"Глаза тьмы" - читать интересную книгу автора (Зорина Светлана)

Глава 9. Царство горных озёр

Эрлина поразили и диуриновая гора, похожая на ледяной дворец, и огромный лабиринт, занимающий её «нижние этажи», а особенно пещера с отверстием в потолке — естественное святилище, которого не касалась рука мастера.

Симмар встретил их так, словно давно знал, что они должны сюда прийти. Он был единственным человеком в этих краях, кто отреагировал на Эрлина без удивления и даже как будто бы без особого интереса.

— Ты изменилась, — сказал он Гинте. — Я знаю, зачем вы пришли. Я вижу огонь и вижу лёд. Огонь уже почти растопил лёд, но вода может потушить огонь. И огонь может поглотить воду… Но я знаю: иногда они могут существовать, соприкасаясь, но не борясь и не вытесняй друг друга. Это великое искусство, но тебе оно доступно.

— Странный малый, и говорит загадками, — заметил Эрлин, когда они, покинув лабиринт, спустились по ступенчатому склону в долину. Гинте туда не хотелось — она не любила это место, но Эрлин увидел озеро, и ему захотелось ополоснуться.

— Хотя, если подумать, загадка не такая уж трудная. Он говорил с тобой, а меня едва ли не игнорировал, но, по-моему, он на моей стороне.

— Ты привык на всё смотреть с точки зрения этой вашей хвалёной мужской солидарности. Симмару нет до этого никакого дела. Он не такой, как все, и мыслит иначе…

— Гинта, смотри… Вон, видишь?

Гинта оглянулась. Он стоял на нижних ступенях склона, по которому они только что спустились в долину, и внимательно смотрел на них большими тёмно-лиловыми глазами. Небесный голубой зверь с облачно-белой гривой. Божественный зверь, который никогда не появляется просто так. Хель спустился с горы и подошёл к ним — медленно и величаво. Потом так же медленно, с достоинством преклонил одно колено.

— Он хочет, чтобы ты на него села, — вздохнул Эрлин. — Значит, ты должна это сделать. Не беспокойся за меня, как-нибудь доберусь. Переночую у Амита, а утром в Ингамарну…

Гинта уже была на спине хеля, но зверь не поднимался. Он смотрел на Эрлина и ждал.

— Он хочет, чтобы ты тоже сел, — сказала Гинта. — Ну же, скорее!

— Как? Мне тоже можно? — растерянно залепетал юноша. — Но ведь я…

— Не заставляй его ждать.

Эрлин устроился позади Гинты, и хель, разбежавшись, взлетал над долиной. Скоро Вершина Сагарана пропала из виду. А впереди вздымались другие вершины — огромные разноцветные замки… Царство горных богов. У обоих всадников захватило дух, когда хель сделал остановку на небольшом выступе, который напоминал ладонь великана. Внизу сквозь зыбкую пелену тумана чернела пропасть.

Останавливался хель всё реже и реже, а прыжки его становились всё более высокими и затяжными.

— Он больше не разбегается! — удивился Эрлин.

— Разбег ему нужен только на земле, — сказала Гинта. — Чем он выше, чем ближе к небу, тем ему легче. Хель — саннэф. Я объясняла тебе, кто это такие. Говорят, что с самой высокой вершины он может перенестись прямо на Санту.

— А на какую-нибудь другую ангаму?

— Нет. Ему доступны только Санта и Эрса.

— Так может, он хочет отнести нас на луну? — спросил Эрлин.

— Посмотрим. Он знает, что делает. Он никогда не причинит нам зла.

Нет, хель нёс их не на луну. Когда впереди, переливаясь на солнце разными цветами, возник Эйринтам, Гинта поняла, что они приближаются к долине горных озёр.

— Мы называем эту гору Эйринтам, — сказала она. — У нас в Ингамарне считают, что это дворец, в котором солнечный бог отдыхает во время Великой Ночи.

— У нас тоже было такое поверье, — отозвался Эрлин.

Он говорил спокойно, но Гинта чувствовала, как он напряжён. Перед её мысленным взором встала картина, которую она отчётливо помнила все эти восемь лет и которую никогда не сможет забыть: бледные светловолосые воины, спящие вечным сном на ступенях дворца, бородатый великан с кроваво-красной звездой на груди…

То, что они увидели, когда хель приземлился возле дворцовой лестницы, выглядело далеко не так величественно. Гринги оставили от мёртвых воинов лишь скелеты и обрывки одежды. Вид костей, чисто вымытых многочисленными дождями, испугал бы только ребёнка, но Эрлин невольно зажмурился. Это были останки тех, кого он знал. И любил. Гинта взяла его за руку, и какое-то время они стояли молча. Потом Гинта хотела уйти, решив, что Эрлин, возможно, хочет побыть один, но он не отпустил её руку.

— Ты поможешь мне похоронить их? Они могли бы стать твоей роднёй.

«Нет, — подумала Гннта. — Для того, чтобы мы с тобой могли встретиться и породниться, они должны были погибнуть. Судьба иногда бывает потрясающе жестока, но проклинать её не имеет смысла».

Теперь она знала, какой ответ она даст Эрлину. Слишком много было принесено в жертву…

Гинта оглянулась, ища глазами хеля, но голубой зверь исчез так же внезапно, как и появился. Гинту это ничуть не обеспокоило. Она знала, что, когда надо, он появится снова.

За диуриновой аркой, перед самым входом во дворец, они нашли ещё одни скелет.

— Это тот самый великан, который так тебя поразил, — Эрлин осторожно провёл ладонью по серебряному шлему с чеканкой в виде морды харгала на лобной части. — Его звали Хорн. Он не был лирном, и у него росла борода. Ты же знаешь, у чистокровных лирнов бород вообще не бывает. Хорн не отличался высоким ростом. А почему он показался тебе огромным, я сейчас объясню. Дело в том, что эта часть арки… Встань так, как ты тогда стояла, а я буду с этой стороны.

Сквозь прозрачную диуриновую стену Гинта увидела Эрлина-великана.

— А если смотреть с моей стороны, всё кажется гораздо меньше. В замке ещё есть камни, создающие такой же эффект. Есть даже целый зал… Мы называли его Залом Великанов. А звезда, которая алела у него на груди… Думаю, это была рана. Видишь отверстие в тунике? Ему выстрелили в спину. Наверное, пуля попала в сердце и прошла навылет. Он стал падать лицом вперед, наткнулся на эту стену да так и застыл на коленях или сидя… Предки Хорна служили правителям Линдорна, а потом бежали оттуда вместе с Вальгамом. Он был очень весёлый и никогда не сердился. Даже на меня. А мои выходки могли вывести из себя кого угодно.

По кускам уцелевшей одежды и по оружию, которое у каждого было со своей гравировкой, Эрлин распознал всех убитых. Останки воинов похоронили недалеко от замка, сделав им гробницу в маленькой пещере тёмно-лиловой диуриновой скалы, похожей на высокую мрачноватую башню. Вход в пещеру задвинули плоским камнем. Гинта пообещала, что когда-нибудь эту гробницу украсит кто-нибудь из лучших мастеров Ингамарны, и ушла, оставив Эрлина одного.

Он просидел там почти до самой ночи. Гинта мысленно связалась с дедом, сообщила, что вынуждена кое-где задержаться на неопределённое время и что у них с Эрлином всё в порядке. Потом отправилась в замок. Первым делом она отыскала кладовую. Неподалёку находилась кузница, где лежало и висело вдоль стен пыльное, покрытое ржавчиной оружие. Гинта выбрала лёгкий гарпун и пошла к озеру, где без особого труда раздобыла двух розовато-серых рыбин, плававших на отмели. Озеро просто кишело рыбой.

Обследовав кладовую, Гинта обнаружила большие запасы соли — видимо, в долине были соляные камня — и каких-то неизвестных ей приправ, которые она решила не трогать.

Кухня, расположенная в огромной сводчатой пещере с дымовым отверстием вверху, производила довольно унылое впечатление. Стопки глиняной и железной посуды, ножи, вертела, очаг — всё было покрыто толстым слоем пыли. На полу лежал обглоданный скелет айга. Наверное, незадолго до трагедии тушу приготовили для разделки, а потом с ней расправились проникшие в пустой дворец хищники. Вдоль стен тянулись трубы. В углу Гинта увидела большую раковину, а над ней два заржавевших крана. Когда-то здесь была и холодная, и горячая вода, но, похоже, трубы засорились. Взяв два ведра, Гинта отправилась на поиски горячего источника. Отыскать нижние пещеры было нетрудно — оттуда исходило тепло. Над горячим озером клубился пар. Недалеко от него, как и рассказывал Эрлин, находился глубокий бассейн для холодной воды, соединённый трубами с горной речкой, впадающей в озеро возле замка. К счастью, эти трубы не испортились, и бассейн был полон.

Гинта вымыла очаг, собрав луч, развела огонь и, насадив рыбу на вертел, занялась уборкой. Это место угнетало её, и хотелось чем-нибудь заняться. Да и неприятно есть на грязной кухне.

Огромный дворец был мрачен и полон неподвижных, словно бы затаившихся теней. Диуриновые стены и потолки кое-где светились, но очень слабо. Гинта ярко осветила кухню, ведущие к ней от центральной лестницы коридоры и саму лестницу, чтобы Эрлину было не так тоскливо и страшно возвращаться в свой осиротевший дом. Она заметила, что статуй на лестнице не так много, как ей показалось тогда, зимой. Наверное, некоторые фигуры были ледяными и потом растаяли.

Эрлин вернулся, когда совсем стемнело. Он удивлённо посмотрел на чисто убранную кухню, на блюдо с ароматно пахнущей жареной рыбой.

— А ты, оказывается, не только колдовать умеешь, — сказал он. — Извини. Я тут бросил тебя, про всё забыл… Завтра схожу на охоту…

— Не беспокойся. Меня уже давно можно оставлять одну. Запивать придётся водой. Я нашла в кладовой кувшины с каким-то вином — на травах, судя по запаху, но решила, что лучше не рисковать. Оно так долго простояло.

— Ничего, — пожал плечами Эрлин. — Здесь хорошая вода.

Гинта только после еды почувствовала, как она устала. У Эрлина тоже слипались глаза. В замке было много жилых комнат, но идти туда не хотелось. Во всяком случае, сейчас. Эрлин куда-то ушёл и вскоре вернулся с огромной мохнатой шкурой.

— Она чистая, из сундука, — сказал он. — Это лучше, чем на голом полу.

Гинта не стала тушить в очаге огонь — с ним было уютнее. Они устроились на шкуре сарвана и тут же уснули. Проснулась Гинта среди ночи от каких-то странных звуков. Ей слышались вздохи, неясное бормотание, шёпот… Или всхлипывания? Гинта приподнялась. Это шумел в очаге огонь. Почему он вдруг так разгорелся? В пещере плавал оранжевый туман. Пламя отражалось в диуриновых стенах. Потом оно отделилось от стен и окружило Гинту кольцом, которое стало стремительно сжиматься. Она не испугалась, но когда огонь коснулся её, невольно вскрикнула. И проснулась. На этот раз на самом деле. Огонь в очаге уже почти погас, однако странные звуки продолжались. И они были совсем рядом. В полутьме Гинта видела, как вздрагивают плечи Эрлина. Он лежал спиной к ней, скорчившись, словно замёрзший ребёнок, и сотрясаясь от сдавленных рыданий. Гинта пододвинулась поближе и обняла его.

— Не надо сдерживаться, Эрлин…

Он повернулся к ней и, зарывшись лицом в её волосы, плакал так, словно ледяной ком, который он так долго носил в груди, растаял и выходил наружу горячим потоком слёз. Ледяной божок, с ног до головы одетый в броню, привыкший скрывать свои чувства, таял и превращался обратно в человека, который когда-то был здесь ребёнком и любил. Он столько лет боялся любить. Когда любишь, можно потерять. Легче не любить, не терять. Не вспоминать ни о любви, ни о потерях. У него отняли близких и отняли память. Он должен был вернуться сюда, чтобы вспомнить всё до конца. Понять, что потерянное не вернуть и мёртвых не оживить. Он должен был до конца осознать своё сиротство, чтобы снова стать человеком, способным полюбить и обрести близких.

— Всё пройдёт, — шептала Гинта, гладя его мягкие волнистые волосы, целуя его прекрасное узкое лицо с огромными мерцающими в полутьме глазами, такими прозрачными и блестящими от слёз… Она не сразу заметила, что он понемногу стал отвечать на её поцелуи, потом их губы соприкоснулись. Он прижался к ней так, что у неё перехватило дыхание. Её лёгкая, свободная рубашка уже почему-то была расстёгнута. Горячие губы Эрлина обжигали её шею, грудь, живот…

— Гинта, Гинта…

Теперь у неё было такое чувство, что кольцо пламени сузилось, превратившись в огненный луч, который проник в неё и жжёт её изнутри. Наверное, она могла вырваться, отстранить его, но он прильнул к ней так, словно вот-вот умрёт, а она — единственное существо в мире, способное вдохнуть в него жизнь, поделиться с ним силой. Наверное, она могла успокоить его, усыпить, заставить забыть… Ведь она была колдунья. Но ещё она была женщина. И она любила. Его уже заставляли забыть. Его уже убивали. Он только сейчас окончательно вернулся к жизни.

Гинта знала, что сейчас произойдёт, и не боялась. «Огонь уже растопил лёд…» Тот огонь, в котором не страшно сгореть…

Проснулась она на рассвете. Правая рука слегка занемела — Эрлин спал, уткнувшись ей в плечо. Осторожно, чтобы не разбудить его, Гинта встала, оделась и отправилась к озеру. Диуриновое царство сияло в лучах восходящего солнца. Ближние горы вздымались вокруг долины язычками золотого и нежно-розового пламени. Прозрачные скалы светились изнутри, то мерцая алыми и оранжевыми бликами, то вдруг вспыхивая ослепительным, светлым огнём. Гинта огляделась. Она снова была в огненном кольце. Воспоминания о сегодняшней ночи вызвали в её душе бурю чувств. Всё вокруг было исполнено такой чарующей гармонии, что хотелось одновременно смеяться и плакать. Лёгкий ажурный мост висел между небом и его отражением в озере. Он казался нереальным — вот-вот растает, словно облако. Призрачный мост между мирами, такой же зыбкий, как и граница между ними. «Башни» Эйринтама горели на фоне далёких заснеженных вершин пурпурным, золотисто-оранжевым и густо-лиловым. Гинта еле улавливала шум водопада, который низвергался из его нижней пещеры, похожей на гигантские врата. Эйринтам был гораздо дальше отсюда, чем ей показалось зимой, но он по-прежнему напоминал ей резиденцию божественного правителя, возвышающуюся над дивным городом, где построены дворцы поменьше — для подданных.

Холодная вода приятно обжигала тело. Она была удивительно чистая. Ныряя, Гинта видела под собой стаи рыб. На дне среди разноцветных камней колыхались какие-то странные водоросли в виде блестящих мясистых стеблей со множеством отростков. Гинта пожалела, что не захватила с собой гарпун. Хотя Эрлин, кажется, собирался на охоту… А на завтрак ещё осталось немного жареной рыбы.

Когда она выбралась на берег, солнце уже палило вовсю. День обещал быть жарким. Лёгкий всплеск воды заставил Гинту вздрогнуть и обернуться.

— Плаваешь ты так же красиво, как и ходишь, — сказал Эрлин.

Он вынырнул недалеко от берега и смотрел на неё, улыбаясь.

— Я никогда не видел более изящного и грациозного создания, чем ты…

— А я — более бесцеремонного, чем ты, — нахмурилась Гинта и быстрым движением перемахнула вперёд свои длинные густые волосы. — Плаваешь ты тоже красиво, а главное — бесшумно, но поведение твоё красивым не назовёшь. Не люблю, когда за мной наблюдают исподтишка.

— Извини… Ты меня стесняешься? После того, что сегодня произошло…

— То, что произошло, ни к чему тебя не обязывает.

— Опять ты за своё! При чём тут обязательства? Мы оба знаем, что ты никогда не расставляла мне сети. Это я хочу на тебе жениться.

— Мы оба знаем, что это мудрый политический шаг и вообще союз, очень удачный с разных точек зрения…

— Безусловно. Сегодня ночью я посмотрел на него ещё с одной точки зрения и окончательно убедился в том, что мой выбор удачен.

Она уже было рассердилась, но тут же поняла — он шутит и хорохорится, чтобы скрыть смущение. Странно. Он спал со всеми своими абельминами, но ни перед одной из них не робел и не смущался.

— Гинта, что-то не так? Мне казалось, ты не против…

— Всё в порядке, Эрлин. Я ни о чём не жалею.

— По-моему, ты чем-то расстроена.

Эрлин выбрался на берег, подошёл к ней вплотную и посмотрел ей в глаза. Так, как никогда ещё не смотрел. Как будто видел её впервые… Или как будто видел в ней то, чего раньше не замечал.

— Я же сказала — всё в порядке.

Она не хотела говорить ему, что представляла себе это несколько иначе. Во всяком случае, не в такой обстановке.

— Наверное, это всегда бывает не совсем так, как воображаешь, — сказал Эрлин.

«Айнагур прав. Он умеет читать мысли…»

— Я был не слишком груб?

— Нет… Я не заметила никаких грубостей.

— Мне было очень хорошо с тобой.

Гинта чувствовала, что он говорит искренне, а не потому, что считает своим долгом сказать ей какую-нибудь любезность.

— Мне кажется, мы с тобой можем быть счастливы.

— Эрлин, давай не будем об этом. И вообще… Не будем пока…

— Да, я понимаю. Всё слишком неожиданно… Я не буду тебе надоедать. Интересно, как мы отсюда выберемся?

— Он обязательно за нами прилетит.

— А когда?

— Не знаю.

— А может, нам суждено провести тут всю жизнь, — улыбнулся Эрлин. — Мы дадим начало новому племени. Здесь будут жить наши дети, внуки, правнуки. Они проложат в горах дороги, построят города. Здесь будет новое царство…

— Ещё одно царство изгнанников?

— Ты права, всё это ерунда… А знаешь, хочется иногда вот так пожить. Вдали от суеты, от всех этих проблем, от которых голова раскалывается. Хочется пожить простой жизнью, как жили наши далёкие предки, когда самой важной проблемой было раздобыть еду… Этим я и займусь сразу после завтрака. Потом соберу нужные травы, ягоды и сделаю отличный напиток. А ты… Осмотри пока дворец. Думаю, он тебе понравится.

Первое, что сделала Гинта, так это приготовила комнаты для себя и для Эрлина. Она знала, что больше не сможет лечь рядом с ним на ту шкуру. К счастью, когда они вернулись на кухню, её уже не было на полу. Эрлину не откажешь в деликатности. Вчера они очень устали и свалились, как убитые, не думая о том, что может произойти. Они ни о чём не жалели. Всё было здорово, но всё произошло само собой… Теперь они уже не могли просто лечь рядом и думать только о сне. И вообще, кухня — это кухня.

Сразу после того, как Эрлин отправился на охоту, Гинта пошла осматривать дворец. Она поднималась по лестницам — то головокружительно крутым, то слишком пологим, бродила по извилистым коридорам, многие из которых неожиданно сужались или наоборот расширялись, а иные плавно переходили в просторные залы и площадки, где, наверняка, играли дети или занимались фехтованием… Какой-то длинный сводчатый коридор вывел её на балюстраду, находившуюся на пятом этаже. На другом конце балюстрады оказалась лестница, ведущая в нижние пещеры с горячим источником. Гинте нравилась эта непредсказуемость, почти полное отсутствие планировки. Здесь же почти всё было естественного происхождения. Кое-где люди обработали стены пещер — отшлифовали или покрыли рельефами, а кое-где оставили всё как есть — диуриновые кристаллы сами украсили стены и потолки причудливым орнаментом. На дверях, на прозрачных диуриновых окнах, которые легко открывались и закрывались, висели плотные складчатые занавески, однотонные или отделанные простым, но изысканным узором. Полы почти везде устилали шкуры и искусно вытканные ковры. В большинстве жилых комнат ковры были и на стенах. Гинту особенно поразил огромный круглый зал с колоннами в виде великанов, с четырьмя каминами, которые украшали фигуры харгалов, и высокими креслами, инкрустированными цветными камнями. Зал находился на одном из верхних этажей, его потолок являлся крышей этой части дворца и почти целиком представлял собой огромное световое окно из совершенно прозрачного диурина, так что днём здесь было светло, а вечером, если нужно, зажигали светильники. В холодное время топили камины. Гинта представила себе, как сверкали и переливались при свете огня диуриновые узоры на стенах. Весь пол покрывал гигантский ковёр, сшитый из шкур сарванов. Такая длинная и густая шерсть только у них. Наверное, в этом зале заседали старейшины.

Нашла Гинта и пиршественную залу со стоящими полукругом столами, светильниками в виде огромных диуриновых цветов и мастерски выполненными рельефами на стенах — изящные замки, корабли, белокожие люди, плавающие среди причудливых рыб, дети, играющие с килонами… Царство лирнов. Осматривая дворец, Гинта поняла, что среди них было много искусных мастеров — ваятелей, художников. Последние явно избегали ярких красок, предпочитая светлые, холодноватые тона — белый и все оттенки голубого. Цвета их любимой стихии — воды.

Мебель была проста и удобна. Делали её в основном из металла и глины — деревьев в долине росло очень мало. Почти все стулья, кресла, скамьи и ложа были обшиты кожей, шкурами или плотной материей.

Когда Гинта заходила в жилые комнаты, ей казалось, что хозяева совсем недавно покинули их и вот-вот вернутся. Кровати были расстелены, подушки смяты — ведь это случилось ночью, и почти все спали. У Гинты сжималось сердце, когда она видела сложенную на стульях одежду, разбросанные по полу игрушки — глиняных воинов, железные повозки, тряпичных кукол и всевозможных зверей, сшитых из шкур с таким искусством, что восхитился бы даже старый Ким, непревзойдённый игрушечный мастер Ингамарны.

Гинта легко определила, какую из комнат занимал восемь лет назад Эрлин. Вообще-то она мало отличалась от других комнат, рассчитанных на одного человека. Ложе, два стула, стол, ковры на стенах, толстая светлая шкура на полу, сундук для одежды, на нём — небольшой лук и пыльный колчан со стрелами, в углу гарпун и лёгкое копьё. С потолка свисал диуриновый светильник в виде звезды. Другой светильник, поменьше, в виде танцующего на хвосте килона, стоял на столе. Рот у килона был открыт, и Гинта поняла, что туда сыпали горючий порошок. Возле светильника лежала большая слегка обгоревшая с одной стороны книга в синем переплёте с серебряными застёжками. «Книга Радьда», которую он листал в тот вечер перед сном. А над столом громоздились почти до самого потолка широкие полки, уставленные самодельными игрушками Эрлина. Всё больше какие-то необычные повозки и странные механизмы, отдалённо напоминающие модели дайверов. Голубая с белыми узорами оконная занавеска была отдёрнута, на подоконнике лежали металлические пластинки, гвозди, палки, инструменты… Гинта представила себе Эрлина десятилетним мальчишкой, который сидит возле кровати на мохнатой шкуре сарвана и что-то увлечённо мастерит, а вокруг по всей комнате разбросаны куски железа и прочий хлам. Заглядывает Лорна, говорит, что пора спать, и требует навести порядок. Он не спорит, но спать не ложится, пока не закончит то, что наметил сделать, — это у него в характере, и вряд ли тогда он был другим, а порядок в комнате наводится очень быстро — с пола всё на подоконник, чтобы ночью не наступить, если что…

Две просторные комнаты, которые Гинта выбрала для себя и для Эрлина, находились на четвёртом этаже. Они были хорошо обставлены, но имели совершенно нежилой вид. В обеих было по две кровати, стулья, столы, сундуки и шкафы для вещей. Украшенные фигурами животных камины явно никогда не топились, а в диуриновые светильники ещё ни разу не насыпали горючий порошок.

— В этих комнатах действительно ещё никто не жил, — сказал Эрлин. — Их приготовили незадолго до той ночи. В одной должны были поселиться Горм и Хелла, в другой — Даарон и Гильведа. Две молодые пары, которые собирались жить вместе. Они не успели перебраться сюда из своих прежних комнат. Занавесок нет, и ложа не застланы…

В сундуках оказались новые постельные принадлежности, проложенные сухими пучками ароматных трав. Гинта с Эрлином вымыли полы, стены, окна — кругом была пыль, постелили постели, и вторую ночь они провели со всеми удобствами, каждый в своих апартаментах.

На следующий день, когда Эрлин отправился бродить по окрестностям, Гинта прибралась ещё в нескольких комнатах. Так, постепенно, день за днём, она наводила во дворце порядок, застилала постели, вытирала пыль, чистила светильники, расставляла по местам разбросанные вещи. Ковры, на которых темнели застарелые пятна крови — следы разыгравшейся здесь трагедии, она сожгла, когда Эрлин был на охоте, вместе с грязной одеждой. Чистую аккуратно сложила и убрала в шкафы и сундуки. Она не хотела, чтобы этот дворец выглядел таким заброшенным. Пусть это будет сказочный горный замок, гостеприимно ожидающий тех, кому посчастливится попасть в долину озёр.

— А ты хорошая хозяйка, — отметил Эрлин. — Ты бы понравилась Лорне.

Он и сам многое умел. И не боялся никакой работы. Он в первые же дни починил, а кое-где просто прочистил трубы. Теперь на кухню, в ванную и в туалет поступала вода. Чтобы не возиться каждый день с приготовлением пищи, они накоптили побольше мяса, рыбы и сделали целый кувшин настоя, рецепт которого Эрлин хорошо помнил.

— У нас тут нормально готовили, — говорил он. — Я этим не занимался, так почти ничего не умею, только самое необходимое. Лорна делала потрясающе вкусное тушёное мясо — с ягодами и травами. Ещё похлёбку варили мясную со всякой зеленью. Рыбу ландуг сушили и тёрли в порошок. Получалось что-то вроде муки, из которой делали лепёшки. В муку ещё много всякого добавляли, но я не знаю, чего именно. Моя двоюродная бабушка Вильда готовила разные блюда из водорослей, а уж её кровяные колбасы… Это было что-то. А лучшим её блюдом было жаркое из мозгов турна. Она вечно меня мозгами кормила. Говорила — умнее вырастешь.

— Похоже, она тебя ими перекормила…

Они много гуляли. Эрлин показывал Гинте самые красивые места. Диуриновое царство почти каждый день меняло цвета. Они забирались на самые высокие из доступных вершин, откуда вся долина была как на ладони. Гинта видела стада айгов и турнов, пасущихся на зелёных склонах, голубые зеркала озёр, в которых отражались сверкающие диуриновые «башни». Быстрые горные реки серебряными потоками неслись среди разноцветных гор, причудливыми каскадами низвергались с обрывов. В долине их течение замедлялось, и озёра, в которые они впадали, казались спокойными.

По вечерам Эрлин водил Гинту посмотреть на салингов. Эти разноцветные рыбки с плотной, почти как металл, светящейся в темноте чешуёй водились в бурных реках. Они не боялись быстрого течения и преодолевали пороги, взлетая над водой. Их прыжки достигали полутора-двух каптов в высоту и четырёх-пяти в длину. Гинте понравилось наблюдать за ними в ущелье Борода Великана, где река Харинда спускалась широким водопадом, действительно похожим на гигантскую бороду, в глубокий диуриновый бассейн диаметром около двадцати каптов, а потом текла в долину сперва по каменному, потом по глинистому руслу и впадала в озеро Магран. Диурин в этом ущелье был тёмно-лилового цвета, и, когда не светился, казался почти чёрным. Золотисто-жёлтые и оранжевые салинги сверкали в водопаде, словно огненные искры.

— Мы их не ловили, — говорил Эрлин. — Как-то раз я поймал одну прямо руками. Чешуя — как сталь! Ну, думаю, чистить замаешься, а мяса почти нет. Да и грех таких жарить. На них смотреть надо.

В долине попадались маленькие рощицы низкорослых деревьев. Гуляя по ним, Гинта обнаружила разновидности дикой акавы и фисса.

— Если над ними хорошо потрудиться, они будут давать плоды, — уверенно заявила она. — И вообще, здесь достаточно места для садов…

— Я же говорю, мы могли бы создать тут царство изобилия, где бы наши дети жили в мире и радости.

— Я не верю, что может быть остров счастья в мире, где набирает силу зло. Оно всюду проникнет.

— Это верно, — вздохнул Эрлин. — А сюда оно и так уже проникло. Не думал, что смогу снова полюбить это место, но мне здесь хорошо. Потому что рядом ты.

— Мне тоже здесь нравится, — сказала Гинта, отвернувшись и делая вид, будто она любуется закатом. — И всё же хотелось бы знать, сколько он ещё намерен нас тут продержать.

Он появился на следующий день. Утром. Гинта и Эрлин увидели его, как только вышли из дворца. Они собирались в горы. Оба надели белые туники с широкими кожаными поясами, длинные штаны из тонкой шерсти и лёгкие сапоги с ребристой подошвой, удобной для хождения по горам. Наряды были совсем новые. В швейной мастерской замка всегда хранился небольшой запас одежды разных размеров. На каждой тунике красовалась эмблема — голубой харгал.

— Мы с тобой очень кстати приоделись, — усмехнулся Эрлин, увидев возле дворца хеля. — Вернёмся в Ингамарну, как детишки, которые побывали в гостях и получили в подарок по новому костюмчику. Пожалуй, я захватил бы с собой кое-что из книг…

Хель склонил голову и нетерпеливо ударил копытом о гладкую каменную площадку перед лестницей.

— Быстрее, он не хочет ждать, — сказала Гинта.

У неё было такое чувство, что зверь не собирается отвозить их в Ингамарну и скоро они снова окажутся здесь.

Она не ошиблась. Хель понёс их куда-то в глубину гор. Его прыжки были всё выше и выше. Вскоре они очутились на заснеженной вершине. Вокруг буйствовал ветер, но всадники не чувствовали его ледяного дыхания и вообще не мёрзли — ведь их нёс стихийный дух. А впереди вздымалась гора Айхарран — самый высокий пик в этой части хребта.

— Здорово… — выдохнул Эрлин, когда хель опустился на вершину Айхаррана. — Настоящее царство зимы.

Белизна слепила глаза. Внизу клубились не то снежные вихри, не то облака. Ветер завывал печально и торжественно, словно множество невидимых великанов-трубачей одновременно подняли разноголосые трубы, чтобы возвестить о конце света. И хотя небесный зверь защищал своих седоков от холода, Гинта вдруг ощутила этот холод всем нутром, каждой клеточкой тела… Холод вечности. Здесь была вершина земного мира. И его конец. Дальше было царство бесконечности.

Хель взлетел, утратив последнюю точку земной опоры, и белизну сменила чернота. Бесконечный свет — это бесконечная тьма, ибо она поглощает его. И всё остальное… Гинта не знала, сколько они летели. Ей уже казалось, что она начала растворяться в этой бесконечной тьме, и только близость Эрлина, его сильные руки, крепко обнявшие её, вернули ей ощущение собственного тела. Она есть, она существует. И с ней ничего не случится, пока он прижимает её к себе. Они одни во всей Энне, но тьма больше не властна над ними. И никто им не страшен, пока они не разомкнут объятия…

Оба зажмурились, когда снова оказались среди слепящей белизны. Открыв глаза и увидев вокруг себя белые вихри, Гинта уж было решила, что они вернулись на заснеженную вершину, но тут же поняла — это не снег, а песок, и находятся они на Санте.

— Не вздумай слезать, — предупредила она Эрлина. — Иначе сгоришь. Я-то хоть могу наружный анхакар сделать.

Пейзаж был знаком Гинте. Саннид показывал им это место — белая пустыня с торчащими кое-где белыми скалами. Самая большая скала похожа на храм. Над входом в пещеру — знак вечности.

Хель сделал мощный прыжок, и они долго летели сквозь песчаную пургу. Гинта и Эрлин невольно щурились, хотя жгучий ветер даже не касался всадников саннэфа. Там, где они приземлились, ветра на было. Скал тоже. Мягкий, как пудра, песок лежал аккуратными дюнами. На горизонте белел город, и когда после нескольких прыжков хель остановился возле его ворот, Гинта едва не вскрикнула от удивления. Перед ней были ворота Сингатамы со знакомой надписью из девяти знаков.

Хель неторопливо вступил в город, столь величественный и красивый, что Эрлин на какое-то время словно лишился дара речи и только восхищенно смотрел по сторонам.

— Я и не знал, что на луне есть города, — произнёс он наконец.

— Вообще-то это не город, а всего лишь его копия, сделанная саннэфами не менее трёх тысяч лет назад. Это Сингатама в период расцвета. Разумеется, она не была такой однотонной, но белый камень — единственный материал, который имеется в этой части Санты. Стихийные духи творят из того, что у них есть. Всё это только внешне напоминает жилые постройки. Это скалы с фасадами дворцов и домов. Но всё равно здорово! Теперь хоть я примерно знаю, как выглядела столица древнего царства, где правили мои предки.

Гинта не сомневалась в том, что это Сингатама, не только из-за надписи на воротах. Даже Саннид не мог объяснить, чем руководствовались саннэфы, нанося на камни своей ангамы те или иные изображения. Такую надпись они могли сделать где угодно. Она узнала восьмигранную сторожевую башню, длинный портик с витыми колоннами, фонтан в виде цветка на маленькой площади, окружённой рощей акав. Всё это, разумеется, за исключенном деревьев, она видала три года назад в западной пустыне. Сингатама сильно пострадала во время войны, но кое-какие постройки сохранились почти целиком. Видимо, когда-то здесь действительно была роща акав. Их каменные копии были выполнены с таким искусством, что Гинте и Эрлину захотелось подольше на них полюбоваться. Хель это понял и замедлил шаг.

Больше они не встретили в городе ни одного дерева.

— Неужели кроме этих акав, здесь ничего не росло? — удивился Эрлин.

— Что ты… Я уверена, тут было много рощ, садов и цветников. Просто саннэфы копируют не всё. Видимо, тем, кто создал эту вторую Сингатаму, не особенно нравилось делать деревья. Саннид не показывал нам этот город. Возможно, он здесь и не был. Хозяева ангамы открывают врата не каждому, а если кому-то и открывают, то это не значит, что они пустят его в любой уголок своих владений. Этот город — настоящее чудо. Я ещё не видела таких совершенных творений, созданных стихийными духами. То, что нам показывал Саннид, только напоминало дворцы и храмы. Или они уже были сильно разрушены ветрами. А этот город… Прямо как настоящий.

— Да, — кивнул Эрлин. — А на стенах — ни щербинки. Как будто тут и бурь не бывает.

— Бури — это тоже работа стихийных духов. И разрушают они только то, что хотят разрушить.

— Значит, этот город сделали те, кто жил в древней Сингатаме?

— Или там, или где-нибудь поблизости, в окрестных лесах. Может, они были мангалами, а может, кем-то ещё. Три тысячи лет назад на Эрсе были животные, которых сейчас уже нет. Говорят, одни вымерли от валлонского оружия, других истребили колдуны, используя в каких-то своих отвратительных целях.

— Мне кажется, те, кто сделал эту Сингатаму, не любили людей.

У Гинты тоже сложилось впечатление, что саннэфы охотно копируют творения человеческих рук, но делать точные копии самих людей избегают. Статуй зверей, которые водились на Эрсе, здесь тоже не было, зато Эрлин и Гинта видели множество странных существ, отдалённо напоминающих людей и животных. За резиденцией правителя, где, скорее всего, должны были быть парк и большой сад, простиралась равнина. Кое-где из песка торчали колонны, точнее, круглые постаменты полтора-два капта в высоту. На них стояли крылатые фигуры, чем-то похожие на сантарийские изваяния нафтов, держащие в вытянутых руках что-то вроде звёзд.

Вместо сингала, стерегущего вход во дворец, у ворот стоят крылатый юноша с узким, длинным, каким-то зловещим лицом и чешуйчатым телом, который сжимал в когтистой руке длинный, как копьё, жезл со звездой на конце.

Надпись на воротах оказалась не единственной надписью в городе. Проезжая по улицам, Гинта и Эрлин видели стройные шеренги знаков на стенах домов, на столбах с указательными стрелками.

— Это явно названия улиц, — сказал Эрлин. — Почти как у нас в Валлондорне. Ничего удивительного. Город не маленький, легко заблудиться.

На площади перед дворцом правителя они увидели целый текст, вырезанный на большой плите. Дед рассказывал Гинте о древнем обычае — выставлять в людных местах железные таблички с выгравированными на них новыми указами.

— Странный народ эти саннэфы, — заметил Эрлин. — Деревья они делать не хотят, а копировать все эти закорючки им понравилось.

Западные ворота, вернее, те, что у реальной Сингатамы выходили на запад, тоже были распахнуты настежь. Гинта не удивилась бы, увидев на горизонте стены и башни Уллатамы. Но на горизонте виднелись только синеватые горы. Если саннэфы и сделали на своей ангаме копию Белого города, то она находилась где-нибудь в другом месте.

Несколько прыжков — и горы остались позади. Перед Гинтой и Эрлином открылась ещё одна дивная картина: большое озеро, голубое и прозрачное, как вирилл, а посреди него — белый замок, построенный совершенно в другом стиле, чем дворцы Сингатамы.

— Ещё одна скала, похожая на замок, — сказала Гинта.

— Скала, похожая на замок, — медленно повторил Эрлин. — Белая гора, похожая на замок…

— Гинта! — встрепенулся он. — Я хочу подойти к этому замку поближе. Помнишь, что написано в «Книге Ральда»? Я должен что-то найти в пещере белой горы, похожей на замок. Почему мы решили, что она непременно там, на Эрсе? Почему бы ей не оказаться здесь? Ральд написал, где она находится, но текст безнадежно испорчен. Она может быть где угодно и даже на луне. Нам надо проникнуть в этот «замок».

Едва он договорил, как хель тронулся с места. Он не стал прыгать. Просто помчался к «замку» лёгким галопом. «Озеро» оказалось каменным. Поверхность его была ровной и гладкой, «замок» отражался в нём, как в зеркале.

— Знаешь, это очень похоже на один мой сон. Помнишь, я тебе рассказывал?

Хель остановился возле пологой лестницы, ведущей к высокому дверному проёму. Дверей не было. Гинта и Эрлин видели длинный коридор, конец которого терялся в синеватом сумраке.

— Вот он — вход в пещеру белой горы! — воскликнул Эрлин.

Гинта еле успела его удержать. Он чуть не спрыгнул на зеркальную поверхность «озера».

— Ты что — сгореть захотел? Тебе нельзя слезать с хеля!

— Но ведь я должен найти…

— Ты уже нашёл. Это ведь ты сообразил, что, возможно, это и есть та самая белая гора. Если ты считаешь, что именно в её пещере хранится то, что тебе нужно, он войдёт туда…

Хель уже поднимался по ступеням. Потом они окунулись в сумрак длинной сводчатой пещеры. Шаги зверя гулко стучали по гладкому каменному полу. Коридор резко свернул вправо. Гинта и Эрлин невольно вздрогнули, когда навстречу им из темноты выплыли две белые фигуры — мальчик верхом на килоне, изогнувшемся в прыжке. Создавалось впечатление, что они действительно замерли в воздуха, зависнув между полом и потолком. Приглядевшись, Гинта поняла, в чём причина такого эффекта. Постамент статуи был из того же темного серовато-синего камня, что и стены пещеры, и в полутьме сливались с фоном.

— Это не работа саннэфов, — сказала Гинта. — Статуя уллатиновая…

— Значит, кто-то доставил это с Эрсы? Интересно, кто?

— Тот, кто летал на хеле. Попасть сюда в плотном теле можно только верхом на божественном звере. Нумады-амнитаны посещают другие ангамы в наоме. А тех, кого возил на себе хель, немного…

— И один из них — Диннувир! Тот, кто взял мои чертежи.

— Не твои, а Вальгама, — поправила Гинта. — Думаю, у Диннувира были серьёзные причины…

— Чтобы нарушить клятву… Ладно, не будем ссориться. Не для этого мы снова встретились через три тысячи лет. Здесь тупик. Мы осмотрели всю пещеру. Кроме этого изваяния, тут ничего нет. Вот не думал, что я должен найти статую. Интересно, как она поможет мне спасти людей? И от чего? А может, у неё внутри что-то есть?

— Эрлин, смотри — плита… Она, кажется, не привинчена к постаменту. По-моему, под статуей что-то должно быть.

— Тебе видней. Не я же прятал…

Сделав наружный анхакар, Гинта спрыгнула на пол и подошла к изваянию. Уллатиновый килон упирался хвостом в широкую железную плиту толщиной в два пальца, которая лежала на продолговатой глыбе камня, похожей на основание грубо отёсанной колонны. При помощи силового анхакара Гинта сняла статую с постамента. Под ней действительно оказалось углубление — тайник, в котором стоял маленький уллатиновый сундучок.

— Здорово! — обрадовался Эрлин. — Давай скорей откроем!

— Подожди… Не прикасайся к нему! Здесь же всё раскалённое. Вернёмся домой и спокойно посмотрим.

— Домой? Что ты имеешь в виду? Ингатам или долину озёр?

Гинта ничего не ответила. Прижав к себе одной рукой ценную находку, она забралась на хеля, который почти лёг на пол пещеры, чтобы ей было удобней садиться.

— Ничего не могу понять, — сказал Эрлин, когда хель, доставив их к диуриновому дворцу, умчался прочь. — Я знаю расстояние от Эрсы до Санты. Он так быстро переносится туда и обратно! А ведь мы себя прекрасно чувствовали…

— Не пытайся проникнуть в тайны саннэфов. Нам сейчас и так будет над чем голову поломать.

В сундучке действительно были чертежи и записи. Эрлин сразу уткнулся в чертежи, а Гинту заинтересовал туго скатанный свиток, скреплённый серебряным кольцом. Он лежал на самом дне, под бумагами Вальгама, которые были сложены аккуратной стопкой и перевязаны тонким ремешком. Развернув свиток, Гинта обнаружила текст, написанный почерком, совершенно не похожим на почерк великого изобретателя древности.

Текст состоял из множества набольших фрагментов, отделённых друг от друга пробелами. Гинта уже знала кое-какие знаки древнего письма и некоторые слова прочла сразу. Это были имена богов, названия стихий и стихийных духов:

— Гина,

— Сагган,

— гинты,

— сагны.

Окончание

(-ас) указывало на множественное число. Как и в танумане… Догадка, осенившая Гинту, заставила её сердце радостно забиться. Наверное, это список заклинаний! Иначе зачем здесь постоянные упоминания богов и стихийных духов? Да ещё в начале каждого фрагмента… Список заклинаний на танумане — вот это находка! Тексты заклинаний никогда не изменялись, просто некоторые из них были запрещены и забыты. Она знает тануман и все разрешённые заклинания. Значит, она сумеет это прочесть и истолковать все знаки древнего письма!

— Какая жалость, что я не могу прочитать его записи, — сказал Эрлин за ужином. — Может, я и разберусь в чертежах, но… Насколько всё было бы проще, если бы мы знали древний язык…

— Надеюсь, мы его скоро выучим. Думаешь, что в этом свитке? Текст, содержание которого я знаю. Список заклинаний. Я уверена, это Диннувир положил его в шкатулку… Слетать бы ещё хоть раз на Санту и скопировать надписи, которые сделали саннэфы. И прежде всего — текст на тех таблицах около дворца. Там явно какие-то указы. Не просто слова, а целые предложения, фразы… Может, он ещё свозит нас на луну? Ну а пока займусь тем, что у меня есть.

— А как ты догадалась, что это заклинания? — спросил Эрлин, когда Гинта показала ему свиток Диннувира. — Как ты прочла имена богов? Ты уже знаешь некоторые буквы… Откуда?

— Я получила подсказку. От богов и… Может быть, от Диннувира. Много лет назад, когда я была вдвое младше, чем сейчас, я нашла в святилище уллатиновую пластинку с именем бога. Да, там было выдавлено древнее имя бога.

— Какого? Водяного? Или солнечного?

— Того, который является сыном двух отцов и одной матери. Его имя — Эйрлинн. Свет и материя. А свет порождает тьма. Её нет в имени бога, потому что он выбрал свет, но он всё равно остаётся сыном двух отцов. Мы с тобой тоже выбрали свет и избегаем тьмы, но отрицать её бесполезно. Я не знаю, кто и зачем написал на уллатиновой пластинке имя бога. Возможно, я нашла только обломок, а дальше была молитва или какая-нибудь просьба. Уцелели только четыре знака… Вернее, три, просто один написан дважды. Сохранилась первая часть имени. Это был призыв. Я услышала его. Сначала во сне, потом наяву… Через несколько лет я узнала ответ. И узнала имя своего бога. И сразу обрела могущество, о котором раньше могла лишь мечтать.

Гинта рассказала Эрлину, как она всюду выискивала древние надписи. Как ей помог знак, изображённый саннэфами на скале у озера, который она увидела, когда Саннид показывал им картины Санты. Как она выяснила, что принцип отражения был очень важен для создателей древнего письма.

— Когда мы с войском подошли к развалинам Сингатамы, я сразу поняла, что написано на воротах. К тому времени я уже знала почти все знаки, которые есть в названии этого города. И узнала ещё один. Тот, что передаёт звук [м]. Вот тут тоже нетрудно догадаться, имя какого бога написано.

— это Нэффс. Мы уже знаем:

— это [н],

— это [э],

- [с]. Значит

— это [ф]. А дальше обращение к нэфам —

Окончание — ас, которое передаётся знаками

, указывает на множественное число.

— это нэф,

— нэфы.

— Здорово! — обрадовался Эрлин. — Теперь я уверен, мы всё прочтём. А когда вернёмся в Эриндорн, нам и Айнагур поможет. Одно время он увлекался древневаллонским. И занимался сопоставлением валлонского и сантарийского. Не исключено, что его исследования нам пригодятся.

— Не исключено, — кивнула Гинта. — Мне даже современный валлонский и ваше письмо помогли кое-что прояснить. Всегда есть связь между знаком и тем, что он обозначает. Валлоны и сантарийцы о многом мыслят одинаково, а три тысячи лет назад они говорили на одном языке и пользовались одним письмом.

— Ничего, — улыбнулся Эрлин. — Они уже снова понимают друг друга. Всё лучше и лучше. И многое тут зависит от нас с тобой.

— Не будь так самоуверен. Нас направляют боги.

— Разумеется. Они же видят, что мы не против.

Они сидели в круглом зале возле большого диуринового камина, который Гинта заставила гореть мягким, ровным светом. Кристаллы на стенах тоже светились, переливаясь всеми оттенками голубого. Бумаги Вальгама и Диннувира в беспорядке валялись на пушистом ковре из сарвановых шкур. Оба устали и хотели спать, но они не спешили расходиться по своим комнатам. Им было хорошо вдвоём в этом зале, в этом зачарованном замке, в царстве горных озёр, куда не вела ни одна тропа из того, привычного, мира. Полная Санта смотрела на них сквозь прозрачный потолок.

«Попадём ли мы туда ещё? — думала Гинта. — И когда он вернёт нас домой? Вообще-то не особенно хочется…»

— Он знает, что делает. Не зря же мы тут оказались…

Кто это сказал? Эрлин? Его голова заслонила от Гинты лунный диск… Или это не он? Волнистые волосы отсвечивали яркой голубизной, а черты лица расплывались в полумраке, только огромные прозрачные глаза мерцали, глядя на неё, словно звёзды из ночной бездны. Кажется, он поднял её. Над ней снова сияла голубовато-белая луна. Она приблизилась и вдруг вспыхнула, засверкала, как звезда, а потом сорвалась я стала падать. Гинта испугалась, но Эрлин — или кто-то другой — поймал звезду и протянул ей.

— На, возьми. Она твоя.

Он протягивал к ней ладони, в которых сияло маленькое солнце.

— Возьми. Она упала по твоему желанию. Ты же хотел вернуться. И всё вернуть. Разве ты не назвал меня именем бога? Ты прочёл эти знаки, потому что это ты написал их на пластинке из белого серебра. Каждый находит только то, что должен найти.

Проснулась она у себя в комнате, на кровати, заботливо укрытая шерстяным одеялом. На камине чернела надпись, сделанная углем, — «ушёл на охоту».

Эрлин вернулся около полудня с тушей молодого айга. Они поджарили бедро, остальное опять закоптили, обеспечив ce6я едой на несколько дней.

Время летело незаметно. Они то сидели над записями Вальгама и Диннувира, то бродили по горам и купались. Гинта иногда чуть ли не силой отрывала Эрлина от чертежей.

— Переутомишься, так вообще не будет толку, — говорила она. — Надо почаще отвлекаться. Давай ещё сходим к водопаду или к Солнечному озеру. Здесь так здорово, а за нами в любой момент могут прилететь.

Солнечным Гинта назвала озеро с прозрачным камнем, который в ясные дни сверкал так, словно в воде горел голубой костёр.

— Настоящее солнечное озеро действительно где-то в горах, — сказал однажды Эрлин, когда они, искупавшись, сидели на прозрачном камне.

Они больше не стеснялись друг перед другом своей наготы. У них было такое чувство, что они одни в целом мире. Сын воды и дочь земли. Первые люди, которым суждено дать начало новому племени. Прозрачный камень казался застывшим островком воды… Или неба, утонувшего в холодной и чистой глубине озера. Они сидели плечом к плечу где-то на зыбкой границе между миром сущего и миром отражений, готовых по воле Создателя тут же одеться плотью. Солнечные лучи играли на поверхности воды и, пронзая её упругую серебристую толщу, наполняли её каким-то неуловимым внутренним движением. Всё вокруг пребывало в покое и в то же время дышало, трепетало, жило…

— Дед говорил мне об этом чудесном озере. У нас его называют Эйрин-Сан. По преданию, там живёт богиня Лилла.

— Да, — кивнул Эрлин. — А где оно, никто не знает. В «Книге Ральда» оно названо Абельгиор — «Чаша богов». Известно только, что оно находится в кратере большой диуриновой горы, совершенно прозрачной и действительно похожей на чашу, полную сияющего голубого вина. Сверху оно круглое. Бывают дни, когда в определённее время в нём отражается солнечный диск, полностью занимая своим отражением всю площадь озера, и тогда кажется, что в этой чаше пылает голубой огонь, бросая отблески на ближайшие горы, и всё вокруг сияет неземным светом.

— Откуда он это знал? Он что — видел это озеро?

— Не знаю. У меня нет памяти о прошлых жизнях. Только какие-то странные сны… Страшные, хотя и непонятно почему… Всё-таки хорошо, что я ничего не помню.

— Ральд умер, когда ему было всего двадцать два… А как он умер? От чего? Неужели нет никаких сведений об этом?

— В последнем томе «Хроник Линдорна» написано, что он ушёл в горы и не вернулся. Он ничего никому не сказал, но его жена Линна почему-то знала, что он не вернётся. Через несколько дней после того, как он ушёл, на окно её спальни села птица раль… Белая птица с голубым хохолком… В Сантаре они не водятся. Линна сказала: «Теперь я точно знаю, что он не придёт». Эту запись сделал Гурд, последний правитель Линдорна. Ещё он написал: «Оба мои брата покинули меня. Я долго убивался по Вальгу, но о Ральде я не плачу. В глубине души мы уже давно оплакали его. Если он ушёл, значит так было надо. Он жил среди нас, но, по-моему, он никогда не принадлежал нашему миру. Он с детства знал, что надолго здесь не задержится». Существовало поверье, что Ральд добровольно принёс себя в жертву горному богу, чтобы тот потом помог его родичам и дал им пристанище в своём горном царстве…

Эрлин на минуту замолчал, словно вспомнил что-то — неприятное, но такое смутное, далёкое… Страшный сон, увиденный в раннем детстве.

— А погибнув, он стал богом и поселился в том горном озере, где живёт богиня Лайна. Или Лилла. В озере Абельгиор.

— Или Эйрин-Сан, как его называют у нас, — задумчиво произнесла Гинта. — Ведь это озеро Лилле подарил солнечный бог, её сын, пожелавший жить на небе… Я сейчас подумала о своём святилище. Там тоже священное озеро, статуя Лиллы… На дне изображены её дети, и в центре — тот из них, кто стал солнечным богом. У нас считают, что это просто водяное святилище. И я далеко не сразу поняла, что это такое. А ведь прозрачные потолки всегда делали только в солнечных храмах, да ещё в храмах Саггана, поскольку огонь — сын солнца… В общем, в тех храмах и святилищах, которые имели какое-либо отношение к солнечному богу. Ральд погиб и долгое время жил в озере Эйрин-Сан, а потом снова родился здесь, в горах, среди людей. Ты недаром получил это имя, Эрлин. Имя человека звучит кратко. А если хочешь произнести имя бога, то это будет так:

— Э-э-й-р-линн…

— Перестань! — Эрлин побледнел и сжал ладонями виски. — Я устал быть богом…

— Ты человек, — сказала Гинта, взяв его за плечи и повернув к себе. — И я человек. И мы оба знаем, что быть человеком тоже непросто. Честно говоря, я не знаю, что такое быть богом. Я не помню этого.

— Я тоже, — Эрлин привлёк её к себе и поцеловал. — Я не помню и не хочу помнить того, как я был Вальгамом, Ральдом, богом… Если я, конечно, им был. Мне восемнадцать лет… Разве это много? А у меня всегда было такое чувство, что я уже давно одинок. Я устал. Мне всё равно, кто я такой. Я только знаю, что хочу быть с тобой.

— Я всегда этого хотела. И всё же ты — мой бог. И всегда был им. Я назвала тебя так три тысячи лет назад. И я снова нашла тебя. Вспомнив твоё имя, я обрела могущество…

— А я благодаря тебе обрёл себя. Боги, люди… Какая разница? Возможно, мы с тобой падшие боги, но мы вместе, а это важнее всего.

Он прижал её к себе так, словно хотел, чтобы их тела превратились в одно тело с двумя бешено бьющимися сердцами. Биение их сердец оглушало Гинту… Потом все звуки исчезли. Как под водой. Она утонула в его взгляде, в этом глубоком прозрачном озере, со дна которого поднималось сияющее солнце. Они были не то в огне, не то в воде… В какой-то зыбкой первозданной стихии, пронзённой светом небесного отца. Она колебалась вокруг них, а то вдруг куда-то уплывала, и они задыхались от восторга, теряя опору. Голубое пламя разгоралось и становилось лиловым, где-то далеко внизу клубились золотые, огненные облака и уносились прочь… Само время пролетало мимо, и они были неподвластны ему — эти двое. Мужчина и женщина. Юные и сильные, как боги, но только знающие, что такое смерть, и потому бессмертные вдвойне.

Хель не появлялся. Гинта иногда мысленно связывалась с дедом и сообщала, что у них с Эрлином всё в порядке. Действительно, всё? — спрашивал дед. Гинта чувствовала его беспокойство. Возможно, он догадался, что здесь произошло. Тогда он должен понимать, что она счастлива. И что оказались они здесь неслучайно.

В глубине души Гинта немного стыдилась своего счастья. Для них с Эрлином время действительно остановилось, но там, за пределами этого сказочного царства, оно текло, неумолимо подводя всех к роковой черте.

«Мы должны вернуться», — думала Гинта. И ей не хотелось возвращаться. Ей хотелось засыпать и просыпаться рядом с ним. Где угодно — на кровати, на ковре у камина в круглом зале, среди разбросанных бумаг, над которыми они порой засиживались допоздна… Или в диуриновой пещере недалеко от Бороды Великана. Сквозь её полупрозрачные стены всё выглядело неясным, расплывчатым. Казалось, что мир находится на стадии становления и полон смутных образов, ещё не пробудившихся к жизни. Иногда по утрам, на границе между сном и явью, эти образы становились более чёткими. Гинта видела какие-то лица… Или одно лицо, которое постоянно изменялось, глядя на нее из прозрачной, мерцающей глубины. Оно напоминало ей то Эрлина, то Сагарана, то портреты её родителей, предков… Кто-то смотрел на неё сквозь призрачную стену, отделяющую бытие от небытия. Кто-то жаждущий вырваться из небытия и пробиться к жизни…

— Будет неплохо, если мы вернёмся уже с наследником, — сказал однажды Эрлин.

— Мне не до этого, — покачала головой Гинта. — И вообще пока не до этого. Я же рассказала тебе то, что узнала от Айданги.

— Да… Всё это так странно. Мир может погибнуть. А мы счастливы. И не только мы. Тысячи людей радуются жизни, любят, рожают детей…

— Они не знают того, что знаем мы.

— Послушай, ты же ничего не принимала. Так может, всё-таки…

— Нет, Эрлин. Ты словно забыл, кто я такая. Я управляю своим организмом, как ты дайвером.

— У меня бывают сбои. Сама знаешь…

— У меня не бывают. Эрлин, а твои абельмины… Те, прежние, хоматиновые «боги» были бесплодны, но ведь ты-то нормальный, здоровый человек…

— Считается, что только божественная супруга может родить от бога его сына, точнее, его новое земное воплощение. Айнагур позаботился о том, чтобы ни одна из моих абельмин не зачала от меня ребёнка. Они каждый тигм что-то там принимают. Это совершенно безвредно. В дальнейшем они смогут стать матерями. Но я не хочу быть отцом их детей. Вот твоих — другое дело.

— Всему своё время. Я тоже хочу, чтобы у нас с тобой были дети. Но надо, чтобы был мир, в котором они смогут жить.

— Он будет. Мы спасём его, я уверен. Мы ещё не знаем, как, но, наверное, мы уже делаем это. Недаром же мы нашли эти рукописи.

— Что смогли, мы разобрали, — вздохнула Гинта. — Неплохо бы заполучить ещё какие-нибудь тексты. А для этого надо снова побывать на Санте.

— Наберись терпения. Он всё равно появится. И он не откажется свозить нас на Санту, если нам действительно необходимо там побывать.

Эрлин и Гинта обследовали библиотеку замка. Там хранились не только рукописи, принесённые сюда Вальгом, сыном Ральда, из Линдорна. На полках лежало множество небольших рулонов плотной ткани. Некоторые были в кожаных футлярах.

— Это тоже книги, — сказал Эрлин. — Есть такие, что, если развернуть, окажутся каптов десять в длину. У нас тут многие вели записи. Из этих свитков можно извлечь массу интересного и полезного. Здесь вся история жизни лирнов после бегства из Валлондола. Правда, в расшифровке записей Вальгама и Диннувира они нам не помогут. Мои родичи пользовались тем же письмом, что и жители нынешнего Валлондорна. В конце концов, те и другие — потомки беженцев из одной и той же страны.

Ткань была обработала специальным раствором, и писали на ней краской, изготовленной из сажи и рыбьего жира. Эрлин нашёл несколько чистых рулонов, связку остро наточенных перьев и дюжину маленьких глиняных сосудов с засохшей краской. Развести её оказалось нетрудно.

— Надо держать всё это наготове, — говорил Эрлин. — Всё равно он прилетит.

Гинте очень кстати попала в руки книга рецептов. Она насобирала в долине нужных трав и кореньев и быстро научилась готовить блюда, которые Эрлин однажды упомянул как свои любимые.

— У тебя получается не хуже, чем у Лорны и Вильды, — восхищался он. — А ведь тётя и бабушка всю жизнь этим занимались.

— Меня уже тошнит от жареного и колченого мяса, — небрежно сказала Гинта.

— И меня, — признался Эрлин. — Я просто старался не придавать этому значения. И всё же когда каждый день одно и то же…

Гинта заметила, что Эрлин стал чаще бродить по дворцу. Раньше он бывал только на кухне, в купальне, в круглом зале, в своей комнате и у Гинты, явно избегая заглядывать в покои своих погибших родичей. Теперь он заходил туда, осторожно, словно боясь кого-то разбудить, прикасался к вещам. Он много вспоминал, говорил о своих близких с печалью, но уже без той щемящей тоски, которая обычно моментально передавалась Гинте, хоть она и старалась это не показывать. И если он сейчас задумывался, уходя в себя, она не боялась, что это очередной приступ немого отчаяния, какие часто накатывали на него в первые дни их пребывания в горной замке. Это был его дом, и он снова полюбил его. Гинта знала, что этот замок теперь стал и её домом. Она была здесь хозяйкой. Она встречала своего супруга, когда он возвращался с охоты. Они подолгу беседовали, сидя за столом. Они вместе ломали голову над древними письменами и засыпали рядом, чтобы, проснувшись, убедиться в том, что они по-прежнему вместе. Они наслаждались своим счастьем, радовалась каждому дню, посланному им судьбой, тем более что знали — скоро это кончится. Может быть, даже навсегда… Нет! Этого они не допустят! Всё ещё только начинается. Для них… И для многих других. До чего же всё хрупко — их счастье… и весь этот мир. Гинта особенно остро ощущала это, глядя с какой-нибудь вершины на прозрачные диуриновые скалы, напоминающие ей дворцы сказочного царства, которое они с Эрлином придумали и которое в любой момент может рухнуть, разбившись на множество разноцветных осколков.

Хель появился туманным утром. Гинта и Эрлин увидели его в окно. Он ждал их недалеко от замка — голубой зверь в серебряном тумане. Эрлин тут же кинулся за письменными принадлежностями.

— Надеюсь, он знает, куда нам надо! — крикнул он Гинте.

Когда они подошли к хелю, им показалось, что его лиловые глаза смеются.

— Раньше я и не подозревал, что зверь может быть умнее человека.

Гинта не сразу поняла, что Эрлин обращается к хелю.

— Тебя необязательно просить, ты и так всё знаешь, но… Можно я тебя когда-нибудь о чём-нибудь попрошу?

Хель слегка кивнул своей гордой головой. Слова Эрлина его как будто не удивили. Создавалось впечатление, что он догадывается, когда и о чём его хотят попросить. Гинта не догадывалась, но ломать над этим голову не стала.

Вторая прогулка по луне была гораздо длиннее первой. Эрлин и Гинта объездили всю «Сингатаму», аккуратно копируя надписи. Хель свозил их ещё в одно место, похожее на развалины огромного храма, где они тоже обнаружили довольно много надписей и два небольших текста. Видели они и два озера, которые шесть лет назад Саннид показывал Гинте и её приятелям по школе. Вернее, озером теперь можно было назвать только то, над которым нависала скала со знаком

На месте второго вздымалась тёмно-красная гора, похожая на застывший фонтан.

Они опять попали в песчаную бурю, но раскалённые вихри, как и в прошлый раз, пролетали, не задевая их. Всадники уже устали и хотели возвращаться, когда хель вывез их на широкое плато, уставленное огромными изваяниями. Некоторые напоминали людей и животных Эрсы.

— Смотри — опять мальчик на килоне! — воскликнул Эрлин, показывая на самую большую фигуру. — Я вот что подумал… Давай заберём ту статую из пещеры белой горы. Отличная работа. К тому же, она сделана людьми, а не саннэфами. Зачем ей тут оставаться? Ему ведь не будет тяжело?

— Не будет, — засмеялась Гинта. — Он раз в двадцать сильнее хорта.

Статую они поставили в детском зале на третьем этаже, где когда-то юный Эрлин со своими кузенами и кузинами играл в кольца, учился танцам и фехтованию.

— Надо бы собраться, — сказала Гинта. — Скоро он прилетит за нами, чтобы отвезти домой. Ты ведь хотел что-то с собой взять…

Эрлин уложил в охотничий заплечный мешок рукописи и кое-какие книги, включая «Книгу Ральда» и «Хроники Линдорна».

— «Хроники» я намерен поскорее издать. Хочу, чтобы все — и валлоны, и сантарийцы — знали правду о лирнах, которых вечно расписывали, как злых демонов. Пусть все знают, кто они на самом деле и как с ними обошлись.

— Ты не будешь скрывать, что ты последний представитель линдорнского рода и потомок водяных богов?

— Разумеется, нет. Сантарийцы, думаю, даже не удивятся. Пришельцев из-за гор они и так всегда называли детьми воды. А валлоны… Большинству из них давно уже опротивело всё, что им проповедуют абеллурги. Они столько от них натерпелись, что охотно полюбят тех, кого абеллурги ненавидели и преследовали. Меня в Валлондорне любят, но ведь не потому, что абеллурги велели.

— Я знаю, — улыбнулась Гинте. — Если люди сами согласны считать кого-то богом, им нет особой разницы, каким именно.

Хель прилетел за ними через два дня. И снова утром. Проснувшись позже Эрлина, Гинта не обнаружила его ни в комнате, ни в купальне, ни на кухне. А выйдя из дворца, увидела такую картину: Эрлин и голубой зверь стояли на мосту под аркой. Они как будто секретничали, воспользовавшись тем, что никого нет рядом. Точнее, её нет… В первое мгновение Гинта почувствовала лёгкий укол ревности. Хель приходил к ней, ещё когда она была ребёнком. Это благодаря ей Эрлину удалось полетать на божественном звере. А теперь они стоят там на мосту и беседуют, как старые приятели. Как будто о чём-то договариваются. О чём ей и знать необязательно… Гинта понимала, что ревновать глупо. Хель должен был встретиться с Эрлином. Так же, как когда-то должен был встретиться с ней. И всё-таки…

Эрлин обернулся и помахал ей рукой.

— Собирайся! Он подождёт нас!

Оба надели узкие облагающие брюки, сапоги и белые туники с голубыми эмблемами на груди. Эрлин перекинул за спину набитый книгами мешок. Усевшись на хеля, как всегда, позади Гинты, он тут же обнял её за талию. Он чувствовал, что она чем-то раздражена.

— Мы ещё сюда вернёмся, — сказал он. — На хеле или на дайвере… Или проложим путь в горах. Неважно как, но мы сюда вернёмся.

Долина озёр осталась внизу. Гинта заметила, что хель несёт их не на юг, а на запад. Она удивилась, но ничего на сказала, а через некоторое время всё поняла. Сперва ей показалось, что под ними вспыхнуло ещё одно солнце. Это было круглое озеро, которое сияло нежно-голубым светом, бросая отблески на скалы, окружавшие его почти ровным кольцом. Озеро в кратере прозрачной горы! Эйрин-Сан. Абельгиор. Когда хель опустился на одну из ближайших к нему вершин, Эрлин и Гинта увидели, что гора, в которой образовалось это дивное озеро, действительно напоминает огромную чашу с искрящимся голубым вином.

— Вот оно — озеро Лиллы, — сказал Эрлин. — Было бы обидно, если бы мы его так и не увидели.

Хель помчался дальше. На этот раз на юг. Вскоре показалась вершина Сагарана, пылающая в лучах утреннего солнца светлым пламенем. На уступе Синей горы стоял Симмар и махал им рукой.

«Может, он здесь нас и оставит», — подумала Гинта.

Но хель не снижался. Остановился он на вершине Аймаран, откуда была видна почти вся Улламарна. Их тоже увидели. Обитатели ближайшего к горам селения высыпали из домов и смотрели на них: одни — замерев от изумления, другие — оживленно жестикулируя.

Следующая остановка была недалеко от Белого замка. Гинта видела, как старый Акамин и двое его слуг смотрели на них с балкона четвёртого этажа.

Потом хель отправился в Ингамарну. Несколько остановок в лесу — и перед ними засверкала на солнце серебряная крыша храма Санты. Тиумиды, весело щебеча, трудились в цветнике. Они разом умолкли и оцепенели, когда на лужайку перед храмом опустился голубой зверь с двумя всадниками.

— Эйрин и Санта! — воскликнула самая юная из тиумид, девочка лет девяти, и радостно захлопала в ладоши.

Смущённая Гинта хотела спуститься на землю, но Эрлин удержал её, ещё крепче обняв за талию.

— Подожди, не сейчас, — шепнул он.

Хель снова поднялся в воздух, оставив внизу потрясённых тиумид и храм, на фасаде которого красовался рельеф — солнечный бог и лунная богиня, летящие на голубом звере.

— Эйрин и Санта! — кричали люди, показывая вверх. — Смотрите! Эйрин и Санта прилетели к нам на небесном звере!

Когда хель приземлился на пригорке недалеко от Ингатама, вокруг собралась целая толпа. В воротах замка показался дед, следом за ним высыпала стайка оживлённых ольмов, потом появились мангарты, слуги, среди которых Гинта сразу увидела Таому. Она опять попыталась слезть, но Эрлин опять не пустил её.

— Что его значит? — рассердилась она. — Мы, кажется, приехали…

— Нет, дорогая, мы ещё не приехали.

Хель тронулся с места. Толпа расступилась. Немного пробежав, он снова взмыл над деревьями.

— Эрлин и Санта! — кричали дети, прыгая от восторга. — Наша минаттана сейчас невеста! Солнечный бог увозит её на своём небесном звере!

— Эйрин и Санта! — кричали в Лаутаме и в Зиннумарне. Хель и там сделал несколько остановок.

— Эрлин, что это за представление?

— Не сердись и перестань хмуриться. Не надо портить такое хорошее представление… Нет, правда, что тут плохого? Пусть люди видят нас. Пусть они поймут, что наш брак угоден богам. Людям нравится, когда оживают легенды.

— «Наш брак»? Я ещё не дала официального согласия. И официального предложения ещё не было… Ты знаешь, что я люблю тебя, но…

— Но ты, похоже, до сих пор не веришь, что я тоже тебя люблю! Я и раньше любил тебя, просто не сразу это понял. Что я должен сделать, чтобы ты наконец поверила? Хочешь разозлить меня? Ты это лучше всех умеешь. Эйрин и Санта любили друг друга. Разве наша любовь не придаёт этой истории подлинность? В сказку верят, если в ней есть хоть доля правды. Ты сама это говорила. Они верят — ты же видишь!

Гинта не знала, что ответить, да он и не дал ей ничего сказать. Он развернул её к себе и стал целовать — так, что она чуть не задохнулась. Они не свалились только потому, что их нёс хель, а упасть с него можно было, только если бы он сам этого захотел.

Они целовались, пока впереди не засияли на солнце серебряные шпили Белого замка. Хель сделал несколько остановок в Валлондорне, причём один раз посреди парка, на крыше павильона для игр. Детвора была в восторге. Взрослые реагировали по-разному, но испуганным или возмущённым не выглядел никто.

— Наш бог выбрал себе супругу, — говорили люди.

Гинта слышала это, потому что сделала слуховой анхакар. Какой-то мужчина, судя по виду, полукровка, сказал:

— Я так и знал, что он выберет её. Это же Гинта. Правительница северной области и великая нумада. Та, что исцеляет одним взглядом. Та, что может за несколько дней вырастить лес там, где была бесплодная земля. Наверное, не зря её считают земным воплощением лунной богини.

— Он сделал правильный выбор, — кивнула стоявшая рядом пожилая валлонка. — Эта девушка и впрямь добрая богиня. Она исцелила моего сына, а ведь мне говорили, что его уже не спасти. А муж у соседки… Он бы ослеп, если бы она не уговорила его пойти в ту лечебницу, которую открыла Гинта из Ингамарны…

— Пресветлый! — крикнул, забравшись на верхушку высокой карусели, какой-то дерзкий юнец. — Не рано ли праздновать священный брак?

— Каждый сам назначает время своей свадьбы, — ответил Эрлин.

Он поднял руку, и все замолчали.

— Этот брак будет заключён гораздо раньше, чем обычно, — сказал Эрлин. — Но продлится он гораздо дольше, чем все предыдущие.

— Значит, это правда, что ты хочешь остаться среди нас, прожить земную жизнь целиком и умереть? — спросил тот же юноша.

— Правда.

— И у нас больше не будет вечно юного бога?

— Зато у меня будут дети — юные и красивые, похожие на меня и на мою возлюбленную, которые, повзрослев, тоже оставят после себя детей. Если я не вечен, ещё не значит, что из мира уйдут юность и красота. Я хочу стать зрелым мужем и вырастить своих детей. Тебе тоже предстоит это. А что касается смерти, то мы же знаем — навсегда не умирает никто, ни боги, ни люди. Когда-нибудь ты снова придёшь в этот мир, юноша. И не захочешь, так же, как не хочешь сейчас, покидать его в расцвете лет.

Толпа одобрительно загудела.

— Пусть ваши дети унаследуют не только вашу красоту, но и вашу мудрость, — сказал высокий седобородый валлон, стоявший рука об руку с пожилой сантарийкой — видимо, своей женой. — Пусть они будут так же добры, отважны и справедливы. Кажется, сейчас я действительно верю, что мои внуки будут счастливей меня.

Следующей и последней остановкой был эриндорнский дворец. Хель опустился на террасу третьего этажа. Абеллурги, абельмины, гвардейцы и слуги — все собрались внизу. Эрлин ловко соскочил с хеля, потом снял Гинту и, обняв её за талию, обратился к присутствующим:

— Надеюсь, мои друзья и подданные поздравят меня с невестой? Сегодня же начинаем подготовку к свадьбе!

Молодые абеллурги, гвардейцы и большинство слуг встретили его слова радостными возгласами. Впрочем, те, кого это сообщение не обрадовало, тоже поспешили изобразить улыбки.

— Так вот о чём вы там секретничали на мосту, — Гинта ущипнула Эрлина за руку. — Договаривались насчёт всего этого представления. А мне ни слова. Я только, как кукла, глазами хлопаю… Он всё решил без меня! И о свадьбе уже объявляет…

— Тебе бы опять что-нибудь не понравилось. И потом, ты, кажется, упрекала меня в нерешительности…

Хель тихонько ткнул мордой сначала Гинту, потом Эрлина.

— Видишь, он не хочет, чтобы мы спорили, — сказал Эрлин.

— Он хочет с нами попрощаться. Ему пора.

Гинта поцеловала хеля, Эрлин погладил его по шее и шепнул ему на ухо:

— Спасибо тебе за всё.

Голубой зверь спрыгнул на землю — подальше от толпы, потом разбежался и взлетел, тут же исчезнув среди крон деревьев.

— Ну вот, Рона, как ты и мечтала, — с улыбкой обратилась к своей помрачневшей приятельнице Мильда. — На этот раз они действительно прилетели на голубом звере.

— Ничего, — кусая губы, усмехнулась Рона. — Скоро и твоим мечтам придёт конец. Уж не думаешь ли ты, что заставила своё чудовище забыть эту бледную девицу?