"Город, который боролся" - читать интересную книгу автора (Маккефри Энн, Стирлинг Стивен Майкл)Глава 7Чанна проснулась от надрывного воя. Вздохнув, она подняла голову, но с душераздирающим стоном уронила ее на подушку. Потолок над головой, как и ширмы вокруг нее, был бледно-голубым. На столе у кровати стояла ваза с цветами, а с другой стороны — портативный компьютер с целой кучей оборудования, спокойно вещающего что-то и время от времени берущего пробы из ее тела. Ее рабочий комбинезон, гетры, жакет и пояс висели на вешалке, стоявшей в ногах у кровати. Воздух был пропитан легким приятным ароматом кедра. Завывания по-прежнему продолжались, иногда чередуясь с громкими криками. — Кто — Ах, Чанна, — сказал Симеон голосом нежным, как весенняя капель. Чанна вздохнула и снова закрыла глаза. Это принесло некоторое облегчение, к тому же ее тело уже стало понемногу привыкать к тому, что она жива, а опасность миновала. А это всегда нелегко тому, кто сильно сомневался, удастся ли ему проснуться вновь. — Поздравляю со вторым рождением, — раздался спокойный голос с легким акцентом — казалось, его обладатель пел. Послышались чьи-то шаги. Открыв глаза, она увидела, что над ней склонился доктор Чаундра. Выражение его лица было сугубо профессиональным — своего рода антисептическая улыбка, ничем не напоминавшая о том вдохновении, с которым он рассказывал о своей профессии на вечеринке. Чанне удалось справиться с такой сложной задачей, как улыбнуться и сморщиться одновременно. — Голова, — сказала она каркающим голосом, с трудом поднимая дрожащую руку, чтобы растереть лоб. — Это вам поможет, — сказал доктор. Он поднес шприц к ее горлу, прямо под ухом. Что-то зашипело, и она почувствовала, как под кожу вливается холодная жидкость. Боль, разрывавшая ее голову, отступила почти мгновенно. — Отлично! Мне уже гораздо лучше. — Чанна облизала пересохшие губы. — Нет, я просто блокировал болевые ощущения, — педантично заметил врач. — Повреждение органических тканей минимально, но для полного выздоровления потребуется еще несколько дней. — А пить мне можно? — Она необыкновенно выразительно подняла брови. Чаундра налил из стоявшего у кровати графина стакан воды, вложил туда соломинку и передал ей. Она жадно высосала через соломинку весь стакан, не забывая о том, что ее голова лежит на подушке, и отдала ему пустой стакан. — Еще, — попросила она. Он вновь наполнил стакан, а она почти моментально осушила его. Вновь раздались завывания. Чанна нахмурила брови: — Кто так тяжело ранен? Лицо врача исказила гримаса. — Это одна из тех, кого мы эвакуировали с корабля, — к ней первой вернулось сознание. Мы даже не знаем, кто она. Она ни на что не реагирует, только кричит с тех пор, как очнулась. Отвечу и на второй вопрос: нет, она совсем не тяжело ранена. Она пострадала от нехватки кислорода, и, возможно, это вызывает у нее такие же головные боли, как у вас. Кроме того, в результате резкого торможения у нее пошла кровь из носа. Следующий дикий крик сопровождался громким металлическим стуком и шумом разбрасываемых вещей. Послышались голоса доведенных до грани нервного срыва людей, пытающихся успокоить буйную пациентку. — Если она может вопить с такой же головной болью, как у меня, она явно сошла с ума, — заявила Чанна. Чаундра кивнул: — Это тоже вполне возможно, но мне кажется, ее истерика — побочный эффект погружения в анабиоз. — Он вздохнул. — Ранние методы часто слишком сильно подавляли основные сдерживающие центры. — А нельзя ли дать ей что-нибудь успокаивающее? — спросил Симеон из динамика на стене. — Эти звуки слишком сильно раздражают всех вокруг. — Нет, — ответил начальник медицинской службы. — Вернее, я предпочитаю пока не делать этого. Эти люди действительно сильно отравились, приняв гигантскую дозу лекарств, скорее всего, чтобы снизить потребление кислорода. Не знаю, когда это произошло, но, судя по их состоянию, наверное, уже давно. — Он снова вздохнул. — Я не хочу больше ничего вводить в их организм. В первую очередь, потому что многие средства, которыми они пользовались, были или просроченными, или некачественными, а может быть, справедливо и то и другое. — Говорят, если у кого-то начинается истерика, отлично помогает простой шлепок по… — начал Симеон. Но Чаундра прервал его: — Мне кажется, вы больше заботитесь о нервах слушателей, чем о пациенте, — сказал он, невозмутимо улыбнувшись. — Вы просто святой, доктор Чаундра, — заявила ему Чанна. Она прекрасно знала, что этот вдовец и пацифист влюблен в свою профессию, но сейчас ее это не волновало. — А я нет. Поэтому, чтобы не отправиться туда или не запустить графином в стенку, я хочу убраться подальше отсюда. Врач улыбнулся, коснувшись клавиатуры своего аппарата. Он взял у нее новые пробы, сделав два или три очень чувствительных укола. Просмотрев почти мгновенно высветившиеся на экране результаты, он кивнул: — Да, вам можно уйти. Она с довольной улыбкой поднялась на ноги: — Гм, а больше никто не пришел в сознание? — Да, еще один юноша. Он пока совсем слаб, поэтому мы не разрешаем ему вставать. А он хотел бы помочь этой девушке. — Не могли бы вы уложить его на переносную койку или усадить в кресло и доставить сюда? — спросил Симеон. — Возможно, это пойдет на пользу им обоим. — В зависимости от того, — заметил Чаундра, — как он будет себя вести. — Она может успокоиться, когда увидит его, — предположила Чанна. — Стоит попробовать, — пожал плечами Чаундра и взял летающее кресло из тех, что стояли в дверях. — Сюда, — сказал он, и Чанна последовала за ним, по дороге натягивая халат. Юноша, о котором шла речь, оказался тем красавцем, которого она транспортировала на корабль спасателей. Симеон заметил, как у Чанны расширились зрачки, и понял, что он вызывает у нее даже больший восторг, чем на корабле. Юноша приподнялся на одном локте, и на его классически правильном лбу заблестели капли пота. Когда он посмотрел на подошедших своими светло-голубыми глазами, в них отразилась боль. — Пожалуйста, позвольте мне пойти к ней, — взмолился он. Его высокий баритон звучал изысканно и немного старомодно. Говорил он на вполне разборчивом стандартном, хотя ударение на гласных и было устаревшим. Одного взгляда на лицо Чанны оказалось достаточно, чтобы Симеон понял: она отправила бы его и в преисподнюю, если бы он попросил об этом. Симеону захотелось поскорее спровадить его со станции. Чанна с Чаундрой помогли Адонису сесть в кресло и отвезли его к койке, на которой лежала девушка. Он нежно коснулся ее руки и начал ее поглаживать. У пациентки были распущенные темные волосы до пояса и бледное костлявое лицо с тонкими чертами и высокими скулами. Темно-синие глаза с золотистыми крапинками почти почернели, как только она увидела юношу, крики прекратились, и на миг настала долгожданная тишина. Но тут радужная оболочка на ее глазах стала неестественно белой, и, прежде чем Чанна или Чаундра смогли среагировать, она схватила стоявший у кровати графин и замахнулась на Адониса. — Это ты во всем виноват! Ты мог погубить меня! Я Металлический графин с отвратительным звуком врезался ему в висок Юноша мешком свалился с кресла, а не понимающая, что только что сотворила, девушка попыталась подняться на кровати, по-прежнему выкрикивая, что он один во всем виноват. Затем она вновь принялась рыдать ничуть не тише, чем прежде: — Любовь моя, любовь моя, что они с тобой сделали? Чаундра и главная медсестра синхронно, как в балете, с двух сторон прыгнули к кровати. В палату ввалилась целая толпа санитаров, остававшихся приверженцами химических препаратов, не говоря уж о старом добром этаноле,[24] поэтому они ни секунды не сомневались, что делать. Один из них крепко схватил ее за руки, а второй всадил шприц в извивающееся тело. Она моментально отключилась. — Доктор, — настойчиво потребовал Симеон, — отправьте эту девушку в изолятор и держите там, пока ее сознание не прояснится. Пусть она обвиняет меня в этом — я беру ответственность на себя. — Будет сделано, — ответил Чаундра. Медсестры пристегнули девушку к кровати: они были настоящими профессионалами и, даже затягивая ремни, ничем не показали, что это является репрессивной мерой. Чаундра склонился над потерявшим сознание юношей. — Хорошо хоть удар был скользящим, — констатировал он, оттягивая веко. — Он скоро снова придет в сознание. — Я буду у себя, доктор, — сказала Чанна и, собрав свою одежду и едва передвигая ноги, направилась к лифту. Войдя в кабину, она прислонилась к стене и закрыла глаза. — У тебя все в порядке? — встревоженно спросил Симеон. Она улыбнулась: — Спасибо, у меня все в полном порядке. — Она открыла глаза и оттолкнулась от стены, но не выдержала нагрузки, и ее плечи сгорбились. — Мне по-прежнему страшно хочется пить, — сказала она, — а еще есть и жить. — Но тут ее глаза расширились от ужаса. — Как же я могла забыть? А «мозг», он выжил? Симеон на какое-то время замолчал. — Нет. Чанна уронила вещи и закрыла лицо руками. На протяжении всего подъема взгляд ее был опущен, а губы оставались плотно сжатыми. Затем она тихо спросила: — У тебя была возможность выяснить о наших гостях хоть что-нибудь? — Не так много, как хотелось бы, но я кое-что разузнал о капсульнике. Гайон управлял планетами. Последним местом его работы стала колония на планете Бетель, вращающейся вокруг солнца GK728 — местные называют его Шафран. Я информировал Центральные миры о его… гибели… о том, что он погиб, выполняя свой долг, я так и сказал. Мне ответили, что примут это к сведению. После того как контракт истек, он просто остался на орбите, не имея на то никаких причин, разве что ему нравился ярко-желтый цвет местного солнца. Бетель — это расположенная в стороне от транспортных маршрутов отсталая колония с незначительным населением, жители которой страдают ксенофобией. Например, не торгуют с негуманоидами. Эта колония была основана около трехсот лет назад «сплоченной религиозной общиной». Да уж — Симеон сделал паузу. — За три века в этой религии могло появиться множество самых мерзких извращений. Беженцев могли просто-напросто изгнать с планеты. С таким же успехом они могли покинуть ее добровольно, чтобы организовать для своей секты новую базу. Я этого не знаю. — Он тихо продолжил: — Гайон, скорее всего, пробыл на корабле очень долго. И долго умирал по дороге сюда, один, во тьме. Последние слова были сказаны едва слышно, шепотом, и Чанна почувствовала, как у нее на глазах выступают слезы. «Тело» всегда скорбит, когда гибнет «мозг». Поэтому она не стала сдерживать слез — это принесло облегчение. Но она могла плакать. А Симеон не мог. Из лифта она прошла в гостиную и, совершенно выбившись из сил, свалилась в ближайшее кресло, сразу ставшее таким удобным. Откинув голову назад, она закрыла глаза, из которых по-прежнему текли слезы. Они с Симеоном молчали еще очень и очень долго. — Как насчет базы данных, которую мы скачали на капитанском мостике? — наконец спросила Чанна, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Она была пуста? — Я, уф, ну, в общем, не могу прочитать ее, — ответил Симеон. К печали в его голосе теперь примешивалось и смущение. — Код Чанну разобрал смех, который ей едва удалось сдержать. Но она заглушила его стоном. — Мне действительно страшно спрашивать об этом, но… — Тут она поняла, что с надеждой смотрит на его колонну. — Что случилось с людьми, которых мы спасли? Кроме завывалы, конечно. — Сорок из тех пятидесяти, которых мы нашли, были доставлены на станцию живыми. — О, Гу! — воскликнула она и наклонилась вперед, скрестив руки на коленках и положив на них голову. — У нас даже не было времени сосчитать погибших, да? Проклятье! Мы должны были сделать хотя бы это! — Она вновь откинулась на спинку кресла, мрачно рассматривая все вокруг, словно ее возмущала по-прежнему оставшаяся уютной обстановка. — Я знаю, — сказал ей Симеон. — Признаюсь, что допустил ошибку. — Не только ты, — сказала Чанна и всхлипнула, но всего один раз. Чтобы подавить уже подступавшие к горлу рыдания, она с силой зажала рот рукой, так, что заболели губы. Всего через миг она снова заговорила: — А станция? — Хотя бы здесь все обошлось благополучно, — сказал он и представил ей подробнейший отчет о том, как замечательно он контролировал ситуацию. Хорошие новости: к счастью, никто из персонала не пострадал, не было нанесено значительного ущерба самой станции и транспорту, за исключением рудовоза, что, впрочем, заслуживает отдельного разговора. Теперь прибывающим кораблям приходится ютиться в дальнем конце станции — временно, конечно. Закончил Симеон приглашением на вечеринку, организованную для пилотов-добровольцев, куда могли прийти все желающие. Чанна дослушала с трудом, ей едва удавалось держать глаза открытыми. — Никогда не думала, что доживу до того дня, когда так устану, что откажусь от участия в массовой попойке. — Расслабься хоть чуть-чуть, крошка, — сказал Симеон. — Ты ведь Чанна умудрилась улыбнуться. — Как ты отнесешься к тому, если я закажу тебе сюда шампанское или что-нибудь в этом роде? — Очень даже положительно, — едва слышно, но с чувством сказала она. — И ты обязательно должна что-нибудь съесть. Доктор Чаундра говорит, что после этого ты начнешь поправляться. И у тебя больше не будет болеть голова. — Я — «за». — Она встала и, покачиваясь, побрела в кухню, чтобы найти что-нибудь перекусить. Чанна долго пялилась на буфет, не понимая, что там видит, когда дверь в гостиную, зашипев, отъехала в сторону. Она похромала к выходу, чтобы посмотреть, кто пришел, и успела как раз вовремя, чтобы столкнуться с самим Мартьяном в сопровождении официантов, заполнивших гостиную. — Ах, моя дорогая отважная мадемуазель! — Шеф-повар щелкнул каблуками и низко поклонился. — Я счастлив приветствовать вас. Мы, персонал «Периметра», решили отблагодарить вас за необыкновенное мужество, которое вы проявили, спасая станцию. — Его рука торжественно показала на сервировочный столик — Это лишь скромное выражение нашей признательности, я понимаю, но сегодня вечером мы готовили для вас от всего сердца и, мне кажется, превзошли себя. Но это ничто по сравнению с нашей благодарностью. — Он снова поклонился, на сей раз не так низко, но прижав руку к сердцу. Чанна глупо улыбалась ему, пока не смогла собраться с мыслями и сказать, что это очень любезно с его стороны. Он предложил ей руку, чтобы подвести к креслу. В тот же миг вся его свита пришла в движение. Принесли стол, постелили скатерть, налили вино, положили салфетку, а на тарелку положили еду. Даже обслуживание казалось тожественным ритуалом, произведением искусства. Симеон узнал настоящие земные трюфели, украшавшие закуску, а главным блюдом стало легендарное — Ах, месье Симеон, — Мартьян издал трагический вздох, с совершенно нейтральным выражением лица, которое всегда бывает у обычных людей, когда они обращаются к кому-то невидимому. — Как бы нам хотелось отдать и вам свою дань восхищения. Симеон тут же спроецировал собственное изображение на экране в колонне, заставив его признательно улыбнуться и слегка кивнуть. — Помогая моему «телу», месье, вы оказываете неоценимую услугу и мне, и всей станции. Я просто не в силах выразить мою благодарность. Глаза Чанны округлились, но рот был, к счастью, занят. — Я хотел бы попросить вас, — доверительно обратился он к Мартьяну, — нельзя ли убрать здесь чуть позже? Мисс Хэп страшно устала, а мне надо быстро обсудить с ней дела станции перед тем, как она отправится отдыхать… — Без сомнения, — с чувством ответил Мартьян. Одного жеста его руки оказалось достаточно, чтобы фантастические помощники собрались и удалились так же неслышно и незаметно, как появилась. Чанна с жадностью — и с явным удовольствием — потягивала вино. — Не стоит чересчур налегать на него, — предупредил Симеон. — Я знаю, ты умираешь от жажды, но лучше бы ты предпочла воду. — Хорошо, папочка. — Она взяла вилку и снова принялась за еду, с видом знатока смакуя каждый кусочек. — Очень жаль, что ты не можешь ощущать вкус пищи, но уверяю тебя — этот ягненок просто великолепен. — Она закатила глаза. — Ну, давай быстренько обсуждай со мной дела. Что еще ты можешь добавить к сегодняшним новостям? — Вообще-то фактически ничего, — ответил он, — за исключением того, что, пока ты ела, компьютер наконец-то подобрал более менее сносную программу для перевода. Машина начала работу, но предупредила меня, что в ее словаре есть значительные пробелы и практически наверняка понять смысл будет невозможно… — Что говорят об этой катастрофе в Центральных мирах? — Она широко зевнула. — Или у нас не осталось для этого спутников связи? — Я информировал их о развитии событий, как и о появлении здесь… Гайона. Но их больше волновало, сохранил ли я прежнюю работоспособность. А я ничуть не утратил ее. Там ожидают подробного отчета, но я надеюсь включить в него новую информацию о корабле. Так что могут и подождать. От этого они только выиграют. — Есть новости о Джоат? — Ничего определенного, — вздохнув, ответил он. — Когда все в скафандрах, невозможно понять, кто есть кто. Не все скафандры снабжены бирками с именами или профессиональными кодами. Из инженерного отсека пока не слышно ни звука. — Знаешь, мне просто хотелось удостовериться, что у нее все в порядке, — рассерженно заявила Чанна, не находя себе места от волнения. — Открой там канал и скажи ей, что мы должны знать, как она перенесла все это. Мне будет достаточно одного-единственного слова, хотя бы банального «нормально». — Она снова взялась за еду, но лишь мрачно ковыряла вилкой в тарелке. Симеон ответил ей вымученной улыбкой. Когда Чанна уставала, она становилась почти такой же смешной, как Джоат. Задав девочке вопрос, сформулированный Чанной, он тоже испытал облегчение, моментально получив ответ, хотя непривычная разговорчивость Джоат сильно его озадачила. — Она ответила. Я сказал, что будет достаточно и одного слова, а она набрала целых пять. Цитирую: Успокоенная Чанна отодвинула столик Уверенность в том, что Джоат в безопасности, разрядила так долго копившееся внутри напряжение. Она механически, как робот, на правилась к себе, дошла до дверей и остановилась, опершись о косяк. — Симеон, — сказала она, глядя через плечо на его колонну. Голова, уже не слушавшаяся ее, лежала на холодной металлической панели. — Я пока что твое «тело», не забывай об этом. Ты обязан информировать меня обо всех происшествиях. Верно? — Да, мадам, — кротко согласился он. Она резко кивнула — этот жест означал «вот так-то лучше» — и пошла к себе. Не в силах бороться с притяжением кровати, она, как во сне, выпуталась из больничного халата и заползла на постель, а система дистанционного управления накрыла ее одеялами. Тихая музыка усыпила ее почти мгновенно. — Доброе утро, — приветствовал Чанну Симеон на следующий день. — Кажется, ты хорошо отдохнула. — — Я тоже чувствую, что хорошо отдохнула, — изумленно ответила она. — Я вообще удивлена, что смогла проснуться после вчерашнего. — Надеюсь, — тут тон ее голоса стал подозрительным, — ты не дал мне проспать что-то важное. — Не произошло ничего, достойного внимания. Как ни странно, от наших гостей мы узнали больше, чем из их машин. — И как они? Кто-то еще пришел в себя? — Доктор Чаундра говорит, что бедолага, получивший от визжавшей валькирии по голове, — их лидер, Амос бен Сьерра-Нуэва. Валькирия — Рашель бинт Дамскус. Я знаю, тебе хочется увидеть их, — поспешил добавить он, хотя ни в коем случае не желал акцентировать ее внимание на этом мужчине. — Док говорит, что они смогут прийти к нам на собрание. — Кто еще? — Лидер Амос и его правая рука, Джозеф бен Сейд. Чанна сделала глоток только что приготовленного кофе. — Когда они будут здесь? — Где-то через час у нас состоится встреча с руководящим персоналом станции. Чаундра тоже придет, если не случится чего-то серьезного. Я приглашу Сьерра-Нуэву с этим парнем, Джозефом. — Сделай мне одолжение, — попросила Чанна, — зови его Амосом, ладно? Сьерра-Нуэва напоминает название одного из тех танцев, от которых закипает кровь, а либидо становится совершенно бесконтрольным. — Будет сделано. Нам не нужны роковые страсти, способные вызвать бунт на станции, так? — М-да, — сказала она, ухмыльнувшись, и опустила ресницы в знак согласия, — это даже не подлежит сомнению. « Тут Симеон заметил посетителя в коридоре и открыл дверь, прежде чем тот успел позвонить. Им был долговязый двенадцатилетний мальчишка, смуглый, с узким лицом, зелеными глазами и с рыжевато-каштановыми волосами. Подросток от удивления застыл на месте, раскрыв рот в форме буквы «о». — Заходи, — сказал Симеон. Чанна, оторвав взгляд от экрана электронного блокнота, повторила приглашение. — Гм, привет, — неуверенно пробормотал парнишка. — Меня зовут Селд Чаундра. Я учусь с Джоат в одном классе. — О, — Ага, — рука Селда нервно смяла брючину. — А она здесь? — Сейчас ее нет, — ответила Чанна, упершись кулаком в подбородок — Мы отправим ей записку. — И про себя добавила: — Нет-нет, — он изо всех сил затряс головой, а его глаза так и остались широко раскрытыми. — Просто… Знаете, ее сегодня не было в школе, и я волнуюсь, не пострадала ли она вчера. — Очень великодушно с твоей стороны, — одобрительно кивнула Чанна. — Но с ней все… нормально! — Мы передадим, что ты справлялся о ней, Селд, — сказал Симеон. — А завтра она придет в школу? — Очень может быть, — соврал Симеон. — Я передам ей, что ты заходил, и попрошу ее связаться с тобой. У неё есть твой личный код? — Да, сэр, есть. Как и все дети, рожденные на станции, Селд привык к тому, что Симеон может говорить с ним из любого динамика, но хорошее воспоминание заставило его поклониться колонне. — Извините за беспокойство. — На прощанье он махнул Чанне рукой и вышел. — Так! — констатировала довольная Чанна. — У Джоат уже появился одноклассник, который так волнуется о ней, что отважился даже залезть к тебе в логово. — Ты считаешь, этого будет достаточно, чтобы вытащить ее из убежища? Чанна задумалась. — Я считаю, это непременно случится, когда она все хорошенько взвесит. Если ты думаешь, что о тебе никто не заботится, легко потерять надежду и впасть в депрессию. Ну, давай, — сказала она, ласково улыбнувшись колонне, — сообщи ей, что здесь был Селд, который беспокоится о ней и ждет ее в школе. — Да, Селд — нормальный парень, — сказала Джоат. — Но он во многих отношениях еще совсем ребенок, понимаешь? — Если учитывать твой возраст, — ласково сказал Симеон, — ты и сама еще ребенок. Джоат рассмеялась с горечью в голосе, но этот смех напоминал вопль койота. — У меня никогда не было ни времени, ни возможности быть им. Так что немного поздновато ожидать от меня, что я и буду вести себя, как какой-то сосунок. В ее импровизированном гнезде, сооруженном в месте пересечения труб, установилась тишина, но девочка все же услышала почти беззвучный вздох Симеона. «Мягкотелый тюфяк, — с нежностью подумала она, страдая от раскаяния. Даже если он… просто жестянка? Законсервированный-в-банке? — — Да, знаешь, Селд — хороший товарищ. Неплохо разбирается в компьютерах, хотя и на детском уровне. Правда, дерется дерьмово. — Он говорит, что о тебе скучают в школе, — ненавязчиво заметил Симеон. Джоат во второй раз рассмеялась сухим лающим смехом: — Уж наверняка не эта сучка Луиз Копрекни. — А ты не переборщила, засунув ее головой в туалетный бачок Джоат? — Она сказала, что от меня пахнет. — Но от тебя действительно пахло. Тогда! До того, как ты поняла, что регулярное мытье — не просто дурацкая прихоть! Джоат закусила нижнюю губу, развернувшись спиной к клавиатуре и своей коллекции собранных из утиля электронных приборов, предназначение которых Симеон уже давно пытался определить. — Что ты изобретаешь? — спросил Симеон. — Излучатель. — Можно поинтересоваться, что это за излучатель? — — Ультразвуковой. Чтобы стрелять по кэпам. — Услышав вопросительное покашливание Симеона, она пояснила: — Знаешь, он сжигает капилляры, как самый сильный солнечный ожог. — Что-что? — Он попытался изменить голос, чтобы он звучал по-свойски. — Ты же знаешь, мы не собирались вытаскивать тебя отсюда. — А я и не думала, что вам это нужно. — А ты еще… гм, не испытывала его? — Пока нет. — Как же ты узнаешь, работает ли он? — Будет, я уверена в этом! — Из-за доверительного тона, которым это было сказано, реплика прозвучала не агрессивно. — Он… гм… — Он никого не убьет, но, без сомнения, заставит любого подумать дважды, прежде чем преследовать меня. — Да, понимаю. Визуальным сенсорам Симеона удалось заметить лишь слабый намек на улыбку, прежде чем Джоат склонила голову, чтобы продолжить работу. — Надо доделать еще кое-что, — загадочно сказала она. Вновь воцарилась тишина. Разговоры с Джоат напоминали Симеону ловлю форели голыми руками — это он видел в документальных фильмах. Надо быть очень внимательным, чтобы тебе сопутствовала удача. — Кажется, приближаются неприятности, — спокойно сообщила она. — Неприятности уже — А зачем? Ты же сам дал мне скафандр, помнишь? Это все, что мне было нужно, — рассудительно заметила Джоат. — Что-то угрожает тебе, станции, все мы по уши завязли в дерьме. Ведь так? Будет гораздо лучше, если ты потратишь свое время на то, чтобы не погрузиться туда еще глубже, и разгребешь его, чтобы мы смогли выбраться. — Ты очень трезво смотришь на жизнь, Джоат, — сказал Симеон, восхищенный ее самостоятельностью, хотя она и обеспокоила его. — Я не растение, — удовлетворенно ответила Джоат. — Ко всему прочему, неприятности никогда не приходят поодиночке — они сваливаются на твою голову целыми килобайтами. Я буду к ним готова. — Она похлопала по своему излучателю. — Уж в этом я не сомневаюсь, — подыграл ей Симеон. — Угу. Увидимся за обедом. — За обедом? — В его голосе прозвучало, удивление, доставившее ей явное удовольствие. — Гм, да, значит, тогда и увидимся, — добавил он, изо всех сил стараясь говорить будничным тоном. Джоат беззвучно свистнула, когда почувствовала, что Симеон переключил с нее внимание — по крайней мере, основную его часть. К тому же она включила имитатор звуков и шифратор, которые соорудила наспех. Правда, она уже не была Ей не хотелось, чтобы ее отвлекали, пока она несколько раз прокручивала приключения Чанны на корабле пришельцев. Потом она просмотрела и новости, сегодня пришедшие с Центральных миров. Установленная Джоат программа наблюдения сама выбрала их, направляя в ее систему. Лениво растянувшись, Джоат потянула за ушко какой-то банки, скорее всего, с пивом. Она старалась держаться подальше от реальных событий, потому что от них она тупела и страшно хотелось напиться. Откусив большущий кусок от шоколадного батончика с орехами и набив полный рот, она с мстительным удовольствием наблюдала за разыгрывающейся сценой. Толпа окружила какое-то административное здание, пикетчики громко, но монотонно бубнили угрозы, вяло размахивая плакатами, на которых были те же лозунги, которые они скандировали. — Окна первого этажа были закрыты, наступление демонстрации ОПОПИМ сдерживал кордон вооруженных полицейских. Изображение сместилось внутрь комнаты, где мисс Дорган из Комитета защиты детей, выглядевшая испуганной и потрясенной, яростно размахивала руками. — Джоат ухмыльнулась. Она хотела стать системным инженером, когда вырастет, — или, возможно, даже «телом», — но монтаж был просто замечательным хобби. Монтаж передачи или записанного разговора, который был послан в ОПОПИМ и в ММ. Чанна мыслила в верном направлении, но взрослым просто не хватает — Как сказала учительница, — пробормотала она, вновь набив полный рот, — во мне слишком много скрытой враждебности, и я должна научиться ее выплескивать. — Мне казалось, я и сам сейчас вот-вот закричу, — сказал Джозеф. Амос вздохнул, опустившись на стул. По настоянию Джозефа местный врач — очень странный человек — поместил его в небольшой отдельный номер с гостиной. — До сих пор не могу поверить, что мы спаслись, — сказал Амос, проводя рукой по лицу, которое настолько заросло щетиной, что ее давно пора было сбрить. Он решил попросить ультразвуковую машинку или какой-то ее эквивалент из местной бытовой техники. — Если говорить откровенно, брат мой, я и не рассчитывал очнуться вновь. — Да и я тоже, — подтвердил Джозеф, неторопливо меряя шагами комнату. Сила тяжести была немного больше, чем на Бетеле, хотя не настолько, чтобы это мешало. — Но можем ли мы рассчитывать, что спаслись — даже от кольнари? Амос внимательно посмотрел на него: — А разве нет? — Эта капсула, Гайон, — поправился Джозеф, заметив, как нахмурился Амос, — говорила, что… — Он, — исправив друга, Амос плотно сжал губы: даже он чувствовал себя неловко в обществе Гайона. — Да, он, — сказал Джозеф, взмахивая обеими руками, чтобы успокоить друга. — Он хотел отвезти нас на базу на Ригеле. Это явно не Ригель. — Да, — согласился Амос. — Это SSS-900-С. Хотя его жители, кажется, не намерены сообщать нам ничего большего. — Понятно, мой господин. А вы сами стали бы безоговорочно доверять беженцам, которые подлетели так близко, что едва не разрушили станцию, даже не подозревая об этом? Однако есть вещи, которые нам придется им рассказать. — Да, — с трудом выговорил Амос. — И в первую очередь потому, что это не военная база. — Вот именно, брат мой. Это мирные люди. — Сжавшись под мрачным взглядом Амоса, он продолжал: — Как ты помнишь, я поднимался в космос, чтобы осуществлять стыковку прибывающих кораблей. Я знаю о торговцах и о торговле гораздо больше многих бетелианцев. Эти жители космоса — уважаемые торговцы, правда, в соответствии с их собственными нравственными нормами, а не с обычаями Бетеля. Высадившись на этой станции, мы сделали ее обитателей потенциальными жертвами кольнари. Они посмотрели друг на друга, и им обоим пришла в голову одна и та же мысль, которую никому не хотелось высказывать вслух. Но Амос все же решился. Честные люди, живущие по своим нравственным нормам, должны узнать правду. — А мы даже не знаем, идут ли кольнари по нашему следу, — прошептал он. Его затошнило, а живот свело судорогой. |
||
|