"Света и Камила" - читать интересную книгу автора (Ефетов Марк Семенович)

21

Давно ли по этим же улицам шёл на рынок Мустафа? Тогда здесь было оживлённо и шумно. Он шёл, рассматривая глазами Яхии-художника всё вокруг: красно-малиновые фески, белые тюрбаны, щедрые горы фруктов и овощей — всю эту кипучую жизнь родного города.

А теперь, крадучись точно вор, шёл Мустафа, прижимаясь к стенам домов, прячась за деревьями, когда по мостовой мчалась военная автомашина.

Всего несколько дней назад здесь была шумная торговая улица. А теперь — чёрные от копоти стены с провалами вместо окон. Дымящиеся костры. Взломанные тротуары и мостовые, будто по ним прошёлся гигантский плуг, который пахал асфальт, как землю, вырывал с корнем огромные пальмы, точно тростники.

Вот и родной квартал. Выломанные окна, рухнувшие крыши, чёрные стены.

Женщина в чёрной галлябии, царапая себе лицо, плакала над детской коляской.

Дальше старик и старуха разбирали гору кирпичей. Они работали медленно, казалось, спокойно. Старик поднимал кирпич, передавал его старухе, а та отбрасывала кирпич в сторону.

Когда Мустафа обходил гору кирпичей, старик окликнул его:

— Мустафа!

— Я, Мухамед!

— Фатьму унесли.

— Что? Куда? Что ты говоришь, Мухамед?

— Успокойся, сынок, — сказала старуха. — Горе у всех нас. Я потеряла всех своих детей. Всех, Мустафа… Здесь рухнула стена. Фатьму унесли утром.

— Куда? — закричал Мустафа.

— Успокойся. — Старуха положила кирпич и обняла Мустафу. — Теперь уже это не имеет значения, куда её унесли. Ты ищи Камилу. Её не было здесь, среди тех, кого нашли мёртвыми под кирпичами. Она, наверное, убежала, спаслась. Слышишь?

Мустафа сгорбился, будто ему на плечи свалили непомерно тяжёлый груз. Перешагивая через разбитый стол и стулья, хрустя ботинками по битому стеклу, он добрался к тому месту, где была их комната.

На стене висела картина Яхии. Теперь она действительно казалась окном в необычный мир спокойствия и тишины. Голубое небо и гладь канала. Белый корабль, плывущий к морю. Финиковые пальмы. И двое мальчишек, играющих на берегу канала.

Всё это смотрело на Мустафу с красно-чёрной стены — красной потому, что осколками сбило штукатурку и оголило кирпич, чёрной потому, что взрыв закоптил всё вокруг.

Посреди комнаты зияла яма. Но рядом, на уцелевшем куске пола, стояла кровать Камилы с сетчатыми бортами и перед кроватью — её ботинки.

Было тихо. Так тихо, что Мустафа слышал стук своего сердца.

— Камила! — тихо позвал он. — Камила!

Где-то хлопнул выстрел. Шумно прошуршал по улице танк. И снова тихо.

Мустафа упал головой на кровать Камилы. Слёзы текли по его морщинистым щекам.

Он долго лежал так, зарывшись головой в маленькую подушку. Казалось, никогда не будет больше сил, чтобы подняться и сделать хотя бы один шаг.

Красные лучи заходящего солнца проникли в комнату через пролом в стене. Розовыми бликами они упали на картину Яхии, и всё, что было там изображено, стало вдруг оранжевым. Да, так оно и было на голубой дороге канала в эти страшные дни Египта.