"Самый богатый пещерный человек" - читать интересную книгу автора (Батчелор Даг)

Глава 10 В Нью–Мексико и обратно

Ава дня я провел в тюрьме в Палм Спрингз, питаясь одними пончиками с кофе, пока меня не перевели в Молодежный центр округа Риверсайд (так красиво называли тюрьму для малолетних). Только через два дня прекратились галлюцинации, и я понял, что это просто была неудачная «отключка».

«Что же со мной теперь сделают в суде?» — волновался я. А еще думал о том, как поступил с отцом во Флориде. Я был не вправе винить его, если бы он больше не захотел меня видеть, и даже не подозревал, что, пока меня держали под стражей, он изо всех сил старался решить мои проблемы. О том, чтобы вернуться к маме, не могло быть и речи. Я видел только один выход — убежать назад в пещеру.

В Риверсайде мы с сокамерником (его, кстати, тоже звали Даг) стали планировать побег. Тайком раздобыли спички и по очереди расплавляли пластик вокруг болтов, державших органическое стекло на окнах, пока другой в это время следил, чтобы не увидел дежурный. Мы молча ликовали, когда, потратив шесть коробков спичек, освободили последний болт. Я осторожно снял стекло и выглянул. Поблизости никого не было, но со стороны коридора доносились голоса, поэтому пришлось быстро поставить стекло на место. С удовлетворением мы созерцали плоды своего труда. Места, где стекло подплавилось, были едва заметны, и никто бы не догадался, что кто–то приложил руку к этому окну. Даг и я стали дожидаться подходящего момента для побега.

Но прежде чем мы смогли привести наш план в исполнение, пришел офицер и, открыв дверь, позвал:

— Даг Батчелор!

— Да, — ответил я.

— Пойдем со мной, — скомандвал он. — Тебя выпускают под поручительство твоего дяди, Гарри Батчелора, в Нью–Мексико.

Я не мог поверить своим ушам. Дядя Гарри управлял индейским торговым постом в резервации навахо. Они с тетей Нитой были добрейшими людьми из всех, кого я знал. Дядя любил навахо и не эксплуатировал их, как некоторые другие торговцы. Его честность и справедливость были широко известны среди индейцев, и он помогал им, чем только мог. Он не претендовал на звание христианина, но во многом жил по–христиански.

— Мистер Батчелор встретит тебя в аэропорту, — сообщил офицер.

Я вздохнул с облегчением. «Дядя Гарри не пожалеет, — решил я. — Стану его лучшим помощником!»

И сначала я на самом деле помогал. Дядя и тетя относились ко мне, как к родному сыну. Донни, мой двоюродный брат, был моего возраста, и мы с ним подружились. Я чувствовал любовь и искреннюю заботу о моем благополучии со стороны всех членов семьи. Впервые с того времени, как покинул военную школу, я был доволен собой.

У дяди было два магазина, и я работал в том, что находился в Кимбито, Нью–Мексико. Я раскладывал товар по полкам, подметал пол и наводил там порядок.

— Даг, можешь брать, что захочешь, — бывало, говорил дядя. Он не запрещал мне брать сигареты! Сам курил и мне не запрещал. Я брал сэндвичи, когда был голоден, и патроны, когда мы с Донни ходили в поле пострелять по мишеням.

Мне нравились навахо, особенно девушки. Некоторые молодые люди проявляли интерес к учебе, хотели покинуть резервацию, но они были исключением. Однажды в магазин зашел восемнадцати летний парень приятной внешности. По его живым глазам и умным речам я понял, что передо мной незаурядный молодой человек.

— Я тебя никогда раньше не видел, — обратился я к нему. — Откуда ты? Как тебя зовут?

— Мое имя — Кен Платеро. Живу здесь, в резервации, а учусь в колледже в Вашингтоне. — Он застенчиво улыбнулся. — Вот, приехал домой на весенние каникулы, — пояснил он.

Я был поражен.

— Парень, ты, должно быть, очень умный! — сказал я. — А старик у тебя богатый?

— Да нет, я учусь на стипендию, — ответил он и взял свою сумку.

— Заходи как–нибудь, когда магазин закроется, покатаемся вместе на мотоциклах, — предложил я. Ему понравилась моя общительность, а я был восхищен его умом и внешностью.

Тогда я не подозревал, насколько серьезной проблемой для индейцев является алкоголизм. Их организм так устроен, что они спиваются гораздо быстрее других. Дядя говорил мне, что за все годы жизни в резервации еще ни разу не встречал индейца, который бы мог выпить, закрыть бутылку и отставить ее.

— Они пьют до тех пор, пока не закончатся деньги и выпивка или пока сами они не скончаются, — рассказывал он.

Через несколько дней после знакомства с Кеном мы отправились покататься. Не обратив внимания на слова дяди, я предложил новому приятеля то, о чем потом сожалел всю жизнь.

— Поехали в бар, возьмем упаковку пива, а?

Мне хотелось выпить, и я не думал о последствиях. А Кен прямо переменился в лице. Он опустил глаза, и, как будто стыдясь чего–то, сказал:

— Нет, Даг. Пить — это плохо. Я не хочу иметь ничего общего с этим.

К несчастью, я настаивал.

— Ну, давай, Кен. Один раз — ничего страшного. В любом случае, мне еще не дадут из–за возраста.

Мне еще и семнадцати не было.

— Даг, я не хочу начинать. Выпивка ничего хорошего не приносит. У тех, кто пьет, появляются проблемы.

Я видел, что в нем идет борьба. Здравый смысл заявлял «нет», а любопытство, природная учтивость и желание угодить говорили «да». В конце концов он согласился. Я дал ему денег, мы сели на мотоциклы и понеслись по улице к ближайшему бару. Он зашел и через несколько минут вернулся с упаковкой пива, которую я тут же спрятал под курткой. Потом мы отправились на пустырь, где вместе и осушили все шесть банок пива.

Через день или два мы проделали то же самое, но на этот раз мне уже не пришлось так долго уговаривать Кена. За считанные дни мы не только несколько раз побывали в баре, но я еще и научил его делать пиво из дрожжей и солодового сиропа в пятилитровой канистре для воды. Бедный Кен! В колледж он больше не вернулся.

Я все меньше работал в магазине и все больше гонял на мотоцикле, пил, бегал за девушками и попадал в передряги. Чем больше я терял над собой контроль, тем становился несчастнее.

Наконец дядя Гарри позвал меня для разговора.

— Даг, — сказал он серьезно, — если хочешь быть частью нашей семьи, ты должен вести себя как следует. В противном случае тебе придется уехать.

Таким грустным я дядю еще никогда не видел, и от этого почувствовал себя просто ужасно. Через несколько дней я заложил свои часы за двадцать долларов, купил новый рюкзак и отправился автостопом обратно в свою пещеру в Калифорнии. Я снова сбежал!

Остановившись в Палм Спрингз, я, прежде чем отправиться к пещере, купил все необходимое и, выходя с рынка, услышал, что кто–то зовет меня.

— Эй, Даг!

Я обернулся и увидел Джима, который стоял и внимательно смотрел на меня. Тот самый Джим, который позволил взглянуть на свою пещеру в Таквиц Каньон, когда мне было пятнадцать!

— Это действительно ты? — покачал он головой, все еще не веря своим глазам.

— Конечно я! Только что вернулся с индейской резервации в Нью–Мексико.

Похоже, Джим слышал обо мне от приятелей, которые познакомили меня с дурманом.

— Мы все считали, что ты мертв, — сказал он с ухмылкой. — Тебя не было видно с тех пор, как вы напились дурмана у тебя в пещере. Мы много дней искали твое тело, а потом махнули рукой. Рад, что ты еще жив.

— Спасибо… — пробормотал я. Все произошедшее снова всплыло в моей памяти, я смутился, подумав, какого дурака тогда свалял. И, немного забеспокоившись, спросил:

— А как остальные справились?

— Да не очень, — ответил Джим. — Марк прошелся по горячим углям и так сильно обжег ноги, что очутился в больнице, но уже выписался.

Продолжать он, по–видимому, не хотел.

— А как Брэд? Что с ним? — настаивал я.

Джим лишь покачал головой, и после долгой паузы произнес:

— Никто не знает. Стив сказал, что когда вы отключились, он растянулся на полу в пещере и заснул, а когда утром встал, обнаружил, что все куда–то пропали. Вполне возможно, что тело Брэда где–то на дне ущелья.

Неудивительно, что они думали, будто и меня уже нет! Я с грустью подумал о своем сумасшедшем спуске с горы в ту ночь и удивился, как тогда уцелел.

В тот день, поднимаясь по тропинке в свою пещеру, я серьезно размышлял, и, как бы сильно я ни старался найти разумное объяснение своим чувствам, не получалось отделаться от мысли, что, поступая неправильно, я причиняю боль не только себе, но и окружающим. Вдруг моя глупая идея стоила Брэду жизни? Всю дорогу, пока я шел к пещере, чувство вины тяготило меня больше, чем рюкзак за спиной.

Когда я добрался до третьей долины и свернул с тропы, чтобы обойти огромный валун, то остолбенел от неожиданности: я чуть не столкнулся лоб в лоб с молодым парнем. Мы оба остановились и настороженно посмотрели друг на друга.

— Здрасьте, — сказал я наконец. — Я Даг.

— Я Глен, — ответил он. Мы кивнули друг другу, и он добавил:

— Я тут живу. — Где?

— В своей пещере, — робко ответил парень и махнул рукой куда–то назад.

— Джима и Санни знаешь? — спросил я.

— Ага.

Сперва я подумал: «Что с ним такое? Он что, разговаривать не умеет?» Но быстро понял, что ему нравится эта игра — один вопрос — один ответ, и улыбнулся.

— А я вернулся сюда жить.

И, показав на выступающую впереди скалу, я добавил:

— Живу вон в той пещере под валуном.

Пока мы разговаривали, я внимательно его рассмотрел. Он ростом не больше метра семидесяти, с всклоченной бородой и проницательными карими глазами. Хотя на вид ему было лет двадцать пять, на макушке светлые волосы уже поредели и даже появилась лысина. Кожа у него потемнела от жизни на открытом воздухе.

Что–то в поведении Глена заинтриговало меня. Его нежелание говорить создало у меня впечатление, будто он хранит какую–то тайну, и мне стало интересно узнать ее. Позже я выяснил, что его родители были врачами–миссионерами в Индии. Люди и школы там настолько отличаются, что по возвращении в Америку им потребовалось время, чтобы привыкнуть. Глен с трудом находил общий язык с американскими детьми и держался в основном обособленно. Несмотря на свой острый ум и множество способностей, он так и не женился, а теперь, казалось, просто бежал от жизни. Мы двое стали единственными обитателями этой долины, и несколько месяцев к нам никто не присоединялся. Ему понравилось, что я разговорчив, а меня заинтриговала его молчаливость.

Ну а пока что мы попрощались, обещая вскоре навестить друг друга.

Вернувшись в пещеру, я увидел, что мои запасы исчезли, но ничуть этому не удивился. В конце концов, я провел три месяца в Нью–Мексико, и друзья считали меня мертвым. Но что меня удивило, так это Библия, по–прежнему лежавшая там, где я ее оставил. Внутренний голос сказал мне: «Даг, бери и читай ее», но я заглушил его, решив почитать позже, а сначала заново все обустроить.

Я напевал, раскладывая свои пожитки. Звук журчащей воды напоминал мне радостные голоса детей. Солнце светило над головой, легкий ветерок шелестел между сикоморами, и весело пела коноплянка. Как хорошо вернуться домой!

Однажды, когда я сидел в пещере после обеда и крутил сигарету, послышалось тихое «мяу». Потом снова:

— Мяу….

Так и есть — кот. Здесь обитали рыси и пумы, но то был обычный кот. Интересно, как он оказался здесь, в пустынных горах? Тут я увидел его, прыгающего по камням через ручей. Это был красивейший черно–белый длинношерстный кот персидской породы.

— Откуда ты взялся? — спросил я.

Ответ я так и не нашел, но следующие полтора года «пришелец» жил в моей пещере. Он был отчаянным охотником, и большую часть пропитания добывал самостоятельно, ловя белок, птиц и, конечно, мышей. С появлением Пришельца они не задерживались надолго в моей пещере.

Иногда по ночам, закончив охоту, он забирался ко мне в «спальню» и легонько бил меня по носу лапой, пока я не приподниму одеяло. Он сворачивался под ним клубочком у меня в ногах и урчал. Признаюсь, мне очень это нравилось, хотя однажды, когда он проиграл в споре со скунсом, пришлось на неделю его выселить.

Много счастливых часов я провел, исследуя каньон, пока не изучил все, как свои пять пальцев. С весны по осень любители гор часто приходили на выходные и останавливались, чтобы спросить у меня дорогу или посидеть и поговорить.

Однажды мы с Гленом шли по каньону в город и вдруг услышали стон. Заглянув за ближайший выступ, мы обнаружили, что на краю скалы сидит молодой человек. Его одежда была порвана, тело покрыто царапинами, синяками и засохшей кровью. Он дрожал и стонал, кровь струилась из раны у него на голове и стекала по лицу. Мы бросились к нему.

— Что случилось? — выпалил я. Но парень не отвечал ни слова и продолжал стонать и раскачиваться из стороны в сторону. У него был шок, и он не осознавал нашего присутствия.

Глен посмотрел наверх.

— Похоже, он упал оттуда! — он показал на гребень горы, возвышающейся на тридцать метров над нами. — И как это он не разбился?

— Нужно бежать за подмогой! — сказал я. Склонившись к молодому человеку, я сказал ему:

— Скоро вернемся, приятель. Ты только не сдавайся! Мы с Гленом поспешили вниз, к Палм Спрингз, и, уверен, побили рекорд скорости по спуску с горы.

На рынке Мейфеэ позвонили в службу розыска пропавших.

— Быстрее! — задыхаясь, сказал я. — В Таквиц Каньоне тяжело раненый человек. Он сорвался с тропы и сильно пострадал!

Нам поспешно задали несколько вопросов, после чего сообщили, что высылают на вертолете команду из двух человек. Мы поспешили обратно к потерпевшему, чтобы побыть рядом с ним и подать сигнал, показывая пилоту спасателей, куда лететь.

Вертолет завис, пока двое мужчин с оборудованием выбирались из кабины и спускались вниз.

Мы с Гленом видели, как быстро врачи оказали парню первую помощь, поставили капельницу и привязали его к носилкам.

Ровной площадки — такой, чтобы вертолет мог сесть — поблизости не было, поэтому опытный пилот один полоз поставил на край небольшого утеса, а мы вчетвером осторожно понесли раненого вверх по склону, к вертолету. Бедняга стонал каждый раз, когда кто–то из нас спотыкался. Когда мы приблизились к вертолету, я забеспокоился о собственной безопасности. Было нетрудно заметить, что если этот маленький камешек, на который опирается полоз, покатится вниз, то вертолет рухнет на нас, и мы все превратимся в лепешку. Вращающийся пропеллер так гонял воздух, что пыль стояла столбом, и повсюду летали кусочки кактусов. Однако нам быстро удалось закрепить пострадавшего, и вертолет взмыл в воздух, торопясь в больницу.

Позже я встретил в городе того пилота, и он сказал мне, что пострадавший молодой человек пил, когда упал.

— Ему повезло, что в тот момент вы двое проходили мимо, — сказал пилот.

Я был очень рад тому, что принял участие в спасении. Это происшествие положило начало моему сотрудничеству со службой розыска пропавших Риверсайда. В этих скалистых горах люди постоянно терялись. Зачастую вертолет опускался над моей пещерой и через мегафон меня спрашивали, не проходил ли тут путешественник Я отвечал жестами или махал красным полотенцем. Хотя имелись все основания считать меня нарушителем — поскольку эта земля была резервацией для племени индейцев — никто меня не трогал, потому что я сотрудничал с поисковой службой.

В основном люди срывались со скалы из–за того, что выпивали или принимали наркотики, и не всегда такие истории заканчивались счастливо. Нередко, пробираясь по узкой горной тропинке и смотря под ноги, путешественники забывали о том, что за спиной у них высокий рюкзак. То тут, то там рюкзак цеплялся за нависающую скалу, и человек кубарем катился вниз в каньон.

Некоторые туристы пытались двигаться вдоль ручья, стекавшего с горы, и оказывались в ловушке. Озерца внизу третьей долины манили их. Чтобы добраться до первого, приходилось спускаться с отвесной, почти вертикальной стены. Далее, двигаясь вниз по течению, путешественники достигали второго озера, тоже расположенного у подножия крутой скалы. Заметив третье озеро, они продолжали путь вниз, но им не был виден водопад высотой в тридцать метров, находящийся в конце третьего озера. Когда же они достигали цели, то попадали в ловушку: без специального оборудования они не могли выбраться оттуда. Попробовать забраться назад — все равно, что жуку попытаться вылезти из стеклянной банки. Некоторые умирали от переохлаждения. Другие погибали от голода или укусов змей, а один пожилой мужчина скончался от разрыва сердца, когда упал в холодную воду озера.

Приходя в город за покупками, я поначалу с ужасом смотрел на уличных бродяг, которые рылись в мусорных контейнерах, стоящих за продуктовыми магазинами.

— Чё делаете? — поинтересовался я, увидев их в первый раз.

— О, мы охотники за сокровищами. Магазины выбрасывают много хорошего, особенно бананов.

«Фу! — подумал я. — Никогда бы не взял еду из этого вонючего бака. Эти люди себя не уважают».

Каждый раз, приходя в город, я видел, как бродяги роются в мусоре. Наконец любопытство взяло вверх, и я подошел поближе. Вскоре я стал показывать им пальцем, где увидел пищу, и не успел оглянуться, как наравне с ними сам стал рыться в отходах, как свинья.

Больше всего мне нравилось находить бананы с коричневыми пятнами на кожуре — для продажи они не годились, так как считались переспевшими, а для меня это было как раз то, что надо, — из них я делал банановый хлеб.

За булочной под названием «Николиноз» можно было найти много хлеба и пиццы. Вчерашнюю выпечку они не продавали, а выбрасывали, так что там мы всегда отыскивали, чем поживиться. Позже, став христианином, я подумал: «Грех похож на „сокровища" в мусорном контейнере: сначала он кажется мерзким, но чем больше привыкаешь, тем меньше отвращения это вызывает, пока наконец ты не погружаешься туда окончательно».

Вскоре я подружился в бродягами Палм Спрингз. У них не было нормальных имен — таких, как Боб или Джим. У каждого было какое–то прозвище: Бешеный Дэн, Железнодорожник или Стая Крыс. Однажды парень по имени Нико дразнил меня в присутствии наших приятелей.

— Ты — пещерный человек, — сказал он. — Больше мы не будем называть тебя Даг. Мы назовем тебя У–гу. Точно! Первое слово, которое произнес пещерный человек — У–гу.

— Лучше бы, конечно, меня называли просто Даг или, на худой конец, «Пещерный человек», а не У–гу, — сказал я.

Так меня стали называть Пещерным человеком, и это имя до сих пор в ходу среди тех моих друзей.

Эти уличные бродяги были порой такими забавными! Малыш Ричи, молодой человек ростом всего метр пятьдесят, бывало, ночевал в ящике для сбора гуманитарной помощи. Телосложение позволяло ему забираться туда через отверстие для вещей. Ричи нравилось спать там, потому что старая одежда служила ему мягкой кроватью. Но однажды рано утром, еще до того, как он проснулся, кто–то решил пожертвовать старые кастрюли и сковородки. Можете представить себе удивление Ричи, когда на его голову посыпалась посуда. И каково было изумление хозяина этих кастрюль, когда из ящика он услышал: «Эй, ты это брось!»

А Бешеный Дэн… У него от ЛСД крыша поехала, и он спорил с манекенами, выставленными в витринах магазинов.

Вначале я иногда слушал в пещере магнитофон, но магнитофоны по–своему ограничены, а мне захотелось разнообразия. Когда мой брат в письме спросил, что бы мне хотелось получить в подарок на день рождения, я попросил флейту.

Через пару недель пришла бандероль. Я с нетерпением вскрыл ее и увидел новенькую серебристую флейту «Ямаха» в красивом вельветовом футляре голубого цвета. Оказалось, что научиться играть — совсем не так легко, как мне представлялось, но времени у меня было предостаточно, и в конце концов я стал играть достаточно хорошо, так что у людей создавалось впечатление, будто я знаю, что делаю.

С той поры я начал ходить в город за покупками с флейтой. Обычно выбирал местечко перед книжным магазином, где зависали и другие хиппи, садился, скрестив ноги, на тротуаре и играл. Иногда прохожие останавливались послушать, а иногда бросали монетки в чашку, которую я ставил перед собой. Когда набиралось достаточно денег для моих покупок, я сгребал свой «улов» и направлялся на рынок Мейфеэ, чтобы купить то, чего не нашлось в мусорном баке.