"Чёрный день" - читать интересную книгу автора (Доронин Алексей Алексеевич)

Глава 1 «Гробовщик»

Этот длинный и суматошный день начался для Сергея Борисовича Демьянова ещё вечером дня предыдущего.

Когда раздался звонок, он был уже в полудрёме. Он в последнее время и так частенько ложился рано, а в этот раз настолько умаялся на своей основной работе в заводской охране, что, придя домой, провалился в сон, только коснувшись кровати.

Демьянов не торопился отвечать. Ему и в голову не пришло, что кто-то станет искать его в пятницу в половине двенадцатого. Не такая у него была жизнь. Но настырная трель телефона не унималась, и он поднял трубку, готовый послать ошибившегося номером недоумка к чёртовой матери и ещё дальше.

— Алло?!

— Привет, Борисыч. Выручай, у нас тут ЧП.

— Да, Игорь Максимович?

Демьянов сменил тон на более терпимый, но без угодливости. Всё-таки директор был моложе его почти на десять лет.

— Мне тут шепнули, с утреца проверка нагрянет. Из главного управления по ГО и ЧС. Наш бункер будут проверять. Мать моя женщина, целый генерал приедет, — голос собеседника показался майору взволнованным.

— У них там наверху кому-то конкретно вожжа под хвост попала, — продолжал Игорь Максимович в своей обычной развязанной манере. — Мне кореш из Нижнего звонил, работает в вашей конторе. Говорит, вечером пришла директива из Москвы, и сейчас там все на ушах. В одном тракторно-бульдозерном парке всю работу парализовали. Диспетчеров, шоферов, механиков, даже дворников забрали. Предъявили ордер, взяли автокран, два бульдозера, экскаватор. Отрабатываем, мол, спасательную операцию в зоне сильных разрушений. Загоняли всех насмерть. Типа, отрабатываем действия по сигналу «Набат», так вот. По результатам составили длиннющий список нарушений и натянули базу на двести МРОТов. А твоего коллегу тамошнего — на пятьдесят. Вот и думай.

— Это как так? — не поверил Демьянов. — Сроду такого не было. Да ещё и в выходной…

— Я говорю, совсем озверели. А по новому кодексу могут хоть твой тарантас забрать и из квартиры пинком под зад выбить, если чего не понравится, — то ли в шутку, то ли всерьёз добавил директор.

Демьянов напрягся. Слишком свежи были воспоминания о времени, когда перед ним действительно маячила такая перспектива. Тогда он четвёртый месяц сидел без работы и третий — не платил за квартиру и коммунальные услуги. Ещё немного, и оказался бы на улице. Спасибо однокашнику, помог в трудной ситуации, подыскал местечко «гробовщика» на муниципальной автобазе. Это уже потом Демьянов окончил курсы частных охранников, получил лицензию и смог найти место чуть более хлебное. Но тогда без этих одиннадцати штук в месяц он протянул бы ноги.

Правда, работой это можно было назвать с большой натяжкой, особенно когда за плечами опыт реальных дел. Поначалу, после армии и МЧС, бесполезное перекладывание бумажек казалось ему даже унизительным. Но ничего, человек ко всему привыкает. Всё лучше, чем бутылки собирать.

— Так что завтра ноги в руки и бегом туда, — подытожил директор базы. — На тебя вся надежда. Чтоб всё по высшему разряду. Потом не забудь ко мне зайти, расскажешь. Ну всё, бывай.

В трубке раздались гудки, а Демьянов ещё несколько секунд сидел, переваривая услышанное. Эх, жизнь-жестянка… У него были такие планы на завтрашний день. Он собирался неспешно позавтракать, потом отправиться в гараж, поковыряться в моторе капризного «жигулёнка», потом вывести его из гаража и после двух часов в кошмарных городских пробках, часа по трассе и ещё одного по плохоньким районным дорогам оказаться в месте с чудным названием Рябчинка. Посидеть с удочкой над тихой речкой, а может, и с бреднем походить.

А вместо этого придётся во внеурочное время заниматься играми в ГО.

Го. Есть такая древняя японская игра, заключающаяся в передвижении бусин по многоклеточному полю. Они занимались примерно тем же. Из недосягаемых штабов приходили бумаги — с требованиями «предоставить», «обеспечить», «исполнить до…». В ответ на них на местах напрягали фантазию и стряпали отчёты, доклады, создавая на бумаге же подразделения и службы, потом читали лекции, на которых народ зевал и недоумевал, зачем же это нужно; потом писали заведомо невыполнимые планы, которые всё равно никто не собирался выполнять.

«ГРОБ». Какое говорящее название.

За два года работы в этой сфере Демьянов хорошо уяснил главную военную тайну страны. Она заключалась в том, что никакой гражданской обороны давно нет.

Есть система пускания пыли в глаза, когда государство обманывает своих граждан иллюзией безопасности, требуя от них взамен спокойствия и подчинения. И какие бы миллионы «деревянных» не пускались на это дело, какие бы катакомбы не возводились под землёй, система не была готова ни к чему такому, что серьёзнее лесного пожара или конфликта с племенем горных пастухов.

Пусть в последние годы те, кто сидел наверху, стали малость лучше осознавать угрозы современного мира. Пусть начали в спешном порядке подыскивать силы и средства, адекватные этим угрозам. Но всё это было впустую, потому что отсутствовало главное — объект защиты. Не стало народа, вместо него хрюкало оболваненное скопище своекорыстных индивидуумов, объединённых только общими праздниками.

Так что некому было защищать, нечем, да и некого.

В отличие от Демьянова, отдавшего МЧС почти пятнадцать лет жизни, на большинстве предприятий делами гражданской обороны ведали женщины и пенсионеры, в лучшем случае — совместители, для которых вся эта хрень была делом ненужным и непонятным. Что касается нештатных формирований, на которых в случае чего легла бы основная тяжесть спасения пострадавших и восстановления разрушенной экономики, то чаще они существовали только в мире документов. Их личный состав мог даже не подозревать об оказанной ему чести. В лучшем случае эти службы имелись в реальности, но были заточены сугубо под катастрофы мирного времени. О войне никто не заикался, как о том, чего не может быть, потому что не может быть никогда.

Демьянов часто ловил себя на мысли, что если о ком-то и позаботится государство в «час Ч», то только о собственных функционерах. Для них уже наверняка всё построено, оборудовано и снабжается по высшему разряду. А остальных, даже персонал стратегических предприятий, оно выкинет за борт с лёгкой душой. Выплывут — герои. Потонут — вечная память. Но никто в высших эшелонах сна не лишится. Может, там даже вздохнут с облегчением, ведь в условиях послевоенного времени запасы продовольствия, медикаментов и фонд временного жилья будут резко ограничены.

Вот такие невесёлые мысли теснились в голове руководителя структуры ГО объекта экономики.

Только идиот может думать, что войны начинаются из-за ущемления прав человека. Правда, никто не мешает этому идиоту быть президентом единственной сверхдержавы. Но при условии, что страной управляют совсем другие люди, дёргая его за ниточки как паяца.

С самого начала человеческой истории войны велись ради ресурсов, будь это охотничьи угодья, плодородные поля или нефтяные месторождения. Но это была странная война. Конечно, и в ней сырьевой фактор имел значение. Но только косвенное, второстепенное.

Война велась ради уничтожения избыточного количества землян, способных эти ресурсы потреблять. Своими методами она напоминала дезинсекцию — настолько несопоставимыми казались силы сторон. Кто объявляет войну тараканам? Их просто засыпают дустом, не вспоминая о Женевской конвенции.

Но эта страна была крепким орешком, и именно поэтому с ней нельзя было тянуть. Нет, она не набиралась сил, просто сам дезинсектор слабел с каждым годом. Вопрос стоял так: сейчас или никогда.

Тянуть было нельзя. Последние десять лет экономика планеты практически не выходила из штопора. Лишь изредка обвал сменялся плавным скольжением вниз. В такой ситуации особенно уязвимо себя чувствовал мировой гегемон.

Капитализм знал всего один выход из глобального кризиса. Войну. И чем глубже кризис, тем сильнее нужна встряска. Все знают, что почти сто лет назад не «новый курс» Рузвельта вывел США из Великой Депрессии. Её спасли военные заказы, которые посыпались из объятой огнём Европы.

История повторялась на новом витке. Исцелить экономику Соединённых Штатов от Величайшей Депрессии, сбросить с них триллионные долги и сделать весь мир их должниками могла только бойня масштаба Второй Мировой.

Так они думали.

Огромный — чуть меньше почившей МКС — спутник напоминал по форме восьмёрку и превосходил международную станцию по стоимости своей электронной начинки, следящей аппаратуры и вычислительных машин.

Но объект, неподвижно висевший над заданной точкой земной поверхности уже второй год, не был научно-исследовательской станцией. Хотя то, что он собирался совершить, с некоторой натяжкой можно было назвать экспериментом. Не был он и метеоспутником, пусть при определённых обстоятельствах мог влиять и на погоду.

Многоцелевая боевая платформа «Дамокл-4» существовала в единственном числе. Что и немудрено. Ведь даже ресурсов всего «свободного мира» не хватило бы на строительство и эксплуатацию, скажем, десяти подобных монстров. Да в этом и не было нужды. Спутник предназначался для особых задач. Тех, которые не могли выполнить даже ракеты с тактическими ядерными зарядами.

До этого он тихо висел в безвоздушном пространстве вдалеке от бурь, сотрясавших земной шар. Висел, ожидая сигнал — неповторимую комбинацию цифр, которая вовлечёт его в процесс всепланетной трансформации материи, называемый войной.

Не он её начал. Этот маховик был запущен внизу, в кабинетах политиков и военных штабах. Ему лишь отведена роль застрельщика, оружия первого удара.

Мощная система наведения помех скрывала его до поры до времени от электронных глаз противника, маскируя под космический мусор. Солнечные панели, до этого сложенные как крылья жука, теперь разворачивались, готовясь питать энергией «главный калибр» боевого спутника — десятитонную «рельсовую пушку», иначе известную как рельсотрон. Снаряд в ней разгонялся электромагнитным полем, двигаясь по двум параллельным направляющим.

На поверхности Земли из-за массы, дороговизны и других факторов электромагнитное оружие проигрывало огнестрельному: самые компактные боевые образцы размещались на автоплатформах, а ручной пехотный вариант оставался достоянием фантастики.

Здесь же, в невесомости и чистом вакууме, куда лишь изредка заносило отдельные молекулы земного воздуха, всё было по-другому. Здесь «railgun» не был ограничен весовыми рамками и мог быть сколь угодно мощным. Данный образец в считанные мгновения разгонял стокилограммовую болванку из обеднённого урана до фантастических скоростей. Система раннего оповещения русских засекла бы рукотворный метеорит… за пару секунду до столкновения.

Это оружие было чисто кинетическим — никакой взрывчатки. Она и не требовалась. Снаряд во время разгона расплавлялся и превращался в плазму, которая прожигала горные породы как капля расплавленного металла бумагу. Подземный город в Раменках и бункеры центра Москвы были самыми вероятными целями.

Электронный мозг «Дамокла-4» занимался своим любимым делом — тестировал все системы, отправляя сигналы по многократно дублированным цепям.

Но сегодня была не обычная проверка, а аврал. Рутинный порядок работы был грубо нарушен ещё два дня назад, когда сверхчувствительные наружные датчики зафиксировали всплеск ионизирующего излучения. Теперь треть из них уже вышла из строя. Если бы главный компьютер платформы мог испытывать эмоции, то он почувствовал бы страх.

Но угрожавшая колоссу опасность не была делом рук человека. В космосе проходили процессы таких масштабов, которых людям с их тараканьими силами никогда не достичь.

Светило выбрасывало из себя миллионы тонн плазмы в секунду. Солнечный ветер крепчал с каждый днём; плотные рои заряженных частиц бомбардировали все небесные тела в системе.

Отражённым светом горел естественный спутник Земли. Полыхали радужными огнями Меркурий и Венера. Их жители, если бы такие имелись, могли бы наблюдать яркую иллюминацию круглые сутки.

Корпус боевой платформы был не чета гражданским спутникам связи. От рядовой солнечной бури она была защищена даже надёжнее, чем МКС-2, ведь «научное» оборудование, установленное на ней, ценилось выше, чем жизни астронавтов. Но многослойную танковую броню, позволяющую экипажу выжить даже рядом с взбесившимся энергоблоком АЭС, на спутник всё-таки не навесишь. А такой уровень солнечной активности едва ли случался на короткой памяти человечества.

Так силы небес вмешались в историю Земли. Они дали ей не направление, а только лёгонький толчок, без которого она, скорее всего, обошлась бы с тем же результатом.

Уровень солнечной радиации быстро шёл на спад, но своё дело она уже сделала, нанеся самым уязвимым узлам боевой платформы чудовищный урон. Сколько ещё мог выдержать «Дамокл», прежде чем превратиться в сто пятьдесят тонн орбитального хлама, не решался сказать ни один специалист. Три дня? Два? А может, и сутки. Если бы спутник мог чувствовать, то он кричал бы от отчаяния. Погибнуть втуне, так и не выполнив своего предназначения. И это притом, что сто́ишь ты, считая с начала проектных работ, почти сотню миллиардов долларов!

Он не мог знать, что в этот момент внизу в огромном пятиугольном здании решалась как раз его судьба. По совокупности причин операцию предполагалось провести в течение месяца. Но из-за чрезвычайных обстоятельств сроки были пересмотрены в сторону сокращения.

Тем временем четыре десятка его собратьев устаревшей модели D-1, одноразовые спутники-камикадзе, несущие на борту по одному ядерному заряду, тоже начали выходить на позиции. Треть их уже вышла из строя от интенсивной солнечной бомбардировки, половина оставшихся получила повреждения, близкие к критическим. Любой день промедления грозил новыми потерями. Высоколобые ребята из НАСА не могли сказать точно, не чреват ли этот природный феномен новым всплеском, не будет ли тот продолжаться до полной гибели орбитальной группировки.

Дальше ждать было нельзя. Начался последний отсчёт.

Он пришёл туда первым, без двадцати шесть.

Небо ещё только начинало бледнеть, на востоке заря проступала слабыми алыми пятнами, наполовину скрытая шеренгой недавно возведённых двадцатипятиэтажек.

Демьянов давно не вставал так рано. Первым, что он отметил, выйдя во двор, была огромная, едва ли не в четверть Луны, слабо мерцающая блямба, что висела, казалось, прямо над подсвеченными сигнальными огнями вершинами двух новых высоток. Должно быть, Венера. Или Марс. Или комета какая-нибудь. Он был не силён в астрономии. Но почему эта штука так ярко светится?

Улицы были пустынны, будто город выкосила эпидемия, и тишина стояла такая, что звук его собственных шагов разносился чуть ли не на километр, так никем и не услышанный. Только по проспекту проносились редкие машины, да изредка мелькали силуэты дворников во дворах, заставленных автомобилями.

Тишина и покой, разлитый в прохладном воздухе, настраивали на философский лад. Невольно на ум начали приходить странные мысли о бренности сущего, бесконечности пространства, быстротечности времени… Обо всей той ерундистике, которой Демьянов не забивал голову лет тридцать, ещё с армии.

Университетский проспект был чёрен и пуст. В огромных домах по обеим его сторонам светилось едва ли два десятка окон. Это были ранние пташки или, наоборот, полуночники, засидевшиеся в хорошей компании. Вымерший город. Было в этой картине что-то одновременно пугающее и завораживающее.

Суббота. Почти все спят. Только ему приходится тащиться чёрт знает куда из-за того, что каким-то идиотам в погонах вздумалось поиграть в «Зарницу». Слава богу, живёт он недалеко, а то пришлось бы выходить ещё раньше. Какой транспорт ходит в такую рань? Такси? Полно вам, не с его зарплатой.

Это место всегда вызывало у него необъяснимую неприязнь. К поклонникам диггерской романтики Демьянов не относился и, как любой нормальный человек, не видел в огромном подвале, тёмном и грязном, ничего занимательного. Но существовала и другая причина. Запах. Убежище не воняло, нет… Но как в любом помещении, куда люди не заглядывают годами, воздух в нем приобрёл специфический нежилой — или лучше сказать «неживой»? — дух.

Так что он предпочёл бы оставить это место в покое и не спускаться туда ещё лет пять. А лучше десять. К тому времени он выйдет на пенсию, а с убежищем пусть разбирается его преемник.

Но ситуация сложилась такая, что без него никак. К прибытию комиссии убежище должно сверкать и сиять. Когда явятся «добровольные» помощники из числа рабочих базы, надо будет чётко обрисовать им круг задач этого внепланового субботника, которому они, естественно, не будут рады, несмотря на обещанный директором отгул, потому что дел будет непочатый край.

Представитель фирмы-арендатора опаздывал, а без него нельзя было попасть в помещение для укрываемых, занимавшее половину убежища, куда проверяющие вполне могли заглянуть. Но можно было распечатать запасный вход, спуститься вниз, пройти в пункт управления и проверить там исправность основных систем. Это первое, на что будет смотреть комиссия.

Подземный переход был построен совсем недавно. Он встретил раннего гостя неласковым резким светом ламп. В это время в нём почти не было прохожих. До открытия павильонов оставалось ещё два часа, и некому было увидеть, как неприметный человек остановился у неприметной решётчатой заслонки в стене. Хотя даже заметь его кто-нибудь, он принял бы майора за монтёра или электрика. Демьянов и выглядел соответственно — старый потёртый камуфляж, резиновые сапоги и ящик с инструментами через плечо. Руку его оттягивала пятилитровая канистра, внутри которой булькала солярка.

Люди невнимательны к тому, что впрямую не касается их жизни. Тысячи мужчин и женщин каждый день проходили мимо этой решётки, но мало кто из них задался вопросом о том, что же находится за ней.

Майор долго возился с дверью. От времени замочная скважина и сами механизмы замка заросли грязью, и когда он, наконец, справился с ней, дважды повернув ключ против часовой стрелки, его руки были в ржавчине, а одежда в паутине и нападавшем с потолка соре. Несмазанные петли жалобно скрипнули, когда решётка, закрывавшая вход в убежище от любопытных глаз, подалась в сторону. Перед Демьяновым оказалась обычная лестница, которая могла бы вести в типовой подвал жилого дома. Оттуда тянуло сквозняком и сыростью.

Отряхнувшись — хотя чего ради, если там, куда он идёт, ещё грязней? — он достал аккумуляторный фонарик, последний раз оглянулся и шагнул вниз. Майор нахмурился, заметив налёт ржавчины на трубах, тянущихся вдоль стены, и начал осторожно спускаться по крутой лестнице. Его резиновые сапоги звонко шлёпали по бетонным ступеням, но он по опыту знал, что наверху это никто не услышит. Подземелье поглощало все звуки. Решётку он предусмотрительно закрыл за собой. Не хватало ещё, чтобы какой-нибудь бомж забрался сюда в поисках цветного металла.

Лестница нырнула в сырую мглу, и Демьянов почувствовал, что воздух стал влажным и липким, как аэрозоль.

«Вряд ли грунтовые воды, — подумал он. — Скорее родной ЖЭК подкачал, опять у них что-то прорвало. Дай бог, чтобы воды по щиколотку не оказалось».

Но его опасения не подтвердились. Внизу было сыровато, но не более того. Цементный пол оказался сухим, с потолка не капало, лишь влага конденсировалась на металлическом тюбинге белым инеем, да пар валил изо рта. Здесь оказалось холодно. Адски холодно, несмотря на то, что наверху продолжал бушевать раскалённый август.

И зимой, и летом температура в убежище держалась на уровне трёх-пяти градусов тепла. Не так уж мало, но почему-то майора, коренного сибиряка, пробрало до костей, несмотря на тёплый свитер.

Мёртвый, застоявшийся холодный воздух охватил его со всех сторон. Демьянов вспомнил деревенский погреб, куда он ссыпал выращенную на «мичуринском» участке картошку. Но атмосфера здесь была другой — к запаху земли примешивался горький, терпкий дух. Дизтопливо, смазка, окисляющийся металл? Пожалуй.

Спуск заканчивался небольшой площадкой, напоминавшей лестничную клетку подъезда. Это был внешний предтамбур, «предбанник» убежища.

Здесь уже было темно как в могиле. Свет из подземного перехода сюда не доходил, а единственная лампочка под потолком была вывернута в незапамятные времена.

Зажав фонарь под мышкой, Демьянов начал открывать массивную дверь, настолько пыльную, что на ней можно было писать как на классной доске. Открутив разводным ключом болт, удерживающий мощный засов, майор поплевал на руки и с усилием открыл тяжёлую гермодверь из двадцатимиллиметровой стали. Петли надо бы смазать.

Стены и пол тамбура-шлюза были выложены синим больничным кафелем. В потолке имелись распылители, похожие на систему автоматического пожаротушения. Здесь должны проходить дезактивацию аварийно-спасательные команды, возвращающиеся из зоны заражения, смывая с себя радиоактивную грязь, чтоб ни грамма её не занести внутрь.

Этот вход был запертым три года. Арендатор, частная фирма, занимавшаяся поставками продуктов питания, использовала объект как склад, а заодно и как огромный дешёвый холодильник для нескоропортящегося импорта.

Но для своих целей фирмачи задействовали первый, главный вход, что располагался в противоположном конце убежища. Он выходил прямо на их же мини-супермаркет — павильон, сооружённый на скорую руку из панелей и крытый сайдингом, какие в начале века как грибы после дождя выросли по всей стране. Демьянов видел в них верный признак приближения хреновых времён. Ведь это не капитальные сооружения как ЦУМ, а времянки, больше чем на пятнадцать лет не рассчитанные. Разберутся они как конструктор и переедут на новое место, если надобность в них отпадёт. Например, по причине обнищания или вымирания населения.

К главному входу по пандусу могли подходить грузовики, и двустворчатые броневые ворота были постоянно открыты. Демьянов подумал, что их электромотор находится в нерабочем состоянии, а может, разобран по винтикам или целиком перекочевал в чей-нибудь гараж.

Именно ему и предстояло это проверить.

Единственное в этой части города бомбоубежище высшего класса защиты не было наследием «холодной войны». Нет, это был новодел. Его построили всего семь лет назад, в эпоху крушения последних иллюзий о мирном сосуществовании с «цивилизованным миром». Тогда, в начале десятых годов, когда короткая разрядка на Западе сменилась новым раундом антироссийской истерии, в России развернулась амбициозная программа по укреплению системы гражданской обороны. Несмотря на кризис в экономике, с лёгкой руки власти миллиарды выделялись на строительство новых защитных сооружений и приведение в порядок старых. Часть из них даже была истрачена по назначению. Программа неожиданно широко освещалось в СМИ, отчего Демьянов посчитал её пиаровским ходом, способом внушить людям чувство защищённости, если не от безработицы, то хотя бы от внешнего врага.

Сам он предпочёл бы, чтоб эти деньги пустили на что-то другое. Спору нет, защита — дело нужное. Но как-то трусливо это, мелкотравчато — вместо того, чтобы приводить в порядок ядерный меч, зарываться под землю в ожидании бомбёжки. А ядерный арсенал постоянно съёживался как шагреневая кожа.

Объект под номером 28-В был крупнейшим за Уралом гражданским бомбоубежищем. Краем уха Демьянов слышал, что проект оценивался в сумму с шестью нулями в долларовом исчислении. Разумеется, кто-то отпилил от неё по сладкому кусочку себе, жене, свату, брату и т. д., как всегда у нас бывает. Но убежище всё же построили, и не абы какое. Рассчитано оно было на укрытие персонала аж шести научных учреждений, находящихся в десяти минутах ходьбы от него.

Первоначально убежище и находилось на балансе некоего НИИ, но после каких-то пертурбаций городские власти, не мудрствуя лукаво, спихнули его ближайшей мало-мальски крупной организации. Той самой базе.

Время шло. Подобно многому в стране, объект лишился высочайшего внимания и начал приходить в запустение. Говорят, тушёнка, сгущёнка и пряники пролежали на складе НЗ всего один день, во время приёмки объекта комиссией из Москвы, а после благополучно вернулись в столовую. Потом потихоньку исчезла солярка со склада ГСМ. За ней последовали лекарства из коллективной аптечки, а также все мало-мальски ценные и малогабаритные предметы. Стоит ли говорить, что никто не стал восполнять пропажи. Даже на двери и проводку давно заглядывался завхоз.

Самостоятельно поддерживать убежище в рабочем состоянии МУП «Автобаза №4» не считала нужным, да и не могла физически. А из бюджета на это не собирались давать ни копейки.

В этот день тысячелетняя история державы, до сих пор по недоразумению занимавшей бо́льшую часть Евразии, должна была закончиться навсегда. Быстро и почти безболезненно.

Это была необычная война. Она не подразумевала ни постепенного стягивания сил к границам, ни долгих бомбардировок городов, ни изнуряющей морской блокады. Стране-жертве не позволялось провести мобилизацию, эвакуацию с рассредоточением, светомаскировку и развёртывание гражданской обороны.

У неё не было даже права на капитуляцию. Кто принимает почётную сдачу в плен у дикарей? Ведь у обитателей Северной Евразии, как когда-то у аборигенов Северной Америки — ирокезов, шошонов или команчей — не было никаких юридических прав на свои охотничьи угодья. Все договоры с ними суть клочки бумаги, филькины грамоты, соблюдать которые цивилизованному человеку нет нужды.

Так было запланировано. В учебники Вест-Пойнта эта операция должна была войти под названием «Black Thunder». И вошла бы, не поверни история в иное русло.

День 23 августа 2019 года от Рождества Христова должен был явить миру абсолютный блицкриг. С той разницей, что Гитлер начинал войну, не имея сорока тысяч сверхзвуковых крылатых ракет, из которых двадцать тысяч постоянно находились на боевом дежурстве. Но прогресс идёт, и у новых покорителей восточных земель такой задел имелся.

Правда, и этим ракетам, которые так хорошо проявили себя в предыдущих конфликтах, отводилась роль второго эшелона. Быть всесокрушающим кулаком демократии предстояло не им и даже не боевым спутникам, к которым американский генералитет питал обоснованное недоверие со времён пшика «Звёздных войн». Всё-таки мишенью была не Сомали и даже не Сербия. Здесь требовалось средство более надёжное и убойное.

После долгих штабных изысканий в Пентагоне решили не изобретать велосипед, а доверить эту почётную миссию баллистическим ракетам средней дальности, основательно доработанным старым добрым «Першингам-2», получившим кодовое имя «Немезис» и заметно улучшенные тактико-технические характеристики. Их главным преимуществом было малое подлётное время — меньше пяти минут. Компьютерные модели показали, что их массовый запуск гарантировал невозможность ответного удара с вероятностью, близкой к ста процентам.

Вытащенные из-под праха давно растоптанных договоров и расставленные по периметру обречённой страны, в марионеточных государствах-лимитрофах, три сотни этих птичек готовы были взмыть в небеса по первому сигналу. Вместе с морскими «Трайдентами» они готовились превратить российский ядерный арсенал в пыль.

Четвёртая мировая — если считать Третьей противостояние НАТО и Варшавского договора — началась в полном соответствии с духом времени. То есть без объявления войны. К чему эта устаревшая формальность в XXI веке, когда просвещённое человечество сошлось во мнении, что недра принадлежат не тем, чьи предки раскинули над ними свои шалаши, а тем, кто больше сумеет из них выкачать?

В самом белом на свете доме повод нашёлся легко. Для этого даже не пришлось ничего выдумывать. Достаточно было поманить русского медведя Крымом и Донбассом, как в своё время Хусейна — Кувейтом.

Благо почва для этого давно созрела, и в восточных областях Украины народ так устал от самостийников, что единство государства уже много лет стало формальным. После небольшого торга был подписан секретный протокол, точная копия пакта Молотова-Риббентропа. «Мы признаём, что Левобережная Украина находится в сфере ваших геополитических интересов… Мы признаём ваше право размещать на её территории воинский контингент со стрелковым вооружением, необходимый для поддержания правопорядка в регионе…»

Дальше всё было как в июне сорок первого, с той разницей, что страна-жертва должна была предстать перед всей планетой как агрессор. Телевизор, изобретённый ещё до Второй мировой, только в конце ХХ века превратился в страшное оружие.

Задолго до удара были составлены списки журналистов, которые получат аккредитацию в Пентагоне. Специальная команда с помощью компьютерной графики уже вовсю монтировала сцены расправ русских «оккупантов» над мирным населением Украины, хотя ни один российский военнослужащий ещё не пересёк выдуманной границы, проведённой по живому.

Капкан был расставлен, ружьё заряжено, собаки рвались с цепей, и только медведь спокойно потягивался в своём логове. Ему осталось недолго. Скоро на него обрушится вся мощь Свободного мира.

У страны, предназначенной на убой, не было шанса оправиться от нокаута, подтянуть резервы и броситься в последний бой с криком «За Родину!». Времена настали другие. Сама война стала иной. Теперь всё решали не людские резервы и даже не мегатонны боеголовок, а информация, координация, точность и скорость. А с ними у «этой страны», как презрительно величали её либералы, были проблемы.