"Мед для медведей" - читать интересную книгу автора (Бёрджес Энтони)

Глава 9

– Ну и ну, – протянул Мэдокс, возвращая Полу письмо. – Впрочем, пусть катится на все четыре стороны. Между прочим, будь она моей женой, я бы ни за что не позволил ей вернуться. Правда, я никогда не был женат, да и не собираюсь. Это мероприятие не для меня.

Пол лежал на кровати Мэдокса и никак не мог отдышаться. Утро было ужасным. Весь долгий путь до гостиницы «Европа» ему пришлось проделать на своих двоих, поскольку у него не было денег не только на такси, но даже на трамвай. Когда же он добрел до отеля, оказалось, что на дверях всех без исключения лифтов висят стандартные таблички «Не работает», и наверх ему тоже пришлось тащиться пешком. К тому же, добравшись, наконец, до «Европы», Пол начисто позабыл имя секретаря бесполого Дока. Чувствуя себя совершенно несчастным, он долго мерил шагами просторный, но неопрятный вестибюль. Безжалостный солнечный свет, казалось, нарочно обращал внимание посетителей на грязь и убогость. В солнечных лучах отчетливо виднелась висящая в воздухе пыль, словно небесное светило заодно и выбивало ее из потертых ковров и старой мебели. В вестибюле сидели разные люди. Лысый человек с совершенно несчастным выражением лица читал «Daily Worker». Очевидно, других английских газет здесь не было. Трое престарелых финнов сосредоточенно о чем-то размышляли. Может быть, они тоже хотели вспомнить, как зовут Мэдокса?

Пол сложил письмо, потом снова развернул его. Оно было довольно толстым, поэтому не желало складываться в три раза, к тому же еще и мешало в кармане. Повинуясь внезапному порыву, Пол брезгливо выбросил его в корзину для мусора.

– Нет, подождите, – сказал Мэдокс и извлек письмо, упавшее между пустыми сигаретными пачками и двумя бутылками от виски. – Вы обязательно должны это сохранить. В качестве доказательства. Я бы назвал ее поступок дезертирством.

Он разгладил письмо и начал снова его перечитывать. Мэдокс был одет в шелковую пижаму в мелких цветочках. Пол недавно где-то видел очень похожие обои. А на его комнатных тапках красовались большие меховые помпоны.

– Где она тут пишет о втором паспорте?

– Что вы имеете в виду?

Мэдокс подошел, сел на кровать и пристально взглянул на Пола. Его искренние глаза цветом напоминали мочу.

– Вы что-то говорили о деньгах?

– Ей нужно немного денег. То, что она здесь пишет насчет моего магазина, правда. Кроме того, она все еще моя жена, и я чувствую определенную ответственность. Мне невыносима даже мысль о том, что я оставлю ее нищей в чужой стране.

– А-а-а, – протянул Мэдокс и сжал левую лодыжку Пола, – не волнуйтесь, женщины умеют позаботиться о себе. Зачастую даже лучше, чем мужчины. Я думал о другом, вы же хотели привезти немного денег домой, – он придвинулся ближе, – кажется, именно такова была цель вашей поездки. Ну и как вы решили вопрос с местной полицией?

– Нормально, – вздохнул Пол, – мне даже показалось, что Карамзин облегченно перекрестился, когда сегодня утром заглянул ко мне в рот.

– Однако чему же тут радоваться, – удивился Мэдокс, удостоверившись в отсутствии нижних передних зубов во рту у Пола.

– Это долгая история, – пустился в воспоминания Пол. – В камере со мной сидели два парня. Хорошие ребята, честные ремесленники. Они соорудили мне временный протез из апельсиновой кожуры. Если не присматриваться, он выглядел вполне прилично. Но только я его потерял, когда бежал.

– От кого вы бежали?

– Не от кого, а куда. В больницу. Я уже знал, что случилось. Когда мне передали письмо, я уже точно знал, что в нем написано.

– Интуиция, – глубокомысленно сообщил Мэдокс. – Это бывает. Док вообще демонстрирует чудеса по этой части. Только у меня никогда не получалось ничего подобного.

– Зверьков, – продолжал рассказывать Пол, – сообщил, что звонил в больницу. Ему сказали, что там находилась на излечении миссис Хасси. Очевидно, это было сразу же после того, как они уехали. Будь проклята эта женщина!

– Имейте в виду, – сказал Мэдокс, – не исключено, что она все еще в Ленинграде. Милуется со своим доктором где-то в укромном уголке. Мне кажется, так быстро уехать они не могли. Хотя в Крыму сейчас великолепно, – мечтательно добавил он.

Пол решительно сел на кровати, но Мэдокс не дал ему встать. Он вцепился в лодыжки Пола поистине бульдожьей хваткой.

– Черт возьми! – воскликнул Пол. – Я возвращаюсь в эту чертову больницу! Почему меня все время обманывают! Все, кому не лень, делают из меня идиота! – Благой порыв быстро прошел, с ним улетучилась и злость. Пол тяжело вздохнул и без сил опустился на подушку. Как же он устал!

– Успокойтесь, – мягко проговорил Мэдокс. – Где бы она ни была, вы уже ничего не сможете изменить. Оставьте ее в покое. Пусть живет, как хочет.

– Эти ублюдки промыли ей мозги!

– Ну и что? Ничего не поделаешь. Лучше расскажите мне подробнее, чем закончились ваши дела с полицией.

– Они сказали, что забронировали места для меня и моей жены на теплоходе «Александр Радищев», который отходит сегодня вечером. Его маршрут – Хельсинки, Росток, Тилбери. Мне осталось только предъявить наши обратные билеты с открытой датой. Напоследок полицейские были очень милы. Они посоветовали мне впредь не делать глупости. – Пол смешно нахохлился и зашмыгал носом.

– Перестаньте, – прикрикнул Мэдокс, – я ведь тоже могу врезать.

– Ну вот, – захныкал Пол, – и вы туда же. В этой стране витает дух насилия. Ну что же вы, бейте, не стесняйтесь.

– В какой-то степени вы правы, – сказал Мэдокс уже спокойнее, – они тут как дети. Сначала дерутся, потом плачут. Пообщавшись с этими людьми, невольно начинаешь вести себя так же. Приходится следить за собой. – Он напряженно задумался, продолжая крепко держать Пола за ноги. – И с подарками тоже забавно получилось. Думаю, вы согрели достаточно большое число русских сердец, устроив показательное выступление с бесплатной раздачей платьев.

– Откуда вы знаете?

– Вашу благотворительную акцию бурно обсуждали здесь в отеле. Если бы их «Правда» была нормальной газетой, а не органом партийной пропаганды, в ней сегодня непременно появилась бы соответствующая статья. Сам-то я не очень хорошо читаю по-русски. Зато Док может. Док может все. Исключительная личность. Так как, вы говорили, называется ваше судно?

– Какое еще судно? Ах, ну да… «Александр Радищев».

– Странные у них все-таки имена, вы не находите? Конечно, к ним постепенно привыкаешь. Как, кстати, фамилия того типа, из-за которого вы схлестнулись с их музыкантами на судне?

– Опискин.

– Название судна напоминает редиску, а у этого фамилия просто неприличная. Только они этого не замечают. Скажите, а почему этот Пис – как-его-там-дальше – так много для вас значит?

– Послушайте, – Пол постепенно начинал терять терпение, – я пришел сюда, чтобы попросить взаймы немного денег. К сожалению, без этого я обойтись не могу. Но я вовсе не собираюсь вести беседы об Опискине.

– Опискин, Опискин, – забормотал Мэдокс, прикрыв глаза, – я должен помнить это имя. Что же касается, как вы говорите, небольшого займа, думаю, мы можем сделать кое-что получше. Но сначала вы должны рассказать мне все об Опискине.

– Вот второй билет, – сказал Пол, – моей жене он теперь не нужен. Его можно вернуть, но не здесь. В Лондоне. А мне нужно всего несколько фунтов.

– Опискин, – настойчиво повторил Мэдокс.

– Опять, – простонал Пол, но, похоже, смирился. – Это был любимый композитор моего лучшего друга, ныне, к несчастью, покойного. Я собирался продать платья, чтобы помочь его вдове. Вот и все. Но ситуация вышла из-под контроля. И моя поездка в Ленинград сопровождалась таким количеством неприятностей, что я до сих пор не могу из них выпутаться.

– А теперь позвольте мне взглянуть на ваш совместный паспорт, – резко сказал Мэдокс.

– Знаете что, – разозлился Пол, – если вы не хотите мне помочь – не надо. Можете больше не беспокоиться. Но если вы собираетесь втянуть меня в какой-нибудь сомнительный бизнес…

Мэдокс больше не слушал. Он быстрыми и точными движениями обшаривал карманы пиджака, который Пол сиял, перед тем как лечь, и повесил на спинку кровати.

– Вот он где, – удовлетворенно заявил он, вытаскивая маленькую книжицу, удостоверяющую личность Пола, – а вы неплохо выглядите, – сообщил он, мельком взглянув на фотографию, – а ваша супруга – настоящая красавица.

– Не понимаю, что вы хотите…

– Помочь, – улыбнулся Мэдокс, – только помочь. Так что вы еще знаете об Опискине?

– Я немедленно иду к консулу, – сказал Пол, принимая вертикальное положение. – Именно туда следовало отправиться сразу. Прощайте, я ухожу, и спасибо за… ничего. – Он наклонился и начал аккуратно разглаживать помявшиеся брюки.

– Вы идете к Доку, – сказал Мэдокс, произнося слово «Док» так, что оно звучало с большой буквы «Д», – только не немедленно, а через несколько минут. Сейчас Док еще в постели. Ночь была слишком напряженной. Док помогает людям, а это зачастую является тяжелой работой, как вы, несомненно, знаете, а может быть, и не знаете. Док вам обрадуется, я в этом уверен. Подождите, пожалуйста, здесь. Всего пять минут. После чего вы сможете предстать пред светлые очи Дока. А пока угощайтесь. – Мэдокс сделал рукой приглашающий жест и открыл дверцу бара, за которой стояли сверкающие чистотой стаканы и многочисленные бутылки. – Льда нет, но, если бы мы имели все, что хотели, было бы скучно. Не стесняйтесь, травитесь на здоровье. Я вернусь через пять минут. Опискин, – сказал Мэдокс и покинул комнату.

Пол не нашел в себе сил отказаться от дармовой выпивки. Он налил себе почти полный стакан виски и принялся мерить шагами комнату, чувствуя полную неспособность думать о чем-то серьезном. Перед его мысленным взором снова замелькали карты. Этакий оригинальный пасьянс. Здесь мистер Хасси в образе королевы, а там – валета, у каждого в руках антикварные вещицы. А вот мистер Хасси склоняется в изящном поклоне перед своим антикварным магазином. Только абсолютно пустым, пустым, пустым. Боже правый! А вот и джокер с удивительно знакомым лицом… Пусть она идет своей дорогой, друг мой. Мне она никогда не нравилась. Надеюсь, она будет счастлива. Но однажды ночью она проснется, испытывая мучительную боль, причем вовсе не оттого, что приближаются критические дни. Она будет испытывать угрызения совести. И обязательно захочет вернуться. Вот тогда ее будет подстерегать пренеприятнейшая неожиданность. «Он уехал, уехал, милая леди, и никто не знает куда. Он продал свой магазин и отбыл в неизвестном направлении. И никому не оставил адреса. Говорят, куда-то за границу. Его сердце было разбито, и он отправился искать место, где сможет начать новую жизнь…»

Разбито? Это еще мягко сказано. Полу не очень понравилось виски безо льда. Он поставил стакан и сделал большой глоток из бутылки, имеющей причудливую форму и многообещающее название: «Старуха Смерть». У него сильно дрожали руки, но он не обратил на это особого внимания. От напряжения еще и не такое бывает. Бутылки мелодично звенели, ударяясь друг о друга. Похоже на колокола Опискина.

Вернулся довольный Мэдокс.

– Я все устроил, – сообщил он. – Док примет вас немедленно. С Доком можно повидаться и в таком виде, – сказал он, окинув Пола критическим взглядом, – а к вечеру вы придете в норму. Вам необходимо только как следует отдохнуть. Вы у нас еще будете героем.

– Мне нужна всего лишь небольшая сумма взаймы, – устало повторил Пол, – больше ничего.

Мэдокс твердой рукой подтолкнул его к выходу. Очень старенькая бабушка медленно подметала длинный, похожий на пенал коридор. Для этой операции она использовала большую уличную метлу. Комната, в которую они направлялись, оказалась совсем рядом. Чуть дальше находился стол дежурной по этажу, на котором Пол успел разглядеть несколько семейных фотографий в простых рамках. Мэдокс негромко постучал в массивную, дубовую и очень уж империалистическую дверь. Знакомый голос пропел разрешение войти. Что они и сделали.

– Как же, как же, я прекрасно помню это лицо. Конечно, это же наш друг – турист. Ну, не совсем турист… Точнее, совсем не турист, не правда ли? Что ж, правда – весьма дорогой товар. Он не в ходу между незнакомцами. Но теперь мы вроде бы уже познакомились, можно и открыть некоторые карты.

Странное существо, с которым Пол имел удовольствие познакомиться на судне, восседало на кровати, облаченное в изысканную парчовую блузу. Кровать была не лучше, чем та, что стояла в комнате Мэдокса, только ее изголовье было украшено выпуклым и позолоченным изображением херувима, выполненным в стиле рококо, а изящное кружевное покрывало придавало ей некоторое сходство с алтарем. На столике рядом с кроватью стоял поднос с завтраком. На полу лежала газета, оказавшаяся сегодняшним номером «Таймс», причем она была аккуратно сложенной и неизмятой, словно ее только что доставили. Пол знал совершенно точно, что это невозможно, и призадумался, стоит ли верить собственным глазам. Его (или ее) артритные пальцы сжимали небольшую книжонку, которая вполне могла сойти за молитвенник, но оказалась унесенным Мэдоксом паспортом. Пол не мог отвести взгляд от величественной, гордо посаженной головы с пышной гривой седых волос, полностью лишенной каких бы то ни было признаков пола. Этакий апокалипсический орел-ястреб-лев.

– В долг, мне необходимо немного денег в долг, – жалобно простонал Пол, – пожалуйста.

Просьба была проигнорирована.

– Сигарету, Мэдокс, и стул для нашего попутчика-филантропа. – Приказания были краткими и точными. – Время дорого, не стоит его терять.

Усевшись рядом с кроватью, Пол с любопытством огляделся. В углу стояло инвалидное кресло, на котором не было ни обычных пледов, ни подушек. Оно было закрыто специальным, тщательно подогнанным чехлом. Пол интуитивно почувствовал, что оно имеет какое-то таинственное назначение. Каркас кресла и ободы колес были полыми. Выдохнув очередную порцию ароматного дыма, Док сказал (или сказала) Мэдоксу:

– Думаю, теперь тебе известно, что надо делать.

– Но есть же еще и ужин, – сказал Мэдокс, – да и пакетами надо заняться. – Он указал на аккуратно уложенный у стены небольшой штабель из свертков самых разнообразных размеров: одни были очень маленькими, другие – плоскими и прямоугольными, последние, очевидно, были завернутыми в бумагу книгами.

– Об этом не стоит беспокоиться, – существо в постели олицетворяло спокойствие, – обслуживающий персонал в этом отеле тоже должен работать.

– Хорошо, – ответил Мэдокс и подмигнул Полу, – скоро увидимся. Тогда и поговорим о товаре на экспорт. – Полу показалось, что Мэдокс не вышел из комнаты, а растворился в воздухе.

– Я вижу, вас заинтересовали эти свертки. – Голос Дока был сильным и молодым. – Думаете, что Санта-Клаус немного ошибся, перепутал сезон и уже принес детям подарки? Если да, то вы почти угадали.

– А что он говорил о товаре на экспорт?

– Наш Мэдокс любит шутить. Он – человек безусловно полезный, преданный, но большой шутник. Так вот, продолжим. То, что вы видите, это действительно подарки. Но не для детей. Во всяком случае, их предполагаемые получатели себя таковыми не считают. Эти книги в невзрачной упаковке – вовсе не школьные учебники. Как вы думаете, зачем мы здесь – вы, я, Мэдокс? Дать людям то, что они хотят. Ничего больше. А взамен нам нужны только деньги. И не наше дело решать, хорошо или плохо то, что они желают, – леденцы, марихуану, лакричные палочки, «Дейли Миррор», пластиковую посуду, романы мистера Пристли, непристойные открытки, кокаин – мне надо продолжать? Мы все – вы, я, Мэдокс – верим, что у людей должна быть свобода выбора. Поэтому мы здесь. Конечно, мы можем сделать немногое. Мы не можем осуществить смену политического режима в стране, обеспечить всех желающих машинами «бентли», биде или молодыми слонятами. Но мы имеем возможность снабдить людей разумным ассортиментом товаров, которых у них нет. Мы хотим дать им немного свободы. Причем мы не являемся ни альтруистами, ни идеалистами. Ад и рай, хлеб насущный и яд – понятия не однозначные, они часто достаточно близки, а зачастую даже могут поменяться местами. То, что для одного – благо, для другого – страшное зло. Поэтому мы не забираемся в высокие материи и не оперируем категориями добра и зла. Мы делаем деньги. Все остальное нас не интересует.

– Деньги, – снова завел шарманку Пол, – именно за этим я и пришел. Мне необходима небольшая сумма в долг. Очень маленькая. Я не могу доехать отсюда до порта даже на трамвае и купить самых дешевых сигарет. Кроме того, и дома мне придется брать такси. Я же не прошу много. Всего пару фунтов.

– Несчастный… – Жалобная просьба Пола осталась незамеченной. – Судя по состоянию вашей полости рта, новая Россия оказалась вам не по зубам. Только люди, подобные мне, могут выжить здесь.

– А как же «Англорусс»? – Пол, несмотря на отвратительное настроение, неожиданно почувствовал заинтересованность. – Притворство? Лицемерие?

– Ах да. Сегодня мы проводим наш традиционный летний ужин. Жаль, что вы не сможете его посетить. Каждый гость получит небольшой подарок. Видели бы вы, как они всегда радуются, получая даже самый бесполезный сувенир! А здесь их ожидают приятные сюрпризы: книга с красивыми иллюстрациями, упаковка нюхательного табака, для этой леди – коробочка изысканного чая, для того джентльмена – сигареты, которых здесь днем с огнем не достанешь. В этой стране все встало с ног на голову, с тех пор как ликвидировали царя и его семью. Это у них теперь такой новый, модный термин – ликвидировали. Бедный старина Распутин с его грязными… Именно в те времена проявилось истинное очарование этой страны. В ресторанах можно было отведать изысканную французскую кухню, желающие могли совершить комфортабельное путешествие из Петербурга в Москву, подумать только, самовары, меховые муфты и земля, покрытая чистейшим белым снегом! Как это было прекрасно! Иногда, когда Мэдокс собирает плату, так сказать, ответные дары, будем их так называть, он получает не деньги, а настоящие сокровища, например иконы. Поневоле вспомнишь, что когда-то эта страна была великой империей.

– Все это чрезвычайно интересно, – сказал Пол, – но…

– Приятно слышать, что вы находите мои слова интересными, бедный беззубый мальчик. В создавшейся ситуации вы являетесь не более чем жертвой. А теперь мы переходим к той роли, которая отводится вам в этой совершенно безвредной и не слишком доходной работе, которую мы здесь делаем. Мы вполне обоснованно можем называть себя филантропами. Разве филантроп ожидает награды за свою деятельность? Давать людям то, что они хотят, разве это само по себе уже не является наградой? Весьма благородная цель жизни, согласитесь.

– Не всегда, – сказал Пол.

– Не всегда, – повторил Док, – но если, скажем, человек по имени Опискин имеет одно-единственное желание – спастись от жизни, в которой он испытывал только притеснения, причем у него имелись средства и возможности… Я ясно выражаюсь?

– Опискин мертв, – вставил Пол.

– Опискин мертв, – согласился Док. – Музыкант Опискин умер несколько лет назад. О его смерти ходило множество слухов. Рак прямой кишки – вот официальная причина смерти. (Ах, незабвенный Клод Дебюсси, он на самом деле умер от этой же болезни: жизнь, отданная красоте, закончилась болью, вонью и хаосом. Мне посчастливилось познакомиться с ним в Париже.) Я не зря сказал, что это официальная версия, потому что у каждого, кто знал его при жизни, есть основания подозревать совсем другие причины смерти. Но как бы там ни было, Опискин мертв. Но это Опискин-отец – а как насчет Опискина-сына?

– А я и не знал, что у него есть сын, – сказал Пол, – я многого о нем не знал. Это мой бедный, ныне покойный друг увлекался музыкой Опискина.

– Ах да, Мэдокс рассказывал мне что-то об этом. Вам не кажется, что у моего Мэдокса довольно оригинальная манера речи. Обезоруживающая, пожалуй, даже натуральная. Вы говорили об Опискине (поверьте, я помню), потому что были преданы памяти друга. Конечно, конечно. Это делает вам честь. Замена одного лица другим – это выражение теперь часто появляется в печати, причем в самых разных контекстах. Если быть кратким, то дело обстоит следующим образом: сын Опискина живет здесь, в Петербурге, со своей тетей. Причем пребывает в вечном страхе услышать ночью стук в дверь, увидеть ожидающую черную машину, ощутить сопровождаемые пьяным смехом удары тяжелых кулаков и в итоге закончить свои дни в тюремной камере. Это похоже на греческую трагедию: весь род Опискиных должен быть полностью уничтожен. И тут появляетесь вы с паспортом на двоих. Это как с двуспальной кроватью, у которой используется только одна половина. Согласитесь, что не использовать вторую просто грех. Вы приехали сюда с женой (которую я, кстати, не имел удовольствия видеть на борту этого ужасного корабля. Я полагаю, судя по фотографии, она должна быть очень милым человеком), а теперь собираетесь вернуться назад без своей второй половины.

– Все произошло независимо от моего желания, – пожал плечами Пол, – я вынужден возвратиться домой один. И кстати, мне не совсем понятно, что именно я могу сделать для молодого Опискина. Чего, собственно говоря, вы от меня ждете? Я пришел к вам всего-навсего занять небольшую сумму денег.

– Давайте говорить не о займе, а об оплате за оказанную услугу. Ну, скажем, пятьсот фунтов наличными вас устроит? Под моей кроватью стоит металлический ящик, вы можете взглянуть на деньги, если хотите.

– Но что я должен сделать?

– Сейчас Мэдокс уже, наверное, связался с юным Опискиным. Хотя, конечно, мой верный секретарь всегда непозволительно долго одевается и прихорашивается. Кстати, композиторского сынка зовут Алексей, а по отчеству он Петрович.

– Еще один Алексей на мою голову, – вздохнул Пол.

– Вы можете назвать его как вам будет угодно. – Старческая физиономия расплылась в улыбке. – Муж имеет право обращаться к жене как-нибудь уменьшительно-ласкательно. Вам, наверное, больно будет называть его настоящим именем вашей сбежавшей супруги. Вы уже и так достаточно натерпелись в этой поездке.

– Фантастика, – сказал Пол.

– О, – парировал Док, – в нашей жизни нет ничего невероятного. Даже сказки, доложу я вам… что-то я отвлекся. Мэдокс позаботиться обо всем. Должно быть, молодому Опискину придется носить вещи его тети: хотя что-то другое, более западное, подошло бы больше.

– Мэдокс, – пробормотал Пол, вспоминая сделку, заключенную несколько дней назад, – позаботится обо всем. Но, – он добавил, – я ни минуты не сомневаюсь, что…

– К счастью, он отрастил волосы вполне достаточной длины, чтобы выглядеть пристойно. Вы даже не представляете, мой мальчик, какое благое дело совершаете. – Док зевнул (или зевнула). – Мэдокс иногда умеет творить чудеса. Он обеспечит вам каюту люкс на «Александре Радищеве». Вместе вы направляетесь в Хельсинки. Там у него друзья. (Еще один зевок.) Из Хельсинки вы уже в одиночестве полетите в Лондон. Пятьсот фунтов – ваш гонорар. Кроме того, вам, разумеется, оплатят все непредвиденные расходы.

– Я не собираюсь этого делать, – сказал Пол.

– Россия, – мечтательно сказал Док, – мне кажется, нам надо двигаться дальше, на восток. Я имею в виду Мэдокса и себя. Я больше не могу выносить бесконечные категории, классификации и противоположности. Добро и зло, мужчины и женщины, плюсы и минусы… Надоело! В Европе жить невозможно, а Россия теперь стала самой европейской из всех.

– Нет, я не стану этого делать, – заявил Пол.