"Символы. Песни и поэмы" - читать интересную книгу автора (Мережковский Дмитрий Сергеевич)ФРАНЦИСК АССИЗСКИЙ ЛегендаЧАСТЬ ПЕРВАЯЭто было в Сpeдние века. На высотах Умбрии лесистой, Где смолою пахнет воздух чистый, И в затишье сонном городка Только ласточки поют в карнизе Вековых бойниц, поросших мхом, — Бернадоне Пьетро жил в Ассизи, Торговал он шелком и сукном. У него был сын. Веселый, нежный, В темной лавке старого купца Мальчик рос, мечтательный, небрежный К деньгам, счетам строгого отца. Он не мог понять его заботы О товарах, ценах, и в тоске Все следил, как Пьетро сводит счеты С важным видом мелом на доске. Скучно! Он глядит из-за прилавка, Улыбаясь, в глубину небес… Поскорей бы за город и в лес, На поля, где зеленеет травка!.. Иногда про сына своего Думал Пьетро хитрый, скопидомный: «Мой Франческо — мальчик добрый, скромный, Но купца не выйдет из него: Слишком нежен, слишком ручки белы. Все б ему наряды и духи, Все б ему романы да новеллы И стихи, проклятые стихи! Ох, уж эти мне поэты — манят Грезы славы. Признавался сам, Что однажды, глупой рифмой занят, Он едва не продал господам Из Кремоны мне в убыток полку Лучших свитков голубого шелку. Надо меры строгие принять!» И на сына Пьетро негодует. А меж тем его, как прежде, мать Потихоньку от отца, балует. Мальчик вырос; деньгам не узнал Он цены: чтоб только видеть вечно Радостные лица, он бросал Золото пригоршнями беспечно. Он любил веселье, жизнь, людей И родную зелень сосен, воду, Пиршеств шумную свободу. За столом, когда в кругу гостей Он смеялся и шутил бывало — В шутках что-то детское звучало И такое милое, что всех Побеждал невольно этот смех По лугам росистым, полным мира, Шли друзья однажды утром с пира. Вдруг они Франциска у креста В брошенной часовне увидали, Бледного, поникшего в печали. Он у ног распятого Христа Горько плакал. В праздничной одежде В дни веселья, роскоши и нег Никогда таким он не был прежде: Пред ними — новый человек. «Что с тобой, о чем ты плачешь?» — «Братья, Плачу я о Господе моем!.. Бедный!.. Посмотрите на Распятье, Он страдает!.. Слезь моих о Нем Не стыжусь пред целым миром, всюду О Христе я громко плакать буду!..» И, обняв подножие Креста, Он припал к нему еще любовней: В это утро, в брошенной часовне Понял он страдания Христа. Собиралось в лавке у Франциска Много знатных рыцарей и дам. Шляпу сняв, он кланялся им низко: «Есть обновки, заходите к нам!» И встречал их ласково у двери. Подражая ловкому купцу, Он развертывал куски материй, Говорил: «Вот это вам к лицу!» Своему усердью сам не верил, Думал об итогах барыша, Торговался, ткань аршином мерил, И волною мягкою шурша, Падал желтый шелк под блеском солнца. Дамы деньги вынули. В луче Заиграло золото червонца. У одной был сокол на плече. Пахло тонкими духами. Метки Их остроты, легок разговор; И ласкаются у ног сеньор С острой мордой белые левретки. Но Франциск на улицу взглянул: Там, под знойным солнцем, у порога Робко нищий руку протянул И сказал: «Подайте ради Бога!» — «Бог подаст», — рукой он сделал знак. Но как только отошел бедняк, Сердце сжалось от стыда и боли. «Что я сделал!» — бледный, он умолк, И не в силах притворяться доле, Он за полцены им отдал шелк. И потом он днем и ночью видел, Бедняка молящий, кроткий взор, И скорбел, и золото с тех пор Он еще сильней возненавидел. Для отца он сделать все готов: Взял из лавки сукон разноцветных И товар навьючил на ослов. Мимо бедных сел, долин приветных, Сосен, виноградников и скал Он ослов на ярмарку погнал. Смотрит важно, говорит он с весом, На базар торопится купец И тюки, как опытный делец, Разложил на рынке под навесом. Он в делах выказывает жар, Сердится и спорит. Весь товар Продан выгодно. Но от заботы Он всю ночь в гостинице не спал. В голове — итоги, цифры, счеты… Утром возвращается домой; Он ушел бы в лес дышать прохладой И смотреть, как блещет мох росой. Но в лесу ограбить могут: надо Торопиться, — в страхе и тоске Щупает он деньги в кошельке… Он бы лег в траву под эти клены, Чтоб над ним был листьев свод зеленый, — Только страшно деньги потерять, И едва лишь вспомнил их — опять Все померкло… Нищие толпою За вожатаем идут. У них Лица неподвижны, словно тьмою Взор подернут. Он узнал слепых И смутился, и скорбел душою, — Совести почувствовал упрек: «Нет ли медных денег?» В кошелек Руку опустил, червонец вынул, Думал спрятать вновь — и нищим кинул. Вот второй и третий, и дождем Сыплются монеты золотые. Он кидает с радостным лицом. Спор и драку подняли слепые. Отдал все Франциск, и у него Вместе с деньгами с души усталой Словно бремя тяжкое спадало, И в улыбке доброй — торжество. Едет дальше: каждая былинка, Небо, птицы, резвый мотылек, И смолы янтарная слезинка На сосне, и трепетный цветок — Полны радости великой, снова Встретили Франциска, как родного. Он с доверьем смотрит в небеса, Господу поет хвалу простую. И долины, горы и леса Повторяют песнь его святую. «Где червонцы? Где мои товары?.. Нищим роздал, нищим сто монет!.. Так не сын же ты мне больше, нет! Будь ты проклят!..» Бернадоне старый Палку в ярости схватил: «Ты вор, Изверг, роду нашему позор!» Истощив угрозы и упреки, Подал в суд отец его жестокий. Но Франциск, когда его зовут К городским старейшинам на суд, Отвечает, кроткий и спокойный: «Я пред Богом — грешник недостойный… Вы простите мне, но признаю Одного я в мире Судию. Над людьми поставлен Он от века, И во всем я дам Ему ответ: Человек не судит человека, Между мной и Богом судей нет!» И его к епископу призвали. Долго с жаром говорил отец И не мог утешиться в печали О своих червонцах. Наконец Он умолк; тогда Франциск смиренный, Перстень сняв, пред стариком кладет: «Это матери подарок. Вот — Долг мой отдан: камень драгоценный Стоит больше денег, взятых мной!» Так Франциск, исполненный надежды, Обручился с бедностью святой: Снял с себя он обувь и одежды, Положил на землю пред отцом И воскликнул с радостным лицом: «Все земное, все, что я имею, — Даже ризу прежнюю мою Я отцу земному отдаю. Больше здесь ничем я не владею! Одного хочу любить Христа, Одному хочу служить я Богу: Я избрал тернистую дорогу, — И теперь душа моя чиста, И мечты мои свободней ветра! Я могу воскликнуть наконец: Не отец мой — Бернадоне Пьетро, А Господь — Небесный мой Отец! Будьте же свидетелями, братья, Я хочу быть бедным, и таким Как родился — слабым и нагим Кинуться Спасителю в объятья!» У него ни палки, ни мешка, Опоясанный веревкой, нищий, Он в одежде грубой мужика Просит именем Христовым пищи По глухим селеньям, городам, По большим дорогам и полям Ходит, проповедуя народу: «Вы найдете в бедности свободу: Прежде ваших просьб Создатель сам Знает, братья, все, что нужно вам. Для чего ж печетесь вы без меры Об едином хлебе, маловеры? Вы не лучше ль лилией полевых? А меж тем не ткут они, не сеют, Но цари одеться не умеют, Как одета каждая из них. В Божьем мире — людям места много. Что ж вы спорите — „мое“, „твое“? Не тому учил Спаситель: все, Что прекрасно, нам дано от Бога. Не одна ли общая земля, Как один небесный свод над нами? Для чего ж вы делите межами Господа цветущие поля? Кто же в тени путнику откажет, На чужую ниву не прикажет Падать росам, кто про золотой Солнца луч дерзнет сказать: „он мой“? У тебя Создатель твой на лозах Наливные гроздья позлатил, У тебя Он в благодатных грозах Твой поникший колос напоил, Он скорбит о бедном и богатом, Воздает за зло тебе добром, Отчего ж и ты не хочешь с братом Поделиться хлебом и вином? О, помиримся, окончим битву, Пусть навеки общим будет все, И сольем сердца в одну молитву: Да приидет царствие Твое!» Жил Сильвестр в горах, на дикой круче, Словно зверь, в расщелине скалы. Вкруг него ходили только тучи, Да летали с клекотом орлы. На полу пергаментные книги, Бич железный, цепи и вериги. Вдоль стены уступ гранитных скал По ночам подушку заменял. Не согнувшись встать нельзя, так низко В тесной келье… В бездне, глубоко Лишь поток гремит, — и далеко Все земное, только небо близко. И Франциск мечтает: «Не уйти ли От людей, от шумных городов, От тревоги, суеты и пыли В свежесть и безмолвие лесов? Там, в горах, где не было доныне И следа людского, — в тишине Жить и умереть наедине С Господом лицом к лицу в пустыне». Говорил Сильвестр Франциску: «Плоть, Плоть проклятую смири цепями И бичом железным, и постами, Чтоб простил грехи твои Господь. У тебя, мой сын, в уме лишь радость, Песенки веселенькие, смех!.. Словно пчелки на цветы — на грех Мы летим и пьем мирскую сладость!.. Смехом люди бесов лишь зовут. И, внимая радостному кличу, Дьяволы на грешника бегут, Как борзые в поле на добычу… А потом, когда умрет он — в ад Крючьями да вилами влачат Господом отринутую душу, И коптят, и жарят над огнем, Как на святках мы свиную тушу На железном вертеле печем: Вельзевул углей обложит грудой, Уксусом и желчью обольет, И на стол он лакомое блюдо Самодержцу ада подает. Люцифер на троне лучезарен За роскошной трапезой сидит, И, отведав грешника, кричит Повару сердито: „Недожарен!“ Бесы вновь в огонь его влекут И, крутя на вертеле, пекут. Прежде радость ты любил земную, Прежде песни пел ты на пирах, Подожди ж — у дьявола в когтях Запоешь ты песенку другую!» И умолк отшельник. Замирал На устах eго зловещий хохот, В тишине пустыни отвечал Лишь потока дальний вечный грохот… От него Франциск в раздумье шел: Он жалел монаха всей душою. Темный свежий бор и ясный дол Манят к счастью, миру и покою. Понимал он все, о чем в листве Радостные птицы щебетали, Понимал, о чем в сырой траве Мошки в солнечном луче жужжали, Все, что ключ шептал на ложе мха; Сердце чисто, дух его свободен, Нет! не верит он во власть греха, В смерть, и в ад, и вечный гнев Господень. Ликованья больше в Небесах Об едином грешнике спасенном, Чем о многих праведных мужах. Только в сердце, злобой омраченном — Скорбь и ужас, только лица злых Полны грустных дум в молчанье строгом, А в душе у добрых и простых — Радость бесконечная пред Богом! Папа Иннокентий утвердил Орден нищих братьев. Мало верил Он во все, чему Франциск учил. Но умом расчетливым измерил Выгоду возможную для пап: «Пусть, — он думал, — мысль невыполнима, Жить нельзя без денег, но для Рима Во Франциске будет верный раб!..» Проповедовать по всей вселенной Миноритам папа разрешил. Десять лет с тех пор Франциск смиренный, Hищий, по Италии ходил. И когда родные Апеннины Скрылись за далекий горизонт, Обошел Испанию, Пьемонт, Францию, Савойские долины. Тот, кто видел раз его, не мог Позабыть: идут к нему крестьяне, Женщины, сеньоры, горожане И разбойники с больших дорог. Все они в одно сливались братство И в одну великую семью, Покидали родину свою, Дом, детей и славу, и богатство. Было раз великое собранье Нищих братьев. Сотнями пришли Воины Христа на совещанье, Босоногие, со всей земли. В Умбрии, в благословенном крае, Собрались толпы учеников На равнине у Сполетто, в мае, Меж зеленых сосен и цветов. Там, в полях, не гнезда птиц небесных, Это — кельи иноков святых, Это — кущи из ветвей древесных И зеленых листьев молодых. Все кругом объято тишиною, — Только гул божественных псалмов Издали сливается порою С пеньем птиц и шелестом дубрав. Там, под кровлей из ветвей душистых, Пахнет влажной зеленью в тени, Там в молитвах и беседах чистых Протекают сладостные дни. Ни о чем не споря, не жалея, На земле свободны лишь они — Меж царей и меж рабов — одни, Ничего земного не имея. И в волненье весь окрестный край, К ним народ собрался отовсюду, Хвалят Бога и дивятся чуду, Говорят: «Сошел на землю рай». Там в полях, за трапезой в смиренье Гордые бароны и князья Служат нищим. Люди на мгновенье Во Христе — единая семья. В небе солнце греет и сияет, — На земле блаженный, прост и тих, Ходит, смотрит на детей своих, Любит всех и всех благословляет. |
|
|