"Глаза тьмы" - читать интересную книгу автора (Зорина Светлана)

Эпилог

Акамин и Аххан ещё успели полюбоваться на правнуков. Черноокая смуглянка Диннара и светлокожий синеглазый Сагаран появились на свет в один день. Многие увидели в этом перст судьбы. И не ошиблись. Эти двое были неразлучны. Они вместе бродили по лесам, носились на резвых хортах в пустыне за Улламарной, лазили по горам… А когда они, гуляя по некрополю, подходили к надгробиям огненного тиумида Сагарана и Диннары, дочери Акамина, диурин на этих могилах начинал светиться.

Все, кто знал покойную аттану, говорили, что юная Диннара — вылитая бабка. Амнита ни с кем не спорила, но она считала, что глаза у девочки отцовские. Не говоря уже о характере. У Диннары довольно рано обнаружились способности к таннуму, и с десяти лет она начала заниматься в школе нумадов, которую открыл при Уллатаме её отец. Утратив прежнюю власть над камнем и над танхами, Диннар всё же остался хороши нумадом-арканом и давал уроки на всех трёх ступенях, но уделять этому слишком много времени он не мог. Как бы ни заботились об Акамине лучшие в Улламарне нумады-саммины, старик слабел с каждым годом, и лет через пять после того, как его внук с женой обосновались в Белом замке, управление мином полностью легло на плечи Диннара.

Сразу после возвращения в Улламарну законного наследника Фаюм и Канхаир уехали отсюда, продав свои дома и земли. Один перебрался в Лаутаму, а другой ещё дальше — в Хортангу. Диннара это позабавило. Он ни с кем не собирался сводить счёты, но удерживать этих двоих не стал. Поместье Фаюма купил земледелец из Валлондорна, разбогатевший на торговле холой. Чистокровный валлон, он когда-то вопреки воле родителей женился на сантарийке. Её умение управлять нигмой позволяло им собирать хороший урожай даже в засушливые годы. Поселившись в северном мине, супруги занялись выращиванием велеса. Тем же занимались их дети и внуки. Уже в следующем цикле Улламарна вернула себе былую славу лучшего в Сантаре производителя голубого вина.

Диннар не оставил скульптуру. Теперь, когда обработка камня требовала от него гораздо больше времени и сил, он предпочитал дерево и глину. Но его искусство по-прежнему восхищало людей. Молодые ваятели со всех концов Сантары приезжали к нему учиться, в Улламарне появлялись новые мастерские. Глухая северо-западная провинция постепенно превращалась в один из культурных центров. Самые одарённые из сыновей Диннара стали известнейшими ваятелями и ювелирами. Акамин не возражал, когда внук изъявил желание перевезти в Улламарну своих отпрысков от марвидских женщин. Иные, повзрослев, стали землевладельцами. После пустыни Улламарна казалась им просто сказочным краем, и выращивание бесподобных на вкус плодов, которые рождала эта богатая земля, доставляло им удовольствие. Но большинство сыновей Аль-Маррана вернулись в пустыню. Многие стали основателями новых городов, для благоустройства которых они охотно приглашали сантарийских нумадов и валлонских учёных. В пустыне создавались оросительные системы, было прорыто множество каналов, вокруг поселений расцветали сады.

— Скоро к западным городам вернётся былое величие, — говорил отцу Айдан, ставший правителем Сатхамы.

Тот каменный город, который когда-то украсил своими творениями юный Диннар, был теперь лишь небольшой частью новой Сатхамы. Его берегли, как святыню, ничего там не трогали, а приезжих туда пускали маленькими группами в сопровождении специальных служащих. Гостям обязательно показывали храм Чёрной Звезды и могилу старой Сатхи, няни Аль-Маррана, к которой он был очень привязан. Первое, что он сделал, приехав в пустыню после своих земных и небесных приключений, так это издал закон о защите марканов. Этот закон потом строго соблюдали все западные правители. Каждый, вступая на трон, клялся защищать марканов от притеснений и насмешек. Для калек и слабоумных строились благотворительные заведения. К счастью, рождение неполноценных детей постепенно сокращалось, а с тех пор, как пустынные жители начали заключать браки с сантарийцами, и вовсе стало редкостью. Там более что решать эту проблему марвидам помогали нумады-саммины.

Дорога через горы, которую проложил «болотный великан», была теперь ровной, гладкой и удобной для проезда. Вторую такую дорогу из Сантары в Валлондол прокладывали двумя скантиями западнее Улламарны. Статую Маррона вернули на прежнее место, а бородатый великан вскоре украсил главную площадь новой Сингатамы. Душу «валлонского бога» освободили лишь спустя пятьдесят лет. Долгий сон в камне помог ей всё забыть, и больше она никого не тревожила. Возможно, тот, кто когда-то был Ангамиром, сыном Санхава, а потом сто сорок лет исполнял роль «живого бога», впоследствии жил недалеко от центральной площади Сингатамы… А может, родился где-нибудь в Валлондоле и с интересом слушал рассказы своего деда о войне и о битве двух каменных исполинов.

Подземный дворец стал сокровищницей потомков Уллавина. Часть ценностей Диннар распределил между своими детьми. Дочери получили хорошее приданое. Диннар считал своим долгом устроить их будущее. Впрочем, это оказалось нетрудно. Подрастая, черноглазые красавицы одна за другой выходили замуж за сантарийцев, которые были счастливы породниться с человеком, чьё имя стало легендой.

Длившаяся несколько лет связь Тиинат и Симмилаха так и не закончилась свадьбой. Молодой нумад взял в жёны дочь одного из улламарнских аттанов, хорошенькую, но ничем не примечательную женщину, способную лишь на одно — рожать детей. Тиинат с достоинством пережила этот удар судьбы. Только близкие знали, как ей тяжело.

— Наверное, я была о себе слишком высокого мнения, — сказала она однажды Амните. — Никогда не думала, что меня променяют на такое ничтожество.

— Тиинат, ты не стала хуже оттого, что Симмилах выбрал другую женщину, — улыбнулась Амнита. — Возможно, с ней ему проще.

— Выходит, это правда, что мужчины не любят сильных женщин…

— Если сами недостаточно сильны. Я знаю, Симмилах разочаровал тебя, но это ещё не конец жизни. Ты ещё встретишь того, кто тебя достоин.

— Не беда, если и не встречу, — пожала плечами девушка. — Я никогда особенно и не стремилась выйти замуж.

Тиинат долгое время работала в школе нумадов при Белом замке. Ей было уже двадцать пять, когда судьба свела её с Альгиером, сыном Вильманда, молодым аристократом из очень древнего валлонского рода. Первый раз он приехал в Улламарну вместе с Эрлином, а через полгода увёз Тиинат в Эриндорн, где счастливые молодожёны поселились в роскошном особняке недалеко от Солнечного дворца. Теперь у юной Диннары, которая была очень дружна с Тиинат, появился повод почаще бывать в Эриндорне. Ведь Сагарану, как первенцу и наследнику Эрлина, предстояло впоследствии занять трон правителя Валлондорна, и чем старше он становился, там больше времени ему приходилось проводить в столице своих будущих владений.

Эрлина нисколько не огорчало, что сын не унаследовал его тяги к техническим наукам. Сагаран был прирождённый правитель. Спокойный и рассудительный, он с самых юных лет удивлял окружающих своим здравым смыслом и дальновидностью. Обладая блестящими способностями и прекрасно усваивая все науки, он отдавал предпочтение истории и философии. Сагаран ещё в детстве прочёл и привёл в порядок все летописи и мемуары, которые хранились в горном замке. Эрлин сделал там одну из своих резиденций. Теперь недалеко от дворца была взлётно-посадочная площадка. Семья правителя Валлондорна и их друзья летали туда на небольших дайверах.

Живя в Эриндорне, Сагаран много времени проводил в библиотеке. Он изучал хроники, а также исследования Айнагура по языкам. Наследник знал толк в изящной словесности, а стихи, которые он писал с десятилетнего возраста, нравились не только членам его семьи. Правда, Сагаран не придавал своему литературному творчеству особого значения и никогда не изъявлял желание что-либо опубликовать. Лишь после смерти Сагарана его внук Эрлин издал его сочинения: стихи, поэмы, историко-философские труды и жизнеописания знаменитых людей, в том числе его родителей и кое-кого из их не менее известных современников.

Благодаря своей доброте и чуткости Сагаран легко располагал к себе людей всех возрастов и сословий, а безошибочная интуиция, унаследованная им от матери, позволяла ему находить подход к каждому и с каждым брать верный тон. Все дети Эрлина и Гинты пользовались симпатией окружающих — и в Валлондорне, и в Ингамарне, и в других минах, но Сагаран казался всем живым воплощением согласия, которое наконец-то воцарилось между двумя племенами. Настолько гармонично слились в его внешности и в характере черты валлона-отца и сантарийки-матери. Белокожий, как Эрлин, он имел иссиня-чёрные, как у Гинты, волосы. Только у Гинты волосы были прямые, а у Сагарана волнистые и завивались на концах крупными локонами — как у Эрлина. Узкий овал лица делал его похожим на чистокровного лирна, но большие, чуть раскосые глаза сияли яркой сантарийской синевой. Не получив отцовской способности долго находиться под водой, Сагаран унаследовал его огромную физическую силу. Ловкость же и гибкость, которой славились сантарийцы, у него были скорее от матери. Состязания по син-тубану он выигрывал даже у молодых нумадов. И ещё… У Сагарана с детства была какая-то таинственная связь с огнём. В восьмимесячном возрасте он заполз в горящий камин. Няня вытащила его оттуда довольно бистро, но при этом успела сильно обжечься. На его же теле не осталось ни одного ожога. Люди не раз замечали, что при его появлении свечи или пламя камина вспыхивали ярче, как будто приветствуя его. Всё это было странно, потому что способностями к таннуму Сагаран не обладал. Его анх не позволило бы ему стать даже простым колдуном. Одна только Гинта ничему не удивлялась. Обожая всех своих детей, к этому сыну она питала особую привязанность. Между ними была такая духовная близость, что Эрлин порой немного ревновал свою жену к своему первенцу.

Никого в Валлондорне не смущало, что невеста будущего правителя — черноглазая колдунья, дочь того, кого называли то сыном Маррона, то демоном тьмы. Все знали, сколько он сделал — Диннар, сын Диннары — для того, чтобы в Сантаре… да и на всей Эрсе сейчас жили спокойно и счастливо. А колдунами теперь уже не пугали даже маленьких детей.

Упрямая и решительная Диннара ещё в подростковом возрасте настояла на том, что она будет жить в Эриндорне, в доме Альгиера и Тиинат.

— Здесь тоже есть школа нумадов, — заявила девочка. — Я знаю, что пожениться мы пока не можем, но я не хочу расставаться с Сагараном так часто и надолго. Он тоже не хочет.

Оспаривать это не имело смысла.

— Это не девчонка, а огонь, — говорили люди, глядя на Диннару. — Они с Сагараном такие разные. Даже странно, что они всё время вместе.

Гинта улыбалась, когда слышала подобные речи. Уж она-то знала, что Сагарана всегда тянуло к огню…

Эрлин большую часть года проводил в Эриндорне. А поскольку они с Гинтой тоже не любили расставаться, ей часто приходилось надолго оставлять Ингамарну, поручал дела родного мина членам своего Совета, благо, ей было на кого положиться. К тому же, в краю лесов и радужных гор жизнь протекала куда более спокойно, чем в центре. Эрлин говорил, что в Ингамарне гораздо больше людей, которым он может доверять, чем в Эриндорне, где в течение многих лет интриги и искусно завуалированные конфронтации были привычным стилем жизни.

— Не так-то просто ломать старые добрые традиции, — горько шутил он.

И всё же супруги старались проводить в Ингамарне в среднем хотя бы три-четыре тигма в году. Все их дети появились на свет в Радужном замке, и детство их в основном проходило здесь. Иногда счастливое семейство наведывалось в горный замок, но больше всего Эрлин и Гинта любили летать туда вдвоём. Амнита с Диннаром прекрасно их понимали. Они и сами изредка сбегали от всех в подземный дворец.

Дружеские отношения, которые сложились между двумя этими супружескими парами, с годами только крепли. Их дети росли вместе. В обеих семьях было по три сына и по две дочери.

После Диннары Амнита родила сына, получившего имя Танамнит. Он очень походил на своего отца и, разумеется, на деда, в честь которого его и назвали. Танамнит унаследовал трон правителя Улламарны. Минаттаном он стал уже в пожилом возрасте, но правил довольно долго. Следом за Танамнитом на свет появился Айнар. Внешне вылитый сантариец, он походил на своего прадеда Акамина. А от матери он унаследовал способности к техническим наукам. Подростком Айнар уехал в Эриндорн, где с блеском закончил сначала среднюю, потом высшую школу и стал одним из виднейших учёных.

Третий сын Амниты и Диннара походил на мать. Родился он на стыке осени и зимы, в период, когда цветут хеймоны — загадочные зимние цветы, осыпающиеся перед первым снегопадом. Так его и назвали — Хеймон, тем более что это имя очень подходило хрупкому, бледному ребёнку со светлыми, серебристыми волосами. Но хрупким он был только с виду. Он ещё лежал в колыбели, когда Амнита чувствовала исходящую от него силу. Хеймон рос замкнутым, впечатлительным и постоянно пугал окружающих своими странными фантазиями. Даже его родным братьям и сёстрам иногда было с ним неуютно. Амнита и Диннар относились к этому гораздо спокойнее других. Они знали, что внутреннему зрению этого ребёнка открыты какие-то никому неведомые миры. Обычно так проявлялся дар амнитана. Но сны, которые иногда рассказывал маленький Хеймон, всё-таки настораживали его мать. Она поняла, что его посещают видения, очень похожие на те картины, которые ей когда-то показывала Трёхликая.

— Ну и что? — пожимал плечами Диннар. — Пережитое тобой вполне могло отразиться на ребёнке, которого ты носила под сердцем, тем более что наш Хеймон — необычный ребёнок.

— Даже слишком… Уж не послан ли он мне оттуда? А если да, то с какой целью? Или с какой миссией… Я не жалею о том, что мы пережили, но я не хочу, чтобы мои дети страдали.

— Кто же этого хочет, дорогая? Но как бы мы ни старались, мы не сможем уберечь их от всего на свете. А пугаться заранее не надо.

Учиться в школе нумадов Хеймон начал лет с семи, почти как Гинта. А в восемнадцать он уже считался одним из лучших амнитанов Сантары. Ему были открыты многие миры, но больше всего его интересовал спутник Танхара — Аль-Даан.

— Белая звезда! Опять она, — в отчаянии говорила Амнита. — Опять что-то связанное с ней! И с Камой… Неужели мы никогда не избавимся от этого кошмара?

— Это всё твои выдумки, — успокаивал её Диннар. — Просто этот кошмар всё ещё живёт в твоей душе. Камы больше нет…

— Диннар, часть её тела осталась в этом мире, ты же сам знаешь… Кама преследует меня, как призрак мертвеца. Теперь она взялась за моего сына…

— Перестань. Ты же сказала, что перед гибелью она примирилась с тобой.

Диннар был прав. Страхи Амниты оказались напрасными. Аль-Даан не причинила вреда ни ей, ни её сыну, ни кому-либо вообще. У Хеймона действительно с самого детства установилась связь с этой небольшой ангамой, которую на Танхаре называли Белой Звездой, а на Эрсе — луной Танхара. И картины, которые он видел, были в материи Аль-Даан. Ведь Белая Звезда частично состояла из аллюгина. А помимо аллюгина и марр, она содержала в себе звёздное вещество, из которого состоял древний Танхар в момент столкновения его обломка с Камой. То, что для краткости называли звёздным веществом, на самом деле имело сложный состав, примерно одинаковый у каждой звезды. Танхар, который получил это насыщенное энергией вещество от белой звезды в созвездии Ллир, сформировался всего лишь как ангама. Он остыл, и все его элементы перешли в другое состояние. Но то, что попало в настоящее время и стало частью ангамы Аль-Даан, было именно звёздным веществом. Его было очень мало. Аллюгин и марр, соединившись с ним, поглотили его, растворили в себе, но в результате этого слияния, возможно, по прихоти камарнов, а возможно, и по желанию их властелина, возникла какая-то новая, доселе никому не известная материя. Соединившись с аллюгином Камы, звёздное вещество оказало на него удивительное воздействие. Оно разбудило память Трёхликой. Аллюгин Белой Звезды начал воспроизводить все картины, которые когда-то имелись в материи Камы, и на их основе создавать новые. Причём Аль-Даан гораздо смелее играла образами, чем породившая её бледная луна. Странно, но бесплодная Кама всё же стала матерью, хоть это и стоило ей жизни. По сути, Аль-Даан была дочерью Танхара и Камы. Тёмный бог принял бледную богиню в свои объятия, и то, что возникло в результате этого рокового «союза», получило частицу его творческой энергии. Аль-Даан получила нерастраченную творческую силу Чёрной звезды, которая когда-то могла, но так и не создала свой мир, помноженную на энергию белой звезды из созвездия Ллир.

Заинтересовавшись луной Танхара, Хеймон выяснил, что её можно «спрашивать» не только о том, что знала Кама. Аль-Даан усваивала любую информацию. Можно было посылать ей в наоме любые картины и образы. Усвоив их, Белая Звезда создавала свои собственные — то есть отвечала на заданный вопрос. Правда, задать вопрос мог не каждый. Создающий картины для Аль-Даан должен был иметь очень сильное анх и связь с небесными телами, иначе говоря, дар амнитана. Оказалось, что среди хиссанов обладателей этого дара не меньше, чем среди сантарийцев. С тех пор, как дайвераны стали систематически летать на Танхар и обратно, жители Эрсы часто посещали Чёрную ангаму. Некоторые летали туда специально для того, чтобы спросить богиню о будущем. А иногда и о прошлом. Правда, служители Аль-Даан, как когда-то камаиты, говорили, что богиня даёт лишь возможные варианты будущего, и судьба любого разумного существа во многом зависит от него самого.

Аллюгина на Танхаре не было, и служители Аль-Даан общались с ней при помощи так называемых танаритовых зеркал. Сложный сплав, из которого их изготовляли, содержал измельчённый танарит.

— Между Танхаром и его спутником, вернее, спутницей, существует множество связей, природу которых объяснить непросто, — говорил Хеймон. — Но я знаю, что их таинственный союз явит миру ещё немало интересного.

Через несколько лет после окончания школы нумадов Хеймон поселился на Танхаре. На Эрсу он прилетал редко, хотя постоянно появлялся там в наоме. Звёздным нумадам не составляло труда навещать своих близких, живущих в других мирах.

После бурных событий, изменивших судьбу Танхара, Амнита и Диннар побывали там всего три раза. Их смущало восторженное почитание, которым их окружали искренние, добродушные хиссаны. Ангама очень изменилась, но гору с пещерой, где когда-то жили Амнита и Диннар, не тронули. Правда, теперь она почти терялась среди зарослей высокого кустарника, цветущего чуть ли не весь цикл белыми цветами, а к пещере вела тропа, вдоль которой красовались фигуры из танарита и светлого диурина.

После смерти Амниты и Диннара в этой скале сделали святилище Ар-Даана и Аль-Даан. На Танхаре один за другим появлялись храмы, украшенные изображениями двух звёзд — чёрной и белой. Когда Хеймон впервые увидел в каком-то храме статуи тёмного бога и его светлой супруги, он заметил, что его родителям не понравилось бы то, что из них сделали богов.

— Впрочем, какая разница, — добавил он, подумав. — Люди становятся богами, боги возвращаются в низшие миры, чтобы снова проделать путь к совершенству. Каждый новый путь сулит новые открытия, и, совершая очередное восхождение, трудно понять, на какой именно ступени ты становишься богом.

Младший сын Амниты и Диннара был единственным из их детей, кто не оставил потомства. Прожил он довольно долго и прославился как один из величайших звёздных нумадов за последние три тысячи лет. Многое в его судьбе так и осталось загадкой. Даже для его близких. После смерти Хеймона его ученик Фарид сделал запись: «Сегодня учитель покинул Эрсу. Мир, в котором он родится, далёк отсюда, но он похож на наш. Третья ангама в системе жёлтой звезды, прожившей примерно половину своего срока».

Хеймон был последним сыном, но не последний ребёнком Амниты и Диннара. Самой младшей в семье была светловолосая, очень похожая на мать Лиммея, любимица отца и красавица, чьей руки добивались наследники всех минов Сантары. И одного из них она выбрала. Лиммея стала женой Ранха, второго сына Эрлина и Гинты, который со временем занял трон правителя Ингамарны. Внешне Ранх был истинным сантарийцем. Он не отличался никакими выдающимися способностями, но подданные любили его за благородство, справедливость и доброту. Лиммея родила Ранху шестерых детей. Их брак был на редкость счастливым.

К сожалению, третий брачный союз, который должен был связать две семьи ещё более прочными узами, оказался неудачным. Красавица Линна, родившаяся пятью годами позже Ранха, походила на отца. Её белая кожа и серебристо-голубые волосы сводили Танамнита с ума, ещё когда они были детьми. Наследник Улламарны заявил, что не женятся ни на ком, кроне Линны. Взрослые смеялись, но эта идея им очень нравилась. Линна тоже не возражала. Она питала к своему другу и поклоннику искреннюю симпатию, которую ошибочно принимала за любовь. А вот что такое любовь, она поняла только на своей свадьбе — когда увидела Зиммирана, сводного брата своего жениха. Он вместе с другими братьями и сёстрами приехал в Улламарну поздравить Танамнита. Тридцатилетний Зиммиран был одним из лучших ваятелей Сантары, которого зазывали к себе многие правители, но он предпочитал жить в Сатхаме. Зиммиран тоже полюбил Линну с первого взгляда. После свадьбы он не вернулся в пустыню, а остался в Улламарне, согласившись украсить статуями дом и сад одного аттана. Работал он медленно и при каждом удобном случае появлялся в Белом замке.

Семейная жизнь Линны и Танамнита не ладилась. Юная супруга то целыми днями предавалась меланхолии, то становилась раздражительной и чуть ли не агрессивной. Танамниту порой казалось, что Линна его ненавидят. Она его избегала и большую часть времени проводила в школе нумадов, где вела занятая у ольмов. Линна закончила школу, основанную её прадедом при Ингатаме. Она была хорошим инвиром и лучше всех на севере Сантары умела вызывать дождь. Она вообще прекрасно ладила с духами воды — видимо, сказывалась наследственность со стороны отца-лирна.

Амнита первая догадалась о причине странного поведения своей невестки. И о причине, по которой Зиммиран остался в Улламарне. Похожий на отца Танамнит был любимцем Амниты, но как бы ни было ей обидно за сына, она знала, что в этой ситуации бесполезно кого-либо обвинять. Именно это она и попыталась объяснить Танамниту, когда чувства Линны и Зиммирана перестали быть тайной для окружающих. Конфликт между сводными братьями едва не дошёл до схватки. К счастью, разрыв Танамнита и Линны не охладил дружеские отношения между семьями, хотя эта история всех огорчила. Особенно Диннара. Танамнит был первым сыном, которого ему подарила Амнита, а Зиммиран — самым одарённым из его сыновей в искусстве ваяния. И вот теперь, по иронии судьбы, дети, которыми он так гордился, стали врагами.

Зиммиран и Линна уехали в Сатхаму, где прожили долгую и счастливую жизнь. Зиммиран был единственный из сыновей Диннара, кто мог сравниться в мастерстве со своим знаменитым отцом. Линна открыла в Сатхаме школу нумадов. Она родила своему мужу двух прекрасных дочерей и сына, который впоследствии стал нумадом, подарившим Эрсе новые сорта плодовых деревьев.

Пережив жестокое разочарование, Танамнит уехал путешествовать по стране. Ему хотелось развеяться, но получилось так, что эта поездка помогла ему найти своё счастье. В Валлондорне он познакомился с Вельдой, дочерью кораблестроителя Хильдура, девушкой красивой и образованной. Вскоре они поженились. Этот брак оказался удачным, и Танамнит никогда не жалел о разрыве с Линной, называя чувство, которое он когда-то к ней испытывал, восторженной детской влюблённостью.

— Кого только ни сводили с ума эти очаровательные и коварные потомки водяных богов, — шутил он. — К тому же у меня с детства перед глазами были такие чудесные пары, как мать с отцом и Эрлин с Гинтой…

Зиммиран и Линна потом нередко гостили в Уллатаме, а Танамнит с женой останавливались в доме Зиммирана и Линны, когда ездили на запад. Линна в свою очередь никогда на жалела о том, что отказалась от возможности стать минаттаной. Судьбе было угодно, чтобы через много лет трон правительницы Улламарны заняла её дочь Ралинда, ставшая женой Акамина, старшего сына Танамнита и Вельды.

Второй сын Амниты и Диннара, учёный-техник Айнар, обзавелся семьёй довольно поздно. Закончив высшую школу, он познакомился с известной в Валлондорне художницей Хельминой, которая была старше его на восемь лет. Его друзья и родственники считали эту связь временной, поэтому все очень удивились, когда через несколько лет Айнар решил жениться на Хельмине. Амнита поначалу была недовольна его выбором.

— Не понимаю, что тебе не нравятся, — сказал Диннар. — Может, посчитаем, на сколько ты меня старше?

— Это ни для кого не секрет, — ответила Амнита. — Но в отличие от тебя Айнар не сумеет раздобыть для своей супруги новое тело. Сможет ли она родить ему здоровых детей?

— Если даже у Айнара не будет детей, наш род не заглохнет, — засмеялся Диннар. — Я думал, тебя уже утомила эта орава сорванцов, которых наплодили Танамнит, Диннара и Лиммея. Лично мне было всё равно, родишь ты мне детей или нет. И вообще… Я что-то не пойму… Неужели женщина, заткнувшая за пояс всех учёных мужей Валлондорна, превратилась в кумушку, зацикленную на детях, внуках и правнуках?

— Да дело не только в её возрасте… Знаю я, какую жизнь ведёт эта эриндорнская творческая элита. Ничего страшного, если у этой Хельмины вообще не будет детей. А вот если она произведёт на свет урода, с которым они потом будут маяться всю жизнь…

Когда Айнар привёз Хельмину в Уллатам, чтобы представить своей семье, Амнита встретила будущую невестку любезно, но сдержанно, однако познакомившись с ней поближе, прониклась к ней симпатией. Миниатюрная светловолосая художница совсем не походила на утомлённо-вальяжную столичную диву, бледную от постоянного курения хавы и ситхи, а выглядела она так молодо, что Амнита осторожно поинтересовалась, не принимала ли она хармин. На чёрных рынках до сих пор торговали старыми запасами запрещённого снадобья. Этот вопрос только рассмешил Хельмину.

— Всех моих средств не хватит даже на одну порцию, — сказала она. — Я не принадлежу к числу модных живописцев. Картины мои расходятся плохо, а известна я в основном благодаря критикам, которое постоянно разносят меня в пух и прах.

— По-моему, в Эриндорне разучились ценить подлинное искусство, — заметил Айнар. — Но ничего, время всех расставит по своим местам.

Айнар оказался прав. Лет через двадцать за работами Хельмины охотились известнейшие коллекционеры Сантары и Валлондола, предлагая за них огромные суммы.

Айнap с женой всю жизнь прожили в Эриндорне, в уютном двухэтажном особняке с садом и маленьким озером. Они много путешествовали и нередко гостили в Уллатаме. Через два года после свадьбы Хельмина родила сына Ильманда, который впоследствии стал известным архитектором и художником-монументалистом.

Глядя на Амниту и Гинту, никто не удивлялся, что их мужья, прожив с ними уже столько лет, даже не смотрят на молодых красоток. Казалось, дети и внуки наполняют этих удивительных женщин новыми жизненными силами, а годы шлифуют их красоту, придавая им все больше изящества и величия.

— «Наши нитонисёмки», — вспомнил однажды Эрлин, когда они с Диннаром разговорились о далёкой юности. — Как бы ты тогда отреагировал, если бы тебе сказали, что эта учёная девица станет твоей женой?

— Я бы просто не поверил. Эта женщина уже тогда была для меня всем… Я только о ней и думал, но… Я никогда не верил, что буду счастлив.

— А я всегда говорил тебе, что будешь.

— Ты всегда оказываешься прав. Помню, в те времена меня это даже злило. Но чем старше становишься, тем меньше раздражает чьё-то превосходство.

— Кто бы говорил! Уж чего я никогда не испытывал, находясь рядом с тобой, так это чувства превосходства. Кажется, духи-создатели готовы были принять тебя в свою компанию…

— Я предпочитаю компанию старых друзей.

Гинте было уже под сорок, когда она родила сына и дочь, которых в Ингамарне сразу прозвали божественными близнецами. Вальгам был копией своего отца. Его смуглая, синеглазая сестра походила на мать, а ещё больше — на покойную бабку. Называя новорожденную дочь именем своей матери, Гинта просила богов, чтобы эта Синтиола оказалась счастливей той.

Судьба была благосклонна к обоим близнецам. Счастье сопутствовало им всю жизнь, причём любовь и восхищение, которыми их окружали с раннего детства, нисколько их не испортили.

— Вот теперь божественные близнецы действительно вернулись к людям, — говорили и валлоны, и сантарийцы. — Отныне союз детей воды и детей земли прочен и нерушим.

С двенадцати лет Вальгам почти постоянно жил в Линдорне, правителем которого он должен был стать, достигнув совершеннолетия. Пока там правил назначенный Эрлином наместник — Бирнан, сын Вильегарда. Кое-кто в Валлондоле считал, что ему и следует занять трон лимнарга, но таких было очень мало. Никто не сомневался в том, что Эрлин — представитель славной линдорнской династии. В южном лимне всегда правили потомки водяных богов. Однажды люди обидели лирнов, и водяных боги покинули страну озёр. Теперь они наконец-то вернулись, а значит прежний порядок должен быть восстановлен, и Линдорн снова должен стать владениями лирнов. К тому же, обитателей Валлондола радовали перемены, которые принёс сюда Эрлин. Страна процветала как никогда. Сантарийские нумады выращивали новые рощи и сады, учили местных жителей сеять культуры, дающие богатый урожай. Сантарийские мастера вместе с валлонскими строили здесь дома, дворцы и храмы. Жизнь в Валлондоле кипела, и каждый день приносил что-то новое и интересное.

Самое удивительное, что в Валлондоле и в Сантаре стали иногда рождаться дети с серебристо-голубыми волосами. С одной стороны, удивляться было нечему. В период могущества Линдорна лирны, хоть и старались блюсти чистоту крови, всё же иногда заключали браки с простыми валлонами, и брак легендарных Эрлина и Гильды был не единственным исключением из правила. Кроме того, у многих представителей линдорнской знати то и дело рождались побочные дети. В их жилах тоже текла божественная кровь, которую они передавали своим детям, внука, правнукам…

— Но почему же за последние двести с лишним лет не родилось ни одного ребёнка с голубыми волосами? — недоумевали люди. — С тех пор как пал Линдорн и установилась власть абеллургов, таких волос не видели ни у кого, кроме «живого бога». Допустим, в Сантаре абеллурги и их приспешники могли уничтожить детей, похожих на созданного ими «бога», но в Валлондоле абеллургов не было… Почему такие дети стали рождаться только сейчас?

— Значит, лирны действительно вернулись, — сказал один старый служитель Линда. — Водяные боги окончательно простили людей.

Другого ответа, похоже, не было, да его никто и не искал. Главное, что жизнь налаживалась.

Вальгам жил в доме Бирнана, который относился к нему одновременно как к сыну и как к своему будущему правителю. Собственных детей у наместника не было.

— Потому он и не держится за власть, — говорили некоторые. — Передать-то её всё равно некому.

Эти разговоры то и дело доходили до наместника. Он лишь снисходительно улыбался.

— Глупцы не понимают, что власть — это бремя. Я бы не желал такого удела своим детям, если бы они у меня были. Вальгаму, сыну Эрлина, потомку Ральда Прекрасного, Эрлина Непобедимого и Вальгама Мудрого, этот удел назначен богами, и не нам с ними спорить.

Повзрослев, Вальгам занял трон лимнарга и женился на красавице Эрмине, дочери Лангора, правителя Вириндорна, чей род восходил к Даанберу, сыну легендарных Эрлина и Гильды. У Эрмины был старший брат Альдан, который без памяти влюбился в Синтиолу, приехавшую в Линдорн на свадьбу Вальгама. Синтиола к тому времени уже прославилась как искусная нумада-инвира. Через год она стала женой Альдана, а через пять лет, после смерти Лангора, правительницей Вириндорна.

— В краю лесов опять живёт любимица лесной богини, — шутил Альдан.

Синтиола была так же счастлива в браке, как и её брат-близнец Вальгам. Их дети часто играли вместе, а сидя по вечерам у камина, рассказывали друг другу легенды и предания — о богах и демонах, о битве гигантов, о Ральде Прекрасном и о чёрном абеллурге…

— А правда, что в Айнагура ещё в детстве вселился демон тьмы? — спросил однажды у нумада Хеймона кто-то из его многочисленных племянников. — И потому он стал таким злым…

— Может быть, — ответил тот. — Глаза тьмы видят всё. Но не надо пускать её к себе в душу.

Чёрного абеллурга давно уже не было в живых. Он умер вскоре после того, как Эрлин освободил Гинту из каменного плена. Айнагур попросил похоронить его в Валлондоле, на острове Милд.

— Не надо никаких надписей, — сказал он. — Я был бы рад, если бы люди вообще забыли моё имя… Просто заройте меня в землю на этом островке. Пожалуйста… Это нетрудно. Дайверы всё равно летают в Валлондол.

Эрлин пообещал Айнагуру выполнить его последнюю просьбу. Он не стал говорить, что в стране за горами сейчас уже многое выглядит не так, как сто пятьдесят лет назад, и, скорее всего, острова Милд больше нет. Айнагур как будто забыл о страшной катастрофе, исказившей прекрасный облик того светлого, строгого Валлондола, который он постоянно вспоминал в последние дни своей жизни.

Как ни странно, этот остров сохранился, только его берега изменили очертания. Окружавшее его озеро Хаммилан сильно обмелело. Его очистили и, прорыв глубокий канал, вновь соединили с озером Линд. Место, где похоронили чёрного абеллурга, пометили небольшим овальным камнем, который вскоре затерялся среди высокой травы…

Прошло много лет. В тихих заводях вокруг острова Милд снова цвели белые водяные цветы и летали серебристо-голубые стринги. Белые птицы с голубыми хохолками вили там свои гнёзда, а рыбаки, как и встарь, плавали по широкому каналу к большой пристани, расположенной недалеко от Белого замка. На его высоких башнях снова развевались флаги, серебряные шпили сверкающими копьями пронзали небесную синеву, и легкие ажурные мосты отражались в чистом зеркале озера. Никто не знал, насколько новый замок отличается от того, прежнего, разрушенного землетрясением, красивей он его или нет… Да никто и не задавался такими вопросами. Люди с надеждой смотрели в будущее. Они верили, что новое всегда лучше старого… Точнее, новое — это исправленный и улучшенный вариант старого, ну а чтобы худшее не вернулось — это уж зависит от них.

Единственным, что осталось от прежнего замка, была статуя мальчика на водяном звере, которая, как и раньше, украшала открытый бассейн, скорее напоминавший маленькую бухту в озере Линд. Рыбаки, проплывая на своих лёгких лодках мимо замка, иногда задерживались, чтобы посмотреть, как юный Ральд играет со своим другом килоном. Ральд — младший из сыновей лимнарга Вальхейма, сына Вальгама, сына Эрлина. Того самого Эрлина, что правил в сантарийском Валлондорне вместе со своей женой — прекрасной и мудрой Гинтой, которая помогла ему выиграть войну с абеллургами и окончательно помирить детей воды с детьми земли.

Все любят прекрасного Ральда. Он унаследовал от своих отца, деда и прадеда не только серебристо-голубые локоны, но и благородство, ум, добрый, приветливый нрав. А его друга — огромного белого килона — знают не только в Линдорне. Белые особи среди килонов большая редкость, а этот вообще был необычным зверем. Белый килон не раз защищал пловцов от гурний, спасал тонущих, предупреждал матросов о воронках и подводных камнях, приводил к берегу рыбаков, заблудившихся в озере туманной ночью. Никто не пугался, увидев возле своей лодки гибкое голубовато-белое тело с серебряной полосой вдоль хребта, и всё же люди, как и в старину, избегали его взгляда.

— Простым смертным ни к чему смотреть в глаза божеству, — говорили рыбаки. — Лирны — другое дело.

Белый килон приплыл в дворцовый бассейн, когда Ральд был совсем маленький и ещё только учился нырять. Килон опекал его, как своего собственного детёныша. Обитателей замка поначалу удивляла такая горячая привязанность водяного зверя к младшему сыну лимнарга, но вскоре все привыкли видеть их вместе. Иногда килон садил Ральда себе на спину, и они куда-то надолго уплывали. Порой на целый день. В замке уже не волновались.

— С ним ничего не случится, — сказал лимнаргу Вальхейму нумад-инкарн. — Есть тот, кто будет охранять его всю жизнь. А возможно, и в следующих жизнях. Существуют связи, которые очень трудно разорвать.

Когда Ральд уезжает к родственникам в Сантару или в горный замок, килон тоскует по своему другу. Он почти каждый день приплывает в бассейн и смотрит на окна дворца. А иногда задумывается, как человек, положив голову на постамент изваяния. О чём он думает, этот зверь, которого считают богом? Когда-то он очень хотел им стать. Может быть, когда-нибудь он станет человеком. Может быть…

Июнь 1995 — март 1998