"Черная книга секретов" - читать интересную книгу автора (Хиггинс Фиона Э.)

Глава тринадцатая

Вот так-то прошел мой первый день в обществе Джо Заббиду, и день этот получился длинным. Обадия ушел, когда уже пробило два часа ночи. Джо проводил его до дверей, а потом стоял на крыльце и смотрел вслед старику, пока тот не спустился к своему дому, но и это хозяина не устроило: он дождался, пока свет в доме у могильщика погас, и только тогда запер дверь. Я все еще сидел у стола и пялился на закрытую книгу. Мысли у меня мешались — еще бы, услышать такое! Теперь я понял, чем занимается хозяин. В эту черную книгу вписаны людские секреты, а Джо Заббиду берет их в заклад.

Мне не верилось, что хозяин позволил юнцу вроде меня не только прикасаться к черной книге, но даже писать в ней. Ох, как же хотелось открыть ее и прочесть от корки до корки! Меня разбирало любопытство: книга ведь порядочно исписана, и какие еще ужасные тайны и признания спрятаны под черной обложкой?

Слышно было, как хозяин ходит по лавке и беседует с лягушкой. Сюда, в комнату, он вроде не собирался, и, быстро распахнув книгу, я принялся лихорадочно листать ее, скользя глазами по строчкам признаний.

Больше я ничего прочитать не успел, потому что в комнату, насвистывая, вошел хозяин. Я тотчас захлопнул книгу и неуклюже вскочил, опрокинув стул.

— Ну-ка, посмотрим, как ты справился с заданием, — произнес хозяин, не обращая внимания на мое замешательство. Он раскрыл книгу.

Я, затаив дыхание, ждал, пока он не прочтет мою запись. Меня всего прямо колотило.

— Превосходно, мальчик мой, просто превосходно. — Джо перевел алую ленточку-закладку на следующую чистую страницу и закрыл книгу. — Я и сам бы не справился лучше.

У меня вдруг краска прилила к лицу — не привык я к похвалам. Стараясь скрыть смущение, я ткнул в золотые буквы на обложке книги и спросил:

— А это по-каковски?

Лицо Джо просветлело.

— Это по-латыни. Латынь — язык точности. Переводится так: «Сказанное мимолетно, что записано — осталось навек». Запомни эти слова хорошенько, Ладлоу. Людям свойственно верить письменному и печатному слову, что бы оно ни гласило.

Он поднес книгу к самым глазам и тихо продолжал:

— Истории, занесенные на эти страницы, представляют собой огромную ценность каждая для своего рассказчика; следовательно, в глазах других людей они стоят денег. Я собирал самые тайные признания и исповеди, а потому мой долг защитить рассказчиков и их секреты. Где бы я ни скитался, везде полно преступников, которые заплатили бы любые деньги за доступ к этим секретам, а сами бы использовали их для шантажа, наживы или еще чего похуже. Но рассказчики доверили свои секреты нам, Ладлоу, и потому за порогом этой комнаты наш долг — молчать о них.

Судя по всему, меня Джо в преступниках не числил, но в этот самый миг рука моя нащупала в собственном кармане нечто твердое и холодное, и сердце мое замерло. Часы! Я же украл их из витрины! Джо, должно быть, и не заметил, что часы пропали. Я решил положить их обратно при первой же возможности.

А в ответ на слова Джо кивнул как можно серьезнее:

— Хранить секреты я умею.

— Верю, что именно так ты и думаешь, Ладлоу, однако я знаю, что человек слаб и подвержен искушениям. Любой.

— Я справлюсь, — твердо пообещал я. — Только дайте мне попробовать и увидите!

Я думал, Джо ответит отказом, но он лишь рассмеялся и произнес:

— На что будет похожа жизнь, если время от времени не полагаться на случай? Знавал я одного человека, который все решения принимал, бросая монетку. Утром проснется и кидает монетку: вставать ему или нет? Потом таким же манером решает, стоит ли завтракать. Так он прожил года два, а потом захворал. Но он и тут бросил монетку, чтобы решить, звать врача или нет. Монетка посоветовала звать.

— И как, вылечился ваш знакомый?

— Увы, врач ему попался плохой, диагноз поставил неверно, а лекарство дал слишком сильное, так что бедолага больной на следующий же день помер.

Я никак не мог взять в толк, что хозяин хочет мне сказать этой историей.

— Видишь ли, Ладлоу, — сжалился он, — жизнь всегда игра, как бы ты в нее ни играл. Да, так о чем бишь мы? — Хозяин похлопал черную книгу по корешку и сразу стал серьезен. — Разумеется, если ты намерен служить мне, то тебе следует кое-что усвоить с самого начала. Во-первых, запись всегда начинаем с чистой страницы. У меня такое правило: идти вперед и никогда не возвращаться назад.

Он проницательно улыбнулся и посмотрел мне прямо в глаза. Знает, что я совал нос в другие записи!

— И во-вторых, — продолжал хозяин, — записи нужно хранить в надежном месте, подальше от чужих глаз.

С этими словами Джо Заббиду сунул книгу… куда бы вы думали? Под свой тюфяк. Проверяет он меня, что ли? Думает, я украду книгу?

Я все смотрел на тюфяк, и тут хозяин ошарашил меня вопросом:

— Ладлоу, скажи-ка, ты веришь в удачу?

О чем, о чем, а об удаче я размышлял частенько.

— Мне думается, некоторые люди просто удачливее других. Везет им больше. Например, тем, кто не в Городе родился, — тем повезло, — ответил я.

Джо засмеялся:

— О да, родиться в Городе — большое невезение. Большинство новорожденных там просто умирает. Но тебе удалось выжить.

— Получается, мне повезло, — откликнулся я.

Джо пожал плечами:

— Может, тут не в одном везении дело. Кто знает, не сама ли Судьба привела тебя в эту деревушку, ко мне.

— Судьба? — фыркнул я. — Скорее уж ноги!

Потом решился и спросил:

— А вы во что верите, в Судьбу или в везение?

Джо подумал и ответил так:

— Мы сами творим свою удачу и везение, Ладлоу. Творим своими поступками и мыслями. И таким образом творим свою судьбу. Одно лишь совершенно точно: могилы не миновать никому.

Договорил, а потом ни с того ни с сего вручил мне шиллинг. Я удивился, но взял.

— Это тебе за прилежную работу, — объяснил Джо, — Добавь к своим капиталам. — И он подмигнул.

Вскоре мы легли спать. Как только Джо захрапел, я нашарил в тайнике между кирпичами свой кошелек и сунул туда шиллинг. Потом снова завернулся в плащ и улегся, но заснуть не смог — разные мысли одолевали. Я ворочался с боку на бок и размышлял об Обадии и Иеремии Гадсоне. Бедняга Обадия, не зря он так стыдился самого себе: куда уж ниже пасть! Подумать только, обирать трупы и красть их для врачей! Да еще как странно выходило: могильщик сначала хоронит мертвецов, а потом сам же и откапывает. Чем больше я жалел старика, тем сильнее ненавидел Гадсона. Конечно, в деревушку меня привез именно Гадсон, но это уж мне так свезло — он ведь понятия не имел, что я прицепился к повозке.

Прошел час, а мне было никак не уснуть — я все думал и думал и не знал, как быть. Окажись здесь мамаша с папашей, они бы и колебаться не стали: двинули бы Джо по голове, свистнули черную книгу со всеми ее секретами и смылись. Да и бутылку на каминной полке осушили бы до дна.

И от меня они бы ничего другого не ожидали, потому что привычку врать, красть и обманывать я всосал с молоком матери. Однако здесь, в Пагус-Парвусе, так поступать не годилось, тем более с Джо Заббиду.

Я маялся, пытаясь решить, как же поступить. Совесть говорила мне «остановись», но, к стыду своему, несмотря на всю доброту Джо и все его предупреждения, я взялся за старое. Да и как мне еще было себя вести, если всю свою прежнюю жизнь я воровал, обманывал и врал?

Подкравшись к постели Джо, я осторожно вытащил книгу у него из-под тюфяка, сунул за пазуху, плотнее запахнулся в плащ Джо и на цыпочках вышел за дверь. Лягушка не спала и смотрела на меня с прилавка, как будто в чем-то обвиняла. Даже отсюда я слышал, как храпит хозяин. К моему удивлению, входная дверь была отперта — а мне-то казалось, будто Джо закрыл ее, проводив могильщика. Я отворил дверь и вышел на улицу. Слишком уж легко и просто все получалось! И пол не скрипнул, и дверь не стукнула… На улице сыпал снежок, а окна в большинстве домов светились. Как и прошлой ночью, жители деревушки почему-то бодрствовали. Вот сейчас спущусь с холма, и только меня и видели, подумал я. Сделал первый шаг, и тут в кармане у меня брякнули краденые часы. Я застыл и засмеялся собственной глупости. И дурак же ты, Ладлоу, сказал я себе. О чем ты только думаешь? На дворе глубокая ночь, кругом зима, холодина. Бросаешь теплую постель, крышу над головой, сытую жизнь и, главное, человека, который захотел о тебе позаботиться. А ради чего? Ради непроглядного ночного мрака и пронизывающего зимнего холода.

Поспешно вернувшись в дом, я аккуратно положил часы на прежнее место в витрину. Потом дрожащими руками сунул черную книгу обратно под тюфяк хозяину, моля небо, чтобы Джо не проснулся.

Затем я улегся у очага, уставился на тлеющие оранжевым угли и принялся мысленно корить себя на все лады.

Даже не верится, что еще день-два назад я обитал в Городе, вел жалкую жизнь обыкновенного воришки и чуть не угодил в капкан, подстроенный мамашей с папашей. А теперь я поступил на службу, зарабатываю себе на жизнь, и к тому же служба у меня вон какая таинственная и волнующая — в жизни бы такой не вообразил. «Дурак ты, Ладлоу», — повторил я себе.

Я глянул на Джо, спавшего глубоким сном, и понял: что бы ни случилось завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, в Город я не вернусь. Ни за что. Прошлое мое останется при мне, зато здесь, под началом у Джо, у меня появилось какое-то будущее.