"Демон-Апостол" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 6 ОЖИДАНИЕ

Роджер Не-Запрешь ругал себя за глупость. Конечно, глупость, потому что он наверняка ошибается. И все же он упрямо шел по коридору к апартаментам отца Маркворта с метлой в руке, пытаясь напустить на себя унылый — может, слишком унылый? — вид, как будто ему поручено произвести где-то здесь поблизости уборку.

У двери отца-настоятеля он остановился, огляделся, даже немного помахал метлой.

— Целый час, — прошептал он, подбадривая себя.

Монахи собрались на вечерню, и сюда никто не должен был прийти по крайней мере в течение часа. Ночь за ночью Роджер очень внимательно изучал распорядок в аббатстве, прекрасно отдавая себе отчет в том, что одна-единственная ошибка может стоить ему жизни. Воспоминание об Элбрайне, Пони и герое кентавре, с которым он никогда не встречался, укрепило его решимость. Оглянувшись в последний раз, он подошел к двери и опустился на одно колено.

На то, чтобы открыть простой замок, у него ушло всего несколько секунд. Легкость, с которой оказалось возможным проникнуть в помещение самого могущественного в мире монаха церкви Абеля, заставила Роджера замереть на месте. Он испугался, что, возможно, тут установлена какая-нибудь магическая или механическая ловушка. Внимательно оглядел дверной косяк, но не обнаружил ничего. Еще раз посмотрел в оба конца коридора, глубоко вздохнул и напомнил себе, что магическую ловушку невозможно разглядеть.

Но зато он наверняка почувствует ее присутствие — по той боли, которую ощутит, если она сработает.

Упрямый юноша вошел в комнату и снова опустился на одно колено, чтобы запереть замок. Потом, прислонившись к двери и едва дыша, он огляделся по сторонам. Апартаменты Маркворта состояли из четырех комнат. Это было центральное помещение, что-то вроде приемной. Дверь в левой стене была закрыта, в отличие от той, которая находилась прямо напротив входа позади письменного стола; за ней можно было разглядеть другое помещение и угол постели. Третья дверь, справа, была широко распахнута, позволяя видеть четыре удобных кресла, стоящих на ковре перед очагом, в котором тлел огонь.

Роджер вошел в эту дверь и оказался в кабинете, но вскоре вернулся в приемную, не обнаружив ничего сколько-нибудь примечательного. Потом он обследовал спальню и там на ночном столике нашел дневник Маркворта. Читать много Роджеру не доводилось, хотя одна добрая женщина в Кертинелле, тетушка Келсо, научила его. Почерк Маркворта оказался очень разборчивым; Роджер понимал практически все — немалый подвиг для простого крестьянского паренька. Монахи умели читать и писать, как и большинство людей благородного звания, как воспитанный эльфами Полуночник, Пони и другие исключительные личности. Но хорошо, если двое из тридцати тех, кто называл себя подданными короля Дануба Брока Урсальского, знали хотя бы буквы.

По этим меркам Роджер He-Запрешь был чтец хоть куда. Но только вот беда — то и дело попадались незнакомые слова, а иногда ему не удавалось уловить логическую связь между предложениями. Быстро пролистав дневник, он не обнаружил в нем ничего ценного. В основном философские размышления вроде рассуждений о том, что церковь важнее простого народа, светской власти и даже короля. Эти слова заставили Роджера содрогнуться, вспомнив недавнее убийство одного из светских правителей, барона Бильдборо, человека, который сумел вникнуть в его обстоятельства и занял вместе с ним позицию против церкви.

Продолжая перелистывать дневник, Роджер пришел к выводу, что его писали два разных человека; точнее, одна рука, но некоторые записи были сделаны как бы от себя, а другие под диктовку. Разница ощущалась не столько в формулировках, сколько в тоне.

Нет, что-то тут не то. Или и в самом деле писали два человека, или у отца Маркворта серьезные проблемы психического свойства.

Роджер задумался, можно ли каким-то образом использовать дневник против Маркворта. Скажем, прийти с дневником к королю, присовокупив к нему то, что было известно самому Роджеру: что какой-то монах, а вовсе не поври убил аббата Добриниона и что барона Бильдборо тоже убил человек, имеющий отношение к церкви, а не дикий зверь.

Нет, его слова будут восприняты как вздор, даже если в качестве доказательства он представит дневник. Роджер поискал еще какие-нибудь отрывки о короле, но отец Маркворт был очень осторожен в выражениях; никаких намеков на предательство или умысел против короны, просто философские рассуждения. Это не доказательство, одна болтовня.

Зато еще кое-что привлекло внимание Роджера: снова и снова Маркворт упоминал о каком-то озарении, о голосе внутри, о направляющей руке. Складывалось впечатление, будто отец-настоятель думает, что с ним напрямую говорит Бог и что сам он единственный в мире представитель Высшего Существа.

Эта мысль снова заставила Роджера содрогнуться; замеченное прежде теперь выглядело совершенно иначе. Что может быть опаснее человека, возомнившего себя представителем Бога?

Он положил дневник на столик и покинул спальню.

Теперь оставалась лишь одна, запертая дверь. Подозрения Роджера усилились, когда стало ясно, что на ней установлены три отдельных замка. Более того, на двух из них обнаружились ловушки по типу «игла-пружина».

Потратив немало времени на изучение ловушек, Роджер приступил к делу, орудуя зубочисткой и выводя ловушки из строя таким образом, чтобы потом можно было легко вернуть их в прежнее состояние. Поняв, сколько он потерял на них времени, Роджер тяжело вздохнул и все же, прежде чем приступить к замкам, тщательно проверил, не пропустил ли еще чего-нибудь. Наконец дошла очередь и до замков, с которыми он, как обычно, справился без труда.

Комната оказалась почти пуста, если не считать нескольких подсвечников, большой раскрытой книги и вырезанного на полу странного узора. Сердце Роджера бешено заколотилось, дыхание участилось, а по спине побежало неприятное покалывание. Здесь была совершенно жуткая аура — холод, тьма духа, чувство полной, всеобъемлющей безнадежности. Его так и тянуло поскорее уйти, и все же он набрался мужества и взглянул на название книги. «Колдовские заклинания». Роджер тут же покинул комнату, а когда закрыл дверь, то несколько долгих минут простоял, прислонившись к ней и дожидаясь, пока перестанут дрожать руки, чтобы можно было заняться замками.

Теперь оставалось лишь осмотреть приемную и огромный письменный стол со множеством выдвижных ящиков, в надежде обнаружить хоть там что-нибудь стоящее.

— Он, должно быть, где-то здесь, брат, — извиняющимся тоном произнес магистр Мачузо, полноватый невысокий человек с румяными и такими округлыми щеками, что в них почти утопал крошечный нос. С этими словами он повел брата Фрэнсиса по кладовым, но молодого человека, которым тот интересовался, нигде не было. Магистр как раз шел на вечерню, когда Фрэнсис задержал его под предлогом неотложного дела. — На этой неделе Роджер Биллингсбери должен работать в кладовых.

— Прошу прощения, магистр Мачузо, — вежливо поклонившись, с улыбкой сказал Фрэнсис, — но у меня такое впечатление, что здесь его нет.

— Само собой! — Мачузо смущенно засмеялся. — Ох, я стараюсь держать их в узде, но, сам знаешь, по большей части они здесь надолго не задерживаются. Заработают на выпивку или курительный табак — и поминай как звали. Все сельские жители наслышаны о нашем великодушии и знают, что им ничего не будет, если они сбегут. Я даже возьму их обратно, когда спустя несколько недель они придут снова и будут умолять, чтобы им дали работу. — Жизнерадостный магистр снова рассмеялся. — Если уж Божьи люди не станут прощать людям их слабости, то кто тогда станет?

Фрэнсис сумел заставить себя улыбнуться.

— Деревенские жители, вы сказали. Этот Роджер Биллингсбери… Он из деревни Санта-Мер-Абель? Вы знакомы с его семьей?

— На второй вопрос уверенно отвечаю «нет» и, наверно, то же самое и на первый. Я знаком с большинством жителей… конечно, из самых почтенных семей… но не знаю никаких Биллингсбери. Если не считать юного Роджера, конечно. Хороший парнишка. Старательный, ловкий такой. И не дурак.

— Он сказал, что он из этой деревни? — продолжал допытываться Фрэнсис.

Мачузо пожал плечами.

— Может, и так. По правде говоря, я мало обращаю внимания на такие детали. Во время войны многие были вынуждены покинуть родные места. Некоторых деревень просто больше нет. И если юный Роджер заявляет, что он из Санта-Мер-Абель, с какой стати я стану допрашивать его?

— Конечно, конечно. — Фрэнсис снова поклонился. — Вы этим вовсе не должны заниматься, магистр Мачузо. Уверен, что, если бы все мы в Санта-Мер-Абель относились к своим обязанностям столь же добросовестно, как магистр Голвай Мачузо, жизнь отца-настоятеля была бы несравненно легче. — Общительный толстяк снова рассмеялся. — А куда еще мог отправиться юный Биллингсбери, не знаете?

Мачузо задумался, но затем покачал головой и беспомощно развел руками.

— Если он не сбежал, то наверняка вернется в кладовые. Говорю тебе, он усердный малый.

Фрэнсис от всей души надеялся, что Роджер не покинул Санта-Мер-Абель. Если подозрения Фрэнсиса имеют под собой почву, Роджер избавит его от некоторых очень назойливых проблем. Он попрощался с Мачузо и вернулся к себе, где хранил камень души, который аббат подарил ему из личной коллекции. Нужно произвести собственное расследование, и побыстрее.

В ящиках вопреки ожиданию лежало совсем немного: скомканный кусок бумаги с одним из первых набросков указа, осуждающего магистра Джоджонаха, где упоминались какие-то таинственные «незаконное вторжение и бегство», и еще одна бумага о том, что заговор внутри аббатства по-прежнему существует. К великому огорчению Роджера, в письменном столе не обнаружилось ни одного потайного отделения, хотя, по его мнению, они должны были существовать. Однако время истекало, пора было уходить. Он направился к двери, в последний раз оглядел комнату, чтобы удостовериться, что в ней все так, как было, и выскользнул в коридор.

И только повернулся, чтобы закрыть дверь, как голос из полумрака произнес:

— Запри замок.

Юноша замер на месте, словно обратившись в камень. Только взгляд метался туда и обратно, ища путь к отступлению. Волны паники нахлынули на него, и все же он лихорадочно пытался придумать какую-нибудь правдоподобную историю. Уголком глаза он заметил движение в стороне, повернулся и оказался лицом к лицу с человеком, который держал в руке палку от его метлы.

— Странный инструмент для того, кто должен работать в кладовых, Роджер Биллингсбери, — сказал брат Фрэнсис.

По белой веревке, которой была подпоясана темная ряса, Роджер догадался, что перед ним монах довольно высокого ранга, возможно послушник.

— Мне велели прийти сюда и убраться…

— Тебе велели работать в кладовых, — перебил его Фрэнсис, не имея ни времени, ни желания слушать подобные глупости.

Он только что использовал камень души, дух его воспарил над коридорами аббатства и по счастливой случайности заглянул в приемную отца-настоятеля, где и обнаружил, к своему крайнему изумлению, юного кухонного подручного, склонившегося над письменным столом.

— А-а, ну да-а-а… Но брат Йохимелд…

— Хватит! Ты Роджер Биллингсбери? — спросил Фрэнсис. Роджер кивнул, лихорадочно обдумывая, что делать. Можно ударить монаха метлой и броситься бежать; тот хотя и был выше него, но не выглядел сильным. — Откуда ты?

— Из Санта-Мер-Абель, — без запинки соврал Роджер.

— Ты не из Санта-Мер-Абель.

— Эт-т-о деревня, не аббатство, — снова начал заикаться Роджер.

— Нет!

Роджер выпрямился, крепко сжимая метлу. Однажды он уже убил монаха, Карающего Брата, и от всей души надеялся, что больше этого делать не придется.

— В деревне Санта-Мер-Абель нет никаких Биллингсбери.

— Мы тут недавно, — пролепетал Роджер. — Наши дома сожгли…

— И где были эти ваши дома?

— Маленькая деревушка…

— Где? — повторил Фрэнсис и резким голосом обрушил на Роджера целый град вопросов. — Как называется? Сколько людей жило в ней? Как зовут других беженцев?

— На юге…

— Неправда, — заявил Фрэнсис. — Я узнал твой акцент. Ты из деревни к северу от Палмариса. — Роджер решительно выпрямился, но следующие слова буквально подкосили его. — Ты друг этих… приятелей Эвелина Десбриса. Может быть, даже друг самого еретика. Ты друг женщины по имени Пони и ее товарища, которого зовут Полуночник.

У Роджера побелели костяшки пальцев, так крепко он стиснул метлу. В отчаянии он замахнулся, чтобы нанести удар, но Фрэнсис проявил неожиданную сноровку, одной рукой вырвал у Роджера метлу, а другой влепил ему пощечину.

— Глупец. Я тебе не враг. Если бы это было так, ты уже стоял бы на коленях перед отцом-настоятелем, в кандалах.

— Тогда что все это значит? — спросил Роджер, потирая ушибленную щеку и удивляясь тому, что этот с виду не отличающийся большой силой человек запросто обезоружил и ударил его.

— Пошли, да побыстрее. — Фрэнсис оглянулся. — Вечерня вот-вот закончится, не хватало только с отцом-настоятелем здесь столкнуться.

— Что нам теперь делать? — спросил брат Виссенти, наверное, уже в двадцатый раз, но, как и в предыдущих случаях, Браумин уклонился от ответа.

— Когда придет Делман? — в свою очередь спросил он.

Виссенти посмотрел на дверь комнаты Браумина, как будто ожидая, что она вот-вот распахнется и появится Делман.

— Он… Он сказал, что обязательно придет… — срывающимся голосом ответил Виссенти.

Браумин легонько похлопал его по плечу, пытаясь успокоить, хотя, конечно, не хуже своего товарища понимал всю серьезность ситуации. Брат Фрэнсис, можно сказать доверенное лицо отца Маркворта, застал их прямо во время очередной встречи!

— Нужно пойти к отцу-настоятелю и умолять его простить нас, — внезапно с почти безумным видом выпалил Виссенти.

Браумин едва не испепелил его взглядом: да как только такое в голову могло прийти? Даже если бы он уже был привязан к шесту, а вокруг него пылал огонь, брат Браумин Херд не стал бы умолять Маркворта о прощении. Как только у Виссенти повернулся язык сказать такое, если он, конечно, на самом деле верит в святость Эвелина и Джоджонаха?

Однако Браумин понимал, что Виссенти напуган до смерти. И не без оснований.

— Никакого преступления против церкви Абеля мы не совершили. — Браумин изо всех сил старался говорить как можно спокойнее. — Мы встретились просто для того, чтобы вместе помолиться. Но нужно обязательно договориться… — Его прервал осторожный стук в дверь; оба монаха замерли. — Брат Делман? — прошептал Браумин, обращаясь к Виссенти.

— Или брат Кастинагис, — ответил тот, заикаясь от волнения.

Браумин медленно подошел к двери и приложил к ней ухо, пытаясь вычислить, кто бы это мог быть. Стук повторился.

Браумин посмотрел на Виссенти; у того был такой вид, словно он вот-вот упадет в обморок. Беспомощно пожав плечами, Браумин осторожно взялся за ручку двери и глубоко вздохнул, не в силах справиться с разыгравшимся воображением, рисующим перед ним образ разгневанного отца Маркворта в сопровождении целого отряда вооруженных людей, которые должны доставить его в судилище. В конце концов он умудрился справиться с собой, слегка приоткрыл дверь, и, хотя не увидел ни Маркворта, ни палачей, сердце у него екнуло.

— Позволь мне войти, — негромко сказал Фрэнсис.

— Я занят, — ответил Браумин.

Фрэнсис усмехнулся.

— Чем бы ты ни занимался, я уверен, что мое дело важнее. — С этими словами он толкнул дверь. Браумин навалился на нее плечом.

— Уверяю тебя, нам нечего обсуждать, мой добрый брат. — Браумин попытался закрыть дверь, но Фрэнсис вставил в щель ногу. — Мой добрый брат, я правда ужасно занят.

— Готовишься к следующей встрече? — спросил Фрэнсис.

— Точнее говоря, к молитве.

— К богохульству, ты имеешь в виду, — сурово заявил Фрэнсис. — Если ты предпочитаешь обсуждать со мной этот предмет в коридоре, — он возвысил голос, — тогда что же… Ты заинтересован в сохранении тайны, не я.

Браумин широко распахнул дверь и сделал шаг в сторону, пропуская Фрэнсиса. Выглянул в коридор, убедился, что тот пуст, закрыл дверь, повернулся и увидел, что Фрэнсис и Виссенти стоят, в упор глядя друг на друга. Виссенти напоминал загнанного в угол зверя; в какой-то момент у Браумина даже возникло чувство, что от страха он может броситься на Фрэнсиса. Однако вместо этого Виссенти отвернулся, не выдержав пристального взгляда; руки у него дрожали.

— Что-то в последнее время как у меня с кем-нибудь встреча, так и ты тут как тут. — Браумин сознательно постарался отвлечь внимание Фрэнсиса от Виссенти. — Другой, менее доверчивый, чем я, мог бы подумать, что ты за мной приглядываешь.

— Другой, более мудрый, чем ты, мог бы понять, что за тобой необходимо приглядывать, — ответил Фрэнсис.

— И кто же этот умник?

— У меня, во всяком случае, хватает ума не заводить еретических разговоров в подвалах Санта-Мер-Абель.

— Все, что я говорил, чистая правда. — Браумин оскалился и сделал угрожающий шаг вперед.

— Все, что ты говорил, грязная ложь, — возразил Фрэнсис, не сдвинувшись ни на дюйм.

Внезапно Виссенти подскочил к Фрэнсису и встал рядом с ним, очень близко, так что тот оказался как бы зажат между ним и Браумином, причем выражение их лиц и позы ничего хорошего не предвещали.

Однако Фрэнсиса это, похоже, нимало не обеспокоило.

— Я пришел сюда не для того, чтобы вести теологические диспуты, — сказал он.

— Тогда зачем? — спросил Браумин.

— Чтобы предостеречь тебя, — ответил Фрэнсис. — Мне известно о ваших сборищах, посвященных памяти еретика Джоджонаха и Эвелина Десбриса.

— Он не еретик! — взвизгнул Виссенти.

Фрэнсис не обратил на него ни малейшего внимания.

— И отцу-настоятелю тоже известно о вас. Очень скоро он займется вами вплотную и уничтожит, как Джоджонаха.

— Без сомнения, используя сведения, полученные от преданного своему долгу брата Фрэнсиса, — заметил Браумин.

Фрэнсис тяжело вздохнул.

— Если бы ты только знал, каким могуществом он обладает! Неужели ты всерьез полагаешь, что отцу Маркворту требуется моя помощь?

— Почему ты говоришь нам все это? — спросил Браумин. — Почему просто не пришел сюда с охранниками отца-настоятеля, чтобы арестовать меня? Тогда, может, Маркворт позволил бы тебе первому поднести раскаленную головню к моим ногам.

На лице Фрэнсиса возникло такое странное выражение, что Браумин невольно остановился. Казалось, этим человеком внезапно овладела ужасная слабость, в глазах появилось недоуменное и в то же время отсутствующее выражение.

Спустя некоторое время Фрэнсис снова смог сосредоточиться на Браумине и сказал с пугающей серьезностью:

— Отец-настоятель вот-вот доберется до вас. Поверьте, это правда! Он готовится к тому, чтобы заняться разбором вашего дела. И поскольку никто из вас не имеет ранга магистра, все будет происходить здесь, в Санта-Мер-Абель, и благословения остальных аббатов не потребуется. Вы пропали.

— Мы не еретики, — стиснув зубы, ответил Браумин.

— Это не имеет ровно никакого значения. У отца-настоятеля хватит доказательств, а если нет, он их без труда сфабрикует.

— Ты хоть сам понимаешь, что говоришь? — воскликнул Браумин. — В таком случае, о какой справедливости в нашем ордене может идти речь?

Фрэнсис стоял, глядя прямо на него и никак не реагируя.

— Тогда мы обречены, — жалобно проскулил Виссенти и посмотрел на Браумина, надеясь услышать слова опровержения, но тому нечего было сказать.

— Может быть, есть и другой путь, — заявил Фрэнсис.

Лицо Браумина окаменело. Он подумал, что речь идет о том, чтобы открыто отречься от еретиков Джоджонаха и Эвелина, преклонить колена перед могущественным Марквортом и умолять его о прощении. Может быть, для Виссенти этот путь и годился; а может, и не только для него одного.

Браумин закрыл глаза и попытался справиться с возмущением, направленным против тех, кого он считал товарищами. Даже если они предпочтут умолять Маркворта о милосердии, словами или действиями еще больше отягощая его, Браумина, участь, он не будет осуждать их.

Но не станет поступать так, как они. Для себя Браумин решил окончательно и бесповоротно, что примет любое наказание, даже смерть на костре, но не отречется от принципов, которых придерживался Эвелин Десбрис, и не скажет ни одного худого слова о своем наставнике Джоджонахе.

И тут Фрэнсис сумел застать его врасплох.

— Я выведу вас из Санта-Мер-Абель, — предложил он. — Вы сможете сбежать и спрятаться.

— Ты готов помочь нам? — недоверчиво спросил Виссенти. — Ты понял, что истина на нашей стороне, брат Фрэнсис?

— Нет, — ответил Браумин, не дав Фрэнсису и рта раскрыть и с любопытством глядя на него. — Нет, он не проникся нашими убеждениями.

— Да, я считаю тебя еретиком, — не стал возражать Фрэнсис.

— Тогда почему ты готов помочь нам? — спросил Браумин. — Почему предлагаешь вывести нас за пределы Санта-Мер-Абель, если, с твоей точки зрения, мы представляем угрозу для тебя и твоего возлюбленного отца Маркворта? — Интересно, подумал он, известно ли отцу-настоятелю об этом визите Фрэнсиса? А что, если он сам послал его сюда, чтобы таким образом избавиться от заговорщиков? — Ты опасаешься нежелательной реакции изнутри церкви и за ее пределами, если мы пятеро, как перед этим Джоджонах, будем сожжены? Или, может, ты не уверен, что Маркворту так уж легко удастся провернуть это дело? — Фрэнсис медленно, с мрачным видом покачал головой, но Браумина это не остановило. — Значит, ты хочешь, чтобы мы ушли и тем самым разорвали всякую связь с церковью.

— Ты не знаешь истинного положения дел, брат, — ответил Фрэнсис. — Ты переоцениваешь негативную реакцию простого народа на ужасную казнь Джоджонаха. Многие, бывшие свидетелями сожжения этого еретика, до сих пор вспоминают это событие, захлебываясь от восторга.

— Не смей называть его еретиком! — воскликнул Виссенти.

— Их не слишком-то огорчил этот спектакль, — не обращая на него внимания, продолжал Фрэнсис. — Им довольно скучно живется, и они совсем не против стать свидетелями еще чего-нибудь в этом роде. Что же касается других аббатов, то им сейчас не до нас: слишком много дел, связанных с послевоенной разрухой. Уверяю тебя, они разве что вопросительно поднимут бровь. Отец-настоятель объявит вас еретиками и прикончит прежде, чем кто-либо успеет слово сказать. А потом, когда дело будет сделано, они и думать забудут об этой проблеме; как я уже сказал, у них и своих забот хватает.

Этот ответ потряс Браумина. В самом деле, отец Маркворт узурпировал власть аббата Добриниона в Палмарисе; захватил в плен мирных жителей и так хорошо «позаботился» о них, что они умерли; публично сжег Джоджонаха на костре, добившись на это согласия других церковных руководителей. Что ему горстка каких-то мелких заговорщиков? Но почему, почему, в таком случае, Фрэнсис здесь?

— Я знаю, почему ты не можешь допустить этого! — внезапно воскликнул Виссенти, отпрыгнув назад и тыча рукой в брата Фрэнсиса. — Даже брата Фрэнсиса, преданного лакея отца-настоятеля, тронуло доброе обращение нашего дорогого Джоджонаха!

Фрэнсис молчал с растерянным видом, а Браумин поразился тому, как уверенно прозвучал голос Виссенти. Ни коллеги, ни наставники не были высокого мнения об умственных способностях Мальборо Виссенти, но все знали, что у него случаются озарения. Возможно, все дело было в его повышенной нервозности, позволяющей улавливать поступающие извне сигналы, не отдавая себе в этом отчета. Как бы то ни было, Виссенти уже не раз разгадывал такие головоломки, перед которым Браумин вставал в тупик.

— Ты же считаешь Джоджонаха еретиком, — сказал он Фрэнсису.

— Он сам обрек себя на гибель. Ты же слышал — он признался, что помогал проникшим в аббатство людям освободить пленника.

— Я не собираюсь обсуждать с тобой его действия, — ответил Браумин, взмахнув рукой. — Как бы то ни было, ты считаешь, что он предал церковь, и тем не менее похоже, мой добрый брат Виссенти говорит правду. Иначе почему ты не хочешь, чтобы нас сожгли? Почему мысль о том, что мы разделим судьбу Джоджонаха, так страшит тебя?

Фрэнсис изо всех сил стремился сохранить спокойствие, но из этого ничего не получалось. Он задрожал, на лбу выступил пот.

— Магистр Джоджонах простил меня, — в конце концов выпалил он. — Простил мне мои грехи! — Браумин недоверчиво смотрел на него, пытаясь понять, какой во всем этом смысл; потом перевел взгляд на Виссенти, но тот, похоже, ничего больше не мог добавить к сказанному раньше. — Мой приход сюда вовсе не объясняется состраданием или тем, что я разделяю ваши убеждения. Я предлагаю вам шанс спастись, уйти из Санта-Мер-Абель, из моей жизни и жизни отца-настоятеля. Уходите, спрячьтесь где-нибудь и унесите с собой свои глупые убеждения.

— Как ты собираешься это сделать? — спросил Виссенти.

— И куда мы пойдем? — добавил Браумин.

— Вам известно, что Джоджонах помог сбежать кентавру по имени Смотритель, — объяснил Фрэнсис. — С ним были и двое людей, в прошлом друзей Эвелина Десбриса, — и снова в душе Браумина зашевелились подозрения. Может, Маркворт таким образом решил выйти на более важных врагов? — Все они покинули Санта-Мер-Абель, но уже после этого сюда пробрался их человек, не знающий, что они уже не здесь. Он наверняка вернется к ним; думаю, можно будет уговорить его прихватить вас с собой.

— Как удачно для тебя и отца-настоятеля, — заметил Браумин.

— Я не гарантирую вашу безопасность, — продолжал Фрэнсис. — Покинув аббатство, вы должны будете сами позаботиться о себе. И не сомневайтесь, у вас могут оказаться очень могущественные враги. Уверен, что отец-настоятель постарается снова захватить кентавра и остальных заговорщиков. Да, за пределами аббатства вам придется справляться самим. Я чувствую себя обязанным Джоджонаху и поэтому помогу вам; не хочу до конца своих дней оставаться должником еретика. Я прошу вас только об одном: если вы попадетесь, не упоминайте моего имени. И еще мне нужна… книга.

— Какая книга? — удивился Браумин.

— Книга, которую ты читал на этой вашей дурацкой встрече, — ответил Фрэнсис. — Книга, содержащая ложь о нашем прошлом, на основании которой ты неверно толкуешь наше настоящее. — Браумин лишь насмешливо фыркнул в ответ на это замечание. — Вы не покинете Санта-Мер-Абель, если не оставите мне эту книгу.

— Зачем она тебе? — возразил Браумин. — Чтобы сунуть на полку к другим запретным томам? Похоронить ее там, поскольку она содержит истину, способную разрушить ваш священный орден?

— Этот вопрос не обсуждается, брат, — жестко ответил Фрэнсис. — Ты отдашь мне книгу добровольно, или я возьму ее из твоей комнаты после того, как все вы сгорите на костре.

— Эту книгу дал мне Джоджонах, — сказал Браумин, — и просил хранить.

— Она будет сохранена. Там, где ей надлежит быть.

Браумин закрыл глаза, чувствуя, что в этом вопросе Фрэнсис не уступит. И мысленно обратился к Джоджонаху, прося его подсказать, как поступить. Настало ли время и ему пострадать за правду? Джоджонах хотел, чтобы Браумин стал магистром, но, если он покинет Санта-Мер-Абель, это будет невозможно. Оказавшись выброшенными из церкви, он и его друзья не смогут оказать положительного воздействия на ее дальнейшее развитие.

Но если они останутся, то умрут, и очень скоро.

Ответ пришел к нему в виде воспоминания об одном далеком месте, когда-то бывшем обиталищем злого духа, а теперь ставшем усыпальницей истинного святого. Браумин как бы воочию снова увидел воздетую вверх, торчащую из земли руку Эвелина — последний вызов демону, последний призыв, обращенный к Богу.

Теперь брат Браумин знал ответ. Какие бы планы у Бога ни были в отношении него, ему предстояло еще раз увидеть это место, прежде чем умереть. Он подошел к постели, наклонился, достал из-под нее книгу и вручил Фрэнсису, глядя ему в глаза.

— Прочти ее. Прочти то, что написал другой брат Фрэнсис из Санта-Мер-Абель. Тогда ты поймешь, какому человеку служишь.

Не сказав ни слова, Фрэнсис прошел мимо него и покинул комнату.

— Ты отдал ему книгу, — словно не веря своим глазам, со страхом сказал Виссенти. — Теперь он точно выдаст нас.

— Если бы он собирался выдать нас, мы давно уже были бы в руках Маркворта.

— И что нам теперь делать?

— Ждать. — Браумин успокаивающе положил руку на плечо Виссенти. — Брат Фрэнсис выполнит свое обещание.

Виссенти облизнул губы и пожал плечами. Больше он никаких вопросов не задавал, просто стоял рядом с Браумином, недоуменно глядя на дверь.

Жаль, что сквозь дверь они не могли видеть брата Фрэнсиса, все еще стоящего в пустом, тускло освещенном коридоре, глядя на книгу, которую Браумин дал ему. Где-то в самой глубине сознания шевелилась мысль, что, может быть, в словах Браумина кроется истина. Он и сам видел достаточно жестокости, творимой его возлюбленной церковью.

И теперь он держал в руках древний том, который мог поколебать саму основу его верований, доказать, что вся его жизнь — ложь, а господин, которому он служит, — дьявол. Может, стоит открыть эти страницы, и он тоже погрузится в пучину ереси, как это произошло с Джоджонахом, а потом и с его учениками?

Брат Фрэнсис сунул книгу под мышку и спустился в нижнюю библиотеку, торопясь побыстрее избавиться от опасного тома. Ему предстояло много дел — нужно было еще раз увидеться с Роджером Биллингсбери и произвести кое-какую подготовительную работу, — но они могут подождать. Сейчас самое главное — спрятать книгу подальше, чтобы никто не мог ее обнаружить.