"Цветок у трона" - читать интересную книгу автора (Калитина Ольга)

Глава 1. По ту сторону луны

Этот запах…Он запутался в прядях волос, легко касался губ и, проникая под кожу, растворялся в моей крови. Я чувствовала его. С каждым вздохом, с каждым ударом пульса. Тонкий аромат ночи. Я судорожно ловила ртом воздух, мне его не хватало. Не хватало этого сладкого яда, которым пропиталась ночь. Он задушил сладкий запах роз и горький аромат лилий. Он был во мне, а я в нем. Холодный шелк покрывал уже не мог остудить мою кожу. Жар распространялся по всему телу. Со стоном встав с кровати, я подошла к открытому окну.

Луна призрачно мерцала на небе, заливая сад серебром. Ветер тихо перебирал листья деревьев, как менестрель струны своей лютни. Нежно коснулся моих волос и шепнул:

— Приди ко мне…

Я вздрогнула. Низкий, чуть хрипловатый шепот эхом прозвучал у меня в ушах. Это не был шелест травы. Это был зов. Приглашение, почти искушение. Властное, непреодолимое. Такое же, как и аромат ночного цветка. Они переплелись невидимыми нитями в одно целое. Они связывали мои мысли, мое сознание. Подчиняли себе. Ночной цветок и голос искусителя. Два демона соблазна.

Я резко закрыла окно и оборвала нить. Руки слегка дрожали, и воздух не хотел поступать в легкие. С трудом дойдя до кровати, я устало закрыла глаза. Ночь, скажи мне, как называется твой цветок?..

— Ты хорошо спала?

— Как убитая, — вяло отозвалась я, с трудом скрывая зевок. Отец подозрительно посмотрел на меня, но промолчал.

В столовой снова воцарилось молчание, изредка прирываемое звоном столовых приборов. Я задумчиво вертела вилку в руках. Передо мной лежала почти не тронутая яичница, которую я упорно размазывала по тарелке.

— Папа, надеюсь ты приехал надолго? — спросила я, заранее зная ответ.

— Прости, дорогая, ты же знаешь, у меня много дел, и я не могу задерживаться, — он виновато улыбнулся. Так было всегда. Я видела отца не чаще, чем раз в месяц. Он объяснял это большим количеством работы. Но я не могла этого понять. Честно старалась, но не могла. Ведь он был единственным близким мне человеком. И в тоже время, оставался незнакомцем. Незнакомцем, которого я все равно любила, наверное потому, что больше любить было некого. Но иногда, я ловила на себе его странные взгляды, в которых угадовалась смесь нежности и еще чего-то, мне непонятного. Но всякий раз, стоило мне заглянуть глубже, в его глазах снова был лед и холодная отчужденность.

У меня не было друзей, не было подруг. Отец запрещал мне общаться с детьми крестьян, ведь я была дочкой графа. Считалось дэ мувэ тон, дурным тоном, когда аристократия имеет какие-либо дружеские отношения с низшим сословием. Так меня учил отец. Так я училась одиночеству. А он приезжал раз в месяц с каким-нибудь подарком, чтобы заплатить за то время, которое он отсутствовал.

— Что тебе привезти в следующий раз? — ну вот, опять очередной откуп от родной дочери…

— Привези мне цветок, — вдруг сказала я. Не знаю, для кого это оказалось большей неожиданностью — для меня или для него.

— Какой цветок? — отец как-то странно на меня посмотрел.

— Не знаю, — как-то глупо получилось. И зачем я ляпнула? — Его нет в нашем саду…

— В нашем саду итак достаточно цветов, — отец резко встал из-за стола, — прости, мне нада идти.

Уныло вздохнув, я продолжила мучить свой завтрак уже в одиочестве.

Лето, как пестрокрылая бабочка, радовало своими яркими красками. Солнце сияло в каждом листке, в каждом цветке. Негде было скрыться от его настырных лучей. Тени позорно бежали, стоило лишь на миг с облегчением спрятаться в них, и небесное светило настигало с неменуемой палящей расплатой. Утро, скупо улыбнувшись на прощанье слабым ветерком, унесло с собой последнюю прохладу. И полуденный зной с упорством голодного пса, вгрызшегося в кость, жег воздух и кожу.

Только полный дурак вышел бы в такую жару на улицу.

Я осторожно прикрыла дверь и выскочила во двор. Все до единого обитатели поместья спрятались в доме, даже мой отец поспешил укрыться в своем кабинете. Летний зной сыграл мне на руку. Я медленно начала продвигаться вдоль забора к намеченной цели — выходу за пределы поместья, а именно, к воротам. То ли я двигалась с грацией медведя в малиннике, то ли кому-то резко захотелось подышать уже буквально прожаренным до румяной корочки воздухом, но дверь веранды вдруг резко открылась. У меня, наверное, был вид лисы, по-ошибке попавшей в собачью будку вместо курятника.

— Чагой — то ты, деточка, тута ходишь? — на пороге появилась наша кухарка — дотошная, подозрительная и вечно сующая везде свой нос старуху.

— Я…эээ, — исчерпывающий ответ, вы не считаете? Она почему — то нет…,- ну, вообщем, я тут позагорать вышла, — ага, подрумянится, до ожога первой степени, — и цветочки полить! — быстро нашлась я, увидив ее подозрительный взглад.

Кухарка с сомнением посмотрела на чахлый веник, бывший когда-то розовым кустом. Видимо несчастное растение доживало свои последние минуты…

— Ну я пойду за водичкой схожу, а то вдруг не успею, завянет! — обеспокоенно посмотрев на «цветущий» куст я начала отступать к дому, отчаянно ругаясь сквозь зубы.

Но меня спасла чужая беда.

С кухни послышался звон бьющейся посуды, истерические крики и стон отчаяния. Помошник повара, растяпа, опять что-то разгрохал. Бедный мальчик… на его совести еще один грех, помимо чайного сервиза и восточной вазы. Судя по глазам нашей кухарки, расплата будет кровавой. Даже не взглянув на меня, она с убийственным выражением лица отправилась по душу незадачливого поваренка.

Путь был свободен.

Уже не заботясь о консперации, я быстрее ветра понеслась к воротам. Жалобно скрипнув несмазаными петлями, они закрылись за мной.

Вы спросите, зачем я тайком улизнула из дома в такую удушливую жару? Как это не парадоксально, мне хотелось… дышать. А в поместье я задыхалась. Задыхалась в своей красивой комнате, даже мой прекрасный сад был мне тюрмой. Ароматы цветов утратили свою свежесть и казались приторными дешевыми духами. Мне не разрешали выходить за пределы поместья, прикрываясь чрезмерной заботой. Иногда мне хотелось совсем по-детски залезть на стул и закричать. Кричать долго, пока меня не услышат, пока не уйдут все обиды, горечь одиночества и гнев… Я сама боялась этого последнего чувства. Оно было мне незнакомо и раньше его не было. Оно зарождалось во мне медленно, разростаясь с каждой обидой и с каждым пустым, одиноким днем моей жизни. Свернувшись маленькой злобной змейкой внутри меня, изредка поднимая голову и шипя, оно ожидало, предвкушая когда ужалит…

Именно ярость и гнев толкнули меня на этот маленький побег.

А еще я хотела посмотреть на Священный Источник. Я много слышала об этом месте. Крестьяне говорили о нем исключительно шепотом и с немым благоговением в голосе. Легенда говорит, что это начало всех начал, некая точка отсчета этого мира. Именно там, согласно легенде, Маун, Богиня водной стихии снизошла на землю. Она увидила, что здесь нет жизни, что этот мир мертв, он выжжен солнцем и высушен ветрами. И слезы начали капать с ее ресниц. Как только первая слеза упала на землю, та жадно впитала ее. Слезы все падали и падали вниз. Так образовался источник. Так Маун подарила миру самый ценный и дорогой подарок — воду.

Лично мне кажется, что како-то заезжий менестрель с чрезмерно возвышенными чувствами сочинил это байку для доверчивых крестьян. Видно денег у романтика не было, а местные жители были падки на сказки. Вот он и решил обменять «старинное предание» на кружку эля. По-моему, равноценный обмен.

Я уверенно шла по протоптанной тропинке. Деревья укрывали меня от навязчивого солнца, и стало чуть прохледнее. Но чем ближе я приближалась к источнику воды, тем кровожаднее становились эти маленькие монстры. Ненавижу комаров! Сначала их протяжный злорадный писк вводит меня в состояние истерики, а потом эти кровопийцы жадно вгрызаются в мою руку с упорством голодного волка. И кто сказал, что надо любить все живые создания? Оторвать им крылашки, потом их маленькие лапки, по одной, и медленно, с наслаждением… Какая я кровожадная.

Вскоре я услышала тихое журчание воды. Деревья расступились, и я вышла на небольшую полянку.

Вот и верь после этого людям… Больше смахивает на какое-то болото. Я бы тут даже руки побрезгала помыть. Берег зарос камышом и какой-то чахлой травкой. Где-то с упоением квакала лягушка. Я разочаровано вздохнула, но все-таки решила обойти заводь. Раздвигая руками камыш, я двинулась вперед. И удивленно замерла. Вода была кристально чистой. Я могла рассмотреть даже маленьких рыбок, шутро снующих на дне. У самой воды была россыпь больших камней, которые образовывали что-то вроде полумостика и шли почти к середине заводи. Я решила забраться на них. Прыгая с камня на камень и пытаясь удержать и без того довольно шаткое равновесие, я добралась почти до середины «болотца». Удобно усевшись, я опустила голову к воде. Первое, что я увидела было, конечно же, мое отражение. Я недовольно скривилась. Посмотреть там действительно было не на что. Мою внешность можно описать двумя словом. Серая мышь. Хотя наверно не стоит так оскорблять этого маленького и симпотичного зверька. Мышиного цвета волосы, короткие и прямые, как солома. Тонкие губы, слишком острые скулы. Даже глаза меня жестого предали. Блеклые и невыразительные, светло голубые, словно их заволокло мутной дымкой. Наверное, их я ненавидела больше всего. Вообщем, как я уже говорила, серая мышка. Мне надо было родиться с хвостиком для полного сходства.

От нечего делать, я начала гонять золотистых рыбок, пока они обиженно не спрятались между камнями. Солнце стало неприятно припекать мне затылок. Искушение окунуться в прохладную водичку было почти непреодалимо. Утопленницей мне стать не грозит, моя ванна и то глубже. Главное — не подцепить тут какую-нибудь заразу, а то не нравится мне эта лягушка ярко желтого цвета…

И тут мой взгляд на что-то натолкнулся. Под водой солнце высветило какой-то предмет. Внимательно приглядевшись, я поняла, что это книга! Книга на дне водоема? Может кто-то из крестьян уронил, а лезть за ней поленился? Хотя зачем крестьянину книга, разве что по нужде сходи…хм, впрочем не важно. Не знаю почему, но книжка безраздельно завладела моим вниманием. Руки так и тянулись к ней. А почему бы и нет? Глубина здесь не больше двух метров. Нырну, достану книгу и заодно освежусь.

Приняв решение, я быстро скинула с себя ненужную одежду. Оттолкнувшись ногами от камня и задержав дыхание, я нырнула.

Вода приятно охладила горящую кожу. Я открыла глаза и, увидев впереди мутное светлое пятно, поплыла к нему. Странно, я давно уже должна была коснуться дна, а я все плыла и плыла. Какая же здесь глубина? Все глубже и глубже, а дно было все так же далеко. Я испугалась и решила вернуться. Подняв голову вверх, я почувствовала, как мое сердце пропустило несколько ударов. Я не видела ничего. Наверху не было солнечного света, а вокруг было темно. Как будто я нырнула в бездонный колодец. Легкие начало жечь от недостатка кислорода. Я приказала своему телу плыть вверх, но оно меня не слушалось. Меня тянуло вниз. К мутному пятну на дне. Эта книга притягивала меня, тащила на дно. Боль в легких стала почти невыносимой — еще чуть-чуть и они разорвутся. Я поняла, что скоро умру. Как только вздохну, и мои легкие заполняться водой.

И я вздохнула.

Потом еще раз и еще. Я не задыхалась. Я дышала. Вода стала моим воздухом. Может, я уже захлебнулась и явно не в этом мире? Нет, если в голову пришла такая чушь, значит жива.

И тут моя рука коснулась чего-то твердого и холодного. Я испуганно дернулась, но вдруг поняла, что это дно! Я смогла нащупать эту чертову книгу и вцепилась в нее мертвой хваткой. Оттолкнувшись от дна ногами, я приготовилась к долгому заплыву на поверхность… и вынырнула.

Ничего не понимая и тяжело дыша, я посмотрела под ноги. Вода доходила мне до середины груди. Но как? У меня что, были галлюцинации на нервной почве? Я подняла взгляд и увидела желтую лягушку, нагло меня рассматривающую.

— Ква? — издевательски спросила меня желтая нахалка. Я ответила ей свирепым выражением лица и парочкой грязных ругательств, подслушанных как-то на кухне.

Лягушка обиженно квакнула и с видом оскорбленного достоинства нырнула под камень. Да, я явно не понравилась местной живности.

Еле перебирая ногами от усталости, я выползла на берег. Тело болело так, как будто я совершила заплыв на длинную дистанцию. Хотя, может, так оно и было? Упав на траву, я ждала, пока мое сердце перестанет так бешено биться. Надо мной медленно проплывали облака. Ветер вплетал шелест камыша в свою тихую песню. Все дышало спокойствием и какой-то природной гармонией. Я на миг почувствовала себя частью этого мира, как — будто в первый раз по-настоящему вздохнула, словно до этого не дышала вовсе, а жила за чертой мира, в его искаженном отражении.

Но так же быстро, как и появилось, это ощущение исчезло. И пришло чувство неполноценности, как — будто у меня забрали часть меня самой.

Раздраженно тряхнув головой, я села, облокотивший о ствол дерева, перед этим кое-как натянув на себя ранее снятую одежду.

Только сейчас я вспомнила про книгу, все еще зажатую в руке. Это была странная книга. В черном кожаном переплете, с дымчато-серебристым камнем по-середине. На черной коже были словно выжжены незнакомые мне буквы: «Shaar'in er hamsunna litar'eini». От книги веяло стариной и тайной. Сгорая от любопытства, я ее раскрыла.

И разочаровано вздохнула. Страницы были пусты. Пожелтевшая от времени бумага не была исписана ни одной строчкой. И из-за этого я чуть не утонула? От злости я резко перевернула страницу и вскрикнула, больно порезав палец об острый край листа. На страницу упала капля моей крови, и я чертыхнулась. Ну вот, испортила старинную вещь.

Но как только капля крови упала на бумагу, та вдруг впитала ее, как сухая земля воду. И тут же на странице начали проявляться изящные буквы, превращаясь в слова. Они были темно- красного цвета, цвета моей крови. Это был древний язык, которого я не могла знать, но который я понимала. Не знаю как, но мне было понятно каждое слово.

И граница была нарушена.

Заступили за черту дети ночи, вознося молитвы темным Богиням, покровительницам отверженных светом.

И чаша мира была опрокинута.

Разрушили священные узы дети света, прося о помощи своих Богинь, покровительниц тех, за кем еще не пришла тьма.

И пролилась на божественный алтарь свежая, горячая кровь. Она наполнила чашу.

И испили из нее двое Великих. Два Повелителя. Два врага.

Тот, кто был избран светом и отмечен огненной стихией. Воин света.

И тот, кто был избран ночью. Наследный принц темной стихии. Демон ночи.

Два принца.

Две неразрывно связанные души. Две проклятые души.

Их проклинали одни, на них молились другие.

Война забирала жизни по обе стороны границы. Богиня Смерти собирала свою кровавую жатву.

И страдания переполнили души тех, кто шел на смерть ради своих Повелителей. Их молитвы слились в один стон. Стон отчаяния, который донесся до обители четырех Богинь.

Покровительницы четырех стихий решили помочь смертным и закончить кровавую войну. Но, ни одна из них не в праве была решать, кто из принцев займет трон. И выбрали они ту, которая решит судьбу двух сторон.

Богини решили создать чистую душу, лишь на одну половину затронутою тьмой, а на другую, светом. Две противоположности находились в равновесии, чего не существовало на земле. В кажом человеке были весы равновесия, на чашах которых лежал осколок света и пыль тьмы. Одна из чашь должна перевесить другую, этим выбрав путь, по которому пойдет человек. Но эта душа должна была стать особенной…

Отдала Нарун, Богиня огня каплю своей крови, сказав:

— И пусть в крови ее течет огонь.

Упала с ресниц Маун, Богини воды прозрачная капля:

— И пусть ее дыхание будет водой.

Выдернула стальное перо из своего крыла Риан, Богиня ветра:

— И пусть за ее спиной расправит крылья ветер.

Вынула из своих волос нераспустившуюся фиалку Арсун, Богиня земли:

— И пусть в глазах ее цветут фиалки.

Оставалось только уравновесить две силы.

— Эта душа рождена светом, — сказали Богини четырех стихий.

И пришла Актар, Богиня Смерти.

Она отрезала прядь своих черных волос и вплела в них фиалку:.

— Но пусть она цветет в ночи…

Да будет так.

И была создана совершенная душа в образе девушки, самой прекрасной из всех когда-либо созданных существ. С волосами черными как ночь и глазами, цвета фиалок.

Почти Богиня.

Но чтобы вдохнуть жизнь в холодное, как мрамор тело и освободить ее душу, надо было отдать последний божественный дар.

Актар прикоснулась к ее ледяным губам и прошептала:

— Я даю тебе имя…

А дальше страница была пуста. Я почувствовала разочарование ребенка, которому няня строго приказала спать, оборвав сказку на самом интересном месте. Да, действительно, милая сказочка. Принцы, демоны, богини. Кто поверит в такую чушь? Книги должны писать о том, что было, есть, или будет на самом деле, а не о каком-то несуществующем волшебном мире. Только дети верят во всякую чушь. Я лично не прониклась сказочной историей, написанной так, как будто это было на самом деле. Да, меня заинтриговали волшебным образом появляющиеся изнеоткуда слова. Но скорее всего, дело было в необычных чернилах автора. Почувствовав странное раздражение, я резко захлопнула книгу. И удивленно нахмурилась. Надпись по — середине горела огненными буквами. Это был уже не древний, мне не понятный язык. Я легко смогла прочитать эти три слова: «Книга первой печати».

Книга выпала у меня из рук, и я в резко поднялась с земли. Что же это такое? Я боялась этого странного предмета. Он рушил все мои представление о том, что есть и может быть. Ведь такого не бывает, что страницы были исписаны кровью, а буквы горели огнем. Наверно, палящее солнце сыграло со мной злую шутку, и у меня начались галлюцинации. Я больше не хотела прикасаться к этой книге. Она меня пугала, но в то же время неудержимо притягивала. Руки так и тянулись прикоснуться к гладкой черной коже. Я с трудом отогнала это наваждение и побежала прочь от источника, оставив загадочную книгу лежать на берегу.

Сердце гулко стучало в груди, дыхание с хрипом вырывалось из легких, но я продолжала бежать. Я бежала так, будто за мной гналась стая голодных волков. Бежала с чувством, что оставила там, на берегу, что-то важное и нужное, то, что уже стало частью меня. Я приоткрыла ворота чего-то неизведанного. И эти ворота уже больше никогда не закроются. У меня был выбор: протиснуться в эту маленькую щелку, как вор забирается в спящий дом, или распахнув их настежь, войти с гордо поднятой головой. Но одно было ясно. То, что осталось за моей спиной, то, от чего я бежала, уже не вернется на дно озера, где я его нашла. Где оно меня настигло.

Впереди показался смутный силуэт родного дома. Еще никогда в своей жизни я не хотела туда попасть так, как сейчас. Ворота скрипнули, приветствуя беглянку. Двор был по прежнему пуст, и я облегченно вздохнула. На этот раз попав в свою комноту без приключения, я устала повалилилась на кровать. Кровь пульсировала в висках, а дыхание никак не хотело выравниваться. Немного успокоившись, я начала воспринимать окружающий мир.

За дверью раздался голос молоденьких служанок, шепотом обсуждающих грядущий ночь Грозолуния. Я попыталась вспомнить, что слышала об этом празднике, пытаясь отвлечься от гнетущих меня мыслей.

Языческий предки считали эту ночь священной, они честовали Богиню воды Маун, чтобы она смилостивилась над ними в месяц золотого серпа (август месяц) и даровала долгожданный дождь. Под полной луною разжигались костры, и начинался Танец Выбора. Девушки танцевали вокруг костра, который разгорался все ярче и ярче, и ту, которую пропустит сквозь себя огонь, выбирут невестой Грозолуния. Жениха она должна будет выбрать себе сама. Тот, с кем она станцует огненный круг вдоль костра, станет ее избранником. И если Маун благословит этот союз, она даст молодой паре силу вызвать грозу. Дождь должен будет затушить костер, этим, навеки скрепив союз и дав изнемогающей земле напиться.

Если же пара оказывалась недостойна, Богиня гневалась, и долгожданный дождь проливался на жаждущие воды земли еще очень и очень не скоро.

Но это все лирика и фольклер. Глупый, пустой обычай, которыми богат наш край. На сама деле, это просто еще один повод повеселится. Потому что к концу ночи, любовно обнимая бутылку и ствол ближайшей сосны, какой-нибудь мужичок обязательно заорет: " Ишь, ироды, расплясались! Тут, поминки, а они пляшут… ик…совсем стыд потеряли…ик..

И напоследок хорошенько приложившись к бутылке, сползет под сосну. И, конечно же, никакого дождя и в помине никогда не было. Какой дождь в последний месяц Солнца?! Они бы еще снег вызывали.

Но, я бы многим пожертвовала, чтобы быть в ночь Грозолуния около костра. Танцевать, не думая ни о чем, не отчитываясь о каждом своем шаге. Но отец ни за что не выпустит меня из дома в святую ночь. Тем более что там будут эбхи, самое свободолюбивое и вольное племя. Грязный сброд, как презрительно отзывался о них отец. Дети ветра, они всегда сами выбирали себе дорогу. Смуглые, высокие, с темно-карими, почти черными глазами. Дерзкий и не подчиняющийся никому народ. Единственным пред кем они склоняли головы, был Ветер. Но не перед Богиней ветра, Риан, нет, перед самой стихией. Они были вероотступниками, не признающими ни власти королей, ни могущества Богинь. Эбхи не разделяли мир на черное и белое, добро и зло, тьму и свет. Для них не существовало границ между двумя крайностями, они существовали и по эту и по ту сторону. Поэтому люди боялись их, в тайне убежденные, что это вовсе и не люди, а демоны. Эбхи были кочевниками, они никогда подолгу не останавливались на одном месте. Как ветер, они пролетали мимо городов и деревень, оставляя за собой запах свободы, свободы от земли, к которой навеки привязаны крестьяне, свободы от клеток королевских дворцов с мраморными стенами и ухоженными садами. Когда эбхов спрашивали, где их дом, они всегда отвечали одной странной фразой, не разъясняя ее смысла: "Там где ветер поет колыбельную раскаленным пескам, но сонце украло наше золото барханов и мы никогда не сможем вернуться домой…" Их девушки любили танцевать на городских площадях в пестрых юбках и посылать дерзкие белозубые улыбки чопорным священникам, брезгливо поглядывавших на них около своих храмов. Надо ли говорить, что они были лучшими в стране наездниками? Детей ветра презирали, ругали, прогоняли, в тайне завидуя их свободной и вольной жизни. А еще их боялись. Эбхи были непревзойденными мастерами оружия. Они не сражались, они танцевали. Быстрый, стремительный танец в паре с холодной сталью. Их гибкие, сильные тела двигались с хищной грацией. И если бы этот народ не был равнодошен к власти, он бы уже давно правил. Короли это знали и поэтому старались не трогать эбхов, не будя спящего зверя.

Я в тайне восхищалась ими.

Единственный шанс попасть на праздник, это прийти туда как эбх, потому что крестьяне знали своих, и тут же бы меня выдали, признав во мне чужака. Но это все равно, что курице претвориться ястребом. Вряд ли я со своими мышиного цвета волосами и светлыми, мутными глазами сойду за эбха. Меня могла бы спасти одежда, но где взять длинную пеструю юбку и весьма…хм…декольтированную блузку? Девушки — эбхи никогда не отличались скромностью и целомудрием, беря от жизни и от мужчин все…во всех смыслах.

Я лежала на кровати, предаваясь грустным мыслям и сладким, но неосуществимым мечтам. Лениво повернув голову, я скользнула взглядом по столу и, вскрикнув, вскочила. Вернее упала с кровати. Быстро встав, я со страхом еще раз посмотрела в сторону стола. Нет, этого не может быть. Так, спокойно, скорее всего, это галлюцинации, вызванные долгим пребыванием на солнце. Надо закрыть глаза, вот так, правильно. И глубоко вздохнуть. Вдох, выдох, вдох, выд… Аааааааа! Нет, она все так же лежит на столе! Медленно двигаясь в направлении источника моей паники, я пыталась успокоить бьющееся, как у зайца, смотрящего на довольно облизывающуюся лису, сердце.

На столе лежала книга. Та самая книга, из-за которой я чуть не утонула, та самая, написанная моей кровью, книга, которую я бросила у Священного Источника.

Но как она оказалась в моей комнате? Может это чья-то глупая шутка? Не сама же книга сюда пришла. Понимая как это глупо, я все же осторожно перевернула книжку, в полубезумной надежде увидеть там маленькие ножки. Нет, крыша у меня не едет, потому что, после всего случившегося сегодня, ее уже нет! Иначе искала бы я сейчас ножки у книги!

Почемуто как только я прикоснулась к книге, страх ушел. Руки сами открыли ее. Находясь в какой то прострации, почти бессознательно я взяла маленький ножик, лежавший на столе. И уколола палец. На нем тут же выступла капелька крови, которой я капнула на страницу.

Всего мгновение, и появились слова: "На чердаке. В сундуке".

А я думала, будет еще одна сказка на ночь про хороших теть и плохих дядь… С трудом сбросив с себя это странное оцепенение я захлопнула ненавистную книгу. Она хочет, чтобы я пошла на чердак. Ну да, сейчас, уже бегу. Если бы я была любопытным человеком, я бы сходила на чердак и посмотрела бы на этот сундук. Но…

Но я была безумно любопытна…

Поэтому, я собиралсь еще и открыть этот сундук!

Чувствуя себя ребенком, отпривившимся искать клад, закопаный под мамиными любимыми клумбами, я пробралась на чердак.

Казалось он состоял из одной только пыли и…пыли. Приходилось дышать через раз. Вдох, кашель, еще раз вдох. Чихнув для профилактики, я попыталась отыскать взглядом свой сундук с сокровищами.

Наконец взгляд наткнулся на нечто деревянное и перекошеное. Если это сундук, то как же тогда назвать старый, прогнивший и пыльный ящик?

Что-то я в последнее время стала придирчивой, мне прямо не угодишь. Ну да, а чего ты ожидала? Расписной сундучок, почти треснувший от обилия драгоценностей и золотых монет? Держи карман шире.

Я подошла к ящичку и сдвинула крышку. Не веря своим глазам, я достала содержимое. Длинная пестрая юбка была вышита цветами сочного красного цвета. Ткань была прочная и в то же время легкая. Белая блузка была такой короткой, что наверняка открывала живот. А на самом дне лежала алая шаль, украшенная бахромой. Простой, но откровенный наряд. Такой должна носить страстная, красивая, уверенная в себе женщина. Такой носят все женщины-эбхи. Так значит, книга тоже хочет, чтобы я пошла на праздник. Что ж, наши желания совпадают. Пусть она будет моей феей-крестной. Ну что ж, Золушка едет на бал!

Главное утром не проснуться в тыкве вместе с крысами…

Нервно одергивая юбку, я ходила около двери, как голодный тигр вокруг потенциальной жертвы. Ну, когда уже слуги уйдут на праздник? Сколько можно глупо хихикать и бегать туда сюда с фразами: " Ой, а эбхи такие красавчики, вот бы охмурить какого-нибудь! Что? Ну и что, что жених, я потом ему до гробовой доски верна буду!" Угу, такая женушка сама последний гвоздь забьет в гроб горячо любимого мужа. Еше и проследит, чтоб поглубже закапывали…

Наконец за дверью все стихло, и я осторожно выскользнула из комнаты. До ворот я добралась без проишествий, оглядываясь за спину, как последний параноик.

Заматавшись в шаль, чтобы скрыть свои совершенно не эбские "прелести", я вознесла жаркую молитву, чтобы меня приняли за неудавшийся экземляр этого красивого народа. Ну да, не красавица, зато приставать не будут, на такую даже пьяный развратник не позарится.

Еще издалека я услышала веселые крики и бойкую музыку. Костры еще не разжигали, поэтому я не пропустила самого интересного. Эбхи разбили свои пестрые кибитки по краям поляны. Казалось, что на ней распустились огромные алые маки. Я попыталась затеряться в толпе. Это оказалось несложно — поляна была похожа на большой муравейник. Хотя костер еще не был зажжен, для некоторых праздник Грозолуния уже начался — даже музыка не могла заглушить звона чекающихся друг о друга стаканов. И что-то мне подсказывало, что это не ромашковый чай.

У самой яркой кибитки стояла старуха-эбх. Не думала, что люди могут дожить до такого возраста — лицо ее было похоже на изрезанную трещинами скалу. Казалось, оно состояло из одник только углов. И особенно жутко на этом фоне смотрелись черные, как волчьи ягоды, глаза. Вокруг нее, пестрой стаей маленьких птичек, суетились девушки. Толкая и перебивая друг-друга, они просили старуху погадать им. Глупые крестьянки. Может за меня говорит мой аристократический снобизм, но я еще раз повторю. Глупые кресьянки. Конечно же, за одну звонкую монету гадалка предскажет каждому по принцу на белом коне и по королевству в придачу, тактично умолчав о будущем муже-пьянице и пятерых вечно голодных и орущих детей. На всех принцев с конями не хватит. Но юные девы надеются, что если не хватит, прийдут пешком.

Старуха раздраженно махнула рукой и девушки разачарованно затихли. И тут, старуха-эбх резко повернула голову и посмотрела на меня в упор. Внутри все сжалось от этого взгляда. Ее глаза были похожи на зеркальный коридор. Только отражения отражений черных зеркал. Если бы я верила в колдовство, я бы точно подумала, что она ведьма. Плотнее закутавшись в шаль, я вошла в толпу, чтобы скрыться от этих глаз. На меня не обращали вниманися, потому-что я укуталась так, что был виден только кончик носа. Добравшись на другую сторону поляны, я осмотрелась. Старухи нигде не было, и я облегченно вздохнула.

Вдруг крики и смех немного стихли. Я поняла, что настал момент, которого все так ждали, в том числе и я. Сейчас будут разжигать костер. Девушки возбужденно перешептывались и косились на парней, стоявших чуть поодаль. Через минуту каждая из них будет кружиться в танце с огнем, попробовав стать его партнершей, чтобы стихия приняла ее. Она будет извиваться и умолять огонь выбрать именно ее. И в этом будет ее ошибка. Огонь не терпит слабых и тех, кто просит его о чем-то, умоляя и поклоняясь. Только равных себе он примет, только тех, в ком будет такое же неукротимое и никому не подчиняющееся пламя.

— Ты здесь чужая, — услышала я рядом скрипучий голос.

Я еле удержалась от испуганного вскрика. Даже не поворачивая головы, я знала, кто стоит рядом. Кого-кого, а эту старуху не обманешь.

— Я знаю, я чужая на этом празднике. Но позвольте мне остаться ненадолго. Как только танец закончится, я уйду.

Вдруг старуха рассмеялась, на удивление звонким и даже какием-то молодым смехом.

— Я говорю не о празднике, Полуночная. Я говорю об этом мире. Это не твой мир, ты здесь чужая и должна вернуться туда, где тебе место.

Я расстерялась, не зная, как понимать ее слова.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. И почему вы меня так странно назвали?

— Потому что ты наполовину принадлежишь ночи, — усмехнулась старая эбх, — ты слишком долго жила в этом ненастоящем мире. Здесь ты слаба и полностью ими управляема.

Ничего не понимая, я все же решилась спросить:

— Кеми, ими?

— Будь осторожна в своем выборе, Полуночная. Не ищи свет там, где горит огонь. Потому что свет можно увидеть, только если вокруг темно.

Старуха вдруг начала сильно кашлять, обхватив себя руками. А потом опять рассмеялась и подмигнула мне.

— Они злятся, что я тебе это говорю. Но ждать осталось недолго. Скоро он придет за тобой.

— Кто придет? Кто они? — уже почти закричала я. Что все это значит?!

— Посмотри, — кивнула старуха на уже разгоравшийся костер, так и не ответив ни на один из моих вопросов.

Там уже плясали самые смелые из девушек. Их танец был быстр и весел. Но на фоне страстно извивающегося пламени костра, смотрелся просто и безжизненно. А в пламени была жизнь, была дикая, первобытная мелодия. Девушки не слышали ее, танцуя только под сладкие звуки гитары и флейты. Огонь насмешливо наблюдал за ними, презрительно вспыхивая и взмываясь вверх. Он не даст им пройти сквозь себя, не пропустит тех, кто глух к его музыке. А я слышала ее. Каждую ноту, каждый такт. По телу вдруг разлилось приятное тепло и сладкая истома. А сердце возбужденно забилось в груди, в предвкушении чего-то.

— Ты видишь. Ты слышишь. Ты хочешь. И ты сможешь, Полуночная, только ты. Ты чувствуешь, как откликаешься на зов огня? Он тоже тебя чувствует и ждет, когда ты бросишь ему вызов.

Голос старухи доносился, как сквозь туман. Но тело предательски задрожала в ответ на ее слова.

— Скинь свою шаль и иди в круг. Он тебя ждет, Полуночная.

Я не знаю почему, но я как-то поняла, что "он" это не огонь. Но кто тогда? О ком постоянно упоминает старуха-эбх?

У костра оставалось все меньше и меньше девушек. Когда одна из них подходила к огню, чтобы перепрыгнуть через него, он яростно вздымался вверх, не пропуская танцовщицу, и она, разочарованно опустив голову, выходила из круга.

Я почувствовала, что старуха слегка подтолкнула меня. На мгновение я почувствовала нерешительность.

А что, если огонь меня не пропустит? — мелькнула в голове шальная мысль, и я вступила в круг.

Я разгорался все ярче и ярче, чувствуя, как горячий гнев сковывает лед призрения. Вот еще одна смертная вступила в круг, чтобы станцевать для меня. Еще одна пародия на танец, пустая и лишенная жизни. Всего лишь движения тела, для кого-то полные соблазна, во мне же вызывавшие лишь брезгливость. Что они могут, человеческие куклы? Их призывные покачивания бедрами, веером летящие волосы оставляли меня равнодушным. Никто из них не достоин моего пламени. Это всего лишь хворост для моего костра, очередная сухая ветка, чтобы гореть ярче, но недостаточно, чтобы коснуться пламенем звезд. Ко мне подходит еще одна смертная, призывно улыбаясь и протягивая ко мне руки. Я насмешливо вспыхиваю и задеваю подол ее платья. Испуганно вскрикнув, смертная покидает круг, пытаясь затушить горящую юбку. Как скучно, думаю я, отрешенно глядя на очередную танцовщицу, закутанную в алую шаль. Ну, давай, скидывай свой платок, смертная, почему ты прячешь глаза? И будто услышав мой насмешливый вопрос, она срывает шаль резким рывком. Я чувствую, как рванул вверх от удивления. Кто ты, девчонка? У кого ты украла эти глаза? Неужели ты ведьма, продавшая свою душу за это лицо и тело? Потому что мне ли не знать, что смертным не делают такие щедрые подарки. Только мои богини, отдавшие меня этому миру, были столь совершенны. Вот ты сделала шаг мне навстречу. Ты хочешь станцевать для меня? Тогда подходи ближе, девчонка, дай рассмотреть каким цветом горят твои раскосые глаза. Ты накрываешь их длинными черными ресницами и насмешливо улыбаясь, начинаешь кружиться, не подходя ко мне слишком близко. Твоя цветастая юбка летит вокруг прекрасных белоснежных ножек, а потом ты падаешь на колени и она ложиться вокруг тебя, заключая в круг. Вставай и иди ко мне. Ты медленно встаешь, не поднимая головы. И начинается твой танец. Твой полет. Длинный волосы черным веером танцуют над твоими мраморными плечами. Изгибаясь и наклоняясь, как зачарованая факиром кобра, ты приближаешься. Ближе, ну же, еще ближе. Я уже хочу коснуться тебя, смертная богиня. Каждым движением, каждый изгибом своего прекрасного тела ты бросаешь мне вызов. Я знаю, Он сейчас это видит и завидует мне. Потому что ты танцуешь для меня, а не для него. Но скоро завидывать буду я. Но прежде, дай мне обнять тебя, смертная, дай заглянуть в твои глаза. Твои движения становятся резкими и стремительными. Ты закидываешь голову назад и изгибаешься. Водопад черного шелка веером раскрывается над твоей головой и падает за спину. Я чувствую твой пульс, каждый удар сердца. Мое пламя вспыхивает от возбуждения и предвкушения, когда ты пройдешь сквозь меня. Ты пришла не для того, чтобы просить меня. Ты пришла, как равная мне. Ну что ж, дерзкая девчонка, иди сюда.

И смертная подходит ко мне, летящей походкой. Поднимая ресницы, она наконец смотрит на меня. О, богини… Я не забуду этих глаз никогда, даже когда догорев, превращусь в пепел. Два прелестных цветка распустились на ее лице. Они сияли, отражая мое пламя и переплетая его со своим. Я отдаю ей свой жар и жду, когда коснусь ее кожи. Я вижу в ее глазах решимость. Она не будет прыгать через меня. Она войдет. А я пропущу ее, нежно косаясь кожи и не оставив на ней следов.

И она входит в меня. Смертные, стоящие у костра видят лишь, как она перепрыгнула. Я заставил их это видить. Только она и я знаем, что это не так. И еще Он. Какая она нежная и мягкая. Я целую ее волосы и обнимая тонкий стан. Извиваясь, мое пламя танцует вокруг нее. Теперь она танцует не для меня, а со мной. Мое пламя сгорает на ее губых, цвета распустившихся маков. Я не хочу тебя отпускать, мой цветок. Но я должен, потому что я узнал кто ты. Ты не для меня, Полуночная. Поэтому иди. Я отпуская тебя, цветок. Жаль, что, догорев, я так и не узнаю, смог ли Он тебя сорвать?…

Вокрун меня был огонь. Целуя, лаская и обнимая, он стремился вверх, чтобы зажечь небо. Как жарко, отрешенно думала я, изгибаясь под его музыку. Губы тронула едва заметная усмешка. Ему понравился мой танец. Он выбрал меня. Холодный ветерок коснулся моего виска. Огонь отпустил меня. Пьянящий восторг охватил все мое естество. И я закружилась в бешеном танце. Первобытный ритм отсчитывал мой пульс. Так танцуют юные дикарки вокруг степных костров. Я заметила, что уже не одна в кругу. Несколько парней попробовали приблизиться ко мне, чтобы завладеть моим вниманим. В их глазах было одно и то же чуство. Восхищение. Оно пьянило не хуже крепленого вина. Особенно когда пьешь впервые. А это был мой первый глоток. Насмешливо улыбнувшись синеглазому юноше, я оттолкнула его. Почуствовав, как меня прижимают к себе чьи-то настойчивые руки, я слегко повернула голову. Встретившись взглядом с самоуверенными карими глазами, я лениво положила руку на плечо парня. Нахальная улыбка расползлась по его смазливому лицу. Тряхнув своими светлыми волосами и прижав меня к себе еще крепче, он начал кружить меня вокруг костра, под завистливые вздохи менее удачливых конкурентов. Еще несколько шагов и будет полный круг. Отрешенно подумав, какой бес в меня вселился, я призывно улубнулась этому сомоувереному нахалу. Он как зачарованый уставился в мои глаза. Что он мог увидить в моих мутных серых болотцах, чтобы смотреть как на драгоценные камни? Недоуменно пожав плечами, я ловко поставила подножку, пока блондин не опомнился. Красиво растянувшись прямо у моих ног, парень тихо застонал. Поставив свою голую ступню ему на плечо, я жестоко улыбнулась:

— Прости, милый, блондины не в моем вкусе, — и оттолкнувшись от его плеча, я снова пустилась в пляс.

Больше дураков не нашлось. А жаль, я бы еще повеселилась.

Постепенно круг пустел, а я все продолжала танцевать.

Все слилось в одно яркое огненное пятно. Я уже не различала очертания людей, только красные блики и пряди черных волос. Черных волос? Ладно подумаю об этом позже, сейчас мое сознание прибывало в состоянии невесомости.

Я была пьяна. Пьяна пряным запахом ночи и горьким вкусом ветра на губах. Голова начала кружиться и мир вокруг меня завертелся в быстром хороводе. Еще один разворот и я поняла, что теряю равновесие. Мгновение, и мою кожу обожгло чье-то прикосновение. А потом было стремительное падение вниз. Чувствуя, как острые камушки противно впиваются мне в спину, я мысленно выругалась. Но оказалось, это было не самое худшее последствие моего падения. Самым худшим оказался некто, лежавший на мне, и буквально впечатав мою многострадальную спину в каменистый ландшафт. А вот и моя очередная жертва. Еще один дурак решил попытать счастья, злорадно подумала я и открыла глаза.

А потом было небо. Серое, с тяжелыми свинцовыми тучами и слепящими глаза острыми зигзагами молний. Вечно холодное, бескрайнее полотно неба с вышитыми узорами звезд. Тяжелый, серый цвет плавно переходящий с синеву ранних сумерек. И тут картинка резко изменилась. Это были уже два клинка, острые и опасные. Дети смерти.

Я заворожено смотрела в глаза цвета искусно выкованной стали. Два нечеловеческих узких зрачка черным кинжалом пересекали темно-серую радужку.

В тот момент для меня не существовало мира вокруг этих глаз. Мой мир был там, за серой завесой.

С трудом сбросил наваждение, я прошипела в лицо незнакомцу:

— Знаешь, ты не пушинка.

Я не видела его лица, потому что костер был за его спиной. Но он и не подумал встать, лишь еще теснее прижался ко мне. От такого нахальства я просто задохнулась.

— Ты бы предпочла быть сверху? — глубокий насмешливый голос ножом полоснул по моим нервам, — Извини, я не разрешаю моим женщинам быть сверху, в таком положении они могут внушить себе ошибочную уверенность, что они здесь главные, — хриплым шепотом закончил незнакомец.

Тихая ярость как в ведьменском котле начала булькать во мне.

— А на прогулку ты их тоже на поводке выводишь? — прошипела я.

— Зачем? — картинно удивился он, — они откликаются на свит, — насмешливо ответил нахал.

А потом резко встал. Я даже не заметила, как освободилась от тяжести его тела. Такими стремительными и в то же время плавными были его движения. Я злорадно представила, как он протянет мне руку, а я демонстрированно отвернувшись и гордо задрав голову отвергну его помощь. Я уже даже заготовила презрительно-пренебрежительное выражение лица.

Незнакомец встал и насмешливо посмотрел на меня сверху вниз. Костер был у него за спиной, и я так и не смогла разглядеть его лица. Только силует. Но и его хватило, чтобы мой рот непроизвольно приоткрылся. Идеальные контуры его тела проступали на фоне огня. Он был высок, на полторы головы выше меня, хотя не стоит брать мой невысокий рост за показатель. Рельефные, сильный руки упирались в узкие бедра. Но не это было самым примечательное в нем. На фоне костра вокруг его гибкого тела завораживающе плясали длинные, почти до пояса волосы. Ветер перебирал длинные прямые пряди серебряного цвета. Серебристо-лунного.

Природа не могла так расщедрится, злодрадно подумала я, представив его лицо с кривым носом и безвольным подбородком.

Уставившись как последняя дура на незнакомца, я совсем забыла о своей маленькой мести.

— Ты так и будешь лежать? — сказал он, — или мне стоит расценивать это как приглашение?

Мерзкий негодяй. Нахальный выродок. Да кто он вообще такой? Как он смеет так обращаться со мной? Ожидаемой руки, я так и не дождалась.

Сердито встав, я отряхнула юбку от песка.

Повернувшись к нему спиной, я снова закружилась, стараясь максимально отдалиться от злосчастного места падения.

Почти все парни вышли за предел круга, да и зрители почему-то разошлись, как — будто круг опустел. Стало грустно, словно праздник кончился, и гости стали расходиться по домам, оставив горы немытой посуды и разбитые бокалы.

Резко развернувшись, я уткнулась в чью-то грудь, и почувствовала, как незнакомые руки обхватили мои запястья. Мне даже не дали поднять голову, хотя я уже знала кто это. Но так хотелось посмотреть на его лицо…

Положив подбородок на мою макушку, незнакомец ласково сказал:

— Станцуй со мной, маленькая дикарка. Танцуй не так, как танцевала для духа огня. Танцуй только для меня.

Я чувствовала его запах. Он пах степным ветром и дорогой, диким вереском и снегом на высоких горных вершинах. Я никогда не видела снега, но почему-то была уверена, что он пахнет именно так, как мой незнакомец. А еще я чувствовала запах мужчины. Мускусный и терпкий, он будоражил кровь и будил низменные первобытные инстинкты, скрытые на самом дне моей сущности.

Больше не было меня, тихой и благорозумной, не способной ослушаться приказа. У костра в объятьях чужака танцевала дикарка, язычница. Так не танцуют даже дочери вольных степных племен и сестры ветра, эбхи. Так танцуют языческие божества, единственные хозяева необузданных стихий. В каждом их движении звенит сталь и яростно, голодным волком, воет ветер. Так танцует незнакомка. Чужая, другая.

Сильные руки прижимают меня к твердому телу. Я даже не пытаюсь вырваться, зная, что это бесполезно. Мне даже не дают поднять голову, чтобы увидеть лицо моего партнера. С ужасом я понимаю, что он почти станцевал со мной круг. Я отчаянно делаю последнюю попытку спастись, пытаясь ударить его по ноге, чтобы он потерял равновесие и упал. Но вдруг чувствую как он поймал ее и подхватив под коленом закинул на свое бедро. Незнакомец подался вперед и мне не оставалось ничего другого как выгнуться назад, коснувшись волосами земли. А потом я почувствовала горячие губы на своей обнаженной шее. Всего на мнгновение, десятую долю секунды. Резкий рывок, легкое головокружение и вихрь длинных черных волос летящих вверх. Последний шаг и круг пройден.

Дикая, первобытная ярость охватила меня, жаркая, удушливая, от которой было трудно дышать.

— Ты… — но красивый и красочный эпитет заглушил звонкий раскат грома, — …ахнутый на голову… — чем и как ахнутый к сожалению чужак так и не узнал из-за очередного небесного залпа.

От злости я топнула ногой. Если даже небо против меня и не дает выговорившись, отвести дущу, то жизнь опредленно не удалась. Ну уж нет, я все таки доскажу этому мерзавцу его подробную биографию. Подождав, когда небо опять содрогнется, я решительно открыла рот, чтобы успеть все сказать в паузу между грохотом сверху.

— И если ты еще раз протянешь ко мне свои загребущие рученки, я их поотрываю и угудай куда потом приделаю! В самую… — самое интересное и познавательное я сообщить не успела.

Мне самым безжалостным образом закрыли рот, жестким и грубым поцелуем. Я только успела издать жалобный писк прищимившей хвост мыши. Упрямо сцепив зубы, я не дала его языку проникнуть внутрь. И почувствовала острую боль, как будто что-то отсрое вонзилось в мою губу. От неожиданности я разжала зубы и незнакомец тут же этим воспользовался. Я чуствовала во рту соленоватый вкус собвственной крови. Этот мерзавец прикусил мне губу. Но человеческие зубы не могут быть настолько остры, как это почувствовала я.

Он лишь на секунду оторвался от меня, чтобы слизнуть с моих губ капельку крови.

— Ты такая вкусная… Не могу дождаться, когда попробую тебя…

Вот теперь самое время начинать бояться, подумала я. Я что, похожа на торт с клубникой, чтобы меня пробовали?!

А потом небо упало. Обрушилось на нас тоннами воды, каждой каплей пронзая тело миллионами иголок. Костер с жалобным треском вспыхнул в последний раз и потух. Мне послышалось в этот треске невнятное слово: " Цветок.."

И вместе в потоками воды на меня накатила лавина радостных криков и возгасов ошалевших от счастья крестьян.

Богиня воды благословила своих избранников.

Поляну накрыла теплая шаль ночи, лишив последнего света от костра.

Я подняла голову, чтобы в очередной раз увидеть призрачное мерцание стальных глаз.

Холодные капли стекали по моему лицу и заканчивали свою путь на дрожащих губах. Я боялась этого чужака. Боялась, до тягучей боли в животе, что-то на уровне подсознания говорило, кричало, вопило, что это враг, опасный и безжалостный.

Я не заметила, как оказалась у самой кромки леса, наедине с ним. Умело и незаметно, он увел меня с поляны, полной людей.

Дождь постепенно стихал, и в воздухе разливался дурманящий аромат диких трав.

Незнакомец молчал, по прежнему скрывая свою лицо в тени.

А потом все так же молча протянул мне руку, предлагая пойти с ним.

Наружу чуть не вырвался нервный смех. Какая жертва радостно пойдет на встречу хищнику, счастливо улыбаясь?

Разве что кролик к удаву, зачарованно глядя в глаза своей смерти. Этим самым кроликом быстро проскочила мысль и тут же испуганно убежала. Я смотрела в его глаза. Тело расслабилось, и губы непроизвольно посетила глупая улыбка. Все опасения вдруг показались такими незначительными, дурацкими и необоснованными. Ну как можно не доверять этим глазам? Как можно слышать их песню и не идти на их зов. Вложив свою руку в его, я покорно пошла за своим ангелом. Кто же он, как не ангел? Только у ангелов бывают глаза, поющие о южном ветре и жемчугах из морской пены…Тихий шепот волн, убаюкивающий и нежный.

Я иду за своим ангелом. Мимо мелькают темные силуэты деревьев, под ногами тихо шелестят листья. Мне нравится жить в его глазах. Откружающий мир смазывается, краски тускнеют и теряют свою яркость, зачем же тогда тут оставаться? А вот в его глазах сочная палитра лета и серебристые всполохи молний.

Мой ангел ведет меня к какой-то пещере, скрытой густой листвой. Внутри темно и глаза еще не привыкли к темноте, чтобы что-то расмотреть. Только звездное небо над головой вместо потолка из холодных серых камней. Но луна спрятался за тучами и не проливала ни одного косого луча на серые камни пещеры.

А его глаза продолжали петь мне… " Приди ко мне…"

Этот голос… этот зов… Голову буквально разрывает на части от жгучей и невыносимой боли. Она взрывается тысячами неизвестных мне голосов.

Цветок…Ночной Цветок… А потом сладкий, завораживающий голос оплетает мое сознание. Он ластится ко мне как котенок, преданно трется об мои ноги. А потом запускает свои острые коготки мне под кожу. Голос моего ангела. Но, почему он так похож на другой, запретный и полный соблазна зов, который я уже слышала.

И запах… Этот запах, который преследовал меня. Он повсюду, он накрыл меня тяжелым одеялом. Они переплетались, играли свою чудную музыку, растворяя меня в себе.

Запах ночи и голос демона.

Я до боли сжимаю пальцы так, что ногти впиваются в кожу. Это почти то же самое, что вырвать свое сердце из груди но…но я должна оторвать взгляд от его глаз. Нужно порвать эту серебряную сеть.

И я это делаю. Почти разрываясь на части, я отвожу взгляд, пока этот дурманящий запах и его песня не свели меня с ума.

Мой взгляд останавливается на его губах, искривленных в жестокой улыбке. А потом он улыбается шире, и я в ужасе смотрю на белоснежные острые клыки. Длинные и заостренные, они внушают почти животный страх.

— Вдохни этот чудный запах, мой цветок, — как ни в чем не бывало, говорит он, — так пахнут только эти лепестки и….ты.

Глаза уже привыкли к темноте, и я оглянулась вокруг. Подо мной был рассыпан цветастый ковер. От лилового до темно-фиолетового цвета насыщенного оттенка. Это были цветы. Сотни цветов покрывали пол этой пещеры. Почему-то жизненно важно стало вспомнить их название.

Голова тут же взорвалась острой болью.

Вспомни, вспомни. Вспомни.

Пульсировала в голове мысль. Но с каждым ее ударом накатывала разрывающая на части боль. Обхватив голову руками, я упала на колени. Тело сотрясала крупная дрожь.

— Прекрати! — закричала я. Боль сводила сума, — хватит, хватит! Ну, пожалуйста!

Умоляла я, сидя у его ног.

Слезы катились по моим бледным, холодным щекам. Горькие слезы обиды и непонимания. За что? Зачем мой ангел так меня мучает?

Нет! Никакой он не ангел к чертям собачим! Зло прокричала какая-то часть моего сознания. Ты так и будешь считать его своим ангелом, когда он вырвет из твоей груди сердце и съест сырым, наслаждаясь твоими криками?!

Внезапно он наклонился ко мне и заставил поднять голову. Луна медленно выплыла из-за тучи и залила пещеру расплавленным серебром. Я увидела его лицо.

Я уже привыкла к боли. За эти минуты она стала чем-то неотделимым от меня, даже родным. Но эта боль была другой.

Смотреть на его красоту было мучительно больно. Так, как смотришь на солнце. Оно слепит глаза, вызывает слезы и в конце концов заставляет отвернуться.

Но я не могла отвернуться. Я не могла даже моргнуть, чтобы движением рениц хотя бы на миг стереть его красоту.

Эта красота заставляла сжиматься сердце. Расплавленное серебро его глаз насмешливо сияло, зная, как я очарована. О боги, если бы эта красата была пустой, велеколепной картинкой, но не более. Но увы, она искрилась, прекрасная в своей жестокости. Она была отмечена печатью непоколебимой воли, силы и власти. И лишь одна вещь помогла мне выбраться из этого чудовищного порабощения. Красота была ледяной. Холодной и бесжалостной. Эти губы не знали теплой и ласковой улыбки. Эти глаза не знали милосердия и прощения.

Его рука нежно коснулась моей мокрой от слез щеки. А потом раздался звук вытаскиваемых из ножен кинжалов. Его руки теперь были увенчаны длинными острыми когтями, переливающимися всеми оттенками стали.

Еще одна слеза непроизвольно упала с ресниц. Он проследил ее путь острым когтем, больно зарапая кожу и оставляя длинную царапину. Щеку обожгло, когда кровь смешалась с солеными слезами.

А он наклонился еше ближе и провел языком по всей длинне царапины, слизывая кровь и слезы.

Закрыв глаза, я спросила и мой голос почти не дрожал:

— Что тебе от меня нужно?

— Ты должна вспомнить, мой цветочек. Скажи только одно слово и боль уйдет.

— Какое слово? — рыдания уже почти душили меня.

Он резко поднялся и подал мне руку, помогая встать.

— Пойдем, цветочек, у меня есть для тебя сюрприз.

Я как кукла, покорно пошла за ним. Луна все так же освещала пещеру, и я смогла разглядеть ее получше. Я буду смотреть по сторонам, куда угодно, только не на это чудовище.

Цветы росли не везде; в глубине, куда луна добрасывала только рассеянные, нечеткие лучи, тихо плескалась вода. Именно туда мы и шли.

Подойдя к самой воде, я увидела вдалеке какую-то каменную плиту, но рассмотреть никак не получалось, потому что она была слишком далеко. Судя по всему, эта плита находилась прямо по — середине пещерного озера. Там что, какой-то островок, и как туда добраться? Я не видела поблизости ни одной лодки.

Все так же не отпуская мою руку, незнакомец подошел к самой воде и, не останавливаясь, пошел вперед. Я испуганно дернулась назад.

— Не бойся, просто держись за мою руку, — сказал он и потянул меня следом за собой.

Осторожно наступив на поверхность воды, я с удивлением поняла, что не проваливаюсь, а иду как по гладкому стеклу. Но еще большее удивление охватило меня, когда я посмотрела под ноги. Под водой пллавали цветы. Тысячи бутонов лилово-фиолетового цвета, роняя свои лепестки, кружились под моими ногами. Они были какбуд-то под стеклом, но объемные и живые.

Так мы и шли по "стеклянному полю", медленно приближаясь к той самой загадочной плите.

Это был не островок. И это была не плита.

Каменный алтарь стоял прямо на воде. Он был сделан из черного мрамора, чем-то напоминая надгробие. На черном мраморе были выбиты какие-то непонятные руны, покрывавшие весь алтарь. При нашем приближение они засветились красным светом.

А еще на алтаре кто-то лежал.

По телу прошла дрожь и мою голову вновь накрыла волна боли. Чем ближе мы подходили, тем сильнее она становилась.

— Стой! Я не хочу туда идти! Оставь меня! — я безуспешно пыталась вырвать руку из его железной хватки. Но с такими темпами я быстрее сломала бы запястье, чем освободилась.

— Подойди к алтарю, — холодно приказал он, не обращая внимание на мою истерику.

Превозмагая боль, я сделала шаг.

На холодной мраморном камне лежала Богиня.

Молочная, нежная кожа на фоне черного мрамора казалась белее снега. Плавные, завораживающие изгибы ее юного, но уже зрелого тела поражали воображение. Такими совершенными могут быть только статуи древних богов, но в этом теле теплилась жизнь. Я чувствовала это.

Черные, вьющиеся крупными кольцами волосы были такими длиными, что накрыли все обнаженное тело юнной богини шелковым покрывалом, скрывая его от нескромных взглядов.

Но они были не полностью черными. От висков шли длинные пряди темно-фиолетового цвета. Их было много и они причудливо вились вокруг обнаженных плеч.

Ее глаза были закрыты, но это не мешало мне любоваться ее дивными чертами лица. Высокие скулы покрывал бледный румянец, а полные, сочные губы алели, как распустившиеся маки. И вся она как будто светилась. Чистым, нежным и ласковым светом.

Боль внезапно отступила и я с благоговением прикоснулась к этому волшебному существу. Ее кожа была холоднее мрамора на котором она лежала.

Гладкая, будто покрытая льдом, она обжигала пальцы.

Испуганно отдернув руку я обернулась к тому, кто знал ответы на мои вопросы.

— Кто она? Она…Богиня?

— Некоторые так считают, — насмешливо ответил мой мучитель, — но сейчас она всего лишь пустая оболочка, в ней нет жизни.

— Нет, я чувствую, что она жива, — возразила я.

— В этом теле нет души. Да, тело живет, но спит беспробудным сном. Оно проснется лишь тогда, когда в него вернется его хозяка, душа.

— А что ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты ее разбудила.

После этого повисла тишина. Неприятная, как липкая паутина, в которой так легко запутаться. Напрашивался вполне логический вопрос, но я его нагло проигнорировала, почему-то задав совершенно другой.

— Зачем она тебе нужна?

— Я знаю, у тебя много вопросов, но ты задаешь не те. Но в виде исключения я отвечу на этот. Не она мне нужна, а я нужен ей. Чтобы вырвать ее душу из мира иллюзей и зеркальных отражений, куда ее заточили, вырвать из чужого мира который стал ей клеткой, а она об этом даже не догадывается. Чтобы вернуть ей душу.

Сердце казалось вот-вот разорвет грудную клетку, так сильно оно билось.

— Посмотри на это юное тело. Оно прекрасно, не так ли? Совершенно. Идиально. Но ее душа в миллион раз прекраснее и восхитительнее. Она пылает небесным светом. Ты знаешь, цветочек, что когда умирает одно из отражений звезды, за миг до своей гибели, оно светит ярче тысячи солнц. Но душа этого создания, — он намотал на палец длинный фиолетовый локон, — рождает свет миллионов таких отражений.

— Я не верю в благотворительность, — отрезала я, ничего не поняв про отражения, но не став переспрашивать, — особенно в твоем случае. Она тебе за чем-то нужна, и я хочу заключить с тобой сделку. Я разбужу это существо, если ты думаешь, что это в моих силах, но в обмен ты пообещаешь отпустить меня.

Да, это было эгоистично и совсем не по-христиански, но я хотела навсегда забыть это место и никогда больше не видеть этого красивого монстра. Мне было жаль прекрасное, дивное существо, лежавшее на черном мраморе, ведь он заберет его. В груди кольнуло при мысли, что я больше никогда не увижу эту девушку, было в ней что-то родное, до боли знакомое. Но я отогнала эти мысли, понимая, что на кону стоит моя жизнь. Я была нужна незнакомцу только для того, чтобы разбудить богиню, зачем ему простая невзрачная смертная?

— Ты согласен? — напряженно спросила я.

Он вдруг рассмеялся, какбуд-то услышал забавную шутку. Бросив насмешливый взгляд в мою сторону, он отвесил мне шутовской поклон.

— Какая практичность, миледи, я восхищен! Ну что ж, я обещаю, что отпущу тебя, не причинив вреда.

Недоверчиво посмотрев на него, я нерешительно кивнула. Какой смысл ему меня обманывать? Ему нужна не я, а эта девушка. Да и что-то подсказывало мне, что если такой как он дает обещание, он не имеет права его нарушить.

— Что мне нужно сделать, чтобы она проснулась?

— Ничего особенного. Ты должна ее позвать, и она проснется.

Я в недоумении уставилась в дымчато-серые глаза.

— Просто позвать? — он что, издевается? Если нет, то почему смотрит как на полную идиотку?

— У ее души есть имя. Чтобы она вернулась в тело, ты должна позвать ее по-имени. Но имя было украдено.

— И кто вор?

— Ты действительно хочешь это знать? Ну что ж, удовлетворю твое любопытство.

Это твой отец, — слово "отец" он произнес так насмешливо и с такой иронией, что я сначала не поняла, о ком он говорит.

— Мой…отец украл ее имя? — растеряно прошептала я, — но зачем?

— В наше с тобой соглашение не входило такое количество вопросв, или ты хочешь пересмотреть некоторые пункты? — вкрадчиво спросил он.

Ладно, потом во всем разберусь, главное выбраться отсюда.

— Но я не знаю ее имени. Как же я могу вернуть его?

— Ты знаешь. Ты просто забыла его. А ты должна вспомнить.

Вспомнить. Вспомнить. Вспомнить. Боль снова запульсировала в моей голове. И чем больше я пыталась вспомнить, тем сильнее она становилась.

Сквозь плотный туман боли я увидела, как незнакомец чиркнул острым когтем и отрезал черную прядь волос девушки. В другой руке у него оказался удивительно красивый фиолетовый цветок. В следущую секунду я опять согнулась от дикой боли. А потом почувствовала, как что-то нежное коснулось моей щеки. Незнакомей провел мягким лепестком по моей коже. Чудный запах снова наполнил воздух. Цветок, который был обвит черным локоном стоял у меня перед глазами. Цветок ночи. Яркая вспышка мелькнула перед глазами и боль заставила почти сойти сума. Но я сцепила зубы, уже зная, что победила. В сознании зазвучал незнакомый, но уже ранее где-то слышимый голос: "И имя тебе…"

— И имя тебе… — сказала я каким-то чужым, шипящим голосом, — … Аштиатан.

Как только я произнесла странное имя, которое четко всплыло в моем сознании, мир перевернулся, разливаясь ярким слепящим глаза светом, и я провалилась под воду.

Тихо. Спокойно. А еще безумно красиво. Черные пряди волос извиваются, как змеи, опутывая нежные бутоны фиалок. Вода заставляет их плавно скользить вокруг моего тела. Повсюду цветы. Иногда, кажется, что не фиалки плавают в воде, а вода струится вокруг цветов. Мне еще никогда не снился такой удивительно красивый сон. Я так люблю фиалки, жаль, что отец никогда не дарил мне их. Всегда лилии или розы. Я посажу их в своем саду, решила я. Как только проснусь…

Кто-то плачет. Надрывно и жалобно. Я осторожно выглядываю из-за ворот. Маленький ребенок, личико которого перемазано черникой сидит прямо у дороги и целенаправленно выдавливает из себя душераздирающие звуки. Скорее всего, потерялся, решила я. Захотел полакомиться черникой, раскинувшейся вдоль стены поместья, и потерялся. Я прикрыла за собой ворота, и подошла к ребенку.

— Не плач, малыш, давай я отведу тебя к папе.

Но упрямец закатил еще более бурную истерику, выкрикивая одно и то же слово, смысла которого я не знала. Видимо он кого-то настойчиво звал, но кого?

Я недоуменно нахмурила лоб:

— "Ма-ма"? — по слогам произнесла я незнакомое слово, — кто такая мама?

Ребенок радостно заверещал, и его глаза засветились от радости. Вдруг сзади раздался шум чьих-то приближающихся шагов. Я поспешила скрыться за воротами. Осторожно выглянув, я увидела, как к ребенку подбежала молодая женщина и, подняв непутевое чадо с земли, с такой нежностью и лаской прижала к груди, что я почувствовала, как в моей собственной груди что-то заныло. Это и есть мама? А мне когда-нибудь подарят такую же? Чтобы она точно также нежно обняла меня и покрыла поцелуями мое заплаканное, перемазанное черникой лицо?…

Цветы медленно кружаться вокруг меня. Белые, фиолетовые, лиловые… все оттенки этих цветов переливались на матовых лепестках. Хорошо, что здесь нет синих цветов. Ненавижу этот цвет. Когда я посажу в своем саду фиалки, там не будет ни одной синего цвета…

Какое странное чувство. Я счастлива. Я чувствую гармонию в каждой клеточке моего тела. Осторожно встав с мокрой от дождя травы, я оборачиваюсь назад. И вижу Его. Какие странные все-таки бывают сны, они могут объединить в одном человеке черты других, соверешенно несовместимых людей. Я даже улыбнулась, созерцая нелепый эксперемент своей фантазии. У него были глаза моего отца, точная их копия. Вплоть до маленьких пятнышек на радужке темно-синего цвета. А все остальное было копией незнакомца, с которым я танцевала на празднике. Только волосы отливали не лунным серебром, а расплавленным солнечным золотом. Память почем-то отказывалась выдать завершение того вечера, но во сне это как и многое другое показалось мне неважным. Так вот, это был тот незнакомец с глазами моего отца и золотом волос. Но я почему-то четко знала, была обсолюно уверена, что это мой отец.

Он подошел ко мне ближе, и я зачаровано смотрела в такие родные и любимые глаза. Внезапно запястья обожгла острая боль, и я с удивлением увидела как по ним тонкими струйками стекает кровь. Недоуменно подняв глаза, я увидела в руках отца кинжал. Я не могла пошевелить даже пальцами, тело как будто сковало льдом. А еще я не могла понять, зачем отец это сделал? Я чем-то провинилась? Мои длинные черные волосы падали на глаза и мешали рассмотреть, что происходит. А кровь все текла и текла на землю, которая почему-то отказывалась ее впитывать. И вскоре у моих ног образовалась небольшая красная лужица. В этот момент отец подошел ко мне и, намотав на палец один из моих фиолетовых локонов, поднес его к губам. Нежно поцеловав прядь, он опустил пальцы в мою кровь и начал водить ими, вырисовывая какие-то символы. Его пальцы переливались огненными всполохами. И прежде чем он дописал, я уже смогла прочитать написаное. Отец писал мое имя. Аштиатан. Но зачем писать его моей кровью? Вернее, на моей крови?

Его синие глаза в последний раз посмотрели на меня, окутывая своим волшебством. На свете нет чище и прекраснее этого темно-сапфирового цвета… Вот он дописал последнюю руну, и я облегченно вздохнула, снова обретя чуствительность тела и способность двигаться. Но тут начало происходить что-то странное и неправильное. По телу прошла неприятная дрожь. А потом я упала на колени, задохнувшись от острой боли. Меня раздирали, рвали на части. Забирали часть меня. Я кричала и кричала. Пока не охрипла. Пока не сошла сума от жестокой нежности, светившейся в сапфировых глазах.

Я ненавижу синий цвет…

Я снова открыла глаза, возвращаясь в свой прекрасный сон. Я спрячусь здесь навсегда. От чужих, жестоких сноведений. Я протянула руку к белой фиалке, но как только я коснулась ее, лепестки начали темнеть. Вода становилась красной. А в ней как мертвые птицы кужились алые от крови цветы. Подняв руки, я увидела, как от запястий алым дымом струиться кровь. Я закричала, но вода накрыла мой крик. Кровь, кровь, повсюду моя кровь. Больше не было прозрачной, ласковой воды с нежными лепестками. Вокруг меня разливалось алое безумие. А потом мир снова перевернулся, как песочные часы, каждой новой песчинкой отсчитывая мое время до нового стремительного кувырка.

Я лежала на чем-то холодном и гладком. Сил не было, даже чтобы застонать. А хотелось… Тело затекло и начало покалывать мелкими иголками, медленно возвращаясь к жизни. Я открыла глаза, слегка повернув голову. Все та же пещера. Мысленно застонав и простившись с отчаянной надеждой, что это был лишь кошмарный сон, я приподнялась на локтях. Почему я лежу на мраморном алтаре? О Боги, хоть бы этот псих уже давно ушел, забравши ту бедную девушку, а я могу спокойно идти домой!

И тут меня резко дернули за руку, отчего я упала с алтаря, больно ударившись коленкой.

— Проснулась, мой цветочек? Вот и славно, нам пора.

Неосознанный страх больно кольнул сердце.

— Ты же обещал меня отпустить? — с надеждой и отчаянием в голосе прощептала я.

— Я соврал, — лакончино ответили мне.

Вот так просто. "Я соврал". Никаких уверток, никаких оговорок. Просто и ясно. Я даже ничего не смогла ответить. А что тут еще сказать? С истерическими криками кинуться на него " Подлый обманщик! Как ты мог обмануть доверчивую девушку?!" Сама виновата, дура, поверила на слово. Да нормальный человек ему бы даже снег зимой сторожить не доверил!

— Глупо было тебе верить, для тебя соврать, что чашку чая выпить… — сказала я, с трудом сдерживая предательские слезы.

Он резко остановился и повернул ко мне лицо. Бледное от ярости. Я в страхе отшатнулась, но он крепко держал мою руку.

— Попридержи язык. Я никогда не нарушаю данное мною слово. Когда заклинаю его своим именем. Обещание, данное моим полным именем, я выполню даже ценой жизни.

Холодная ярость сталью звенела в каждом его слове. Но я все-таки осмелилась спросить то, что меня так интересовало. На всякий случай, на будущее, чтобы больше не быть такой дурой.

— И как же тебя зовут?

Уже знакомая мне улыбка, змеей скользнула по его губам. Склонившись в легком и изящном полупоклоне, он произнес тягучим, завораживающим голосом:

— Принц Сумеречных земель, верховный страж теневой границы, Шайтан ша'ан Тааран ша'ан Эблис ша'ан Ишта'рри'ан. Остальные титулы на драконьем и темноэльфийском наречии ты врядли поймешь, поэтому ограничимся верховным именем.

— Так ты принц? — он еще и особа королевской крови… Хотя надо было сразу догадаться по его высокомерной мине. Его титулы не произвели на меня никакого впечатления, просто набор красивых слов. Но имя не оставило равнодушной. Завораживающее и опасное, идеально ему подходящее. Если бы так звали не его, то это оно наверняка бы мне понравилось…

— Это всего лишь один из моих титулов, — в его голосе не было ни капли самодовольства и хвастовства, всего лишь констатация очевидного.

Но я одернула себя. Какая мне разница, принц, король или бог? Главное выяснить, зачем я ему нужна, и как избавиться от его навязчивого внимания к своей персоне. Умом я понимала, что моя ситуация приближается к критической точке "полный упс". Но мне почему-то было так легко, и все проблемы казались разноцветными мыльными пузырями, которыми я некоторое время полюбуюсь, а потом лопну.

— Почему ты меня обманул? Где та девушка? — моя нервная система превысила свой лимит стрессов за день, и я решила хоть в раз в жизни как нормальная девушка впасть в истерику.

Резко вырвав руку, я остановилась и приготовилась скандалить.

— Я не сдвинусь с места, пока ты не объяснишь, что происходит, — главное не перегнуть палку. Я до сих пор мысленно вздрагивала, вспоминая серую сталь его глаз и когтей.

Шайтан раздраженно взмахнул рукой, и прямо перед нами из воды поднялось зеркало с меня ростом. По ту сторону зазеркалья стояла она, та самая прекрасная девушка. Он заточил ее в зеркало? Я подняла руку и коснулась холодного стекла. Она повторила мой жест, подняв на меня свои печальные глаза. Я невольно отшатнулась. Никогда не видела таких глаз. Немного раскосые, с неправдоподобно длинными ресницами фиалковые глаза. Чистый, яркий фиолетовый цвет обжигал кожу. В такие глаза было больно смотреть, но не смотреть было еще больнее.

— Выпусти ее, ты, чудовище! — в ярости закричала я.

Шайтан в наигранном недоумении поднял бровь.

— Я тебя никуда и не запирал.

Ничего не понимая, я опять обернулась к стеклу. Отчаяние, непонимание и ужас от смутной догадки плескались в волшебных фиалковых глазах.

Я подняла вторую руку и сжала ее в кулак. Девушка зеркально повторила мои движения. А потом бессильно прислонилась лбом к стеклу.

Это зеркало.

И мое отражение.

Внезапная усталость накатила на меня волной. Мне стало как-то все — равно, что со мной происходит, и почему мир сошел сума. Беспричинная апатия заставила говорить спокойно и ничему уже не удивляться.

— Это я?

— Не дурно, правда? Старые перечницы постарались на славу, — усмехнулся Шайтан, а увидев мой непонимающий взгляд развеселился еще больше, — я имею ввиду великих и всемогущих богинь Иллюзорного мира. Они создали тебя, Аштиатан. Идеальный сосуд. Идеальный артефакт.

— Аштиатан? — прошептала я, вглядываясь в фиалковые глаза и пытаясь узнать в незнакомке себя.

— Цветок ночи. Созданный четырьмя стихиями и проклятый благословением пятой.

— Перестань говорить загадками! — разозлилась я.

Шайтан махнул рукой и мое отражение пропало. На месте его появились поля и леса с высоты птичьего полета. Пестрыми картинками мелькали города, деревеньки, острые пики замковых башен и обветшалые крыши крестьянский домов. С удивлением я увидела очертания своего поместья. Мне показывали мой мир.

— Это твоя клетка. Заиллюзорный мир.

— Я не понимаю. Я прожила здесь всю жизнь!

— Ты прожила здесь ровно семдесят восем лет по календарю этого заиллюзорного мира.

— Почему ты все время называешь его заиллюзорным? — спросила я, намеренно проигнорировав шокируующую новость о моем возрасте. Я дала себе обещание ничему больше не удивляться.

— Потому что это иллюзия, созданная по подобию истинного мира, всего лишь его отражение. Истинный мир называется Иллюзорным. Мир, который создает иллюзии, находящиеся за его пределами. Они создаются для того, чтобы накапливать звездную энергию. В нашем мире это является главной единицей магии. Сила звезды превосходит силу земли, воды, воздуха и огня. Чтобы жить, мир должен черпать энергию. Но энергии звезды стало недостаточно. И тогда было созданы волшебные зеркала, которые создавали тысячи новых отражений звезды, а вместе с ней и миры. Создавая этим огромное количество энергии. Такие отражения стали называться Заллюзорными мирами.

— Поему ты говоришь о звезде в единственном числе? — удивилась я, — их же тысячи.

Шайтан рассмеялся.

— Такие глупости могут говорить только смертные заиллюзорных миров. Звезда одна. Ее зовут Си'эрр. Она ярче и в тысячу раз прекрасней своих отражений. Есть легенда, что когда она упадет, настанет закат эпохи Пяти Богинь. Этакий маленький аппокалипсис. Тот, в чьих руках потухнет Си'эрр, отметив своим последним сиянием избранника, станет единственным Богом Иллюзорного мира, он сам станет новой звездой. Но это все сказки, рассказываемые на ночь непослушным деткам. Эти завистливые божки будут править и портить всем жизнь еще не один десяток веков. Кстати, о Богинях. Они являются покровителями и формальными владыками Иллюзории. Формальными, потому что им дела нет до тех, кто там живет. Они заняты только своими божественными интригами, и всего лишь покровительствуют настоящим правителям истинного мира.

— А кто же тогда эти правители? — не удержавшись, перебила я.

Шайтан недовольно прищурил глаза.

— Не смей перебивать, ты итак испытываешь мое терпение. Я не обязан тебе все это рассказывать, — холодно сказал он, но, тем не менее, продолжил, — Иллюзория расколота на две части. По обе стороны теневой и солнечной границы правят два Повелителя.

" Так он, наверное, страж этой самой теневой границы, — подумала я, вспомнив его титул, — скорее всего он родственник королевской семьи, какой-нибудь внучатый племянник одного из Повелителей, которому доверили охранять границу.."

Задумавшись, я случайно пропустила часть рассказа.

— …война, которая длилась четыреста семь лет. Устав от кровавых игр своих Повелителей, жители Иллюзории молили Богинь о помощи. Преследуя свои, им одним ведомые корыстные цели, Богини решили помочь. И создали тебя.

Сердце застучало еще быстрее и с еще большим отчаянием. Мир вокруг меня распадался на части.

— Как это создали? У меня есть отец! У меня есть дом, у меня есть жизнь! — в панике закричала я, отказываясь верить. Вот сейчас я вздохну глубже, зажмурю глаза и проснусь в своей постели. Многим сняться цветные сны.

— Можешь открыть глаза, если ты не видишь мира, это не значит, что мир не видит тебя. Ты была создана, как сосуд для магии звезды. Абсолютной силы, которая перейдет в артефакт. В тебя.

Смысл постепенно доходил до меня, и мне стало по-настоящему жутко.

— Я не артефакт! Я живой человек! — в отчаянии закричала я.

— Люди не доживают до ста лет, их жизнь кротка, как у мотылька. И не обольщайся насчет своей души, она была дана тебя как дополнение, некая прихоть легкомысленных богов. Ты всего лишь артефакт, пока пустой, но скоро ты наполнишься великой силой, только ты можешь ее удержать. В тебя есть частица от каждой из Богинь. Тот, кто будет владеть тобой, будет всемогущ.

Бессмысленно. Дико. Жестоко.

— Но ты сам говорил, что Си'эрр никогда не упадет. Где же эта ваша безграничная сила? — с иронией спросила я, октазываясь принимать правила, которые навязывала мне жизнь.

— Я говорю не о звезде, а о ее осколках. Четыре осколка Си'эрр. Четыре Печати. Они были утеряны за тысячи лет до начала войны. Чтобы разбудить силу и впитать ее в себя, ты должна сорвать с печати. Их поиском займусь я. Тебе нужно лишь делать все, что я скажу. Я всегда хорошо обращаюсь со своими вещами. Свой артефакт я тоже не обижу, если он будет служить и подчиняться мне.

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Вот так, всего лишь вещь, артефакт. Как оружие, которое должно верно служить своему хозяину, и как только станет ненужным покорно отправляться в ножны. Не хочу! Не хочу и не буду!

— А как же мой отец? — ухватилась я за последнюю соломинку.

— Никакой он тебе не отец. Эта было иллюзией. Ты называешь своим отцом того, кто украл у тебя имя, изрезав твои запястья и пролив кровь. Он заточил тебя сюда, и не обольщайся насчет его благородных целей. Ты так долго пробыла здесь, потому что он тоже ищет Печати. И как только бы он их нашел, ты бы стала его артефактом.

Все обман. У меня не осталось ни одного родного, близкого человека. Больше некому доверять, некого любить.

— Зачем был весь этот цирк у костра? — с горечью спросила я.

— За две тысячи лет скука стала моей преданной спутницей. Ты показалась мне забавной, и я решил слегка развеять свою скуку перед тем, как забрать тебя.

Жаль, что он не подох за эти две тысячи лет! Жаль никто не вырвал его гнилое сердце так, забавы ради!

— Все, довольно пустых разговоров, нам пора идти.

— Я никуда не пойду! — зло прошипела я и рванула к выходу из пещеры.

Странно, но меня никто не остановил. Я выбежала наружу и вдохнула звенящий от напряжения воздух. В тревоге оглянувшись через плечо и, никого не увидев, я побежала прочь со скоростью ветра. И со всей силы врезалась в Шайтана. Он даже не дрогнул. Даже одежда не помялась.

— Я вижу, тебе уже самой не терпится покинуть этот захолустный мирок, — усмехнулся он, — не ожидал от тебя такой прыти, мой цветочек.

Я зарычала от злости и отчаяния. Со всей силы толкнув его в грудь, я от души сказала, что о нем думает его цветочек. Толчок был таким сильным, что Шайтан даже покачнулся, и из его кармана выпало что-то круглое. Звонко ударившись об землю, оно подкатилось к моим ногам. Наклонившись и успев опередить Шайтана, я подняла стеклянный, чуть мутноватый шарик. Внутри клубился молочным дым, но как только я внимательно вгляделась в него, он рассеялся, и в шаре всплыло лицо. До боли знакомое лицо. Это была я, но "старая" я. С мутными серо-голубыми глазами и мышиного цвета волосами.

— Что это? — в растерянности спросила я.

Раздраженно нахмурившись, Шайтан выхватил шар из моих рук.

— Ты начинаешь раздражать меня своими бесчисленными вопросами. Запомни, Аштиатан, это был мой последний ответ. В Иллюзории ты лишишься каких-либо прав.

"Как же можно забыть, что я превращусь в рабыню?" — грустно подумала я.

— Это иллюзия. Если возникнет необходимость, я наложу ее на тебя. Твоя внешность слишком яркая и не останется незамеченной. Но нам надо лишь дойти до теневой границы. И никому не говори своего истинного имени. Оно разрушает любые чары. Если тебя назовут им, иллюзия рассыпается.

Отобрав у меня стеклянный шар, он замолчал и прикрыл глаза. Его губы чуть подрагивали, как будто он шептал какое-то заклинание.

— И как же мы отправимся в твой мир? Полетим на драконе? — ехидно спросила я.

— Драконов невозможно приручить, это все равно, что захотеть ручного эльфа, — на секунду прервавшись, без тени улыбки сказал Шайтан, — тем более его не прокормишь, — нет, он шутит…,- поэтому мы полетим на вайверне.

Какие-то странные у него шутки…

Шайтан снова зашептал, и порыв ветра разметал мои волосы. А потом чуть не сбил меня с ног. Чья-то тень закрыла лунный свет, и я не смогла разобрать, что происходит. Но как только пробился тонкий луч света, я, наконец, разглядела то, что опустилось на землю.

А я наивная, думала, что уже нечему удивляться и ужасаться.

Шайтан не шутил. Мы действительно полетим на вайверне…

Огромные чешуйчатые крылья накрыли почти всю поляну, на которой мы стояли. Длинная изогнутая шея вайверны заканчивалась змеиной мордой с острыми шипами. Ее клыки я даже побоялась рассматривать, мне хватило игольчатых когтей, которыми были увенчаны концы распахнутых крыльев. Длинный хвост нервно извивался вокруг массивного тела. Чудовище было угольно черного цвета, но стоило ему изменить угол наклона крыльев, чтобы лунный свет скользнул по чешуйкам, и становился виден серебряный узор, проходящий через все тело. Изогнутые линии, зигзаги и полукруги напоминали древние руны. Казалось, что на вайверну набросили узорчатую, тонкого плетения сеть. На картинке, вайверна показалась бы мне красивой, но когда стоишь в двух шагах от нее, чувство прекрасного как-то притупляется. Лучше бы мы полетели на драконе…

— Знакомься, это Ксси, — как ни в чем небывало сказал Шайтан.

— Она не обидится, если мы обойдемся без близкого знакомства? И ты уверен, что до портала нельзя дойти пешком? — задушено пропищала я, нервно пятясь назад.

— Если ты так и будешь изображать из себя ее перепуганный обед, то полетишь у нее в зубах.

С трудом сглотнув, я подошла ближе, стараясь не отходить от Шайтана.

— Я не полечу на ней, — попыталась робко возразить я.

Не обратив на мой протест никакого внимания, Шайтан что-то прошептал вайверне, и узор на ее чешуе засеребрился еще ярче.

Я даже не успел пискнуть, как Шайтан обхватил меня за талию, оттолкнулся от земли, и мы уже сидели на чешуйчатой спине. Как он умудрился сюда допрыгнуть?! Посмотрев вниз, я невольно зажмурилась. До земли было метров шесть.

Как только Ксси снова расправила крылья, я как испуганный кролик прижалась к Шайтану.

— Как приятно, цветочек, что из двух чудовищ, ты все-таки жмешься к более жестокому и злому из них двоих, — усмехнулся он.

— Не льсти себе, — все-таки сумела выдавить я, сквозь часто стучащие от страха зубы.

В какой-то книжке я читала, как героиня романа летала на драконе, цитирую: "сквозь звездную, увенчанную печальным ликом луны ночь, на прекрасном крылатом создании, которое рассекает тьму ночи своими небесными крыльями". Чувства героини были описаны исключительно романтически и возвышенно — одухотворенно. С "нежным ветерком, играющим ее прекрасными длинными прядями волос" и "пьянящим вкусом свободы на нежный пухлых губках".

Не летал на драконах и вайвернах, значит, не пиши такой бред! Нежный ветерок сейчас просто выдерет мне с корнями все волосы, а губы, к сожалению никак не прочувствуют этой самой свободы, так как онемели от холода.

— Ксси, не вредничай, я думаю, она уже достаточно наказана за свою грубость и непочтение, — услышала я у себя над ухом свистящий шепот.

И тут же полет изменился. Он стал плавным и легким. Ветер больше не бил в лицо и не сушил кожу. Мысленно я попросила прощения у автора той книжки.

— Что это значит? — спросила я.

— Ксси обиделась на тебя. Ты была с ней груба и даже не поздоровалась, не говоря уже о том, чтобы представиться, — я чувствовала в его голосе улыбку.

— Сдуреть можно… — вяло отозвалась я, — она злопамятна?

— Не переживай, она будет помнить твою оплошность еще где-то лет триста, а потом забудет и возможно даже передумает тобою обедать.

На этом я решила закончить разговор, а то вдруг всплывут еще какие-то подробности.

Прямо перед нами, как маяк на темном утесе, сияла круглолицая хозяйка ночи. Неужели она и есть наш портал?

Вдруг Шайтан протянул руку вперед и раскрыл ее, ладонью накрывая луну. Только сейчас я заметила, что его указательный палец украшал большой перстень. Большой, изломанный черный камень в серебряной оправе. Скорее всего, агат, хотя в темноте трудно было сказать точно. У кольца не было никаких излишеств в виде закорючек и других камней. Только черный, плохо отшлифованный камень. Как будто его подняли с земли и небрежно вставили в оправу, даже не обточив и не сгладив острые углы.

Шайтан опять что-то зашептал на непонятном тягучем языке. Луна стала больше и, казалось, заняла половину неба. Вайверна снизила высоту, и вокруг разлилось жемчужно-молочное сияние. Было ощущение, что мы оказались внутри луны. Это длилось не более секунды, а потом снова появилось небо. Обернувшись назад, я увидела, что луна уже позади нас и существенно уменьшилась в размерах. Я почувствовала руку еще сильнее сжавшую мою талию, и насмешливый хрипловатый голос прошептал мне на ухо:

— Добро пожаловать в Иллюзорию, мой цветочек.