"На вершине отчаяния" - читать интересную книгу автора (Велесова Светлана)

Глава 7

— Дед, ты что? — Люсьен тронул Зарима за плечо.

Тот тряхнул головой, прогоняя наважденье, и удивленно воззрился на внука, как будто видел его впервые.

— Не знаю. Голова закружилась. — Соврал он и схватив Люсьена за локоть, оттащил с пути придворных, чтобы не привлекать лишнего внимания. — Постоим тут минутку.

— Я говорил, что тебе рано выходить из дома. — Люсьен попытался коснуться его лба, чтобы проверить нет ли жара, но Зарим отмахнулся от него как от надоедливой мухи.

— Оставь. Я в порядке. Это другое.

— Господи. Какую еще заразу ты подхватил?

— Я той заразе уши оторву, взгрею шкуру, и хвост баранкой закручу. Вот ведь скотина. Просил его не делать этого. Просил же.

Тут Люсьен испугался не на шутку, решив, что у деда не только жар, но и глюки. Но памятуя о том, что лучше выглядеть умным, чем быть круглым дураком промолчал, чем заслужил одобрительный кивок Зарима.

— Пошли, а то прозеваем наш выход.

Люсьен тут же подобрался, сделал два шага и опять остановился.

— Ты уверен, что готов показаться на людях?

Миррон, до этого молча следовавший за ними, хмыкнул и толкнул Люсьена в спину.

— Толку прятаться. Все равно уже весь двор об этом знает. Ты что не заметил, как на нас все смотрят?

— Заметил.

— Тогда чего стоим? Пошли уже. — И Зарим захромал к огромным двустворчатым дверям, ведущим в тронный зал.

Люсьен и Миррон переглянулись с улыбками и двинулись за ним следом, чтобы в случае падения подпереть с двух сторон и не дать Зариму опозориться, растянувшись на полу у трона.

Упрямец наотрез отказался опираться на костыль, заставив лекаря зафиксировать поломанную ногу в неподвижном состоянии. И теперь еле передвигался, отчаянно хромая. Но поломанная нога, это так тьфу. Можно скрыть лубки под кафтаном и делать вид, что ничего особенного не происходит. С лицом все было намного хуже. Оно было разбитым, опухшим и с фингалами на оба глаза. Все-таки рано было являться во дворец Каннингема. Надо было дождаться, хотя бы пока отеки спадут и синяки пожелтеют. Но когда Зарим слушался разумных доводов? Да еще от кого? От собственного внука.

От воспоминаний о бале маскараде в свою честь, Люсьен содрогнулся всем телом. Никогда он не забудет, как Зарима выносили из бальной залы, на носилках. Он тогда искренне считал, что им теперь не жить, и всю ночь трясся в ожидании, что в дом вот-вот ворвется королевская стража и их упекут в тюрьму. Так как через другую дверь вынесли бесчувственное тело Эрла.

Но никто за ними не явился, а утром пришло сообщение из дворца, что Каннингем очнулся и теперь быстро пойдет на поправку. Следом за этим сообщением весточку прислала Диана, и по секрету сообщила, что можно не переживать. Муж ни на кого не держит зла, а наоборот, ужасно доволен всем случившимся. И все вздохнули свободно, до тех пор, пока не очнулся Зарим, и опять не поставил на уши весь дом. Так как ему срочно приспичило явиться во дворец и решить одно совершенно неотложное дело, собственно из-за которого он и явился в столицу северного королевства. Ни уговоры, ни угрозы не могли заставить его остаться в постели, и Люсьен решился на последнее средство. Послал к нему Ниррану.

Она пробыла у него в спальне шесть часов, а когда вышла, сказала, что у них в запасе сутки, по истечении которых придется уступить.

И вот сутки прошли и они во дворце, где на них пялится весь двор, и вся дворцовая челядь, а Зариму хоть бы хны. А ты красней тут за себя, него и всех двуликих в их лице. С такой дипломатией никакой войны не нужно. Хотя, судя по довольному лицу Эрла он был рад видеть Зарима и всех кто с ним прибыл.

Это был малый тронный зал, предназначенный для частных аудиенций. Сюда допускались дворяне занятые на государственной службе, и другие лица, занимающие ведущие посты при дворе Каннингема. Все они, выстроившись в две шеренги, стояли вдоль стен, образуя широкий проход от дверей к тронному возвышению. Поскольку присутствие на таких собраниях королевы не предусматривалось, то трон был всего один. За правым плечом Эрла стоял глава дворцовой стражи. За левым лекарь, готовый при первых признаках утомления дать знак страже разогнать посетителей и препроводить Его Величество в постель. Сам Каннингем несмотря на излишнюю бледность и перебинтованные руки, выглядел наилучшим образом. Ему бы еще похудеть немного, и тогда сразу станет видно какое у него мужественное лицо и величественная осанка. А так Эрл выглядел как добродушный в меру упитанный дядька, обрадовавшийся приезду долгожданных гостей. Только цепкий, колючий взгляд быстро пробежавший по их лицам, заставил Люсьена неуютно поежиться и собрать все мысли в одну кучу. Несмотря на простоватый вид, Каннингем правил жесткою рукой на протяжении двадцати пяти лет и пока что не собирался уступать свою власть ни наследнику, ни придворным министрам. Так что надо держать с ним ухо в остро. И не забывать кто тут кот, а кто мышка, а то не долго угодить прямо в мышеловку, позарившись на радушный прием как на кусочек бесплатного сыра.

— Ба! Что за лица. А я все гадал, когда у тебя лопнет терпение, и ты явишься во дворец.

— Прошу простить мою нерасторопность, Ваше Величество. — Зарим не способный поклониться, как того требовали обычаи, лишь неопределенно махнул рукой и склонил голову в уважительном приветствии. — Меня не отпускали неотложные дела.

Люсьен и Миррон тем временем расшаркались по полной программе, и встали по обе стороны от Зарима, подперев его с двух сторон. И хотя он не подал вида, по тому, как он тяжело навалился на их плечи, стало понятно, что бодрый вид и сияющая улыбка, лишь бравада, чтобы не пасть лицом в грязь и скрыть истинную боль.

— И какое имя у твоего дела?

Каннингем мог позволить себе шутить и улыбаться. Так как его честь была восстановлена, а лицо в отличие от тела не пострадало. Зарим памятуя, что дерется с Эрлом, а не обычным дворянином, ни разу не ударил по лицу, или еще какому месту, способному покалечить северного правителя. Так вывихнул пару суставов и поломал пальцы на руках, да пару тройку ребер. А в остальном дал отыграться Эрлу на себе, за что сейчас расплачивался страшной болью.

— Тери Ниррана проявила обо мне столь искреннюю заботу, что я не смог отказать ей в просьбе полечиться чуть дольше, чем это было необходимо на самом деле.

Каннингем откинул голову и его смех прокатился по залу. Придворные тоже рассмеялись. А Миррон с силой наступил Люсьену на ногу.

— Не скрипи зубами. — Прошипел он, не размыкая зубов.

— Зачем он так? Ведь теперь все будут думать… — Люсьен едва удержал на лице улыбку, так ему хотелось врезать по роже Эрла, а потом добить Зарима.

— Плевать, что они думают. Пока весь двор уверен, что у Зарима есть любовница из наших, никто не помянет старые сплетни и не свяжет его имя с именем королевы. А это именно то, что нам нужно. Похоронить все скандалы и во имя будущего забыть о прошлом.

Миррон хотел сказать что-то еще, но замолчал, так как Каннингем прекратил смеяться, и началась официальная часть приема. И хотя Люсьен и Каннингем уже были представлены друг другу, их представили по новой. Так как именно сейчас он вручил правителю верительные грамоты Эрла Ализира. Как и все те дары, что прислал прадед, и те, что он преподнес от своего имени. По задумке Зарима каждый из даров нес слуга, одетый в лучших традициях двуликих. И не важно, что роль слуг исполняли матросы с кораблей. Для северян это было не так важно как сам спектакль. Если это был сундук или огромный поднос, на котором горой переливались дивные жемчуга, и другие сокровища, то их несли по двое и складывали все это к ногам Эрла у его трона. Люсьен называл названия даров их ценность и историю происхождения. И если бы не репетиция этого шоу в доме Нирраны, то стоять ему самому с открытым ртом при виде всего этого великолепия, как делали придворные Каннингема. Все по тому же плану, они начали с простых даров, постепенно повышая их ценность. Пока в зал не вошел шестилетний малыш, обернувшийся старший сын Нирраны и не внес на алом бархате древнюю книгу, от вида которой Каннингем, наплевав на всю солидность, и официальную значимость скатился с трона и выхватил ее из рук мальчика. Тот тут же с поклоном отошел в сторону, спрятавшись за спиной Люсьена.

— Откуда она у вас? — Взгляд Эрла метался от лица Люсьена на Зарима, Миррона и обратно, наконец остановившись на Зариме, правильно рассудив, что если кто из присутствующих и осведомлен об истинной ценности фолианта, то только он.

— Мой Эрл… — Зарим еще раз поклонился, — справедливо рассудил, что сей труд, написанный одним из основателей Вашей династии, по праву принадлежит Вам ваше Величество. И мне выпала огромная честь вернуть его домой, где ему самое место.

В зале повисла тишина. Официальный ответ, на неофициальный вопрос, предполагал нестандартную реакцию. И она последовала незамедлительно. Коротко кивнув остальным придворным, Каннингем тем самым закрыл аудиенцию и когда в зале остались только они, плюс охрана Зарима, стражи Эрла и два его министра, Каннингем повторил свой вопрос, только уже не так дружелюбно как в первый раз.

— Откуда она у вас?

— До Ализира дошли слухи, что вы не первый год ведете поиски этой книги, и пока они не принесли никакого результата. Поскольку мы вполне осведомлены о ее истинной ценности, мой Эрл отдал приказ, разыскать ее для Вас, что и осуществил с тем лишь намерением, чтобы вернуть Вам, в знак многолетней дружбы наших народов и искренним желанием, чтобы эта дружба ширилась и крепла.

Каннингем молчал всего минуту, потом улыбнулся и понимающе кивнул.

— Передайте своему владыке, что я принимаю его дар. Вопрос же дружеских намерений обсудим позже.

Зарим склонился перед Эрлом, принимая его решение. Люсьен по тычку Миррона поклонился вместе с ним, и они покинули зал, не забыв прихватить с собой мальчика.

— Тер Беррани. — Мальчишка дернул Люсьена за полу кафтана.

Люсьен, еще не до конца привыкший, что поменял не только подданство, но и фамилию не сразу понял, что это обращаются к нему. И только когда мальчик потянул сильнее, обратил на него внимание.

— Да, Ким?

— Мне нельзя долго оставаться человеком, я могу перекинуться прямо здесь?

Люсьен бросил взгляд на старших и получив их утвердительный кивок, кивнул мальчику.

— Конечно.

Ниррана строго предупредила всех троих, чтобы не портили ей сына, и мужчины дружно отгородили мальчика своими спинами, и длинными полами кафтанов от любопытных глаз, пока он перекидывался. По мере того, как Люсьен знакомился с культурой и традициями двуликих, он все больше проникался уважением и восхищением к тому, как была устроена их жизнь. Все, начиная от дома, одежды, отношений в обществе, семье, клане было направлено не только на выживание, но и на развитие и процветание их вида. Так что у него больше не было повода смеяться или смущаться, когда вставала необходимость надевать кафтан. Когда обращение было закончено, Люсьен подобрал с пола любопытного лисенка и сунул его за пазуху, чтобы не сбежал.

— И что теперь?

— Теперь домой, спать и выздоравливать. — Опередив Зарима, распорядился Миррон.

Покинув дворец, они сразу же отправились домой. Зарим правда предложил, пойти выпить за успех дела, но Миррон так глянул на него, что он тут же угомонился. Поскольку Люсьен так и не понял, как именно они решили это самое дело, и было ли оно вообще, так как совершенно не видел смысла во всем, что происходило на приеме у Эрла, а потому от комментариев воздержался. Правда единственный раз поддакнул Миррону, когда тот рыкнул на Зарима. И всю дорогу до дома смотрел в окно, рассеянно поглаживая лисенка. Мальчишка никак не желал сидеть за пазухой и едва они оказались в карете, выбрался оттуда на колени и свернувшись калачиком дремал, давая чесать себе спинку.

Ниррана ждала их чуть ли не у ворот, и едва карета остановилась, бросилась к ребенку и вырвав сына из рук Люсьена прижала к груди.

— Как долго он был человеком?

— Всего час. Так что вреда не будет. — Успокоил ее Зарим и вдруг пошатнулся, глаза у него закатились и потеряв сознание он повис на руках Люсьена и Миррона.

— Что с ним? — Спросил Люсьен, когда они под причитания Нирраны внесли деда в дом и уложили в постель. Миррон ушел звать лекаря и направляющего, чтобы посмотрел мальчика, оставив Люсьена и Ниррану хлопотать над Заримом.

— Истощил себя до предела. — Ниррана равнодушно пожала плечами и удобно пристроилась в кресле, как Люсьен до того положив сына на колени. — Я предупреждала, что стимуляторы отнимут годы жизни, а он не хотел слышать. Как случилось, что он утратил дар?

— Не знаю. — Люсьен смутился и отвернулся. Впервые с того памятного разговора на балконе, она обращалась к нему напрямую. До этого она передавала ему свою волю только через Харрала, направляющего мальчиков, любыми способами избегая личной встречи. — Я спрашивал, но он отшутился и ушел от прямого ответа. А что знаешь ты?

— Сто к одному, что влип из-за женщины.

— Ты, что сделала ставку? — Удивился Люсьен и смутился еще сильнее, когда Ниррана через силу улыбнулась.

— Конечно, но ты можешь ее аннулировать, так как я поставила против него и вполне могу проиграть крупную сумму.

— И кто принимает ставки?

Что за разговор над постелью больного. Они точно тут все с ума съехали, причем конкретно.

— Как кто? — Удивилась Ниррана. — Конечно Зарим. Он же единственный знает правду.

Люсьен сел, едва не промахнувшись мимо кресла.

— То есть как Зарим? Он что сам на себя принимает ставки?

— Между прочим я еще не умер, чтобы обсуждать меня так, как будто меня тут нет. — Зарим открыл глаза, подтянулся, чтобы не тревожить, начавшую отекать ногу, и сел в постели. — И много ты поставила?

— Тебе лучше знать, ты же принимал ставку? — Упрекнул его Люсьен.

— Не… я только счет веду. Если хочешь узнать, сколько поставил каждый в отдельности, спроси у Ализира.

— Вот сам у него и спроси. — Выкрутилась Ниррана.

— Он что тоже ставил? — Видимо у Люсьена был донельзя глупый вид, так как Зарим с Нирраной глянули на него и дружно расхохотались.

— Нет, он же в курсе всех моих проблем, это было бы не честно.

Тут разговор пришлось прекратить, так как вернулся Миррон с лекарем и они вдвоем склонились над Заримом. Увидев, вошедшего следом за ними направляющего, Ниррана спихнула ему сына, и тот с поклоном удалился, так и не сказав ни слова.

Оставшись не удел, Люсьен решил уйти и просмотреть переписку. Надо же когда-то начинать. Не все же валить на Миррона, и хотя тот не жаловался и не упрекал, но откладывать работу еще дольше не позволяла совесть. Кивнув Нирране, Люсьен свернул налево, направляясь прямиком в одну из комнат спешно переоборудованную под его личный кабинет. По необъяснимой для себя причине он не хотел посягать на то пространство в доме, которое до него принадлежало Валлису. Потому и отказался от готового кабинета. Ему до сих пор казалось, что призрак убитого оборотня бродит по дому и следит за ним. Похоже, он таки подхватил всеобщую паранойю и ему тоже пора показаться лекарю.

— Люсьен!

— Только не это. — Простонал он, но все же успел сделать радостное лицо и повернуться к маман, будучи уже нормальным сыном. То есть таким, каким она привыкла его видеть, до тех пор, пока в их семье не объявился Зарим. — Мама! Вы меня искали?

— Да. — Женщина как каравелла подплыла к нему и подставила щеку для поцелуя.

Люсьен вздохнул, нагнулся и расцеловал маман в обе щеки. И только сейчас увидел, как в конце коридора мелькнула и пропала рыжая копна волос. Ниррана, она шла за ним… У…у…м…м…как же маман не вовремя.

— По поводу или просто так?

— Конечно по поводу. И этих поводов хоть отбавляй. Во-первых, твой отец недоволен, что ты все время проводишь с ними, и совсем забыл, что у тебя есть семья.

Поняв, что Ниррана не вернется, а у маман претензий на весь вечер, Люсьен пригласил ее, уже в свой кабинет и пошел следом с таким видом и тоской на сердце, словно преступник на казнь.

Осмотр врача, часовая лекция Миррона на тему, какой он дурак, и едва приглушенная лекарствами боль вымотали его до предела. Врач, поняв, что его пациент только из вежливости сохраняет видимость сознания, всадил ему в задницу последний укол, убрал инструменты, и удалился, пообещав вернуться в полночь и повторить все процедуры заново.

Едва за ним закрылась дверь, Зарим со вздохом облегчения вытянулся на постели.

— Хорошо, когда ничего не болит.

Миррон промолчал, зная, что его сочувствие брату не нужно. Лишь удобнее устроился в кресле, приготовившись бдеть у постели всю ночь. Так как о наемной сиделке не могло быть и речи, а о трех женщинах, что проживали в доме, Зарим не хотел даже слышать. Невестку он просто не любил. Люсиль на дух не выносил, а Ниррану боялся. Что она с ним делала, никто не знал. Но с тех пор, Зарим избегал лисицу как чуму заразную и старался не оставаться ней наедине, под любым предлогом таская за собой внука как сабачонка на веревочке. А когда того не было вот как сейчас, его место занимал Миррон.

— Спать будешь? — спросил Миррон, видя, что Зарим не спит.

— Нет. Надо подумать.

— Ты еще способен думать после таких транквилизаторов? Что он тебе хоть вколол?

— Я откуда знаю. У меня что глаза на затылке? А ты разве не смотрел?

— Нет. Зачем? Он врач, наверное знает что делает?

— Наверное? Так ты что не знаешь кто он? И откуда? — Зарим дернулся, но зафиксированная на растяжках и гирях нога не дала вскочить с постели и бежать за лекарем, чтобы вытрясти из него всю правду.

— Ты же не хотел мага Жизни. Вот Ниррана и привела кого-то из своих знакомых. Так что не дергайся.

Зарим промычал нечто нечленораздельное и успокоился.

— Как у нее с Люсьеном?

— Никак. Он сбегает, стоит ей показаться на горизонте, и несет всякую чушь, едва я завожу с ним разговор на эту тему, а у нее между прочим все признаки на лицо. Видел как она швырнула Кима Харрану? Я уже отдал приказ страже, чтобы охраняли детскую. Это я говорю на случай если ты вздумаешь отдать повторный приказ.

Зарим молчал, обдумывая ситуацию. А ситуация была очень серьезной. Вот только как объяснить это Люсьену. Не тащить же его силком в спальню Нирраны. Не так поймет.

— Может ты сам? — Неуверенно предложил Миррон и закрыл голову руками. Опасаясь, что Зарим швырнет в него чем ни попадя, чтобы не на каркал.

— Хвала Небу я не способен передвигаться ближайшие две недели. Так что увольте.

— Для этого не надо никуда передвигаться, и Ниррана не так много весит.

— Убью, если ляпнешь, при ней об этом.

Миррон сначала думал, что ослышался. Неужели это паника в голосе Зарима? А когда понял, что не ошибся, захохотал, да так заразительно, что Зарим не утерпел и тоже рассмеялся.

— Что могло случиться такого, чтобы ты стал шарахаться от женщин как от прокаженных? Я не узнаю тебя Зарим.

— Кстати о женщинах. Поставь охрану и у моей спальни. Не хочу чтобы сюда пробралась Люсиль. Удрать не смогу, поднять руку на женщину не посмею, а последствий не хочу.

Миррон кивнул, а в глазах заблестели смешинки.

— Так это правда?

— Что, правда? — Зарим притворился что не понял вопроса, но куда он денется от Миррона. За окном только занималась вечерняя заря, а им еще ночь коротать вместе, так что хочешь не хочешь придется или врать или увиливать, чтобы избежать настырных вопросов.

— Ты влюбился?

— Не хочу об этом говорить. Лучше позови ко мне Люсьена. Вот с ним и поговоришь, втолкуешь что к чему, да и я вставлю пару слов, чтобы соображал быстрее, а от меня отстань. Все равно ничего не скажу. И не делай такие глаза. Ставки принимать не буду.

Миррон ушел искать Люсьена, а Зарим отвернулся к окну и уставился на заснеженный сад. Скоро придет весна. Снег стает, потекут ручьи и застучит по подоконнику капель. Весна для двуликих, особое время года. Время, когда все чувства обостряются и любовь толкает их на всякие безумства. Если бы Ниррана подождала до первой оттепели. Тогда у Люсьена не было бы шансов устоять против ее зова. Ни у кого бы не было. Ибо это действует на всех одинаково. И на него в том числе, даром, что больше не двуликий. Но он бы великодушно ушел в сторону, так сказать, освободив дорогу молодым. Но когда безумие спрашивает разрешения, чтобы прийти в гости. Оно просто накрывает разум, путая мысли, чувства и повергая душу в черную бездну небытия.

— К..гх..м… — Тихонько кашлянули у него над ухом. — Я не вовремя?

Зарим обернулся. У кровати стоял Зураб, неуверенно вертя в одной руке бутылку доброго вина, а в другой два бокала.

— Зураб? — Удивился Зарим. — Ты что-то хотел?

— Да. Хотел. — Зураб подтянул ногою стул и сел, поставив бутыль и бокалы прямо на простыни. — Поговорить, если ты не против.

Зарим не был против. Наоборот, он был несказанно рад, что сын наконец поборол свою неприязнь и созрел для откровенного разговора.

— Тогда наливай. — Улыбнулся Зарим. — И распорядись, чтобы принесли еще. Ночь будет долгой.

Зураб тоже улыбнулся и выудил из-за пазухи еще три бутылки точно такого же вина.