"Неугомонный Носир" - читать интересную книгу автора (Ортыков Болта)

ПРОНИЦАТЕЛЬНЫЙ СТАРИК

Вот уже третий день я вместе с отцом пасу овец в горах. Если бы вы увидели эти места, то сказали бы: «Сама весна поселилась здесь! Сама весна в полном цвету».

Солнце щедро разбросало свои лучи (не лучи — жемчуга!) по лужайке с высокой, сочной, нежно-зелёной травой. С ледников и снежных вершин веет свежий ветерок. Днём жарко, особенно в полдень. Потом становится прохладнее. А вечерами, бывает даже, мы кутаемся в тёплые ватные халаты и пьём чай, греясь у пламени очага.

Не прошло и недели, как я понял — в горах очень хочется есть. Здесь так разыгрывается аппетит, что человек в один присест готов съесть недельный запас хлеба!

О том, как вкусен айран, и говорить нечего! Он и жажду утоляет, и вкус его долго сохраняется во рту! Теперь понятно, почему чабаны так любят айран.

А как здесь поют птицы! Особенно хороши красноногие куропатки, разгуливающие по окрестным холмам. Слушая их «ка-ка-ра, ку-кур, ка-кара-ку-кур», я забываю обо всём. А овцы тем временем разбредаются кто куда и уходят далеко вперёд.

Скоро я понял, почему отец, приезжая с гор домой, тут же стремился вернуться обратно. В кишлаке ему ничто не нравилось — ни улицы, ни даже тень под высокой чинарой. Видно, недаром говорят старики: «Или великий город, или высокие горы».

Раньше я думал, что чабан в горах оторван от всего мира, что он слышит здесь только вой волков, блеяние овец да пение птиц. Нелепые и смешные предположения!

У нас в горах не было ни одной юрты, где не работал бы радиоприёмник. А в нашей палатке было даже два: один всегда стоял в углу, и мы его включали только по вечерам, а маленький радиоприёмник «Дорожный» Собир-амак носил с собой в хурджине и слушал передачи даже в пути.

И совсем не скучно в горах. Каждый чабан умеет играть на домбре. И мой отец умел. Иногда он пел, аккомпанируя себе. А Собир-амак очень искусно играл на флейте. И когда выпадало свободное время, мы даже устраивали маленькие концерты.

Жизнь в горах пришлась по душе не только мне, но и Полвону. Он успокоился. Отец спустил его с привязи и дал ему полную свободу. Пёс помогал нам пасти отару. Он ни на шаг не отходил от овец и зорко следил за всем вокруг. Но мы ни разу не слышали его лая.

— Может, наш Полвон немой, а, сынок? — спрашивал, бывало, отец.

— Он у нас пока гость, а привыкнет к здешним местам — мы ещё услышим его голос! — отвечал я.

Отец пожимал плечами и покачивал головой. Его тревожило поведение Полвона. Стоило появиться возле нашей стоянки чужому человеку, как пёс немедленно бежал к нему и обнюхивал одежду пришельца. Видя это, соседские чабаны многозначительно переглядывались.

Шли дни. И вот однажды в ущелье, где мы пасли овец, показалась ещё одна отара. Спустив овец в ущелье, чабан, волоча за собой длинную палку, направился к нам.

— Это Аликул-чабан, — сказал отец. — Ему уже за семьдесят, но он ещё сильный человек. Аликул пасёт отару нашего соседа, богатого узбекского колхоза.

— А почему узбеки пасут своих овец на нашем пастбище? — удивлённо спросил я.

— Вот тебе раз! — рассмеялся отец. — А ещё в седьмой перешёл, одним из первых учеников считаешься! Да у них здесь около четырёх тысяч голов овец.

— Четыре тысячи?!

— Да, да, четыре тысячи! — повторил отец. — Наше ущелье огромное — иди по нему три дня и три ночи, а до конца не дойдёшь! Кроме узбекских отар, здесь пасутся ещё и овцы из соседних с нами таджикских колхозов.

— Но ведь эти горы принадлежат нашему колхозу! — не унимался я. — Зачем же узбеки пригнали сюда свои стада? Или они с Пулод-амаком…

Отец расхохотался. Потом спросил:

— Разве вам в школе не рассказывали, как народы помогают друг другу…

— Нет, что-то не припомню, — признался я. — Нам преподают… родной язык, литературу, зоологию, гео…

— Тогда послушай, что я скажу, — прервал меня отец. — И в Узбекистане, и в Таджикистане много домашнего скота. В обширных долинах Узбекистана столько травы, что её хватает для скота до самой весны. А горный Таджикистан не имеет столь благоприятных мест. Поэтому зимой мы перегоняем свои отары в долины Узбекистана. А летом узбеки пригоняют своих овец в наши горы…

Аликул-чабан был уже близко. Полвон, по своему обыкновению, бросился навстречу незнакомцу. И сколько отец ни звал пса, ни грозил ему, тот не возвращался. А старик не испугался — Полвон обнюхивает его, а он знай себе шагает.

— Ассалому алейкум, Аликул-ата, — приветствовал старика отец, протягивая ему руку. — Как вы себя чувствуете, как здоровье ваших родственников?

— Спасибо, спасибо! — отвечал старик.

Он взглянул на меня из-под густых белых, как хлопок, бровей и спросил:

— А этот молодец — твой сын, Касым?

— Сын Гайрат.

— Очень хорошо, очень хорошо. Приходи к нам в гости, к моему младшему сыну, — повернулся ко мне старый чабан. — Он примерно твоего возраста, тоже школьник.

— Непременно придёт! — ответил за меня отец. — А вы пришлите сначала своего Шералй, пусть ребята познакомятся.

— Правильно, правильно.

Тут старик устремил долгий взгляд на Полвона.

— Хорошего пса ты нашёл, Касым, — проговорил Аликул-чабан. — Волки убегут за семь санги рох[7], чуть заслышав его лай. Береги этого пса — взгляд у него неспокойный! Как бы не сбежал куда.

— Да зачем ему убегать? — удивлённо пожал плечами отец, словно и в самом деле не понимая старика. — Это мой пёс. Доморощенный.

— Доморощенный? — пронзительно взглянул на отца старый чабан. — Почему же я его до сих пор не видал? Или ты его растил в подземелье?

— Не-ет, у себя во дворе, — выдавил отец, опустив глаза.

Аликул-чабан снова внимательно посмотрел на Полвона и недоверчиво покачал головой:

— А что же делает твой прежний пёс?

— Он не смог примириться с новым сторожем- Полвоном, и Собир-амак свёл его в кишлак.

— Полвон твой кажется хорошим волкодавом, — повторил Аликул-чабан. — Хотя ты и утверждаешь, что он доморощенный, однако взгляд у него тревожный. Будь осторожен, как бы тебе не потерять этого пса.

И, волоча по земле длинный посох, Аликул-чабан направился к своей отаре.

— Проницательный старик, — пробормотал отец. — Он знает всё, кроме разве дня своей смерти.