"Слепое солнце" - читать интересную книгу автора (Огеньская Александра)

Глава 2

Джош завел собаку. Огромного лабрадора по кличке Гай Юлий Цезарь. Такое длинное имя — исключительно дань породистости пса, в обиходе все равно окликаемого коротко — Цезарем. В питомник выбирать его ездил с Мэвой — неосторожно заикнулся о том, что подумывал завести собаку-поводыря, только не знал, каким боком за это дело взяться. Мэва ухватилась за идею обеими руками, куда-то звонила, к кому-то ходила, хоть Джош и отнекивался, отговаривал и ругался беспардонности некоторых. Скорей для вида, разумеется.

Однако уже на следующий день (вот это скорость…) после работы Джозеф, крепко удерживаемый напарницей под локоть, ехал в автобусе по откуда-то выисканному женщиной адресу — с совершенно детским ощущением праздника и ожидания подарка. Довольно странное ощущение, признаться… В автобусе народу было, как семечек в подсолнухе, но Джош с Мэвой стояли на свободном пятаке — пассажиры опасливо обходили слепого стороной. Затем многоголосо галдели птицы, галки или вороны, и Джош сообразил, что они с напарницей где-то за городом. Пахло дождем и отчего-то известью. Через пять минут спокойного шага Мэва остановилась, постучала о металлическое, трудно заскрипели тяжелые ворота, и Джош понял, что они на месте. По натужному скрипу в воображении нарисовались ковано-литые ворота — в тяжеловесном плетении растительного орнамента, огромные и обязательно выкрашенные в черный цвет.

От ворот Джозефа с Мэвой встречала хозяйка питомника, производившая впечатление ходячего сорочьего гнезда — трещала без умолку, только-только позволяя своим потенциальным клиентам вставить пару слов, тут же тонущих в вольном разливе хозяйкиной болтовни. Мэва, кажется, находила такую болтливость довольно милой, Джоша же она напрягала — вкупе с веселым собачьим лаем воспитанников заведения она окончательно сбивала с толку, мешая ориентироваться в пространстве. А еще — чем ближе к цели поездки, тем больше он сомневался, а нужна ли ему вообще собака?

Но отказываться все равно поздно — хозяйка, пани Турянская, с придыханием восторга сообщила:

— Нам вчера позвонили… Наш питомник как раз готов предложить молодому человеку сразу три варианта. Сейчас поглядим, в смысле…, - замялась, сообразив, что молодой человек глядеть не особо сейчас способен, именно поэтому и нуждается в «вариантах». — В общем, у нас есть отлично выдрессированные лабрадоры — все породистые, разумеется, с хорошей родословной. Они у нас сейчас как раз на прогулке в вольере. Вот, мы уже пришли.

Джоша подвели к мелкоячеистой сетке ограждения (она была мокрая, холодная и наверняка измазала пальцы ржавчиной), а пани Туряская принялась объяснять, скорей для Мэвы:

— Самый крупный, цвета топленого молока — Галл, два с половиной года, прошел полный курс обучения, только и ждет хозяина, чистопородный и даже лауреат Лодзьского конкурса. Самая мелкая, черная — сука, Баядерка Анита, она молоденькая, год и девять месяцев, заканчивает обучение. Несколько капризна. Тут, пожалуй, могут возникнуть сложности. Третий, тоже черный, наша гордость, призер прошлого Варшавского конкурса, Гай Юлий Цезарь. Очень добрый, спокойный, отзывчивый пес. Два года, три месяца. Курс подготовки проходил в Варшавском кинологическом обществе, поэтому несколько дороже, чем остальные наши питомцы… — после намека на цену хозяйка многозначительно умолкла.

Джош тут же хотел о стоимости собаки и спросить. Он слышал, что такие животные — удовольствие весьма и весьма недешевое. Но Мэва успела вставить раньше. Лаконично бросила:

— Оплачивается Верхним.

Ого! Джош даже не поинтересовался, куда именно Мэва его потащила за собакой, но, получается, тоже какое-то околомагическое заведение? И — собаку оплачивает Верхнее? Широкий жест. То-то Мэва вчера раза три к Беккеру бегала. Нужно будет потом поинтересоваться, с чего такая щедрость.

— Поняла. Со мной уже связывались, но деталей мы не обговаривали. Значит, в средствах молодой человек не стеснен? Ну и отлично. Так выбираем?

— Да, — неловко кивнул Джозеф под переливчатый собачий лай. Как именно нужно будет выбирать, он не знал. Но обнаружилось, выбор предоставлялся только формальный — за него выбирал некто, подошедший почти бесшумно, мягко взявший под локоть и потянувший за собой в вольер. Оказалось, дрессировщик. Пахло преющей травой и осенью, под ногами мягко пружинила напоенная водой земля. Инструктор по очереди подводил собак, давал погладить и пощупать — и Джошу лизали руки и лицо, весело тявкали, испачкали грязью брюки и куртку, обдали новым запахом — мокрой псины. Парню понравились все три пушистых жизнерадостных чуда, и если бы спросили, определиться с выбором Джош бы вряд ли сумел. Впечатления сплелись в клубок — хотелось и того, и этого, и вот даже эту… Или кто из них кто? Кто Баядерка (ну и кличка, однако), а кто Галл? А кто призер Цезарь? Но помогли. Среди поглаживаний, вылизывания протянутой руки весомо сообщили:

— Третий, Цезарь. Молодому человеку подойдет идеально.

Тот, инструктор-дрессировщик.

— Цезарь? Уверен? — издалека прочирикала пани Турянская.

— На все сто. Анита мелковата, а Галл стал какой-то нервный. Позавчера еще приметил, а сегодня за кошкой погнался. Боюсь, вообще придется выбраковать. Так что однозначно Цезарь.

— Пан Рагеньский? Согласны с выбором? — подошла — грузно прошлепала по лужам, сразу представляясь женщиной тяжеловесной, основательной «конструкции» — хозяйка питомника.

А что Джошу оставалось, кроме как согласиться, раз уж он толком и не видел, кого выбирает, и в принципе не различал, где и кто?

— Я думаю, специалисту видней.

— Ну и славненько. Забыла познакомить — пан Рагеньский, это пан Кшиштоф, наш лучший дрессировщик. Вы еще познакомитесь ближе, курс обучения у нас десятидневный, время будет. А я побежала, у меня, кажется, еще клиент…

Да, и Джош совсем не был готов — был даже ошарашен! — оказывается, купить собаку — это еще полдела. Другая половина — научиться с этой собакой управляться. Целая наука, как обнаружилось.

И жизнь Джоша круто, внезапно, резко поменялась. Время, которое раньше плелось и тянулось невыносимо медленно, теперь летело и неслось на всех парАх — Джош и не поспевал за ним, и нисколько этим фактом не огорчался. По крайней мере, скучно больше не было. А если что и огорчало, так только ход расследования — оно стало в тупик. Ничего не дали ни посещение Мэвой жилище некроманта, ни новый опрос родственников и друзей жертв. Джош уже давно отнес бы дело к категории безнадежных и сдал бы в архив, но… Исключительно благодаря нему у Джоша все это и было — тренировки, галопом несущееся время и Отдел. А Беккер и не торопил. Не заглянул ни на второй, ни на третий, ни на восьмой день работы. На девятый у Джоша взыграла совесть…

— Пан Беккер, можно к вам?

До двери начальства Джозефа любезно проводил Якоб. А скоро, возможно, будет провожать Цезарь. Мэва сказала — Цезарь черно-траурный и слегка высокомерный, как ребенок английского лорда от крестьянки — первый парень на деревне. А еще Цезарь Гай Юлий, только не консул и не диктатор, а пес — влажный холодный нос, тыкающийся в неуверенную ладонь в поисках угощения, гладка и густая шерсть и звонкий, выразительный лай. Завтра уже разрешат привести его к себе домой.

— Пан Рагеньский? Пожалуйста-пожалуйста, заходите. Как дела? Как продвигается ваше расследование? — в кабинете пахло растворимым кофе и приторно-сладкими женскими духами, но самой обладательницы духов в помещении не было, начальник Отдела был один. Джош почувствовал это с порога. А Беккер затопал слоном, подскочил к гостю (парень снова прикинул, сколь начальство должно быть грузно, чтобы производить такой шум), подхватил под локоть и потянул куда-то. — Присаживайтесь, пожалуйста. Рассказывайте…

— Рассказывать особо нечего, — а кресло в кабинете шефа куда комфортабельней, чем аналогичные предметы мебели у рядовых сотрудников Отдела. — Время упущено, дело «глухое». Вам, право, стоило назначить нормального детектива вместо меня.

— Вас что-то не устраивает? Вам не нравится ваша работа? — в голосе пана Владимира Джошу почудилось беспокойство. — Чего-то не хватает? Может, нужны еще какие-то специалисты?

— Мне не нравится только одно — полное непонимание ситуации. Зачем вам понадобился именно я? Мучит и не дает покою, знаете ли. Не верится, что вы уж так на меня рассчитываете. Скажите, это богадельня или что? Личный инструктор, оплаченная собака… Я навел справки, обученная собака-поводырь стоит примерно тридцать тысяч злотых. Это четверть стоимости моей прежней квартиры в центре города. Понимаете, я не могу работать, если не понимаю задания. Так что, совесть у Верхних взыграла или вам что-то нужно конкретно от меня?

— Разумеется… — вздохнул Беккер. — Я имею дело с первоклассным детективом.

Джош такой неуклюжей лести предпочел не заметить, ожидая продолжения. Хотя, конечно, почуять, что где-то кроется лажа и подстава — для этого гениальнейшие умственные данные нужны….

— …И не спорьте, зрение или магические способности здесь ни при чем. Раскроете это дело, опять возьму в постоянный штат. И ваше недоверие вполне обосновано. Но давайте это будет аксиомой — нам нужны именно вы. Никто иной заменить вас не в силах. Зачем — не спрашивайте. Аксиома. И вторая аксиома — я готова ждать сколь угодно долго и идти на любые затраты — Верхнее не обеднеет. Всё, что необходимо… — Многозначительная пауза и еще один вздох: «как от сердца отрываю» — должно быть. — И зарплату вам могу поднять, если не устраивать. Но сообщников некроманта вы мне найдете.

— И как же я должен их находить? Родственники и друзья жертв их не видели, следов аур, сами понимаете, уже не сыскать… Так что вывод напрашивается сам собой. Эти сообщники… Вы хотите, чтобы я их вспомнил. Не нашел, а именно вспомнил, да? Думаете, я их видел?

— Первоклассный детектив, я же говорил. — От дважды повторенной, отдающей лестью похвалы Джош поморщился. — Правильно. Вы их точно видели, просто не помните. А это очень важно. Почему — опять же говорить не стану. Но, боюсь, сами догадаетесь рано или поздно. Вы подошли к объяснению вплотную. Ещё один шаг, и разгадка перед вами…. Ну вот, опять сказал слишком много, — что-то настроение у Беккера сегодня… вздыхательное. Так и сочувствуешь бедному болтливому начальству. — А вы вспоминайте и ищите. Кроме вас этого никто не сделает.

— Верхние проводили сканирование трижды, моя память была как на ладони. Почему бы просто не поднять архивы. Те приложения, которые нам с Мэвой не перепали?

— Там ничего нет. Но в памяти у вас нужная информация хранится, это точно. Я вам все-таки дам те приложения, хотя некоторые сведения в них… Так вот, у вас еще один блок, взломать который не удалось. Ломка привела бы к вашей гибели. И не спрашивайте, откуда он у вас — я не знаю. У вас вообще было три кольца блоков, поставить которые под силу только пси-эму высокого уровня. Сломали из них только два, которые попроще. Так что, сами понимает, теперь очередь за вами. И разу уж я был с вами максимально откровенен, что скажете?

— Вряд ли мне когда-нибудь удастся. И имею ввиду — вспомнить. Уже почти год пытаюсь.

— А вы походите по тем местам, поопрашивайте свидетелей сами, не посылая панну Коваль. Попробуйте психотеатр. Ещё у нас есть специалисты, практикующие легкие галлюциногены… В конце концов, просто расслабьтесь и подумайте…

Выйдя за начальника, Джош так и не понял, а нужен ли этот последний разговор был вообще. Во всяком случае, Беккер был честен. Ну, насколько могут быть честны все эти важные, высокие персоны, «шишки» в кожаных креслах. Но он сказал — Джош в шаге от разгадки, чего-то, что объяснило бы интерес Верхних к скромной персоне пана Рагеньского и этому любопытному, но в общем рядовому дельцу.

До их с Мэвой рабочего места Джош добрался по памяти и без приключений. Удивительно, что к нему, такому, в Отделе привыкли легко и быстро. Ещё удивительней — обошлось без сочувственных перешептываний за спиной.

В кабинете было тихо и, Джош сразу понял, пусто. Похоже, Мэва вышла. А что, обеденный перерыв, имеет право. Но, откровенно говоря, отсутствие Мэвы порядком раздосадовало парня — новости от Беккера жгли язык, так и рвались с губ. Однако, поразмыслив, Джош пришел к выводу, что все к лучшему — будет время на обдумывание и «фильтрацию» полученной информации. А пока…

На днях принесли вещдоки — использованные м-кристаллы, некоторые вещи убитых, ритуальный кинжал некроманта. И лежать все это барахло должно было на столе Мэвы. Джоша привлекал прежде всего кинжал. Не по-доброму так привлекал, до напуганных мурашек по спине — этим самым кинжалом некромант, вероятно, и собирался в конце концов прикончить опустошенного, распластанного, как лягушка на прозекторском столе, Джоша — на алтаре неизвестных пока сил.

Кинжал этот притягивал и манил к себе свою несостоявшуюся жертву как магнитом. И Джош рискнул пошарить по столу напарницы в отсутствие хозяйки. Под ищущую руку подвернулись стопка бумаг, чуть не с Пизанскую башню и такая же кособокая, пара книжек, ручка, пачка фотографий, сотовый телефон и крохотный стеклянный пузырек — колбочка. Пузырек вещью на столе напарницы был новой и заинтересовал Джозефа. Духи? Лекарство? Поднеся пузырек к носу, Джош понял, что скорее последнее — пахло больницей, стерильностью и визитом к стоматологу. А еще, где-то на дне запаха притаилась сладковатая гниль чего-то порочного и манящего. Густо-алое, мягкое, приторное. Естественно, Джошу оперативнику с дипломом Колледжа и «отлично» по криминалистике, был знаком этот запах. Опиаты. Синтетические или натуральные, не разберешь, но… В пузырьке — наркотик. Пузырек — на столе Мэвы. Скорее всего, нечто нетяжелое, возможно — полулегальное. А Беккер как раз советовал, предлагал буквально пятнадцать минут назад попробовать легкие галлюциногены. Какое совпадение.

Джош легонько встряхнул пузырек. Не таблетки, жидкость, скорее всего спиртовой раствор. Удобно подлить в кофе. Накапать в салат или суп. Опять же, диван рядом.

Поддавшись смутному, интуитивному порыву, Джош быстро припрятал пузырек во внутреннем кармане форменной куртки. Попытался было расположить разворошенные вещи по местам, но быстро плюнул на бессмысленную затею, возвратился за свой стол. Буже буквально через пару минут возвратилась Мэва, громко хлопнула дверью, сразу оповещая о своем дурном настроении.

— Ничего! Абсолютно никаких зацепок! Это безнадежно! Дохлое дело, понимаешь?!

— Похоже на то, — осторожно согласился Джош. — А что конкретно случилось?

— В том-то и дело — ничего! За девять дней расследование не сдвинулось ни на йоту! Последние свидетели уже окончательно все забыли. Разговаривала сейчас с бабусечкой, консьержкой в доме Аниты. Старая маразматичка! Она вообще позабыла, что Анита когда-то жила в их доме! Просто не помнит! Я ей фотографии показываю, а она у меня же и спрашивает, что это за женщина! И все, хоть тресни. И ума не приложу, где теперь еще разыскивать свидетелей. Безнадежно…

— Не отчаивайся, прорвемся. Нас же никуда не торопят. Беккер сказал, даст нам столько времени, сколько потребуется. А еще он обещал выдать те приложения к отчетам по сканированию… ну, помнишь?

— Помню. Хорошо. Только сомневаюсь, что отчеты существенно повлияют на ход расследования.

А вот Джош надеялся, что повлияют. Хотя бы понять, чего нужно Верхним. Мэва сердито фыркнула и недоуменно, раздраженно вопросила:

— Джош, ты шарился на моем столе?

— Да. Мэв, извини… Тебя не было, а мне срочно понадобился кинжал из вещдоков. Его я, кстати, так и не нашел. Не подашь? — небрежно ответил Джозеф, ожидая реакции… Понадеялся, что эта в общем правда за правду и сойдет.

— Ааа… вот оно что. Словно свинья носом перерыла, уж извини. Сейчас подам. Тебе зачем?

В джозефову руку лег гладкий, тяжелый стилет в целлофановой «шкурке».

— Да так, кое-чего уточнить…

Значит, вот это широкое, хищное лезвие должно было войти в грудь Джоша по самую рукоять? Где-то между четвертым и пятым ребром? Пока Джозеф ощупывал вещдок, дивясь его основательной агрессивности, Мэва суетливо шуршала у себя в вещах:

— Слушай, ты ничего с моего стола не ронял?

— Да нет вроде…, - Ага, вот оно. — А что? Ты что-то потеряла? Что? Может, я пока шарил, находил? Нечто важное?

— Да нет… Нет… Так. Средство от головной боли…. - легкомысленно отмахнулась Мэва. Интересно, что за мигрень такая, что лечить ее приходится препаратом опиума? — Не важно. Так что сказал Беккер?

Значит, благополучно сошло с рук…

— Пан Эрнест, вы здесь? — Джозеф робко сунулся в кабинет старшего товарища. В кабинете явно кто-то был, но кто, на слух разобрать было сложно.

— Да, Джозеф, заходи. Ты что-то хотел? — все-таки пан Гауф. Очень удачно, что пан тоже уже возвратился с обеденного перерыва, но пока еще не занят работой. Ну, судя по тому, что пан не сидит за столом, а расхаживает по кабинету и дымит трубкой.

— Вы один, пан?

— Один-один, заходи, не стесняйся! Что-то случилось? — стукнуло деревянно, и Гауф оказался совсем рядом. Наверно, с любопытством заглядывает в лицо.

— Да нет, ничего. Просто мне нужна консультация. По одному деликатному вопросу…

— Нет проблем, спрашивай.

Джош под руководством Конрада вчера начал осваивать такую штуку: выставляешь чуть заметно вперед левую ладонь на уровне пояса и идешь почти спокойно — выставленная рука не позволит столкнуться с посторонними предметами. Вот и сейчас Джош легко и почти безошибочно, по памяти, обогнул стол пана Эрнеста и опустился, уже по ненавязчивой подсказке, на стул для посетителей.

— Только я бы хотел, чтобы предмет нашего разговора по возможности остался в тайне.

— Разумеется, — солидно и немногословно согласился пан Гауф. И одно только слово пана стоило иных клятв, это Джош прекрасно знал. Пан Гауф сплетником не был. Кроме случаев, когда ему это было выгодно, разумеется. Знать бы еще, что выгодно Гауфу. А заодно — Мэве, Беккеру, Верхним… Впрочем, настроение разбираться в чужих интригах у Джозефа прошло, не появившись. Он возвратился в Отдел всего лишь закончить расследование и помочь Мэве получить постоянное место в штате. Ведь так? Тогда какой смысл мучиться подозрениями? Правда, окружающие упорно и настойчиво на всевозможные подозрения наталкивают.

— Вот, поглядите. Я хочу знать, что в этом пузырьке. — В кармане найденный на столе у Мэвы пузырек нагрелся, но Джозеф понадеялся, что существенно свойства содержимого от этого не изменятся. Да и… стоит ли отдавать жидкость Эрнесту? Если разобраться — а нужно ли вообще втягивать в интригу Гауфа? Или он уже увяз в ней по самый клювик, но слепой «недооперативник» этого не замечает? Так или иначе, вынутый из кармана флакончик нужно было отдавать, раз уж достал.

Пан принял флакон и довольно долго молчал. Было слышно, что он поднялся из кресла и прошелся по помещению. Возможно, подносит пузырек к свету?

— Откуда он у тебя? — наконец прервал молчание Гауф голосом слегка удивленным и недоверчивым.

— Неважно. Меня интересует содержимое флакона.

— Ну, на этикетке, если тебя это интересует, значится «Диазепам (Valium)». Насколько я знаю, что-то из барбитуратов, успокоительное, кажется.

— Там не написан состав?

— Нет, а что?

— Мне по запаху показалось, что там нечто опиумное.

Гауф с шумом втянул воздух.

— А знаешь, не исключено. Так откуда он у тебя? Только не говори, что купил в аптеке, пожалуйста.

— Мне очень неудобно, но честно — не могу ответить. Лучше скажите, можно ли узнать точный состав?

— Можно. Если хочешь, я схожу в экспертный отдел. Джером, помнится, задолжал мне услугу.

— О, я безмерно вам благодарен, пан Эрнест! — хорошо бы еще, чтобы задолжавший Гауфу Джером оказался не слишком болтлив. А то слухи в Отделе распространяются ой как быстро.

— Не стоит. Тогда я сношу, пусть без лишнего шума глянут. Я думаю, к концу рабочего дня анализ уже будет готов.

— Спасибо. Да, и еще — препарат весь тратить нельзя. Должно хоть сколько-то остаться. — Авось пригодится. Как и все остальное в хозяйстве…

— Ладно, попробую. — Вздохнул Гауф. Немного подумал и выдал задумчивое, серьезное. — Только лучше бы ты мне все рассказал. У Мэвы нашел?

Джош, уже собиравшийся уходить, так и застыл на пороге, словно примороженный такой неприятной пронзительной догадливостью пана. Впрочем, а чего можно было ожидать от коллеги-детектива?

— С чего вы взяли, пан Эрнест?

— А с того, что иначе выяснить состав препарата ты бы не через меня попытался, а напарницу попросил. Но ты пришел именно ко мне, а не сразу в экспертизу, например. Значит, свои изыскания от общественности желаешь скрыть. Вывод напрашивается сам собой. Год безделья существенно сказался на твоих умственных способностях, уж извини за прямоту. Ладно, не хочешь рассказывать, не рассказывай. Иди, а я вечерком постараюсь заглянуть, сообщить результаты.

— Спасибо вам. Буду должен.

— И думать оставь.

Как и обещал, пан Гауф отыскал Джоша ближе к концу рабочего дня, на тренировке. Джош как раз учился стрелять на слух — где-то впереди стояла мишень, и звенел на ней колокольчик, и нужно было попасть хотя бы приблизительно, что оказалось чертовски непросто. Хотя, как уверял Конрад, гораздо легче, чем метать кинжал. Но у Джоша и из Р99 не получалось абсолютно. Колокольчик звенел прямо-таки издевательски — знал, подлец, что со стороны слепого детектива ему ничто не угрожает — и тот самый криворукий детектив был уже изрядно зол. Так что пан Эрнест пришел как раз вовремя — еще немного, и Джош высадил бы всю оставшуюся обойму, все десять патронов куда попало, исключительно чтобы спустить пар.

— Джозеф! — требовательно пробасил с другого конца стрельбища старейший оперативник Отдела. — Можно тебя отвлечь?

Отвлечь Джозефа не только можно, но даже и нужно было — это и инструктор Конрад прекрасно понял. Поэтому инструктор предложил сделать десятиминутный перерыв и тактично удалился «попить водички» (от греха подальше, никак), оставив мужчин наедине.

— Что там, пан Эрнест? Вы получили результаты? — Джош подумал — и поставил несчастный Р99 на предохранитель, после чего медленно-трепетно-аккуратно положил пистолет на стол. Не стал яростно грохать об пол, а так хотелось.

— Да. Можешь получить свой образец обратно. Тут больше половины еще осталось. И в целом состав любопытный. Диазепам там действительно есть. Процента этак три. Затем — кодеин, морфин, наркотин… Опий, скорее всего. Джером говорил, сколько, но я не запомнил. Но немного. Дальше — тетрагидроканнабинол (это основной действующий элемент гашиша, если еще помнишь курс химии), диэтиламид лизергиновой кислоты в дозах, достаточных, чтобы оказать… некоторое воздействие на сознание, амфетамин, а остальное — база, водный раствор. Как тебе составчик?

— Ммм… Честно говоря, не очень понял, — признался Джош, хмурясь. — Как это в целом? Для чего?

— Ну, Джером там пол-листа исписал, только листок я забыл в кабинете, однако я читал. Если в общем, это галлюциноген, который должен вызывать легкую эйфорию, активизировать деятельность подкорки головного мозга и улучшить память. Короче, это средство должно помочь заново пережить какие-то события прошлого, если совсем уж примитивно. Но Джером предупреждал, что довольно скоро должно возникнуть привыкание. И еще сказал, что в аптеках и на черном рынке такого не найдешь, что это штучная работа какого-то толкового подпольного фармацевта.

— Значит, наркотик?

— Наркотик. Не скажешь, откуда раздобыл? А то знаешь, хранение наркоты криминалом попахивает…

— Не могу, пан Эрнест, извините.

Криминалом определенно попахивало, и действительно Джоша по головке не погладят, если найдут у него наркотик. Но зато Джозеф теперь точно знал, что Мэва из-за пропажи пузырька шум поднимать не рискнет. Если, конечно, не решится признать, что хранила наркотики. Но, по крайней мере, странная находка постепенно переставала казаться Джошу такой уж дикой.

— А с какого раза возникает привыкание, Джером не сказал?

— Третий-четвертый, примерно так. А ты, никак, пробовать собрался?

— Да нет. Так, на всякий случай.

— Рискуешь… Очень рискуешь, парень… — вздохнул Гауф. Ну точь-в-точь заботливая мамаша над дитем-несмышленышем. — Такими штучками можно заниматься только под присмотром специалистов.

— Не волнуйтесь, пан. И спасибо вам.

— Да не за что. Рад был помочь. А если что надумаешь или возникнут проблемы — можешь рассказывать все начистоту. Авось, чего и посоветую.

Джош и рад был бы поговорить с кем-нибудь начистоту, но, честно говоря, в последнее время он начал отчего-то подозревать вообще всех, кроме разве что Цезаря и Конрада. А так — Мэва, Беккер, прежнее начальство, бывший напарник, который жив и ныне здравствует, ничуть не ощущая вины или дискомфорта оттого, что здоров и вполне трудоспособен, а Джош вот… Впрочем, Джош и не думал Мартена винить. А вот роль пана Гауфа в этой истории совсем не ясна…. Но все же — каковы планы Мэвы?

Следующее утро оказалось чрезвычайно приятным для Джоша — в кои-то веки его разбудил не будильник и не очередной липкий кошмар, а Цезарь, старательно вылизывающий хозяйское лицо. С намеком так, дескать, хорошо бы уже, хозяин, на прогулочку сходить. Он же, пушистый и любопытный Гай Юлий, отправился сегодня в первый раз со своим новым хозяином на работу. Путь от дома до работы Джош с Цезарем проделали самостоятельно — вчера и позавчера их этим маршрутом, чуть не доводя до Отдела, уже «прогулял» инструктор Кшиштоф. И сегодня, когда Цезарь в первый раз помогал Джошу «по-настоящему», настроение у Джоша было почти праздничным.

В кармане грелся пакетик магазинных «косточек» для пса, а под левой рукой подрагивала шлейка Цезаря. И, кажется, ярко светило солнце — на щеки ложилось тепло, а пятно вокруг казалось значительно более светлым, чем обычно. Джош так нервничал, что почти ничего не запомнил — он судорожно припоминал все, чему учили в кинологической школе последние девять дней. Вообще-то полный курс — четырнадцать дней, но очень уж парню не терпелось пройтись по городу с собственными «глазами» на поводке. Вот он и выпросил буквально — Кшиштоф махнул рукой и позволил.

В автобусе напряжение несколько отпустило, когда с расспросами о Цезаре прилипла какая-то девушка. Сколько псу лет, как зовут и чем кормить. При чем Джош постепенно понял, девушку интересовала не столько даже собака, сколько человек «на другом конце поводка», как это ни странно. По всей видимости, она никак не могла поверить, что Джош на самом деле полностью слеп. Да, благодаря тренировкам он начал двигаться несколько более непринужденно, но не до такой степени, чтобы сойти за зрячего. Однако поездка закончилась, умница-Цезарь вывел Джоша остановку в полуквартале от Отдела, а настрой благодаря необычному для осени теплу и идущему у ноги мягкому, пушистому был более чем радужным. Хотя и несколько неровным.

Так, Цезарь чуть притормаживает — здесь проулок, опасно, ездят машины, а Джошу с Цезарем вперед, никуда не сворачивая. Слева должен быть супермаркет, следом — юридическая консультация. Чуть дальше пара книжных магазинов. Цезарь вел ровно, спокойно, аккуратно. За что получил угощение из кармана Джозефа. И напряжение сходило на нет, Джош начинал привыкать к новому способу передвижения. До Отдела оставалось метров триста, наверно, не больше…

Рядом зашумели, ругаясь, а Цезарь резко вильнул, отталкивая Джоша в сторону, к краю тротуара, и тот ступил в лужу, чертыхнулся. И вздрогнул, когда внезапно вцепились в полу куртки, и пахнуло подвальной вонью. И крепко так схватили и завопили в самое ухо:

— Подаааайте убогому! Во имя Девы Пресветлой, подаааайте! — протяжно, гнусаво.

— Что? — с неожиданности невпопад вопросил Джош, отчаянно вцепляясь в шлейку ворчащего и пытающегося оттащить хозяина назад Цезаря. Но не получилось, полу не отпускали — пытаясь высвободиться, Джош нащупал узловатые цепкие пальцы.

— Подаааайте, милостивый пан, нищему слепому! Да ниспошлет вам Иисус-Мария благодать!

Нищий?! Подать?! Джош растерялся и даже как-будто испугался — давненько у него не просили милостыню на улицах. Из человека, способного подать нищему он превратился в человека, в некоторых случаях имеющего право претендовать на такое благодеяние со стороны окружающих.

— Вы… вы слепой? — сдавленно пробормотал Джош. Слепой? Из тех, что сидят на паперти с пластиковыми стаканчиками? Отрешенно подумалось, что забавная сценка со стороны — слепой просит подаяния у слепого. Только отчего-то пальцы озябли. И смолкла ругань. Стало совсем тихо.

— Как есть, милосердный пан! Вот цельный десяток лет уже! Катаракта, холера ей в пятку! Знаете такую штуку? Вот, на операцию деньгу хотел собрать, да все не судьба…

И, судя по крепкому перегару от «нищего слепого» — «не судьба» насобирать денег на операцию будет еще долго. Очевидно, мужчина крепко пьет. Но это не важно, наверно.

— И что, так и живете подачками? — Цезарь ворчать перестал, но в нетерпении дергает шлейку — ему однозначно не нравится дурно пахнущий калека, вцепившийся в хозяина мертвой хваткой. — А живете где?

— А так и живу, пан, где придется и на что придется, — продребезжал нищий. — Господь своей милостью не оставит. Уж не побрезгуйте злотый на операцию!

— И один живете? — дрожь не оставляла. И Цезарь волнуется.

— Один как перст в поле!

— А работа? Работаете… Нет, не работаете же нигде? — Что-то Джош совсем туго начал соображать. Это ему Верхние подкинули местечко в лавке и комнатушку рядышком, а вот единственное, на что может рассчитывать этот несчастный — жалкое пособие-подачка какой-то там от социальной службы простецов.

— Я же слепой, чё, не видите? Так дадите злотый? — в гнусавости голоса проступило раздражение. Нет, Джош не видел, но опять осенний ветер пробрал до костей. Холодно… ноябрь…

— Да-да, сейчас…

В кошельке пять отделов — для мелочевки-грошей, для бумажных десяток, для двадцаток и пятидесяток, и самый последний — «н/з»-шная сотенка злотых на всякий случай. Джош дрожащими пальцами пошарил в «сотенном» отделе. Нащупав руку слепца, всунул в скрюченные артритом чужие пальцы купюру. — Вот, возьмите…

Узловатые пальцы удовлетворенно разжались, отпуская почти невольного благодетеля. Солнце, видимо, зашло за тучи, поскольку стало еще холодней. Легонько дернул шлейку — Цезарь понял без слов, торопливо, поспешно повлек хозяина подальше от неприятных запахов канализационной вони и перегара, от дребезжания чужого голоса и запоздалого испуга.

Внезапно Джош с кристальной ясностью осознал, что именно его напугало — он сам, бывший оперативник Джозеф Рагеньский, мог сейчас стоять на месте этого бедняги со стаканчиком для подаяний и отчаянно цепляться за прохожих, выпрашивая мелочевку на еду и операцию, мог спиться с тоски и от безысходности. Мог ведь. Могли вообще бросить на произвол судьбы, могло не быть матери, бывших коллег, пусть они хоть трижды из-под палки приходят помочь — но приходят же. Бесплатно. А есть еще социальный работник, есть работа в лавке и деньги. Могли быть улица и грязь.

Впервые Джош почувствовал благодарность к Верхних, какими бы непорядочными не казались иной раз их поступки. Нет, на самом деле с Джошем бы не случилось того, что случилось с этим калекой… В конце концов… нет, не случилось бы в любом случае! Но…

До конца рабочего дня Джош пребывал в подавленном настроении. Хотя следует признать, Цезарь существенно сгладил переживания, внес в жизнь отдела приятное оживление. Более того, в отделе он вызвал настоящий ажиотаж, словно бы никто собак в жизни не видел, или Цезарь как минимум — ручной бронтозавр! Каждый встречный спешил потребовать у пса лапу, потрепать бедолагу за уши, погладить или попытаться угостить сандвичем. Впрочем, Гай Юлий, полностью подтверждая свое право на благородство имени, держался с императорским достоинством, терпеливо снося непривычные приставания и ласки, а от вредных его собачьей природе угощений стойко отказывался — выдрессирован он был просто отлично. В общем и целом до обеда в кабинете Джоша перебывал весь Отдел, страждущий лично познакомиться с «новым оперативником». Нормально поработать так и не дали, так что Мэва с Джозефом почли за благо прямо в обеденный перерыв отправиться в разъезды.

Джоша интересовал подвал маньяка, и он собирался браться уже за серьезные…ну, скажем так, изыскания. Своими методами. И — в отсутствие свидетелей. От Мэвы ему требовалось только одно — чтобы она показала Цезарю дорогу. Она и показала — от отдела до автобусной остановки, двадцать минут тряски и маринования в пробках, и десять минут запаха бензиновых паров, гниющей в лужах травы и возбужденного дыхания пса. И наконец тот коттедж в два этажа под недоумевающее мэвино «А нельзя было просто «прыгнуть?»». Нельзя было. Цезарь запоминал маршрут. Поэтому по-настоящему Джоша «место преступления» в данный момент не интересовало, он вяло побродил по этажам, потрогал пыльные корочки книг и тяжелые ритуальные ножи. А через полчаса к вящему неудовольствию Мэвы опять трясся с напарницей в автобусе.

Он еще вернется сюда. Сегодня же. Но уже без Мэвы. И тогда уже… все будет по-настоящему. Потому что в голову пришла замечательная идея. Она зудела на задворках сознания и заставляла с нетерпением ожидать конца рабочего дня. Да еще сегодня у Конрада выходной, значит, с работы можно слинять пораньше, а кинологу Кшиштофу Джош позвонил, договорился, что сегодня занятия не будет.

Планы несколько спутала опять же Мэва — она тоже освободилась несколько раньше обычного и как раз сегодня затеяла в комнате Джозефа глобальную уборку. Пообещала, что отыщет все запрятанные по дальним щелям грязные носки, конфетные фантики и банки из-под пива. В ответ на робкие уверения в отсутствии у Джоша привычки прятать указанные предметы по дальним щелям безапелляционно заявила, что всех мужиков знает как облупленных и Джозеф не исключение. В результате Джош получил идеальную чистоту с доставкой на дом, полтора часа трескотни ни о чем и ужин из трех блюд. Наслаждаться вкусом отменно приготовленных домашних блюд несколько мешала назойливая мысль: а нету ли у Мэвы второго такого пузырёчка с valiumом в заначке? Но суп и жаркое пахли ровно так, как положено пахнуть супу и жаркому, без сладковатой гнилостности. У пирога с черникой посторонний привкус опять же отсутствовал. Ушла напарница только в половине девятого. Чего ей нужно было? А впрочем, после «подаааайте, милостивый пан» значения это, наверно, не имело.

Тем более что теперь городской транспорт ходит и в ночное время. Хуже было другое: погода окончательно испортилась — ни следа от утреннего почти лета — и обрушила на голову оперативника и его пса все хляби небесные, засвистела пронзительным ветром. Уже после автобуса, когда шли вдоль проезжей части, какая-то машина обдала грязными холодными брызгами — видимо, чтобы окончательно довершить образ зайки из детского стишка, брошенного безответственной хозяйкой. Одежду — хоть выжимай, и зонт не помог.

В подвале тоже было сыро и холодно, зато сквозь толстые стены не проникал грохот совсем озверевшей грозы. Цезарь заметно успокоился, перестал вздрагивать, хотя в подвале ему явно было слегка не по себе — продолжал жаться к ногам Джоша и постоянно подозрительно принюхивался. Разумеется, животные очень чутки к местам магии. Кошка бы вообще в логово «мертвячника» не сунулась, а вот у прекрасно выученного Цезаря чувство долга все же перевесило страх.

Джош снял с пса тяжелую упряжь, угостил еще парочкой косточек в порядке компенсации понесенных неудобств. В стене за дверью был такой крюк крепкий металлический, парень как раз сегодня обнаружил… Вот к нему-то Джош и примотал поводок — Цезарю не понравится, но во время эксперимента хозяина он должен сидеть спокойно, а не носится по помещению, не лезть к парню с вылизыванием и прочими проявлениями собачьей доброжелательности. Примотав ремень и проверив прочность узла несколько раз, Джош добрел-таки до алтаря, на котором однажды уже доводилось лежать, стянул мокрую куртку и долго, тщательно сворачивал ее подушкой — себе под голову. Переложил сотовый телефон из заднего кармана брюк в передний нагрудный рубашки. И все-таки лег, ежась от холода. Попытался припомнить, каково было — валяться здесь в прошлый раз. Тогда под голову ему наверняка ничего никто не подкладывал. А еще, наверно, раздели полностью, как это принято при обряде жертвоприношения. Пока Джош этого не помнил, но пришел сюда, чтобы вспомнить.

Поэтому, для храбрости отругав себя за нерешительность, вынул пузырек, отвинтил крышечку и сделал крошечный глоточек наркотической горечи. Сколько нужно, точно Джош не знал, поэтому решил не рисковать.

И он даже успел закрыть пузырек, засунуть его в карман, хотел было швырнуть Цезу еще косточку, чтоб не скучал. Но тут алтарь закачался, заходил ходуном, а холод между лопатками истаял и стек на пол. Джошу стало тепло, даже жарко…

— Подаааайте, милостивый пан! — ернически пропели в ухо, опять хватая Джоша за одежду и уволакивая в горячку под алтарем, но громыхнул Р66, почему-то без глушителя, и отпустили, испугавшись.

— И еще два круга по залу… — прошептала темнота с интонациями совсем молоденького и горячего по молодости инструктора Конрада. Потом у Джоша в руках оказался стаканчик для подаяния, в который он должен был насобирать костей Цезарю на обед. А его пихали, ругали то и дело обливали грязью и помоями. Джош не мог понять, каким образом попал в такое неприятное положение, когда знал, что на самом деле не сбором подаяния должен заниматься. А должен…

Но липкое затягивало. Силой воли на миг стряхнул дурман, вспомнил, что лежит на алтаре маньяка, и что лежит не просто так. Что, в конце концов, была цель… Вспомнить бы ее еще. Высокая волна поднялась и опала, укрывая с головой.

/… Пошевелиться Джозеф не мог, хотя и не был привязан. Ремней он не чувствовал. Душно горел огонь жаровен где-то в изголовье и в ногах, а по потолку ползли уродливые тени. Четыре угольные тени на старой, желтой от сырости побелке. Они наплывали с четырех сторон, но их обладателей Джош не видел пока.

Джозефу было отчаянно страшно — смерти он боялся совершенно так же, как и все остальные жители планеты кроме разве что шизофреников и самоубийц. Но он все еще надеялся на подмогу… Кристалл разрядился, но в Отделе дежурный знает, куда отправился Рагеньский, и если он не будет отвечать по м-связи или по сотовому, то парня в конце концов хватятся и догадаются, где искать. Тем более что обряд долгий — вот уже полчаса примерно низким гортанным голосом одна из теней, та, что слева, читает нечто темномагическое на каком-то древнем наречии. И еще сколько-то Джош валялся без сознания после того падения с лестницы, или что там было… Час точно, а если сложить со временем, проведенным в засаде — вполне могли уже хватиться. Только бы успели. Джозеф думал, что уже привык рисковать жизнью и готов распрощаться с ней в любой момент. Однако на лбу выступил холодный пот, капельки стекали к вискам, и щекотали, и очень досаждали эти капельки, а пальцы сводило судорогами страха.

Странно, но лежать абсолютно нагим было совсем не стыдно, совсем не неудобно, лишь бы еще подольше бормотали непонятные слова, а кто-нибудь в отделе уже почесался обнаружить пропажу сотрудника. Хотя бы Мартен поимел совесть и, несмотря на свою жесточайшую простуду, озаботится поинтересовалась делами напарника. Или пусть Луиза начнет волноваться, почему Джоша так долго нет дома, и позвонит на работу…

Тень дернулась, изогнулась, затрепетав… Бледный как сама смерть мужчина с неестественно черными глазами — или зрачки во всю радужку расширены, как у наркомана? — склонился над Джошем.

— Чашу! — хрипло потребовал он.

Остальные тени тоже пришли в движение. Кто-то, чьего лица из-за капюшона парень не разглядел, подсунул бледному требуемую чашу. Джош вздрогнул — чаша представляла собой искусно обработанный человеческий череп. Впрочем, позже Джош про чашу уже не вспоминал — вскрикнул, когда резанули по левому запястью, подставляя посудину.

Значит, началось? Началось и продолжилось: болью в правом запястье и щиколотках. Пот стал совсем ледяным, когда Джош понял, что ему, очевидно, предстоит умереть от кровопотери. Бледный опять захрипел свои заклинания. Джозеф начал припоминать полузабытые слова «Pater noster» — вдруг там, наверху, все же кто-то есть? Бледный прервался, кивнул кому-то:

— Подготовь его для обряда. Только сначала посмотрю, до чего мальчишка успел докопаться.

Тогда снова сунулся тот в капюшоне, стало видно, что глаза у него или совсем прозрачные, или просто нежно-голубые, и прямой острый нос. Этот прижал к губам парня какую-то склянку, понуждая выпить ее содержимое, но челюстью Джош двигать пока мог и отчаянно сжимал губы, не позволял опоить себя какой-то дрянью.

— Дурак! Пей! Тебе же лучше — сдохнешь и не заметишь! Больно не будет! — зло пробормотал второй.

Но безболезненно сдыхать Джош не хотел. В конце концов челюсти без затей разжали ножом и все-таки влили ту дрянь. Тут же перестали болеть порезы и прошел страх…./

Очнулся Джош резко, словно от пинка. Рядом поскуливал Цезарь, теребя штанину брюк хозяина, а в нагрудном кармане надрывался телефон. Джош закоченевшими пальцами — лежать на каменной плите в неотапливаемом помещении было весьма зябко — достал трубку. Немножко не успел, но оказалось — голосовая почта.

«Вами получено новое голосовое сообщение» — безразлично-механический голос диспетчера связи. И взволнованный — пана Эрнеста: «Джозеф, ты не отвечал, поэтому рискнул оставить тебе сообщение. Это важно. Я не знаю, что ты задумал, но недавно позвонил Джером, предупредил насчет побочных эффектов того снадобья. Ну, ты понимаешь, о чем я. Пожалуйста, не вздумай его пробовать! Завтра на работе я тебе все объясню!» Осторожный, сердобольный пан Эрнест. Но поздно. Раньше нужно было предупреждать. Интересно, что за побочные эффекты? Хотя Джош и сам начинал догадываться — голова раскалывалась. И Цезарь… Цезарь же должен быть привязан? Неужели так напугался за бессознательного хозяина, что умудрился сорвать поводок с крюка?

— Спокойно, парень, все нормально, живой я, — Джош потрепал пса за длинные уши, позволил понюхать ладонь. — Все в порядке, Цезарь.

Цезарь тявкнул обиженно и испуганно.

— Всё-всё, сейчас пойдем отсюда. Дай только одеться и нацепить на тебя упряжку.

Выяснился и второй побочный эффект — при попытке подняться Джоша опасно шатнуло, словно пьяного. Превозмогая дурноту, он все же поднялся по крутой лестнице и под непрекращающимся дождем добрел до остановки. В автобусе был, вероятно, принят за пьяного, да еще Цезарь все время ворчал. Домой Джош возвратился поздно, только в половине четвертого. Кое-как обтер промокшего и озябшего пса полотенцем и завалился спать. Было так холодно, что позвал к себе в постель Цезаря, хоть тот и был весь грязный, как свиненок.

И проспал. Цезарь, нагулявшийся за ночь, с утра на прогулку не просился, а поставить будильник Джош забыл. Соответственно — проснулся в пятнадцать минут девятого, а на работу к девяти. Проснулся больным, простуженным и, пожалуй, похмельным. Единственный положительный момент джошева бренного существования грелся у парня под боком, но времени разлеживаться не было, как и не было времени (да и не особо хотелось) завтракать. Торопливо накормил Цезаря — тот был свеж, как огурчик, и на здоровье, хвала Свету, не жаловался пока. Вроде бы. Неизвестно, не аукнется ли лабрадору пробежка под ноябрьским ледяным дождем какой-нибудь там пневмонией — Джош почувствовал себя виноватым перед Цезарем. Собака не должна страдать из-за глупости хозяина.

Но Цезарь утолил свой собачий голод и с готовностью подставил спину под шлейку. Дождь кончился, подошел вовремя нужный автобус, не было вчерашнего нищего, так что опоздали всего на пять минут — почти подвиг. И то Мэва с порога недовольно возгласила:

— Джош, ты опоздал! Нам как раз отчетов немерено выдали из архивов, а ты! — это вместо приветствия. — И тебя уже Гауф искал. Хотел, чтобы ты, как придешь, сразу к нему заглянул! Ты не знаешь, чего ему от тебя нужно?

— И тебе привет, Мэв, — вяло откликнулся Джош. Сейчас более всего ему хотелось лечь на офисный диванчик, расслабиться и… умереть. Было хреново. — Гауф меня консультирует по одному вопросу…

— Да, привет. А что за вопрос?

— Не важно. Сейчас схожу к нему, а после займемся отчетами… — голова раскалывалась на части, что кокос под топориком. Гауф, наверно, насчет побочных эффектов звал поговорить. Уже бессмысленно — эффекты во всей красе. Или это простуда?

— Эй, Джош, неважнецки выглядишь. Ты заболел? — соизволила-таки обратить внимание Мэва. Трогательно. — Что случилось?

— Простыл, наверно. Вчера Цезаря под дождем выгуливал. — А что, почти не соврал. — Ничего страшного.

— Надеюсь. А то выглядишь ты, что свежеподнятый зомби. Хочешь, чаю заварю? Тебе бы горяченького хлебнуть. — Как и все прочие женщины мира, своего болящего товарища в покое она никогда не оставит. Залечит и зажалеет до смерти. Зато потом будет за могилкой ухаживать, цветочки носить. Боже, что за чушь в голову лезет…

— Буду благодарен. Я схожу к Гауфу, а ты завари…

— Иди, — Цезарь с готовностью потянул к двери. Каждое движение отдавало в голове дребезжащей болью. — И не свались по дороге.

— Если что, Цезарь притащит, — через силу пошутил Джош.

Мэва чертыхнулась.

Пан Эрнест приметил состояние младшего коллеги не в пример Мэве — еще с порога.

— Никак, болеешь? Надеюсь, это не из-за той дряни из пузырька? — подозрительно поинтересовался Эрнест.

— Нет, конечно. Вчера с Цезарем под дождем гуляли, вот и простыл.

— Понятненько, — без особого доверия в голосе отозвался пан. — А чего трубку вчера не брал? Я тебе весь вечер названивал. Хоть голосовое получил?

— Получил, пан, спасибо за предупреждение. Забыл вчера телефон в рюкзаке, а он в беззвучном режиме стоял. Так о чем вы хотели со мной поговорить?

— Все о том же. Вечером позвонил Джером, сказал, что препарат может быть опасен. Что делирий длится до двадцати четырех часов, и что после могут возникнуть признаки интоксикации — тошнота, рвота, головная боль, удушье… ну, стандартно. Так что я бы посоветовал тебе выбросить эту дрянь к чертовой матери и забыть о ней.

— Так и сделаю. А делирий — это…

— Наркотическое помутнение сознания. В данном случае приступы галлюцинаций.

— Спасибо еще раз. Это все? Тогда я пойду, куча работы….

— Судя по виду, тебе не работать, а отлежаться бы надо.

И этот туда же! Социальная служба сочувствия при Отделении по борьбе с парапреступностью. Наше сочувствие — самое сочувственное сочувствие во всей Службе!

— Уйду сегодня пораньше.

— И то дело.

Делирий-делирий-делирий… Что-то учили по психологии, но было это давно и неправда. Но целых двадцать четыре часа?! Приступами?! Это значит, в любой момент вырубить может?

Крепкий до горечи мэвин чай пришелся кстати — после слов Эрнеста как на заказ затошнило.

— Джош, ты точно способен работать? Может, тебе лучше домой и баиньки?

Искушение было велико, но этих отчетов Джош ждал два дня. И уйти, не узнав, что там? Не зря же Беккер их спрятал сначала? Джош задавил скулящее желание свалиться и спать мертвым сном и покачал головой:

— А работа? Ты лучше давай отчеты…

«Отчет 1–3. Тестирование пси-эм-способностей испытуемого. Тестирование, проведенное Иерархом Делией, показало, что таковые у Джозефа Рагеньского, двадцати четырех лет от роду, находятся в зачаточном состоянии. Категория «А»: телепатия — два балла по шкале Туринского; категория «Б»: эмпатия — три балла; категория «С»: психокинез — четыре с половиной балла. Это данные неоспоримо свидетельствуют, что самостоятельно испытуемый барьеры такого высокого класса установить не мог. Барьеры со всей очевидностью поставлен пси-эм-специалистом уровня 9-10 баллов по универсальной шкале…» Бла-бла-бла… И категория «С»… И тот бледный, в капюшоне, с чашей… Может, это он телепат? Или… Бла-бла-бла… Подготовить к обряду….

— Эй, Джош, ты слушаешь? — булькнула Мэва.

Наверно, не нужно было ложиться на стол лбом, хотя его гладкая поверхность и холодит приятно, чуть-чуть ослабляет боль.

— Слушаю, ага…

— А по-моему, хватит тебе. — Как-то внезапно Мэва оказалась совсем близко и требовательно подсунула руку под многострадальный лоб коллеги. — Ну точно. Температура у тебя. Шагай домой, ложись спать. Хватит издеваться над натурой!

Сердитая женщина — опасное природное явление, не случайно же ураганы женскими именами называют. Один из ураганов когда-нибудь обязательно назовут Мэвой. А сейчас главное — не дать ей разбушеваться.

— Натура — дура…

— Вот что, я сейчас отправлю тебя домой, нечего через весь город переться. А Беккеру скажу, что ты заболел, позвоню Конраду и тренеру из собачьей школы. Помаленьку разберу отчеты, вечером забегу к тебе, сама выгуляю Цезаря. Слышишь? И не вздумай на улицу соваться!

— Слышу, мамочка…

Сделала, как и угрожала — подхватила рюкзак и куртку Джоша, самого Джоша выковыряла из кресла, пса извлекла из-под стола, где тот дремал, согревая ноги хозяина, и умудрилась-таки «прыгнуть» со всей этой оравой напрямик в «пенаты» Джозефа. И умотала, пообещав вернуться, как только освободится.

А Джош «распряг» Цезаря, сходил на кухню попить водички, а недалеко от кровати его «накрыло». Только и успел затуманено подумать, что с наркотиком была плохая идея, да что Цезаря опять напугает.

/…- Джозеф, пожалуйста, попытайся вспомнить. Тебе ставили блоки. Кто их ставил? — голос женский, назойливый, как муха.

Джошу было холодно, поверхность под лопатками более всего напоминала стол: ровная, твердая, гладкая. Убедиться, что догадка верна, Джош не мог — в помещении за какой-то надобностью темно было как в гробу.

— Почему так темно? Зажгите свет! — тревожно попросил Джош. Почему-то очень важным казалось увидеть помещение, в котором находишься. Хотя Джош и подозревал, что это лаборатория или что-то в этом роде.

— Это не важно, Джозеф, — строго оборвал голос. — Все же — давай вспоминать…

Женский голос вселял некоторую уверенность, и все же Джош решительно не понимал, отчего нельзя включить свет.

— Джозеф, это очень важно для всех нас. Если ты постараешься вспомнить, мы сумеем тебе помочь. Мы в любом случае должны узнать, кто ставил блоки. Это нужно Свету…, - продолжал уговаривать голос. — И если ты не попытаешься, нам придется выяснять самостоятельно, а это болезненная процедура. А мы не хотели бы причинять тебе боль. Согласишься повспоминать?

— Да, — боли Джошу ой как не хотелось. Темнота, еще и боль? Он немного подумал и пожаловался. — Холодно…

— Так лучше? Ты ничего больше не хочешь? — легло тяжелое одеяло. Джош старательно покачал головой. — Итак, Джозеф, приступим. Давай по порядку, чтобы тебе было проще. Ты отправился к преступнику один. Так?

— Да.

— Что было потом, когда ты взломал дверь?

— Я… не помню, — почему-то темнота из воспоминаний и темнота помещения вместе очень беспокоили. — Я не знаю. Не могу вспомнить…

— А если постараться? Мы можем попробовать сами, но это больно. Понимаешь, тебя почти целиком «выпили», теперь любые манипуляции с твоим ментальным телом будут… весьма неприятны. — Джош изумился, как ловко невидимая собеседница подчеркнула «весьма неприятны». А вот самому Джошу уже сейчас было весьма неприятно — холодно и начинала болеть голова. — Давай подумаем вместе: ты открыл дверь, там должны были быть ступеньки, очевидно? Какие они были?

— Деревянные, скользкие, — с трудом всковырнул память, самый верхний слой, Джош.

— Скользкие, значит. Возможно, ты поскользнулся, упал и потерял сознание? — дотошная женщина не отставала, а парень и так уже устал просто безумно.

— Возможно.

— Или, может, тебя ударили? И пока ты был без сознания, с тобой поработали пси-эм-специалисты? — женщина была умна, гораздо умнее Джоша. Поскольку сам Джош, кажется, совсем разучился мыслить связно. Ну нельзя же мучить человека, когда ему так хочется спать!

— Могли. Но я не помню!

— Ты только не волнуйся, все хорошо. Ага? Пойдем дальше, раз не помнишь, это не так важно. Дежурная группа обнаружила тебя на жертвеннике. Как ты там оказался?

— Не помню.

— Ладно, давай так: это был обряд. Что за обряд? — Джош решил молчать, если не знает, что сказать. Исключительно чтобы экономить силы. Женщина, не дождавшись ответа, продолжила. — Тебе не говорили? — Снова промолчал. — Мог ли это быть обряд получения энергии? Или даже — открытия Источника?

— Панна… Я ничего этого не помню. Наверно, я без сознания был.

— Плохо. Джозеф, речь может идти об открытии источника нейтральной энергии, понимаешь? Это очень, очень серьезно! — Джошу интуитивно начинало представляться, что собеседница — дама небольшого роста, хрупкая, блеклая и стервозная.

— Понимаю, панна. Только я не помню. — Терпеливо повторил Джош. — Лучше скажите, почему так темно. Зачем? Неприятно разговаривать, когда мы друг друга не видим. Можно, я хоть люмо-шар зажгу?

Джоша начинало потрясывать: и от того, насколько собственный голос оказался хриплым и жалким, и оттого, что это ненормально — полное отсутствие света! Ведь как бы ни было в помещении темно, глаза все равно привыкают, начинаешь замечать хотя бы силуэты и тени. А тут…

— Нет, Джозеф, нельзя. У тебя не получится, — в голосе невидимой собеседницы почудились сострадание и жалость. — У тебя сейчас нет способностей, к сожалению. Тебя «выпили», помнишь? То, что ты выжил, само по себе настоящее чудо.

— Как? Я теперь не маг? — шепнул Джош. Он знал, что у него сейчас шок, поэтому утрату осознать целиком не получалось. Но… это же несправедливо! Это получается, оперативник Рагеньский никакой больше не оперативник?!

— Пока нет. Мы постараемся помочь, подпитать твою ауру энергией, но сначала ты должен вспомнить. Нам нужны детали обряда. Если это обряд открытия Источника, то это очень опасно. Сила может оказаться в руках преступников. А если мы узнаем порядок, то Верхнее Сияние сможет стать гораздо могущественней и окончательно закрепить порядок Баланса! Подумай…

— Включите свет… Я так не могу. Пожалуйста, зажгите хоть лампочку…, - взмолился Джош, лихорадочно пытаясь нашарить руку женщины. Не нашел, а темнота вкупе с собачьим холодом становилась абсолютно непереносимой. Стало казаться, что его, живого, замуровали в склепе.

— Джозеф, так нужно. Вспоминай, — женщина явно заволновалась.

— Включите свет. Я не могу больше в темноте!

Джош попытался сесть, хотел слезть с этого стола (стол прозекторский, как у патологоанатома, вот точно!) и сам пошарить по стенам — должны же у них быть включатели! Не дали, удержали за плечи.

— Джозеф, спокойней. Ты же оперативник. — Не женщина, мужчина в возрасте, судя по хриплому, тяжелому баритону. И руки на плече тяжелые. — Ты давал клятву Света. Ты знал, что в случае необходимости должен будешь отдать Балансу свою жизнь. Но сейчас твоя жизнь нам, хвала Свету, не нужна, никто ее с тебя не требует. Нам всего лишь нужны некоторые твои воспоминания. Ты и так уже сделал много — самостоятельно вычислил опасного преступника. Ты герой. Но нам нужна еще самая малость. Балансу угрожает опасность. А свет включен, и яркий — мы в лаборатории. Только ты, Джозеф, этого не видишь. Понимаешь, на что я намекаю?

— Нет…, - беспомощно помотал головой Джош. Свет включен? Лабораторные люмо-шары и белизна стен? Может, повязка на глазах? Отбросив одеяло, Джош принялся лихорадочно ощупывать лицо. Но никакой повязки, конечно, не было. Долго молчали, а потом тот мужчина сжалился:

— Ты ослеп, Джозеф.

— Нет, нет… Нет! Неправда. Я вам не верю. Включите свет, пожалуйста…

— Джозеф, мне жаль. Мы сочувствуем. Но у нас есть специалисты…

— Нет!

— Джозеф…

— Прекратите… Я вам не верю… Этого не может быть.

Джош стряхнул чужие лживо-участливые руки с плеч. Сел. И заплакал в этой своей темноте, когда свет не включишь, как ни старайся. И тогда мягкие пальцы прикоснулись к его вискам и легонько нажали.

— Джозеф, мне очень жаль. Но это очень важно. И это поможет нам всем — и тебе, и Верхнему. Ты сильный, ты выдержишь. А потом будешь долго отдыхать. Мы тебе поможем. Свет любит тебя…./

— Джош, господи, что ты на полу-то делаешь? Цезарь, брысь! Не мешай! Джооош! — Мэвин голос с трудом пробился сквозь муть воспоминаний. Джозеф сообразил, что да, действительно лежит на полу. И да, это выглядеть несколько странно.

— Мэв? Ты уже пришла? — совершенно по-глупому поинтересовался Джош, приподнимаясь на локтях. Боевая подруга суетилась рядом, но пока с помощью не лезла — видать, не знала, как подступиться. Цезарь же, вопреки «брысканьям» Мэвы, внес свою лепту в неприятную комичность ситуации. Вот он хозяину решил помочь — со всем старанием. То есть тыкался в ноги, лизал в лицо, вилял хвостом (опять же в лицо — и как он так умудряется?) и порыкивал, намекая на необходимость принять более приличествующую человеку и хозяину позу. Ну и уже встать с пола. А это было сложно.

Но Джош справился. Сложил нелепое, отяжелевшее тело пополам — сел. Кряхтя, как столетний старик, перетек на кровать — каких-то десять сантиметров не дотянул, вот нелепица!

— Что случилось, Мэв?

Цезарь, разумеется, запрыгнул на кровать, под бок, вслед за хозяином. Раз ночью брали в постель, значит, уж днем просто грех не полезть, куда не просят — небось решил, поросенок этакий. Или думает: это его новая обязанность — сопровождать хозяина под одеяло?

— У тебя нужно спросить. Прихожу, с порога ко мне кидается Цезарь, скулит и тянет меня в комнату — всю штанину брюк обслюнявил, паразит! И тут ты, весь такой на полу, меня чуть кондрашка не хватила! Думала, совсем… того. Так что изволь объясниться.

— Прилег отдохнуть, — мрачно отмахнулся парень. А патриций Гай Юлий определенно обнаглел: улегся привольно, без стеснения, привалив Джоша своим, в общем, не маленьким весом. Большие, теплые «глаза». Сталкивать на пол мохнатого оккупанта Джош не стал, вместо этого приобнял и потрепал мягкие уши — потом Кшиштоф будет ругаться и плеваться, что «такого пса спортил», отучил от главной собачьей заповеди — на мебель нельзя!

— Понятненько. Погоди. Ты что, плакал?

— Что? Нет… — Джош растерянно потер глаза — мокро от слез. Те слезы из галлюцинации дробно простучали в висках. — Нет, нормально все.

— Ладно, захочешь, сам расскажешь. А я тебе таблеток принесла. Целую гору, — в такт джошевой мрачности сообщила Мэва. — Сейчас приготовлю ужин, потом тебя подлечу и выгуляю собаку. Да, а ты пока температуру мерь, чтоб нескучно было.

Чем бы женщина не тешилась, лишь бы не скандалила, гласит старинная народная мудрость. Поэтому Джош спорить не стал. Хотя и был кое в чем с Мэвой в корне не согласен — позволять себя «подлечить» он не собирался. А подруга, похоже, надолго. Вот штука будет, если новая волна галлюцинаций накатит при ней. Ладно, авось пронесет.

Джозеф нисколько не скучал, послушно мерил температуру и обдумывал пригрезившееся в наркотическом припадке. Вот так он и ослеп? Открыл глаза, а за ними отныне вечная ночь? Значит, так. Но не о том сейчас — и лучше не задумываться вообще, а то и с ума сойти можно. Нет, здесь о другом нужно продумать.

Обряд открытия источника нейтральной энергии, сказала женщина. Очевидно, Иерарх. Потому что она употребляла «Верхнее Сияние» и «мы» как синонимы, подразумевая, что говорит от имени Верхнего. И ей нужно было выяснить порядок ритуала. Зачем? Что-то насчет: «Верхнее Сияние может стать гораздо сильней». Или что-то около. Значит, Верхних интересуют дешевые шарлатанские рецептики картонного могущества? Нейтральные энергии — легенда, фантастика, красивая сказочка. Любому первокласснику известно, что на энергию накладывает отпечаток личность мага, эту энергию черпающего. Это первое. А второе, Темная и Светлая энергии сильно разнятся. Светлая — силы природы и рождения нового, силы веры, в любом случае силы созидания; Темная энергия черпается из умирания, гниения, разложения. Это тоже природа, но природа-мачеха, злое божество, несущее разруху и тлен. Есть черное и белое, но тertium non datur.. Не может быть ничего нейтрального. Однако Верхние, которые все это должны знать куда получше Джоша, почему-то заинтересовались. Следовательно, они верят в нейтральную Силу. Или допускают ее существование. И, очевидно, от несчастного Джозефа Рагеньского теперь не отстанут. Непонятно только, почему прицепились лишь спустя год после драматических событий ноября две тысячи пятого года. Что произошло примерно месяц или чуть раньше назад? Что их напугало?

— Ну-ка, ну-ка! — Стеклянный столбик термометра бесцеремонно выхватили (в задумчивости шагов подруги Джозеф не заметил) и, прицокнув, возмущенно сообщили. — Тридцать восемь и девять! Тебе нужен врач. Да уж, выгулял собаку, молодец!

Несмотря на тридцать восемь и девять думалось просто замечательно. Джош натянул одеяло посильней — подмерзали не согретые Цезарем ноги — и вдохновенно вопросил:

— Мэв, слушай, ты не знаешь, были в последнее время какие-нибудь громкие дела. Связанные с незаконным открытием Источников?

— Не слыхала, а что?

— Тут одна идея в голову пришла… Поищи, ладно? — А вдохновение сродни поэтическому продолжало стучать в висках вместе с кровью. Сдавшись ему, Джош добавил. — И возьми карты природной энергетической активности. За последних, скажем, пару месяцев. И еще на конец октября — начало ноября прошлого года.

— Что за идея? — подозрительно фыркнула Мэва, складывая холодные пальцы на пылающий жаром и тем же вдохновение лоб напарника. Думает, у оперативника Рагеньского горячечный бред?

— Не сейчас. Сначала нужно проверить. Посмотреть последние дела, связанные с энергиями и найти карты энергий на октябрь — ноябрь две тысячи шестого и две тысячи седьмого. Запомнишь?

— Разумеется. И что, прямо сейчас идти искать, или уж дашь бедной женщине после трудового дня отдохнуть, потерпишь до завтра?

Разумеется, Джошу не терпелось сейчас. Но еще больше ему сейчас не терпелось спать.

— Подожду.

— Вот и хорошо. Завтра ты отлеживаешься дома, а я среди прочего погляжу про твои Источники. А сейчас — пара таблеток и ужин. По-быстрому сварганила тут…

— Не нужно таблеток, — всунулись примолкшие было подозрения. Мэва друг, но в пузырьке с надписью «валиум» плескались опий, ЛСД и еще какая-то дрянь. И от такого букета сейчас трясет, аж зуб на зуб не попадает, и плывет в голове. И все, кончилось вдохновение.

— А чего нужно? Зелий, травок, бабушкиных заговоров? — ехидно поинтересовалась Мэва. А вот зря она так. Мама тоже в своем селе считается «бабушкой Добронегой», знахаркой, короче. И никого не интересует ее коллежский диплом с отличием по классу целительства. И уж она сына на ноги махом бы поставила. Только не следует ее беспокоить, звонить… Она ж примчится, как на крыльях, даже телепорт раздобудет. Только зачем пожилому человеку такие нервные перегрузки?

Если кто и думал, что Джоша оставят в покое после ужина, тот жестоко ошибался. Не только всякие там Атиллы бывают «бичами Божьими». Иные излишне заботливые женщины похлеще «бичей» будут. Мэва приготовила ужин — Джош был благодарен. Выгуляла Цезаря, по исконно женской любви к аккуратности и чистоте вымыла ему лапы, накормила пса — Джош был ей трижды благодарен, поскольку сам всего этого сделать не мог. Напичкала таблетками — аспирином и каким-то средством против простуды. Это Джош стерпел с недовольством и подозрением. Но это мелочь против того, что Мэва вытворила под занавес. Мэва…вознамерилась остаться на ночь.

И осталась ведь. А кровать была всего одна. И на нее кроме Джоша претендовал теперь уже на ней вполне освоившийся Цезарь. И вообще, очень уж это все… неприлично. Не то, чтобы Джош всерьез верил в мэвино желание покуситься на его сомнительные мужские достоинства…

Под напором несокрушимой женской мощи Цезарь, Джош и кровать сдались. Цезарь был изгнан на свой коврик. Где и смущенно затих. Кровать стыдливо скрипнула и, наверно, покраснела, когда на нее опустилось легкое женское тело.

— У тебя лицо как у девственника-анахорета, соблазнять которого явилась сама вавилонская блудница, — хихикнула Мэва. — не волнуйся, я на твое целомудрие не покушаюсь. Просто на стуле не слишком удобно. Поэтому расслабься и спи.

И действительно, скоро Джош расслабился и заснул — в мэвиной близости не обнаружилось ничего интимного или нескромного… И пришел сон. В нем Джош завяз бы окончательно и захлебнулся бы напрочь, если бы не те руки-птицы, что порхали надо лбом, путались в волосах и ощипывали понатыканные всюду иголочки дурноты.

— Ты замечательная женщина, Мэв, — пылко шептал Джош, пытаясь ухватить эти руки, чтобы поцеловать в благодарность, и промахиваясь, конечно. — Зря ты ввязалась в эту историю. Их четверо было…. Трое на свободе… Зря ты…

Потом вспоминалась и брала верх осторожность — вдруг Мэв специально и осталась, чтобы подслушать. А вдруг? Тогда Джош стряхивал птиц и строго требовал:

— Уходи. Ступай домой. Прямо сейчас.

— Глупый. Спи, — в голосе напарницы слышалась ласковая, терпеливая улыбка.

И птицы продолжали свою милосердную работу. Туманные цели подруги начали казаться малозначительной мелочью. Иголочки тоже не беспокоили. Дальше исчезли и сон, и явь. Что осталось, непонятно. А утром забылось и прошло. Утренний просительный лай Цезаря возвестил не только наступление нового дня, но и полную готовность Джоша к активным действиям. Джозеф понял: что бы это ни было — наркотическая интоксикация или простуда — оно закончилось. Кроме вполне естественной слабости ни единого намека на вчерашнюю горячку. Можно и нужно отправляться на работу и копать, копать, копать…. Только сначала доказать «главному блюстителю здоровья» свою полную трудоспособность. Не доказал.

— Сидишь дома. Ну, хорошо, хорошо. Принесу бумажки сюда. Полдня. Мы разберем отчеты. Потом я на курсы. А ты не вздумай куда-нибудь переться. Мне кажется, ночью ты бредил. Или ты так спал? Просил зачем-то свет включить, — протараторила Мэва, ушла за бумагами и по каким-то своим женским делам. Примерно на час, сказала. Очевидно, перышки чистить.

У Джоша на столе валялся диктофон, на какие в Отделе обычно записывают допросы. Для парня он давно стал своеобразной записной книжкой. Правда пользовался Джош диктофоном не так часто — требующих запоминания вещей в его размеренной и скучной до последнего времени жизни находилось не так много. Пока не забылись детали, нужно скорей наговорить вспомненное, чтобы потом поразмыслить над деталями. Джош вздохнул и щелкнул кнопкой начала записи, надеясь, что Мэва задержится достаточно надолго.

«Первый фрагмент. Четыре человека. Один — некромант. Его можно больше не брать в расчет, убит при захвате. Второй — с прозрачными глазами. Худощавый. Очевидно, темноволосый. Брови темные. Остальных не помню. Две жаровни. Тексты… древнеарамейский, пожалуй. Не разобрал ни слова, но обычно древнеарамейский используется. Скорее всего, убитый был главарем, поскольку руководил обрядом именно он. Второй — помощник или заместитель? Или просто согласился сопровождать в обряде? Но все же главным был убитый некромант. Он говорил: «Подготовь его для обряда. Только сначала посмотрю, до чего мальчишка успел докопаться». Значит, пси-эм, поставивший блоки, с наибольшей долей вероятности он. Чаша — человеческий череп. Но она входит в число вещдоков. Или не входит?»

Джош задумчиво примолк. А правда, описана ли ритуальная чаша? По идее, должна быть, поскольку кинжал есть. Нужно будет уточнить. Странно, если черепа не нашли.

«Уточнить полный список вещдоков. Чаша… Если ее нет… Кто-то её утащил раньше, чем вещи описывали? Кто? Зачем? И еще… Четыре участника обряда. Убит при задержании один. Другие с места преступления скрылись. Причем настолько заблаговременно, что Верхние не знают точно, сколько их было. Куда они делись? И если чаши в описи нет, то вопрос — куда они делись с чашей и почему прихватили только ее? Она важна для обряда? Было ли еще что-то? Теперь не узнаешь. Что касается хода обряда — поглядеть ориентировки «север-юг», стандартные мелочи».

Было четверо — четыре тени на потолке, совершенно точно. Убит один. А других будто и в природе не было — при «зачистке» их не видели, их не слышали, об их существовании узнали исключительно по результатам сканирования… Ладно, еще подумаем.

«Фрагмент второй. Лаборатория. Очевидно, Верхнее Сияние. К этому момента… я уже лишился зрения, — самую малость тоскливо. Не важно. Не следует задумываться над тем, чего уже нельзя изменить. Пережили и пошли дальше. — Исключительно аудиальные и осязательные ощущения. Допрос, предваряющий сканирование. Верхних интересует обряд, открывающий источники нейтральной энергии — вот тот вывод, до которого оставалось полшага. Они жаждут еще больше силы и боятся, что кто-то успеет воспользоваться знанием раньше. Собственно, во всей истории Верхних только обряд и интересует. И обряд должен быть достаточно сложен, раз за весь прошедший год так и не проведен. В чем могут заключаться сложности? Необходима жертва? Жертва с определенными Способностями? Подобрать такую легко. С конкретными Способностями? А какие Способности были у предыдущих жертв? Общие, ничем не выделяющие их из сотен других независимцев, оперативников, библиотекарей. Однозначно Светлые. А если раскидать по Стихиям? У независимки, коль скоро она алхимик и практик-экспериментатор — сила изменений, превращений, процессов, все непостоянное. То есть воздух. У архивиста, само собой, покровительство неизменного, накопляющегося, порождаемого временем. Земля. Что там с оперативицей-администратором, неясно. Стихия магов-оперативников вообще… то есть и моя тоже — огонь. Символика?

В любом случае жертву подобрать легко. Не исключено так же, что для проведения обряда необходимы усилия сразу четырех магов. Так ли сложно найти четвертого сообщника взамен убитого? Или убитый обладал специальным, тайным знанием? Весьма похоже. Тогда понятно, почему обряд не повторен. А может, имеет значение дата? Попросить астрологическую раскладку на ноябрь две тысячи шестого?»

Всё, или еще что-то? Пластик диктофона в руках пригрелся, камешком оттягивает руку. Все казалось слишком просто и необычно сложно одновременно. Информации катастрофически не хватало. Не давали покою нестыковки — четвертая жертва приплыла к преступникам в руки по чистой случайности, они не могли знать, когда именно Джош обнаружит адрес логова чернокнижника. Тогда можно смело отметать «кармичность» даты. И… пожалуй, символизм способностей жертв — про Джоша с его стандартным набором «огнеметателя» убийцы точно знать не могли. И еще одно — Джоша «пили», а не зарезали, как того требуют большинство обрядов. Или изъятие Сил — приятное дополнение к обряду, или…

«Не было никаких обрядов! По крайней мере, с участием первой троицы убитых магов. Их попросту «выпили» досуха. «Выпитую» жертву уже не подымешь, от нее не получишь информацию никаким иным способом. Легко и изящно избавлялись от свидетелей, заметали следы? «Ищи мотив» — основной принцип детектива. Что, если Верхние ошиблись в мотиве и следом запутали остальных? Не нейтральные энергии? Тогда что? Мало! Мало информации! Найти: астрокарты по дням, карты энергетических полей, снова перечитать описи вещдоков и сравнить с новыми воспоминаниями. И… нужно… повторить эксперимент. Нужно восстановить порядок ритуала в мельчайших подробностях. И я по-прежнему не могу понять, как я должен искать преступников. Я их не помню. И по-прежнему не понимаю их целей».

Надиктовать-то Джош успел. Успел даже прослушать запись на два раза и сообразить, что вот она, мысль — вертится в голове, а сформироваться и оформиться никак не может. Ладно. Ничего. Как-нибудь поймаем за хвост, разберемся.

— Я пришла! Принесла, что ты просил. Тут стопка — два дня разбирать! — с оптимизмом истового трудоголика возгласила Мэва, не замедлив этой стопкой грохнуть об стол. — А ты тут как? Заждался? Как здоровье?

— Замечательно. Это у тебя выкладки активности и дела по Источникам? — осведомился Джозеф, пряча диктофон в карман и ощупывая стопку. Действительно — очень даже солидная стопища. И пыльная.

— Именно. Дела тут в основном мелкие, всякие там дилетантские да шарлатанские обряды, попытки нетрадиционных исцелений, воздействия на материю. Скукота. Но в отделе мне одну вещь интересную сказали. Вряд ли она имеет отношение к нашему делу, так, тенденция…

— Что за тенденция? — верхнюю тетрадочку из стопки Джош взять-то взял, да что толку? Если не видишь нихрена.

— Крупные магические сообщества почти перестали интересоваться энергиями, ни одного более или менее серьезного дела за год. Зато всякая мелочевка для бытовых действий чуть что — ручонки сразу не куда-нибудь, а к Источникам тянет. Один раз, Эжен рассказал, приехали на сигнал — а там три «ведьмы» десяти лет от роду приворотное зелье по только что на месте и выдуманному рецепту варят. Вокруг сила бьет ключом, все кипит, как в котле, а у девочек ни каких магических способностей даже в зачатках нет! Вот абсолютно! Представь?!

— Да, любопытно. Значит, Источники легче открываться стали? Даже на интуитивном уровне? А только в Познани или вообще?

— Как-то не поинтересовалась. А это важно? Разве…

— Пока не знаю. В любом случае интересно. А если останешься в Отделе, то и полезно — тебе с последствиями работать. Так что разузнай там получше. А пока давай заниматься картами энергетической активности…

Карты Джоша разочаровали. Хотя он и не понял толком, чего от них ожидал. Может, обнаружить, что коттедж некроманта находится в месте если не Силы, то хоть кратковременного всплеска активности — ничего подобного. Наоборот, всплесков в конце октября — начале ноября две тысячи пятого случилось больше некуда, но все — мимо. Юго-запад Познани, центр, окраина, пригород, север…

Даже, пожалуй, слишком их много, чтобы списать на обычное природное явление, но в окрестностях коттеджа — тишь да гладь. Ни намека. В этом году картина несколько иная — опять бьют «ключи», опять их целая уйма, но районы поменялись. Например, три дня назад вспыхнул спонтанный «костерок» в паре сотен метров от «места Х». А вообще, сейчас действует порядка десяти Источников. Все естественные, совершенно никому не мешают и абсолютно непригодны к использованию — поэтому Службу по контролю за магическими энергиями они не интересуют. Разве что ученые-естественники в полнейший восторг пришли. Магический фон чуть более напряженный… Ну да он от многих факторов зависит — лунный цикл, солнечная фаза, звезды, погода, электромагнитные поля… Обидно. Ладно, просто идем дальше. Досье…

Впрочем, и массивная подшивка дел тоже картины не проясняла. Кроме случая с девочками — «чародейками» наткнулись еще на пару опасных курьезов. Одна бабулька, тоже без особых магических способностей, наговаривала на соседку проклятья, помешивая кашу в кастрюльке на плите. Обычная каша, обычная эмалированная кастрюлька, обычная электрическая плита — но магический фон так и бурлил, оперативники приехали по подозрению на несанкционированное темное воздействие третьего порядка. В другом случае девица темпераментно ругалась со своим бой-френдом. Девице подчистили память, бой-френду — изгаженную порчей ауру.

И подобных случаев, правда, с меньшими силовыми всплесками — масса, и по большинству из них даже выезжать перестали. Хлопотно и бессмысленно — фон побурлит и перестанет, ничего фатального. Так что это скорей дельце для ученых, нежели проблема оперативного отделения. На то они и ученые, чтобы разбираться. Ясно одно — к Джошу девицы-бабульки-бой-фрэнды никакого отношения не имеют. Тогда — дальше.

— Всё-таки очень странно, что некроманта убили при задержании, ты не находишь? От него можно было бы всю информацию узнать и уже не мучиться, и меня не трогать лишний раз. Но нет, его устраняют, да еще как устраняют — прямехонько в лобешник, так что его теперь и не подымешь, и ничего уже не вызнаешь! И те оставшиеся… Ещё трое участников обряда. Их никто не видел, никто вообще не подозревал об их существовании, пока не пошарили в моей памяти, насколько я знаю. Получается, их видел только я… Ну да, верно. А куда они могли деться? Успели «прыгнуть»? Тогда почему дружка своего не утащили?

— Может, еще раз посмотрим протокол о задержании? Я могу смотаться. Нужно?

— Там про соучастников ни слова. Я хорошо помню. Слуууушай… — та вредная, ускользающая сквозь пальцы мысль наконец оформилась, и, оформившись, заставила оперативника Джозефа Рагеньского ощутить себя болваном. Полнейшим и абсолютнейшим. Нелицеприятный вывод. — А вот кто руководил операцией по задержанию? Как-то пропустил мимо… Мартин болел, Эжен тогда еще в длительной командировке был, помню… Кто же? Ох, ну и дурак же я!!! Видит Баланс — дурак! Начинать-то и нужно было с допроса того, кто меня спас и пристрелил некроманта! А говорили — свидетелей не осталось! Мэва?

— Джош… Ты дурак… Но ты гений! Уже бегу в Отдел! Жди!

Женщины — существа исключительно непонятные и очень нервные. Вот чему она сейчас так обрадовалась? Тупости напарника? Нелогично. И с чего обозвала гением? Это такая тонкая издевка? Да уж.

Гай Юлий Цезарь всецело непонимание ситуации разделял — пользуясь отсутствием строгой дамы, которую он, как Джош понял, слегка побаивался — вскочил к парню на кровать и принялся сосредоточенно вылизывать хозяйское лицо.

Видать, мужская солидарность. Да, приятель, нам с тобой обоим от Мэвы уже доставалось и еще достанется крепко и не единожды, уж будь уверен. Ты у нее лапы будешь мыть по десять раз на дню по первому же требованию, я — питаться строго по расписанию. Так то.

Мэва отсутствовала довольно долго, Джош успел окончательно измаяться бездельем и десять раз проклясть свою нынешнюю беспомощность — оперативник из слепца курам на смех! Потом смириться, припомнить, что могло быть и хуже, потом обнаружить позабытый диктофон и совсем было собраться поделиться с полезной штучкой своими нехитрыми измышлениями…

— Джош, я его привела. Это Богуслав… — Не успел, но ладно. Потом.

— Привет, Джозеф, — церемонно и с изрядной долей непонятного смущения возвестил о своем присутствии гость. Цезарь подорвался с кровати, заворчал — да уж, множественные появления из воздуха посторонних лиц — не по его собачьим нервам. Привыкай, среди магов-оперативников живем. Хоть сами и не маги, и уж тем более не оперативники.

— Привет, — не менее напряженно отозвался Джош, пытаясь припомнить этого самого Богуслава. Получилось с трудом — близкого знакомства с паном Корчевым, одним из «полевиков» соседней подгруппы, Джош никогда не водил. Здоровались в коридорах, присутствовали на общих планерках, не более того. Однако выходит, Богуслав — тот, кого следовало поблагодарить за спасение в первую очередь. Странным образом сделать это не выдалось возможности — год прошел, а в голову мысль поинтересоваться, кому обязан жизнью, так и не заглянула. И кто здесь неблагодарная свинья? Вопрос, конечно, риторический… А вообще — сам виноват: в Лазарет к спасенному не заглянул ни разу, «повинностей» у Джоша на квартире не отбывал, незаметно, без лишнего шума и напоминаний о себе «выпал» из жизни бывшего коллеги. Его то ли в другой отдел перевели, то ли понизили, а погрязший в слюнявых сожалениях о собственной разбитой судьбе Джош и не поинтересовался. Вообще же Богуслав, как подсказала давно дремлющая за ненадобностью зрительная память, мужчина крупный, раза этак самого Джоша в полтора массивней, тяжеловесный, какими могут быть борцы в цирке, вообще внешности сурово-волевой. И голос под стать — низкий, хрипловатый, неповоротливо-негибкий. — Значит, это ты меня вытащил…А я так и не сказал тебе спасибо.

— Ничего. Я понимаю… Я уезжал, в Закопане работал. И вообще ничего такого, ты бы на моем месте… В общем, рад, что тебе помог. — По всей видимости, Богуслав сейчас мнется, не зная, куда деть свои большие руки, или там — теребит амулет на шнурке, или как иначе проявляет свои беспокойство и стеснение. Наверно, поражен результатами своей «помощи». А вот нужно было раньше заметить, что один из оперативников пропал со связи. Хотя нет, несправедливо. В отделе пятьдесят шесть человек. — Но как я понял, ты продолжаешь расследование?

— Да, нас с Мэвой вызвали обратно. А ты присаживайся… Там где-то был стул. Мне нужно задать тебе несколько вопросов по делу. Может, кофе? Мэва?

— Пара минут…

И — горький кофейный аромат, Мэва молчит, не вмешивается, чем занята, непонятно, и кажется — старые добрые времена, опрос свидетеля, все правильно. Так, как и должно было быть.

— Значит, это случилось уже в конце твоего дежурства?

— Да. Я проводил перекличку патрулей. И обнаружил, что ты не сделал в журнале запись об окончании рабочего дня. Но я думал, ты просто забыл или после «выезда» решил не заскакивать лишний раз в отдел. А мне, сам понимаешь, за этот журнал еще отчитываться. Начал тебе звонить. Ты не отвечал. Кристалл тоже молчал. Я забеспокоился. По маячку кристалла определили твое примерное местонахождение. Сначала всерьез не приняли, мало ли чего. Ну а когда приехали…

— Понятно. Какие-нибудь детали?

— Ну, так и не скажу — неразбериха была, когда нашли твой разряженный амулет, а почти сразу у самих поголовно полетели и кристаллы, и защитки. Помню, удивился, как знатно ты дверь высадил. Фон типичный… темный, да, но ничего выдающегося. Странно, что тебя так легко взяли. Притом, что «могильщики» обычно особыми боевыми навыками не обладают. Нашли тебя с этим выродком… Правда, барьер у него серьезный стоял — еле пробились. Но пробились, успели…

— Скажи, зачем ты его убил? Зачем стрелял в голову, да еще серебряной пулей? — вопрос ознаменовался неприятной кофейной крошкой на языке. И горчил этот вопрос. Вопрос с явной обидой и полным непониманием — темный маг был свидетелем, он все и вся знал про обряд, столь заинтересовавший Верхних. Будь он жив, никому и в голову бы не пришло лезть в мозги ни в чем не повинного оперативника. Трижды лезть — отставленная чашка сердито грохнула об стол.

Собеседник шумно вздохнул и тоже отставил свою чашку.

— Сам не знаю. Я вообще целился в ногу — только чтобы прервать обряд. Он над тобой нож уже заносил. Я, конечно, очень торопился, но уж промахнуться с такого расстояния, метров восемь… И в голову я никогда не стреляю, сам понимаешь. А серебряные пули у меня в обойме всегда. В общем, я не хотел его убивать.

— Значит, само вышло? — Джош определенно не хотел добавлять в голос ехидства, но как иначе, если взрослый, опытный оперативник отговаривается какими-то сказочками, о том, что не хотел, но так получилось. Но, разумеется, больше он так не будет. — Само, так само. Кто еще был в помещении? Кто был в группе?

— Ты, я, Темный, Алекс… Но ты сам должен помнить, ты тогда еще в сознании был. Я думал, ты нас узнал.

— Богуслав! — Мэва так грохнула своей чашкой об стол, что Джош вздрогнул. Похоже, становится хорошим тоном подчеркивать экспрессию слов побиванием чужой посуды. А Мэва с недосыпу нервная, как самка леригона в брачный период. Устыдилась. Закончила уже тихо. — Следи за языком.

— В смысле…

— Я к тому времени уже ослеп и не мог тебя видеть. Мэва это имела ввиду. — В отличие от подруги Джоша слова не задевали. Человек рассказывает, как запомнил.

— О, точно. Извини. Забыл. Ну да, да, точно! Ты ж не мог нас видеть! Я так и написал в отчете… Совсем память… Да, ты не видел. Из группы были я, Алекс, Дан, Эд, Феликс. Блок ломал Эд. Я первым заходил.

— И больше никого? Я имею ввиду, Темный был один? И никаких остаточных от «прыжков»? Хорошо, ладно. Дальше что?

— Дальше стандартно. Отправили тебя в наш медбокс, оттуда почти сразу переправили Наверх. Ты совсем ничего не помнишь?

— Совсем, — и последний, контрольный вопрос. — Что тебе было за ликвидацию мага?

— А это важно? — подозрительно и колюче осведомился Богуслав. И правильно, а кому приятно о щелчках начальства по собственному носу распространяться?

Умница-Мэва понятливо подхватила:

— Да нет, не особо. Не для протокола. Просто любопытно.

— Ааа. Да ничего особенного — выговор, лишение премии, перевод на пять месяцев в Закопане, их «помойку» чистить. Приятного мало, но со Службы не поперли.

Ну да. Нужно признать, что хоть чистка «помойки», то есть работа с местами Темной силы, трудная, тяжелая, требующая крепости нервов и абсолютной небрезгливости, дельце неприятное, и после работы оперативником даже унизительное, но само по себе наказание довольно мягкое. Ту же Мэву и за меньшее… Это у начальства или сентиментальное настроение было, или… Или — начальству отстрел мага был выгоден.

— Повезло. Ну, все, вроде больше нет вопросов. Мэв?

— Несколько уточнений. В каком состоянии находился Джош, когда вы его обнаружили?

— Я…э… не могу… в смысле, с ним Алекс занимался. Я не знаю. Отчеты у медика возьмите, если это важно.

— Хорошо. Перед тем, как отправляться на поиски Джоша, ты докладывался начальству?

— Нет.

— Даже по телефону не сообщал? — коллега к чему-то клонила, но пока ее мысль Джош не улавливал.

— Нет.

— Почему? Ты же должен был получить разрешение? — гнула неведомую напарнику линию Мэва.

— Я ж сказал — не восприняли всерьез сначала.

— Ладно. С телом Темного наши патологоанатомы работали или Верхние?

— Верхние.

— Тебя сразу, на следующий же день в Закопане отправили или после?

— Через три дня. Слушай, что за странные вопросы? Вы в чем-то меня подозреваете?

Мэва вздохнула:

— Подозреваем, но не тебя. Спасибо. Мы узнали все, что нужно было. Извини, что оторвала от работы.

— Тогда я пошел? — с явственным облегчением поинтересовался Богуслав.

— Да, конечно.

Едва отзвенели последние тонкие колокольцы «прыжка», Мэва щелкнула своим диктофоном и безапелляционно заявила:

— Он знает гораздо больше, чем нам сказал. И что-то скрывает. Нечто важное.

— С чего ты взяла?

— Чутье…

Да, чутье… это такая штука, которая начисто отсутствует у Джозефа Рагеньского и обязательно имеется у всех женщин и хороших оперативников. Мэва же — соединение того и другого, посему оснований ей не доверять у Джоша не было. Более того, не доверять Мэве — опасно. Спорить с ней — еще опасней. Выведать бы еще, чего знает, но Джошу не говорит сама напарница. Что-то скрывает она? Нечто важное.

— И что говорит тебе твое чутье? — Джош позволил себе улыбку, надеясь, что вышла она чуть ироничной, но необидной. Впрочем, за свою мимику он отвечать уже не мог. Лицо давно стало чужим.

— Говорит, разбираться нужно. Вынюхивать. — В тон ответила Мэва. И продолжила — уже серьезно. — Во-первых, слишком уж легко он отделался. Если уж некромант обладал ценными сведениями… Хотя, если это Сикорски решал вопрос с наказанием, то… Ладно. Будем считать, Корчеву просто повезло. Но еще одно — он говорит, не доложился начальству! Это ж бред! Как можно было…

— Я тоже никому не докладывался, когда к Темному поехал Так что теперь? — спокойно заметил Джош.

Законопослушная, всегда следующая должностным инструкциям Мэва ах задохнулась от возмущения:

— Идиоты! Видит Свет — идиоты! Оба! Мало того, что это прямое нарушение должностных обязанностей… Так поглядите, к чему привело!

— Ладно, ладно… — примирительно кивнул Джош. — Идиоты, особенно я. Но я всего лишь имел ввиду, что здесь он соврал, что это вполне естественно. Что-то другое…

— Тогда снова прослушаем запись?

«…Я проводил перекличку патрулей…. Но я думал, ты просто забыл или после «выезда» решил не заскакивать лишний раз в отдел…» Фразы. Собственный голос на записи звучал непривычно и чуждо — глухой, хрипловатый. Неприятный. «…Нашли тебя с этим выродком… Правда, барьер у него серьезный стоял — еле пробились…» И опять тот же незнакомо-собственный голос. Я не я. Или нет, правильней — я, я и еще раз я. Кукла для обряда вуду — голос есть, человека нет. Или человек есть, но вокруг пусто — темнота. Отвратительное раздвоение. Потом Мэвин голос. Трещит, как при радио-помехах. «В каком состоянии находился Джош?..» Вот здесь — теперь чувствуется: фальшь и неуверенность. «Я…э… не могу… в смысле, с ним Алекс занимался. Я не знаю…» Как это должно было выглядеть? Как это… Снова чужой, со стороны голос — запись пошла по кругу: «…Я думал, ты нас узнал…».. А я к тому времени уже ослеп… ослеп… ослеп…

/…Свет любил Джоша. Но слишком уж извращенно. В голове было пусто и больно, когда выворачивали наизнанку и натягивали, словно перчатку, когда полоскали мозги, как грязное белье, а потом отжимали и развешивали сушиться. Попутно переговаривались, обсуждали Джоша высокими птичьими голосами.

— Ну же, парень, расслабься! Опусти блок! Я всего лишь гляну. Ничего, ничего… — Так бормочут, когда что-то сосредоточенно паяют или складывают паззлы — отстраненно, почти безразлично.

— Нам не пробить блок! Может, оставим? — а это — целая птичья стая, заполошная и суетливая.

— Рафаил, вы неверно оцениваете его состояние… — профессорский баритон.

— Ему не должно быть слишком больно. Мы не делаем ничего такого… — тот, задумчиво-отстраненный.

— Ага, ломаем блок… Ничего такого, конечно. И совсем не больно… — елейным голоском пропел еще кто-то из шумной птичьей стаи. И сорвался на яростный, непривычный в Верхнем крик. — Убьете парня!

А меж тем боль становилась просто невыносимой — ввинчивались в висок тупые сверла, да еще темно. Да еще спорят, теперь обсуждая каких-то там к черту Темных… на потолке тени…

— Мне… больно. Очень.

И голос был чужим, откуда-то извне. Это рядом тоже кто-то мучается? Кто? У кого голос настолько слаб, что почти невозможно разобрать во всплесках спора?

— Скоро перестанет болеть, потерпи. Мы почти все сделали. Ты молодец… Скоро будешь спать… — Утешали. И Джош понял, что утешают его — ласково перебирали волосы на затылке, где было всего больней. Значит, и жаловался тоже сам Джош. — И спать, и отдыхать. И твоя Луиза придет. И твоя мать. Хочешь с ними поговорить? Нет? А чего хочешь?

Голос убаюкивал, обещал покой и позволял наконец расслабиться. И Джош признался:

— Спать хочу. Только при свете. Можно включить? И чтобы уже перестали… — И в это безвольное размягчение, когда Джош не ожидал и не успел заслониться, они и ударили. Да так, что оставалось только взвыть волком и перестать быть.

Сквозь небытие торжествовали:

— Получилось! Это совершенно точно обряд открытия Источника! Нейтрального! Обратите внимание, четвертый, в ногах у парня, Светлый! Видите? Совершенно определенно Светлый! Откуда бы ему там взяться… А вот это — чаша Валира! На гравюрах она именно так выглядит… Есть она в описи вещдоков? Нет! Найти! Это же мощнейший артефакт! Это же… находка века!

Чему они радуются?…

— Пусть парень отдыхает. Часов пятнадцать можно. За это время попробуйте сконструировать модель ауры того Светлого, найдите в архивах информацию на чашу… Да, пусть мальчик отдыхает. Завтра взломаем последний барьер.

— Но…

— Благо Баланса прежде всего, Карина. Вы еще слишком молоды… Но Светлый! Только подумайте! Четвертый участник Светлый! Кто?! Найти!

Тогда Джоша укутали в легкую вату, лоб остудили льдом и рассветной влагой, а после опустили в пустоту с головой. Боль ушла…

Но перед этим, уже на грани слышимости прошелестели:

— Но про Светлого и чашу — не для протокола. И — неразглашение. Личная ответственность. Нельзя, чтобы…/

Боль ушла, ушли даже дальние её отголоски, но свет так и не включили. Джош с удивлением обнаружил, что лежит щекой в подушку — наволочка неприятно потная, ногами в кроссовках прямо поверх одеяла. И что очень тихо. А были… диктофон… Мэва… запись опроса.

— Мэва?

— Я здесь. — Что щелкнуло. Тут же, как по команде, загудел, включаясь, холодильник.

— Что это было? — И зачем Мэва так близко — на полу рядом с кроватью, кажется, сидит. Дышит в лицо.

— Когда? — отодвинулась. Скрипнула половица.

— Только что? Что со мной было?

— А что было только что? — полное непонимание в голосе. Мэва уже где-то в районе стола.

— Ну… сейчас? Мы же…

— Сейчас ты спал. Мы слушали запись допроса, потом я ушла греть ужин, а ты прилег отдохнуть. — Терпение санитара, успокаивающего буйного пациента психиатрической клиники. Все эти неприятные клочья…

— Но… — Джош смутился, сел, потер ноющий висок.

— Ты устал, ты еще не вполне здоров, наверно. А ужин ждет. Будешь?

— Не хочется пока.

Мэва или зачем-то пудрит напарнику мозги, или это — ку-ку! дожились! — провалы в памяти. Но не помнил Джозеф, чтобы уставал и ложился спать. И никогда, ни при каких обстоятельствах он не лег бы на кровать в обуви — крепко вбитая матерью привычка. И не лег бы, не снимая свитера. Потом ощутил, что чего-то не достает. Не сразу догадался — не врезается в бедро твердый шестигранник диктофона. Недоверчиво обшарил карманы брюк — диктофона в них не наблюдалось. Обшарил кровать — не нашел. Куда он мог?…

— Мэва. Ты не видала мой диктофон?

— Нет, а что?

— Найти не могу, а он мне срочно нужен, — и не стараясь скрыть раздражения (со сна голова тяжелая, чугунная, еще и досадная потеря), процедил Джозеф сквозь зубы.

— Нет, точно не видела. Я даже не знала, что он у тебя есть. Хочешь, завтра из Отдела принесу? Ты оперативник, тебе положено… — беспечно прочирикала Мэва, гремя тарелками.

— Мне нужен мой. — Нет, срываться на подругу Джош хотел меньше всего.

— Тогда ищи.

Джош искал весь оставшийся вечер. Когда Мэва ушла, даже залез под кровать и там ощупал каждый сантиметр пола. Не обнаружил. Диктофон словно испарился. А ведь там хранились скромные плоды скудных мыслительных потуг Джоша. И срочно требовалось записать свой то ли сон, то ли бред…

Но Мэва была так естественна. И, черт, этот припадок. Предсказанные Гауфом сутки наркотических мучений истекли, однако нечто, опрометчиво названное Мэвой сном и отдыхом, подозрительно смахивало на те самые наркотические галлюцинации. И когда Джош очнулся, она сидела совсем близко, словно… ждет и прислушивается, а не выболтает ли напарник в бреду чего важного. И ночью оставалась. И тот щелчок — не щелчок ли диктофона? Опоила? Но когда успела? Кофе? Были ли у кофе странный привкус или сладковато-приторный запах опиата? Джош и внимания за допросом не обратил. Скверно. Но кроме Мэвы… был и Богуслав. Который так внезапно исчезал из жизни Джоша и который что-то скрывает. Нет, он все же вне подозрений. Если у него и были какие-то инструкции относительно слепого коллеги, то уж к наркоте они никакого отношения иметь не могли — перед допросом Богуслав к Беккеру заскочить просто физически не успевал.

Но Мэва… неужели все-таки подстава? Или паранойя. А и вообще — так и наркоманом недолго стать… Везет же Цезарю. В его собачьей жизни происходят только приятные перемены: то косточкой угостят, то опять запустят на хозяйскую кровать — после ухода Мэвы дома стало слишком одиноко, чтобы еще и по углам разбегаться, как крысы какие. И Цезаря никто не подставляет, и уж Цезарь точно не страдает паранойей.

А бред… если отбросить долгое, нервное моральное оцепенение после… ну, ломать блоки, как бы то ни было… больно… вышел содержательный. Одна из теней на потолке — тень Светлого. Заново обдумав эту новость, Джош внутренне поежился. Светлый. Мог ли это быть… Да хоть кто из отдела мог быть! Тогда даже логичными и объяснимыми становятся некоторые моменты… Сделали ли Иерархи слепок ауры? Спросить или не стоит? Полезно было бы иметь хоть какую-то ориентировку. Впрочем, чушь — ни зрения, ни магических способностей. Какой смысл от слепка, если оперативник не то, что сличить его с аурой подозреваемого, а вообще увидеть не сумеет?

И, кстати, ответ на недавний вопрос — чаша из человеческого черепа оказалась аж чашей Валира, легендарным артефактом. Смутно припомнилось, что чаша вроде создана в раннем средневековье и утеряна в пятнадцатом веке. Выточенная талантливым кельтским магом Валиром, она идеально аккумулировала любые энергии в любых объемах — так гласила легенда. Но чаша пропала, и теперь уже ученые и не надеялись узнать, так ли она хороша, как о ней писалось. Однако Верхние не могут ошибаться — скорее всего, чаша Валира и была. Отдельный вопрос — как её удалось отыскать спустя пять веков после утраты. Ясно одно — в описи артефакта нет. Скорее всего, те ребята и прихватили чашу с собой. Очевидно, она важный компонент обряда, если уж они некроманта своего бросили, а чашу забрали. Верхние, небось, теперь локти с досады кусают.

Оставался еще вопрос искренности Богуслава, его странном промахе мимо ноги Темного (и прямо тому в голову, вот незадача!)… Но вопрос естественным образом был отложен назавтра, ибо в первом часу ночи рабочий день оперативника Рагеньского все же подошел к концу.