"Охота на лис" - читать интересную книгу автора (Уолтерс Майнет)

Глава 16

На сей раз в ключах не было никакой необходимости — Лис с давних пор знал привычки полковника. Уходя из дому, старик никогда не забывал закрыть парадную и заднюю двери, но редко запирал террасу. Как только Джеймс и его гости скрылись в лесу, всего несколько секунд потребовалось Лису, чтобы добежать до Особняка и проникнуть в гостиную. Мгновение он стоял неподвижно, прислушиваясь к гнетущей тишине. После морозного холода на улице жара в натопленной комнате казалась невыносимой, и Лису, которого начал прошибать пот, пришлось сбросить капюшон и развязать шарф.

Однако это мало помогло — кровь молотом стучала в висках, пот струился изо всех пор. Он ухватился за спинку кресла, чтобы удержаться на ногах. Психическое заболевание, говорила сучка, но, возможно, ребенок прав. Может быть, у алопеции и у странной, ничем не мотивированной дрожи одна и та же физическая причина. Как бы то ни было, с каждым днем ему становилось все хуже. Лис обеими руками ухватился за кожаное кресло, ожидая, пока пройдет приступ слабости. Он никогда никого на свете не боялся, но вот теперь впервые к нему в сердце коварной змеей вполз страх — страх, что он болен раком.

Дик Уэлдон был не в настроении защищать жену. Сын угостил его вином (вообще-то Дик был не слишком охоч до спиртного), он стал как-то особенно воинствен, и воинственность эту еще больше усилил пересказ Белиндой основных моментов телефонного разговора с Прю, пока Джек готовил обед.

— Мне действительно очень жаль, Дик, — сказала Белинда. — Не следовало мне выходить из себя, но я просто теряю контроль, когда она начинает обвинять меня в том, что я не даю ей встречаться с Джеком. Ведь, по правде говоря, сам Джек не хочет ее видеть. А я просто стремлюсь сохранять между нами мир… К сожалению, не слишком успешно. — Она тяжело вздохнула. — Вам будет не очень приятно слышать это, но истина заключается в том, что мы с Прю друг друга на дух не переносим. Мы с ней не сошлись характерами. Меня тошнит от ее пошлейшего стиля дерьмовой деревенской аристократки, а она не выносит моего равного отношения ко всем. Прю хотелось бы иметь невестку, которой она могла бы гордиться, а не сельскую бабенку, которая даже детей не сумела нарожать.

Дик увидел, что на ресницах Белинды блеснули слезы, и едва не вскипел.

— Это только вопрос времени, — угрюмо пробормотал он. — Когда я еще занимался производством молочных продуктов, у меня была пара коров. У них ушла уйма времени на то, чтобы забеременеть, но в конце-то концов все удалось. Я сказал ветеринару, что он недостаточно глубоко засовывает свою штуковину. Все сработало, когда он засунул ей туда руку по самое плечо.

Белинда рассмеялась сквозь слезы.

— Может быть, вы и правы. Наверное, Джек использует не ту штуковину, какую нужно.

Дик хохотнул.

— Я всегда говорил, что у быка это получилось бы лучше. Природа все знает и умеет лучше нас… Все проблемы возникают из-за желания сократить путь. — Он прижал невестку к себе. — Если хочешь знать, милая, нет ни одного человека, который гордился бы тобой больше, чем я. Ты ведь сделала из нашего парня настоящего человека. Теперь я могу доверить ему все, что угодно, даже свою жизнь… А ведь были времена, когда я считал, что из него никакого толку не будет. Он говорил тебе, что однажды спалил амбар — организовал там курилку с дружками? Я его тогда отвел в полицейский участок и заставил фараонов устроить ему настоящую головомойку. — Дик усмехнулся. — Проку, конечно, большого от этого не было, но я почувствовал себя немного лучше. Уж поверь мне, Линди, он прошел большой путь с тех пор, как вы поженились. Я бы тебя ни на что не променял.

После беседы со свекром Белинда полчаса проплакала. К тому времени, когда позвонил Джулиан, они успели пропустить по нескольку рюмок, и Дик был совсем не в настроении скрывать от него что бы то ни было.

— Не верь ничему, что тебе скажет Элли, — произнес он заплетающимся языком. — Она еще большая идиотка, чем Прю. Две старые злобные ведьмы. Прямо и не знаю теперь, чего это я решил на своей жениться… Худющая коротышка, даже тридцать лет назад у нее не было никаких сисек. Зато теперь здоровенная, точно тяжеловоз. Она мне никогда не нравилась. Нудная стерва… Все нудит… нудит… нудит… Только и знает, что действовать мне на нервы с утра до вечера. Я говорю тебе истинную правду… И вот что я тебе еще скажу… Если она считает, что я буду оплачивать адвокатские счета, когда ее привлекут за клевету и телефонные звонки с преступными намерениями, она жестоко ошибается. Пусть оплачивает их сама из алиментов, которые будет получать после развода. — Наступила небольшая пауза — Дик опрокинул очередную рюмку. — И если у тебя, дружище, осталось хоть немного здравого смысла, ты своей чертовой ведьме скажешь то же самое. Прю мне заявила, что Элли хочет выкурить Джеймса.

— Что это значит?

— Будь я проклят, если что-нибудь понимаю в их делах! — воскликнул Дик. — Но клянусь, Джеймсу их намерения вряд ли придутся по душе.

Оказавшись в библиотеке, Лис не смог не нажать кнопку «Воспроизведение» на автоответчике. Любопытство пересилило все остальное. В динамике послышался женский голос. Он сразу же узнал Элеонору Бартлетт. Очень высокие, почти визгливые, скрипучие ноты. Гортанные гласные, еще преувеличенные электроникой, что предполагало совершенно иное окружение, совсем не то, из которого она, по ее утверждениям, звонила.

Лис включил запись, и она продолжала звучать, пока он обыскивал ящики. Вслед за голосом Элизабет зазвучал голос Дарта Вейдера, за ним последовал чей-то еще. Лис не позаботился перемотать пленку. Джеймс перестал прослушивать записи с тех пор, как начал с винтовкой в руках сторожить террасу. Что касается Марка Анкертона, то он вряд ли отличит один монолог Дарта Вейдера от другого. Лис почувствовал, что наибольшее впечатление производят не бесконечные повторения позорящей полковника информации, а короткие паузы продолжительностью в пять секунд перед тем, как Дарт Вейдер объявляет о себе. Это была своеобразная игра, которая самым неприятным образом действовала на нервы слушателя.

Лис же, частенько видевший исхудавшее, осунувшееся лицо и дрожащие руки стоящего у окна Джеймса, знал, что игра делает свое дело.

Подход Джулиана к собственной жене был более тонок и цивилизован, чем подход Дика к Прю, но у него имелось некоторое преимущество, ибо Элеонора решила не портить с ним отношения. Он понял — тактика Элеоноры сводится к тому, чтобы зарыть голову в песок и ждать, пока все разрешится само собой. Это удивило Джулиана — характер Элеоноры слишком агрессивен, чтобы она так спокойно воспринимала собственное унижение, — но после разговора с Диком он нашел кое-какие объяснения ее поведению. Элеонора не желает портить отношения с ним на случай, если адвокат Джеймса реализует свои угрозы и начнет дело о клевете. Уж что-что, а цену деньгам Элеонора знала.

На деле единственная причина, которая, пожалуй, никогда бы не пришла ему в голову, состояла в том, что Элеонора просто боялась одиночества. Логика подсказывала Джулиану, что уязвимая женщина попытается сдержать стремление настоять на своем. Но даже догадайся Джулиан о ее истинных мотивах, принципиально ничего не изменилось бы. Он никогда ничего не делал из чистого сочувствия. Он ни от кого не ожидал подобного отношения к себе, поэтому не понимал, почему другие должны ждать от него сострадания. Да и в любом случае почему он должен платить свои деньги, чтобы сохранить жену, которая теперь внушала ему одно лишь отвращение?

— Я только что разговаривал с Диком, — сказал он Элеоноре, вернувшись на кухню и зачем-то решив проверить уровень виски в бутылке. — Что-то ты, милочка, пристрастилась к этому делу.

Она повернулась к нему спиной и заглянула в холодильник.

— Да я выпила-то всего парочку стаканчиков. Я просто умираю с голоду. Ведь я не обедала, ждала, пока ты вернешься.

— Обычно ты не ждешь, дорогуша. Обычно я ем один. Что же такое случилось сегодня?

Элеонора все еще продолжала стоять к нему спиной. Она сняла с полки чашку с вчерашней брюссельской капустой и понесла ее к микроволновке.

— Ничего не случилось. — Напряженный смешок. — Тебе капусту или горошек?

— Горошек, — ответил Джулиан тоном, не предвещавшим ничего хорошего, налил себе стакан виски и запил его водой из-под крана. — Ты слышала, что делает эта идиотка Прю Уэлдон?

Элеонора ничего не ответила.

— Атакует Джеймса Локайер-Фокса непристойными телефонными звонками, — продолжал он, опускаясь в кресло и уставившись в спину Элеоноре. — Звонит и тяжело дышит в трубку. Ничего не говорит… Просто удушливо пыхтит. Очень смешно, не правда ли? Следствие климакса, вероятно? — Он громко усмехнулся, зная, что климакс был главным источником тайных страданий Элеоноры. Свой собственный кризис середины жизни Джулиан лечил молоденькими блондинками. — Дик говорит, Прю растолстела, как тяжеловоз, так что в сексуальном отношении она его больше не интересует. Да и кого она вообще может заинтересовать? Он собирается с ней разводиться… Говорит, что не станет поддерживать ее деньгами, если Джеймс в конце концов подаст на нее в суд.

Он заметил, как задрожала рука Элеоноры, когда та снимала крышку с кастрюли.

— Ты знала, что она занимается подобными вещами? Вы ж с ней близкие подружки… Всегда о чем-то шепчетесь, когда я захожу. — Джулиан помолчал, давая жене возможность ответить, и, не получив никакого ответа, продолжил: — А ведь знаешь, те перебранки, о которых ты упоминала… между Диком и поверенным Джеймса… и Диком и Прю… они не имели никакого отношения к бродягам. Дику просто не дали возможности поговорить о том, что происходит в Роще, ему прочитали нотацию и строго предупредили относительно звонков Прю. Он отправился прямо к Прю, чтобы все выяснить, а она заявила, что все ее действия оправданы. Она чертовски самонадеянна и полагает, что Джеймс до сих пор не подал на нее в суд только потому, что действительно виноват… Дура называет свое идиотское поведение выкуриванием, — еще один смешок, на сей раз гораздо более злобный и ядовитый, — и несет дальше какую-то ахинею. Как тут не пожалеть Дика. Так вот, я хочу сказать, что такая кретинка, как Прю, собственными мозгами до чего-то подобного никогда бы не дошла… Значит, кто-то ей это дерьмо в голову-то подложил… И вот меня интересует — кто? Вот того-то ублюдка и следует судить за клевету. Прю ведь просто дебилка, которая повторяет то, что ей говорят.

Наступила долгая пауза.

— Возможно, Прю права и Джеймс действительно виноват, — произнесла наконец Элеонора.

— В чем виноват? В том, что лежал в постели, когда его жена умерла естественной смертью?

— Прю слышала, как он ударил Алису.

— О, ради Бога! — раздраженно воскликнул Джулиан. — Прю хотелось услышать, что он ударил Алису. Только и всего! С каких это пор ты стала такой доверчивой, Элли? Прю — зануда, идиотка и сноб. Она разобиделась на Локайер-Фоксов за то, что они отвергали все ее приглашения на обед. Я бы и сам не ходил на ее обеды, если бы не Дик. У несчастного парня просто собачья жизнь. К тому времени, когда она приносит пудинг, он уже давно спит.

— Тебе следовало бы раньше сказать.

— Я говорил… и не один раз… Но ты никогда не слушала. Ты считаешь Прю очень милой. Я ее таковой не считаю. И конечно, предпочту отправиться в паб, чем выслушивать бессвязную болтовню подвыпившей стареющей дуры. — Джулиан развалился в кресле и положил ноги на соседний стул, чего, как ему было хорошо известно, Элеонора терпеть не могла. — Послушать Прю, так для нее Особняк чуть ли не второй дом, но всем ведь прекрасно известно, что она несет полную чушь. Алиса не терпела шума и сплетен, так с какой стати она будет в качестве подруги выбирать этот дорсетский мегафон?

Прошло уже целых два часа с тех пор, как Элеонора поняла, что знает своего мужа совсем не так хорошо, как ей раньше казалось. Постепенно ею овладевала самая настоящая паранойя.

Почему он постоянно говорит о климаксе?.. Называет стареющей?.. И упоминает о разводе…

— Прю — неплохая женщина, — уклончиво проговорила она.

— Отнюдь! — резко возразил Джулиан. — Она старая разочарованная сучка, постоянно готовая ввязаться в перебранку. У Алисы в жизни было много другого, и сплетни ее не интересовали, а вот Прю только ими и живет. Я сказал Дику, что он поступает правильно. «Избавляйся от нее поскорей, — сказал я ему, — пока еще не поздно». Нельзя винить его за поведение свихнувшейся женушки, которая уже и не знает, как заставить окружающих обратить на нее внимание.

Элеонора не могла больше этого выносить. Она резко повернулась к мужу лицом:

— И почему ты так уверен, что Джеймсу нечего скрывать?

Джулиан пожал плечами:

— Как раз наоборот, ему есть что скрывать. В противном случае он был бы весьма необычным человеком.

Джулиан ожидал каких-то возражений, но Элеонора просто опустила глаза и тихо произнесла:

— Ну и что?

— Так нельзя относиться к жизни, Элли. Только вспомни, сколько всего ты сама пыталась скрывать с тех пор, как мы сюда переехали… то, где мы жили, к примеру… сколько я зарабатывал… — он снова расхохотался, — даже свой собственный возраст. Могу поспорить, ты не сказала Прю, что тебе почти шестьдесят… Ты все еще делаешь вид, что моложе ее.

Уголки губ Элеоноры опустились — признак едва сдерживаемого гнева, и Джулиан мгновение с любопытством всматривался в жену. Она прилагала немыслимые усилия, чтобы сдержаться. Еще вчера подобное замечание вызвало бы немедленную и предельно жесткую реакцию.

— Если бы существовали какие-то доказательства того, что Джеймс убил Алису, полиция обязательно обнаружила бы их. Любой, кто думает иначе, должен пройти обследование у психиатра.

— Ты ведь сам говорил, что ему удалось выйти сухим из воды, что убийство сошло ему с рук. И говорил не раз.

— Я сказал только, что если он действительно убил ее, то это было идеальное убийство. Но ведь я шутил, Элеонора! Тебе стоит хоть раз внимательно выслушать, что говорят, а не разглагольствовать без конца.

Элеонора повернулась спиной к плите:

— Не я, а ты не способен слушать. Ты никогда по-настоящему не слышал то, что я тебе говорила. Тебя почти никогда не бывает дома. А дома ты постоянно запираешься в кабинете.

Джулиан не спеша допил виски. Ну вот, начинается.

— Что ж, я весь внимание. Что ты хочешь со мной обсудить?

— Ничего. Не вижу смысла. Ты всегда принимаешь сторону мужчин.

— Я, несомненно, принял бы сторону Джеймса, если бы знал, что замыслила Прю, — холодно ответил Джулиан. — Так же, как, впрочем, сделал бы и Дик. Он никогда, конечно, особых иллюзий по поводу сучки-жены не питал, но и не предполагал, что она станет изливать свою безграничную злобу на Джеймса. Бедный старик. Не успел пережить одну беду, смерть жены, как его начала донимать телефонными звонками выжившая из ума гарпия. Впрочем, подобное поведение характерно для изголодавшихся по сексу старых дев…

Элеоноре казалось, что его взгляд пронзает ей спину.

— …или в случае с Прю — закончил он, довершая удар, — женщин, на которых мужья уже давно не обращают внимания.

На кухне Шенстедской фермы Прю пребывала в не меньшем беспокойстве, чем ее подруга. Обе были смертельно напуганы. Мужчины, от которых, казалось, ничего особого ожидать не приходится, начали преподносить им сюрпризы.

— Отец не хочет с тобой разговаривать, — коротко и грубо сообщил ей по телефону сын. — Он сказал, что, если ты не перестанешь названивать ему на мобильный, он сменит номер. Мы предложили ему остаться у нас на ночь.

— Немедленно передай ему трубку, — потребовала она. — Что за дикое поведение!

— Боюсь, это скорее можно сказать о тебе самой, — ответил ей Джек. — Мы тут все вместе пытаемся разобраться с твоими позорными звонками бедному старику. Как тебе такое могло прийти в голову?

— Не пытайся судить о том, о чем ничего не знаешь, — холодно произнесла она. — То же самое касается и твоего отца.

— Совершенно верно. Мы не знаем… не знали и знать не хотим. Господи, мама! Как ты могла так поступить? Мы все думали, что ты свой яд растрачиваешь, изводя придирками отца, а ты, оказывается, нашла еще один объект для злобы и никому ничего не сказала. Да никто не верит в твою версию случившегося в особняке «Шенстед»! Ты всегда только тем и занимаешься, что переписываешь историю, чтобы себя представить в лучшем свете.

— Не смей разговаривать со мной в подобном тоне! — воскликнула Прю. — Ты только и делаешь, что критикуешь меня с тех самых пор, как женился на этой девице.

Джек злобно рассмеялся.

— Ну вот, что я и говорил… мама. Ты помнишь только то, что хочешь помнить, остальное проваливается в бездонную дыру твоей памяти. Если бы у тебя осталось хоть немного здравого смысла, ты бы во всех подробностях восстановила разговор, который, по твоим словам, ты слышала, и постаралась бы припомнить детали, которые намеренно из него выбросила… Не кажется ли тебе странным, что единственный человек, который верит твоим россказням, — эта идиотка Бартлетт?

Прю услышала рядом с сыном еще чей-то голос.

— Я должен идти. Родители Линди уезжают. — Возникла короткая пауза, затем Джек вновь заговорил решительным и резким тоном: — Как бы то ни было, в данной ситуации ты действовала одна, поэтому не забудь сообщить полиции и адвокатам, что остальным членам семьи о твоих звонках ничего не известно. Мы слишком много и тяжело работаем, чтобы спустить все на оплату последствий твоей идиотской болтовни. Отец защитил здешнюю часть нашего общего бизнеса, переписав его на меня с Линдой. А завтра он собирается и твою часть защитить, так, чтобы мы не потеряли Шенстед при выплате судебных издержек в результате процесса по обвинению в клевете.

Не попрощавшись, Джек бросил трубку.

Первая реакция Прю была чисто физической. У нее с такой силой потекла слюна, что она не успевала сглатывать, поэтому, в отчаянии бросив трубку, подбежала к крану, налила воды в стакан и тут же начала обвинять всех подряд, кроме себя.

«У Элеоноры ничего толком не вышло… Дик оказался таким жалким трусом, что им не составило труда его запугать… Белинда настраивала Джека против меня… Если кто и знал, каков Джеймс на самом деле, так это Элизабет… Единственное, что я сделала, просто встала на сторону несчастной девушки… Ну и, само собой, Алисы…»

Тогда, в лесу, она услышала: «…ты всегда все перевираешь… помнишь только то, что хочешь помнить…»

Неужели Дик прав? Неужели Алиса говорила о Джеймсе, а не с ним? Теперь Прю, конечно, точно не помнила. Истина для нее состояла в том, что она сама придумала по дороге домой из Рощи, когда досочиняла то, что пролетело мимо ее ушей, и где-то в глубинах сознания сохранилось воспоминание о полицейском, который говорил ей что-то в том же духе.

— Невозможно запомнить услышанное с абсолютной точностью, миссис Уэлдон, — сказал он. — Вы должны быть полностью уверены, что все ваши слова — правда, так как, возможно, вам придется подтвердить их под присягой в зале суда. Итак, вы совершенно уверены в своих словах?

— Нет, — пришлось ответить ей. — Не уверена.

А спустя некоторое время Элеонора убедила ее в обратном.

Лис знал, что папка должна существовать — Джеймс с предельным педантизмом и тщательностью относился к своей корреспонденции, — но сколько ни искал Лис в шкафах у стены, все поиски были напрасны. В конце концов он наткнулся на папку совершенно случайно. Она лежала в самом нижнем ящике стола. В правом верхнем углу папки стояла надпись «Разное». Лис не стал бы тратить на нее время, но его внимание привлек ее относительно непотрепанный вид, она явно отличалась от папок, в которых хранились документы по истории семейства Локайер-Фоксов, лежавшие на ней стопкой. Это указывало на то, что информацию в нее стали собирать совсем недавно. Больше из чистого любопытства, нежели из какого-то интуитивного предчувствия, Лис открыл папку и сразу же обнаружил переписку Джеймса с Нэнси Смит, лежавшую поверх донесений Марка Анкертона о его успехах в отыскании девушки. Лис взял с собой всю папку, справедливо полагая, что документы, находящиеся в ней, могут ему пригодиться. Ничто не способно покончить с полковником так быстро, как сознание того, что его тайна стала известна кому-то еще.

Нэнси слегка постучала в боковую обшивку автобуса, прежде чем подняться и войти в открытую дверцу.

— Привет! — сказала она весело. — Не возражаете, если мы войдем?

Вокруг стола напротив двери сидели девять человек. Они занимали всю длину банкетки из лилового винила в форме буквы «U». Трое сидели спиной к Нэнси, трое лицом к ней и трое перед окном, на котором отсутствовали картонные ставни. На противоположной стороне узкого прохода находились старенькая плита с газовым баллоном и небольшой кухонный гарнитур со встроенной раковиной. Между дверцей и банкеткой сохранились два автобусных сиденья — вероятно, чтобы пользоваться ими во время движения автобуса. Вся его внутренняя часть была поделена на отсеки ярко-розовыми и лиловыми занавесками. По психоделическому впечатлению, которое они производили, занавески эти напомнили Нэнси каюты крошечных яхт, которые ее родители брали напрокат и в которых она в детстве проводила свои каникулы на канале.

Обитатели автобуса только что закончили обедать. Стол был завален грязной посудой, в воздухе стоял запах чеснока и курева. Ее внезапное появление и то, как быстро проследовала она по проходу, застало всех присутствующих врасплох. Нэнси почти рассмешило комичное выражение лица полной женщины, сидевшей в самом конце банкетки. Она как раз закуривала самокрутку с марихуаной, и первой ее реакцией был страх облавы. Черные брови женщины подскочили к коротко остриженным, окрашенным перекисью водорода волосам. Чисто интуитивно, возможно, только потому, что в толстушке не было ни малейших признаков красоты и одета она была в нечто свободное, развевающееся и лиловое, Нэнси решила, что перед ней Белла.

Подняв руку, она дружески поприветствовала группку детворы, собравшейся вокруг маленького телевизора на батарейках за наполовину задернутой занавеской, затем ловко пристроилась между Беллой и раковиной.

— Нэнси Смит, — представилась она, затем указала на двух мужчин, следовавших за ней. — Марк Анкертон и Джеймс Локайер-Фокс.

Иво, сидевший спиной к окну, попытался встать, но ему помешали люди, тесно сгрудившиеся вокруг стола.

— Мы возражаем! — выкрикнул он с места, резко кивнув Сэйди, которая сидела рядом с Беллой.

Он опоздал. Джеймс подтолкнул Марка вперед, и тот оказался у одного конца стола, а сам Джеймс сел рядом с Сэйди, помешав ей встать.

— Дверца была открыта, — добродушно произнесла Нэнси, — а в здешних местах это, как правило, означает, что вход свободен.

— На канате висит надпись «Не входить!», — злобно ответил Иво. — Не станешь же ты меня уверять, что не умеешь читать?

Нэнси взглянула на Марка, потом на Джеймса.

— Вы видели надпись «Не входить!»? — удивленно спросила она.

— Нет, — честно ответил Джеймс. — Да и каната никакого не видел. Должен признать, конечно, я теперь вижу не так хорошо, как раньше, но полагаю, что в любом случае заметил бы, если бы на пути была какая-то преграда.

Марк отрицательно покачал головой.

— Со стороны Рощи вход совершенно свободен, — вежливо заверил он Иво. — Может быть, вы хотите сами убедиться? Ваши автобусы припаркованы под углом друг к другу, поэтому вы без труда увидите в окно, на месте канат или нет. Могу вас заверить, его там нет.

Иво повернулся к окну, потом снова к присутствующим в автобусе.

— Он упал на чертову землю, — сообщил он злобно. — Кто из вас, идиоты, привязывал его?

Все промолчали.

— Это Лис, — прозвучал нервный детский голос из-за спины Джеймса.

Иво и Белла заговорили одновременно.

— Заткнись! — прорычал Иво.

— Помолчи, дорогой, — произнесла Белла.

Марк, как всегда принявший на себя роль наблюдателя, повернулся в ту сторону, откуда исходил голос. «У меня уже начинается помешательство на почве генов семейства Локайер-Фокс», — подумал он, глядя в ярко-голубые глаза под спутанными локонами светлых волос с сероватым оттенком. Или, возможно, из-за слова «Лис» у него в голове возникли всякие невероятные ассоциации. Он кивнул мальчишке.

— Эй, приятель, что случилось? — крикнул он, подражая стилю общения своих многочисленных племянников и в то же время задумавшись над словами мальчика. Что тот имел в виду? То, что лис перегрыз канат?

Нижняя губа Вулфи задрожала.

— Н-не знаю, — пробормотал он, его мужество исчезло так же быстро, как и пришло. Мальчик хотел защитить Нэнси, потому что знал — канат развязала она, но злобная реакция Иво напугала его. — Никто никогда мне ничего не рассказывает.

— Что такое «лис»? Твоя игрушка?

Белла резко оттолкнула Нэнси, пытаясь высвободиться из-под ее давления.

— Послушайте, леди, — буркнула она, — я хочу встать. В конце концов, это мой автобус Вы не имеете никакого права без приглашения приходить сюда, да еще так напирать на всех.

— Я просто решила примоститься рядом с вами, Белла, — произнесла Нэнси вполне дружелюбно. — Скорее вы напираете на меня, а не я на вас. Мы пришли поболтать, только и всего… а вовсе не ввязываться в драку. — Нэнси ткнула пальцем в сторону маленькой импровизированной кухни. — Вы меня прижали к раковине, и если не перестанете ерзать, все тут у вас обвалится, что будет очень жаль, так как моментально выйдет из строя вся ваша система водоснабжения.

Белла мгновение всматривалась в Нэнси внимательным оценивающим взглядом, затем несколько ослабила давление.

— Умничаешь, девочка? Откуда тебе известно мое имя?

Брови Нэнси удивленно поднялись.

— Оно написано большими буквами на вашем автобусе.

— Ты из полиции?

— Нет. Я капитан Королевских инженерных войск. Джеймс Локайер-Фокс — полковник кавалерии в отставке, а Марк Анкертон — адвокат.

— Ого-го! — иронично произнесла Сэйди. — К нам пожаловал тяжеловооруженный отряд, ребята. Те, первые, оказались слабаками, и к нам прислали бронетанковую дивизию. — Она обвела присутствующих озорным взглядом. — Как вы думаете, чего они добиваются? Капитуляции?

Белла бросила на нее многозначительный хмурый взгляд, затем перевела его на Нэнси.

— Хоть к ребенку-то не привязывайтесь, — сказала она. — Он до смерти перепуган, бедняга. Иди-ка ты лучше к другим ребятам смотреть телевизор.

— Никто не возражает, — согласилась Нэнси и кивнула Джеймсу. — Мы пропустим его, он сможет здесь пройти.

Старик немного подвинулся и протянул руку к Вулфи, но ребенок отшатнулся.

— Я не пойду! — крикнул он.

— Никто не причинит тебе никакого вреда, миленький, — сказала ему Белла.

Вулфи сделал еще несколько шагов назад и приготовился к бегству.

— Лис сказал, что он убийца, — пробормотал малыш, пристально глядя на Джеймса, — и я не пойду в тот конец автобуса, если это правда. Там нет выхода.

Воцарилась тяжелая гнетущая тишина, которую внезапно прервал смех Джеймса.

— Ты сообразительный парень, — сказал он мальчику. — На твоем месте я бы тоже не пошел в тот конец. Лис, наверное, кое-что рассказывал тебе и о капканах?

Вулфи никогда не видел столько морщинок вокруг глаз.

— Я ведь не сказал, что поверил, что вы убийца, — произнес мальчик. — Я просто говорю, что не хочу идти туда, откуда нет выхода.

Джеймс кивнул:

— Ну что ж, еще одно доказательство, что ты сообразительный парнишка. Не так давно собака моей жены попала в капкан. Она тоже не смогла из него выбраться.

— И что с ней случилось?

— Она погибла… и при этом очень мучилась. В капкане она сломала лапу, а морду ей разбили молотком. Боюсь, тот мужчина, который поймал ее, был очень-очень плохим человеком.

Вулфи резко отшатнулся от Джеймса.

— Откуда вам известно, что это был мужчина? — спросил Иво.

— Потому что убийца оставил собаку у меня на террасе, — ответил Джеймс и повернулся, чтобы взглянуть на Иво, — и для женщины он был слишком высокого роста, по крайней мере мне так всегда казалось. — Он задумчиво перевел взгляд на Беллу.

— Не смотрите на меня так! — возмущенно воскликнула она. — Меня от любой жестокости воротит. А кстати, что у вас была за собака?

Джеймс промолчал.

— Датский дог, — ответил за него Марк, с удивлением размышляя, почему Джеймс обманул его, сказав, что пес умер от старости. — Совсем дряхлый… наполовину слепой… и самый добрый пес на свете. Его звали Генри. Все просто обожали его.

Белла сочувственно пожала плечами:

— Да, печально, ничего не скажешь. У нас тоже была собака по имени Фрисби, ее переехал на своем «порше» какой-то подонок… Мы несколько месяцев потом не могли прийти в себя. А тот придурок, видимо, считал себя Михаэлем Шумахером.

По автобусу пробежал сочувственный шепот. Почти всем приходилось переживать утрату домашнего любимца.

— Вам нужного завести нового, — сказала Сэйди, владелица овчарок. — Только так можно залечить рану.

Все одобрительно закивали.

— Ну и кто такой Лис? — спросила Нэнси.

Мгновенно лица скваттеров сделались непроницаемыми, сочувствие и возникшая было взаимная приязнь исчезли.

Нэнси бросила взгляд на Вулфи и сразу узнала уже виденные ею в кабине автобуса глаза и нос.

— А как ты, дружок? Ты не скажешь мне, кто такой Лис?

Ребенок сгорбился и насупился. Мальчику понравилось, что к нему обратились словом «дружок», но одновременно он чувствовал и общее настроение, возникшее в автобусе. Вулфи не знал, что привело сюда этих трех незнакомцев, но прекрасно понимал, что будет намного лучше, если к тому времени, когда вернется Лис, они уже уйдут.

— Лис — мой папа, и он будет очень злиться, если увидит вас здесь. Вам бы поскорей отсюда убраться, пока он не пришел. Он не… он не любит чужих.

Джеймс наклонил голову, внимательно всматриваясь в глаза Вулфи.

— Ты будешь очень переживать, если мы все-таки останемся?

Вулфи тоже наклонился вперед, бессознательно подражая Джеймсу.

— Конечно, буду. У него есть бритва, и он разозлится не только на вас… но и на Беллу… а это будет несправедливо, потому что Белла — хорошая женщина.

— Гм… — Джеймс выпрямился. — В таком случае, как мне кажется, мы должны уйти. — Он слегка поклонился Белле: — Спасибо, мадам, за то, что вы были так любезны и приняли нас у себя. Мы многое узнали. Могу я дать вам один совет?

Белла мгновение пристально смотрела на него, потом резко наклонила голову.

— Ну и что за совет?

— Почаще задавайтесь вопросом, зачем вас сюда пригласили. Боюсь, вам сообщили только половину правды.

— И какова же полная правда?

— Не могу утверждать с абсолютной точностью, — медленно ответил Джеймс, — но подозреваю, что в основе всего здесь происходящего лежит известное высказывание Клаузевица: «Война есть продолжение политики иными средствами». — Он заметил, что Белла удивленно нахмурилась. — Если я ошибаюсь, тем лучше… если нет, моя дверь обычно открыта для всех, кто приходит с миром.

Он сделал жест Нэнси и Марку следовать за ним.

Белла ухватила Нэнси за рукав дубленки.

— О чем это он?

Нэнси посмотрела на нее сверху вниз.

— Клаузевиц оправдывал войну, заявляя, что у нее есть определенная политическая цель… Другими словами, что война не сводится только к жестокости и крови. В наше время подобная точка зрения — любимый аргумент террористов, которым они пытаются оправдать свои преступления. Политика другими средствами, то есть средствами террора, когда все законные методы не срабатывают.

— Но какое отношение это имеет к нам?

Нэнси пожала плечами.

— Его жена умерла, и кто-то убил ее лис и собаку, — ответила она, — поэтому, как мне кажется, Джеймс думает, что вас привели сюда не случайно.

Нэнси высвободила рукав и последовала за мужчинами. Она нагнала их, когда они спускались по ступенькам, и тут вдруг у каната со стороны дороги затормозила машина и громко залаяли овчарки. Все трое бросили взгляд на подъехавшую машину, но сидевший в ней человек никому из них не был знаком, а подошедшие охранники с собаками закрыли автомобиль собой, поэтому они свернули на тропинку, шедшую через Рощу, и направились к Особняку.

Дебби Фаулер, доставая камеру, несколько раз прокляла себя за опоздание. Она мгновенно узнала Джеймса по фотографиям, которые делала при освещении расследования обстоятельств смерти его жены. Не помешало бы заполучить и снимок Джеймса рядом со снимком Джулиана Бартлетта.

Журналистка открыла дверцу машины и вышла, таща за собой камеру.

— Я представляю местную прессу, — сообщила она двум фигурам с лицами, закрытыми шарфами. — Вы не хотели бы ознакомить меня с тем, что здесь происходит?

— Овчарки тебя ознакомят, если сделаешь еще хоть один шаг! — крикнул ей в ответ мальчишка.

Дебби рассмеялась, щелкая затвором фотоаппарата.

— Великолепная цитата! — воскликнула она. — Господи, у постороннего могло бы сложиться впечатление, что сценарий всех здешних событий кем-то заранее написан!