"Мед для медведей" - читать интересную книгу автора (Бёрджес Энтони)

Часть вторая

Глава 1

– Ты выглядишь ужасно, – заявила Белинда. – Что случилось? По-моему, ты не брился уже несколько недель. Да и не мылся тоже. Разве так должен выглядеть добропорядочный англичанин за границей?

Она сидела в постели, одетая в мешковатую ночную рубашку, выдаваемую женщинам в советских больницах, ее роскошные черные волосы были перевязаны голубой лентой.

– Я отращиваю бороду, – смущенно объяснил Пол, проведя пальцем по колючей щетине. – Поверь, это вынужденная мера. Там, где я сейчас живу, не всегда есть даже холодная вода, не говоря уже о горячей.

– Но где ты поселился?

– Не волнуйся, со мной все в порядке. Условия, конечно, трудно назвать хорошими, но зато намного дешевле, чем в гостинице. Сейчас это для нас главное.

– Где это?

– Недалеко от Кировского завода. Туда надо ехать на метро. Рабочая окраина.

– Бедный мой Пол. Все получилось так неожиданно.

– Со мной все в порядке. Знаешь, за последнюю неделю я настолько привык, что меня все вокруг называют Павел, что даже странно снова слышать звук своего имени. Эта неделя показалась мне бесконечной. – Он нежно сжал руку жены, с удовольствием почувствовал ее нежную, мягкую, теплую кожу. – Не представляешь, как я рад тебя видеть, – с чувством проговорил он, – я так скучал без тебя! – Подумав, он счел необходимым уточнить: – Конечно, когда у меня было время. Я все время был занят. Продать эти ужасные платья оказалось чертовски сложно. Приходится быть очень осторожным.

Пол непроизвольно оглянулся и подозрительно осмотрел других больных в палате. Они или дремали, или безучастно смотрели прямо перед собой, не реагируя на внешние раздражители.

– А как тебя здесь лечат? – поинтересовался Пол.

– Ну… – Белинда пожала плечами, – дают какие-то лекарства, делают анализы. Еще Соня со мной разговаривает.

– Какая Соня?

– Доктор Лазуркина. Она очень мила.

– Понятно, – вздохнул Пол. – Очень мила, говоришь? Хорошая собеседница? И о чем, интересно, вы говорите? – В его голосе прозвучала откровенная ревность. Но Белинда равнодушно улыбнулась.

– Чаще всего мы говорим о счастье. Об отчем доме. О моем детстве. О ее детстве.

– Я не понимаю, – возвысил голос Пол, – что с тобой произошло? Чем ты больна? Разговоры о счастье – это не лечение. Сыпь, которая тебя так беспокоила, уже прошла. Думаю, ты уже можешь ходить. Почему они тебя не отпускают? Знаешь, мне пришлось потратить уйму времени и сил, чтобы продлить наше пребывание в этой стране! Объясни, что здесь происходит?

– Со мной не случилось ничего особенного, – сказала Белинда, – это была реакция организма на смесь барбитуратов и древесного спирта. Ты когда-нибудь слышал о подобных вещах? Мне тоже не доводилось. Похоже, мы с тобой выпили слишком много алкоголя. Но сейчас все уже прошло. Моя болезнь спрятана гораздо глубже. Так говорит Соня.

– Это смахивает на промывание мозгов, – пробормотал Пол. – Они пытаются воздействовать на тебя, потому что ты – американка.

– Да? – безмятежно переспросила Белинда. – Звучит неплохо.

– Опомнись! – воскликнул Пол. – Они хотят тебя заставить признать, что западная демократия направлена против человека, что в ней содержатся неразрешимые противоречия и все такое… поэтому ты несчастна.

Белинда выслушала и спросила:

– Ты помнишь цитату: «Промой камень, промой кости, промой мозги, промой душу!» Кажется, это из «Убийства в храме»? Я не ошиблась? Мне всегда нравилась идея стать абсолютно чистой. Мистеру Элиоту тоже. Мой папа дважды встречался с мистером Элиотом.

– Я не могу до тебя достучаться, – вздохнул Пол. – Наверное, тебе дают наркотики.

– Если я не ошибаюсь, это часто повторял твой дружок. Это он тебя научил. Ты с ним счастлив?

– Алекс, – покраснел Пол, – не мой дружок. Во всяком случае, не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово.

– Откуда ты знаешь, что я имею в виду?

– Я сейчас же пойду и разыщу доктора Лазуркину! – Пол вскочил со стула и заметался по палате. – Она забивает тебе голову дурацкими идеями. – Он продемонстрировал порыв немедленно бежать и вызволить обожаемую супругу из советских больничных застенков, но даже сам себе показался не слишком убедительным. Пол сделал только несколько шагов в сторону двери, потом вернулся и с размаху плюхнулся на жалобно заскрипевший стул. Белинда слабо улыбнулась.

– Ее сегодня нет. И к тому же я не хочу, чтобы ты бежал к ней, шумел и жаловался. Она мне очень помогает. Соня – чудесный доктор.

– Пятый раз спрашиваю, – возвысил голос Пол, – когда они тебя отпустят? Не забывай, что у нас есть магазин, который тоже требует внимания! Нам следует как можно скорее вернуться в добрую, капиталистическую, декадентскую Англию. Кроме того, у нас мало денег, и они имеют обыкновение кончаться в самый неподходящий момент.

– Если, – поджала губы Белинда, – ты имеешь в виду бедную овдовевшую Сандру…

– Я все знаю, – перебил Пол, – о тебе и Сандре. Но я беспокоюсь о Роберте. Я должен выполнить долг перед своим безвременно ушедшим другом. Я обязан привезти отсюда тысячу фунтов в память о бедном покойном Роберте. Имей в виду, я не смогу это сделать, если мы останемся здесь надолго.

– Вот и не трать много денег, – спокойно заявила Белинда, – жизнь в ленинградских трущобах не должна быть дорогой. А я тебе сейчас не стою ни копейки. Здесь за мной хорошо ухаживают, у меня есть все необходимое.

– Неужели тебе не хочется поскорее попасть домой? – не поверил Пол. – Тебе нравится в советской больнице?

– Знаешь, как хорошо просто полежать и подумать, – мечтательно проговорила Белипда, опуская свою хорошенькую головку на подушку, – у меня нет никаких забот, я спокойно лежу, вспоминаю прошлое. Потом приходит Соня, она разговаривает со мной, задает вопросы. Здесь я отдыхаю. Она сказала, что скоро разрешит мне вставать. Я смогу немного погулять. Мы будем ходить на прогулки вместе с ней.

– Одну прогулку ты уж точно сумеешь совершить, – злобно прошипел Пол, – только не с ней, а со мной. Я имею в виду прогулку обратно на судно. – Пол сразу понял, что сказал глупость. Их судно давно ушло из Ленинграда. – Я хотел сказать, что собираюсь поговорить с твоей драгоценной докторшей о том, что нам пора домой. Завтра же. Ну в крайнем случае на днях. Мне еще надо успеть сбыть с рук эти проклятые платья. А потом я сразу же закажу билеты на первое подходящее судно.

– Хорошо, – спокойно согласилась Белинда, – тогда все будет в порядке. Никаких жалоб и никакой спешки. Просто оставь меня здесь, пока ты занят делами. А я буду отдыхать. Знаешь, я здесь читаю книги. В этой больнице есть/ книги на английском языке: «Хижина дяди Тома», «Трое в лодке, не считая собаки».

– Но это же неправильно, – запротестовал Пол, – неужели ты настолько слепа, что ничего вокруг не видишь? Здесь все неправильно!

В это время к Белинде подошла медсестра. Румяная, веселая, круглолицая, она, наверное, была женой фермера. В руках она держала стакан чая, в котором плавали кусочки яблока. Она широко улыбнулась Белинде и сообщила:

– А вот и наша красивая англичанка.

Белинда благодарно улыбнулась в ответ и отхлебнула из стакана.

– Ты поняла, что она сказала? – поинтересовался Пол.

– Да, конечно. Я уже немного понимаю русскую речь. Она сказала, что я красивая англичанка. Правда, думаю, она мне немного льстит.

Медсестра не уходила. Продолжая улыбаться, она принялась оживленно жестикулировать, указывая на Пола.

– Кажется, она хочет сказать, – объяснила Белинда, – что время посещений истекло. – Было очень мило с твоей стороны, дорогой, выбрать время и навестить меня. Надеюсь, ты придешь еще раз.

– Завтра. Я обязательно буду здесь завтра.

– Увидимся, дорогой. – Она чмокнула Пола в щеку и устроилась поудобнее в постели.

Ничего не понимающий Пол взял с тумбочки пакет с очередным дрилоновым платьем и встал.

– Тебе еще что-нибудь нужно? – Несколько дней назад, когда его еще не пускали в палату, он передал ей сумку с необходимыми, по его мнению, вещами. – Кажется, у меня больше нет английских сигарет.

– Ты имеешь в виду американские сигареты? – ухмыльнулась Белинда. – У англичан пет собственного табака. Кстати, мне совсем не хочется курить. И я себя чувствую намного лучше.

– Мне все это не нравится! – в сердцах воскликнул Пол. – Совершенно не нравится. – Он несколько раз перебросил пакет из одной руки в другую. – Оказывается, продать эти вещи совсем не просто. Все гораздо труднее, чем я ожидал. Я считаю, что мне повезло, когда за день удается избавиться от одного платья. Меня попросили уступить два платья в кредит, я согласился, но теперь не могу вспомнить, кому их отдал.

– Бедолага, – безразлично протянула Белинда и допила чай.

– Люди вроде бы хотят купить, но ни у кого нет денег. Они все пропивают.

В палату впорхнула еще одна сестричка. Эта была значительно изящнее массивной фермерши. В руках она держала поднос со шприцами. Весело чирикая, она принялась делать больным инъекции.

– Алекс, – продолжал ныть Пол, – все время обещает свести меня с людьми, которые взяли бы товар оптом, но ему некогда. В этой стране невозможно ничего продать.

– Жизнь все расставит на свои места, – нравоучительно проговорила Белинда. – А теперь ты должен уйти. Мне пора спать. – К ней как раз подошла щебечущая сестричка с наполненным шприцем.

– Мне это не нравится, – упрямо повторил Пол.

– Зато мне нравится, – вздохнула Белинда. Укол в руку не занял много времени. – Очень нравится, – повторила она, опустила рукав и зевнула.

Пол вышел из палаты и сразу же почувствовал себя лучше. Очень уж тягостной казалась ему больничная атмосфера. Шагая по коридору, он взглянул на себя в большое старинное зеркало. Видимо, оно висело на этой стене еще с царских времен. Грязная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, пиджака нет, потому что погода снова стала удивительно жаркой, неглаженые спортивные брюки, покрытые пылью коричневые туфли. Непрезентабельный облик довершали торчащие во все стороны волосы: причесать их было невозможно, поскольку они давно требовали стрижки, и длинная, неряшливая щетина. Или короткая бородка. Это как посмотреть. Пол нацепил на нос темные очки, мрачно подумал: «Теперь я тоже товарищ» – и улыбнулся своему отражению в зеркале. Зубы были в полном порядке. Мост стоял твердо, приклеенный безвкусной жевательной резинкой, которой вчера угостил Алексея американский турист. Вот он какой, Павел Иванович Гуссей, дилер по продаже незаконно импортированных в Советский Союз дрилоновых платьев. Он вышел на залитую солнцем улицу, окинул оценивающим взглядом своих потенциальных покупателей – нескольких товарищей, спешивших к площади Мира, и отвернулся. Улица – совершенно неподходящее место для заключения сделок. Значительно более предпочтительным казался маленький подвальчик с очаровательным названием «Куколка», где продавали шампанское и коньяк в разлив. Там он уже продал два платья, правда, еще не получил за них деньги. Но сегодня он решил проявить твердость: нет денег – нет товара. Цена в двадцать рублей была весьма разумной, но, учитывая свое теперешнее финансовое положение, Пол был склонен снизить свои запросы до пятнадцати рублей. Именно эту цену он собирался получить от Мизинчикова. Шагая к улице Плеханова, Пол проверил содержимое своих карманов. Два рубля сорок пять копеек. Прямо скажем, немного. Все дорожные чеки уже давно были обменяны на наличные, а деньги разошлись. Самую большую сумму пришлось потратить на прощальный ужин с товарищами Зверьковым и Карамзиным (они, как он и предвидел, ожидали его в отеле). Кроме того, следовало оплатить счет за проживание в гостинице и за квартиру Алексея Пруткова, который к тому же выпросил изрядную сумму в долг. И каждый день покупать еду, сигареты, напитки.

Пол улыбнулся, вспоминая ужин с Карамзиным и Зверьковым. Их дружелюбие возрастало пропорционально количеству выпитой водки. Все закончилось громкими тостами за процветание англо-советской дружбы и сентиментальными слезами на прощанье. Интересно, а если он случайно встретит Зверькова и Карамзина на улице? Что будет? Скорее всего, они его не узнают в новом облике бородатого бродяги. А если и узнают, что с того? Он не совершает ничего противозаконного. Ввиду печальных обстоятельств он был вынужден задержать свой отъезд, что же теперь делать? А если его в чем-то подозревают, что ж, пожалуйста, пусть проверяют. Он ничего не скрывает. Конечно, они ни в коем случае не должны обнаружить, где он живет. Ах, если бы этот чертов Алекс помог ему избавиться от платьев. Этот проходимец все время обещает, но ничего не делает. И каждый день говорит, что у него есть кто-то, необыкновенно заинтересованный в приобретении всей партии.

Наконец Пол подошел к «Куколке». Переступив порог, он неожиданно для самого себя преисполнился уверенностью, что все будет хорошо. В этом подвальчике не было ничего привлекательного, кроме названия. Обыкновенное помещение, даже не слишком чистое. Люди приходили сюда с единственной целью: выпить. Дело в том, что в Ленинграде практически не было заведений, где продавали только напитки. Кто-то когда-то решил, что люди выпивают, чтобы больше съесть, и с тех пор это решение беспрекословно выполнялось. Выпивка всегда и везде сопровождалась обильной закуской. В «Куколке» к решению вопроса соотношения количества еды и питья подошли по-своему. Еду свели к минимуму. Для закуски предлагался черный хлеб и покрытые чешуей клочки рыбы, залитые старым маслом. Зато ассортимент напитков радовал глаз. Здесь пили знатоки своего дела: после душистого коньяка шло мягкое сладкое шампанское. Пол вошел и, не глядя по сторонам, вытащил из пакета краешек платья и завел негромкую песню уличного торговца: «Платье, платье, кому платье, очень дешево». В этом месте не было смысла прятаться, здесь можно было действовать открыто. Покрутившись в середине комнаты и продемонстрировав всем окружающим лоскут платья, Пол принялся внимательно рассматривать посетителей в поисках возможного покупателя. Он заметил у одного из столиков кивающего ему человека и подошел поближе. Человек проводил время в компании двух бутылок. Его лицо показалось Полу удивительно знакомым. «Добрый день, товарищ», – улыбнулся Пол и попытался выстроить в уме фразу, в которой содержалось бы предложение потенциальному клиенту рассмотреть и приобрести товар, но в очень вежливой и ненавязчивой форме. Русская грамматика все-таки чудовищна!

– Нет необходимости говорить со мной по-русски, дружище, – сообщил улыбающийся товарищ на хорошем английском языке, – хотя это и неплохой язык. Язык рабочих.

Пол удивленно вытаращился на своего собеседника и, наконец, заметил, что он слишком хорошо одет, по сравнению с окружающими. Его костюм сшит, скорее всего, где-то в Восточном Лондоне.

– Конечно, возможно, вы ведете какую-то очень хитрую игру, в которой исполняете роль русского, тогда, пожалуйста, продолжайте. – И Мэдокс, секретарь и компаньон странного, бесполого доктора, хитро подмигнул Полу. – Садитесь, – сказал он, – в этой диковинной стране мы чужие, но оба происходим из рабочих, поэтому имеем право отдохнуть и выпить шампанского в стране рабочих. – Он свистнул одетому в передник мужику, который со скучающим видом колдовал над посудой, и жестом попросил его принести еще один стакан. – Вы заметили, как оригинально они разрисовали стены? – Он задрал голову, продемонстрировав Полу сильно выдающийся вперед кадык, и указал на грубые изображения танцующих кукол на квадратных фресках под потолком. – Все-таки в Санкт-Петербурге еще остались приятные уголки.

– Вы употребляете старое название этого города, – улыбнулся Пол, – совсем как ваш… ваша… – Вероятно, пора внести ясность в этот вопрос. – Это ваш хозяин или хозяйка? – спросил он и вопросительно взглянул на Мэдокса. – Мне кажется, я имею право это знать.

Верный секретарь, он же компаньон странного существа, путешествующего в инвалидной коляске, пожал плечами, всем своим видом показывая, что пол древнего создания не имеет никакого значения.

– Это зависит от того, – таинственно сообщил он, – какую работу мы выполняем.

– Работу?

– Кажется, я и так уже сказал слишком много. – Наконец, принесли стакан, и Мэдокс тут же наполнил его пенящейся жидкостью. – Насколько я понял, вы сами в настоящий момент занимаетесь не совсем честным промыслом. Так что вряд ли имеете право приставать ко мне с вопросами. Только не подумайте, что док делает что-то незаконное. Можете мне поверить, это предположение не имеет ничего общего с действительностью. Док занимается исключительно благими делами.

Мэдокс насмешливо оглядел неряшливый костюм Пола и лежащий на стуле пакет, из которого нагло высовывался яркий кусочек ткани. Выражение его лица ясно свидетельствовало о том, что Пол не возвысился в его глазах.

– Я не понял, – сказал Пол, – вы что, не видели хозяйский паспорт? И не знаете, кому служите? Мужчине или женщине? Кстати, раз уж мы об этом заговорили: все называют это создание, которое вы катаете в инвалидной коляске, доктором. Но доктором чего?

– Вы хотите слишком много знать, – усмехнулся Мэдокс. У него все время улыбалась только одна сторона лица, но улыбка все время двигалась, перетекала с одной половины физиономии на другую. – Если вам так интересно, вы всегда можете задать свои вопросы непосредственно доку. Обязательно сделайте это! Мы еще целую неделю будем в Санкт-Петербурге. – Удобно откинувшись на спинку стула, он с удовольствием оглядел грязный подвальчик взглядом человека, готовящегося здесь поселиться. – Мы только вчера вернулись из Москвы. Препаскуднейшее место, доложу я вам. Минутку! – внезапно оживился Мэдокс и принялся рыться в карманах. – Не вижу ни одной причины, почему бы вам… черт, куда же я их дел? Я точно помню, что положил в карман… – Судя по всему у него было значительно больше карманов, чем обычно бывает в костюмах. В конечном счете он нашел искомое в кармашке, спрятавшемся где-то почти на спине. Он достал оттуда стопку карточек, кажется приглашений, на которых виднелась выполненная старинным шрифтом витиеватая надпись. – Все-таки вы один из нас. – Пол не разобрался, по каким признакам его классифицировали, но промолчал. – Вы имеете больше прав, чем польские торговцы мехом, инженеры и тому подобные людишки. Доку вы понравились, я это заметил. У вас есть мужество, а это всегда вызывает уважение. Вы не побоялись высказать все об этом… не помню, как его зовут, в сборище падутых снобов и педиков. В общем, вы меня поняли.

Он протянул Полу приглашение, на которой было написано следующее: «Полковник Д.И. Ефимов», далее следовал текст, из которого можно было понять, что вышеупомянутого полковника с нетерпением ждут на ужин, который состоится в отеле «Европа» в 8 часов 30 минут…

– Но это же не я, – запротестовал Пол, – я совсем не полковник Ефимов. А то имя, которое вы не смогли вспомнить, – Опискин. Это о нем я говорил на судне. Простите, но я не совсем понимаю, каким образом…

– Описов или Эфискин, – сказал Мэдокс, – это не важно. Док не интересуется подобными мелочами. Какая разница, кто придет? Все эти имена и фамилии такие одинаковые…

Пол обратил внимание, что из приглашения тоже не ясно, мужчина или женщина этот пресловутый док, не было там ни титулов, ни научного звания. Приглашения рассылались кем-то или чем-то, имеющим название «Англорусс».

– Итак, вы как-то связаны с этим «Англоруссом», – решил уточнить Пол, – не знаю, правда, что это такое. Но могу предположить, что ваша деятельность направлена на улучшение русско-британских отношений.

– Дареному коню в зубы не смотрят, – заметил Мэдокс. – Может быть, вы правы, а может, и нет. Но, как бы то ни было, мы не занимаемся ничем подобным. – Он брезгливо сморщил нос и кивнул на мирно лежащий на стуле пакет с платьем. Затем он аккуратно разлил по стаканам шампанское, коньяк и добавил: – Кстати, когда придете, постарайтесь выглядеть поприличнее. Там будут женщины. Между прочим, русские женщины, оказывается, довольно старомодны и не желают проводить свободное время с неопрятными, подозрительными личностями, с недельной щетиной. Этот город не слишком хорошо подействовал на вашу внешность.

– Я отращиваю бороду, – вызывающе заявил Пол и демонстративно поскреб заросший подбородок. Звук получился довольно громкий.

– Маскировка? – осведомился Мэдокс. – Темные очки и прочая дребедень? Имейте в виду, я вас узнаю в любом обличье. По походке. Человек не может изменить свою походку.

– Может быть, поэтому, – воскликнул Пол, которого внезапно посетило озарение, – док везде следует только в инвалидной коляске?

– В определенных кругах, – сообщил нисколько не смущенный Мэдокс, – вас могли бы счесть умным и догадливым. Но у меня другое мнение по этому вопросу, дружище. Оставьте дока в покое, мой вам совет. Мы говорили о вашей походке, вот об этом и продолжим. Так вот, я узнаю вашу походку, как бы вы ни старались ее изменить.

– Что вы имеете в виду? – громко возмутился Пол. – Что особенного вы заметили в моей походке?

– Расслабьтесь, – снисходительно бросил Мэдокс, вновь наполняя стаканы, – не стоит так бурно реагировать на справедливые замечания. А если вы не умеете пить, тогда вам лучше уйти. Что же касается пола моего хозяина, то он для меня совершенно не важен. – Последняя фраза прозвучала как тост. Чтобы подкрепить впечатление, Мэдокс отхлебнул из стакана и только после этого продолжил: – Каждый человек живет своей жизнью. И ему никто не помогает жить.

– Вы позволяете себе весьма откровенные высказывания, – возмутился Пол, – и я не понимаю, кто дал вам на это право. Я протестую! – взвизгнул он. – Слышите? Я протестую!

– Наш разговор, – спокойно проговорил Мэдокс, – приобрел явно выраженный сексуальный уклон. Почему мы не можем оставить в покое вопросы пола? Давайте будем как док. Не возражаете? Секс, – мечтательно прищурился он, глядя куда-то вдаль, – в моей жизни я испробовал секс всех видов, но никогда и ни с кем об этом не говорил. Для меня это все уже в далеком прошлом. Но если с вами, дружище, дело обстоит иначе, я могу вам сказать только одно: пусть будет счастлива девушка, полюбившая моряка. А теперь давайте завершим наше застолье. Мне необходимо отправить несколько писем.

– Послушайте, – начал Пол, покраснев от злости. – Мне не нравится то, что вы сказали о моряках. В песне говорилось о солдатах, и вы это отлично знаете. А я служил в ВВС Великобритании. – Пол снова подумал о Роберте, и ему захотелось плакать. Сладкое шампанское и коньяк. Виноградины размером с крупную сливу, древесный спирт со жженым сахаром. И долгая болезнь. – Я должен это продать, – буркнул он, пнув ненавистный пакет. – Вы даже не представляете, как это трудно. А моя жена в больнице. И у нас совсем не осталось денег. У русских тоже нет денег, поэтому они ничего не покупают.

– В больнице? – полюбопытствовал Мэдокс. – И вы продаете ее платья? Вам крупно не повезло, дружище. Кажется, – он тронул очень белыми пальцами высунувшийся из пакета лоскут, – неплохой материальчик. Сколько вы за него хотите?

– Тридцать рублей, – буркнул Пол. – Очень дешево.

– Тяжело вам приходится, приятель. Придется хоть чем-нибудь помочь своему соотечественнику. Все-таки мы оба подданные ее величества, королевы Великобритании. – Мэдокс вытащил из кармана толстый кожаный бумажник, отсчитал четыре пятерки и десятку и протянул Полу. – Дома у меня есть знакомая официантка, я ей это подарю. Скажу, подарок из России.

Сжимая деньги в кулаке, Пол едва не разрыдался.