"Стожары" - читать интересную книгу автора (Мусатов Алексей Иванович)Глава 16. НЕЛЬЗЯ МОЛЧАТЬВесенняя страда спала, и Катерина решила весь воскресный день посвятить дому и ребятам. «Совсем я не вижу их… как сироты бегают». Она вымыла пол, напекла пирогов, застелила стол чистой скатертью и усадила детей завтракать. Заметила проходивших мимо окон Машу с Федей, поманила их в избу: — И вам место найдется. Садитесь-ка за компанию. Маша не заставила себя долго просить, но Федя, встретившись глазами с Санькой, точно прирос к порогу. — Меня дедушка ждет… Домой надо, — твердил он. — Так уж ты и пироги не любишь? — засмеялась Катерина и, взяв мальчика за руку, усадила его за стол рядом с Санькой. Тот отодвинулся от Феди, словно от горячей печки, и весь завтрак просидел молчаливый, одеревенелый, и Феня даже сказала, что Санька не иначе, как проглотил аршин. После завтрака мать предложила написать письмо отцу. Хотя Коншаковы давно не получали ответных писем, но Катерина не нарушала заведенного порядка, и письма Егору отсылались довольно часто. — Чья очередь-то, ребята? — спросила Катерина. — Моя, моя! — Феня быстро заняла место в переднем углу, достала чернила и бумагу. — Санька и так два раза без очереди писал. Санька не спорил. Он вдруг вылез из-за стола и потянулся за пилоткой. — Уходишь? — удивилась мать. — А письмо? — Нет, нет! — спохватился Санька. — Мухи вот… окаянные… — И, распахнув окно, он с таким усердием начал размахивать пилоткой, словно изгонял не мух, а рассвирепевших пчел. Катерина принялась диктовать Фене письмо. Рассказала про дела в бригаде, в колхозе, упомянула о том, как хорошо и дружно развиваются посевы на Старой Пустоши. В избу заглянул Петька Девяткин и поманил Саньку на улицу — есть срочное дело. — Обожди! — зашикала на него Маша. — Видишь, письмо пишут. Петька присел у порога. — Ну как, Феня, все написала? — Катерина заглянула в письмо. — Теперь ваша, ребята, очередь. Как год закончили… Порадуйте отца. Первым делом было сообщено об успехах Никитки; для этого его позвали с улицы и заставили собственноручно нацарапать: «Папа, я кончил первый класс, перешел во второй, скорей побей фашистов и приезжай к нам, твой сын Никита». Потом Феня написала о себе. Написала очень скупо, потому что была застенчивой девочкой и всегда боялась перехвалить себя. — Нет, нет! — запротестовала Маша. — Ты перешла в пятый класс с похвальной грамотой. И учительница тебя очень хвалит. Зачем скрываешь? — Напиши, дочка, — сказала мать. И Феня, зардевшись, добавила еще про похвальную грамоту. Очередь дошла до Саньки. — Покажись и ты отцу, — кивнула Саньке Катерина. Санька усердно протирал рукавом эмалевую звездочку на пилотке. — Что ж молчишь? Ты же знаешь, как отец любит читать о твоих успехах. — Какие там успехи… — с трудом выговорил Санька. — Переведен — и весь разговор. И тут он заметил, что Маша и Федя переглянулись. — Чего уставились? — вспыхнул он. — На мне узоров нет. Говорю — переведен… так и пишите. Ну, без похвальной, конечно. Феня потянулась к пузырьку с чернилами. Неожиданно Маша взяла у нее из рук перо, отложила в сторону и обернулась к Саньке: — Это же неправда, Саня. Зачем ты отца обманываешь? — Обманывает? — удивленно протянула Катерина. — Не перевели, значит? На второй год оставили? — Это бы ничего, что не перевели, — торопливо заговорила Маша. — Он пересдать может. Ему разрешили… И мы бы все помогли… Лето долгое. Я так и говорила: не смей, Саня, не смей! А он слушать ничего не хочет… — Что «не смей», что «не смей»? Да говори же толком! — прикрикнула Катерина. — Ой, тетенька Катя, язык не поворачивается! Пусть он сам скажет, — взмолилась девочка. Уже давно все пушинки были собраны с пилотки, свежо и молодо поблескивала эмалевая звездочка, а Санька все еще тер ее рукавом. — Подними голову, Александр, — тихо сказала Катерина. — Не думала, что у тебя душа такая заячья. Санька рывком поднялся с лавки, шагнул к Маше. Лицо его было бледно, губы дрожали. Ему хотелось закричать, что все это теперь никому не нужно. Но закричать было нельзя. — Говори! Все говори! — бросил он в лицо девочке и ринулся за дверь. Петька выбежал за ним следом. — Волчонок какой, так на всех и кидается, — покачала головой Катерина и спросила Машу, за что же Саньку исключили из школы. Девочка, потупив голову, молчала. — Его не исключили, он сам ушел, — ответил за нее Федя и рассказал про последний день в школе. — Сам ушел! — пораженная, приподнялась Катерина. — Ну, погоди ж, поговорю я с ним! И она быстро вышла на улицу. Заглянула в проулок, в огород, за двор — Саньки нигде не было. Маша с Федей направились на участок. Когда они проходили мимо старой риги, оттуда выглянул Девяткин и тонким голосом крикнул: — Сваха! Ябеда! Федя вздрогнул, обернулся и решительно бросился в полутемную ригу: — А ну, еще крикни! — Могу и еще, того стоит, — ухмыльнулся Девяткин, но на всякий случай подался поближе к Саньке, который лежал, уткнувшись в солому. — Федя, не надо… — нагнала его Маша. Но потом не выдержала — так велика была обида — и сама подбежала к Девяткину: — Сваха?! Ябеда?! Да?! А когда по грибы ходили и вы меня с Санькой в лесу оставили, чтобы напугать, я жаловалась кому-нибудь? А самопал у вас разорвало, и чуть глаз Саньке не выбило… А стог соломы в поле спалили… Кому я сказала? — Правильно, — согласился Петька. — Потому и в компанию тебя принимали. А сейчас зачем выболтала? — Эх ты, голова! Сейчас же совсем другое… Это школа… А это такое дело, такое дело… — И, не найдя нужного слова, Маша, толкнула Петьку в грудь: — И хоть сто раз свахой меня назови, а все равно не буду молчать! — Вот напустилась! — передохнул Петька, когда Маша с Федей ушли. — Еще и защитника привела. Видали мы таких на своем веку! Потом он присел рядом с Санькой: — А ты чего буйну голову повесил? Школу пожалел? Подумаешь, грусть-тоска! Все равно ты теперь неуспевающий, вроде меня. Собирай вещички, да двинем в город. Там нас дядя Яков зараз к делу поставит. Знаешь, какие у них доходы, у сапожников! Молотком раз стукнул — гони рубль! Шилом ковырнул — подавай десятку! Теперь, брат, холодный сапожник — наивысшая квалификация. Санька задумчиво смотрел на отцветающую черемуху, роняющую белые лепестки, отчего земля казалась кругом обрызганной известкой. — Мать говорит, — бубнил Петька: — как вот сена на корову накосим, мне больше в колхозе и делать нечего. — Уйди, Девяткин, — глухо сказал Санька. — Чего? — Уйди, говорю! |
||
|