Роберт Рид Куколка

1

Космический корабль имел много имен.

Для Наставников это был «2018СС» — безликое название, данное нехитрому миру из льда и холодных смол, давным-давно выпотрошенному, а потом получившему двигатель и ответственное задание — унести подальше уцелевших в бесславной войне, преисполненных благодарности за свое спасение.

Среди пассажиров, как людей, так и многих прочих, он именовался торжественнее: в его честь раздавались восклицания, клекот, низкий рокот; некоторые варианты имени имели не звуковое, а только световое обозначение, некоторые были сладкими феромонами, не поддающимися переложению на язык слов и звуков.

Фукианы, вид, не способный к образному мышлению, величали корабль «Великим-Гнездом-в-Черной-Земле» — почтительное название, подразумевающее достаток, безопасность, довольство.

Мухианы, похожие на китов, воспевали «Великий Ус».

Но как бы ни звучали бесчисленные имена, значили они всегда одно и то же — «Дом». А также «Утроба», «Яйцо», «Спасение».

Два совершенно разных существа, вскормленных во младенчестве молоком, на своих совершенно не похожих языках называли его «Материнская Грудь», а некое создание с клювом и перьями по родственной логике любовно клекотало о «Зеленой Материнской Отрыжке».

Люди тоже называли корабль по-разному, что было с их стороны вполне естественно. Они изготовили и сам корабль, и Наставников и вдвое превосходили численностью любой другой вид, его населявший. Между собой они именовали корабль и «Паутиной», и «Гнездом», и «Надеждой», и «Ковчегом», и «Небожителем», и «Скитальцем». Во время церемониалов, когда надлежало отдать дань традиции, корабль превращался в «Рай» или в «Эдем», а то и в трепетное «Царство Небесное».

Последнее ко многому обязывало. Ведь если ты допущен в Царство Небесное, то логично предположить, что все прочие места во Вселенной имеют изъяны, нехороши и нечисты.

А если ты дотянулся до такого совершенства, то не требуется ли совершенство и от тебя самого? И не время от времени, не по большому случаю, а всегда, каждодневно, с первого глотка материнского молока или зеленой отрыжки до последнего твоего счастливого вздоха?

«Паутина» был по всем меркам огромным кораблем. Особенно с точки зрения маленькой девочки, которую на каждом шагу ожидали невероятные чудеса.

Сарри появилась на свет в одном из старейших человеческих отсеков — в колонии полеводов, охотников и дельцов. Из своей комнаты для игр она могла наблюдать весь отсек — вращающийся с целью поддержания искусственной гравитации цилиндр, где вольготно располагались несколько зазубренных гор и небольшое неспокойное море. То была прекрасная родина для окрыленного гения. Приемные родители Сарри были умны и степенны, а союз их признавали безоблачно счастливым. В сердцах благополучных лавочников находилось место и для этого любовно вылепленного ребенка. С момента зачатия развитие девочки протекало под строжайшим наблюдением, подвергалось искусной коррекции; ее безупречная генетика обогащалась благодаря мирной атмосфере деревни, где все было направлено на то, чтобы она спокойно приблизилась к осуществлению главной цели, ради которой ей дали жизнь. Ей надлежало стать Голосом.

Сарри заговорила задолго до того как научилась ходить. Ей еще не исполнилось двух лет, а она уже умела поддерживать настоящий взрослый разговор. Всего четырех лет от роду она написала небольшой роман — пустяковый, конечно, но зато удививший всех очаровательными находками. Позже она изобрела особый язык, на котором написала второй роман, и обучила этому языку свою лучшую подружку — девочку старше ее и выше ростом, несравненную красавицу по имени Лильке. Лильке проштудировала опус от корки до корки и воскликнула: «Прелесть!» Однако Голосу, каковым должна была стать Сарри, дано распознавать ложь и ее мотивы; Сарри простила свою лучшую подругу: ведь то была ложь во благо.

Наставники управляли «Паутиной» легчайшими прикосновениями. Обычно они не вторгались в жилые отсеки, не считая нужным вмешиваться в течение органической жизни. Однако один из Наставников завел привычку навещать Сарри. Звали его Эджи. Из вежливости он принимал человеческое обличье и выглядел как старый мудрец, правда, от него пахло свежей резиной, с загорелого безволосого лица не сходила улыбка, а огромные черные глаза горели сами по себе при любом освещении, хотя и были наделены способностью моргать для вящей иллюзии принадлежности их хозяина к человеческой породе.

Этот ребенок вызывал у него особый интерес. Родители Сарри испытывали законную гордость и просили девочку хорошо себя вести в его присутствии — будто она когда-либо вела себя плохо! — внимать речам, задавать разумные вопросы и давать быстрые, исчерпывающие ответы.

Когда Сарри исполнилось пятнадцать лет, Эджи принес ей толстый альбом, полный бабочек.

— Выбери одну, — предложил он ровным, сухим голосом. — Любую, какую хочешь. Выбирай!

— А зачем? — спросила она.

— Я ее для тебя создам, — был ответ. — Тебе интересно?

Сарри не смогла сосчитать бабочек: казалось, у альбома нет конца. Добравшись все же до последней страницы, девочка вернулась к началу и обнаружила новых бабочек. Каждая стадия их жизненного цикла была представлена объемно, чаще в натуральную величину, с обозначениями на всех языках, бытовавших на корабле. Юный Голос понимал почти все звуковые комментарии. Некоторые из бабочек были обитательницами исчезнувшей Земли, но большинство имели иное происхождение: их отличало нечетное число ножек или глаз, что говорило о серьезных генетических изменениях. Лильке готовилась стать генетиком, и Сарри задумалась, какие вопросы можно было бы задать подруге. Возникла пауза, которую прервал Эджи:

— Ну, какую ты выбираешь?

Девочка испуганно моргнула, перевернула мягкую пластиковую страницу и ткнула наугад. Палец попал в небольшую, довольно красивую, но достаточно заурядную бабочку. Тем не менее Наставник был поражен ее выбором. Его хрустальные глаза расширились и округлились, на тонких губах появилась улыбка, и он изрек:

— Отличный выбор!

Его теплые руки, пахнущие резиной, забрали книгу. Он уже повернулся, собираясь уйти.

Сарри выждала столько, на сколько хватило сил, то есть не более пяти секунд, а потом выпалила:

— Когда я смогу посмотреть бабочку?

Эджи был насмешником. Оглянувшись через плечо, он улыбнулся. Сарри услышала комбинацию звуков, долженствующих изобразить смех. Потом прозвучал сухой голос:

— Чтобы хорошо получилось даже такое маленькое создание, как бабочка, требуется немного времени. Разве ты еще не усвоила это, дитя мое?

«Немного времени» у Наставников может означать и несколько дней, и целую вечность. Однако девочка слишком занята, слишком счастлива, чтобы жить только ожиданием обещанных даров.

Три недели пронеслись, как одно мгновение. Уроки языков чередовались с познанием наук и славной истории «Паутины». Голос должен был стать экспертом в области не менее двадцати дисциплин. Именно поэтому такие люди редки, а их обучение так сурово. В один прекрасный день по прошествии тридцати — сорока лет Сарри возглавит отряд исследователей, который направится к одному из ближних солнц. Если отряд обнаружит разумную жизнь, ее долг и почетная обязанность будут состоять в том, чтобы установить контакт с представителями цивилизации, расшифровав мозговую деятельность неведомых существ. Если существа окажутся этого достойны, она попробует побудить их примкнуть к отряду, внушив им стремление оказаться на «Паутине».

Сарри нравилось учиться; поэтому когда однажды наставник закончил лекцию раньше срока, она испытала разочарование, даже немного рассердилась. Наставник, между тем, велел ей прийти в уединенную долину, причем в одиночестве.

— Нет, — предупредил он ее, — Лильке не приглашена.

Девочка, разумеется, послушалась и прибежала в условленное место. Там ее ждал Эджи. Он стоял на открытой поляне, на нем было зелено-черное одеяние, на лице застыла вечная улыбка. Деревья вокруг были увешаны драгоценными камнями, переливавшимися в лучах искусственного солнца. Камни при ближайшем рассмотрении оказались коконами, готовыми дать новую жизнь. Эджи не удостоил их внимания. Целый час он придирчиво экзаменовал Голос. Тем временем потеплело, коконы утратили прежний блеск и стали по очереди раскрываться. Увидевшие свет бабочки были одинаковыми, чуть больше ладони Сарри, с белыми глазками, изумрудными крылышками, окаймленными черной полоской. Казалось, среди лета начался листопад, в ушах Сарри стоял сухой шелест крылышек, громоподобный и одновременно вкрадчивый.

Создания носились, кружились в воздухе, но их запасы энергии быстро иссякли. Самые резвые упали на землю первыми, за ними последовали флегматики; в течение нескольких минут танец прекратился. Сарри, как завороженная, наблюдала за этим зрелищем, мысленно слагая о нем стихи.

Эджи был счастлив, насколько это доступно Наставнику.

Потом он объяснил девочке, что выбранный ею вид уже полмиллиона лет не расправлял крылышек.

Сарри была поражена услышанным.

— Скажи мне, дитя мое, как ты поступишь при встрече с чужими? — задал неожиданный вопрос Эджи.

— Поманю их души, — заученно отчеканила она. — Приоткрою им заботливый лик «Паутины».

— Сколько Голосов проходят сейчас обучение?

Она слыхала о нескольких сотнях. По одному Голосу на каждый вид органической жизни, присутствующий на корабле.

— Но среди них ты, возможно, наилучший Голос.

Это было невероятное признание. Сарри было всего пятнадцать лет, ее таланты еще не успели сформироваться.

— Я люблю людей, — признался Эджи. — Больше, чем любую другую органику.

— Почему? — шепотом спросила она.

Он пригладил редкие искусственные волосы.

— Меня породил человеческий гений. Ему я обязан своим существованием. Он же поставил передо мной благородную задачу. Когда я принимаю такой облик, то этим превозношу тебя и весь твой вид.

Сарри кивала, впитывая каждый звук, все мельчайшие интонации.

— Я живу на «2018СС» со времени его создания. Сколько мне в таком случае лет?

Она знала ответ: несколько миллионов.

— Если бы я смог стать органической формой, то предпочел бы быть человеком. — Еще одно поразительное высказывание. Однако он поспешил продолжить: — Представь себе, дитя, что ты способна стать особью иного вида. Не в абстрактном смысле, как это пытаются делать Голоса, а по-настоящему, из плоти и крови. Кому бы ты отдала предпочтение?

Она нагнулась и осторожно подняла умирающую бабочку. Та была вся в пыльце, тельце оказалось на удивление теплым и совершенно невесомым; ее хоботок был приспособлен к питанию нектаром из диковинных, давно вымерших, как и она сама, цветов. Бабочка пискнула и выпустила в Сарри ароматное облачко.

— Вот ей, — ответила Сарри, поскольку ничто другое не пришло ей в голову.

Лицо Наставника выразило сомнение.

— Почему, детка?

— Она так красива...

— Неправда. Ты солгала мне. — В его тоне не было раздражения, но в глазах горел огонь. — Я тебя знаю, Сарри. Я тебя знаю гораздо лучше, чем ты сама знаешь себя. Сейчас ты мне солгала. Во-первых, эти цвета — не из твоих любимых. — Он взял у нее трупик. — Bo-вторых, велика ли ценность превращения в красивое существо? Этот вид спал в нашей «библиотеке» на протяжении пятисот тысячелетий, ненужный и забытый, и оставался бы таковым до скончания века, если бы не твоя воля.

Он выпустил бабочку из пальцев. Оба наблюдали, как она медленно падает, вращаясь на лету, словно бумажный пропеллер.

— Ты — именно та, кем тебе следует стать, Сарри. — Мудрые, вечные глаза улыбались, между губами появился розовый кончик языка. — Вселенная полна красивых и недолговечных вещей, как вот эти бабочки. Разнообразие их огромно, и все они ничтожны. Но редкий талант — например, гениальность Голоса — это то, что способно возрождаться бесконечно.

— Я не хотела обманывать, — прошептала девочка, желая защититься.

— Еще как хотела! — Эджи засмеялся, и это сгладило неловкость. — Твои мысли я тоже знаю. Знаю, кем бы тебе на самом деле хотелось стать.

Она молчала.

— Наставником, конечно.

— Нет! — возмутилась она.

— Не спорь. Ты завидуешь нашему бессмертию. Ты лежишь ночами без сна, мечтая о всеведении. — Он помолчал. — Если дать тебе волю, ты бы захотела стать главной на нашем корабле. Этого желает любой человек. Такова ваша натура.

Он был прав. В глубине души Сарри теснились темные желания, которые она скрывала от всех, в том числе от самой себя... Под грузом стыда и страха она внезапно потеряла равновесие и упала. Мертвые бабочки залепили ей лицо, грозя удушить. Теплые неживые руки снова поставили ее на ноги, теплые бессмертные слова заверили, что ей нечего переживать: все обстоит отлично, и какие бы мысли ни бродили в ее детской головке, ее любят и всегда будут любить...