"Цветы на камнях" - читать интересную книгу автора (Байбара Сергей)

Глава 14. Комплексы неполноценности

Две бронемашины «Кобра» неслись по разрушенной дороге на север, по направлению к Цихиджвари. В первой ехали офицеры связи, во второй — сам Бека. Позади них рассекала пыль и песок БРДМ-2 еще советского производства. Беке не хотелось снаряжать с собой эскорт, как падишаху, но таковы были требования безопасности. Даже в тылу на горных дорогах невозможно было застраховаться на сто процентов от нападения вражеских диверсантов, разбойников, бродяг и других обитателей опустевших земель.

Хоть и была вторая половина дня, у Беки слипались глаза. Он глотнул воды из фляги, сжал ладонями виски, попробовал растереть их. Всю ночь почти не спал. Нет, сегодня, когда закончатся переговоры, он попросит у Генерала какую-нибудь закрытую комнатенку в дальнем углу, хоть на чердаке, хоть в подвале, хоть на голых досках — и будет спать часов десять!

Иоселиани догадывался о теме предстоящих переговоров со звиадистами. Дней пять назад их патруль наткнулся на разведгруппу звиадистов, шлявшуюся у них по тылам. Группу нейтрализовали, одного бойца взяли в плен, потеряв одного своего. А когда пленного приволокли в штаб, выяснилось что это сынок одного из звиадистских начальников не самой последней масти. Молодец папаша, не прячет сыночка под теплым крылышком! Только Беке было наплевать, кто чей сын. Для него этот сопляк был всего лишь плененным врагом, из-за которого погиб один из его бойцов. Двое суток из пленного выбивали, выжигали и выдирали нужную информацию. И вот теперь такой оборот. Скорее всего, папаша предложит им молочные реки с кисельными берегами, чтобы вызволить своего сыночка. Ну, у Иоселиани на это, как и на многое другое, свое мнение, и он обязательно выскажет его Генералу. А тот пусть решает…

Но с другой стороны Бека мог понять своего врага. У него у самого четырнадцатилетний сын, Георгий, служил наравне со всеми в Бакуриани. Причем, сам Иоселиани тайно попросил местного командира, чтобы с парнем обращались построже. Если он сын Беки Иоселиани — с него и спрос больше. Бека, поморщившись, вспомнил, как к нему перед самым отъездом прибежала его жена, Темрико. Передала еду и буквально бросилась в ноги, умоляя похлопотать за сына, вытащить его из Бакуриани, где шли упорные бои. Черт возьми, может его вообще в женское платье одеть и женщиной определить?! Пусть Георгий растет настоящим воином, закаленным, сильным, яростным, а не бесполой размазней! Если ему и суждено погибнуть, (тут Бека перекрестился, поцеловал свой нательный крест), то пусть погибнет, как мужчина, как боец. Лучше мужчиной умереть, чем слизняком жить!

Бека помнил последнее предвоенное поколение, живущее в больших городах, молодых мужчин, юношей. Трусливые, тупые свиньи, жирные бараны, взращенные для бойни, кичащиеся своей непроходимой тупостью, отрекшиеся от заветов дедов и прадедов! Прячущиеся под юбками, под ширинками папаш и мамаш, носящих чуть ли не женскую одежду, кривляющиеся друг перед другом новыми дисками, крутыми машинами и дорогими мобильными телефонами! Не знающие цену куску хлеба, не знающие цену слова, дружбы. Высокомерная «золотая молодежь», травящая себя наркотиками, развращающая свои души, балуя в тепле и неге свои тела. Интересно, если бы они попали сейчас сюда, сколько бы они дней протянули бы здесь, в суровой пустыне, в непрекращающихся схватках с лютыми врагами, без опеки своих родителей?! И подыхали бы как черви, как свиньи, с воплями, с визгами, с просьбами о пощаде. Тупой, жалкий скот! Туда им и дорога!

Все-таки, как же хочется спать! Глаза Беки от жары и мягкой качки закрывались сами собой. Перед глазами поплыла пелена, и суровый командир погрузился в сладкую дремоту…

…С серого июльского неба шел страшный серый снег. Зеленые пышные кипарисы смотрелись трагикомично на фоне сереющего неба последних времен. Улицы бывшего курортного города Боржоми были забиты сигналящими машинами. Люди с узлами, с пакетами, с чемоданами, с рюкзаками бежали по направлению к вокзалу. В глазах был страх, животный ужас, слезы. Наступили сумерки, хотя было лишь два часа дня. Обычно яркий, расцвеченный огнями город погрузился в серую пелену. Темные громады гор срослись с серым, темнеющим небом, как стенка гроба срастается с крышкой с помощью гвоздей.

На перекрестках сталкивались машины. Люди по самым безобидным причинам вступали в драку, били. резали друг друга с невероятной жестокостью. На тротуарах уже валялись несколько трупов, горела разгромленная полицейская машина. Тело одного полицейского было брошено в канализационный люк, другого, еще живого толпа вешала на дереве. Слышалась стрельба, крики, грохот бьющихся витрин, детский плач…

Один молодой человек в рэпперском прикиде, глядя на столпотворение посреди площади, не спеша достал из спортивной сумки одноразовый гранатомет, приготовил его и выстрелил прямо в скопление машин.

Двое мальчишек и одна дечонка-«тиннейджер» избивали палкой пожилую женщину, годящуюся им в матери. В каком страшном сне это можно было представить раньше?!

Трое пожилых степенных мужчин затаскивали за задний двор кричащую, плачущую молодую девушку. Один уже стаскивал с нее блузку, двое других расстегивали джинсы.

Мир сошел с ума… А, может, ему просто нужен был повод?

Бека, молодой двадцатилетний парень, инструктор-альпинист, сидел в своей съемной квартире на сумках и баулах, не зная, что ему делать. Три часа назад на вокзал уехали его друзья, узнать, что с поездами. Бека остался охранять квартиру, сторожить вещи. Они уже знали, что мир сорвался в пропасть ядерной войны. Тбилиси уничтожен, Батуми и Поти сожжены. Телевидение перестало работать вчера, одновременно с сотовой связью. Почти на всех радиоволнах слышалось лишь унылое, страшное шипение. Где-то еще передавали последнюю сводку новостей, перечисляли названия уничтоженных городов. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Бонн, Рим, Москва, Варшава, Стамбул… Россия на пороге гибели тащила за собой своих убийц, всаживая свои ядерные копья в еще уцелевшие города и страны, захотевшие ее крови. Радийщики, корреспонденты рыдали в прямом эфире, забывали про все профессиональные привычки. Скоро и эти волны смолкнут навсегда…

Бека уже давно хотел уйти, но ждал своих друзей, не мог бросить их и спасаться в одиночку. Но сколько еще ждать? А может, ему уже некого ждать. Он старался не думать еще и о том, что творится в родной Сванетии.

Мысль о том, что его старики-родители быть может уже мертвы угнетала и, одновременно, злила Беку. За что?! Скорее всего, он никогда уже больше их не увидит. Не вскроет конверт с письмом, не наберет номер на мобильнике. Не обнимет счастливую мать, не услышит доброго и рассудительного голоса отца, не услышит небылиц деда. Из-за того, что Америка подралась с Россией. Будь они прокляты!!! Бека почти физически ощущал, как живая оболочка его сердца сгорает, оставляя лишь глиняную сердцевину, которая не может воспламениться.

Он смотрел из окна на творящееся внизу безумие. Это и есть конец человечества. Люди превращаются в животных, нет, хуже животных. А, может, это и есть настоящая человеческая сущность, без масок респектабельности, без дорогих одежд?!

На часах была уже половина второго. Иоселиани понял, что своих друзей он больше не дождется. Он вырвал страницу из модного глянцевого журнала, написал на белой поверхности где друзьям его искать, если они все же вернутся. Хотя, скорее всего, они не вернутся. Бека оставил записку на стол. Взял свой рюкзак, оделся потеплее. За окном температура уже упала до плюс десяти. Одел горные очки. Взял в руки ледоруб.

Выходя из подъезда Бека чуть не споткнулся о клубок тел, устроивших оргию прямо на грязном асфальте. «Поганые свиньи!» — подумал Бека, плюнул на них. Быстрым твердым шагом он шел по обезумевшей улице, кутаясь в шарф. Снег-то, скорее всего, радиоактивный. Скоро здесь будет второй Чернобыль. Да нет, Чернобыль, по сравнению с этим, раем покажется!

Свернув в один из переулков, Бека увидел, как двое молодчиков тащат в подъезд тринадцатилетнюю Темрико, его соседку, смешную девчонку с огромными глазами, как в мультфильмах анимэ. Как она-то здесь оказалась?! Тащили явно не за тем, чтобы о погоде побеседовать, — вон у того, лысого аж молния на брюках вздулась! Один рванул посильнее одежду рыдающей, зовущей на помощь девочки, послышался треск разрываемой материи. Клочья тоненького девчоночьего бельишка полетели на заплеванный асфальт.

Бека вновь почувствовал кипящую, поглощающую ярость, наполняющую его, как кувшин. Парни, увлеченные процессом, не обращали на него внимания, а зря…

Удар ледоруба вошел в череп первого насильника, как входит нож в арбуз. Второму Бека двинул под дых, оттолкнул на землю. Подобрал валявшийся на земле кусок арматуры и одним страшным ударом пробил скоту череп. А затем его рука, сжимающая железку, много раз поднималась и опускалась помимо воли своего хозяина, пока вся заполнившая душу ярость не успокоилась, не остыла. Пока голова ублюдка не превратилась в кровавое месиво.

Когда Бека пришел в себя и увидел плоды своей ярости, его с непривычки вырвало. Тяжело дыша, он усилием воли все же совладал с собой. Все, он спокоен! Его руки дрожали, но, — удивительно, — он был уже совершенно спокоен, как будто всю жизнь ждал этого момента, как будто готовился к нему и знал, что делать дальше.

— Эй, Темрико! — позвал он девочку. — Идти сможешь?…

— …Бека, проснись! — долетел до его сознания голос шофера. — Приехали!

Бека, протирая сонные глаза, огляделся. Сколько же он дремал? За бронестеклом у самого горизонта тянулась гряда гор с ледяными верхушками. Цихиджвари, господа!..

Цихиджвари, в отличие от других городков и селений срединной Грузии пострадал не сильно. Разрушенных домов здесь не было вообще. Все строения, даже опустевшие, содержались в хорошем состоянии. У границы селения начинались пшеничные поля, а в отдалении бродило стадо баранов под присмотром чабана. Здесь же размещался блок-пост. Шлагбаум, стрелки на позициях, держащие на всякий случай машины гостей под прицелом, станковый пулемет, — в общем, все как у людей! В отдалении стоял одинокий БТР-4 украинского производства. А бойцов на КПП сегодня что-то многовато! Здесь, там, там… Человек пятнадцать, не меньше!

Необходимые формальности заняли несколько минут. Дальше машины поехали к центру поселка. Было заметно, что ждали важных гостей, — патрули были усилены, через каждые тридцать метров им встречались вооруженные солдаты, ополченцы, пешие и конные. У многих при себе были противотанковые разовые гранатометы. На крыше дома, мимо которого проезжали броневики Иоселиани, всматривался в небо боец с «Иглой» на плече.

Машины остановились возле когда-то шикарного особняка за высоким кирпичным забором, возведенного здесь перед войной каким-то беспечным «хозяином жизни». У ворот прохаживались часовые с «калашами». Рядом уже стояли два «Динго». Ага, Мансур уже здесь. А вот и он. И Генерал, собственной персоной.

— Здравствуй, Бека, — поприветствовал его Мансур. Бека пожал ему руку, обнял, как брата, затем подошел к Генералу:

— Господин генерал, майор Иоселиани по вашему приказу…

— Да ладно тебе… Здравствуй! — генерал протянул ему свою широкую ладонь для рукопожатия.

После обычных вежливых вопросов о доме, семье, Генерал позвал их с собой:

— Ну, ладно, пока остальные собираются… Все доклады позже, — Он остановил Мансура, достающего из планшета какие-то бумаги. — Раз уж вы первые, хочу вам кое-что показать. Знаете, во времена моей курсантской юности мне приходилось бывать в Ленинграде. Есть там такой музей, — Кунсткамера. Там еще со времен Петра Первого собирали разные диковины, животных и людей — генетических уродцев. Мутантов, короче говоря. Я тут подумал, — а не открыть ли и мне свою кунсткамеру?

— Интересная мысль, — усмехнулся Мансур. — А экспонаты где брать будешь?

— Сходи в пустыню на ночь. Будет тебе «экспонатов» целый вагон! — усмехнулся Бека. — Генерал, ты это серьезно, или…

— «Или» — ответил тот. Они подошли к деревянному сараю, у которого стоял часовой. Генерал приказал отпереть дверь. Они зашли в сарай.

— Вот уже два первых экспоната готовы, — сказал Генерал. — Ну-ка, ребята, отодвинем эту заслонку.

Они втроем отодвинули увесистую заслонку, за которой открывался вход в погреб. Запах там стоял ужасный, — нечто среднее между запахом в общественном туалете и ароматами на скотобойне. Спустились по скрипучей лестнице в холодное подземелье, где на полу, среди огромных кусков льда лежало нечто…

Эти существа были очень высокими, — по два с половиной метра в высоту. Они имели невероятно худощавое телосложение, выглядели, как скелеты, обтянутые темно-красной кожей. Две руки и две ноги, которые правильнее было бы назвать лапами, непропорционально длинные, с громадными загнутыми когтями на каждом пальце. Головы их по форме напоминали человеческие, но лишенные волос и ресниц. Глаза узкие, глубоко посаженные, прикрытые прозрачной пленкой. Выдвинутые вперед нижние челюсти с острыми зубами, длинные заостренные носы, похожие на клювы. На затылке — роговое образование, наподобие воротника с расходящимися в разные стороны острыми рогами, торчащими из-за треугольных ушей. И в довершение — два перепончатых огромных крыла, метра по три в размахе. Наверное, недавно эти существа были неплохими воздухоплавателями. Сейчас они, бездыханные, лежали на холодном полу погреба. У обоих на груди выделялись по два пулевых отверстия.

— Новая форма мутации? — спросил Бека.

— Не знаю пока. Но эти красавцы прилетели к нам позавчера. Летели на высоте около километра, — говорил Генерал, зажимая платком нос. — Потом им, видимо, захотелось жрать, и они спикировали вниз, в поисках пищи. Их заинтересовала отара овец. Двух овец зарезали, хотели утащить, но тут чабан подоспел. Пристрелил их. Ну, так как твари необычные, я велел их сюда притащить. Завтра отправлю их в Боржоми, пусть там разбираются. У нас своих забот хватает. А у вас таких красавцев еще не было?

Полевые командиры отрицательно покачали головами.

— Ну, не удивляйтесь, если появятся, — сказал генерал. — Потом кашлянул, добавил, — Выходим отсюда, воняет нестерпимо.

— Будет много проблем, если их хватятся родственники, — сказал Мансур, пропуская Генерала вперед.

— Не должно быть, — сказал он. — Они тщедушные, хилые, весят по сорок-пятьдесят килограмм при своем-то росте. И две пули из «Калашникова» или «М-16» для них хватит за глаза. Если только они не прилетят стаей, особей в пятьдесят. Хотя летают неплохо.

— А я вчера слышал в разговоре, как кто-то из моих бойцов упоминал про крылатых демонов. Говорят, в Гори что-то подобное видели, — заметил Бека.

— Возможно, — согласился Генерал. — Хотя, Гори… Далековато… В общем, смотрите в оба. И бойцов поставьте в известность.

Когда они вернулись к особняку, возле него было «припарковано» уже шесть-семь бронемашин. БРДМ-2, три «Хаммера» и один БТР-80. Значит, все в сборе. И Зураб, и Важа, и Абели. Командиры всех направлений, всех узлов обороны. Все уже зашли в дом.

— Прошу прощения, господа, что не встретил вас лично, — обратился Генерал, когда они прошли в дом, где их уже ожидали прибывшие офицеры. — Не считайте это неуважением к вам. Обещаю сегодня компенсировать постыдный недостаток гостеприимства с моей стороны. Но все это будет позже. Прошу вас, господа (это уже было обращено к Беке и Мансуру), садитесь.

Бека и Мансур заняли свои места за овальным столом, чувствуя на себе недовольные взгляды. Если бы речь не шла о мужчинах, можно было бы сказать, — ревнивые. Уж не планирует ли Генерал в будущем назначить кого-то из них своим преемником, хотя они сделали для общего дела не больше других?! Сам Генерал уселся во главе стола. Степенная неторопливая мужская речь потекла вместе с табачным дымом вверх, повисая над потолком. Ждать оставалось недолго. Вторая половина большого стола была свободна. Там места «гостей».

Спустя пятнадцать минут в комнату вошел молодой офицер, сообщив, что делегация звиадистов уже прибыла, и ее следует ждать с минуты на минуту. Грузинские командиры обсуждали, что заставило звиадистов просить о перемирии. Может, «турки» поднажали на них, не добившись успеха на рубежах Союза? Или бандиты? Или наоборот, зная о том, что «турки» понесли тяжелые потери в боях под Читахеви, звиадисты хотят обезопасить один из своих флангов и нажать на пришельцев с юга, откусить у них пару-тройку деревень?

Вообще-то, движение сторонников Гамсахурдиа было ослаблено после смерти своего кумира и практически сошло на нет после того, как Саакашвили организовал торжественное перезахоронение, признав важную роль первого президента Грузии в истории страны. Это должно было стать символом примирения нации. Но после ядерной войны, когда под угрозой смерти на грузинские земли хлынул поток переселенцев из Армении, из выжженной русскими ракетами Турции, когда, пользуясь анархией и хаосом, власть в целых регионах захватывали бандитские главари и иностранные наемники, идеи Гамсахурдиа нашли благодатную почву и сторонников для возрождения. Люди, никогда не видевшие в глаза Звиада, почитали его чуть ли не как божьего пророка, пришедшего спасти многострадальную Грузию от многочисленных врагов.

И вот, наконец, в приемной послышались шаги. Речь Генерала и его «наместников» стихла, все внимательно смотрели на дверь.

Вошел сопровождающий офицер, который доложил, что звиадистская делегация прибыла и готова войти. Генерал молча кивнул.

И вот в кабинет вошли три офицера в грузинской летней полевой форме. Глава делегации — лысый седой усач со шрамом на лбу со знаками отличия полковника. Второй, — низкорослый брюнет лет тридцати с погонами капитана. Его голова была забинтована, левая рука, также перебинтованная, держалась на перевязи. Третий, лейтенант, двадцати пяти-тридцати лет был одет не в традиционный полевой камуфляж, а в черную форму, похожую на ту, какую носили охранники в супермаркетах до войны. Она дополнялась разгрузочным жилетом также черного цвета. Половина его лица была обезображена огнем и многочисленными рубцами. На груди со стороны сердца у лейтенанта был нашит золотистый значок, напоминавший молнию.

У всех на рукавах выделялись шевроны в виде черно-кизилового флага, дополненные цифровыми и буквенными обозначениями. От всех пахло едким солдатским одеколоном. Генерал поднялся со стула, сказал:

— Мы ждали вас, господа. Надеюсь, вы добрались хорошо, и проблем в поездке у вас не было?

Обычная дипломатическая вежливость. И союзные командиры, и звиадисты смотрели друг на друга с угрюмой нескрываемой злостью, подобно волкам из двух конкурирующих стай на спорной территории. Каждый был бы рад пожелать противнику скорой смерти. Но таковы обычаи…

Особенно злобен был взгляд израненного капитана. Он скользил по офицерам Союзам и, наткнувшись, на Беку и Мансура, начинал пламенеть лютой ненавистью. Не иначе, как этот капитан вчера лично командовал атакой на «линию Мансура» и его раны, — память от вчерашнего боя. Возможно пули, которые его настигли, — это пули лично Мансура или Беки.

Звиадистский полковник кашлянул и ответил глухим, сдавленным голосом:

— Благодарю за заботу, господин генерал. Мы добрались без проблем и никаких претензий к принимающей стороне не имеем. Я полковник Вооруженных Сил Великой Грузии Константин Гегечкори. Со мной капитан Качибадзе и лейтенант Джикия.

— Тогда прошу садиться…

Звиадисты заняли свои места с противоположной стороны. Все они были безоружны, — оружие сдали еще на границе. Это было необходимым условием. Сюда их везли с завязанными глазами. Гарантией безопасности звиадистских офицеров были заложники, переданные той стороне при пересечении границы.

Подобная практика была описана у писателя Марио Пьюзо в его романе «Крестный отец» и была введена в обиход, как только начались боевые действия Союза с внешними врагами. При необходимости переговоров противоборствующие стороны обменивались заложниками, на которых должно было пасть возмездие в случае нарушения одной из сторон обязательств. Как и в «Крестном отце» тут же появилось два горских нейтральных клана, для которых поставка заложников стала средством дохода. И точно так же как и в Америке сороковых годов, кланы эти отличались верностью старым обычаям кровной мести и готовы были начать войну с любой стороной, ставшей виновницей гибели их родичей.

— Итак, господа, не будем терять время, — сказал Генерал. — Ваша сторона была инициатором переговоров, и мы ждем ваших предложений.

— Прежде всего, — начал полковник Гегечкори, — хочу сказать, что нам известно о позавчерашнем бое с «турецкими» захватчиками у Читахеви. Как военный человек не могу не выразить своего восхищения победе над нашим общем врагом.

«Ага. Король в восхищении, королева в восхищении!» — подумал Бека. — «А то, что в тот же день его войска нанесли удар по Мансуру, чтобы мы не дай бог помощь от него не получили, у него не вызывает восхищения?!»

— Мы благодарны вам за ваши слова, — сдержанно ответил Генерал. — Вы очень хорошо сказали. Однако прошу вас ближе к делу.

— Пожалуйста… — кивнул полковник. — У нас есть к вам два взаимовыгодных предложения, и мы надеемся, что вы их примете.

— Слушаем вас.

— Итак. Во-первых, мы уполномочены предложить вам объявить временное перемирие. На пять суток, — сказал почитатель первого президента Грузии.

— Очень интересно… С какой целью вы хотите заключить перемирие? — поинтересовался Генерал.

— Мы хотим сосредоточить все наши силы против «турецких» отрядов, так как сейчас они переживают серьезный кризис. У «турок» сейчас перебои со снабжением, — сообщил Гегечкори. — После поражения под Читахеви в их среде назрел раскол. Часть мусульман хочет уйти на юго-восток, к старой границей. Этой информацией мы также готовы поделиться с вами в знак доброй воли.

— Очень ценная информация, — сказал Генерал, то ли с сарказмом, то ли всерьез. — У вас, я так понимаю, есть еще предложения?

— Да, есть. По поводу перемирия, — мы готовы предоставить вам около двух сотен литров горючего. Если хотите, в качестве оплаты. Теперь по поводу нашего второго предложения… Мы знаем, что около недели назад вы захватили нашу разведывательную группу. У вас находятся несколько пленных, в том числе, лейтенант армии Великой Грузии Гогиа Гегечкори. Предположительно, он находится в расположении некоего Иоселиани.

— Майора Иоселиани, — уточнил Бека, оскалив зубы.

— Майор, — спросил звиадист Иоелиани. — У вас ведь содержится пленный лейтенат?

— Возможно, да, а, возможно нет, — ответил Бека.

— Полковник, — прервал его Генерал. — Лейтенант Гегечкори, — это ваш сын?

— Какое это имеет значение?

— И все же…

— Да, — выдохнул полковник. — Однако мне он нужен не как сын, а как офицер армии. Мы не настаиваем на освобождении остальных пленных. Но за лейтенанта мы готовы заплатить значительный выкуп.

«А у меня больше никого и нет, к сожалению. А его папашу я явно переоценил» — подумал Бека. Он встал и, глядя в глаза полковнику, резко сказал:

— Очень демократично и очень честно. Ваш сын непременно должен быть освобожден, а что будет с остальными — плевать! Царь Ираклий в свое время поступил по-другому.

— И даже ненавистный вам Иосиф Джугашвили не стал спасать сына вопреки интересам Родины, — добавил толстяк Важа. — Или уж, вопреки интересам своего дела.

— Перестаньте! — гневно крикнул полковник. — Я не настаиваю на этой сделке. К тому же я не прошу вернуть его недаром! Мой сын — это не только мой сын. Это сын новой Грузии! Человек, который готов возродить нашу Отчизну из руин. Человек, которому неведомы комплексы неполноценности предыдущих поколений! Ваши комплексы, господа либералы!

— Какие же комплексы неведомы ему, господин полковник?! — усмехнувшись, спросил Генерал. — Удовлетворите наше любопытство.

— Тысячу лет существует наш народ. И тысячи лет он вынужден вести войну с захватчиками. Сколько приходило чужеземцев на нашу землю?! Римляне, арабы, персы, османы, русские, американцы! И всегда находились мудрецы, которые предлагали согнуть спину перед одним господином, чтобы не стать рабом другого! Но никому не приходило в голову, что Грузия не должна искать покровительства у сильного соседа, что она сама должна распрямиться в полный рост! Сколько я слышал предложений о том, что надо прослушать эфир, отправить разведку, поискать выживших. Чтобы посмотреть, живы ли старые покровители! Живы еще, или уже подохли?! Об этом говорил сам Звиад, и я считаю, что он был прав на сто процентов! Его послал на землю сам Господь, чтобы научить грузин жить свободно.

— Вы обожествили Звиада Гамсухурдиа? — удивленно всплеснул руками Генерал. — А ведь он был всего лишь одним из политических дельцов того времени. И, честно говоря, не самым лучшим.

— Вы говорите чушь! — разозлился полковник. — Кто из последующих правителей Грузии мог хотя бы приблизиться к Звиаду в стремлениях освободить народ?! Он первым захотел сделать грузин свободными! Кого можно сравнить с ним?! Прокремлевского старого паралитика, который не успевал разгибаться, кланяясь поочередно и Москве, и Вашингтону?! Или истеричного мальчишку, положившего Грузию под Америку? Или недо****ную стерву, для которой вообще грузинского народа как бы не существовало?! Согласитесь, что все следующие правители, плясавшие на костях Звиада, были врагами грузинского народа!

— Вы можете запудрить мозги молодым, — продолжал Генерал. — Но не старикам. Я отлично помню и советские времена, и Гамсахурдиа, и Шеварднадзе, и Саакашвили. Я, будучи молодым, стоял в восемьдесят девятом году на площади в Тбилиси в числе прочих демонстрантов, требовавших независимость для Грузии. Меня также били дубинками ОМОНовцы. И лишь теперь я понимаю, что не в то время и не в том качестве произошло освобождение нашей страны. Которое и освобождением-то назвать было нельзя.

— Вот вы и обнажили свой комплекс, генерал, — зло улыбнулся полковник. — Вы сожалеете, что Грузия сбросила русских угнетателей?

— Я сожалею, что после этого Грузия превратилась в проходной двор для разного рода прохвостов, — резко ответил Генерал. — А что касается угнетателей… Ни для кого не секрет, что в Советском Союзе жизнь грузина была и богаче, и спокойнее, и сытнее, чем во времена свободы…

— Что для вас лучше, быть свободным и голодным, или сытым рабом? — прервал его Гегечкори. — Для нас ответ очевиден.

— Не перебивайте меня, Гегечкори, — нахмурился Генерал. — Я вас старше и по возрасту, и по званию. Вы не дослушали меня, а зря. Когда Грузия стала свободной, она получила в свое распоряжение все богатства, оставшиеся от СССР. Порты, заводы, дороги, курорты, научные центры. Если ваш Звиад был таким радетелем за народ, почему он не использовал все это во благо Грузии?! Он был у власти до девяносто третьего года! Почему же при нем свободная Грузия не стала второй Швейцарией?! Ведь у нас было все для этого?! И тогда и Абхазия, и Осетия приползли бы к нам сами, как миленькие! Но вместо этого началась война! Начались перебои с продовольствием, отключение света и тепла! Началась межнациональная грызня в цветущих городах. А где советская инфрастуктура?! Все было разбито, заброшено, разворовано!

— Звиад не успел сделать многого, — вступился за своего «пророка» Гегечкори. — Вы знаете, сколько у него было врагов. И внутренних, и, прежде всего, внешний враг.

— Намекаете на Россию? — спросил Генерал. — Тогда Россия ничего не могла, даже защитить своих граждан. Вспомните, полковник, баржи и корабли с русскими и украинцами, которые наши самолеты топили в Абхазии. Убивать беззащитных людей, которые приехали на курорт по профсоюзной путевке, — это, несомненно, подвиг!

— Звиад изгонял чужаков с нашей земли! — опроверг полковник. — Или вы забыли, на что способны русские? Вы забыли августовскую войну 2008 года?! Вы, в конце концов, забыли, что сделали с планетой русские бомбы?!

— Я убежден, что ваш Звиад сделал для Грузии ничуть не больше, чем последующие заправилы, — заявил Генерал. — А, если конкретнее, ничего! То, что вы называете священной борьбой Звиада с его врагами за будущее Грузии, мы называем просто грызней политических деляг за право распоряжаться бывшим советским наследством, за право разворовывать и распродавать его!

— Вы все заражены вирусом неверия, — недовольно покачал головой полковник. — Но молодым нужен герой. Молодым нужна цель. Даже если Звиад и не был идеальным, пусть в нашей памяти он будет полубогом! Новым поколениям не будет вреда от такой веры. Ничего, кроме пользы!

Эта реплика не вызвала ничего, кроме ехидного смешка. Генерал недовольно перевел взгляд на рыжего Зураба, который страдальчески зажимал нос, чтобы не рассмеяться в полный голос. Положение выправил Бека:

— Скажите, полковник. Как давно вы являетесь союзниками турецких захватчиков?

— Иоселиани, вы бредите?! — скривился Гегечкори. — Турецкие захватчики для нас смертельные враги. Они враги Грузии, враги Православия.

— Очень хорошо, — скривился Иоселиани, как от зубной боли. — Вчера мы отбили нападение «турок», самое сильное за последние три месяца. Отбили с трудом. Вчера погибло и было ранено … много наших бойцов. Погибли измученные несчастные люди, мирные жители Двири, за которыми эти скоты прятались, как за щитами! В наших окопах сражались грузины, американцы, азербайджанцы, армяне, езиды, сваны, даргинцы. Все они дрались храбро, как львы, проливая свою кровь за Грузию. Но снять с южного направления людей в помощь Читахеви я не могу, потому что там наступаете вы!!! Получается, что грузин под крестовым флагом, истекая кровью, сражается с турками, но помощи ему ждать нельзя, так как на юге на него нападает другой грузин под черно-кизиловым флагом.

— Мы не ведем переговоры с «турками», — заявил полковник. — Но мы не видим причин, по которым мы можем считать вас союзниками. Вы все также подчиняетесь чужеземцам. Вами командуют либо американцы, либо их бывшие ставленники. Вы выполняете их волю и служите их интересам.

— Мы защищаем свое право жить на своей земле, говорить на родном языке и обрабатывать родную землю! — отрезал Зураб.

— Мы, представьте себе, желаем того же! — побагровел Гегечкори. — Но по странному стечению обстоятельств вы не с нами! А, следовательно, против нас!

— Не потому ли, что ваши сказки по поводу «Божьего вождя» на нас не действуют?! — спросил Абели.

— Господа, мы слишком увлеклись политическими спорами и отклонились от цели, — поспешил успокоить оппонентов звиадистский лейтенант с изуродованным лицом. — Предлагаю вернуться к главным темам.

— По пленному лейтенанту, — сказал Генерал. — Вы говорили о выкупе? Что вы можете предложить за жизнь вашего офицера?

— Мы готовы передать вам две бурильные передвижные установки для артезианских скважин, — перевел дух Гегечкори. — Плюс десять крупнокалиберных пулеметов с полным боекомплектом. Плюс десяток противопехотных мин и комплекты продовольствия. Но передача должна быть осуществлена максимум через два дня.

— Господа, что вы скажете? — обратился Генерал к своим «наместникам».

Решение принимали голосованием. У Генерала было два голоса, у полевых командиров — по одному. Причину объяснять было не обязательно.

— Бека? Ты его изловил, тебе и начинать.

— Против. Однозначно.

— Мансур?

— Против. Не годится отпускать офицера.

— Зураб?

— За. Только с тем условием, если та сторона прибавит к выкупу горючее.

— Важа?

— При условии бурильных установок — за.

— Абели?

— За. При учете продовольствия. Ваш голос, Генерал.

— В таком случае… Мои два голоса — за. — Генерал встал из-за стола. — Итак господа, — обратился он к звиадистам, — ваша первая просьба будет, вероятно, удовлетворена. Но реально передачу мы сможем провести не раньше, чем через пять дней. Вам, вероятно, также потребуется время.

— Слишком долго, — нахмурился полковник. — За это время размер выкупа мы имеем право уменьшить.

— Хотите, чтобы я провел новое голосование?

— Нет… — Полковник посмотрел в пол. — В таком случае я прошу, чтобы мой офицер имел возможность удостовериться, что мой…, что лейтенант Гегечкори жив и здоров. В противном случае весь этот разговор не имеет смысла.

— Мы подумаем над этим, — сказал Генерал. — Теперь, второй вопрос. Пятидневное перемирие… Господа, ваше мнение? Мансур?

— Против.

— Важа?

— Против. Нельзя давать врагу ни минуты передышки.

— Абели?

— Против. Хуже войны может быть только перемирие. Оно расхолаживает воинов.

— Бека?

— Против. Согласен с Абели.

— Мои голоса, — за, — сказал Генерал. — Но большинство решило иначе. Итак, господа, в предложении о перемирии на нашем участке вам отказано. Перемирие будет носить кратковременный характер лишь в день передачи пленного.

Звиадисты встали. Все, вопрос был решен. По крайней мере, папаша Гегечкори скоро увидит своего сыночка. Если только Бека не перестарается при допросе. Полковник устало протер глаза тыльной стороной ладони. Звиадисты, переговариваясь, покинули кабинет. Генерал облегченно вздохнул, достал из кармана сигарету.

— Ну как вам этот деятель? — спросил он своих подчиненных.

— Фанатик до мозга костей, — сказал Абели.

— Дерьмо, — высказал свое мнение Бека.

— Хитрый лис. — Таково было мнение Зураба.

— Хорошо… Господа, я хочу кое-что показать вам. Вы должны поставить в известность своих бойцов, что подобные существа могут рано или поздно появиться и у них. — Генерал открыл окно. В прокуренный кабинет рванулся поток свежего вечернего воздуха. — Бека, Мансур, вы мои экспонаты уже видели. Если не хотите почуять этот дивный аромат еще раз, направляйтесь к моей фазенде. Ждите нас там, чувствуйте себя, как дома.

Генерал в сопровождении трех командиров направился к тому же сараю, рассказывая им про курсантскую молодость, Ленинград и Кунсткамеру. Ветерок гнал по небу плотные облака. Никак дождь будет? Звиадисты уже уехали, и офицеры потихоньку разводили своих солдат.

— Послушай, Бека, — Мансур достал из портсигара уже шестую самокрутку, предложил Беке. — Я бы на месте этого полковника из кожи вон вылез, но добился бы определенных успехов у Бакуриани. Ты меня понимаешь?

Бека едва заметно кивнул:

— Понимаю. Но я ему такой радости не доставлю. При любом раскладе.