"Мед для медведей" - читать интересную книгу автора (Бёрджес Энтони)

Глава 11

Когда Пол открыл глаза, был уже полдень. Судя по яркому солнечному свету, проникшему в номер даже через грязные стекла окон, погода была прекрасной. Остаток ночи прошел на удивление спокойно. Его больше не беспокоили ни чиновники из тайной полиции, ни дежурная по этажу. Он чувствовал себя отдохнувшим, посвежевшим и полным сил. Потом он увидел лежащий на столе зубной протез. Невинное изделие из пластмассы и металла почему-то сразу же испортило настроение. Пол вспомнил, что его ожидает тяжелый день, полный нерешенных проблем. Но сначала завтрак. Проблемы следует решать по очереди.

Пол натянул брюки и рубашку, всунул ноги в туфли, примостил на место протез, взял плащ и вышел в коридор. После недолгих поисков он набрел на небольшую комнату, в которой расположились за завтраком две пожилые женщины. Помещение было убогим, но тем не менее уютным. Как мамина кухня дома. И только номер «Правды» на столе напоминал о том, что здесь, собственно говоря, другое государство. Передовая статья была озаглавлена «Манчестер рукоплещет Юрию Гагарину». Заприметив родное название, Пол решил, что не такой уж он здесь иностранец. Он вежливо поздоровался, пожелал женщинам доброго утра и сказал: «Чай». Они не обратили на посетителя ни малейшего внимания. Тогда он принялся хозяйничать сам. Та из женщин, что была потолще, что-то негодующе крикнула и замахнулась на незваного гостя. Ее физиономия выражала неприкрытую угрозу. Пол за ночь неплохо отдохнул, поэтому был спокоен и готов к всевозможным русским сюрпризам. «Завтрак», – почти спокойно сказал он. (Какое, однако, трудное слово – «завтрак». Выговорить невозможно.) Злая тетка пожала плечами и швырнула на поднос бутерброды с кровяной колбасой, стеклянную баночку с неопределенного цвета икрой и стакан чая, который был без малейших признаков молока, зато стоял в блюдце с серыми кусками сахара, сохранившегося, очевидно, еще с военных времен. Пол проворчал слова благодарности, взял поднос с этим странным завтраком и ушел в свою комнату. Там он поел, обдумывая планы на предстоящий день. Первым делом, конечно, следовало отправиться в больницу и выяснить, как себя чувствует несчастная Белинда. А затем решить, как избавиться от чертовых платьев.

Мрачная дежурная грубо отобрала у него ключ от комнаты. При этом она все время что-то недовольно бурчала и поминутно чертыхалась, но, слава богу, не переходила от угроз к действиям. Пол мило улыбнулся, продемонстрировав все свои тридцать два зуба, включая и четыре нижних, которые довольно плотно держались на месте, закрепленные при помощи ватного тампона, который он достал из флакона с аспирином. Пол даже не удивился, увидев на дверце лифта табличку «Не работает». Для обеспечения собственной безопасности он и не собирался им пользоваться. Спускаясь по широкой лестнице, он решил, что к Белинде следует прийти с подарком. Это ее порадует. В вестибюле он давно приметил небольшой магазинчик с симпатичными продавщицами, недорогими ювелирными изделиями и множеством игрушек. Ему показалось, что матрешка доставит больной несколько минут удовольствия. Матрешка – это деревянная кукла, изображающая русскую крестьянку. Внутри нее находится еще одна деревянная крестьянка, внутри которой еще одна, и так далее. Последняя, самая маленькая куколка была размером с грецкий орех. Наверное, это имело какой-то глубокий смысл для русских, но не для Пола. Он выбрал куколку и попытался заплатить за нее советскими деньгами.

– Нет, нет, нет! – заверещала девушка-продавщица.

После чего она объяснила по-французски, с трудом подбирая слова, что все эти вещи предназначены только для иностранных туристов, поэтому расплачиваться за них можно только иностранной валютой. Пол достал из кармана английские деньги, взглянув на которые девица углубилась в изучение прайс-листа. Через некоторое время она довольно провозгласила:

– Двадцать два шиллинга семнадцать пенсов.

Пол тяжело вздохнул и принялся объяснять девушке структуру английской денежной системы. Остальные девушки тоже подтянулись поближе послушать урок.

Толстая американка, фигурой напоминающая русскую матрешку, кипятилась и стучала по прилавку деревянным медведем, едущим на велосипеде, которого она хотела купить.

– Это черт знает что такое, – гундосила она, – больше вы с меня не получите ни доллара.

Но создавалось впечатление, что девушкам и не нужны ее доллары.

– Итак, – завершил Пол свою краткую лекцию, – стоимость этого предмета исчисляется одним фунтом, тремя шиллингами и пятью пенсами.

Девушки были очарованы приветливым иностранцем. А у Пола заныло сердце, когда он увидел, сколько времени потратил зря. Он протянул девушке два фунта. Та с совершенно несчастным видом покачала головой и сообщила, что у нее нет сдачи, причем ни в какой из иностранных валют. Пол уже уразумел, что цель этого предприятия – брать иностранную валюту и ни в коем случае не отдавать ее, но все еще не сдавался.

– Что ж, – сказал он, – дайте мне сдачу советскими деньгами.

Девушка сокрушенно покачала головой и сообщила, что это тоже не позволяется. Единственный выход, посоветовала она, продолжать делать покупки, пока общая сумма не достигнет двух фунтов. Пол снова тяжело вздохнул. Время-то уходит! Но все-таки выбрал покрытую эмалью брошку, сделанную в Чехословакии. В прайс-листе значилось шесть шиллингов четырнадцать пенсов. Произведя соответствующий перерасчет, Пол выяснил, что до двух фунтов все равно не хватает. Тогда он наугад ткнул пальцем в цепочку, на которой болталась блестящая железная космическая ракета. Стоимость этого шедевра составила семь шиллингов.

– На сдачу, – сказал Пол, которому успел надоесть всеобщий идиотизм, – купите себе шоколадку.

Девушка была донельзя шокирована неприличным предложением. Она гордо сообщила, что все деньги должны быть использованы. В результате Пол приобрел еще и значок с физиономией Юрия Гагарина, а заодно получил пригоршню спичечных коробков. Девушка очень обрадовалась успешному завершению сделки и нежно поцеловала Пола в щеку. Нет, все-таки и среди дикарей встречаются весьма приятные люди.

В это время он заметил, что к нему направляются его старые знакомые, товарищи Зверьков и Карамзин. Только вчера они доставили ему немало неприятных минут. И подумать только, он бы с ними разминулся, если бы не затянувшееся дело с пересчетом цен на сувениры. Все-таки заграничные путешествия не способствуют продлению человеческой жизни.

– А, – заулыбался Зверьков, – кажется, это наш старый знакомый, мистер Гасси. Может быть, зайдем в ресторан и выпьем вместе водки?

– Я бы с удовольствием, – ответил Пол, – но, к сожалению, мне нужно идти. Я должен навестить жену. Она сейчас в одной из ваших больниц.

Он улыбнулся, словно тот факт, что его супруга сейчас лежит на больничной койке, делал его больше чем просто гостем в этой стране. У Пола возникло волнующее чувство, что его, наконец, признали. Иначе эти двое, не важно, какими мотивами они руководствовались, не стали бы его звать в ресторан и предлагать выпить водки.

– Да? – удивился Карамзин. – А что она сделала, чтобы попасть в больницу?

– Ваш друг Мизинчиков, – сказал Зверьков, – продолжает говорить. Он уже много чего нам поведал. Мы беседовали всю прошлую ночь.

– Да, – подтвердил Карамзин, – он все время говорит. – При этом он ожесточенно закивал, злобно поглядывая на инвалида в бинтах и на костылях, только что вошедшего в вестибюль. Похоже, этот несчастный олицетворял для него заговорившего Мизинчикова. – Он рассказал нам о партиях товаров, которые должны поступить из Англии для продажи в Ленинграде, с целью подрыва советской экономики. Он рассказал о своем английском друге, который именно с этой целью приезжает в Ленинград. Он очень эмоционально говорил.

– Возможно, – не стал спорить Пол. – Только при чем тут я? Я не знаю этого человека.

– Мы бы очень хотели увидеть привезенные вами платья, – сообщил Зверьков. – Их нет на судне, мы проверили. Их нет в вашей комнате. Это мы тоже проверили. Куда вы их дели? Какое место вы сочли для этого подходящим? Поймите, – он сокрушенно покачал головой, – в Ленинграде полно таких мест. Камеры хранения на железнодорожных вокзалах, в гостиницах и ресторанах. Метро, наконец. Нам придется очень долго искать.

– Давайте заключим сделку, – предложил Карамзин. – Если вы отдадите нам вещи, вы больше о нас не услышите. Нас беспокоит Мизинчиков, а не вы. Когда он предстанет перед народным судом, будет очень хорошо иметь материальные доказательства его вины, которые можно увидеть и потрогать. Вы наш гость. Мы не причиним вам вреда.

– Мы приглашаем нашего гостя немедленно отправиться с нами и выпить водки, – торжественно провозгласил Зверьков. – Много водки.

– Много водки, – сказал Пол, – значит много разговоров. Это займет уйму времени. А мне необходимо навестить жену. Она серьезно больна. Поймите, я беспокоюсь.

– Возможно, вам будет интересно узнать, что Мизинчиков сурово наказан. – Зверьков говорил ласковым, вкрадчивым голосом. – Он рассказал нам много интересного и о вас. Он именно на вас валит всю вину, представляя себя невинным младенцем.

– Но я же вам уже говорил, что не знаю этого человека, не имею о нем пи малейшего представления.

– Значит, речь идет о вашем друге, – легко согласился Зверьков. – Мизинчиков рассказал нам много чего о вашем друге и его дурных привычках. Например, что он был гомосексуалистом.

– Да? – Пол задумался. Потом медленно заговорил: – Этот Мизинчиков был другом моего друга. Я не сделаю ничего, что может повредить другу моего друга.

– Ну и не надо, – сказал Карамзин, покраснев от злости. – Ничего не делайте. Можете не пить с нами водку. И ничего не делайте.

– Я должен навестить мою бедную больную жену, – сказал Пол.

Карамзин досадливо фыркнул, всем своим видом показывая, что он это уже слышал.

– Мой коллега хочет сказать, – очень вежливо проговорил Зверьков, – только одно: все, что вы сделаете, должно произойти по вашей собственной воле. Мы не будем вас принуждать. Вы совершенно свободны и можете делать все, что вам заблагорассудится. За вами никто не будет следить, я вам это обещаю. И товарищ Карамзин тоже обещает.

Он по-дружески обнял Карамзина за плечи. Это были очень широкие плечи.

Пол мысленно расхохотался. Надо же, они не собираются за ним следить. Он вспомнил, что Белинда посоветовала ему побыстрее избавиться от платьев, причем самым элементарным способом – выбросить их в воду, и подумал, что, возможно, она была не так уж не права. Правда, он мог поклясться, что никому и в голову не придет искать их в маленькой темной кладовке в портовом офисе «Интуриста», скорее всего, они там в полной безопасности. И почему, собственно говоря, он должен выбрасывать их в море? Пол вспомнил о своем недавнем знакомом, Алексее Пруткове, и воспрянул духом. Он сказал:

– Я с удовольствием приму ваше приглашение, но только в другой раз. Мы обязательно выпьем с вами водки. – Произнося эти слова, Пол вовсе не кривил душой. Он счел, что вечер в этой компании за рюмкой водки мог бы оказаться очень полезным. Это даст ему больше информации о современной России и о применяемых здесь полицейских методах.

– Вы можете нам верить, – проникновенно повторил Зверьков, продолжая обнимать своего коллегу за плечи, – за вами никто не будет следить, мистер Гасси. Вы – свободный человек и можете идти куда вам надо. – Его слова звучали как объявление о полной реабилитации. – И мы непременно выпьем водки в следующий раз. Не так ли, товарищ Карамзин? – полюбопытствовал он и слегка встряхнул своего массивного коллегу.

– До свидания, – сказал Пол и приветственно помахал своим свертком с покупками. Почему они называли Роберта, бедного покойного Роберта гомосексуалистом? Разумеется, это гнусная ложь, просто лишний штришок в обычной процедуре поливания человека грязью.

Пол немного подумал и решил, что у него имеется сразу несколько причин, чтобы идти в больницу пешком. Во-первых, он все равно не сумеет найти такси, во-вторых, после излишнего употребления алкоголя накануне вечером очень полезно прогуляться по свежему воздуху, в-третьих, если он будет топтаться около гостиницы в ожидании такси, это даст товарищам Зверькову и Карамзину лишний повод возобновить свои назойливые домогательства.

Пол вышел из гостиницы на залитую солнцем площадь, покосился на мрачную громаду собора с огромным сверкающим куполом, прислушался к умиротворяющему курлыканью голубей. Солнце весело освещало черного всадника на вздыбленной лошади, словно небо посылало обоим свое благословение.

Пол свернул на улицу Герцена, затем на улицу Дзержинского. Ленинград представал перед ним во всей своей красе. Мрачные костюмы, старые платья, служившие своим хозяйкам еще в военное время, ни одного городского щеголя, ни единой лениво прогуливающейся элегантной дамы.

На минуту Полу стало страшно. Он был здесь в полном одиночестве, чужак, случайно затесавшийся в толпу пролетариата. Он никак не мог отделаться от мысли, что за ним охотится враг, который вот-вот его выследит, поймает и разорвет на куски. И никакая полиция не остановит этот произвол. В его воображении Ленинград постепенно приобретал черты фантастического мира Оруэлла, где можно было воочию убедиться, что шизоидный параллелизм вполне возможен.

Коллективный разум Партии – вот основа основ. А здания, что ж, пусть рушатся от оглушительных хлопков свисающего с крыш брезента, а заодно и все вокруг постепенно приходит в упадок. Забыв, что он умеет читать по-русски, Пол начал воспринимать написанные на вывесках буквы как незнакомые иероглифы и ощутил себя в ином мире, даже на другой планете. Все вокруг было окружено странной, мистической завесой, которую кроме него почему-то никто не замечал. Несмотря на яркое солнце, Пол замерз, его била непонятная и очень неприятная дрожь.

Наконец он повернул на Садовую улицу и увидел прямо перед собой площадь Мира. На ней располагалась больница, причем, надо сказать, при свете дня она выглядела не такой устрашающей, как ночью. Тем не менее, переступив порог и сказав, что здесь находится его жена, Пол почувствовал, как тревожно заныло сердце. Он очень вежливо сообщил служащим больницы, что он англичанин, гость в их прекрасном городе, и что был бы чрезвычайно признателен, если бы ему позволили повидать его жену, которую…

– Сейчас, – перебила его девушка в окошке.

Пол послушно уселся на старый диван, набитый, должно быть, конским волосом. Точно такой же когда-то был у его тети Люси из Брадкастера. Ожидание становилось невыносимым. Пол докурил сигарету и тут же зажег другую. Он глубоко затянулся и, наконец, увидел доктора Лазуркину. Она шла к нему по вестибюлю и улыбалась, высокая, статная, в накрахмаленном белом халате. Ее волосы были разделены аккуратным пробором, как у мадонны, и собраны в пучок на затылке, массивные сережки слегка позвякивали при ходьбе.

– Пойдемте, – сказала она, – нам надо поговорить.

– Как она? – встрепенулся Пол. – Я могу ее увидеть? Смотрите, я принес ей маленькие подарочки.

Доктор Лазуркина взяла из рук Пола пакет и развернула его. Внимательно осмотрев сувениры, она постановила:

– Да, пожалуй, вреда от этого не будет. Я ей передам. – Она говорила так, словно Белинда должна была эти вещицы съесть.

– Доктор, скажите, как она себя чувствует? – взмолился Пол. – Я должен знать.

– Я же вам сказала, идите за мной, нам необходимо поговорить.

Она решительно развернулась и направилась куда-то в глубь вестибюля, уверенная, что Пол непременно последует за ней. Постукивая каблуками старых туфель, на которые ни один нормальный человек не сумел бы взглянуть без слез, она привела его в маленькую комнату, больше напоминавшую кабинет прораба на стройке, и усадила за стол.

– А теперь давайте запишем ваше имя, – сказала она.

– Мое имя? Пожалуйста, бога ради. Пол Диннефорд Хасси. Но скажите же мне хоть что-нибудь о состоянии моей жены!

– Диннефорд? – Она старательно записывала трудное имя русскими буквами.

– Да, это девичья фамилия моей матери. Но прошу вас…

– Ей не хуже, – сообщила доктор Лазуркина. – Сейчас ей необходимо много отдыхать. Мы дали ей довольно сильное успокаивающее, и она спит. Поэтому сегодня вы не сможете ее увидеть.

– Но что с ней? Вы можете назвать точный диагноз? – Пол почувствовал некоторое облегчение. Слава богу, ухудшения не произошло.

– Пока нет. Для этого нужно время. Но вы не беспокойтесь. Она в хороших руках.

– Не сомневаюсь, – вздохнул Пол, – но я не знаю, сколько мы здесь сможем пробыть. Возникает вопрос виз и документов…

– Не волнуйтесь, эти вопросы решаются достаточно легко. Вы сможете остаться здесь столько, сколько будет необходимо. Правда, я пока точно не знаю, сколько времени займет обследование, установление диагноза и собственно лечение. Две недели, три недели, месяц, хотя не исключено, что много месяцев.

– Но, чтобы оставаться здесь, нужны деньги, – в отчаянии завопил Пол. – Кроме того, я не могу бросить свой бизнес! Нет, это невозможно. Нам необходимо вернуться домой.

– Кстати о бизнесе. Расскажите, чем вы занимаетесь? Вы ведь капиталист, не так ли? А кто ведет дела в ваше отсутствие?

– Я продаю антиквариат. Книги, украшения, мебель. Если, называя меня капиталистом, вы подразумеваете, что я владею своим предприятием, то я с вами соглашусь. Если же вы имеете в виду, что я купаюсь в роскоши, мне остается только рассмеяться. Ха-ха-ха, – невесело усмехнулся Пол.

Доктор Лазуркина взглянула на него с едва заметным интересом.

– Значит, вы очень переживаете, что не сумели разбогатеть? – полюбопытствовала она. – Чувствуете себя ущербным? Что ж, вы сами выбрали такую жизнь.

– Сейчас в магазине, – продолжил Пол, – хозяйничает мой юный помощник. Но его нельзя оставлять одного надолго. Он еще слишком неопытен.

– Я вас отлично понимаю. Но давайте решать возникающие проблемы по очереди. Сейчас главное – здоровье вашей жены. Сначала необходимо ее поставить на йоги, а уж потом думать обо всем остальном.

– Послушайте, – снова заговорил Пол, – а не могли бы вы ей просто оказать помощь, сделать так, чтобы она смогла перенести обратную дорогу. А дома я бы спокойно сдал ее на руки ее личному доктору. Пусть он ее лечит сколько надо.

– Это было бы весьма неразумно, – поджала губы женщина. – Нет, я не утверждаю, что у вас в Англии плохие врачи. Вовсе нет. Среди них встречаются отличные, высококвалифицированные специалисты. Я шесть месяцев работала в разных английских больницах и точно знаю, что говорю. Но мы отвлеклись. Я вас позвала сюда не для того, чтобы давать ответы, а чтобы задавать вопросы.

– Ладно, – вздохнул Пол, – задавайте.

– Прежде всего о вас, вашем детстве и воспитании. У вас в Англии все еще имеются классы. Скажите, из какого класса вы происходите?

– Полагаю, что из рабочего. Мой отец занимался строительством. А мама из семьи мелких торговцев. Когда я был ребенком, мы жили в трущобах Брадкастера. Вы это хотели узнать?

– То есть вы хотите сказать, что говорите на том английском языке, на котором сегодня говорит английский пролетариат?

– Конечно нет, – признался Пол. – Я пытаюсь говорить на английском языке образованных людей, принадлежащих к высшему классу нашего общества.

– А зачем?

– Я стремился выбиться из рядов своего класса. Я хотел вращаться в обществе, где ценится литература, искусство, музыка. По-моему, совершенно естественное желание. Вы так не считаете?

– Нет, – честно ответила доктор Лазуркина. – Откровенно говоря, я не понимаю, почему одно должно исключать другое. Мы, например, все принадлежим к рабочему классу. Скажите, – спросила она удивительно наивно, хотя, может быть, и очень проницательно, Пол не сумел сразу разобраться в оттенках чужой речи, – было ли желание подняться над своим классом причиной того, что вы женились на американке?

– Прошлой ночью, – нахмурился Пол, – вы называли ее англичанкой. И какое, в конце концов, все это имеет отношение к…

– Она говорила, – сообщила доктор Лазуркина. – Мы ввели ей небольшую дозу пентотала, и она мне кое-что рассказала. Я слушала очень внимательно, поскольку хотела воспользоваться возможностью усовершенствовать свой английский. Мне был необыкновенно интересен ее диалект. Понимаете, в русском языке отсутствует такое понятие, как диалект. Поэтому мне всегда очень интересно слушать речь на всевозможных диалектах английского языка.

– Пентатал? – удивился Пол. – Вы хотите сказать, что у нее имеются неполадки с психикой? С чего вы взяли? Я уверен, что ее заболевание имеет чисто физическую причину, и должен сказать, что мне совершенно не нравится то, что здесь происходит.

– Я только хотела, чтобы она расслабилась и выговорилась. Кажется, она очень несчастная женщина. Нет, не думайте, – встрепенулась доктор Лазуркина, – мы не верим в этого вашего хваленого Фрейда. Еврей из Вены… что он может знать? Он утверждал, что все умственные расстройства имеют корни в несчастливом детстве. Более того, он утверждал, что у всех было несчастливое детство, просто некоторые сумели от этого оправиться, а некоторые – нет. В любом случае, к нам это неприменимо. В России ни у кого не может быть несчастливого детства.

Пол медленно кивнул. В эту минуту он вполне искренне верил в правильность последнего тезиса.

– Но зачем вы копаетесь в ее мозгах? – растерянно спросил он. – Ей нужно всего лишь несколько уколов пенициллина. – Спохватившись, он виновато взглянул на доктора. – Извините, я не знаю, что ей нужно.

– Я тоже не знаю. Но я это обязательно выясню. Л сейчас я должна вам задать очень важный вопрос: почему вы женились на своей жене?

– Почему? Разумеется, потому что любил ее. Очень любил.

– Да? А мне она сказала, что ненавидит мужчин. Всех мужчин.

– Ну, это из-за наркотика… Поверьте мне, что все это чепуха. Просто она говорила когда-то очень давно, что в детстве ненавидела всех своих дядей и кузенов, а также веснушчатых и прыщавых подростков, живших по соседству. В этом виноват ее отец.

– Про отца она ничего не говорила. При чем здесь ее отец?

– Посудите сами, – ухмыльнулся Пол, – как можно относиться к мужчинам, если твой собственный отец ложится в твою постель, когда тебе едва исполнилось семь лет.

– Я часто спала, с моим сыном, – поджала губы доктор Лазуркина, – он всегда был теплым как печка.

– Я говорю не об этом. Она иногда просыпалась оттого, что отец ее ласкал и называл именем матери.

– У них были разные имена? – поинтересовалась доктор Лазуркина.

– Точно не знаю. Ее мать умерла задолго до нашего знакомства. Отец был убит горем. Он был профессором английской литературы, но при этом не слишком уравновешенным человеком.

– Понятно… Это весьма интересно. Значит, здесь имел место инцест, – сказала доктор Лазуркина и углубилась в записи.

– Она справилась с этими проблемами, – забеспокоился Пол. – Она повзрослела и очень сочувствовала своему горюющему отцу. Возможно, в Амхерсте, штат Массачусетс, стране Эмили Дикинсон, не так легко отнестись спокойно к такой вещи, как инцест. В трущобах Брадкастера, где меня воспитывали, вернее, где я рос, к этому было иное отношение. В субботу вечером… отец и дочь… на краю кухонного стола… – Пол замялся, а потом решительно заявил: – Думаю, нам не стоит развивать эту тему.

– Хорошо, – легко согласилась она, – будем считать, что вы это уже пережили. Но все-таки, раз уж мы заговорили о сексе, скажите, как вы считаете, почему она утверждает, что ненавидит всех муж-чип. Под воздействием этого наркотика люди, как вы, безусловно, знаете, говорят правду. Как вы ведете себя в постели? Что вы можете сказать о вашей половой жизни? Вы ее считаете нормальной?

– Это слишком личный вопрос.

– Да, конечно, но я прошу вас ответить на него. – Доктор Лазуркина ждала ответа, постукивая карандашом по передним зубам.

– Я не слишком большой любитель активного секса, – пробормотал Пол, – конечно, в былые времена… Но в последнее время мы не особенно увлекались этим занятием. Дружеские взаимоотношения, интеллектуальное общение… я считаю именно это важнейшими элементами семейной жизни. Если быть до конца честным, у нас никогда не было полной гармонии в постели, – неожиданно для самого себя выпалил Пол, – но это не меняет моего отношения к жене. Я любил ее и люблю.

– Не было гармонии? – переспросила доктор Лазуркина. – Значит ли это, что вы знали о ее склонности к женщинам? Точнее, к одной женщине. Я хочу сказать, что в каждый конкретный период у нее была только одна женщина, а не много.

Закончив фразу, доктор Лазуркина получила возможность в полной мере насладиться потрясенной физиономией Пола и его разинутым ртом. Вдоволь насмотревшись, она достала из кармана халата листок бумаги и прочитала:

– Сандра, вам знакомо это имя? – И она протянула листок Полу.

Следует отметить, Пол не сразу обрел способность говорить. Несколько минут он молча открывал и закрывал рот, не в силах выдавить из себя ничего членораздельного.

– Я… – в конце концов проблеял он, – я ничего не знал.

И, только произнеся эти слова вслух, он понял, что все знал. Или, по крайней мере, догадывался. Где-то в глубине души. Вытащив эту истину на свет божий, он, конечно, испытал шок. Но этот шок по непонятной причине вовсе не был неприятным. Он чувствовал себя ошеломленным, но не оскорбленным и не униженным.

– А почему, собственно говоря, она не может испытывать любовные чувства к другой женщине? – пожала плечами доктор Лазуркина. – В этом нет ничего преступного. Женщины обычно весьма искусны в любовных играх и умеют доставлять сексуальное удовлетворение друг другу, не подвергаясь при этом риску нежелательной беременности. Женщины не могут все время беременеть, – заявила доктор Лазуркина. – Они не являются детородными машинами.

– Бедняжка, – совершенно неискренне протянул Пол. – Во всем виноват ее отец.

– В некоторых странах, например в Китае, – авторитетно заявила доктор Лазуркина, – мужчина и женщина совокупляются только с целью зачать потомство. Для достижения сексуального удовлетворения практикуются однополые связи.

А может быть, инициатива исходила от Сандры? Но Роберт здесь ни при чем, это точно. А чем был вызван последний сердечный приступ Роберта? Вопросы… вопросы… Пол ощутил, что находится в большой комнате, в которой везде книги. Десятки, сотни книг. Их все надо будет прочитать. Когда-нибудь. Когда будет время.

– Мне кажется, – сказал он после долгого раздумья, – все это можно легко объяснить.

– Да, – сказала его собеседница. – В прогнившем западном обществе вы не умеете относиться к своей жизни разумно. Вы рациональны, но не разумны. Не то что китайцы или индейцы. Вы ничему не научились от людей, которых когда-то поработили.

– Ой, только не надо…

– Я всего лишь пытаюсь вам объяснить, что ваша жена считает всему виною вас. Она утверждает, что у вас гомосексуальные наклонности, но вы недостаточно честны, чтобы это признать открыто.

Пол разинул рот от удивления, но вместе с тем заметил, что она вполне правильно произносит букву «h», a не так же, как «g».

– Вы хотите сказать, что не знали о своих собственных наклонностях? – холодно полюбопытствовала доктор Лазуркина.

– Нет… – растерялся Пол, – я никогда… То есть я…

Нет, это неправда, это просто не может быть правдой.

– Вам нечего стыдиться, – пожала плечами доктор Лазуркина, – тем более если вы честны с собой и окружающими. Дружба между мужчинами может быть очень красивой.

– Вы, наверное, имеете в виду Роберта, – сказал Пол. Пожалуй, лучше исходить из того, что ей известно абсолютно все. – Но наша дружба вовсе не была только гомосексуальной связью. И потом, все это происходило еще во время войны. Тогда это казалось вполне естественным. Но с тех пор ничего не было. Ни разу. Клянусь.

– Вас никто и ни в чем не обвиняет, – улыбнулась Лазуркина, – мы – то, что мы есть. Ваша вина заключается в том, что вы притворялись тем, кем на самом деле не были. Люди делают большую ошибку, когда отказываются смириться с реальностью.

– Но у меня это было только с Робертом, – запротестовал Пол, – и только во время войны. Согласитесь, обстоятельства тогда сложились весьма специфические. Он был летчиком, постоянно находился в напряжении и очень страдал.

Пол собирался сказать, что она даже представить себе не сможет ничего подобного, но передумал, решив, что это будет несправедливо по отношению к ней. Ее родной город во время войны пережил многомесячную осаду. Ленинградцы видели все: оружие, крохотные кусочки малосъедобного хлеба, отмороженные пальцы, валяющиеся на улицах трупы, которые не разлагались из-за сильных морозов.

– Это часто происходило во время войны, – сказал он, – в жизни приходится постоянно к чему-то приспосабливаться. А потом мужчины возвращались домой к своим женам и вели нормальную счастливую жизнь. По-моему, вы ко мне несправедливы.

– Несправедлива? А кто здесь говорит о справедливости или несправедливости? Всем вам, людям, живущим на Западе, свойственно обостренное чувство вины. Кстати, чаще всего напрасной.

– И между прочим, – продолжил Пол, – когда он и Сандра переехали жить поближе к нам, между нами тоже ничего не происходило. Роберт был человеком, обладающим большой сексуальной энергией. В отличие от меня. Да, мы были близкими друзьями, но теперь у каждого из нас была жена и, следовательно, сексуальные обязательства.

– Да, – проговорила доктор Лазуркина с истинно английским сарказмом. – Сексуальные обязательства. Вы, англичане, все-таки здорово отличаетесь от нас, русских. Очевидно, гомосексуальные отношения с вашим другом имели более важное значение, чем все ваши последующие связи. – Пол промолчал. – Большая сексуальная энергия, – повторила она, заглянув в свои записи. – Хорошее выражение. А вы, наверное, испытываете одновременно гордость и вину за то, что научили вашего друга столь многому.

– Я вас не понимаю, – удивился Пол.

– Ладно, ничего, – отмахнулась она. Собрав свои записи и прихватив подарки для Белинды, она встала. – Однако все это чрезвычайно любопытно. А самое интересное – так близко столкнуться с западным образом жизни. Подумать только, инцест, связь мужчины с мужчиной, женщины с женщиной. Скорее всего, вы стремитесь к вымиранию. У нас все по-другому. Что ж, еще увидимся.

– А когда я смогу повидать Белинду?

– Вам придется немного потерпеть. Думаю, через два-три дня. Не сомневаюсь, вы найдете чем заняться в Ленинграде.

Но Пол решил отложить поиски развлечений на неопределенное время. Оставшуюся часть дня он целеустремленно пил. Сначала он присоединился к длинной очереди мужчин, стоящей перед уличным ларьком, в котором торговали пивом. Затем он обнаружил несколько очаровательно грязных подвальчиков, в которых можно было выпить шампанское и русский коньяк. Он посетил их все. Полу необходимо было расслабиться, справиться с шоком. Он пытался себя убедить, что не является гомосексуалистом, проверяя свою реакцию на привлекательных молодых людях обоего пола, пробегавших мимо него по улице. Он был совершенно уверен, что чувствует больше интереса к девушкам, чем к юношам.

Будучи изрядно навеселе, Пол отправился в кинотеатр «Баррикада» на Невском проспекте. Зал был битком набит представителями пролетариата. Насколько он понял, фильм повествовал о счастливой паре молодоженов-метеорологов, которые жили где-то в сибирской глуши. Радостно улыбаясь, они бежали с работы домой на лыжах, чтобы послушать очередное постановление партии и правительства, транслировавшееся по московскому радио. Еще в этом фильме маленький мальчик, судя по всему чей-то сын, пел торжественную песню о красной звезде, которая сияет над всеми.

Пол старательно таращился на заснеженные пейзажи и думал о своем. О чем думали остальные, сказать было сложно. Утомившись от обилия снега на экране, Пол слегка прикрыл глаза и начал дремать. Но неожиданно сквозь неплотно прикрытые веки он увидел на экране удивительно знакомую картину, и весь сон как рукой сняло. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он имеет счастье лицезреть свою собственную физиономию, демонстрирующую в открытой улыбке полный комплект белых зубов. Его успели заснять, когда он торопился за своим багажом в здание вокзала. Присмотревшись, он узнал еще несколько знакомых лиц. Советские музыканты. Пол не понял, что говорит о нем комментатор за кадром, но, очевидно, это было что-то веселое, поскольку в зале засмеялись.

– Заткнись, – сказал он сидящему рядом мужчине, – нечего надо мной смеяться. Я – Пол Диннефорд Хасси, английский турист. Моя жена заболела, она в больнице. Поэтому заткнись.

Выслушав иностранную речь, сосед Пола добродушно хмыкнул. В этой стране пьяных не обижали.