"Демон-Апостол" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 17 ДВЕ ВСТРЕЧИ

— Ты уверен, что они здесь? — в третий раз спросил Виссенти.

Нервный монах устремил взгляд во тьму позади костра и вздрогнул под порывом холодного северного ветра.

— Почему ты такой недоверчивый? — сказал Роджер. — Тол'алфар обещали, что будут сопровождать нас, значит, так и есть.

— Мы не видели их с тех пор, как прошли Кертинеллу, — заметил Кастинагис. — Может, они и не собирались идти дальше.

— Но ведь тол'алфар сказали нам, что мы найдем Полуночника в Дундалисе, — напомнил им Роджер, — и что они тоже ищут его. Думаю, мы придем туда завтра утром.

— Уже так близко? — спросил Браумин. — Ты узнаешь местность?

— Я никогда не был в Дундалисе, — признался Роджер. — Но в Тимберленде есть только одна дорога на север, а деревья вокруг нас становятся все выше и гуще. Значит, мы близки к цели. — Монахи недоверчиво переглянулись, явно придя в уныние. — По дороге легко идти. И тол'алфар поблизости, не бойтесь. То, что мы их не видим, ничего не значит — если они не хотят, чтобы их видели, мы ничего не заметим, пусть их тут хоть целая сотня соберется. Но даже без них беспокоиться не о чем. Если мы вдруг каким-то образом проскочим мимо Дундалиса, Полуночник найдет нас. Или кентавр. Это их лес, и никто не пройдет по нему без того, чтобы они не заметили.

— За исключением тол'алфар, — с улыбкой сказал Браумин, и лица остальных тоже просветлели.

— Без всяких исключений, — возразил Роджер, желая подчеркнуть свое уважение к Полуночнику.

— Чем скорее мы ляжем спать, тем скорее отправимся дальше, — заметил Браумин.

Он сделал знак Делману и Роджеру; они, как обычно, должны были первыми стоять на страже.

Остальные монахи улеглись, придвинув одеяла поближе к огню, поскольку воздух, казалось, становился холоднее буквально с каждой минутой. Роджер и Делман долго сидели молча рядом с костром, пока Роджер не почувствовал, что звуки ритмичного дыхания спящих начинают убаюкивать и его.

Он резко поднялся и принялся вышагивать туда и обратно, потирая руки.

— Снова хочешь пойти прогуляться в лес? — зевнув, спросил Делман. Роджер улыбнулся и покачал головой, как будто сама идея гулять по лесу здесь, на севере, казалась ему нелепой. — Значит, на самом деле ты боишься ходить тут по лесу?..

— Боюсь? А может, мне просто холодно? В лесу, вдали от огня, можно и замерзнуть.

— Нет, боишься, — убежденно повторил Делман. — Ночь холодная, да, но костер не защитит от ветра. И все же ты ни разу не ходил один в лес ночью с тех пор, как неделю назад мы прошли Кертинеллу.

Роджер перевел взгляд во тьму ночного леса. На протяжении многих месяцев после вторжения поври он считал лес своим домом и бродил по нему в темноте без всякого страха. Однако Делман, как это было ему свойственно, оказался достаточно чуток. Этот лес пугал Роджера. Ему просто не верилось, что всего миль пятьдесят к северу — и картина так сильно изменится. Деревья здесь были выше и росли гуще, отовсюду доносились странные, непривычные звуки. Нет, это был не страх, решил он, а уважение. Здоровое уважение, которого здешний лес и заслуживал. Даже если бы все поври, гоблины и великаны исчезли из этого мира, относиться легкомысленно к лесу Тимберленда не следовало.

Понимание этой истины только увеличило уважение, которое Роджер питал к Элбрайну и Пони, — ведь они чувствовали себя в этом лесу как дома. Ничего не скажешь, тут дикие места, не то что вокруг Кертинеллы.

— Ты правда думаешь, что мы близко? — спросил Делман.

— Ну да. Расстояние от Кертинеллы до Дундалиса примерно такое же, как до Палмариса, и мы его уже почти прошли. Заблудиться невозможно, дорога слишком заметная. Мы ведь видели следы недавно прошедшего каравана — глубокие колеи, которые могли оставить лишь тяжело груженные фургоны.

— Все правильно, Роджер He-Запрешь, — послышался из темноты знакомый голос.

— Полуночник!

Оглянувшись, Роджер увидел крупную фигуру человека, сидящего на низкой ветке дерева совсем неподалеку от лагеря. И, скорее всего, он уже давно находился тут!

Делман тоже вскочил на ноги и принялся будить братьев, говоря, что пришел Полуночник. Вскоре все пятеро монахов стояли рядом с Роджером, с любопытством глядя на ночного гостя.

— Он же говорил, что мы со Смотрителем найдем вас, — сказал Элбрайн.

При этих словах из темноты показался кентавр. Монахи уже видели его прежде, когда Смотрителя привели в Санта-Мер-Абель, но тогдашние, довольно смутные воспоминания о нем меркли перед зрелищем этого удивительного создания, стоящего совсем рядом, — тысяча фунтов мускулов и горящие, яркие глаза.

Но, конечно, больше всех был ошеломлен Роджер, до этого видевший кентавра лишь мельком. Желая прихвастнуть, он говорил монахам, что они будут поражены силой кентавра, но эти слова основывались на рассказах Элбрайна, Пони и Джуравиля. Сейчас он в первый раз по-настоящему видел Смотрителя и должен был признать, что эти рассказы, сколь бы драматичны они ни были, бледнели по сравнению с мощью и красотой удивительного создания.

Полуночник спрыгнул на землю и протянул руку Роджеру, но тот бросился к нему и заключил в объятия. Тот в свою очередь обнял юношу, поверх его плеча улыбнувшись Браумину Херду.

В конце концов Роджер оторвался от него, отскочил на шаг и протянул руку Смотрителю.

— Какой легковозбудимый мальчик! — заметил кентавр, обращаясь к Элбрайну.

— Мне пришлось многое пережить, — с серьезным видом сказал Роджер. — Мы отправились на север, чтобы найти вас, и вот… нашли. Теперь, только теперь я могу вздохнуть свободно.

— Мы уже два дня наблюдаем за вами, — сообщил Элбрайн.

Роджер широко распахнул глаза, как бы в обиде.

— Два дня? Тогда почему вы заговорили с нами только сейчас?

— Потому что твои товарищи — монахи, пусть и переодетые, — заметил кентавр. — А мы с ними, как известно, не лучшие друзья.

— Как вы узнали, кто мы такие? — удивился Браумин, оглядывая свою самую обычную крестьянскую одежду, по которой никак нельзя было догадаться, что он монах.

Надо же! Сначала эльфы, а потом эти двое, по-видимому, знали о путешественниках все задолго до того, как встретились с ними лицом к лицу.

— Мы не только приглядывались, но и прислушивались к вам, брат Браумин Херд, — ответил кентавр, и у монаха округлились глаза. — Ох, все просто! Я слышал твое имя и видел тебя на пути из Аиды.

Внезапно Браумину стало ужасно стыдно; он вспомнил, как скверно братья обращались с кентавром на марше.

— Я шел вместе с ними совершенно открыто, — запротестовал Роджер. — Неужели я привел бы к вам врагов?

— Нужно было убедиться, — объяснил ему Элбрайн. — Не сомневайся, мы доверяем тебе! И все же мы достаточно долго имели дело с церковью Абеля, чтобы понять: у них хватает и ума, и умения, чтобы вербовать союзников в рядах врагов.

— Уверяю тебя… — запротестовал было Кастинагис.

— В этом нет нужды, — перебил его Элбрайн. — Смотритель хорошо отзывается о брате Браумине, которого он запомнил еще с тех пор, как шел с караваном в Санта-Мер-Абель. Он называет его другом Джоджонаха, а тот был другом Эвелина, который, в свою очередь, дружил с Полуночником и Смотрителем. Мы поняли, что вы нарочно переоделись, чтобы вас не нашли братья.

— Думаю, эта ситуация вам хорошо знакома, — заметил Браумин, — по истории с Эвелином.

— Хо, хо, знай наших! — взревел кентавр, очень удачно подражая голосу Эвелина.

Элбрайн глянул на него искоса, явно не слишком довольный. Смотритель с невинным видом пожал плечами. Элбрайн лишь вздохнул; оставалось надеяться, что это не войдет у кентавра в привычку.

— Разве что Эвелин не снимал своей рясы, — ответил он, — даже когда ваша церковь открыла на него охоту.

Браумин улыбнулся, но Кастинагис выпятил грудь и расправил плечи с таким видом, словно воспринял слова Полуночника как оскорбление. Чересчур гордый, подумал Элбрайн — очень опасная черта. Он подошел к монаху и протянул ему руку.

Тут Роджер вспомнил о хороших манерах и вместе с Элбрайном и Смотрителем по очереди подошел ко всем монахам, представляя каждого.

— Еще один друг Джоджонаха, — заметил кентавр, когда очередь дошла до Делмана; он тоже помнил его со времени своего путешествия. — И недруг того, кто зовется Фрэнсисом, лакея Маркворта.

— Тем не менее именно брат Фрэнсис помог нам бежать из Санта-Мер-Абель, — заметил Браумин.

Элбрайн и кентавр с интересом посмотрели на него.

— Думаю, пора вам все рассказать с начала до конца, — сказал кентавр. Он бросил взгляд на остатки еды у костра. — После того как подкрепимся, конечно. — И он рысцой бросился к костру.

Остальные поторопились за ним — и не сделай они этого, он им ни крошечки не оставил бы — и, покончив с едой, уселись у огня. Первым рассказал свою историю Роджер. Он начал с убийства барона Бильдборо. Виссенти, преодолев в конце концов свою нервозность и вновь обретя голос, объяснил, почему он думает, что к этой драме имеет отношение Маркало Де'Уннеро.

Потом Роджер поведал о конце магистра Джоджонаха; и Элбрайна, и кентавра этот рассказ глубоко задел и опечалил. Покидая Санта-Мер-Абель вместе с кентавром, Элбрайн в глубине души надеялся, что именно Джоджонах может способствовать возрождению церкви. Сообщение о казни магистра не удивило его, но огорчило до крайности.

Потом перешли к относительно недавним событиям. Браумин рассказал о том, как получилось, что тайна пяти братьев оказалась раскрыта, и как Фрэнсис увел их из-под карающей десницы Маркворта. Однако он был не в силах объяснить ни мотивов Фрэнсиса, ни его поступков.

Монахи принялись наперебой рассказывать о своих дорожных приключениях. Элбрайн с кентавром сделали вид, будто все это им очень интересно, хотя на самом деле их озаботило лишь сообщение о том, как церковь все больше и больше угнетает жителей Палмариса. И еще они очень удивились, узнав, что приятелей сопровождали в пути эльфы, в том числе сама госпожа Дасслеронд. Элбрайн и кентавр обменялись недоуменными взглядами; по их мнению, это было странно — что поблизости появилась такая большая группа эльфов, даже не сделав попытки вступить в контакт с ними. Да и сам факт того, что столько эльфов сразу покинули Эндур'Блоу Иннинес, представлял собой нечто исключительное.

— И вот мы пришли в твои края, Полуночник, — закончил Браумин, — в надежде найти здесь убежище и твою дружбу, как это когда-то произошло с братом Эвелином.

Элбрайн обвел их внимательным взглядом.

— Это Тимберленд, дикая, почти необитаемая местность, где люди должны держаться вместе, чтобы выжить. Мы рады всем, кто пришел к нам с открытым сердцем. Поутру я отведу вас в Дундалис. Томас Джинджерворт, который руководит поселенцами, будет рад принять шесть пар сильных рук. Он и его люди восстанавливают деревню, и работы на всех хватит.

— Пять пар рук, которые будут восстанавливать деревню, — с улыбкой поправил его Роджер, — и еще один разведчик в помощь Полуночнику и Смотрителю.

— Мне хотелось бы переговорить с тобой с глазу на глаз, — сказал Браумин Полуночнику.

Это сообщение вызвало удивленные взгляды со стороны его товарищей и прежде всего Роджера.

По выражению глаз и тону Браумина Элбрайн понял, что дело серьезное, и с готовностью согласился.

Все работало как часы. Во всяком случае, такое чувство возникало у Пони, когда она следила за действиями бехренцев, как только разведчики сообщали, что приближается стража. Она очень внимательно наблюдала за ними на протяжении нескольких последних дней. Бехренцам уже приходилось сталкиваться с притеснениями в Хонсе-Бире, но сейчас, находясь под постоянным давлением со стороны епископа, они, похоже, отточили навыки тихого сопротивления до уровня искусства.

Пони видела и дивилась тому, как сообщения передаются из уст в уста, как сигналы отстукиваются по стенам, как в нужный момент слегка приспускается флаг на одном из ближайших кораблей. С каждым новым наблюдением ее уважение к этим людям возрастало.

И вот уже куда-то двинулась группа бехренцев, больше других нуждающихся в защите, — самые старые и самые младшие, беременные или женщины с маленькими детьми и мужчина, потерявший обе руки.

Пони уже не раз наблюдала за их уходом, но до сих пор ей так и не удалось проследить, куда именно они идут. Факт тот, что, оказавшись в районе порта, где в основном и обитали бехренцы, солдаты обнаруживали, что им, собственно, и прицепиться не к кому. Однажды они даже устроили всеобщую облаву, проверили каждый корабль в порту, но так никого и не нашли.

Теперь наконец, после долгих часов наблюдения, Пони оказалась близка к решению загадки. Следуя за цепочкой бехренцев, держась в тени зданий, она пробиралась по улицам и переулкам. Процессия миновала доки, прошла по берегу залива мимо длинного, низкого пакгауза и, следуя за изгибом Мазур-Делавала, оказалась совсем рядом с городской стеной. Берег здесь представлял собой обрыв из белого известняка. Над заливом возвышались несколько строений, но увидеть их, находясь внизу, у самой кромки воды, было невозможно — вид перекрывала длинная деревянная ограда, протянувшаяся вдоль края утеса. Скорее всего, ее установили для того, чтобы дети не могли свалиться в воду. Пони пошла вдоль залива по самому краю утеса. Взгляд вниз подтвердил ее подозрения.

Здесь, совсем недалеко от залива Короны, Мазур-Делавал в большой степени был подвержен воздействию морских приливов и отливов; разница в уровне воды составляла около десяти футов. Когда вода стояла низко, в толще известняка можно было разглядеть темные щели; это были затопленные сейчас входы в пещеры.

Бехренцы один за другим подходили к самому краю воды и, держась за специально привязанную веревку, ныряли в холодную воду, исчезая из виду.

Надо полагать, сами пещеры, входные отверстия которых можно было разглядеть сквозь толщу воды, располагались выше ее уровня.

— Прекрасно, — пробормотала Пони с уважением в голосе.

Ее восхитила изобретательность бехренцев; они нашли способ скрыться от преследования, не привлекая к себе ненужного внимания. Всего лишь кратковременное купание в холодной воде и еще несколько часов в лишенной удобств пещере — вот и вся цена за спокойствие и безопасность.

А почему, собственно, в лишенной удобств, подумала Пони? Может, тайные убежища бехренцев обустроены очень даже неплохо?

У нее возникло желание вслед за бехренцами спуститься к воде, нырнуть и вплыть в какую-нибудь пещеру. Мысль о том, что эти люди способны действовать так слаженно и продуманно, согревала ее, давая надежду на то, что в конце концов и все остальные жители города найдут способ воспротивиться жестокому давлению епископа Де'Уннеро и церкви. Бехренцев было всего около двухсот, и они заметно отличались от других цветом кожи. Возникал вопрос: на что способны пять тысяч человек, если Пони удастся поднять их против Де'Уннеро? Да, зрелище воды, в которую один за другим погружались бехренцы, очень, очень вдохновило ее.

За спиной Пони зашуршала трава. Резко обернувшись, она увидела приближающегося бехренского воина: невысокий жилистый человек, вооруженный кривой саблей — излюбленным оружием южан. Он надвигался на Пони, не произнося ни единого слова и нацелив саблю прямо на нее.

Пони взялась за рукоятку меча и сделала кувырок с таким расчетом, чтобы выйти из него непосредственно перед воином. К этому моменту меч уже был у нее в руке, и в ход пошла магия камней, вправленных в его рукоятку. Результатом этого магического воздействия стало то, что саблю с силой притянуло к лезвию меча, когда бехренец бросился на Пони.

На его лице проступило выражение удивления; этого момента растерянности хватило, чтобы Пони после кувырка сначала поднялась на колени, а потом встала в полный рост, оказавшись лицом к лицу с нападающим.

Бехренский воин оторвал саблю от меча, отскочил и занял оборонительную позицию. Пони не нападала; улыбаясь, бехренец медленно распрямился и начал лезвием сабли делать круговые движения с таким изяществом, что его руки казались гармоничным продолжением оружия. Чувствовалось, что он хорошо владеет им.

Внезапно сабля взметнулась вверх, вниз и снова вверх, но по диагонали, нацелившись в шею Пони сбоку.

Очень искусный воин, поняла Пони по тому, как точно был рассчитан угол удара; если парировать его обычным способом, то ничего не получится. Кривое лезвие как бы обогнет плоскую поверхность меча и достигнет цели.

Пони и не стала этого делать. Она так молниеносно выбросила вперед меч, что удар сабли пришелся по его рукоятке, и, внезапно изогнув запястье, заставила кривое лезвие изменить направление движения.

Бехренец перебросил саблю в левую руку и сделал новый выпад, нацелившись Пони в живот.

У нее потемнело в глазах от страха за ребенка. Она согнулась пополам и отскочила назад. Начался обмен ударами без четко выраженного преимущества с чьей-либо стороны, во время которого Пони пыталась как можно скорее понять стиль борьбы бехренского воина. И это ей удалось. То, как он сражался, должно было обеспечить ему несомненную победу, если бы его противник придерживался типичной для этой страны тактики «меч-и-щит».

Однако Пони прошла обучение у Элбрайна, а он в свое время у эльфов. Ее уверенность возросла, когда стало ясно, что би'нелле дасада в борьбе с тем, у кого кривое лезвие, окажется гораздо эффективнее. Она встала в боевую стойку — левая нога назад, правая вперед, колени полусогнуты, вес равномерно распределен на обе ноги. Согнув локоть, вращая лишь запястьем, а левую руку отставив назад для сохранения равновесия, она не давала бехренцу приблизиться к себе.

Теперь главная проблема состояла в том, как победить, не убивая его; нелегкая задача, в особенности если учесть, что схватка происходила на самом краю утеса.

В какой-то момент бехренский воин отступил, подняв саблю вертикально к лицу и глядя на Пони с уважением и одновременно оценивающе.

Однако Пони не дала ему возможности сделать это. Шагнула вперед, подпрыгнула и, едва коснувшись ногами земли, пролетела — так, по крайней мере, казалось ошеломленному бехренцу — вперед. Его рука только еще пошла в сторону для замаха, а кончик ее меча уже оказался прямо перед ним. Сейчас Пони могла нанести удар куда угодно — в горло, в сердце или в глаз, — и он, несомненно, оказался бы смертельным. Вместо этого она с силой ударила бехренца в плечо, ставя перед собой одну цель: чтобы он потерял способность владеть этой рукой. Даже и пронзать плечо глубоко она не стала, почти мгновенно вытащив меч и отступив на пару шагов назад. Сабля продолжала движение, но оно утратило энергию и силу, и Пони с легкостью выбила ее из ослабевшей руки противника.

Зажимая рукой кровоточащую рану, он замер, поражение глядя на нее.

Она отсалютовала ему, развернулась и бросилась бежать.

Но не тут-то было — на ее пути как из-под земли вырос второй бехренский воин. Пони остановилась, оглянулась и увидела, что первый нападающий уже поднял саблю и теперь сжимал ее левой рукой. Ну и упрямец! Выиграть бой, не убив ни одного из двух противников, — это была почти непосильная задача. И все же она просто не могла убить ни их, ни какого бы то ни было другого бехренца, который с большой долей вероятности мог тут появиться; они просто защищали свои семьи.

Она отпрыгнула сторону, ухватилась за верхнюю часть ограды — та угрожающе заскрипела, и на какой-то миг возникло ощущение, будто она сейчас рухнет вместе с Пони, — и перемахнула через нее, оказавшись на открытом месте. Это давало определенные преимущества, если не учитывать того, что бехренцы, по-видимому, задались целью во что бы то ни стало сохранить свою тайну. В этом малообитаемом районе Палмариса повсюду были разбросаны полуразрушенные, пустые строения. Из-за одного из них показался третий воин, а четвертый крался вдоль городской стены.

Пони пробормотала проклятие и сунула руку в тайный карман с камнями — они, без сомнения, позволили бы ей скрыться, не причинив никому вреда. Можно, скажем, с помощью гематита завладеть телом одного из нападающих и заморочить головы другим. Или извлечь из графита ослепительный заряд молнии, ударить им под ноги приближающимся бехренцам, воспользоваться их замешательством и сбежать. Или с помощью малахита подняться над нападающими, взлететь на какую-нибудь крышу и скрыться, перепрыгивая с одной крыши на другую.

Но использовать каменную магию в Палмарисе было рискованно, очень рискованно. К тому же, напомнила себе Пони, эти люди ей не враги, не то что те, кого могли привлечь ее камни.

Она двинулась в сторону узкого проулка, оглянувшись лишь на мгновение, чтобы убедиться, что два первых бехренца уже перелезают через ограду. И со всех сторон, она просто чувствовала это, стягиваются все новые и новые, сжимая кольцо вокруг нее.

Два бехренца заняли позицию у далекого выхода из проулка, еще два блокировали вход в него. Над головой зашуршало — группа из трех человек пробиралась по крыше. Те, что стояли на концах проулка, двинулись навстречу друг другу; один бехренец спрыгнул с крыши всего футах в десяти позади нее.

Пони сжала в руке графит, беспокоясь лишь о том, как бы не высвободилось слишком много энергии и не погиб кто-нибудь из бехренцев. А вдруг ей не удастся точно отмерить «дозу»?

— Я вам не враг… — начало было она, но тут стоящий позади бехренец внезапно бросился в атаку.

Пони метнулась в сторону, уклонившись от удара его сабли. Резко развернулась и локтем дважды ударила нападающего в лицо. Пошатываясь, он отступил, и ударом колена по его локтю Пони отбила саблю к стене дома. Рукояткой меча ударила бехренца по руке, заставив выронить оружие.

Взяв его свободной рукой за подбородок, она откинула назад его голову, приставила кончик меча к горлу, а самого бехренца прижала к стене и оглянулась на его приближающихся товарищей, от всей души надеясь, что их остановит положение, в котором он оказался.

Они замедлили шаги и вдруг начали перекрикиваться на своем языке. Потом, видимо, приняли решение не в пользу своего товарища и бросились в атаку.

На Пони лавиной обрушился страх, тысячеликий, раздирающий душу на части. Страх, что она убьет кого-нибудь из бехренцев. Страх за свое нерожденное дитя — ведь если она погибнет, то и ребенок Элбрайна умрет вместе с ней. Страх перед той опасностью, которую использование камней может навлечь на всех них — на нее саму, на невинное дитя и на бехренцев, виновных лишь в том, что пытаются выжить.

Это был ужасно долгий, мучительный момент. И окончился он тем, что, глядя на приближающихся бехренцев, Пони отпрыгнула от своего пленника и бросила меч на землю.

— Я вам не враг, — решительно повторила она.

Человек, раненный ею на утесе, выкрикнул что-то, и на Пони обрушился удар сверху. Она стукнулась о землю с такой силой, что у нее едва не вышибло дух, но сумела откатиться в сторону и увидела приближающуюся к лицу кривую саблю.

Ее последняя мысль была о ребенке, так и не успевшем появиться на свет.