Федина Елена Николаевна Дом у дороги

— Ты охотник?

— Да, я охотник.

— Почему же твой дом у дороги?

— Потому что я люблю гостей. Входите, грейтесь.

— Если б не твой дом, не знаю, что бы с нами стало. До города еще часа три.

— Четыре.

— О! Огонь! Слава тебе, Господи!

Старик говорил, девочка молчала. Она устало села на деревянную скамью, поджав маленькие ноги в мокрых башмаках.

— Иди к огню, — позвал старик, — Луиза, ну что ты?

Она кивнула, но не встала, а только закрыла глаза. Я достал бутыль с вином и все, что осталось от ужина. Я не ждал гостей и два дня не охотился, не люблю охотиться в дождь, особенно такой холодный, косой и бесконечный.

Я помог ей снять плащ и набросил на плечи шкуру дикой кошки, сел перед ней на корточки, снял ее грязные башмаки, растер ледяные ноги полотенцем и натянул на них теплые носки.

— Теперь согрелась?

— Спасибо, охотник, ты очень добр.

— Этот старик тебе кто?

— Отец.

— Отец?

— Он не так стар, как кажется.

— А куда вы идете?

— В Трир.

— Трир не любит посторонних.

— У меня там жених.

— Ты же совсем девочка…

— Да. Мы должны были пожениться через два года, но дома случилось несчастье. Вот мы и идем. Не спрашивай больше.

— Я не буду спрашивать. Отдыхайте.

Старик много пил и уснул прямо за столом. Я не без усилия отнес его в угол на шкуры. Тяжел был ночной гость.

— Накрой его, — сказала Луиза, — он так продрог, что и во сне ему будет холодно.

Я накрыл его заячьей шубой.

— Тебе не жалко убивать зверей, охотник?

— Жалко. Не поверишь, но жалко.

— Почему же ты их убиваешь?

— Потому что ничего другого я не умею.

— Надо было с детства учиться чему-то другому.

— Так получилось. В детстве я сильно болел, меня вылечил один колдун из вашей страны Озер…

— Из нашей? Ты догадался, что мы из Озерии?

— Конечно. По акценту.

— А-а… Ну и что?

— В общем, мне пришлось стать охотником, чтобы отблагодарить его. У меня не было выбора. Хочешь еще пунша?

— Да.

Мы сели на циновки возле камина, я снял с решетки ковш и разлил вино по бокалам.

— Уже жарко! — улыбнулась она, ослабляя узел на платке, щеки ее разрумянились, губы порозовели, — хорошо у тебя. Тепло и тихо!

— Тебе нравится?

— Еще бы! Сколько трав… ты сам собирал?

— Сам.

— А как зовут твою собаку?

— Гай.

— Она умная?

— Как человек. Видишь, даже ни разу не зарычала на вас.

— Такая же добрая как ты?

— Откуда ты знаешь? Может, я и не добрый вовсе?

— Мне так показалось… А ты один живешь?

— Один.

— А кто же вязал тебе свитер?

— Одна женщина.

— Красивая?

— Да.

— Остыло вино… Погрей еще…

— Это было давно, — сказал я зачем-то.

— А что колдун хотел? — спросила принцесса, — какого-нибудь зверя?

Я ждал этого вопроса. Я внимательно на нее смотрел, когда отвечал.

— Шкуру, — сказал я, — шкуру голубой лисы.

Лицо ее вытянулось, синие глаза, синее которых нет на свете, испуганно округлились. Она была прекрасна.

— И ты… ее убил?!

— Да, я ее убил. Был сильный дождь, грязь, слякоть, она показалась мне обычной серой лисой, а когда пришел домой, все понял.

— Значит… это был ты?

— Я. Потому что второй голубой лисы на свете нет.

— Да, я знаю… но тот был такой могучий, с бородой… разве… нет, я бы тебя узнала… впрочем…

Она разглядывала меня с детской непосредственностью. Я изменился. Тогда я был с бородой и несколько мощнее, но это было год назад.

Я шел к колдуну Мозесу в Ядовитую Заводь, заодно решил продать на столичном рынке свои меха: озеряне хорошо платили за лесной товар. Я почти сторговался с одним богатым горожанином и его хорошенькой дочкой, которая уже примеряла вокруг шеи хвост дикой кошки и довольно улыбалась, когда на площадь внезапно въехала королевская стража. Это внесло сумятицу в толпу, и я чуть не потерял своих покупателей, даже схватил дочку за руку (а ее отец меня за локоть). Нас потеснили, расчищая место для принцессы, которая направлялась к Западным воротам.

— Тебе повезло, человек из леса, — шепнула дочка, — ты увидишь нашу принцессу.

— Она действительно так прекрасна, как о ней говорят?

— Конечно!

— И у нее на самом деле голубые волосы?

— В том-то и дело, что голубые!

— Так не бывает.

— А вот и бывает! Видишь, никто не разбегается, все хотят ее видеть.

— Ладно, посмотрим…

Она действительно была красива, хрупкая девочка-подросток на вороном коне, голубые волосы облаком клубились вокруг тонкого лица и узких плеч… Я опомнился, когда растолкав всех локтями, стоял перед ней и держал под уздцы ее коня. Охранники уже упирались в меня копьями, а ее любимцы из свиты хватались за рукояти мечей.

— Ты что, обалдел, дикарь?! — спросил самый надменный из них, с красным пером.

Собственно, я его и не рассмотрел, я вообще никого кроме нее не видел, и что со мной происходило, понимал весьма туманно.

— Не сердись, принцесса, — сказал я, как завороженный, — лучше… лучше посмотри, что я принес тебе! Чтоб я провалился… но эта вещь создана для тебя!

И я вытащил голубую лису. Толпа завопила. Любимцы оторопели, им и не снилось убить этого зверя. И тогда я увидел в глазах принцессы то, чего так хотел. Восхищение.

— Ой, смотрите! — крикнула она совсем по-детски, — значит, это не легенда! Она есть! Вот она!

— Была, — съязвил кто-то из свиты.

— Может, это подделка, — ухмыльнулся тип с красным пером.

— Нет! — восторженно заговорила принцесса, — это самая настоящая лиса! Боже, какая пушистая, как она переливается…

Она восхищалась лисой, а я восхищался ею. И мне было не жаль этой шкуры, добыче которой я посвятил всю свою бестолковую жизнь, и даже забыл, что это мой долг колдуну Мозесу.

— И чего же ты хочешь, охотник? — спросила принцесса, возложив лису на плечи, у волос был в точности такой же цвет!

— Ничего, — сказал я, — носи, если нравится.

— Но ей же цены нет!

— Вот именно.

И тогда я увидел восхищение в глазах принцессы второй раз. Этого мне было достаточно.

— Ладно, — улыбнулась она, — а я за это подарю тебе жизнь, ей тоже цены нет. Живи, охотник! Отпустите его!

Колдун Мозес гневался спокойно, про себя, даже в голосе его гнев не проявлялся, только в сверкании глаз.

— Ты совершил большую ошибку, — сказал он хмуро, — тебе судьбой было предначертано убить священного зверя. А я с этой шкурой должен был делать то, что предначертано мне. Так написано в Книге Судеб. Ты все спутал. Ты нарушил порядок событий и равновесие в этом мире.

— Выходит, я не вписался в Книгу Судеб?

— Не ты, а твой поступок.

— Так может, она врет, эта книга?

— Книга Судеб не может врать. Тут что-то другое.

— Ерунда какая-то! Эта шкура просто создана для принцессы, она должна принадлежать ей и только ей. Я это сразу понял, в ту же секунду, как только ее увидел!

— Об этой принцессе и подавно разговор особый. Она вообще не должна была родиться. А она родилась, она необычайно красива, у нее голубые волосы, а теперь у нее и шкура… Какое-то постороннее течение вторглось в реку наших судеб и всё перепутало. И нет в этом мире равновесия. Теперь может случиться все что угодно… Странные необъяснимые вещи происходят уже давно, охотник. Случается невозможное, люди совершают не свойственные им поступки, всё запуталось, и уже ничего нельзя предсказать наперед. Вот и ты тоже…

— Значит, принцесса не должна была родиться?

— В Книге Судеб её нет. Королева бесплодна, как она зачала, никому не известно, известно только, что перед этим она ездила в Лесовию к своему брату герцогу Тиманскому. Но там врачи не лучше наших, да и не обращалась она к врачам.

Что-то во всей этой истории меня раздражало, я еще не понял тогда что.

— Все хочу спросить, кто писал эту Книгу Судеб?

Мозес посмотрел на меня как на идиота.

— Книга Судеб была всегда.

/////// ////////// ///////////// /// / ///// /// / /////////// ////

/ // //// //////// // // // /// /// // // // ///

— А как же колдун? — спросила принцесса.

— Колдун остался без шкуры, — сказал я, — но он переживал не за себя, а за то, что я нарушил в мире равновесие. Так что в ваших несчастьях, возможно, я виноват.

— Виноват герцог Дек! Он уже давно готовил дворцовый переворот, еще до твоей лисы.

— Нет, принцесса, что-то случилось с вероятностью событий в этом мире. Иначе как объяснить, что мы встретились?

— Но на Трир одна дорога, а твой дом у развилки.

— Вы могли пройти мимо, я мог быть на охоте… Да мало ли…

— Да… — согласилась она.

— Бедная девочка, если б я знал тогда, что эта шкура принесет тебе несчастье!

— Она так шла мне! Дек сходил с ума, когда я появлялась в ней! А мне он совершенно не нравился. Правда. Он злой. Отец его любил, а я всегда говорила, что он злой… Знаешь, он запер меня в комнате, я поняла, что сейчас будет, и что никто уже не поможет. Тогда я бросила шкуру в камин. Дек был так этим потрясен! Уставился и окаменел. И я успела убежать. Только вот шкуры больше нет.

— Да черт с ней.

— Конечно. Но всё равно жалко, она так шла мне…

— Это не тот тип с красным пером?

— Нет, это был Астер. Дек убил его.

— А что с королевой?

— Если б мы знали!

Девочка пила горячее вино, очень трогательно прикладывая нежные губы к толстому краю бокала. Бокал был ей явно велик: и ее руке, и ее губам. Под заячьей шубой в углу ворочался король.

В окно сек бесконечный дождь. Я подложил в камин щепок, чтобы стало светлее.

— А ты меня сразу узнал?

— Сразу.

— Даже в этом платке и в балахоне?

— Ну, конечно.

Она дернула за узел, и волосы высыпались из-под платка, они были давно не мыты и не расчесаны, и скорее серые, чем голубые, но ее красоту ничто не могло испортить. Я любовался ею.

— Я очень изменилась?

— Ты прекрасна.

— Как ты думаешь, он женится на мне? Я ведь уже больше не принцесса?

— Ты больше, чем принцесса. Ты — самая красивая девушка на свете.

— До сих пор? Ты так считаешь? Ну, конечно же! Он женится на мне! Он так меня любит! И я буду королевой!

— Бредовая идея, — проворчал король из-под заячьей шубы, — он тебя и на порог не пустит. Лучше б мы пробрались в Тиман. Герцог все-таки тебе дядя.

— Нет-нет-нет! Он меня любит!

— Да бабник он и пьяница. Уж я-то знаю.

— Папа!

— А… Как хочешь.

Старик повернулся на другой бок и накрылся с головой.

— Ваш король — бабник? Это правда? — спросила принцесса, чуть не плача.

— Понятия не имею. Мы же с ним не приятели.

— А ты?

— Что я?

— У тебя одна женщина или много?

— Одна, — соврал я.

— Врешь, наверно, — сказала она, — где можно лечь? Я устала и хочу спать.

— Там за шкафом есть кровать.

— Нет. Хочу здесь, у огня.

— Тогда я набросаю шкур.

— А ты обнимешь меня? Так хочется к кому-нибудь прижаться! До дрожи!

Она и вправду дрожала, как маленький слепой щенок.

— Охотник, а ты проводишь нас завтра до Трира?

— Да, моя ласточка, конечно провожу. Тебе удобно?

— Да. А тебе?

— Мне тоже. Спи…

И мы проболтали почти до утра.

*************************************************

*************************************

Король проснулся раньше нас. Он выходил во двор и лязгом двери разбудил меня. Принцесса спала крепче. Я осторожно снял ее голову со своей руки, она повернулась на другой бок, но так и не проснулась.

— Спит?

— Да, спит.

— Разведи огонь, опять холодно.

— Сейчас.

— Вино есть?

— Есть. Подогреть?

— Не надо… Так я могу на тебя надеяться? Ты отведешь мою дочь к Расмусу Первому?

— Отведу. А ты разве не пойдешь?

— Зачем? Я король, а не бедный родственник. Что я там забыл?

В этот миг я понял, что он действительно король. Самсон Четвертый, король Озерии.

— Куда же ты пойдешь? В Тиман?

— Нет. Куда угодно, только не в Тиман.

— Ты же только что советовал принцессе пойти туда, говорил, что герцог Тиманский ей дядя.

— Да не дядя, — усмехнулся Самсон Четвертый, — а отец.

— Вот так даже?..

Мне было его жаль. Я, конечно, не знал, что там королева делала у его брата в этой лесной глухомани, но решил на всякий случай сказать ему:

— А ты знаешь, что такое Тиманский лес? Это самый странный в мире лес. Там никогда нельзя найти дороги, потому что он все время меняется. Тиман — заколдованное место. Там случаются невероятные вещи.

— Это ты к чему? — хмуро взглянул на меня король.

— Сам знаешь к чему. Если королева побывала в Тиманском лесу, с ней могло произойти все что угодно.

— Ты говоришь как старый Мозес, но я не верю во всю эту чепуху.

— Напрасно ты не слушаешь Мозеса. Он мудрее нас.

— Он считает, что всё дело в этой паршивой шкуре, которую ты подарил моей дочери. Прикажешь тебя убить, если это действительно так?

— Меня не так легко убить, король.

— Возможно. Но я не стану тебя убивать и так. Ты мне нужен, а в эту чушь я не верю.

— Нужен? Зачем я тебе?

— Ты можешь меня спрятать на месяц-другой?

— Могу. У меня в лесу хижина, там есть лук и стрелы. И немного продуктов. Проживешь.

— А как я найду ее?

— Мой пес тебя проводит. Только потом отпусти его обратно.

— Хорошо. Согласен.

Он выглядел как нищий. Я дал ему охотничий костюм и сапоги. Он расправил плечи, затянулся ремнем, экипировался арбалетом и ножами, и сразу стало видно, что это никакой не старик, а воин, могучий, суровый, самолюбивый. Я смотрел на него и не переставал удивляться, как могло случиться, что он оказался в таком положении. Не похож он был на ничтожество, которое легко скинуть с трона.

Король угадал мои мысли.

— Лучший друг, — сказал он, — лучший друг меня предал, охотник. Я всего ожидал, только не этого. Я еще верил в дружбу. В любовь — уже нет, но в дружбу… всё чепуха, охотник, ничего нет.

— Есть, — сказал я, — и любовь, и дружба. Это тебе не повезло.

— Что ты понимаешь! — усмехнулся он, — ты еще молод и наивен.

— Я молод? Это не так, король. Я старше тебя. Я уже давно живу на этом свете.

Он покосился на меня недоверчиво.

— Почему же ты не стареешь?

— Я старею. Вот уже год, как я начал стареть. С того момента, как убил голубую лису. Я сделал то, что мне было предначертано в этом мире, и теперь могу умереть.

— Сколько же лет ты ее выслеживал?

— Я сбился со счета. Что-то около трехсот.

Король посмотрел на меня, качая задумчиво головой, потом усмехнулся:

— Чтоб вот так девчонке под ноги? А она ее — в камин. Видишь, каковы женщины, охотник?

— Я лучше знаю зверей, чем женщин.

— Это заметно. Хозяйки-то тут нет. И никогда, похоже, не было.

Я подозвал пса, погладил его по жесткой шерсти.

— Зачем нам хозяйка, правда, Гай? Мы и сами справляемся. Отведи этого человека в хижину, понял? Это мой друг. Отведи его и возвращайся домой.

Гай принюхался к королю и поплелся к двери. Король сидел на лавке и смотрел в окно.

— Моросит.

— Да. Но все же это лучше, чем вчера.

— Ладно, какая теперь разница.

— Будить принцессу?

— Не надо…

На пороге он оглянулся.

— Будь здоров, охотник!

— Будь здоров, король!

Я видел в окно, как они быстро шли в промозглом сером тумане по направлению к лесу. Пес впереди, король сзади.

""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""

"""""""""""""""""""""""""""""

Девочка спала долго, я успел сходить за водой, наколоть в сарае дров, прочистить камин и сварить кашу.

— А я давно на тебя смотрю, — сказала она, — ты такой серьезный!

— Ты хоть выспалась?

— Да. Никогда так сладко не спала. А что это так пахнет?

— Каша.

Я смотрел на нее и думал, что завтра утром ее уже здесь не будет, а будет просто груда шкур, а мне еще долго, бесконечно долго стареть в этом пустом доме, который когда-то казался уютным.

— А где отец?

— Он ушел, принцесса. Он не пойдет с тобой.

— Как?! Он меня бросил?!

— Не бросил, а поручил мне.

— Предатель! Он не верит, что я буду королевой! А я буду!

— Не в этом дело, девочка. А в том, что у него есть свое королевство. И он его вернет.

— Каким образом?

— Посмотрим.

Я помогал ей одеться, обуться, умыться. Она принимала мою помощь как должное, каша ей, в общем, понравилась, всё шло нормально. Перед выходом я покидал в заплечный мешок шкурки белок, зайцев и дикой кошки. Мне нужны были деньги.

— Ты готова?

— Готова.

И мы вышли из дома, и я оседлал своего черного оленя Фавна и посадил ее впереди себя, прикрывая от дождя, и мы тронулись по направлению к Триру, но не по размытой дождями большой дороге, а лесными тропами.

Через два часа, внеся входную пошлину, мы въехали в Трир. К моему оленю здесь уже привыкли, только приезжие таращились на него с недоумением. Он был красив и могуч и не уступал в скорости лучшим скакунам.

Итак, этот момент приближался. Возле дворцовых ворот мы спешились, принцесса сняла платок и попросила у меня расческу. Она тщательно расчесала свои волосы, влажные от дождя, а платок пошел мне в карман.

— Ну, как? Как я выгляжу?

— Ослепительно.

— Я так волнуюсь!

— Не волнуйся, все будет хорошо.

Я постучал в ворота. Караульный нас, конечно, не пустил, но согласился позвать начальника дворцовой стражи. Это был рослый усатый капитан, который сразу восхищенно уставился на принцессу. Не сомневаюсь, что он никогда в жизни не видел такого тонкого прекрасного лица, таких огромных синих глаз и алого рта, о волосах я уже молчу…

— Я принцесса Озерии, невеста вашего короля, — сказала моя девочка, надменно поднимая подбородок, — пропустите меня немедленно.

— Пропустить! — скомандовал капитан.

Рассудок мой начал мутиться. Мы стояли во внутреннем дворе, окруженные любопытной толпой. Она смотрела по сторонам, я смотрел на нее. Потом появился Расмус Первый, белокурый, чернобровый, со следами всех пороков на красивом когда-то лице.

Да, он любил ее! Он слишком поспешно бросился к ней, слишком порывисто обнял ее, слишком жадно, как-то чересчур по-мужски целовал ее. Меня покоробило. Он увел ее сразу, не давая ей даже обернуться и попрощаться со мной и с Фавном, как будто нас не существует. Но его взгляд я запомнил и понял, что мне лично дорога во дворец закрыта навсегда.

Опомнился я где-то на узкой улочке. Мы с Фавном шли по луковой шелухе и гнилым капустным листьям. Ну что ж, все правильно, скоро у нас будет новая королева. А чего ты хотел, охотник? Чтоб она жила в твоем убогом доме? Вязала носки и варила кашу, эта маленькая Жар-птица? Что б она каждую ночь дрожа прижималась к тебе… Хватит, довольно! Ты сам, сам отвез ее, сам передал ее в руки другому. Как дурак.

Я крепко напился в тот вечер в кабаке возле рынка. Я знал одно: что домой не вернусь ни за что. Я пошел с первой попавшейся девицей, которая позвала меня, мы опять что-то пили, пели песни, хохотали… Утром я вспомнил, что мой пес, должно быть, вернулся и голодный сидит под дверью. Положил рядом со спящей женщиной заячью шкурку и ушел.

Остальные шкуры я продал по обычной цене, купил новый арбалет и стрелы и двинулся домой, ни разу не оглянувшись на этот проклятый город.

*******************************************************

** *** * * **** * * ** * *** * *

За ночь выпал снег. Дорога замерзла, воздух стал прозрачным. Так внезапно, за одну ночь наступила зима. Пес с лаем бросился мне навстречу.

— Всё в порядке, Гай? У меня тоже всё в порядке. Что? Не так пахну? Ну, напился, с кем не бывает! Пошли домой.

Никогда за триста лет мне не было так тоскливо и безрадостно в моем доме.

— Пора, видно, умирать, — думал я обреченно, — лису я подстрелил, дело свое сделал, за каким лешим дальше… И кто ж это все-таки насочинял эту Книгу Судеб? Кто так распорядился моей жизнью? Мне бы эту книгу, я бы ее сжег!

За спиной у меня послышался шорох. Я обернулся и вздрогнул: на столе лежала Книга Судеб, большая, темно-красная, с золотым орнаментом. Та, что я видел у Мозеса. Гай завыл.

С минуту я не решался пошевелиться, потом все-таки подошел, раскрыл шершавую, обложку. Там лежала записка от Мозеса, я поднес ее к огню, чтоб получше рассмотреть.

"Охотник Редли! Прежде чем раскрыть книгу, подумай о том человеке, чью судьбу хочешь узнать, и поверни книгу три раза по ходу солнца. Начни с себя".

Меня мало интересовала своя судьба, а чужие и вовсе, я даже разозлился на Мозеса за такой подарок. "Сейчас возьму и брошу ее в огонь! Как решил, так и сделаю! Вот только посмотрю…"

— Принцесса Луиза Озерская, — подумал я и повернул книгу, как написано, по ходу солнца.

Я увидел пустые листы. Ни слова ни на одной странице не было о принцессе. А ведь колдун предупреждал! Мне это не понравилось. Тогда я подумал о Расмусе Первом. Меня интересовал момент его женитьбы. Искать пришлось долго, пропуская мельчайшие подробности его ежедневных приключений, его завтраков, охот, балов, соблазненных им девиц и казненных заговорщиков. Наконец я вычитал, что он женился месяц назад на знаменитой певице Жозиане, первой красавице Трира.

"Чушь!" — подумал я, — "этого уже не случилось, дуришь, книжка! Итак, Самсон Четвертый, король Озерии".

Король должен был спокойно править и преумножать славу своего государства, успешно бороться с феодалами за централизацию власти и погибнуть на старости лет при охоте на дикого кабана. Детей у него не было.

Тогда я подумал о королеве Ассилии. Замелькали события ее жизни: беззаботное детство, замужество без любви, муки от бесплодия, ревность, зависть, болезни… Вот! Поездка в Тиман! Королева едет на остров Родников, купается в горячих источниках, там встречает девушку Марию, которая хочет напротив избавиться от ребенка… Что-что?! Они вместе окунаются в один источник… Нет, если по-книжному, то ничего не произошло. А если не по-книжному…

"Ах, ты, чертова лужа", — подумал я, чувствуя, как пот выступает на спине, — "значит, они вместе туда залезли, одна родила, а другая — нет. Как это им удалось в обход Книги Судеб, совершенно непонятно! Чертова лужа!"

Королева умерла своей смертью уже при правлении Антиноя Первого, герцога Симурского. Окончательно убедившись, что в Книге Судеб все перепутано, я подумал: "Редли, охотник".

И еще раз крутанул книгу. Триста лет моих погонь за лисой интереса не представляли. Все тут было: Мои друзья, мои враги, мои женщины, мои охотничьи собаки… и мой сын. Я узнал, что у нас с Марией есть сын Монтегул, и ему сейчас четырнадцать лет, он красив, силен и ловок…

Чертова лужа! Вот так, да? Но почему?! Почему?! Разве я не любил Марию? Выходит, не любил. Меня волновала только лиса, эта паршивая лиса, пропади она пропадом! Теперь и не вспомнишь, что я сказал Марии тогда, в тот злополучный вечер. А она только улыбалась, но больше никогда уже не появилась в моем доме. А через полгода вышла замуж за мельника. Как все просто…

Наскоро дочитав до своей смерти, я стал читать судьбу своего сына. Мне всё было интересно в этой несостоявшейся судьбе, его первое слово, первый шаг, первый выстрел… Но сын мой не родился, а родилась принцесса, которая всё перепутала в моей подошедшей к концу жизни.

И когда все было прочитано, и огонь уже затухал в очаге, и не было сил встать и подбросить ему дров, и тоска как с хлебным мякишем делала со мной все, что хотела, я понял, что путь мой лежит в Тиманский лес, на проклятый остров Родников. А зачем, и сам не знаю.

******************************************************

********************************

Тиманский лес был местом страшным, но не для охотника, которому триста лет и которому так тоскливо, что уж не до страха.

На моих глазах исчезали деревья, те, что только вот трогал рукой, на их месте вставали новые, совсем непохожие. Тут можно было заблудиться, не сходя с места. Я не заблудился, я ориентируюсь не по деревьям.

Я вышел к реке, за довольно большую плату уговорил рыбака отвезти меня на остров Родников. Оленя пришлось оставить на берегу, а Гая я посадил в лодку у себя в ногах.

— Болеешь? — спросил рыбак.

— Нет, с чего ты взял?

— Разве здоровый человек потащится на этот остров? Только те, кому очень надо.

— Мне очень надо.

— А не боишься?

— Чего?

— Если б знать! Там всё что угодно может случиться. Все боятся. Даже подплывать. Кроме меня никто бы не взялся.

— Значит, ты один всех перевозишь?

— Надо же на что-то жить.

— А сам не боишься?

— Привык.

— И часто находятся желающие?

— Редко. Два месяца никого не было.

— Выходит, остров пуст?

— Хе-хе!

— Что хе-хе?

— А то, что привидения там. Вчера костер палили.

— Может, это люди?

— Нет, никто не проплывал. Точно говорю.

— Ладно, познакомимся.

Если на острове и был снег, то теперь он превратился в липкую жижу, моя нога увязла по щиколотку, когда я ступил на берег.

— Когда за тобой приплыть? — спросил рыбак, похоже, совершенно не веря, что это когда-нибудь случится.

— Я тебе свистну. Вот так. Понял?

— Понял. Цена та же.

На том и распрощались.

На острове творилась та же чертовщина, что и в лесу. Мы шли, чавкая грязью, вдавливая в коричневую кашу ковер из осенних листьев, Гай опережал меня, настороженно всё обнюхивая.

Лес кончился, мы вышли на большую поляну, заваленную крупными лишайными камнями. Камни вели себя так же безобразно, как деревья: исчезали и появлялись, это уже начинало утомлять. Я решил понаблюдать за ними и постараться выявить какую-то закономерность в их поведении.

Скоро я заметил, что неизменным остается только один здоровый камень в рыжих проплешинах, тот, что рядом с деревом. Кстати о дереве! Уж больно странное дерево, как будто срослись два, одно прямо повисло на другом, стоят и обнимаются, как влюбленные.

Я подошел поближе рассмотреть эту пару, Гай тоже, опережая меня, побежал в ту сторону. Неожиданно он так громко залаял, что я бросился к нему, забыв про дерево, не понимая, что могло так встревожить мою собаку. Оказалось, это были следы, совсем свежие, глубокие следы в вязкой глине. Человека и собаки.

— Слушай, а это не наши? — спросил я, — чего ты расшумелся? Смотри, след прямо как у меня… хотя, мы тут еще не ходили. Выходит, это привидения, Гай. Пойдем поищем?

Мы недолго шли по следу, очень скоро потянуло дымком, и мы увидели человека, сидящего у костра. Там же лежала его собака, такая же крупная как Гай. Она первая нас заметила и настороженно приподняла голову, зашевелила ушами, принюхалась, но почему-то промолчала.

Я подходил всё ближе, и мне становилось всё страшнее, а когда он встал и обернулся, мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не крикнуть. Нет, он не был страшен, хотя и диковат с виду, он был из плоти и крови, одет в грязные сапоги, свитер и кожаные штаны, он был запущенно лохмат и не брит дней десять, короче, это был я сам.

Мы долго таращились друг на друга. Он первый пришел в себя и свистнул.

— Вот так номер!

Голос у него был не такой, но интонации мои.

— Давай знакомиться, — сказал я, — я охотник Редли, а это мой пес Гай.

— И я охотник Редли, а это мой пес Гай.

Собаки уже принюхивались друг к другу.

— Пса мог бы назвать и по-другому, — попробовал пошутить я.

— Ни за что, — усмехнулся он, — ладно, садись, сейчас всё выясним. Есть хочешь?

— Решил проверить, привидение я или нет? Хочу. Давай свой котел, что там у тебя? Гай, иди есть утку!

На мой призыв подошли обе собаки, и я не мог отличить, которая из них моя. Пришлось дать и той, и другой.

— Сам-то ел?

— Только что сварил.

Чего уж с самим собой церемониться! Мы ели из одного котла. Мы еще не знали, как все это объяснить, но уже было ясно, что понимаем друг друга без предисловий.

— Начнем с конца, — сказал я, — что ты делаешь на этом острове?

— Дай прожевать… Это сложно объяснить. Боюсь за сына. Хочу найти то озеро, где Мария купалась с королевой. Что? У тебя не так?

— Не совсем. Я тоже хочу найти это озеро, но у меня нет сына.

— Вот оно что… А Мария?

— Мы давным-давно с ней расстались. Еще тогда.

— И ты живешь один?

— Конечно.

— И как?

— Ничего, пока живой… А ты — с Марией?

— Да.

— Вы хорошо живете?

— С ней? Конечно. Как тебя угораздило потерять такую женщину?

Я не ответил. Я этого не знал.

— Она тебя любит? — спросил я.

— Любит.

— До сих пор?

— Что в этом удивительного?

— Просто… странно… и ей не надоело вязать тебе и штопать?

— Нет, конечно.

— И ей не надоело ждать тебя из леса по три дня?

— Наоборот. Она только радуется, когда я прихожу.

— И зовет тебя "волчара неумытый"?

— Никогда так не звала.

— А меня звала. А потом вот перестала. Сказала, что ей всё это надоело, и ушла к мельнику.

— Слушай! Так у тебя все как раз сходится!

— С чем?

— С Книгой Судеб.

— У меня расходится. Это у тебя сходится: и сын, и Мария.

— Ты что-то путаешь. У меня не должно быть сына, я потому и здесь, что боюсь, как бы он не исчез в любую минуту!

— Сейчас увидим, кто путает.

Я достал из мешка злополучную Книгу Судеб. Редли посмотрел на меня, качая головой, и вытащил из своего мешка такую же.

К утру, после долгих сравнений, многое стало ясно. Книги были разные. Если есть две Книги Судеб, значит, есть два мира, для которых они написаны. И эти два мира каким-то образом смешались друг с другом. Они соприкасаются здесь, в Тиманском лесу, где все время обмениваются камнями и деревьями.

Всё было, наверное, очень просто. Две Марии и две королевы одновременно приехали на остров Родников, только там беременной была королева, а не Мария. Никакой источник им не помог, они каким-то образом перепутали свои миры. Моя Мария вместе с моим сыном ушла туда, а его Мария — ко мне. Королевы, естественно, тоже. Бесплодная Ассилия ушла в чужой мир, а Ассилия, зачавшая принцессу, оказалась у нас. Вот такая, наверное, вышла путаница.

Во всяком случае, другого объяснения у нас не было. А если дело было так, то значит, где-то по дороге от источника к берегу есть эти ворота, эта дверь, которую они прошли невзначай и которую, наверное, и заметить-то нельзя.

Мы лежали в шалаше из веток и никак не могли заснуть. Не только от холода. Всё и так было как во сне.

— Как ты думаешь, Редли, — спросил он, — мы сейчас где? У тебя или у меня?

— Я думаю, что у меня.

— А я думаю, что у меня.

— Как бы это проверить?

— Утром посмотрим. Заодно найдем эту дыру.

— А мы с тобой все-таки разные, ты заметил?

— Я заметил, что ты мрачный как день затмения. Что у тебя там случилось, а?

— Так… надоело жить.

— А мне пока нет. А мы с тобой, если не ошибаюсь, ровесники.

— Ошибаешься. У нас огромная разница: на целый год. Я убил лису год назад, а ты только позавчера. Этот год, он оказался слишком длинным.

— Почему?

— Знаешь, когда триста лет была одна цель, ты ел, спал, охотился и ни о чем не думал… а потом всё просто взяло и закончилось, это такая пустота… это тупик, Редли. Тебе еще предстоит упереться лбом в эту стену. Впрочем, у тебя по-другому: у тебя сын и жена… мой, черт возьми, сын и моя жена.

— Что-то совсем стало холодно, — поежился он, — пошли лучше к костру…

Мы снова развели костер и протянули к нему окоченевшие руки и ноги. Было прохладно, безветренно, макушки сосен упирались в темно-синее, спокойное небо, усыпанное звездами.

— Завтра будет ясно, — заметил Редли, — смотри, как расчистило.

— Смотрю…

— Редли, ты чего?..

— Ничего. Просто не узнаю созвездия.

Небо было чужим. Созвездия были те, но не те. Что-то изменилось в них, сдвинулось, смазалось, перепуталось, по таким звездам я не нашел бы дороги! Вот когда я понял, насколько разные эти миры! У меня было чувство, что я стою над пропастью на маленькой ступеньке, хочу ухватиться за что-нибудь руками для надежности, но не за что…

До рассвета мы проговорили. Мы понимали друг друга с полуслова, и в этом не было ничего удивительного.

Наши судьбы стали сильно отличаться пятнадцать лет назад, когда появилась Мария. Я встретил ее на охоте, наши стрелы впились в одного и того же зайца, которого я ей, конечно же, уступил. А он встретил ее по дороге в Трир, ей не хватало денег на паром. У нас отношения развивались стремительно: уже через час мы, смеясь, катались по траве, и кружилась голова, и лес, и небо, а убитый заяц валялся возле пня. А та Мария еще месяц не могла разобраться в своих желаниях.

И вот тот злополучный вечер. Я был зол: лиса ушла из-под носа, я видел ее близко-близко и промахнулся. Неслыханно! Охотник Редли промахнулся в десяти шагах! Я был зол. Мария пыталась меня развеселить, хотя сама была какая-то бледная, с испариной на лбу. Обнимала меня, готовила ужин, стелила постель… Что же я ей такое сказал? Никак не могу вспомнить! Что ее так обидело?

Она побледнела и присела на лавку. Я спросил: "Ты беременна?" Она покраснела, улыбнулась: "Да"… Что же я ей сказал тогда? Не могу вспомнить! И никогда не вспомню. Потому что я… ничего не сказал! Я не огорчился и не обрадовался, мне было все равно. Все равно. Вот чего она мне не простила.

А у них все было по-другому. Он обрадовался, он строил планы, он без конца повторял ей, что любит ее… не хотела сама Мария. Не хотела, и всё тут.

^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^

^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^^

Утро и правда выдалось ясное и солнечное, наши псы уже подружились и радостно носились друг за другом по поляне. Мы затоптали угли и пошли искать ворота. В том, что их проскочил каким-то образом именно я, не было сомнений. Это был мир Редли.

Весь участок, где я шел по его следу, можно было сразу отбросить, мы остановились на том месте, где залаял Гай. Тут наши следы разбегались в разные стороны.

— "Пляшущие камни", — сказал Редли, — самое веселое место на острове, уверен, что это где-то здесь.

— Может, сначала найдем источник? Прикинем их возможный путь от источника к берегу, и где этот путь совпадает с моим?

— Во всяком случае, это не помешает.

Все источники были сосредоточены в низине, в центре острова. От них шел пар и запах тухлых яиц, одни напоминали лужи, другие — маленькие озерца. Были спокойные и гладкие, как зеркала, были и бурлящие, как котлы с супом.

Мы с удовольствием искупались в одном приглянувшемся нам маленьком озерке, не слишком горячем, а пока отдыхали, растянувшись на гладких, прогретых изнутри плитах, оно исчезло. На его месте появилась каменистая плешь.

— Вовремя мы вылезли! — усмехнулся Редли, — и здесь то же самое…

— А что было бы с нами, если б мы еще купались?

— Я думаю, мы оказались бы там, где озеро.

— И даже не заметили бы, что оказались уже там?

— Да. Мы идиоты, Редли, мы ищем одни ворота, а они тут везде! По всему острову. Камни, озера, деревья!

— Но я-то вчера не купался.

— Ты сидел на камне?

— Нет.

— А на чем?

— Ни на чем я не сидел. Я стоял и наблюдал за камнями… Вставай, одевайся, кажется, я знаю, где это. Пошли!

— А озеро?

— Черт с ним, с озером, вон их сколько! Разве мы найдем?

В это время наше озерцо вернулось на место. Редли махнул рукой.

— Пошли, с женщинами всё ясно. Осталось с тобой разобраться.

— Со мной тоже всё ясно. Послушай… ведь у Гая отличный нюх.

— Превосходный. И что?

— Почему же он залаял, когда уперся в твой след носом? Почему раньше не почуял? Потому что раньше следа не было! Гай перешел в твой мир и сразу наткнулся на след. Ты видел это место, там еще такое странное дерево.

Он кивнул.

— Пойдем проверим.

Дерево было на месте. Камень тоже был на месте, потому что это был единственный камень, который не исчезал. Я уже не сомневался, что передо мной та самая болевая точка, ради которой я сюда явился. Сначала мы пустили туда собаку. Гай прошел между камнем и деревом и исчез.

— Гай! — крикнул я, — Гай, ко мне!

Но он не отозвался, он меня не слышал.

— Вот оно, — заключил Редли, — поздравляю!

— Пошли? Посмотришь, как у нас?

— Пошли, чего там. Гай, за мной!

Второй пес хозяина послушался. Мы осторожно и совершенно незаметно перешли границу. Хоть бы кольнуло что-то при этом, хоть бы голова закружилась что ли! Но нет. Ничего мы не почувствовали и не осознали. Те же лишайные камни выпирали перед нами и те же скрюченные деревья.

И всё же я оказался "дома". В своем мире. Только тогда наконец исчезло неприятное чувство, будто я стою над пропастью и не знаю, за что уцепиться. Появилась привычная уверенность бывалого охотника, но вместе с этим вернулась та самая тоска, от которой я бежал, сломя голову. Бежал, да так и не убежал.

Пока второй Редли рубил дрова для костра, я осторожно взял его книгу. Я думал о принцессе.

У нее была счастливая судьба. От всех невзгод ее предохраняла волшебная шкура голубой лисы, которую подарил ей колдун Мозес в день ее совершеннолетия. Ее мужем стал Антиной, герцог Симурский, будущий король Озерии. С охотником Редли ее судьба ни разу не пересеклась.

— Про кого ты там читаешь?

Мой более счастливый двойник склонился надо мной так неожиданно, что я не успел захлопнуть книгу.

— А! Та самая принцесса! Как она там у вас поживает?

— Плохо. Во дворце переворот, она с отцом бежала и теперь выходит замуж за Расмуса Первого.

— Вот как? А наш Расмус женился на Жозиане.

— Это потому что он не видел принцессу.

— Она что, красивей Жозианы?

— Она прекрасна.

Редли продолжительно свистнул, это означало, что ему со мной всё ясно.

— А ты ей меха поставляешь?

Я тоже, разумеется, понял, что он имеет в виду.

— Иди ты к черту, — сказал я, — она еще ребенок. И вообще, это не твое дело, рубил дрова — ну и руби.

— Да ради бога…

Ближе к вечеру он как-то призадумался, тоже помрачнел и решил, что пойдет со мной. Он хотел поговорить с той Марией, что вышла за мельника. Как ни крути, а это была его Мария. Что-то принципиально важное было для него в этом разговоре. Честно говоря, я даже обрадовался, что так все получается. Расставаться с ним мне было бы грустно.

Рыбак, когда увидел, что нас двое, заорал и резво заработал веслами в обратную сторону. Пришлось дотемна рубить плот. Заночевали снова на острове.

— Понимаешь, — задумчиво сказал Редли, — если они прошли в те же ворота, что и мы, они не могли этого сделать случайно. Что-то не верится, чтобы четыре женщины, не сговариваясь, пришли в одно место и прошли между камнем и деревом.

— А если через озеро?

— А если нет?

— Тебе это так важно?

— Я хочу знать, сознательно Мария от меня ушла или случайно.

— Но ты живешь не с той Марией.

— Вот именно. Я живу не с той. Ты ее встречаешь?

— Редко. Она меня избегает. Я почти забыл ее, столько всего было за пятнадцать лет, а главное, была лиса.

— Ты отдал шкуру Мозесу?

— Нет. Не донес.

— И куда же ты ее?

— Прямо по назначению.

— ????

— Подарил принцессе.

— Редли, волчара неумытый… ты великолепен!

— Издеваешься?

— Завидую… эта девочка стоит того?

— Она прекрасна.

— Это я уже слышал. И глупую твою рожу при этом уже видел.

— Тогда чего ты хочешь?

— Просто так. Интересно. К лицу ей твой подарок?

— Его уже нет. Сгорел в камине. Досадно, конечно, я тут вычитал, что шкура должна была хранить ее от всех несчастий.

— Так чего проще? Вон она, в мешке. Возьми да подари ей.

— Ты серьезно?

— А что? Ты можешь, а я нет?.. В конце концов, это ее шкура.

""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""

"""""""""""""""""""""""""

""""""

— Хорошо, что ты пришел, — сказала Жозиана, — мне нужен совершенно белый песец к черному платью. И трава от кашля.

— Значит, я не угадал. Я принес тебе тигровую кошку, чернобурку и лесные орехи.

За окном в синих сумерках падал снег, за окном виднелись черепичные крыши домов с дымящимися трубами и башни дворца. Во дворец меня не пустили.

Жозиана возлежала на атласных подушках, рядом валялись меха, которые я высыпал из мешка. Она выглядела усталой: рыжие волосы не причесаны, щеки впали, губы бледны. Но зеленые кошачьи глаза по-прежнему лукаво щурились.

— Ты заболела?

— Просто кашель, но он мне совершенно не кстати. А что? Я плохо выгляжу?

— Ты всегда хорошо выглядишь.

— Почему тебя так долго не было?.. Молчишь?

— Зачем ты спрашиваешь? Ты же обо мне не скучала.

— Откуда ты знаешь?

— Ты из тех женщин, которым скучать не дают.

— В самом деле? Ну, так развесели меня!

— Я ведь пришел не за этим.

— А зачем?

Я сел на край кровати и взял ее за руку.

— Помоги мне.

— А что мне за это будет?

— Я серьезно.

— Поцелуй меня…

— Послушай…

— Не так… ты совсем одичал в своем лесу!

— Извини. Я всегда был диким.

— Ладно, — она оттолкнула меня, — что тебе нужно?

— Мне нужно попасть во дворец.

— В чем же дело? Твои меха отопрут любую дверь.

— Меня пускать не велено… Жозиана, я бы никогда не попросил тебя об этом, но не вижу другого выхода.

Она вдруг стала серьезной и долго смотрела на меня, надламывая брови, и никогда еще у нее не было таких грустных глаз.

— Скажи… А это из-за нее? Из-за этой беглой принцессы? Только не ври. Мы с ней уже лучшие подруги.

— Подруги? Если не ошибаюсь, она перешла тебе дорогу. Ты могла бы стать королевой.

— Я и сейчас могу стать королевой, если эта девчонка и дальше будет так же глупа… значит, из-за нее…

— Ты мне поможешь или нет?

— Что с тобой, охотник? Я так давно тебя знаю, я думала, что ты на это вообще не способен. Поэтому было не так обидно.

— Что обидно?

— Что ты меня не любишь!

Да, я ее не любил. Я просто служил ей: ее красоте, ее великолепию, ее прекрасному голосу. Мне это нравилось. Это заполняло мою бесконечную пустоту.

— Тебе мало моих подарков? — удивился я, — тебе мало, что я восхищаюсь тобой и твоим пением? Тебе мало, что когда ты только хочешь, я остаюсь у тебя, забывая про все на свете? У тебя же таких, как я, полно, и сам король в том числе. Так при чем тут я? И чем тебя так задевает мой интерес к этой девочке? Она же еще ребенок, ею можно только любоваться.

— Эх, охотник! — усмехнулась Жозиана с горечью, — ничего-то ты не понимаешь!

— Это правда. Зверей я понимаю лучше, чем женщин.

— Я ведь тоже была юной и непорочной. Как раз такой, как тебе нравится. Как выяснилось! А меня никто за это не полюбил. Понимаешь? Не полюбил. Даже не накормил! Пока я была неопытной девчонкой, никому я была не нужна, и голос мой тоже. А ведь я была не хуже, чем эта кукла с голубыми волосами! Ну, разве не обидно? Я, правда, была не хуже, такая же красивая и такая же глупая. Где же ты был тогда?

— Я охотился за лисой.

— Я ненавижу твою лису! Ты всегда принадлежал только ей! Ты же всё на свете променял на эту зверюшку!

Я поцеловал ее. Она притихла.

— Понимаешь, — сказал я в наступившей тишине, — есть судьба, и у каждого человека свое предназначение. И он должен его выполнить.

— Кому должен? Кому?!

— В этом я еще сам не разобрался.

— Выходит, чего не было, того быть не могло…

Она усмехнулась и спрыгнула с кровати, чтобы достать из буфета вино, бокалы и конфеты, и в каждом ее жесте была усталость.

— Ладно, охотник, тебя не переделать… я проведу тебя к ней. Полюбуйся на свою куклу, пока Расмус не развратил ее окончательно.

— Ты о чем?

— О том, что не все такие смирные, как ты, который целую ночь с девчонкой провалялся и даже не поцеловал ни разу. Или она врет?

— Да… ты действительно ее лучшая подруга.

— Она просто патологически доверчива, твоя пассия. Я всё про нее знаю, даже что ей снится. Но я этим пока не пользуюсь.

— Расмус женится на ней?

— Он еще не решил. Она холодна как ледышка, кому же хочется такую жену?

— Передай ему, что если он ее обманет, я его пристрелю как перепелку. Ты же знаешь, я за сто шагов попадаю белке в глаз.

Жозиана снова долго на меня смотрела, как бы решая, что сказать такому безумцу как я, потом просто безнадежно махнула рукой.

— Завтра я даю концерт во дворце. Оденешься кларнетистом.

// /////////// ////////////// /////////// /////////// /////////////

/// // // // // // /// / / / /// /// // // // / / ////

Я старательно прикладывал кларнет к губам. На мне был парик с косичкой и камзол с огромным накрахмаленным воротником, как у всех оркестрантов Жозианы. Я был смешон.

Принцесса сидела в первом ряду, взгляд ее был настолько рассеян, что невозможно было понять, узнала она меня или нет. Расмус сидел рядом в весьма вольной позе и весь был поглощен великолепной певицей. Я боролся с желанием треснуть его кларнетом по голове.

В перерыве, когда он шептался с Жозианой, ко мне подошел мальчик-паж.

— Вас ждут, — сказал он еле слышно.

Сердце сжалось.

— Куда идти?

— Я провожу вас.

И мы незаметно исчезли из концертного зала и затерялись в лабиринтах дворца. По дороге я сунул парик в сумку, очень уж не хотелось беседовать с принцессой в таком виде. Мальчик указал мне на массивную дверь и попятился.

Мои шаги гулко отдавались под каменным сводом. Зал был огромный, холодный, тускло освещенный факелами. У камина стояла маленькая фигурка принцессы. Я шел к ней долго, лет сто, я узнавал и не узнавал ее. Она повзрослела за этот месяц, лицо как-то вытянулось, черты обострились. Волосы были по-женски туго собраны на затылке, и от этого стало заметно, что красота ее не безупречна: рот великоват, лоб невысок, уши слегка оттопырены. Широкое платье с вырезом на спине струилось с плеч к каменному полу мягкими складками. Так она и стояла во всей своей строгости и беззащитности, угловатости и женственности, взрослая девочка, и не смотрела на меня. Она смотрела на огонь.

— Где ты был? Я искала тебя…

Вот так. Сразу.

— Тебе здесь плохо?

— Я не хочу так жить. Здесь всё не мое. Не для меня это… Я искала тебя…

— Я пришел.

Она повернулась ко мне, она была слишком близко, чтобы удержаться и не обнять ее, не ткнуться губами в горячую тоненькую шею, в маленькое розовое ухо… не так я представлял себе нашу встречу.

— Увези меня! Куда угодно! Увези меня отсюда! Я не хочу тут жить, мне тут плохо, меня никто не любит! Они злые, злые…

— Ну что ты, Луиза…

— Увези меня!

— Конечно. Куда хочешь.

— Мне всё равно!

— Разве король тебя не любит?

— Я не хочу, чтобы меня так любили!

Она цеплялась за мой камзол, словно боялась, что нас разнесет ветром. Это был тот случай, когда нельзя думать на два шага вперед, о том, что будет дальше, что всё это плохо кончится и для нее, и для меня, что лучше бы, конечно… ерунда это всё! Иногда только кажется, что выбор есть, на самом деле его нет. Неизбежность существует независимо от того, написано о ней в Книге Судеб или нет. Вот она.

— Я увезу тебя, — шептал я ей, — ничего не бойся.

— А как?

— Что-нибудь придумаем.

Придумать мы не успели. Через минуту в широкую дверь хлынули вооруженные до зубов стражники с Расмусом во главе. За ними, подбирая подол, поспевала Жозиана с откровенным ужасом на лице. Нас окружили.

— Отпусти мою невесту, — холодно сказал Расмус.

В меня уперлось сразу несколько копий, причем, одно в позвоночник. Жозиана стояла у короля за спиной и в отчаянии старалась дать мне понять, что это не она.

— Не бойся, — шепнул я на ухо принцессе, — мы еще удерем отсюда.

— Он убьет тебя…

— Луиза! — рявкнул король, — иди к себе!

Принцесса повернулась к нему, вытянулась в струночку, отводя назад плечи и поднимая подбородок.

— Не кричите на меня!

— Иди к себе, — повторил Расмус с тихой яростью.

— Если вы тронете охотника, я возненавижу вас!

Принцесса подхватила подол и быстрым шагом вышла. Расмус демонстративно оглядел меня с головы до ног.

— Ты плохо кончишь, охотник.

— Я еще не начинал, — сказал я.

— Да? — усмехнулся он, — в самом деле? Посадите-ка его на цепь в подвале. И эту красотку тоже.

************************************************************

*************************************

Я поудобнее устроился на каменном полу. Мое положение мне, откровенно говоря, совсем не нравилось. Хорошо еще, что они не заглянули в мою сумку, а ведь в ней лежала голубая шкура, которую я так и не успел отдать принцессе. Цепь была толстая, вделанная в стену, окно под потолком с мощной решеткой, за дверью слышались шаги часового. Я не мог никуда убежать, даже к окну подойти не мог. Я просто ждал, надеясь только на то, что второй Редли на свободе и что-нибудь придумает.

Но судьба и тут распорядилась иначе. Уже после полуночи ко мне в подвал спустился его величество Расмус Первый. Он был один. Закрепил на стене факел, отпустил часового и сел так запросто напротив на кучу соломы.

— Нас никто не услышит, — сказал он заговорщески, — поговорим, охотник?

— Поговорим, — согласился я, куда мне было деваться?

— Я взбешен твоей наглостью, — заявил он, — ты достоин смерти. Но я готов простить тебя.

— В самом деле? — насторожился я, понимая, что просто так ничего не бывает, — и что за это?

— За это, — алчно зыркнул он на меня, — за это ты откроешь мне секрет вечной молодости. Вот так.

Странно, я думал, он знает обо мне меньше…

— А зачем тебе вечная молодость, король?

— А зачем мне старость и смерть? Что ты задаешь такие дурацкие вопросы, охотник! Ты еще прабабке моей меха приносил!

— Приносил, — кивнул я, — и прабабке твоей прабабки — тоже.

— Ты не выйдешь отсюда, пока не скажешь мне секрета.

Секрета я не знал. Лиса была одна, и она была убита. Но сообщать об этом Расмусу было совершенно не обязательно.

— Хорошо, согласился я, — я скажу, если ты отдашь мне принцессу.

— Что?! Мою принцессу?! — подскочил он. — Да я скорее живьем тебя закопаю!

— Я думал, ты хочешь вечную молодость…

— Заткнись! Я предлагаю тебе свободу! Это не так уж мало для такого наглого авантюриста, как ты. А о принцессе даже не думай. Она моя. Я, Расмус Первый, никому ее не уступлю.

— Она тебя не любит, Расмус Первый.

— Полюбит. Заставлю.

— Это как же?

— А это не твоя забота. Но если хочешь знать, я умею пробуждать в женщинах страсть. Мне даже нравится, что она так холодна…

Я чуть не убил его, пока всё это слушал.

— И я пока не стар, — самодовольно закончил король.

— Пока, — мрачно повторил я.

Он как будто очнулся от своих любовных грез, поморщился и зыркнул на меня.

— Проси что-нибудь другое, охотник.

Я уже понял, что торг бесполезен, надо было соглашаться хотя бы на свободу, а принцессу потом выкрасть и запрятать так далеко, чтобы этот сластолюбец ее не нашел. Никогда, никогда, никогда! У меня мелькнула мысль отвезти его на остров Родников, переправить в тот мир и бросить на произвол судьбы. Вот это была бы комедия: два короля в одной стране! Мне стало смешно.

— Чему ты смеешься?

— Чего ж мне плакать? Я почти свободен.

— Да-а?

— Я согласен, король. Мне не нужна твоя льдышка-принцесса. Разбирайся с ней сам. Я попрошу другое.

Он посмотрел подозрительно.

— И что же?

— Тоже немало, но ведь мой секрет того стоит, не так ли?

— Говори! Чего ты хочешь?

— Жозиану.

— Мою певицу?!

— Я хочу, чтобы ты освободил ее. Она ни в чем не виновата.

— Она провела тебя во дворец.

— Но она же не знала, зачем.

— Ты просто попросил ее, и она тебя просто провела?

— Да. Именно так.

Расмус криво ухмыльнулся.

— Однако как вы спелись!

— Она любит меха. Не более того.

— Может, еще и охотников?

— Отпусти Жозиану, — сказал я, разозлившись окончательно, — или никакой вечной молодости не увидишь. Это я, охотник Редли, тебе обещаю.

Он колебался недолго.

— Черт с тобой, певица твоя. Говори свой секрет.

— Я еще не на свободе.

— Ты что, мне не веришь?

Этот вопрос я оставил без ответа.

— Ладно, — согласился он нехотя, — сейчас тебя раскуют.

Через полчаса король привел кузнеца. Потом мы вышли в коридор и открыли соседнюю дверь. Жозиана сидела в углу в темноте, обняв колени. Цепей на ней к счастью не было. Я помог ей встать.

— Не бойся, всё в порядке, мы уходим.

И пока она плакала, уткнувшись мне в плечо, я объявил королю, что вожделенное средство у меня в лесу, и принести его я смогу только дня через три. Он поверил, ему слишком этого хотелось, но на всякий случай предупредил, что если я не явлюсь в назначенный срок, меня все равно из-под земли достанут. И тогда уже ни мне, ни моей певице не поздоровится. После чего велел нам обоим убираться.

Мы попали из подвала сразу в морозную ночь. Звезды светили тускло, под ногами поскрипывал снег. Жозиана никак не могла прийти в себя и всё время озиралась на серые, уснувшие башни дворца.

— Ну вот… кажется, моя придворная карьера закончилась.

— Извини, Жозиана.

— Да ладно… не привыкать. Хорошо хоть ноги унесли!

— Да, могло быть хуже.

— Что ты ему обещал, Редли? Что ему надо?

— Ты не поверишь: вечную молодость.

— И ты действительно знаешь средство?

— Откуда!

— Что же теперь будет?

— Не волнуйся, у нас еще три дня впереди.

gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;

gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt;gt; gt;gt;gt;gt;

Мой дом у дороги стоял на прежнем месте, из трубы валил дым.

— Кто это хозяйничает в твоем доме? — спросила удивленная Жозиана.

— Мой брат. Я же тебе рассказывал.

— Никогда бы не подумала, что у тебя есть брат. Всегда считала, что ты один, как перст!

Я помог ей слезть с коня. Оба Гая уже неслись мне навстречу, я им обоим потрепал загривки.

— У тебя еще и две собаки!

— Одна — собака брата.

— Покажи мне его скорее, я умираю от любопытства!

Мы вошли в дверь, отряхиваясь от снега. В доме было тепло, даже жарко, за столом с самым серьезным видом сидели, уткнувшись в книги, мой Редли и Самсон Четвертый. Редли отличался от меня только тем, что не стал сбривать щетину, и она уже начала принимать форму бороды.

— А вот и мы, — сказал я.

— Это хорошо, я уже начал волноваться.

Он встал и помог Жозиане раздеться.

— Меня зовут Том, мадам. А это Самсон Четвертый, король Озерии.

Так он сам себя назвал, чтобы не путаться, но я все равно путался. То Томом его называл, то Редли. Жозиана смотрела на него и кокетливо улыбалась.

— Как вы похожи!

Я догадывался, что у него отношения с певицей складывались как-то иначе: он был человек семейный и накрепко влюбленный в Марию. Но не нравиться ему она не могла. Она была, черт возьми, в нашем вкусе.

— Только внешне, мадам, — растекся он в ответной улыбке, — характер у нас совершенно разный, правда, Редли?

— Правда, Том.

Король походил на в конец одичавшего лесного разбойника. Он был не брит, космат и выглядел довольно свирепо.

— Охотник, ты видел мою дочь?

— Видел. Дела неважные, король.

— Что такое?

— Она хотела бы сбежать оттуда, но Расмус вцепился в нее мертвой хваткой.

— Говорил же ей! "Я буду королевой! Я буду королевой!" Девчонка!

Я взглянул на Жозиану. Она и сама, наверно, не замечала, что снисходительно улыбается.

— Мы ей отвоюем королевство, — сказал мой Редли-Том, — имея две Книги Судеб на руках, просто грех не отвоевать. Мы уже примерно знаем своих союзников и своих врагов, и их слабые места. Вот так-то, братец Редли.

— Так вот, чем вы тут занимаетесь. А я и не знал, что ты такой ловкий политик, братец Том.

— Присоединяйся к нам. Три головы все-таки лучше.

— Лучше давайте подумаем, как нам вытащить принцессу. Королевство подождет.

— Он прав, — сказал Самсон Четвертый, — прошел уже месяц, а этот распутник так и не женился на ней!

— Тогда слушайте…

Я коротко поведал нашу историю. Потом мы с Редли-Томом вышли во двор за дровами, присели на стопку поленьев и задумались.

— Знаешь, что меня раздражает во всей этой истории, Том? Что с того момента, как Самсон и принцесса вошли в мой дом, у меня нет выбора, меня как будто заставляют идти только одной дорогой. Если вернуть все назад, я опять отвезу принцессу во дворец, потащусь на остров, впутаю Жозиану, обещаю принцессе ее увезти… все вытекает одно из другого! А ведь мы уже живем не по Книге! Откуда эта неизбежность?

Он чертил щепкой на снегу. Мне стало стыдно, что я всё о себе да о себе.

— Ты был у Марии?

— Да, — кивнул он, — видел ее. У нее двое детей, оба вылитые мельники…

— И что?

— Она не хочет говорить об этом. Значит, есть что скрывать. Сказала, что это не мое дело… Остается только королева Ассилия.

— Она и подавно не будет с тобой разговаривать.

— Даже если я — лучший друг короля и ее спаситель?

Тут я расхохотался. Он, глядя на меня, тоже начал посмеиваться.

— Том, ты мне нравишься! Ты все это затеял только затем, чтобы побеседовать с королевой?

— А ты думал, ради твоей принцессы?

— Я думал, ради торжества справедливости.

— Сами восстанавливайте справедливость в своем мире. А у меня просто мелкий семейный интерес.

— А мне ты поможешь?

— Конечно. О чем разговор? Ведь ты — это я.

— Не совсем. По-моему, ты лучше соображаешь. Может, придумаешь, что нам теперь делать?

— Может и придумаю, — он почесал отрастающую бороду, — раз мы так похожи, братец Редли, надо же этим как-то воспользоваться… сдается мне, дарить Расмусу вечную молодость пойду я. Думаю, часа на два меня хватит.

— Может все-таки, я пойду?

— У тебя не хватит фантазии. Лучше разбирайся со своей принцессой: ищи ее, выводи, уноси ноги, прячь… а моя задача — чтобы король никогда не состарился.

— Я боюсь за тебя.

— Ерунда, ты же знаешь, как мы погибнем. От выстрела в спину. Я не повернусь к королю спиной.

Холод стал донимать, мы взяли по охапке дров и пошли в дом. Жозиана потрясенно стояла над столом.

— Откуда у вас эти книги, Редли?! Что это значит?

— Книги у нас от Мозеса, — ответил я, — а вот что это значит, мы и сами не поймем.

Мы ломали головы долго. Ничего стоящего на ум не приходило, даже Тому с его хваленой фантазией.

— Нет, так совершенно неинтересно, — проворчал он, — со всех сторон получается, что мы втроем должны переколотить всю дружину Расмуса. Был бы во дворце подземный ход что ли!

— А кто тебе мешает узнать? — спросил я, сам удивляясь своей догадливости.

— Об этом я раньше тебя додумался! — заявил он, — Расмус никакими ходами не пользовался, почитай, если не веришь.

— Почему Расмус? А может, его дед? Или прадед? Ну-ка загляните в глубь веков. Родословную, надеюсь, знаешь?

— Только последние триста лет.

Ход действительно был. Только им уже лет двести никто не пользовался, он начинался в картинной галерее, за портретом Эриха Первого и выходил в ничем не примечательный дом в деревне, принадлежащей монастырю. Это была удача. Тем более что Расмус о подземном ходе ничего не знал.

До вечера мы обсуждали план. Неясной оставалась только судьба Жозианы, но Самсон Четвертый, хмуро потупившись, заявил, что ему при дворе тоже нужны прекрасные певицы. На что она лукаво улыбнулась, что еще подумает. А потом легли спать. Без особых удобств, на шкуры.

Сон у меня был странный: я, совершенно бестелесный, качался в сиренево-фиолетовых волнах, и какой-то голос внутри меня все время повторял: "Редли, сделай это, сделай это…". Я проснулся с чувством, что на мне лежит ответственность за всю вселенную. Только этого еще не хватало!

#########################################

###############################

На третий день утром мы все трое стояли перед дворцовыми воротами. Редли — в роли меня, я — в роли телохранителя Самсона Четвертого, а Самсон — в роли самого себя, то есть отца своей дочери. У нас всё было обговорено и подготовлено.

Мы явились во дворец одновременно, Расмус разрывался между своим желанием уединиться с охотником и своим долгом принять короля. В конце концов, он отправил охотника в свой кабинет, а сам прошел с нами в гостиную. Их беседу я слушал плохо, чертов голос преследовал меня и наяву. "Сделай это! Сделай!" "Что сделай?!" — крикнул я про себя. "Ты сам знаешь, ты видел". "Почему я?" "Ты видел. Ты понял". "Ничего я не видел, ничего не понял!"

— Могу я видеть свою дочь? — спросил Самсон.

— Разумеется, — с явной неохотой согласился Расмус, — я провожу вас к ней. Пусть вас не удивляет количество охраны: принцесса так прекрасна, что житья нет от желающих ее похитить.

Запрятал он ее далеко! В башню, на самый верх, на каждом этаже по два-три стражника. А при ней постоянно находились в комнате две дуэньи не очень приятной наружности.

Принцесса бросилась к отцу на шею, а я незаметно встал в угол, чтобы не привлекать к себе внимания.

— К сожалению, у меня срочное дело, — сказал Расмус, — я оставлю вас на время.

— Мы могли бы пока прогуляться в зимнем саду и осмотреть вашу картинную галерею.

Расмус на секунду задумался.

— Пожалуй. Только в сопровождении моих охранников.

— К чему такие предосторожности? Мы же во дворце?

— Мне слишком дорога ваша дочь!

Их было пятеро, вооруженных с ног до головы здоровенных парней, но держались они все-таки на почтительном расстоянии, особенно после того как принцесса прикрикнула на них, чтобы не мешали говорить с отцом. Они отстали шагов на двадцать.

— Ты только не волнуйся, Луиза, — шепотом предупредил Самсон, — сейчас мы с охотником тебя украдем.

— С охотником?!

— Тише!

Она повернулась ко мне и тихо визгнула от радости. В эти синие глаза можно было смотреть до бесконечности, только времени на это не было совсем.

— Ты живой! Ты здесь!

— В галерее есть подземный ход. Будь готова, девочка.

— Хорошо!

Предков у Расмуса была тьма. Каждый был запечатлен на портрете. Охранники заскучали и потеряли бдительность. Они сели на ступеньки у входа и что-то вяло обсуждали.

— Сколько их, — заворчал Самсон, — у меня и то меньше! Поди догадайся, который тут Эрих Первый!

— Вот он, — сказал я, останавливаясь у портрета воина в шкуре леопарда.

— Кто тебе сказал?

— Никто. Я знаю его в лицо.

"Будет поздно, будет поздно…"

Я помотал головой, чтоб избавиться от наваждения.

— Что случилось, охотник?

— Ничего. Всё нормально.

Самсон вынул меч и встал лицом к охранникам. Я пошарил рукой за портретом и нашел рычаг. Дверь подалась с неохотой, я раздвинул ее ровно настолько, чтобы смог пройти король, самый широкий из нас.

Охранники обратили внимание на скрип, но было уже поздно. Мы закрыли дверь и задвинули засов. Стало абсолютно темно. Как в могиле. В дверь уже колотили, какое-то время я возился с факелом, потом мы увидели, что стоим в узком каменном коридоре с вековой пылью на полу и потолке. Запах был мертвый.

А потом мы бежали, поднимая облака пыли и спотыкаясь о камни. С потолка капала вода. "Сделай это!" — надрывался во мне голос, но я старался его не слушать.

Выходная дверь была давно замурована, мы разобрали ее вчера, хорошо заплатив хозяину и закрыв его на замок в кладовой. И вот наконец это случилось — мы вырвались на божий свет! Самое страшное было позади. Во дворе нас ждали две лошади и олень, а небо было радостно-голубое и высокое, и воздух глотался как нектар. Мы его и глотали, жадно переводя дыхание.

"Иди!" "Отстань!" "Больше нельзя, больше нельзя…"

Я выпустил хозяина. Он тоже, радуясь жизни, вышел во двор, увидел принцессу и забыл, куда шел. Она разрумянилась от бега и от волнения и неуверенно, еще с тревогой, улыбалась. Она была прекрасна.

Наш путь лежал в лес, к разбитой сосне, где мы договорились ждать Тома.

***************************************************

* *** **** ** * * * * * *** * ** *

Место было глухое, его знали только я и мой Редли-Том. Его все не было. Я спрятал руки в карманы, потому что они тряслись от волнения. Я ходил по опушке, пиная шашки, и не находил себе места. А чертов голос всё приставал, призывая меня что-то такое совершить, о чем я понятия не имел. Он говорил как иностранец, который с трудом подбирает слова. Я ненавидел его.

Принцесса ходила по сваленному дереву, приподнимая подол платья. Самсон уверял ее, что герцог Симурский их друг, и надо ехать к нему за помощью.

— Герцог Симурский, герцог Лиманский, барон Корби… У нас будет огромная армия, Луиза, мы еще объясним этому Деку, кто он такой.

— Папа! Я так рада, что вырвалась от Расмуса! Я больше ни к кому не хочу! Ни к какому герцогу! Я хочу жить в лесу.

— Это ты сейчас так говоришь. Через неделю тебе тут надоест.

— Неправда!

— Ты не поумнела, Луиза.

— Ну почему я не могу быть как все!

— Ты принцесса!

— Да! Да! Да! Ну и что!

— И тебе нужен очень сильный покровитель, чтоб охранять твою красоту. Я верно говорю, охотник?

— Верно, — вздохнул я.

Наконец приехал Том. Гора свалилась с плеч. Он был невредим, он устало спрыгнул с коня и похлопал меня по плечу.

— Ну и наделали вы шуму! Король в ярости. Не сомневаюсь, он прикажет прочесать весь лес, так что нечего тут рассиживаться… А это?..

— А это та самая принцесса, Том.

Он замолк на полуслове и созерцал принцессу с вытянутым лицом, пока я не толкнул его в бок.

— Очнись.

Он как во сне подошел к ней, загребая снег ногами.

— Меня зовут Том, принцесса. Я брат охотника.

— Я догадалась, вы очень похожи!

— Да. Абсолютно.

— Вы близнецы?

— Близнецы, принцесса. Вам не холодно в туфельках?

— Холодно, а что делать?

— Скорее ехать, а не стоять на снегу!

— Ты такой же добрый, как твой брат.

Он помог ей сесть на коня, он был — сама любезность. Он мне не нравился совершенно!

Два часа мы скакали до дома, где нас ждала Жозиана с двумя собаками. Первое, что она сделала, когда мы въехали во двор, это обняла меня и поцеловала, причем, достаточно долго, чтобы принцесса могла заметить. Принцесса заметила. Всё вытекало одно из другого, неизбежность продолжала висеть над нами как топор.

— Зачем тебе это? — спросил я обреченно.

— Ты мой, — заявила она, — пусть знает.

— Да не нужен я тебе!

— А это уже мое дело!

— Займись лучше Самсоном. Он все-таки получше, чем старый, скучный охотник.

— Дурак ты, Редли. И ничего не понимаешь в женщинах.

— Да. Это уж точно. Как в тебе это уживается, а? Я же знаю, что ты добра и великодушна. Но ты…

— Что я? — усмехнулась она.

Я втянул ее в эту историю. Я чувствовал свою вину. Но у меня только одно слово вертелось на языке.

— Ты такая стерва, Жозиана!

— Да, — кивнула она, — я женщина.

И ушла в дом совершенно удовлетворенная. Я остался на пороге. Том подошел сзади и толкнул меня в бок.

— Дубина! Ты другого места не нашел облизывать свою певицу?!

— Отстань…

— Если б ты видел лицо принцессы!

— Кажется, утром тебе не было до нее дела?

— То было утром… вот что: сейчас я отвезу твою певицу домой. Ей там будет гораздо безопаснее, чем в нашей компании. А ты — объясняйся с принцессой.

— Спасибо, Том, — вздохнул я, — что бы я без тебя делал?

— Зачем ты вообще ее притащил, не понимаю!

— Она была слишком напугана.

— Ты и правда дубина, Редли…

Спорить я не стал. Всё складывалось роковым образом, и я ничего не мог с этим поделать.

В доме стало уже тесно: пять человек и две собаки. Жозиана не возражала, когда он предложил ей отправиться в Трир. Ее особняк был несомненно удобнее, чем дом охотника, а свое дело она уже сделала. Я только подивился, как и искренне и нежно она расцеловала принцессу и пожелала ей выйти замуж за Антиноя Симурского. Принцесса только грустно кивала.

— Обязательно…

И мы коротко простились уже во дворе. Лучше б я их не отпускал! Том уже вставил ногу в стремя, когда я схватил его за плечо.

— Слушай, тебя не преследует голос?

— Преследует, — сказал он серьезно.

— И ты понял, что нужно сделать?

— Понял… Ты не волнуйся, Редли, я всё сделаю. Люби свою принцессу и не отдавай никаким герцогам. Понятно?

— Понятно, — вздохнул я, — ты приезжай побыстрее, что-то я за тебя волнуюсь.

— Не волнуйся. К вечеру буду.

Я долго смотрел вслед двум черным точкам на белой дороге.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Наверно, он был уже частью меня. При его отсутствии накатывала собачья тоска, близкая к тошноте, меня словно раздирали надвое.

Я стоял на дороге, чувствуя, что мне плохо, мне очень плохо, и вдруг понял, чего я хочу. Я хочу потерять сознание, лечь в снег, превратиться в куль соломы и погрузиться в сиреневый туман.

Когда и где я рухнул, я не помню, помню только, что постарался упасть на спину, чтобы не в снег лицом. Было небо, голубое, потом сиреневое, потом черное. Всё было черное, и я осознавал, что это не вокруг меня, это — я сам. Я — это всё, всё — это я.

Мне по-прежнему было плохо, где-то внутри меня что-то было не так. И я стал смотреть внутрь себя, я стал падать в пропасть, превращаясь в маленький-маленький комочек. Я уменьшался стремительно, пока не стал крохотным огоньком в цепочке себе подобных, но я всегда помнил, что я то огромное "Всё".

Мы неслись куда-то и в ряд, и кучей, мы строили геометрические фигуры, и тут же распадались. Я знал почему: фигуры были "неустойчивы". Миллионы раз мы пытались объединиться, но ничего не получалось, не совпадало какое-то условие. Я понял: мы должны были быть одинаковыми, жестко одинаковыми, а один из нас не такой. И он мешает всем.

Я его заметил, я его выбрал, я упал в него как щепка в костер, снова стремительно уменьшаясь. То, что я увидел словами описать невозможно, я только понял, что это мой предел уменьшения, и надо искать другие пути…

Снег был ослепительно белый, ошалелый охотник долго не мог прийти в себя. "Ты хочешь взглянуть на всё моими глазами?" — спросил я мысленно этот невидимый голос. "Да". "Ты внутри или снаружи?" "Это одно и то же". "Не понимаю!!!" "Не надо. Невозможно. Нельзя".

Наконец я вспомнил, кто я. Тело не слушалось, я обретал его еще долго. Сначала встал на колени, потом во весь рост. Первое, что захотелось — это напрочь забыть всё, что понял, избавиться от наваждения и стать просто охотником Редли, а не всей вселенной. Я огляделся, помотал головой, протер лицо снегом и медленно побрел к дому.

Король продолжал изучение Книги Судеб, принцесса лежала на кровати за шкафом, грустная и усталая.

— Ты пришел…

— Меня долго не было?

— Долго. Целый час.

— Ты не заболела, девочка?

— Устала… Ты знаешь, а я постарела.

Я сел рядом, потрогал ее лоб. Он был горячий, но не слишком.

— Может, ты просто повзрослела?

— Нет, я постарела. Столько всего случилось за эти два месяца!

— Все еще наладится. Ты будешь счастлива.

— Ты хочешь, чтобы я поехала к Антиною?

— Так будет лучше, принцесса.

— Это потому что ты любишь Жозиану?

Я заметил, что рука ее дрожит в моей руке, но голос ее был слишком тих, чтобы расслышать в нем волнение.

— Нет, ну что ты. Я не люблю Жозиану.

— Она хитрая. Я столько раз ей про тебя говорила, а она ни разу не сказала, что знает тебя. Я глупа, правда?

— Ты прекрасна.

— Когда ты так говоришь, у меня все обрывается внутри. Не говори так… и не смотри так!

Я только покачал головой.

— По-другому не могу.

— Ты меня любишь?

— Конечно.

— Но я все равно должна уехать? Почему?

— Со мной тебе будет скучно. Ты хотела стать королевой? Ты станешь ею. Ты полюбишь Антиноя и будешь счастлива.

— А ты? Как же ты?

— А я охотник… пора уже обедать, тебе не кажется?

— Ты опять уходишь?

— Надо сварить что-нибудь. Король, наверно, тоже голоден.

— Голоден! — сказал король из-за шкафа.

— Вот видишь, — улыбнулся я ей.

Она о чем-то глубоко задумалась.

.

*. /\ / /

/\ /\ /\ / /

* / \ /\ // /

/ \. /\ / /

. / \ /\ / /

/ \/ \ / /

/ \ \ / /

/ \

/ \ /

/ /

Ближе к вечеру мы сидели у камина и о чем-то беседовали. Голос больше не приставал ко мне, но я уже начал беспокоиться за Тома. Никогда бы не подумал, что способен так трястись за себя самого!

Я обнимал принцессу за плечи, и больше всего нам обоим хотелось, чтобы король куда-нибудь исчез или крепко заснул. Наверное, тогда я бы все-таки поцеловал ее. Но король сидел с нами и хмуро на нас поглядывал. А потом вообще зашел знакомый крестьянин Анри из соседней деревни. Я узнал его по голосу, потому что сидел спиной к двери.

— Сидите тут, — сказал он, шумно дыша, — а охотника убили!

— Ой! — прошептала принцесса.

И я, как во сне выслушал, что он убит на переправе стрелой в спину, что он лежит в доме у паромщика, что тот, кто стрелял, скрылся в лесу… Анри говорил что-то еще, уже незначащее. И тогда я встал. И тогда он увидел меня и закричал.

Через минуту я уже летел на Фавне по исчезающей в сумерках дороге. Я поклялся найти этого стрелка и убить. Других мыслей почему-то не было.

Я был невменяем и даже не позаботился о том, чтобы не напугать семью паромщика. Поднялся сплошной визг, когда покойник живой и невредимый вошел к ним в дверь. Охотник Редли лежал на циновке лицом вниз, между лопаток торчала стрела. Я сломал ее и поднес к глазам, чтобы рассмотреть и, может быть, понять, кто ее хозяин. И я понял. Стрела была моя.

— Не орите! — рявкнул я, — я не оборотень. Я его брат.

Он не показался мне тяжелым. Я положил его поперек седла и взял оленя под уздцы. Мы шли медленно и долго. Уже совсем стемнело, я не видел дороги, передо мной были только полные ужаса синие глаза принцессы. Ну, зачем я его отпустил!

Мы с Самсоном закопали его за домом, у самого леса. Земля еще не промерзла насквозь и копалась сравнительно легко. У меня было чувство, что я сам зарыт в этой могиле.

— Он ведь не брат тебе, — сказал Самсон.

— Он больше, чем брат.

— Как он попал к нам?

— Какая теперь разница!..

И снова была ночь. Мы лежали на шкурах у камина. Огонь догорел, но угли еще светились. Какой долгий, бесконечно долгий был сегодня день! Мы почти ничего не говорили, только прижимались друг к другу, как в лютый холод. "Иди, иди, иди…", — опять пристал голос. "Ненавижу!", — сказал я. И стало тихо до звона в ушах. И не было сна. И не было покоя и ясности. И не было меня.

Я много терял, я пережил многих друзей за свою долгую, чересчур долгую жизнь, но такого со мной еще не было. Не было, не было, не было никогда!..

Утром я провожал их в Симур. Принцессу мы одели в охотничий костюм, он был ей безбожно велик, особенно медвежьи сапоги. Она выглядела забавно, но была прекрасна как всегда. И грустна. И серьезна. Я сунул королю нашу Книгу Судеб.

— Возьми. При случае отдашь Мозесу.

— Не беспокойся, охотник. Спасибо тебе за всё.

Мы обнимались с принцессой на крыльце.

— Ну почему я такая несчастная! — не выдержала она.

И я вспомнил. Осел! Дубина! Вот уж действительно дубина! Я вспомнил и рванулся в дом искать свою сумку. Где же она? Куда я ее зашвырнул?

Сумка лежала под кроватью. Шкура была на месте, голубая, теплая, искрящаяся.

— Несчастий у тебя больше не будет, — сказал я, закутывая в нее принцессу, — вот тебе талисман.

— Что это?! — изумилась она, — моя лиса? Я же сожгла ее!

— Это другая лиса, еще лучше.

— Охотник! Не может быть! Ты убил вторую голубую лису?

— Это не я, Луиза. Это он.

— А он… хотел, чтобы я ее носила?

— Конечно. Мы же с ним одно и то же.

— Я поняла.

— Вот видишь.

— Мы ведь не навсегда расстаемся? Ты приедешь ко мне?

— Приеду.

— Я понимаю, что тебе сейчас не до меня. Я буду ждать!.. Охотник, я хочу, чтоб ты любил меня всегда!

— Я буду любить тебя всегда.

— Всегда-всегда?

— Пока стоят горы и светит солнце.

-----------------------------------------

-----------------------------

-----------

Они ускакали в одну сторону, а я поехал в другую. Обеих собак я взял с собой. Голос уже отстал, понял, что я иду туда, куда ему надо.

В деревне я наткнулся на людей Расмуса: повсюду искали пропавшую принцессу. Капитан пристал ко мне с расспросами, но я объяснил ему, что знать ничего не могу, так как в тот момент находился у короля.

— Все равно мы еще осмотрим твой дом, — заявил он.

— На здоровье, — сказал я.

Все, кто мне встречался в деревне, как по команде говорили:

— Охотник! А мы слышали, что ты убит!

На что я грубо отвечал, что я воскрес. Только одна женщина у колодца ничего не спросила, а выронила ведро. Вода промочила ей сапоги. У нее были льняные волосы до пояса, рассыпанные по черному полушубку, и серые глаза, холодные как осеннее небо. Я спрыгнул с оленя, поднял ведро и поставил его на скамеечку.

— Здравствуй, Мария.

— Здравствуй, охотник.

Голос ее дрожал.

— Не ждала?

Она не ответила. Видимо, мы очень долго смотрели друг на друга, потому что мельник успел это заметить и подойти к колодцу.

— Я тебе сколько раз говорил, чтобы ты оставил мою жену в покое!

Раньше он был более сдержан, но весть о моей смерти, очевидно, так обрадовала его, что моего воскрешения он не вынес.

— Мария! Иди домой!

Я не был настроен снисходительно.

— Пристрелю, — сказал я сквозь зубы, вскидывая арбалет.

Мои псы тут же зарычали. Он попятился.

— Ганс, мы сами разберемся, — вмешалась Мария, — уйди от греха, видишь, он не в себе! Не связывайся с ним!

Она толкала своего мельника в грудь, не грубо, но уверенно. Мельник отошел на безопасное расстояние, но продолжал наблюдать за нами. Тогда я выстрелил и сбил с его шапчонки единственное куцее перо. Он погрозил кулаком и скрылся за забором. Мария смотрела на меня.

— Что тебе нужно?

— Хочу спросить.

— Что?

Я видел, что она боится моего вопроса, слишком пылали ее щеки, и срывалось дыхание. Я никогда еще не видел ее такой.

— Зачем ты убила меня?

Она опустилась на лавочку рядом с ведром.

— Но ты жив!

— Ты сама знаешь, что не промахнулась.

— Кто ты?!

— Мария, если ты скажешь правду, я уйду.

Она молчала, кусая губы. Я положил ей на колени обломок стрелы.

— Этой стрелой я убил зайца, когда мы с ней познакомились.

— С ней?!

— Конечно. Не с тобой же.

— Ах, вот оно что!..

Она долго еще молчала, глядя в землю, а когда подняла на меня лицо, я поразился, сколько в нем было ненависти.

— Я никогда не любила его, — сказала она уже без всякого волнения, — мне нравились меха, которые он мне дарил. Я была самой роскошной невестой в округе. А ребенок мне был совсем не нужен! Я хотела выйти замуж за Ганса. И я вышла! И я счастлива! И никто не должен знать, что я была на этом проклятом острове Родников! Никто!.. Когда он пришел четыре дня назад и стал спрашивать, я поняла, что он всё знает. Но я думала, что это ты. А вас двое! И вы оба всё знаете!

— Ну, второго из нас тебе уже не убить.

— Ошиблась. Тебя надо было. Он был лучше!

Я никак не мог понять, неужели это Мария? Пусть не та, но Мария! То же лицо, те же белые волосы, черные брови, серые глаза, румянец на щеках. Хотелось просто взять ее и бросить в колодец.

— А за "своего" Ганса ты не могла выйти замуж? Зачем ты пришла сюда, в наш мир?

— Я-то могла, я пожалела ее! Себя так никогда не жалела как ее! Он любил меня, а ты ее — нет. Ты ее предал!

— Неправда.

— Молчи уж лучше! Всё из-за тебя, всё! А теперь убей меня, если хочешь!

Мне уже ничего не хотелось. Я молча запрыгнул в седло и натянул поводья. Круг замкнулся.

*************************************************

**********************************

Заснеженный Тиманский лес вел себя всё так же безобразно, но свои собственные следы на снегу помогали ориентироваться. На остров мы попали уже по льду. Собаки бежали как всегда впереди. Я научился их отличать: один Гай тосковал гораздо больше, он был вялым и плохо ел.

Всё было не так, как осенью. Белая земля, белое небо, белые деревья и камни. И ни ветерка, и солнце растворилось в облаках, и тишина до одурения, как во сне.

Я вышел к "Пляшущим камням", сердце колотилось. Я чувствовал, что времени почти не остается, хотя голос молчал. Я сам был голос. Я был черной пропастью, в которой мечутся миры, безуспешно пытаясь сложиться в геометрическую фигуру, и в то же время шел по снегу и помнил, что я охотник Редли, что за спиной у меня мешок, а в мешке топор.

Чертово дерево без листвы выглядело зловеще. Нет, это были два дерева, вцепившиеся друг в друга, одно как будто повисло на другом, и у одного не было корней. Его корни были "там".

— Хватит вам обниматься! — сказал я зло.

Сбросил шубу и достал топор. Я рубил под корень, чтоб наверняка, рубил долго и исступленно, стараясь уже ни о чем не думать, и только перед последним взмахом безумная мысль все-таки прорвалась ко мне.

"А может, вернуться? Ведь она ждет!" И со всей силы ударил по стволу. Деревья заскрипели и стали падать медленно и невыносимо. Или просто остановилось время? Я схватился за голову, потому что мозг мой разрывался пополам, и уже не было вокруг снега, а только сиреневый кисель…

Гай лизал мое лицо. Я лежал рядом со срубленным деревом, оно коряво топорщило мощные ветки.

— Ну что, братья Гаи? Пора домой? — спросил я устало, — нечего нам тут больше делать.

Псы как будто не возражали. Через неделю мы были дома. Из трубы шел дым. Во дворе белокурый подросток чинил забор. Грустный Гай с лаем бросился к нему.

— Мама! Мама! — закричал мой сын, — они вернулись!

Мария выбежала, не набросив даже шали, и попала ко мне в объятья.

— Где ты был так долго! Где ты был!.. Я так соскучилась!

— Я тоже.

Я заглядывал ей в глаза, чтобы убедиться, что там не холодное осеннее небо, а то, что я видел прежде: родниковая вода, пыль дорог, туман над озером…

— Папа! А откуда вторая собака? Вылитый Гай!

— Она тебе нравится?

— Конечно!

— Ну и отлично. Теперь у нас будет две собаки.

Мы обнялись с сыном. Он был почти с меня ростом, во всем его ладном теле чувствовалась скованная сила. Только лицо еще оставалось детским.

Дома было тепло. Вещи разместились, конечно, по-другому, и уюта было несравненно больше. На том месте у камина, где у меня валялись шкуры, темнело кожаное кресло, стол стоял у самого окна, а на нем — чистая посуда и сосновая ветка в кружке с водой.

Мария смотрела на меня, прислонившись к дверному косяку. Если б она знала, на кого смотрит! Нет! Только не это!

— Ты убил лису, Редли?

— Лису? Да, с ней покончено.

— Значит, ты пришел?

— Куда же я от вас?.. Я устал, Мария. Просто зверски!

Она улыбнулась и стала накрывать на стол.

— Сейчас я тебя накормлю! У меня все горячее.

Я подошел к ней сзади виновато, обнял, ткнулся губами в ее затылок.

— Ты прости, что меня так долго не было…

— Понимаю: лиса.

Я беспорядочно целовал ее, она тихо смеялась.

— Поешь сначала!

— Потом.

Она смотрела на меня ласково и грустно, гладила мои волосы и небритые щеки.

— Зарос-то как, волчара неумытый!

— Мария…

— Молчи. Ты же пришел ко мне, правда? Я знала, что ты придешь.

— Прости меня…

— Тебе нравится наш сын?

— Конечно. Это самый замечательный в мире сын.

— Скажи… а ему "там" хорошо?

— Да, им с Марией тоже хорошо. Не волнуйся.

— Ну вот. Я же ей говорила, что ни к чему эти обмены. Всё вернулось на круги своя. Правда?

Я крепко обнял ее.

— Правда.

Вечером я вышел во двор. Мне было легко. Хорошо все-таки быть просто охотником Редли, а не всей вселенной. Надо мной проплывали чужие созвездия, к которым предстояло еще привыкнуть. Ко многому предстояло привыкнуть.

Я сидел на крыльце и смотрел на черную, зубчатую гряду леса, над которой сияли большие синие звезды, такие же далекие и недостижимые как глаза маленькой принцессы.

20.10.88

Елена Федина