"Дух демона" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 14 ПРАВЫЕ И ВИНОВАТЫЕ

— Да что ж это делается, господин священник? — стуча зубами и заикаясь, спрашивала женщина. — Я так и не возьму в толк, что вам понадобилось от бедной старой Петтибвы.

Отец-настоятель Маркворт недоверчиво посмотрел на женщину, зная, что она — отнюдь не такая дурочка, какой старается казаться. Естественно, она сильно напугана, вот и несет разную чушь. Еще бы! Ее вместе с мужем Грейвисом и сыном Греди вытащили прямо из принадлежавшего им маленького трактира «У доброго друга», что в бедном квартале Палмариса, и привели сюда.

Маркворт отметил про себя: надо будет поговорить с братьями Юсефом и Данделионом. Принуждение должно быть скрытым, незаметным для принуждаемых. А эти своими жестокими действиями лишь насторожили всех троих, и теперь вытянуть из них какие-либо сведения будет намного труднее. Не окажись там самого Маркворта, его подручные явно покалечили бы это семейство, а то и вовсе убили бы их сына Греди.

— Не волнуйтесь, госпожа Чиличанк, — с притворной улыбкой произнес отец-настоятель. — Мы просто разыскиваем одного из наших собратьев, только и всего. У нас есть основания полагать, что этот человек встречался с вашей дочерью.

— Киска? — воскликнула женщина, и от Маркворта не ускользнуло, что в ней что-то шевельнулось, хотя он и не представлял, о какой «Киске» идет речь.

— Я говорю о вашей приемной дочери, — вновь сказал он. — О сироте из Тимберленда.

— Киска, — искренне согласилась Петтибва. — Бродячая Киска, так мы ее звали, вы же знаете.

— О таком имени я не слыхал, — признался отец-настоятель.

— Ну, Джилл, так ее звали по-настоящему, — пояснила трактирщица. — Точнее, это часть ее имени. О, как бы я хотела снова увидеть мою Джилли!

Джилли. Маркворт несколько раз мысленно повторил это имя. Джилли… Джилсепони… Пони. Да, все прекрасно совпадает.

Если вы нам поможете, то, скорее всего, увидите ее, — пообещал довольный Маркворт. — У нас есть все основания полагать, что она жива и здорова.

— И служит в королевской армии, — добавила Петтибва.

Маркворт ловко скрыл свою досаду. Если Петтибва и ее семейство не знают ничего нового, то вряд ли от них будет много толку.

— Я же говорила другому вашему священнику, что не знаю, куда отправили мою девочку, — продолжала трактирщица.

— Другому священнику? — повторил отец-настоятель.

Неужели брат Квинтал уже успел ее порасспросить? — с удивлением и надеждой спросил себя Маркворт. Если это так, значит, Квинтал обязательно должен был обнаружить связь между Эвелином и семьей Чиличанк.

— Вы, наверное, имеете в виду кого-нибудь из монахов Сент-Прешес? — осторожно спросил Маркворт.

— Нет, здешних братьев я знаю почти всех. Как-никак отец Добринион сам венчал мою Джилли, — с гордостью произнесла Петтибва. — А у того священника была такая же темно-коричневая сутана, как ваша. И выговор у него был такой, как у людей из восточных земель. Санта-Мир-Абель, так вы назвали ваше место? Припоминаю, он тоже был оттуда.

Отец-настоятель придумывал способ удостовериться, что это был действительно Квинтал, не вызвав подозрений Петтибвы. Однако словоохотливая женщина сама пришла ему на помощь.

— Он был такой большой и толстый, клянусь вам! — сказала она. — Вы, должно быть, хорошо кормите их у себя в Санта-Мир-Абель. Скажу вам по правде, и вам самому не мешало бы чуточку поправиться!

На какое-то мгновение Маркворт опешил: на мускулистом теле Карающего Брата не было ни складки жира.

И вдруг он понял и теперь едва сдерживал волнение:

— Брат Эвелин? — прошептал он. — С вами говорил брат Эвелин из Санта-Мир-Абель?

— Эвелин, — сорвалось с языка Петтибвы. — Да, господин, вы правы. Брат Эвелин приходил расспросить меня о моей Джилли.

— Она тогда жила с вами?

— Нет, к тому времени она уже давно находилась в армии, — вздохнула Петтибва. — А он хотел разыскать ее. Расспрашивал, откуда она родом и как оказалась у нас с Грейвисом. До чего ж обходительный мужчина!

— И вы рассказали ему?

— А как же! Все и рассказала, — призналась Петтибва. — Я не собираюсь гневить церковь!

— Советую вам хорошенько помнить эти слова, — сухо произнес отец-настоятель.

Он понимал, что кусочки мозаики начинают складываться в цельную картину и между ними не остается пустых мест. Скорее всего, Эвелин повстречал эту Пони, или Джилли, где-то возле Пирет Талме, после вторжения поври, и затем отправился с ней через Палмарис на север. Там они встретились с кентавром. Маркворт предполагал, что девчонка уцелела после взрыва на Аиде, равно как и ее таинственный дружок по кличке Полуночник, которого, сам того не желая, живописал Смотритель. И теперь камни находились у них.

— Я могла бы приготовить вам замечательную жирную поджарочку, — лепетала Петтибва, когда Маркворт вернулся к разговору.

Судя по ее пышным формам, подумал он, еда занимала в ее жизни одно из важнейших мест.

— Я бы не отказался, — ответил отец-настоятель. — Но только не сейчас.

— Уж конечно, не сейчас, — согласилась Петтибва. — Приходите к нам в трактир сегодня вечером или когда сможете, и я на славу угощу вас.

— Боюсь, что сегодня вы не вернетесь в трактир, — объявил ей Маркворт, поднимаясь из-за массивного стола отца Добриниона и делая знак брату Данделиону, который скрывался в тени просторного кабинета. — И в ближайшее время тоже, — добавил он.

— Но…

— Вы только что сказали, что не собираетесь гневить церковь, — перебил ее Маркворт. — Я помню эти слова, любезная Петтибва Чиличанк. Наше дело — исключительно важное и безотлагательное, и оно не идет ни в какое сравнение с доходами вашего жалкого трактира.

— Жалкого? — повторила Петтибва настороженным и сердитым тоном.

— Брат Данделион проводит…

— А я так не считаю! — огрызнулась трактирщица. — Я, господин отец-настоятель, не враг церкви, но у меня есть своя жизнь и своя семья.

Маркворт не стал отвечать; он порядком устал от этой болтливой женщины и был достаточно раздосадован ее словами. По сути дела, она лишь подтвердила то, что он и так знал. Он вновь сделал знак брату Данделиону. Тот подошел к Петтибве и схватил ее за круглый локоть.

— А ну-ка пустите меня! — закричала трактирщица, пытаясь вырваться.

Данделион вопросительно взглянул на Маркворта.

Отец-настоятель кивнул. Тогда монах вновь схватил Петтибву, уже сильнее. Она попыталась вырваться, но хватка Данделиона была железной.

— Поймите же, госпожа Чиличанк, — ледяным тоном произнес Маркворт, приблизив к ней свое старческое морщинистое лицо. — Вы все равно пойдете с братом Данделионом, какие бы действия ему ни пришлось для этого применить.

— И после этого вы еще называете себя благочестивым человеком? — бросила ему Петтибва, однако ее злость прошла, уступив место обыкновенному страху.

Она вновь попыталась вырваться, но брат Данделион сильнее сжал пальцы и больно ударил ее, заставив замолчать.

От нестерпимой боли у трактирщицы подкосились ноги. Тогда Данделион просунул ей руку под мышку и обвил плечо. Так он повел Петтибву из кабинета, не переставая сдавливать ее пальцы.

Маркворт, безразличный к страданиям трактирщицы, вернулся за стол.

Едва Данделион и его жертва скрылись в дверях, в кабинет вошел порядком рассерженный настоятель Добринион.

— Это так вы обращаетесь с моими прихожанами? — сурово спросил он.

— Так церковь обращается с теми, кто не желает ей помогать, — холодно ответил отец-настоятель.

— Не желает? — недоверчиво повторил Добринион. — Или не может? Семейство Чиличанк — исключительно честные и порядочные люди, кого ни спросите. Если они не могут помочь в ваших поисках…

— В моих поисках? — загремел Маркворт, вскакивая на ноги и ударяя кулаком по столу. — Вы думаете, будто я один заинтересован в них? Да вы хоть в состоянии понять важность всего этого?

Добринион замахал рукой, пытаясь успокоить распалившегося старика. Однако примирительный жест лишь подбавил масла в огонь.

— Мы нашли еретика Эвелина, — пролаял он. — Представьте, мы нашли его. Мертвого, чего он и заслуживал, погибшего при взрыве на Аиде. Вероятно, против него восстал его же союзник — демон-дракон. Или он слишком переоценил собственную власть и силу, ибо гордыня всегда была в числе его многочисленных грехов!

Настоятель Добринион едва ли был способен хоть как-то ответить. Его в равной степени ошеломили слова Маркворта и беспредельная ярость, с какой тот их произносил.

— А эта женщина, — продолжал отец-настоятель, указывая костлявым пальцем на дверь, в которую вышли Петтибва и Данделион, — и ее коварное семейство могут располагать кое-какими ответами, касающимися местонахождения наших камней. Наших камней, дарованных Богом Санта-Мир-Абель и украденных вором и убийцей Эвелином Десбрисом, да будет проклято его злое имя! Известно ли вам, отец Добринион, какое количество самоцветов он похитил? Если эти камни попадут в руки врагов церкви, война станет повсеместной, можете не сомневаться!

У Добриниона возникло подозрение, что здесь отец-настоятель передергивает. Он успел поговорить с магистром Джоджонахом, и того пропавшие камни вовсе не волновали так, как Маркворта. Но Добринион и сам был старым человеком, чье время в этом мире быстро приближалось к концу. Он понимал значимость репутации. Превыше всего Добриниону хотелось, пока он еще возглавлял Сент-Прешес, добиться канонизации брата Аллабарнета. И здесь он вполне поддерживал упорное стремление Маркворта вернуть камни.

Пожалуй, он мог бы сейчас сказать обо всем этом отцу-настоятелю. Но того было не остановить. Маркворт вошел в раж и начал вдруг излагать учение церкви, затем заговорил о магистре Сигертоне — прекрасном человеке, убитом Эвелином. С Сигертона он перескочил на семейство Чиличанк и с пафосом заявил, что владельцы трактира могут быть единственной нитью, способной привести к вероломной девчонке и похищенным самоцветам.

— И не надейтесь, что здесь я отступлюсь, — закончил Маркворт, понизив голос до угрожающего шепота. — Если попытаетесь мне помешать, я отплачу вам в тысячекратном размере.

У Добриниона даже вытянулось лицо. Он не привык, чтобы ему угрожал человек, входивший с ним в один орден.

— Как вам известно, магистр Джоджонах отправился в Сент-Хонс для улаживания дел, связанных с канонизацией брата Аллабарнета, — уже спокойным тоном произнес Маркворт. — Я в любой момент могу вернуть его и зарубить канонизацию на корню.

Добринион уперся ногами в пол и расправил плечи. Ему показалось, что отец-настоятель переступил очень опасную грань.

— Я признаю, что вы являетесь главой Абеликанской церкви и человеком, облеченным огромной властью, — произнес Добринион. — Но вопрос канонизации простирается за пределы вашей личной власти и подлежит решению всеми аббатами, а не одним лишь отцом-настоятелем Санта-Мир-Абель.

Маркворт засмеялся, не дав ему договорить.

— Зато я мог бы рассказать удивительные истории про брата Аллабарнета, — со злорадной усмешкой сказал он. — Позабытые свидетельства, обнаруженные в подземельях Санта-Мир-Абель. Скажем, дневник этого досточтимого брата, где он описывает свои странствия по восточным землям. Чего там только нет! И шумные скандалы, и разные непотребства с женщинами, и обильные возлияния. Даже мелкая кража!

— Это невозможно! — вскричал Добринион.

— Очень даже возможно, — не колеблясь, мрачным голосом возразил Маркворт. — Сфабриковать подобные истории и придать этим записям соответствующий внешний вид — пара пустяков.

— Ложь не выдержит испытания временем, — не сдавался Добринион. — Такую же клевету изливали и на святого Гвендолина Морского, но это не помешало причислить его к лику святых!

— Но оттянуло канонизацию почти на двести лет, — бесцеремонно напомнил ему отец-настоятель. — Возможно, ложь не выдержит испытания временем, впрочем, как и ваши старые кости, друг мой.

Добринион с трудом удержался, чтобы не упасть. У него было чувство, будто его жестоко избили.

— Я намерен собирать сведения всеми необходимыми для этого средствами, — бесстрастно произнес Маркворт. — В данный момент Грейвис, Петтибва и Греди Чиличанк задержаны по подозрению в заговоре против церкви и самого Бога. Возможно, мне придется говорить и с этим Коннором Билдеборохом, чтобы выяснить, не является ли и он причастным к заговору.

Добринион хотел было ответить, однако решил удержать свои мысли при себе. Коннор Билдеборох — любимый племянник палмарисского барона, и барон относится к нему как к сыну и наследнику. А Рошфор Билдеборох обладает немалой силой и влиянием. Но пусть отец Маркворт убедится в этом сам, решил Добринион. Этот старый мерзавец рискует нажить себе очень могущественного и опасного врага.

— Как желаете, отец-настоятель, — ответил Добринион и с кратким поклоном вышел из кабинета.

Когда за ним закрылась дверь, Маркворт насмешливо фыркнул, считая, что поставил Добриниона на место.

В тот вечер Коннор Билдеборох направился в трактир «У доброго друга». Интересно, думал он, удастся ли ему сегодня узнать от Дейнси Окоум что-нибудь новенькое. Служанка трактира отнюдь не была красавицей, да и умом не блистала, но отличалась достаточной наблюдательностью. Это было на руку Коннору, который не раз пользовался ее простодушием в своих целях.

Племянник барона частенько наведывался в этот трактир, хотя, сказать по правде, после разрыва его брака с Джилл отношения между ним и Петтибвой Чиличанк стали достаточно натянутыми. Однако ее сын Греди по-прежнему был рад считать молодого аристократа своим другом, и даже Грейвис не слишком винил Коннора за расстроившийся брак. Как-никак, ведь это Джилл отказала ему в выполнении супружеских обязанностей.

И потому Коннор продолжал бывать в трактире «У доброго друга», хотя человек его положения, несомненно, встретил бы радушный прием в лучших тавернах Палмариса. Но там он был лишь одним из знатных посетителей, а здесь, среди привычного шума и гама, он ощущал свое превосходство во всем.

К удивлению Коннора и многих завсегдатаев трактира, заведение оказалось закрытым. Освещены были только две комнаты для постояльцев, находившиеся на втором этаже, и кухня. Коннор заметил, что лучик света выбивался и из-за ставен небольшой комнатки в задней части дома, где когда-то жила Джилл, а теперь обитала Дейнси.

Он осторожно постучал в дверь и негромко позвал девушку:

— Дейнси, выйди и объясни, что у вас происходит.

Ответа не было.

— Дейнси Окоум, — уже громче позвал Коннор. — Ты бы видела, сколько народа околачивается на улице. Нас что, так и будут мариновать?

— Дейнси здесь нет, — ответила девушка, неумело стараясь изменить голос.

Коннор отпрянул. Его удивило, что в голосе звучал какой-то страх.

— Черт побери, да что здесь происходит? — спросил он.

Опять молчание.

— Дейнси, это Коннор… Коннор Билдеборох, племянник барона, — уже жестче произнес он. — Я знаю, что ты прячешься за дверью и слышишь каждое мое слово. Я требую, чтобы ты объяснила мне, что здесь происходит!

Вместо ответа послышалось негромкое всхлипывание.

Это еще более взволновало и насторожило Коннора. Здесь явно что-то случилось, и, быть может, нечто ужасное.

— Дейнси! — теперь уже закричал он.

— Ой, господин Билдеборох, прошу вас, ступайте отсюда, — послышался умоляющий голос. — Я не сделала ничего плохого. Уж и не знаю, какими прегрешениями хозяин с хозяйкой могли так разозлить церковь. За моей дверью нет греха. И сплю я всегда одна… ну, было с вами… и всего-то два, нет, три раза.

Коннор лихорадочно пытался разобраться в услышанном. Прегрешения против церкви? Со стороны семейства Чиличанк?

— Быть этого не может! — громко произнес племянник барона.

Он намеревался со всей силой ударить в дверь, но сдержался и решил поступить по-иному. Девчонка напугана, и явно не без причины. Если он напугает ее еще сильнее, то из Дейнси вряд ли удастся что-нибудь вытянуть.

— Дейнси, — тихим и ласковым голосом заговорил Коннор, стараясь успокоить ее. — Ты же меня знаешь, и знаешь, что я — друг семьи Чиличанк.

— Не припомню, чтобы хозяйка ставила вас так высоко, — резко ответила Дейнси.

— Но ты же знаешь, в чем причина, — сказал Коннор, изо всех сил стараясь говорить спокойно. — Тебе известно, что я не виню Петтибву за то, что она терпеть меня не может. Но я по-прежнему прихожу сюда и считаю это место своим домом. Я не враг семейству Чиличанк и не враг тебе.

— Как же, рассказывайте!

— Подумай, ведь я бы мог поступить по-иному, — изменил тактику Коннор. — Я бы мог привести солдат, и эта дверь недолго оставалась бы запертой.

— Дейнси здесь нет, — послышалось из-за двери. — Я ее сестра и не знаю, о чем таком вы говорите.

Коннор застонал и ударил дверь лбом.

— Ну что ж, ладно, — сказал он. — Я ухожу. И тебе не советую здесь засиживаться и ждать, пока эти монахи явятся за тобой.

Чуть отойдя от двери, Коннор зашагал на месте. С каждым шагом он ступал все тише, и создавалось впечатление, что он удаляется. Как он и предполагал, дверь вскоре приоткрылась. Коннор быстро просунул в щель ногу и со всей силой уперся плечом в дверной косяк.

Дейнси была горячей девчонкой, а тяжелые подносы, которые ей приходилось таскать, сделали ее сильной. Поэтому без потасовки не обошлось. Наконец Коннору все же удалось пробраться в комнату и быстро закрыть за собой дверь.

— Я буду кричать! — пригрозила испуганная Дейнси, отступая вглубь комнаты.

Под руку ей попалась сковорода, стоявшая на ночном столике. Дейнси схватила ее и перевернула, забыв про находившиеся там разбитые яйца. Те с брызгами полетели на пол.

— Убирайтесь! — потребовала она, размахивая сковородкой.

— Дейнси, да что с тобой? — спросил Коннор.

Он сделал шаг вперед, но под натиском мелькавшей в воздухе сковороды поспешно отступил и поднял обе руки.

— Где семья Чиличанк? Ты должна мне сказать.

— А то вы не знаете? — с упреком сказала Дейнси. — Небось, ваш дядюшка с ними заодно!

— Заодно… в чем? — спросил ошеломленный Коннор.

— Да в том, что хозяина с хозяйкой арестовали! — заплакала Дейнси, и слезы потекли по ее пухлым щекам.

— Арестовали? — повторил Коннор. — Так они арестованы? Городской стражей?

— Нет, — всхлипнула Дейнси. — Теми монахами.

Услышанное столь поразило племянника барона, что он не мог говорить.

— Арестовали? — наконец спросил он. — Ты в этом уверена? Значит, их не просто пригласили в Сент-Прешес, чтобы уладить какой-то пустяк?

— Молодой хозяин пытался спорить, — сказала Дейнси. — Говорил, что он — ваш друг, и все такое, но они только смеялись. А когда господин Греди хотел схватить свой меч, один монах… ну, костлявый такой, как вдарит ему, и молодой хозяин упал как подкошенный. И тут появился старый монах, злющий-презлющий…

— Отец Добринион?

— Нет, старше его на целую коровью жизнь, — ответила Дейнси. — Старый, весь высохший, и лицо в морщинах. А сутана была как у Добриниона, только позатейливее. Красивый наряд, даже на таком противном, сморщенном старике. Но лицо у него отвратительное…

— Дейнси, — строгим голосом произнес Коннор, пытаясь вернуть ее к главному.

— Так вот, старик сильно накричал на молодого, а потом как взглянет на господина Греди и говорит, что если он еще какую глупость сделает, то ему руки повырвут. Этот шутить не будет. Молодой хозяин тоже это понял. Весь побледнел и задрожал.

Коннор доплелся до постели и уселся в полном оцепенении, пытаясь хоть как-то разобраться в услышанном. Где-то пару лет назад в трактире вдруг появился невероятно толстый монах из Санта-Мир-Абель и завел разговор с Петтибвой. Но тогда все проходило спокойно, хотя этот человек говорил о Джилл и чем-то расстроил обычно веселую Петтибву. Тем не менее, монах вел себя довольно учтиво и был обходителен с хозяйкой.

— Они хоть сказали, зачем сюда явились? — спросил Коннор. — В каких прегрешениях обвинили твоих хозяев? Ты должна сказать мне, я настаиваю.

— Они расспрашивали насчет хозяйской дочки, — ответила Дейнси. — Сначала они подумали, что это я, и двое молодых монахов уже хотели меня схватить. Но старик сказал им, что они ошибаются, да и хозяин с хозяйкой тоже сказали, что я им не дочка.

Коннор подпер рукой подбородок, отчаянно и безуспешно стараясь переварить слова Дейнси. Джилл. Они искали Джилл? Но зачем?

— Потом они стали говорить, что хозяева, наверное, прячут свою дочку, и пошли шарить по всему дому, понаделав беспорядку, — продолжала Дейнси. — А после всех троих увели.

Коннор Билдеборох был человеком находчивым и изобретательным. Друзья и доверенные лица имелись у него повсюду: от дворца и монастыря до «Дома Бэтлброу» — наиболее знаменитого в городе борделя. Он принадлежал едва ли не к самому могущественному и влиятельному роду.

Он понял: настало время прибегнуть к помощи друзей и добыть хоть какие-то ответы.

Если церковь с такой силой ополчилась на семейство Чиличанк из-за Джилл, то он сам тоже может попасть под подозрение. Времена были опасные, и Коннор, проживший все свои тридцать лет среди тех, кто властвовал и повелевал, прекрасно знал, насколько серьезными могут оказаться подобные интриги.

— Ты, Дейнси, оставайся здесь, — сказал он девушке. — Дверь держи на запоре и никому, кроме меня, даже не отвечай, кто бы ни позвал.

— А как же я узнаю, что это вы зовете?

— У нас с тобой будет особое слово, — загадочно произнес Коннор и понял, что завладел вниманием Дейнси.

Лицо ее просветлело и разгладилось, сковородка вернулась на ночной столик, а сама Дейнси плюхнулась на кровать рядом с Коннором.

— Ой, как интересно-то, — с восторгом сказала она. — А что за слово такое?

Коннор ответил почти не раздумывая:

— Это слово — «нубожемой».

Он хитро улыбнулся, увидев, как густо покраснели щеки Дейнси.

— Еще не забыла это слово?

Дейнси захихикала и покраснела еще гуще. Разумеется, она хорошо знала это слово и частенько повторяла его, когда они с Коннором оставались вдвоем в ее комнатке.

Коннор слегка пощекотал ей подбородок, затем поднялся и подошел к двери.

— Ни с кем не говорить, — на прощание велел он. — Если хозяева вернутся…

— Их-то уж я впущу, — вставила Дейнси.

— Разумеется, впустишь, — сухо ответил Коннор. — И скажешь Греди, чтобы разыскал меня. Не забудешь?

Дейнси радостно закивала.

— Нубожемой, — подмигнув ей, произнес Коннор, выходя из комнаты.

Дейнси еще долго сидела на постели и хихикала.

— Ты думаешь, что это игра? — закричал Маркворт, вплотную приблизившись к несчастному Греди Чиличанку.

Глаза старика, налитые кровью, так и сверлили пленника.

Греди приковали к стене за запястья, причем кандалы находились настолько высоко, что молодому человеку приходилось стоять на цыпочках. Здесь, в одном из подвальных помещений Сент-Прешес — тесной и приземистой комнатенке, — было жарко от полыхавшего в очаге огня. Рядом лежали мехи, чтобы раздувать пламя.

— Я терпеть ее не мог, — выдавил пленник, брызгая слюной и обливаясь потом. — Я не просил у родителей сестру!

— Тогда говори, где она? — гремел Маркворт.

— Если бы я знал, то сказал бы, — ответил Греди.

Ему удалось совладать со своим голосом, но не с волнением.

— Вы должны мне поверить!

Отец-настоятель Маркворт повернулся к находившимся вместе с ним в застенке Фрэнсису и Данделиону. Последний был облачен в плащ с капюшоном, что вполне соответствовало мрачной обстановке этого места.

— Ты ему веришь? — спросил у Фрэнсиса Маркворт.

— Кажется, он говорит искренне, — честно ответил брат Фрэнсис.

Он сознавал, что лицемерит, поскольку просто не хотел продолжения допроса — самого жестокого из всех, когда-либо виденных им. Фрэнсис был готов поверить Греди и надеялся, что Маркворт сделает то же самое.

Лицо узника просветлело, и тень улыбки тронула уголки его рта.

— Кажется? — недоверчиво переспросил Маркворт. — Дорогой мой брат Фрэнсис, считаешь ли ты, что в столь важном деле мы можем довольствоваться видимостью правды?

— Конечно же нет, отец-настоятель, — бессильно вздохнув, ответил Фрэнсис.

Маркворт кивнул закутанному в плащ Данделиону.

— Мы должны быть уверены, — сказал он и отошел от пленника.

Вслед за ним отошел и брат Фрэнсис.

Данделион тут же оказался возле Греди и ударил его своим тяжелым кулаком по проступающим под кожей ребрам.

— Прошу вас, — пробормотал Греди, но удары продолжали сыпаться на него один за другим, пока слова узника не превратились в нечленораздельные стоны.

— Когда закончишь, сходи наверх за кочергой и положи в очаг, пусть погреется, — велел Данделиону Маркворт. — Мы должны проверить искренность этого молодца, а заодно — преподать ему урок послушания церкви.

— Нет! — закричал Греди, но еще от одного сильного удара у него перехватило дыхание.

Маркворт не оглядываясь вышел из помещения. Брат Фрэнсис, наоборот, задержался и оглянулся. Греди Чиличанк оказался не единственным, кому сейчас преподали урок.

Снова удар, и снова жалобный стон. Фрэнсис поспешил прочь, догоняя Маркворта.

— Отец-настоятель, вы же не станете на самом деле пытать этого дурня раскаленной кочергой? — спросил он.

От взгляда Маркворта лицо брата Фрэнсиса побелело.

— Я сделаю то, что сочту нужным, — спокойно ответил он. — Пойдем. Мне кажется, старый Чиличанк того и гляди упадет без чувств. Попробуем магический камень, может, удастся влезть к нему в мысли.

Маркворт умолк и изучающе посмотрел на брата Фрэнсиса. На лице молодого монаха явно читалось сомнение.

— Когда то, чем нам приходится заниматься, становится невыносимым, думай о большем благе, и этого будет достаточно, — наставительно произнес Маркворт.

— Но если они все-таки говорят правду… — осмелился возразить Фрэнсис.

— Тогда их, конечно, жаль, — согласился Маркворт. — Но насколько значительнее будут наши сожаления, если окажется, что эти трое упорно лгали, а мы не решились копнуть глубже? Можешь себе представить последствия? Помни о том, что является большим благом, брат Фрэнсис. Большим благом.

Но в глубине сердца Фрэнсису все равно было трудно примириться с недавним зрелищем. Однако он ничего не сказал, а достал магический камень и покорно поплелся за своим наставником в следующий застенок.

Прошло чуть более часа, принесшего немало мучений Греди и Грейвису. Фрэнсис и Маркворт скрылись за массивной дверью, выходящей на узкую каменную лестницу, которая вела в часовню монастыря. На верхней ступеньке их поджидал настоятель Добринион.

— Я должен знать, чем вы занимаетесь там, внизу, — потребовал взбешенный Добринион. — Это мои прихожане, послушные церкви.

— Послушные? — переспросил Маркворт. — Они покрывают преступников.

— Если бы они знали…

— Они прекрасно это знают! — рявкнул Маркворт прямо в лицо настоятелю. — И можете не сомневаться, они сознаются в этом!

Неистовство Маркворта и неподдельная свирепость в его голосе заставили Добриниона отступить на несколько шагов. Он пристально глядел на отца-настоятеля, стараясь прочесть по лицу или просто угадать, насколько далеко все зашло.

— Отец-настоятель, — наконец заговорил Добринион, кое-как справившись с бурлившим внутри гневом, — я не сомневаюсь в важности ваших дознаний, но я не намерен стоять в стороне, тогда как вы…

— Тогда как я начинаю процесс канонизации нашего дражайшего Аллабарнета из Сент-Прешес? — договорил за него Маркворт.

Добринион умолк. В голове у него бешено неслись мысли. Нельзя позволить Маркворту превратить канонизацию в орудие давления на него.

— Брат Аллабарнет заслуживает… — начал возражать настоятель.

— Как будто это имеет значение! — выплюнул слова Маркворт. — Их сотни — тех, кто заслуживает. Так, отец Добринион? И только считанные единицы причисляются к лику святых.

Добринион затряс головой, словно отметая каждое слово.

— Довольно! — сказал он. — Хватит! Канонизация брата Аллабарнета должна определяться его жизнью и делами, а не тем, согласен или нет нынешний настоятель Сент-Прешес с вашими методами запугивания! Семья Чиличанк — семья добросердечных и добропорядочных людей.

— Да что вы вообще знаете обо всем этом? — взорвался Маркворт. — Когда враги церкви камня на камне не оставят от Сент-Прешес или когда ржавчина, проникшая в церковь, сгноит вас внутри стен, которые вы привыкли считать священными; когда гоблины начнут свободно разгуливать по улицам Палмариса, может, тогда настоятель Добринион пожалеет, что не позволил отцу-настоятелю Маркворту взяться за дело железной, но справедливой рукой? Вы хоть немного представляете последствия, которые могут вызвать украденные камни? Есть ли у вас хотя бы зачаточное понимания того, какую силу они способны дать нашим врагам?

Маркворт покачал головой и сделал презрительный жест рукой.

— Меня начинают утомлять попытки вразумить вас, настоятель Добринион, — сказал он. — Поэтому хочу вас предупредить. Дело это слишком важное, чтобы позволить вам совать туда свой нос. Ваши действия не останутся незамеченными.

Добринион расправил плечи и в упор посмотрел на старика. Кое-что в словах Маркворта о возможной угрозе поколебало уверенность настоятеля, однако сердце ему подсказывало, что варварские действия по отношению к семье Чиличанк и кентавру нельзя считать оправданными. Но у него сейчас не было никаких веских аргументов против Маркворта. Иерархия Абеликанской церкви не позволяла ему, простому настоятелю, даже в стенах его собственной обители оспаривать власть и действия отца-настоятеля. Добринион коротко поклонился и ушел.

— Кто в Сент-Прешес является вторым по рангу после Добриниона? — спросил Маркворт у брата Фрэнсиса, как только они остались одни.

— Вы имеете в виду возможных претендентов на сан настоятеля? — уточнил Фрэнсис.

Маркворт кивнул. Фрэнсис покачал головой и пожал плечами.

— Никого, — ответил он. — Сейчас у них нет даже ни одного магистра.

Маркворт поморщился от удивления.

— У них было два магистра, — пояснил Фрэнсис. — Один погиб во время сражения на севере, а другой несколько месяцев назад умер от лихорадки.

— Забавная пустота, — отметил отец-настоятель.

— По правде говоря, сейчас в Сент-Прешес нет никого, кто бы мог заменить Добриниона, — добавил брат Фрэнсис.

Услышав это, Маркворт злорадно улыбнулся. У него в Санта-Мир-Абель есть вполне подходящий магистр, который мог бы стать здешним настоятелем. Да и рука у того не менее железная, чем у Маркворта.

— Лишить Добриниона его сана будет очень трудно, — сказал Фрэнсис, заметив направление мыслей отца-настоятеля.

— Что? — настороженно спросил Маркворт, словно подобная мысль никогда не приходила ему в голову.

— Учитывая то обстоятельство, что в Сент-Прешес у Добриниона нет непосредственных преемников, Коллегия Аббатов не согласится сместить его.

— В Санта-Мир-Абель достаточно магистров, вполне готовых принять сан настоятеля, — ответил Маркворт. — Да и в Сент-Хонс тоже.

— Но история ясно свидетельствует, что Коллегия Аббатов обычно не идет на смещение действующего настоятеля, если в стенах монастыря нет того, кто смог бы принять этот сан, — стал спорить брат Фрэнсис. — Двенадцатая Коллегия, проходившая в Сент-Аргрен, оказалась в схожем положении. Но тогда речь шла о настоятеле, чьи преступления были просто вопиющими.

— Разумеется, я не оспариваю твою осведомленность в этих вопросах, — довольно нетерпеливо прервал его отец-настоятель.

Маркворт, сохраняя на лице все ту же улыбку, посмотрел на дверь, за которой скрылся Добринион.

— Жаль, — пробормотал он.

Затем отец-настоятель покинул часовню. Брат Фрэнсис, как и внизу, не сразу последовал за ним. Молодой монах не без удивления обнаружил, что отцу-настоятелю в чем-то даже импонируют мысли о смещении Добриниона. Однако лишение настоятеля своего сана — дело очень и очень сложное! За тысячелетнюю историю церкви такое происходило раз пять или шесть. В двух случаях настоятели были повинны в серьезных преступлениях. Один из них совершил несколько изнасилований, включая и нападение на настоятельницу женского монастыря Сент-Гвендолин. Другой был повинен в убийстве. Остальные случаи смещения настоятелей относились к ранним дням Абеликанского ордена, когда этот сан нередко являлся предметом купли-продажи и политических интриг.

Брат Фрэнсис глубоко вздохнул, успокаивая нервы, и вновь покорно направился вслед за Марквортом, напоминая себе, что идет война и потому церковь и все королевство переживают тяжелейшие времена.

Настроение у брата Браумина Херда было довольно скверным. Вниз его, естественно, не пускали, но он знал о том, что творится в застенках монастыря. Хуже того, он сознавал собственное бессилие. Решись он сейчас выступить против отца-настоятеля Маркворта — он окажется в одиночестве. Магистр Джоджонах давно уехал. Все случилось так, как и предрекал его наставник. Маркворт знал своих врагов и обладал значительной властью, с которой не намеревался расставаться.

Брат Браумин избегал общения с собратьями, опасаясь, что они тут же донесут Маркворту о любых разговорах. Поэтому он проводил время в обществе монахов Сент-Прешес. Он обнаружил, что здешние братья намного жизнерадостнее замкнутых и серьезных монахов из Санта-Мир-Абель. На их веселость не повлияли даже военные действия, которые уже много недель велись довольно близко от Палмариса. И вообще в Сент-Прешес дышалось легче. Может, думал брат Браумин, это связано с климатом, поскольку солнце в Палмарисе светило гораздо чаще, чем на берегах залива Всех Святых. Может, дело было еще и в том, что Сент-Прешес стоял на более высоком месте и имел больше окон и балконов, по которым гулял ветерок. А может, просто здешние монахи были менее отгорожены от мирской жизни; ведь их монастырь стоял в самом центре большого города.

Существовало еще одно возможное объяснение, и его брат Браумин считал наиболее достоверным. Каждый из двух монастырей отражал настроение своего настоятеля. Ему представлялось, что более легкая атмосфера, царившая в Сент-Прешес, объяснялась личностью самого Добриниона Калисласа. Здешний настоятель был человеком улыбчивым, а его раскатистый смех знали во всем Палмарисе. Знали и о его любви к вину. Как говорили, Добринион предпочитал «болотное вино» эльфов. Не чурался он и азартных игр, но лишь в кругу друзей. А еще настоятель Сент-Прешес любил устраивать пышные свадьбы, на которые не жалел средств.

Маркворт улыбался редко. Когда же на его лице появлялась улыбка, тем, кто находился у него в немилости, становилось просто дурно.

Сейчас брат Браумин Херд стоял в устланной коврами передней, перед дверью, ведущей в покои настоятеля Добриниона. Много раз он поднимал руку, готовый постучаться в дверь, но тут же опускал ее. Браумин понимал, насколько он рискует, если решится на разговор с Добринионом и расскажет ему обо всех опасениях по поводу Маркворта, а также о тихой оппозиции, существующей против отца-настоятеля. Браумин понимал, что при нынешних обстоятельствах выбирать ему особо не из чего. Магистр Джоджонах уехал, и возможно, на несколько лет. Браумин был бессилен бороться против решений отца-настоятеля Маркворта и прежде всего — против решения услать Джоджонаха. Поэтому союз с Добринионом, который и сам не был в восторге от действий Маркворта, значительно укрепил бы силы их обоих.

Вместе с тем Браумин Херд был вынужден признать, что не слишком-то хорошо знал настоятеля Добриниона и его намерения. Возможно, Добринион и Маркворт пререкались из-за пленников всего лишь потому, что каждый из них жаждал славы и мечтал заявить о возвращении похищенных камней. А может, Добринион просто был недоволен тем, что Маркворт явился в Сент-Прешес и узурпировал значительную часть его власти.

Брат Браумин простоял в передней не менее получаса, размышляя о своих действиях. Но, в конце концов, решающими оказались мудрые слова магистра Джоджонаха. Он вспомнил, как его любимый наставник на прощанье сказал: «Кротко распространяй слово, но не против отца-настоятеля и подобных ему, а слово во имя Эвелина и тех, кто обладает таким же сердцем и щедростью души».

Терпение, — напомнил себе брат Браумин. Он знал, что людям предстоит еще долгая война — внутренняя битва между добром и злом. И сторона, на которой он находился — сторона добра и благочестия, — в конечном итоге победит. Ему необходимо в это верить.

Пусть сейчас ему плохо и очень одиноко, но таков тяжкий груз истины, хранимой в его сердце. И потому он не пойдет к настоятелю Добриниону. Слишком опасные нынче времена.

Впоследствии брат Браумин Херд не раз пожалел, что не постучал тогда в дверь покоев настоятеля Сент-Прешес.