на Вашей стороне, разделяю и все Ваши соображения, выраженные в письме (очень остроумно, в частности, о востоковедках, которые, по логике оппонентов, являются русскими историками не хуже Соловьева, ибо русским языком владеют и активно, и пассивно!). На Вашей стороне и автор письма из Кембриджа – Николай Ефремович. «Брюзжание» же оппонентов, иногда очень ожесточенное, – во многих случаях внушается завистью, хотя бы сами завидующие в этом себе и не сознавались, – завистью тех, кто не способен выдвинуть общую историческую концепцию, к тому, кто на такое дело способен, – в данном случае, к Вам... Это «брюзжание» и даже злостные против Вас выпады – это лавры, а не тернии в Вашем венке. Разумом это понимаю, и всем сочувственным к Вам сердцем моим это чувствую. И вся история науки Вам в том порукой!.. Милый и дорогой друг мой Лев Николаевич, сердечно благодарю за присылки. Все Ваши творения читаю с большим вниманием и радостью. Свои замечания вношу (вкратце) в особую тетрадку, в надежде подробно обсудить их с Вами при личном свидании. Постараюсь, впрочем, ряд замечаний сообщить Вам и ранее того – в письмах. Очень остроумны Ваши замечания о «Ландшафте и этносе Евразии» (тезисы). Мне кажется, что Ваши положения еще и далеки от географического детерминизма, что при кочевом быте, более чем при каком бы то ни было ином, налицо элементы «выбора» месторазвития отдельными племенами или народами (или хотя бы даже группами родов). У этих этнообразований исторически складывались определенные, если так можно выразиться, «политические вкусы». Группа с тяготением к «сильной центральной ханской власти» оставалась в «монгольском регионе», или пробивалась в него, или, находясь вне этого региона, стремилась установить с ним связь. Наоборот, группа с «конфедеративными» вкусами уходила в «алтае-тянь-шаньский» регион и там держалась; и т.д. Подвижность, свойственная кочевому быту, очень всему этому способствовала. Можно и должно признавать и возможную изменчивостьплеменных и народных «вкусов» этого рода. Здесь требуется внимательнейшее изучение всех текстов и материалов, относящихся к каждому племени или народу в тот или другой момент его существования... Дорогой друг! Мечтаю о тех днях, когда мы сможем общаться лично. Уже думал, что приду встречать Вас на аэродром или на вокзал с книжкой «Хунну» в руках (или с «Тюрками», если они выйдут в свет к тому времени – очень хотелось бы, чтобы вышли!) – и буду держать их перед собой, как древние воины держали щит со своим родовым или племенным гербом (тамгой). Только не забудьте меня известить о точном сроке прибытия!.. Все предназначенное для Георгия Владимировича я сейчас же и без промедления ему посылаю – простой бандеролью, ибо на основе большого опыта я убедился, что при любом способе отправки – хотя бы и «авиа», с большой приплатой, – американская цензура менее недели-двух каждую из Ваших работ не изучает. От Георгия Вл-ча регулярно получаю подтверждения получки. После «изучения» цензурой – Ваши работы исправно ему вручаются. А в письме от 16 марта Георгий Вл-ч пишет: «О кончине Анны Андреевны мы (т.е. Г. Вл. с супругой Ниной Владимировной) сразу же узнали из газет. Скорбим о ней. Передайте, пожалуйста, наше соболезнование Льву Николаевичу. Мы оба с Ниной (Нина Вл. – прекрасная музыкантша и ценительница поэзии. Это мое примечание. – Милый и дорогой, и неоценимый друг мой Лев Николаевич, буквально сию минуту почтальонша вручила мне драгоценное для моего сердца письмецо Ваше от 19–20 июня. Очень огорчила меня Ваша синтетическая «сводка» о состоянии Вашего здоровья. Но я твердо верю, что с помощью отдыха и хорошего врача, в условиях осторожности с Вашей стороны, Ваше здоровье восстановится быстро. Если позволите, о характере «режима» Вашей жизни и задачах сохранения здоровья мы также подробно поговорим в бытность Вашу здесь. От другого известия я возликовал: Вы будете читать по-русски! Конечно, это вполне естественная вещь. К тому же, на съезде русский язык, поскольку я знаю, будет широко представлен. Но дело в том, что за последнее время в отечественной науке, к глубочайшему моему огорчению, развилась уйма плюнь-кисляев, совершенно лишенных чувства национального достоинства и понимания сущности современной эпохи, – глубочайших провинциалов, прежде всего и в подлинном смысле этого слова... Прямо не понимаю, как это могло случиться. Вместо того, чтобы отстаивать и укреплять совершенно бесспорные (и всеми признаваемые!) международные права и позиции русского языка, они пускаются заискивать перед «высокопородными» западниками (а заискивающих всегда презирают!) – и, отказываясь от своего языка, пытаются доказать этим последним (т.е. «высокородным»), что и они (провинциалы) знают немецкий или французский не ниже, чем на «три», по оценке средней школы! Какой позор, какой стыд, какое полное отсутствие горизонтов! Сравнительно недавний «всемирный» конгресс историков в Вене (и место же выбрали!) был прямо-таки «парадом» отечественных плюнь-кисляев этого рода... Мне лично даже как-то неловко вспоминать, что при моей «особе» немецкие гувернантки состояли от моего возраста в три года до возраста в 18 лет; в течение десяти лет была при моей «высокой» особе и французская гувернантка. Еще и сейчас я мог бы читать публичные лекции и по-немецки и по-французски. Но тем неустранимей и стихийней, тем повелительней и сильней я чувствую, что на любой международной арене в настоящее время доклад можно читать и дискутировать только по-русски! На таком же «всемирном» съезде в Варшаве, в начале 1930-х годов, Ваш покорный слуга, действуя, по существу дела, в одиночку (при довольно пассивной поддержке со стороны покойного Николая Севастьяновича Державина) добился от съездовского комитета признания всех прав русского языка: доклады читались по-русски и прения по ним велись тоже только по-русски. И это были наиболее посещаемые доклады съезда. А ведь я представлял только русскую культуру, и Государства за мной не было! А эти плюнь-кисляи, через 30 с лишком лет после «Варшавы», после всего, что на любом поприще произошло за эти 30 с лишним лет, представляя не только русскую культуру, но и величайшее Государство нашей планеты, капитулировали при первом же наглом немецком окрике – не говорить по-русски! И кто осмелился на этот окрик! Я до сих пор не могу прийти в себя от нелепости всего происходившего в Вене... Я радуюсь, радуюсь от всей души, что свой доклад Вы будете читать по-русски. Конечно же, я приду на него, и мои (а тем самым и Ваши) друзья тоже, я надеюсь, придут. Тема Вашего доклада глубоко и широко меня интересует по существу. – Дорогой друг! И моя сестра, живущая в Москве, вот уже более 20 лет только «летает» по лицу всего Советского Союза. Так что эта сторона «советского образа жизни» мне хорошо известна. Прошу и умоляю: прилетайте в Прагу дня на 3–4 до начала съезда. Отдохнете перед ним, наберетесь сил, а мы, не утомляясь, успеем переговорить о многом. Пойдите навстречу моей просьбе! Эти дни не будут Вам ничего стоить: и скромное помещение, и питание я Вам обеспечу. Надеюсь, не пожалеете, что прилетели несколько раньше! Откликнетесь же поскорее. И главное – будьте здоровы! Все мои шлют Вам привет. Крепко Вас обнимаю. Немцы, в их массе, только в одной ситуации и понимают человеческий язык: когда они уже подняли вверх руки, а их собеседник – с карабином. В других ситуациях не понимают. Такова уж их природа. Я стою на такой точке зрения: кто из числа ученых не понимает в современную эпоху, хотя бы пассивно, по-русски, тот просто не грамотен, «аналфабет», выражаясь по-здешнему, ибо наступает, грядет русская эпоха всемирной истории. Да будет! |
||||
|