"Конец операции переход" - читать интересную книгу автора (Михеев Михаил Александрович)

Глава 9 И последняя

Волков просидел на своем острове безвылазно больше двух месяцев. Каждое утро он с остервенением и каким-то мазохистским удовольствием брился, глядя в зеркало на свое изувеченное лицо и, как ни странно, это приносило ему отупляющее спокойствие. Целыми днями он работал, плодя груды исписанной бумаги, а по вечерам внезапно полюбил стоять на краю скалы — той самой, на которой он впервые встретился с Джейн — и смотреть на море. Он не замечал ни скал, ни уродливо приминающих водную гладь мертвых бронированных исполинов, заполонивших бухту — он видел лишь Море — свободное и прекрасное. И это тоже приносило ему успокоение и заволакивало мозг туманом забытья.

Он редко пил — водка не давала ничего, кроме пустоты. Он прекратил вылазки с острова — не было настроения, не было смысла. По инерции он еще руководил по радио своими агентами, которых по миру был разбросан не один десяток. Вот только зачем он это делает Волков уже не понимал. Безразличие разъедало его мозг, как ржавчина разъедает железо, только во много раз быстрее.

Конец этому положил сигнал молчавшей уже пару лет станции межпространственной связи. Волков так привык к ее немоте, что даже вначале не понял, что происходит. Зато потом…

— Ну, здравствуй, Степан, — голос командующего звучал устало. — Как жизнь молодая?

— Неплохо, Петр Григорьевич, — Волков слегка слукавил, благо видеосвязь с родным миром пока не работала. — А вы как?

— Помаленьку. Я тебя поздравляю. За успешное выполнение задания тебе присвоено звание вице-адмирала.

— Благодарю за доверие, — не по уставному усмехнулся Волков. — К чему мне здесь чины?

— А сейчас они потребуются. Прибывает гарнизон, с ним новый командующий группировкой — введи его в курс дела.

— Слушаюсь. Кто он?

— Бригадный генерал Дарли, из международных миротворческих сил.

Сказать, что Волков был удивлен, значит ничего не сказать. Он был ошарашен, ошарашен настолько, что почти минуту искал слова, чтобы задать совершенно идиотский вопрос:

— А кто же тогда я?

— Ну, я думаю…

— Вице-адмирал какого флота, я спрашиваю?

— Международных миротворческих сил.

— Ага, кажется, понял. А заправляют там, естественно, американцы?

— Ну… — командующий замялся.

— А и сволочь же вы, Петр Григорьевич, — Волков зло рассмеялся. — Кажется, наши вооруженные силы расформированы? Тогда я отказываюсь выполнять этот приказ. Я буду драться.

— Ты погибнешь!

— Пустое. Зачем мне сейчас жизнь? Если я не смогу удержать остров, я его взорву. Прощайте.

Волков вздохнул и выключил станцию. На душе было пусто и мерзко — только что его предал человек, которому он верил больше, чем самому себе. Которому верили все. Волков схватился за голову и застонал. В чувство его привел писк станции — на экране монитора вспыхнули буква Сообщение!

«Степан, прости. Я не мог ничего сделать и не смог предупредить тебя раньше. Какая-то сволочь, вернее всего из президентского окружения, опять продала секреты, в том числе и секрет перехода. А может, сам президент подстраховался — он ведь нас все еще боится. Теперь здесь все, чем я могу помочь тебе.

В состав объединенной эскадры входят три линейных корабля типа «Вашингтон», авианосец «Инвинсибл», пять крейсеров, два десятка эсминцев, в том числе два наших. Корабли, правда, собраны с бору по сосенке — и американские, и немецкие, и английские, и даже китайские. Десант идет на пяти транспортах. Возможно, будет еще что-нибудь помельче — точно выяснить не удалось.

Теперь о главном. Переход состоится двадцатого июня, в семь часов утра. Используют они устаревшую систему, благо оборудования, подобного установленному на «Громобое», у них нет. Переход осуществят там же, где и вы — больше мест они не знают. Точных сведений о возможностях базы у них тоже нет — это я знаю точно. Это все, что я могу сообщить. Прости еще раз и не поминай лихом. Я верю, ты справишься».

Волков вздохнул. Потом встал. Не торопясь, очень спокойно. А потом решительно, стремительным шагом направился в центр управления базой. Сообщив время и место, старый адмирал рисковал жизнью, но тем самым давал Волкову шанс, и он намерен был использовать его до конца. Делай что должно — случится, что суждено. Фраза идеально подходила к ситуации… Именно такой приказ в свое время был отдан эскадре адмирала Верещагина, когда американцы попытались блокировать ее в Мраморном море. Тогда война не началась лишь чудом, но один крейсер американцы все-таки потеряли. Волков был намерен не отставать. То, что он задумал, было опасно, смертельно опасно, куда опаснее, чем все остальные задумки человечества вместе взятые. Это могла стоить жизни не только Волкову, но и всему миру, а может, и нескольким мирам. Ни один теоретик не смог бы сказать, чем обернется план адмирала — что ж, во все времена практика сплошь и рядом опережала теорию. Пусть так. В конце-концов, хуже уже не будет. Потому что хуже не может быть.

Адмирал Моуэт стоял на мостике своего флагмана — линкора «Алабама», и мрачно курил. Он был едва ли не единственным на корабле курящим офицером и многие смотрели на это косо. Точно так же смотрели на его вредную привычку и в штабе флота, однако лучшему флотоводцу НАТО было на это наплевать. Курил его отец, курили дед и прадед. И сам адмирал успокаивал нервы именно табаком, плюя с высокой колокольни на помешанных на своем здоровье сослуживцев.

Сегодня ему было, о чем волноваться — помимо собственно перехода, который был штукой новой, непонятной и потому опасной, перед ним оказался внезапно готовый драться противник. Моуэт слишком хорошо знал, как умеют воевать русские. Крейсер «Кавказ», блокированный в первый день войны в Сан-Франциско, где он находился с дружественным визитом, повторил судьбу «Варяга» с той лишь разницей, что успел малость побольше. В ответ на ультиматум крейсер сбросил торпеды в ближайший американский корабль — новейший линкор «Аляска» — и, пока тот величественно переворачивался кверху килем, успел выпустить все имеющиеся на борту ракеты и значительную часть снарядов по городу, порту и стоящим там кораблям. Потом он был, разумеется, потоплен, но жертв было очень много, а разрушения — чудовищны.

Помнил Моуэт и знаменитый бросток «Сокола», когда пять тяжелых крейсеров под командованием адмирала Крылова, державшем флаг на крейсере «Сокол», совершили стремительный рейд на Сингапур, где находился крупнейший лагерь военнопленных. Крейсера были своевременно обнаружены, однако удар был так рассчитан, что к месту боя ни один корабль просто не успел. Русские одним ударом разгромили береговые батареи, сожгли половину города, заняли лагерь, освободили пленных и ускользнули вместе с ними, уведя с собой все корабли, стоящие в порту, в том числе пять эсминцев, экипажи которых предпочли не воевать, а вплавь добираться до берега.

Таких случаев было более чем достаточно, и Моуэт сильно подозревал, что и здесь не все пройдет гладко. Однако он был солдат, а значит, обязан был выполнять приказ. Повинуясь его воле, эскадра двинулась в сторону портала.

Больше всего адмиралу не давала покоя мысль, что его противник непредсказуем. Именно так и сказали психологи: адмирал Волков — офицер от медицины. Он не кадровый моряк, а значит, может плохо представлять себе расстановку сил. Кроме того, хотя он и не отличается особо серьезной подготовкой (ну не успели его перед войной подготовить до конца), но в мире, где он обосновался, его мастерство и техническая мощь обеспечивают ему подавляющий перевес. Соответственно, он привык к своей непобедимости и чувствует себя едва ли не богом. Все это, плюс недостаток образования, конечно, плохо, но сейчас от этого не легче. Все психологи в один голос заявили — Волков будет драться. Как, какими силами, насколько грамотно — неясно, однако вполне возможно, что именно это недопонимание сделает его гордым и сильным, а в свете всех прочих событий еще и слегка чекнутым. А гордый и сильный флотоводец опасен, опаснее даже, чем пара лишних линкоров, потому что он не отступит и будет драться до конца, даже в безнадежной ситуации желая хотя бы утащить с собой побольше врагов.

Впрочем, Моуэт даже не предполагал о том, какой сюрприз заготовил ему Волков. А спасла его тогда дурная, как все считали, привычка идти навстречу опасности первым. Его линкор тяжело плюхнулся в чужой океан, уровень которого оказался почти на метр ниже, чем дома (что делать, портал точно совместить не удалось), за ним выпрыгнули два эсминца, транспорт — и тут над головами почти беззвучно пронеслась ракета. Секунду спустя портал вспух чудовищным огненным пузырем. Ядерная боеголовка, взорвавшись в открытом портале, сотрясла пространственно-временной континуум. Корабли, находящиеся в Безвремении, раскидывало как пушинки или просто сминало, а спустя две или три секунды портал схлопнулся. Четыре корабля адмирала Моуэта остались одни.

Еще через мгновение на корабли покатился колоссальная волна — метров двадцать высотой, не меньше. Почти вся энергия взрыва была поглощена при схлопывании портала, но само схлопывание вызвало отдачу, столь мощную, что образовалось миниатюрное цунами. Адмирал моментально понял — если не выдержат корпуса или подведут рулевые — смерть… Впрочем, корабли выдержали, выдержали и нервы экипажей. Возможно, правда, кто-нибудь, видевший все, что здесь творилось, и сошел с ума, но этот процент потерь оказался исчезающе мал.

Когда все немного пришли в себя, начали стирать с формы капли воды и закончили ругать последними словами сумасшедшего русского, на мостик сообщили, что принято сообщение от адмирала Волкова. Информация строго секретна, и потому адмирала просят прибыть в радиорубку. Все еще ругаясь, но в голове уже прокручивая дальнейшие действия, адмирал Моуэт решительно двинулся туда.

Экран на мгновение замерцал, потом изображение рывком наладилось. Стал виден человек в черной морской форме с контр-адмиральскими погонами, со спокойным злым лицом, сидящий в профиль к камере. Человек мрачно улыбнулся и негромко заговорил:

— Если вы меня слышите, Моуэт, значит, вы уцелели, если же нет — ничего страшного. Мне главное, чтобы меня услышал человек, который окажется во главе прорвавшейся группы. Слушайте и внимайте!

У вас есть не более суток на принятие решения. Мои требования таковы: вы уходите к побережью и покидаете корабли, взяв с собой все, что считаете нужным. Поверьте, этот мир не так и плох. Группе образованных, хорошо вооруженных людей не так сложно устроиться. Если поступите грамотно, то, вполне возможно, завоюете окрестные земли и станете королями и герцогами. Или можете осесть и выращивать спаржу — материк большой. Я обязуюсь не выслеживать и не убивать вас.

Если же вы не выполните этого моего чертовски простого требования, я потоплю ваши корабли и пощады тогда не ждите. Поймите меня правильно, адмирал — я не хочу с вами драться. Вы были сильным и честным противником там, дома — но дома у нас с вами больше нет, надо привыкать к новым реалиям. А новые реалии говорят, что мне нежелательно оставлять позади себя опасного и многочисленного врага. Поэтому я просто вынужден нейтрализовать вас.

Впрочем, мы можем поискать компромисс — подумайте над этим. Только недолго, если через сутки вы не начнете движение к побережью, я вынужден буду атаковать вас. Поймите, я не шучу, этот мир быстро убивает чувство юмора.

Волков спокойно повернулся к камере. На Моуэта глянула страшная, неприятная маска. Вся левая сторона лица Волкова была как будто изрублена, жуткие шрамы наползали один на другой, переливаясь всеми оттенками синего. Живым на этой стороне оставался только глаз, смотрящий внимательно и насмешливо.

— Что, адмирал, неприятно? Я знаю. Не будь этой дурацкой войны, моя семья была бы жива, а я все еще был бы вполне нормален. А сейчас… Короче, у вас сутки. Или соглашайтесь и выходите на связь, или предложите мне альтернативу. Или можете еще что попробовать. Пусть тогда говорят пушки…

Экран погас — кончилась запись. Лицо Волкова исчезло, но Моуэту еще несколько секунд казалось, что оно осталось где-то там, в призрачной глубине.

«Нет, жизнь не проста, она очень проста. Интересно, принял он меня за шиза или просто за придурка?», думал Волков, глядя на экран. Видеоинформация со спутника подтверждала его предположения — лишенный времени на обдумывание ситуации и поставленный перед угрозой уничтожения, адмирал Моуэт не стал ждать, пока у Волкова кончится терпение. Вместо того, чтобы выполнить условия или драпать со всех ног, он атаковал, разумно предполагая, что вблизи острова второй ядерный удар ему не грозит. Только он не учел один нюанс — Волкову именно это и было нужно. Ядерный удар он бы все равно не нанес — слишком велика была опасность, что подводные течения принесут радиоактивные частицы к острову, заразят акваторию вокруг базы. Этого Волков допустить никак не мог.

Если бы Моуэт попытался сбежать, то он представлял бы серьезную угрозу. Даже не имея ядерного реактора, линкор мог на собственных запасах топлива продержаться довольно долго — достаточно, чтобы начать разработку нефтяного месторождения где-нибудь в акватории Персидского залива. В этом случае, получив в свое распоряжение практически неограниченный источник энергоносителей, противник обретал мобильность и становился опасен, не говоря уже о том, что на базе такой плавучей крепости, какую представляла «Алабама», можно было и собственную империю создать, и промышленность до опасного уровня развить. Так что попытайся Моуэт бежать, Волков дал бы ему уйти на безопасное расстояние, а уж потом не пожалел бы ни ракет, ни ядерных боеголовок.

Выполни Моуэт условия Волкова (что почти невероятно, у американцев слишком много гонору и они слишком привыкли к комфорту), это, возможно, и создало бы проблемы, но не скоро — только с ручным оружием против подводной лодки не повоюешь и вреда много не сотворишь. Даже просто устроить свою жизнь оно не очень поможет.

Но Моуэт шел к острову, намереваясь навязать бой, а это (не бой, а то, что собранную в единый кулак эскадру было легко контролировать) давало Волкову надежду свести сражение к одной единственной стычке — тут уж никто не уйдет. Победитель, кто бы он ни был, получит все. К тому же, Моуэт не знал ни оборонительных систем базы, ни того, насколько Волков их контролирует. Американец сам сунул голову в капкан, решив захватить базу, ликвидировав тем самым угрозу и обеспечив возможность для нормальной жизни здесь и, возможно, для возвращения на родину. Оставалось только дождаться, когда Моуэт зайдет достаточно далеко, чтобы можно было надежно обеспечить уничтожение его эскадры. Тогда капкан захлопнется, а пока…

Адмирал с отвращением сжевал бутерброд — есть не хотелось, но надо было поддерживать силы. А вот кофе он выпил с удовольствием, оно здесь было отменным и к тому же прогоняло дремоту. Последнее было немаловажно — Волков не спал уже несколько дней. Но вот кофе кончилось, ведь всему хорошему приходит конец.

Волков со вздохом склонился над пультом, отдавая команды. Теперь главное было не ошибиться…

Корабли эскадры несли четыре вертолета — два базировались на линкоре и по одному на эсминцах. Именно вертолетам была доверена честь первыми высадить десант на остров. Эскадра была еще в ста милях от цели, а все четыре бронированные стрекозы уже ринулись к цели. Впереди шел «Апач-40», переделанный под разведывательную машину. Он намного обогнал неуклюжие транспортные машины и прошел над островом. Это было опасно — если на острове имелась система ПВО, то экипаж вертолета был обречен. Однако джунгли казались мертвыми.

Установленные на вертолете камеры транслировали изображение в рубку флагмана, где расположились адмирал Моуэт со своим штабом. Правда ничего интересного, кроме не замаскированной взлетно-посадочной полосы, камеры пока не показывали. Даже если что-нибудь и было, оно, это что-то, было надежно замаскировано, спрятано от чужих глаз. Зато многое сказали бывалому моряку съемки при подлете. Похоже было, что подойти к острову можно было лишь по сравнительно узкому коридору между рифами. Коридор вел прямо в бухту и обойти его было практически невозможно.

— Черт возьми, — выругался внезапно Веллер, офицер морской разведки и командир прикомандированной к эскадре группе спецназа. — У них маскировочное поле…

Действительно, все магнитомеры на вертолете молчали, все радары, как на вертолете, так и на эскадре, не фиксировали ничего, даже самого острова. Маскировочное поле — один из секретов русских, который не достался победителям. Эта система, позволяющая скрыть от любой локации, кроме визуальной, что угодно, появился лишь в конце войны — иначе справиться с русскими было бы куда сложнее. Маскирующее поле не успело получить широкого распространения. Американцам не досталось не только ни одной действующей установки, но и ни одного специалиста — только груды обожженных обломков и несколько трупов. Похоже, здесь у них был шанс получить такую установку — и какую! Скрывающую целый остров.

Однако тут вертолет перевалил через очередную скалу и глазам зрителей предстала невероятная картина: огромная бухта было заполнена под завязку. Боевые корабли стояли в ней борт к борту — и среди фрегатов и эсминцев грозно высились крейсера и авианосцы, лучшие корабли в мире, русские корабли.

Адмирал Моуэт мгновенно оценил ситуацию: в случае огневого контакта с островом ему ни в коем случае нельзя было атаковать с севера. Достаточно одному-единственному снаряду попасть в реактор стоящего в бухте корабля — и все. Даже если заглушенный реактор и не взорвется, радиоактивное заражение, вполне возможно, сделает остров и всю базу непригодными для жизни. Моуэту же хотелось получить базу и, желательно, дееспособную — это позволило бы ему контролировать ситуацию на всей планете…

Его прервали. Вышколенный адъютант был столь возбужден, что не сумел этого скрыть и новость он принес страшную — все три десантных вертолета на подлете к острову были сбиты зенитными ракетами. Морские пехотинцы, летящие на них, погибли. Это был конец…

«Апачу» был передан приказ вернуться, но это решение запоздало. Едва вертолет начал разворачиваться, из джунглей навстречу ему протянулись две тонкие, почти не видимые в ярком солнечном свете огненные линии. Две ракеты класса «земля-воздух» превратили вертолет вместе с пилотами в груду оплавленного и измятого металлолома.

Однако Моуэт и не думал сдаваться. В конце концов, автоматические зенитно-ракетные комплексы — это далеко не новость. А вот оружие, способное противостоять линкору, вряд ли было на острове. Исходя из этого дальнейшие действия адмирала были стремительны и решительны — раз уж они обнаружены, значит, надо подойти всей силой и решительно подавить сопротивление. И, казалось, все было за. Корабли приблизились на дистанцию, которая позволяла вести прицельный огонь и некоторое время обстреливали остров. В ответ по ним не было сделано ни одного выстрела. Похоже было, что отвечать Волкову либо нечем, либо он просто не способен в одиночку управлять тяжелой артиллерией или что там у него есть. Корабли начали осторожно приближаться к острову. Однако милях в трех от входа в бухту атака захлебнулась — эсминец, шедший головным, напоролся на мину. Корабль остался на плаву, однако лишился хода — взрыв оторвал ему форштевень и море упиралось теперь лишь в сравнительно тонкую сталь переборок. Попытавшийся развернуться линкор в свою очередь получил пробоину от мины и, хотя была она невелика и бронированному исполину не опасна, движение застопорилось. Эскадра сгрудилась у входа в бухту. Несколько минут спустя, на воду начали спускать шлюпки для десантников. Боевые пловцы намерены были добираться, соответственно, вплавь.

В этот момент остров и показал всю свою огромную, но скрытую до поры до времени мощь. Южная бухта была прикрыта куда слабже, чем северная, однако все в этои мире относительно — и сила, и слабость. Вход в бухту прикрывали четыре батареи тяжелых орудий. Самая мощная — две трехорудийные башни из числа тех, что предназначались в свое время для линкора «Адмирал Ушаков». Шесть орудий калибром пятьсот двадцать два миллиметра способны были вести огонь снарядами весом по три тонны каждый.

Две другие батареи также имели на вооружении артиллерию в трехорудийных башнях, однако это были четырехсотдевятимиллиметровые орудия — их когда-то рассчитывали установить на линкорах «Адмирал Колчак» и «Адмирал Корнилов». Каждая из батарей имела по четыре огневые башни и вес их залпов мало чем уступал первой. Четвертая батарея, самая маломощная, имела четыре трехорудийные башни с пятнадцатидюймовыми орудиями. Несколько батарей, вооруженных шести-, восьми-, пяти-, четырех- и трехдюймовыми орудиями, а также разнокалиберными скорострельными пушками предназначались для уничтожения десанта, буде таковой найдется. Но даже не эти батареи представляли основную угрозу для вражеских кораблей — в скалах притаилось более двухсот пусковых установок ракет «земля-корабль». Они были великолепно замаскированы и вдобавок прикрыты тяжелыми бронированными плитами. Американские корабли напрасно корежили скалы — их снаряды не были способны нанести сколь либо заметный урон оборонительным сооружениям базы.

С дистанции в три мили из современного орудия очень трудно промахнуться. Огненный ураган обрушился на корабли, сметая все на своем пути. Ответить им из всего имевшегося у американцев арсенала смогли лишь две носовые башни «Алабамы». Построенный в самом конце войны и получивший имя в честь погибшего в ходе ее линкора, этот корабль был вооружен дюжиной шестнадцатидюймовых орудий. Шесть из них дали залп в белый свет как в копеечку — непонятно, как они уцелели после того, как в линкор попало больше двадцати снарядов. Однако на второй залп времени уже не было — противокорабельные ракеты, выпущенные с острова, достигли цели. Поврежденный эсминец после первого же попадания разлетелся в клочья. Второй эсминец получил три снаряда и пять ракет и если снаряды превратили корабль в вулкан, то ракеты просто развалили его на части.

Транспорт получил дюжину ракет — его буквально вывернуло наизнанку, а десант, который он нес, сгорел заживо прежде, чем люди смогли что-нибудь понять. А вот линкор уцелел, вернее, остался на плаву. Первые несколько секунд уцелевшие зенитки отчаянно отстреливались и даже сбили несколько ракет, однако их было слишком много. Более сотни ракет способны уничтожить даже не корабль — эскадру. Однако линкор устоял — слишком прочную броню наложили на него конструкторы. Все надстройки корабля, все огневые башни, все, что находилось выше трех метров от ватерлинии было буквально срезано, однако искалеченный корпус еще держался на воде. Держался до тех пор, пока не прогремел второй артиллерийский залп. Снаряды проломили броню, вода стремительно разлилась по отсекам и некому и нечем было ее остановить. Исполинский корабль застонал, как смертельно раненый человек, и величественно лег на борт. Несколько минут спустя на том месте, где он находился, остался лишь небольшой водоворот.

В принципе, на этом сражение и кончилось. Правда, еще три ракеты разорвалось над самой водой — но эти несли не взрывчатку, а газ, плотным облаком накрывший место боя. Почти одновременно заработали генераторы инфразвука — если и спасся кто-то из аквалангистов, то смертоносные звуковые волны не дадут ему добраться до берега. Своеобразная зачистка, просто мера безопасности…

Через три недели, когда лишь несколько воронок напоминали о происшедшем, на базе вновь взревел сигнал тревоги и адмирал Волков, склонившись над пультом, искал новую опасность. Но опасности не было — был только потрепанный фрегат в утреннем тумане, в пяти милях от берега. И был сигнал, аварийный сигнал с индивидуального браслета, сигнал, исходящий с фрегата.

Трудно сказать, что почувствовали на борту корабля, когда стремительная тень катера метнулась из темноты им навстречу. Пушечные порты остались задраены, а на носу корабля маленькая фигурка замахала руками. И когда абордажный мостик с лязгом перекинулся на палубу фрегата, она первая кинулась навстречу.

Волков спрыгнул на палубу корабля и в следующий миг на шее у него повисла всхлипывающая Джейн. И он подхватил ее на руки и прижал к себе, а команда корабля, проявив такт, не свойственный зачастую людям из так называемого цивилизованного мира, стояла поодаль и не вмешивалась. И лишь минуту или две спустя, когда прошел первый взрыв эмоций, Волков чуть отстранился и прошептал:

— А ты не подумала, что я рассержусь? Я ведь разрешил тебе пользоваться браслетом, только если тебе будет грозить беда…

— Она грозила мне, честно. Я не смогла бы жить без тебя.

— Глупышка. Посмотри на меня — кому я нужен? На меня и смотреть-то страшно.

— Если я испугаюсь, я закрою глаза.

И тогда, отбросив сомнения, Волков рассмеялся, подхватил Джейн на руки и одним прыжком перескочил на катер.

Час спустя, когда они уже сидели в кают-компании базы, Джейн рассказала, как на свои деньги снарядила этот корабль. Мать попыталась было воспротивиться и отец присоединился было к ней, но отец Ричард и старый Бертрам помогли — в конце концов, деньги Волков оставлял для Джейн и против этого факта трудно было поспорить.

Они больше месяца блуждали по всему Карибскому морю, но все-таки нашли остров, нашли благодаря рассказу одного шкипера — в день, когда разыгралось сражение, его корабль проходил невдалеке и моряки слышали взрывы и видели вспышки от разрывов снарядов. Джейн сообразила тогда, что это может быть, и настояла на том, чтобы отправиться туда. Памятуя о том, что орудия базы способны разнести фрегат в щепки, она приказала лечь в дрейф на безопасном расстоянии и воспользовалась браслетом.

В свою очередь Волков рассказал ей, что произошло за последние месяцы, рассказал о том, как уничтожил всех, кто покушался на его базу и что теперь в родном мире он вне закона. Когда он закончил рассказ Джейн, помолчав минуту, спросила:

— Выходит, теперь ты не можешь вернуться домой?

— Выходит, что так, — Волков рассмеялся без след грусти. — Только это ведь бабушка еще надвое сказала, могу или нет.

— То есть?

— Видишь ли, я так думаю, не я один не смирился с поражением. У меня есть база, корабли, а главное, возможность перемещаться между мирами — то, чего лишены теперь мои враги. Я посчитал тут — выходит, что при помощи той аппаратуры, что они использовали, сюда уже не прорвешься. Я натворил слишком много дел и так покорежил структуру пространства, что восстанавливаться она будет не одно десятилетие. А вот я перемещаться могу не хуже, чем раньше — оборудование «Громобоя» использует чуточку иной принцип. Теперь я могу вернуться домой, набрать команды — и вперед! Только делать это надо быстро, а то корабли без ремонта даже в законсервированном состоянии долго не протянут. Еще несколько лет — и они начнут разрушаться, — Волков рассмеялся. — Впрочем, раз ты здесь, они уже не разрушатся.

— Почему? — удивленно подняла на него глаза Джейн.

— Да потому, что такое дело не поднять в одиночку, зато вдвоем мы, думаю, вполне справимся. Я надеюсь, девочка, я могу доверить тебе свою спину?

— Да, — голос Джейн звучал уверенно, она не колебалась ни секунды. — Я пойду с тобой до конца, каким бы он ни был.

— Он будет хорошим, обещаю. Завтра с утра… Или нет, послезавтра, приступим. Я думаю, пора сделать тебя бессмертной