"Возвращение королевы" - читать интересную книгу автора (Флевеллинг Линн)

Глава 1

Холодный ночной ветер изменил направление, бросив в глаза Мэти едкий дым костра старого Теолина. Молодой колдун моргнул, но продолжал неподвижно сидеть на корточках; накидка из оленьей шкуры укрывала его, как маленькая хижина. Приближалась решающая минута, требующая его терпения и внимания.

Старый колдун самозабвенно напевал, практически не открывая рта, снова и снова нагревая свой нож и острым его концом и лезвием вырезая кольца тайного сложного орнамента, уже покрывшего большую часть длинной деревянной трубки. Теолин был древним стариком. Сморщенная коричневая кожа висела на его тощем теле, как ветхая одежда, под ней можно было пересчитать все кости. Колдовские символы на его лице и теле с трудом читались — так сильно исказило их время. Жидкие пряди спутанных пожелтевших волос падали на плечи. За многие годы неустанных трудов узловатые пальцы колдуна покрылись черными пятнами, но оставались такими же ловкими и подвижными.

Прежний оо-лу Мэти треснул однажды морозной ночью, во время последнего зимнего солнцестояния, после того как он выгнал желчные камни у одного старика. Он потратил несколько месяцев на поиски подходящей ветки дерева билди, чтобы сделать новый оо-лу. Деревья билди не были редкостью, но оказалось не просто отыскать тонкий ствол или большую ветку, которые были бы изнутри выедены муравьями, да еще и нужного размера, чтобы будущий инструмент издавал правильный звук. «Длиной до твоего подбородка и шириной в четыре пальца» — так его учили, такую ветку Мэти и искал.

В горах вокруг своей деревни он нашел много разных веток: узловатых, треснувших, с дырами, прогрызенными сбоку. Большие черные муравьи, добиравшиеся до соков дерева, были весьма трудолюбивыми, но не слишком сообразительными мастерами.

Наконец Мэти нашел подходящую ветку и срезал ее для своего поющего посоха. Но колдун не должен сам делать свой инструмент, даже если обладает умением, — это плохая примета. Нужно получить его из рук другого колдуна, заслужив это право. Поэтому Мэти, привязав ветку на спину, поверх накидки из оленьей кожи, шел по снегу три дня и три ночи, чтобы принести ее Теолину.

Этот старик был лучшим мастером оо-лу на восточных склонах гор. Уже три поколения колдунов приходили к нему с просьбой изготовить поющий посох, но далеко не каждый раз он соглашался выполнить заказ.

На изготовление оо-лу требовалось несколько недель. И все это время Мэти должен был рубить дрова, готовить еду и вообще делать все, что понадобится, пока Теолин работал над посохом.

Сначала Теолин ободрал с ветки кору и с помощью горячих углей выжег оставшихся внутри муравьев. Когда посох полностью очистился изнутри, старый колдун отошел подальше, чтобы испытать его звук. Довольные услышанным, они с Мэти целую неделю отдыхали и обменивались чарами и заклинаниями, пока пустотелая ветка сохла, вися под стропилами рядом с дымовым отверстием хижины Теолина.

Высохла она отлично — не треснула и не покоробилась. Теолин отпилил концы ветки под прямым углом, а потом втирал в дерево пчелиный воск до тех пор, пока оно не заблестело. Теперь оставалось подождать два дня — до полнолуния.

И вот сегодня пора пришла.

Днем Мэти расчистил снег перед хижиной и вытащил наружу старую львиную шкуру, на которой должен был сидеть Теолин. Он развел большой костер, заготовил достаточно дров и присел на корточки, чтобы следить за огнем.

Теолин уселся перед костром, завернувшись в побитую молью медвежью шкуру, и принялся за работу. С помощью раскаленного ножа он наносил на дерево магические кольца. Мэти, подкармливая огонь, восхищенно следил за Теолином, изумляясь тому, как рисунок словно сам собой вытекал из-под кончика ножа мастера, будто старик писал чернилами на пергаменте. И гадал, сумеет ли когда-нибудь он сам с такой же легкостью чертить ножом таинственные знаки, делая оо-лу для других.

Белый лик Великой Матери поднялся высоко в небо, лодыжки Мэти болели от долгого сидения на корточках, но оо-лу был уже почти готов.

Вырезав последнее кольцо, Теолин погрузил тот конец посоха, в который полагалось дуть, в маленький горшочек с растопленным воском, потом, сняв с посоха комок мягкого воска, покатал его в ладонях, превратив в тонкую колбаску, и вложил в навощенный конец посоха. Прищурившись, посмотрел на Мэти, оценивая размер его рта, и вминал воск в отверстие до тех пор, пока оно не стало шириной примерно в два пальца.

Наконец, довольный своей работой, он беззубо усмехнулся Мэти.

— Готов узнать его имя?

Сердце Мэти забилось быстрее, когда он встал и выпрямил затекшие ноги. Его последний посох, Лунный плуг, служил ему семь лет. За это время Мэти стал мужчиной и целителем. Отмеченный знаком Лунного плуга, он породил множество чудесных детишек в женских утробах в дни празднеств Великой Матери. Его сыновья и дочери рассеялись по трем долинам, и кое-кто из самых старших уже проявлял колдовской дар.

Когда Лунный плуг треснул, завершился и этот этап жизни Мэти. Ему исполнилось двадцать три лета, и сейчас должно было открыться его будущее.

Достав свой собственный нож, Мэти надрезал правую ладонь и протянул руку к отверстию оо-лу, который держал Теолин. Несколько капель его крови упали внутрь, пока Мэти начитывал чары предъявления права на посох. Черные узоры колдовских меток на его лице, руках и груди словно ожили, Мэти ощущал щекотку, как будто по нему бегали сотни пауков. Потом он сунул руку в огонь, но не почувствовал жара. Выпрямившись, он обошел костер и посмотрел в глаза старому колдуну.

— Я готов.

Держа посох вертикально, Теолин напел слова благословения и бросил посох Мэти.

Мэти неловко поймал его обожженной рукой, схватив чуть ниже середины. Хотя палка и была пустотелой, весила она немало. Она чуть не перевернулась в его руке; и если бы она упала, Мэти пришлось бы сжечь этот посох и начать все сначала. Но он сумел удержать его и держал, стиснув зубы, пока все колдовские знаки на его руках не растаяли. Он переложил посох в левую руку и внимательно осмотрел его. На поверхности дерева светился черный отпечаток его обожженной ладони.

Теолин взял у него посох и стал изучать извилистые линии отпечатков ладони Мэти и их пересечения с линиями резьбы. Старик долго молчал, что-то негромко бубнил и причмокивал губами.

— Что-то не так? — спросил наконец Мэти. — Меня ждет несчастье?

— Ты сотворил знак Временного. Плюнь-ка.

В пепле на краю костра Теолин начертил ножом круг. Мэти взял бутыль из тыквы, набрал полный рот воды и с силой выплюнул ее в круг, а потом быстро отвернулся. Теолин присел на корточки, чтобы прочитать знаки.

Старик вздохнул.

— Ты будешь странствовать среди чужаков, пока твой оо-лу не треснет. К добру это или к худу, знает только Великая Мать, но она, похоже, не расположена рассказывать мне об этом сегодня. Но знак ты произвел сильный. Тебе предстоит очень долгий путь.

Мэти почтительно поклонился. Теолин знает, что говорит, и никогда не ошибается. Так что лучше просто смириться с неизбежным.

— И когда я должен уходить? Я увижу, как родится дитя Лхамилы?

Теолин снова почмокал беззубым ртом, пристально глядя на метки, оставленные водой в золе.

— Завтра отправляйся прямиком домой и благослови плод ее чрева. Тебе будет подан знак. А пока давай послушаем, как звучит этот чудесный рог, что я для тебя сделал.

Мэти прижал губы к восковому загубнику. Воск был еще теплым, и он почувствовал запах лета. Закрыв глаза, Мэти набрал в грудь воздуха и мягко, осторожно дунул.

Низкий голос Временного пробудился от его дыхания. Мэти еще не успел приспособиться к новому инструменту, а низкое, ровное гудение уже согрело дерево под его руками. Глядя вверх, на белый лик луны, Мэти молча поблагодарил Великую Мать. Куда бы ни завела его судьба, он уже знал, что с Временным он сможет творить великую магию, превосходящую все то, что он мог сделать с Лунным плугом.

Когда Мэти завершил песнь предъявления права, у него кружилась голова.

— Он великолепен! — воскликнул он. — Ты готов?

Старик кивнул и заковылял к своей хижине.

О плате за труд они договорились сразу, в тот день, когда Мэти пришел сюда. Мэти зажег лампу с медвежьим салом и поставил ее на груду меховых шкур, сваленных на возвышении для сна.

Теолин снял накидку и развязал шнурки своего бесформенного балахона. Одежда упала, и медвежьи и лосиные зубы, которыми она была расшита, тихо звякнули. Старик вытянулся на своем тюфяке, а Мэти опустился рядом с ним на колени и пробежался взглядом по тощему телу, охваченный печалью и состраданием. Никто не знал, сколько лет Теолину, даже сам старый колдун. Время обгрызло почти всю плоть с его костей. Его пенис, которым, как говорили, он дарил свое семя на пятистах с лишним празднествах, лежал теперь сморщенным комочком между облысевшими бедрами.

Старый колдун спокойно улыбнулся.

— Делай, что можешь. Ни Великая Мать, ни я не просим у тебя большего.

Мэти наклонился и поцеловал старика в морщинистый лоб, потом до подбородка укрыл его старой медвежьей шкурой, чтобы сохранить тепло тела. Усевшись рядом с возвышением, он приложил конец посоха вплотную к боку старого колдуна, закрыл глаза и начал творить чары.

Губами, языком и дыханием он превратил низкое гудение в торжественный ритм. Звук наполнил голову и грудь Мэти, вызвал дрожь в его костях. Он собрал всю энергию и через Временного послал ее Теолину. Он чувствовал, как песня входит в старика, высвобождая сильную душу из хрупкого, пораженного болезнями тела, как звук поднимает ее вверх через дымовое отверстие, словно легкий клочок белого тумана. Купание в свете полной луны было весьма целебным для души. Она возвращалась в тело очищенной и приносила с собой ясность ума и крепкое здоровье.

Довольный, Мэти изменил песню, и теперь она звучала как ночной крик цапли, хвастливое кваканье самца лягушки, как высокий, пронзительный хор квакш, знающих тайну дождя. Этой песней Мэти смывал горячий песок с суставов старого колдуна и выгонял мелких кусачих духов из его внутренностей. Заглянув глубже, он почуял некую тень в груди Теолина и, последовав за ней, обнаружил темную массу в верхней части его печени. Смерть там пока спала, свернувшись, как дитя в материнской утробе. И ее Мэти вычистить не мог. Каждому уготована его собственная судьба, его собственная смерть. Теолин это поймет. Но пока боли не было.

Мэти позволил своему разуму свободно бродить внутри тела старика, выровнял следы старых переломов в правой пятке и левой руке, убрал остатки корня на месте давно сломавшегося коренного зуба, растворил песок в мочевом пузыре и почках колдуна. Пенис Теолина, несмотря на свой жалкий вид, был еще силен. Мэти сыграл для него песню лесного пожара. Старик еще хранил в себе семя для нескольких лунных празднеств; так пусть же Великой Матери послужит еще одно поколение этой прекрасной древней крови.

Оставались лишь старые шрамы, давно залеченные или ставшие привычными. Позволив себе небольшую прихоть, Мэти сыграл для костей Теолина зов белого филина, а потом загудел, призывая душу вернуться в тело старика.

Когда он закончил, то с удивлением заметил, как сквозь дымовое отверстие пробиваются розовые лучи рассвета. Проведя ладонью по гладкой поверхности оо-лу, Мэти прошептал:

— Мы будем творить великую магию, ты и я.

Теолин пошевелился и открыл глаза.

— Песня белого филина дала мне знать, что тебе сейчас сто восемь лет, — сообщил старику Мэти.

Колдун хихикнул.

— Спасибо. А то я давно сбился со счета. — Он протянул руку и коснулся отпечатка ладони на оо-лу. — Мне было видение, пока я спал. Я видел луну, но это была не круглая луна Великой Матери, а полумесяц, острый, как змеиный зуб. Лишь однажды я видел такое, не слишком давно. Тогда видение было для одной ведьмы из деревни в Долине Орла.

— Она поняла, что оно значило?

— Не знаю. Она ушла с каким-то орескири. Я не слышал, чтобы она возвращалась обратно. Ее звали Лхел. Если встретишься с ней где-нибудь в пути, передай ей привет от меня. Может, она и расскажет тебе о смысле видения.

— Спасибо, я так и сделаю. Но ты по-прежнему не знаешь, какая судьба мне уготована?

— Я никогда не сталкивался с Временным. Возможно, все будет зависеть от того, куда тебя ноги занесут. Так что просто бесстрашно иди вперед, почитай Великую Мать и помни, кто ты есть. Делай, что должен, оставайся добрым человеком и хорошим колдуном.

На рассвете следующего дня Мэти ушел с поляны старого колдуна, ощущая на лбу благословение Теолина.

Он шагал по покрытому крепким настом снегу, ощущая приятную тяжесть Временного на перевязи через плечо; в утреннем воздухе слышались первые вздохи весны. Когда над вершинами гор взошло солнце, он услышал весну и в каплях воды, падавших с голых ветвей деревьев.

Эту тропу он хорошо знал. Ритмичное поскрипывание и шорох его снегоступов ввели Мэти в легкий транс, мысли умчались далеко. Будут ли его новые дети отличаться от тех, которых он порождал, находясь под знаком Лунного плуга, думал он. А если ему придется уйти очень далеко — произведет ли он вообще новых детей?

Он ничуть не удивился, когда ему явилось видение. Такое и прежде часто случалось с ним, когда он шел в одиночестве сквозь лесную тишину.

Извилистая тропа под его ногами превратилась в реку, а изогнутые обожженные дощечки и крепления снегоступов — в маленькую лодку, которая мягко покачивалась на волнах. Вместо густого леса на дальнем берегу раскинулась открытая равнина, зеленая и плодородная. Мэти узнал южные земли, где некогда жил его народ — еще до того, как пришельцы из чужих стран и их орескири загнали их в горы.

На дальнем берегу между высоким мужчиной и юной девушкой стояла невысокая женщина, она помахала рукой Мэти так, будто знала его. Незнакомка была ретха-ной, как и он сам, и она была обнажена. Ее смуглое, прекрасно сложенное тело покрывали ведьмовские символы. То, что в видении она предстала ему обнаженной, дало Мэти знать: женщина уже умерла и ее дух явился к нему с каким-то посланием.

«Приветствую тебя, брат мой! Я Лхел».

Глаза Мэти расширились: он вспомнил ее имя. Это была та самая женщина, о которой говорил Теолин, та, что ушла с каким-то человеком с юга и исчезла. Она улыбалась Мэти, и Мэти улыбнулся в ответ — такова была воля Великой Матери.

Женщина поманила его к себе, но лодка не двинулась с места.

Мэти внимательнее присмотрелся к тем, кто стоял рядом с Лхел. Они тоже были темноволосыми, но мужчина был коротко подстрижен, а волосы девушки падали на плечи длинными мягкими волнами, а не крутыми завитками, как у его народа. И ростом оба спутника Лхел были выше, и бледны, как пара обглоданных костей. Молодого человека окружала аура сильной магии: конечно, он был орескири, но Мэти почувствовал в юноше и другую мощную энергию. Должно быть, эта колдунья, Лхел, научила его кое-чему. Это слегка встревожило Мэти, хотя Теолин и не говорил о женщине ничего плохого.

В девушке никакой магии не было, но Лхел показала на землю под ее ногами, и Мэти увидел, что у девушки две тени, одна мужская, другая женская.

Он не знал пока, как истолковать это видение; ясно было лишь одно: эти двое — жители южных земель. Однако Мэти не рассердился и не испугался, увидев их в своих горах. Может, дело было в том, как колдунья положила руки им на плечи, и в том, что ее глаза светились искренней любовью. Она снова посмотрела на Мэти и сделала знак передачи и завещания. Она отдавала этих двоих чужаков под его защиту, но почему?

Не раздумывая, он поднес к губам свой новый оо-лу и заиграл песню, которая была ему самому незнакома.

Видение растаяло, вокруг Мэти вновь лежала лесная тропа. Он стоял на поляне, все еще играя неведомую песню. Он не знал, для кого она предназначена; быть может, для тех двоих южан. Когда они встретятся, он сыграет ее для них и увидит, знакома ли им песня.