"Последний Еврей" - читать интересную книгу автора (Резник Леонид)

Глава 2

Тот, кто считает, что путешествие во времени — блошиные прыжки, при которых существует возможность встретиться с самим собой завтрашним, вчерашним или «черезнедельным», совершенно не разбирается в физике времени. Эх, с каким удовольствием я прыгнул бы на недельку-другую назад и там основательно просветил сам себя, как следует встречать ребят, съезжающихся к автобусу «Галиль Турс», и стражниц со внешностью кинозвезд, трепетно ждущих меня на тремпиадах. Эх… мечты, мечты… Увы. Никаких рандеву с самим собой, никаких пряток, опять же, с самим собой, чтобы не было шока от встречи. Прыгать во времени можно только на… 11 лет. Или на 22. Или на 33. Ну, и так далее. Главное, чтобы цифра была кратна 11 годам. Тот, кто немного увлекается естествознанием, знает, что 11 лет — это период солнечной активности (один из периодов, самый заметный). Так вот, такое совпадение не случайно, в природе все взаимосвязано. И станции в Институте Времени обозначаются не по году, а по десятилетию, к которому они «приписаны». Я вот сокрушил темпо-станцию 20 дробь 9 (двадцатый век, девяностые годы). Была, правда, попытка перевести все станции на мусульманское летоисчисление, но так как основная история цивилизации разворачивалась в христианских странах, нововведение не прижилось.

Для меня всегда было загадкой, зачем, все-таки, существует Институт Времени. Научные исследования в прошлом мусульманскую науку не особенно интересовали: большинство фактов фабриковались, правда была ни чему. Коррекция истории? Спаси и сохрани нас Аллах, мы же исчезнем в результате такой коррекции. Что остается? Боязнь, что основные конкуренты тоже создадут машины времени, отправятся в прошлое и выкинут что-то «этакое»? Скорее всего — страх перед конкурентами.

Ни во время работы в Казанском университете, ни после переезда в Алматы, я не имел доступа к разведывательной информации. Вполне возможно, что и кроме Евразийской Федерации где-то работали машины времени. Во Франко-Алжире, например, наука была очень развита. Китайцы, если у них оставались силы в свободное от войны с Японией время, тоже могли что-то изобрести. Пожалуй, все. Америки, как Северная так и Южная, слишком глубоко увязли в партизанских войнах, Британия и Германия слишком сильно пострадали от эпидемий, до сих пор не могли выкарабкаться. Ну, а с Марроканской Испанией все ясно, секта альмагитов знала только одну науку: искоренение греха. Никуда не делись инквизиторские гены… Даже не важно, что на смену христианству пришел ислам. Таким образом, евразийцы, удачно оседлавшие российскую научную инфраструктуру и свободно допускавшие религиозных ренегатов в науку, шли на корпус впереди всех. Я родился в нужном месте и в нужное время, природное любопытство подтолкнуло меня в нужном направлении… Что еще мне оставалось, кроме как подправить историю так, чтобы исчезло все ненавистное, и возникло… не знаю что, поэтому не могу сказать, что я это любил.

Утром, выспавшись и перекусив, мы с Веред покружились по улицам Афулы. Веред сидела за рулем, я располагался на заднем сидении. Рядом со мной были портативный компьютер и радиопередатчик. Обнаружив в какой-то квартире подходящий радиотелефон с неположенной трубкой, я приказал Веред остановиться. Теперь подключение моего компьютера к телефонной сети было доступно даже ребенку. Ничего особенно противозаконного я не сделал, просто уточнил, когда Дэвид Липман (имя, которое я носил четыре года) вылетит в Африку. Сразу же после этого в свои права должен был вступить Эли Бромберг. Заодно я заглянул в компьютер МВД, проверил, как обстоят дела с Веред Фридман. Увы, предусмотрительные, на первый взгляд, стражники оказались халтурщиками. Номер удостоверения личности, которое носила с собой Веред, на самом деле принадлежал какой-то Ципи Фархи сорока двух лет. Проверять разрешение на пистолет и водительские права было пустой потерей времени. Я решил не заниматься выправкой документов, тем более, дело выглядело не совсем привычно: среди заготовленных фантомов не было ни одной женщины. К тому же… одна нехорошая мысль не отпускала меня: работа с документами могла оказаться напрасной, не исключалось, что Веред погибнет в будущем.

Мы выехали в Цфат. Там мне принадлежала маленькая автомастерская (идеальная маскировка для мощных электрических кабелей). Свою собственность я навещал нечасто, там прекрасно обходились без меня два брата-репатрианта из России: Лева и Миша. Как я догадывался, мои рабочие безбожно меня обманывали, я частенько находил неувязки в документах, но притворялся глупым богатым американцем (Морди Штейн, из-за важности объекта я выделил для него отдельный фантом), слабо разбирающимся даже в арифметике, и не пытался как-то наказать братьев-разбойников. Мне нужны были покладистые люди, очень заинтересованные в тишине и соблюдении статус-кво.

Лева и Миша встретили меня грустно.

— Что-то случилось? — спросил я, даже без слов догадавшись по их взглядам о каких-то неприятностях.

— Тут уже четыре дня тебя ищут, — Лева отошел от распотрошенного «Субару». — Говорят, что из налогового управления.

Я улыбнулся. Да, ребятам было чего бояться. Если настоящий бухгалтер заглянет в наши бумаги, он сразу поймет, что к чему. Конечно, он объяснит, что меня обманывают. А если он заподозрит мое соучастие, подумает, что я, таким образом, маскирую прибыль?

— Но этот парень еще похож на чиновника, — Лева вытирал руки ветошью, — а второй, что с ним был, — натуральный полицейский. Смуглый такой, верткий, глаза в каждую дырку лезут. Тут ведь в городе какие-то сучьи дети пустили слух, что мастерская у нас для маскировки. Что на самом деле здесь наркотиками торгуют.

«Вот тебе раз, — подумал я, — глас народа — глас божий. Насчет маскировки они правильно догадались. Но наркотики?»

— Вы что, парни, — я сделал вид, что от волнения перескакиваю с иврита на английский, — вы наркотиками торгуете?

— Да мы не знаем, что это такое, — наперебой закричали Лева с Мишей. — Да это не про нас говорят, мы здесь на виду, нас здесь все знают. Это про тебя говорят. Но полицейский виду не подавал, что он из-за наркотиков. Он просто стоял и глазами стрелял.

Я подумал, что это плохо. Лучше бы полицейский искал наркотики. А так, уже четыре дня… Неужели стражники? И Веред об этом ничего не знала?

— Сегодня они приходили? — спросил я.

— Минут двадцать тому назад. Кофе будешь?

— Нет, пейте сами.

Я задумался. Или это в самом деле инспекция-полиция, тогда бояться нечего. Или… даже страшно подумать. Вторая бригада Стражи со второй станцией? И они информированы намного лучше. Еще страшней подумать: они прибыли из будущего, отстоящего не на сто тридцать два года, как мое, а на сто сорок три года. Более далекое будущее, больше информации… Мой план провалился… Прощай, последний еврей.

Я подошел к двери в свой кабинет, достал ключи, вставил в замок. Но открывать не стал. Тончайшая молекулярная пленка, обычно закрывавшая отверстие для ключа на глубине в несколько миллиметров, была разорвана. Кто-то открывал замок, «лишил его девственности».

— Эти суки возились с замком? — спросил я.

— Нет.

— А вы не пытались открыть?

— Да мы!.. Да ты!.. — возмущение Левы и Миши выглядело абсолютно искренне. — А вот, кстати, и они.

Я обернулся. В мастерскую входили двое. Первый — действительно, типичный чиновник: пухленький, с животиком, бледный. Второй — полная противоположность: гибкий, поджарый, смуглый. Глаза — как два сверла.

— Господин Штейн? — спросил пухлый.

— Да, — согласился я.

— Это твоя мастерская?

— Да, — я был максимально краток.

— Все, что здесь находится, принадлежит тебе?

— Нет, — нахально заявил я и был совершенно прав, — все эти машины не мои.

— Не уворачивайся! — вмешался смуглый. — Все приборы, что находятся в твоем кабинете, — твои?

Вопрос был более, чем идиотский для стражников. Те сначала взяли бы меня, а потом стали выяснять, чья станция спрятана в моем кабинете. Да и говорят эти двое странно. Чиновник — как бывший американский еврей, а смуглый — как уличный хулиган.

— Я давно не заходил в мой кабинет, — сказал я. — Там не было ничего незаконного, никаких лишних приборов. Возможно, мне что-то подложили. Я гражданин Соединенных Штатов, и я хочу связаться с американским консулом.

— Из кабинета, — сказал смуглый, — из кабинета позвонишь. Пойдем в кабинет.

В дверях появился еще какой-то посторонний человек. Я решил, что отсюда легче бежать, чем из кабинета. Если Веред еще в машине за рулем…

Пухлый не был стражником. Я вырубил его легко, как ребенка. Смуглый же двигался быстрее молнии. Вначале меня спас открытый капот «Субару», а потом гаечный ключ, от которого мой противник не успел увернуться. Третьего я ударил ногой в прыжке и выскочил из мастерской. Смуглый отставал от меня метра на три. Веред сидела в машине и, судя по всему, еще не поняла, что происходит. Рядом с «Маздой» стояла, радуясь жизни, высокая солдатка-эфиопка с укороченным автоматом на плече.

— Террористы! — крикнул я солдатке, — Арабы!

Смуглый «террорист» выскочил за мной следом. Солдатка сорвала с плеча автомат. Я прыгнул к своей «Мазде» и, в тот момент, когда пролетал мимо солдатки, дуло автомата ударило меня в солнечное сплетение. Я не мог не согнуться. Чем меня ударили сверху, я уже не видел.

Говорили на английском.

— … хотя бы по колесам.

— Через пять минут здесь была бы полиция.

— А ты думаешь, рабочие полицию не вызовут?

— Конечно нет. Я им сказал, что мы из полиции и показал удостоверение.

— Они поверили?

— Почему нет?

Я делал вид, что нахожусь без сознания. Из боязни выдать себя, даже не попытался проверить, как меня связали. Куда важнее было разобраться в происходящем. Можно было дать голову на отсечение, что меня взяли не стражники. Но тогда кто?

— Взрывчатку положил?

— Да, но я хотел бы кое-что снять.

— Нет времени. Эта его девица может вернуться с их людьми.

— Но послушай, тут есть такие блоки, которые даже невозможно представить. Эти сволочи ушли далеко вперед. Кто их финансировал?

— Все узнаем. Главное — доставить этого Штейна. Он все расскажет.

«Неужели Британия? — подумал я. — Ведь совсем недавно про них вспоминал. Не может быть. В Лондоне до сих пор по несколько суток не бывает электричества. Да и белых там — раз-два и обчелся. Тогда Америка? В их английском проскакивают некоторые испанизмы. Федерация Южных Штатов? В Хьюстоне, говорят, сохранились шикарные космические лаборатории. Но тогда непонятно присутствие негритянки, замаскированной под солдатку-эфиопку. Федералы не жалуют черных и вряд ли пускают в прошлое. Тупик».

— Поставь взрыватель на десять минут.

— Ну, если ты настаиваешь…

— Настаиваю.

— Все чисто, — донесся издалека знакомый голос смуглого. — Несите.

Смуглый говорил с безусловным ивритским акцентом. А нести, очевидно, должны были меня. Потому как подхватили и понесли. Шайтан! Они же собираются взорвать мою темпо-станцию. Если это не Стража, то зачем взрывать станцию? Я ее три года делал, миллионы угробил.

Я открыл глаза. Меня уже поднесли к выходу из мастерской.

— Не взрывайте…

Завершить фразу не удалось. Чья-то рука нажала мне на сонную артерию, и я отключился.

Какая-то сволочь хлестала меня по щекам. Совсем недавно, кажется вчера, я сам занимался этим увлекательным делом. Смысла притворять не было. Я открыл глаза. Руки затекли, но связаны не были. Ноги тоже. Я с трудом сем и огляделся. Ко мне почти вернулось хорошее настроение. Картина была прелюбопытная. Я сидел в углу комнаты. Напротив (это он меня хлестал, сволочь) стоял смуглый. На расстоянии, у стены строем стояло четверо мужчин: «налоговый инспектор» и трое крепких породистых ребят. Но украшала композицию парочка в другом углу комнаты. Негритянка и Веред. Моя бывшая пленница, ныне помощница, стояла за «солдаткой». Обе руки у девушки были задействованы. Левой она сжимала огромный десантный нож, прижатый лезвием к горлу негритянки, а правой — пистолет, направленный в сторону четырех мужчин у стенки. Каким нелегким путем Веред добралась до такой удачной мизансцены? Хорошие профессионалы служат в Страже.

— Собери оружие с этих, — Веред сделал жест пистолетом. Могла бы и не объяснять.

Я начал обыск с пухлого и замучался искать. Ничего! Да я с первого же удара понял, что ни драться, ни стрелять этот человек не может. И вообще, предпочитает держаться подальше от оружия. У одного из парней я забрал пистолет. Израильский, «Йерихо», но выглядит так, словно ему сто лет. У двоих пистолетов не было, зато обнаружились какие-то странные штуковины с узкими круглыми рукоятками и плоскими, многослойными, прямоугольными… излучателями, что ли? Я повертел одну штуковину перед глазами, на рукоятке обнаружилась кнопка, идеально подходящая под большой палец. Я поискал взглядом что-либо в комнате. Пусто, на удивление пусто. Только стулья и телевизор на тумбочке. Я направил загадочный предмет на стул, нажал на кнопку.

— Бззззак! — предмет в моей руке дернулся, но не сильно. Длинная электрическая искра соединила плоскую поверхность и металлическую ножку стула.

— Ты видела такое? — спросил я у Веред.

— Нет. — Девушка не могла тратить время на фокусы, она была занята делом. — Обыщи этих двоих тоже.

Я обыскал. У смуглого был маленький пистолет неизвестной конструкции. А у негритянки — целый арсенал. Маленький пистолет сзади за поясом, второй такой же — у щиколотки. Тонкий гладкий и острый двадцатисантиметровый металлический штырь — в левом рукаве. Моток тончайшей стальной нити с миниатюрными рукоятками на концах — в нагрудном кармане. Такой горло резать — сплошное удовольствие, бр-р-р.

— Я ее боюсь, — сказал я Веред после обыска, — она же просто убийца-профессионал. Поди догадайся, какое ее оружие я пропустил при обыске.

— Надо ее убить, — хладнокровно сказала Веред. — И еще троих. Ни к чему таскать с собой много народу. А двое нам все скажут. За себя и за остальных.

Рационально мыслит девушка. Аж мороз по коже от такого рационализма. Но глупо, что она этих ребят напугала. В тупиковой ситуации они могут стать опасны. Тем более, их шестеро, а нас только двое.

— Не говори глупости! — резко сказал я, — Они могут быть убийцами, мы нет. А для безопасности их просто надо хорошо связать.

Веред ничего не ответила, вспомнила, наверное, кто тут отдает приказы. Я не нашел веревки, нарезал взятые в соседней комнате простыни, накрутил жгутов и аккуратно связал пленников. Веред, наконец-то освободившаяся от своего важного поста, проверила путы, а негритянку и смуглого дополнительно связала особо.

— Эти самые опасные, — сказала она.

Я возразил, что тут есть еще трое таких же. И задумался. Привычная картина мира рухнула. В дополнение к старым врагам появились какие-то непонятные новые. Кстати…

— Где мы находимся?

— Киббуц «Гидония». Или «Гедония»? Эти шестеро остановились здесь как туристы.

— Ты как сюда попала?

— Ехала следом.

— И тебя не заметили?

— Пока они возились в твоей мастерской, я украла машину. А потом ехала очень осторожно.

— «Мазду» ты оставила аккуратно?

— Да. Но, по-моему, тебя должны интересовать более важные вопросы.

— Например?

Я не успел узнать, что должно меня интересовать. В дверь постучали.

Я еле успел поймать летящий на меня укороченный М-16. Бросив мне автомат, Веред вытащила свой устрашающий кинжал и притаилась у двери. Я направил оружие на связанных незнакомцев. Никто из них даже не попытался крикнуть.

Стук в дверь повторился. Еще раз… Потом женский голос что-то невнятно сказал. Ему ответил другой женский голос, что-то типа: «Эти американцы…»

Я подкрался к окну. Две женщины шли от нашего домика и спокойно говорили. Я представил, как одна из них, более нетерпеливая, открывает дверь. А Веред, своим кинжалом… Надо что-то делать с этой маньячкой. С другой стороны, что бы я делал без нее? Это же надо в одиночку скрутить такую банду. Банду кого?

— Что, мальчики и девочки, — сказал я по-английски, — вижу, что вы не спешите звать на помощь. Интересно, полиция будет нам благодарна, если мы вас сдадим?

«Молчание было ему ответом», — как сказал бы какой-то из местных писателей. Я принялся изучать отобранные при обыске документы. У всех шестерых незнакомцев были американские паспорта. В том числе и у смуглого. Но он же явно израильтянин.

— На чем они приехал? — спросил я.

— Мини-автобус «Мицубиси», — отчиталась Веред. — Глянь из окна, видно.

— Та-ак. Можно подогнать его вплотную к домику.

— Можно.

Через пять минут, воровато оглядываясь по сторонам, мы грузили шестерых «американцев» в мини-автобус. Обыскали комнату, ничего нового не нашли. Без сомнения, были еще комнаты, так как в номере стояло только две кровати. Но искать, где еще помещались незнакомцы, мы не рискнули.

Веред села за руль украденного ею «Фиатика»-замарашки, я — в «Мицубиси». Мы выехали через ворота киббуца, где «на посту» сидел какой-то парень. Он читал газету и не обратил на нас ни малейшего внимания. Задние сиденья мини-автобуса были подняты и на полу вповалку, как тюки, лежали пленники. Самое удивительное — они молчали, как какие-то сломанные механизмы, а не как люди. Я попытался их разговорить.

— Эй, вы там! Может быть, поговорим? Вдруг я узнаю что-нибудь такое, что заставит меня освободить вас? Я ведь не знаю, откуда вы, кто вы, почему вы хотите меня схватить. Я не сделал вам ничего плохого, и вы не похожи на врагов.

— Кто твои враги? — подал голос один из «тюков», я даже не понял, кто.

Во-первых, я обрадовался, что они начали говорить, во-вторых, обрадовался еще больше, что Веред сейчас не рядом со мной и я не должен ломать голову, как соврать всем одновременно, но, при этом сказать более-менее правду. А в-третьих, я задумался, что можно, а что нельзя говорить незнакомцам, да еще враждебно себя ведущим. Одно точно, они не были стражниками из моего времени. Странные разрядники, невысокие боевые качества, сомнительные американские паспорта… Но они имели понятие о машинах времени, раз возились с моей станцией. А-а, была не была, рискну.

— Мои враги — Стража.

— Какая Стража?

— Обыкновенная. Исламская Стража. Можете называть это Службой Безопасности, жандармерией, тайной полицией. Как хотите. Я привык к Страже. И мне нужны какие-то доказательства, что вы не из нее.

По-моему, в груде тел кто-то хихикнул. Храбрые люди. Мне наверное, было бы не до смеха. Ах, да, им некого бояться. Веред с ножичком не тут.

— У нас нет доказательств, — сказал невидимый собеседник, — по следующей причине: мы не знаем, что такое Стража, даже не знаем из какого она государства.

— Евразийская Федерация, — сказал я. — Тогда скажите, откуда вы?

— Мы американцы.

— Все?

После некоторой паузы голос ответил:

— Нет.

— Спасибо за откровенность. Вы из будущего?

— Да. — Ответ предваряла еще более долгая пауза. Потом тот же голос спросил. — Откровенность за откровенность: что за Евразийская Федерация? Где она находится?

— Тоже в будущем. Там, где сейчас Россия и Казахстан. Ну и еще несколько государств.

— Вы из какого времени?

Я решил не обращать внимания на субординацию. Неважно, что это я веду допрос. В виде свободной беседы я узнаю больше.

— Сто тридцать два года тому вперед.

— Ого!

— А вы?

— Только пятьдесят пять лет.

Я подумал, что ребята совсем сосунки, потом до меня дошло: мне нагло врут. Сороковые-пятидесятые годы двадцать первого века… Американцам было только машины времени строить! Они как раз прекратили вымирать, государства ни одного там не было, об электричестве и не мечтали.

— Я вам не верю, — сказал я. — Вы не можете быть из Америки «плюс пятьдесят пять». Ее просто не было.

В груде тел кто-то еще раз хихикнул. Ну просто как на пикник едем. Тот же голос резко приказал своему приятелю заткнуться. Ничего, мол, смешного.

— Мы не врем, — сказал неизвестный, — это абсолютная правда. Мы спустились на пятьдесят пять лет назад, четверо из нас — американцы, двое — израильтяне, операция проводится по прямому заданию американского правительства и полностью согласована с правительством Израиля. Нас здесь шесть человек, мы все в трезвом рассудке и каждый расскажет вам одно и то же, никаких расхождений не будет. Наши страны существуют. И единственной причиной их исчезновения можете стать вы.

— Я? — дурная привычка от Веред передалась мне. Уж не через «Панасоник» ли? — Как я могу уничтожить ваши страны? Да я тут, как ненормальный, работаю, чтобы что-то спасти. Да вы знаете, что Израилю осталось существовать семь лет? Что еще через восемь месяцев системы водоснабжения большинства стран мира будут поражены бактериологическим оружием? В Англии эти бактерии мутируют так, что их сумели уничтожит только лет двадцать назад. Шайтан! Запутался со временами. Сумеют через… Неважно. Когда большинство бактерий выдохлось, вся Северная Африка кинулась в Европу через Средиземное море. Про Америку я знаю меньше, там уцелело больше народа, но уцелевшие начали воевать друг с другом. Мусульмане там выжили практически все, заражение воды шло через их подполье… Зачем я вам это рассказываю? Не знаю. То, что вас шестеро, а я один — ничего не доказывает. Я прекрасно знаю историю и не верю вам.

— А я верю тебе, — сказал невидимый собеседник. — Все, что ты рассказал вполне возможно. Мы здесь для того, чтобы этого не допустить. И у нас очень сильное подозрение, что ты всему виной.

В голове была каша. Или салат. Я перестал что-либо понимать. Будущее могло быть только одно. Если мой план удастся, то все то, что я сейчас пересказал, исчезнет, как кошмарный сон. Тогда развитие науки не прервется и, действительно, через пятьдесят пять лет смогут послать в прошлое темпостанцию. Но почему именно для того, чтобы напакостить мне?

Мы приближались к Афуле. План был следующий: Веред бросает в Афуле краденую машину, садится ко мне, мы едем туда, где уже были с Веред, к моему другу «Панасонику», там я выясняю у великолепной шестерки их цели и задачи, а дальше… только Бог знает.

— Послушайте, — сказал я, — со мной все не так, как вам кажется, я вам объясню, когда проверю вашу историю. Только предупреждаю: в ваших же интересах, чтобы моя подруга не знала, о чем мы с вами говорим. Ее история куда сложнее, чем у нас с вами. И если мы ошибемся и скажем что-то лишнее… Тогда все будет именно так плохо, как я рассказал, а про ваше возвращение в Америку и говорить не придется. Кто здесь израильтяне?

— Я, я, — подали голоса смуглый и… эфиопка. Точно, эфиопка! Я с самого начала чувствовал, что она не из американских черных.

— Вам может быть интересно, — сказал я, — как евреям. После уничтожения Израиля и оккупации Европы было принято такое религиозное постановление, что евреи и их потомки — люди, неугодные Аллаху. И все, кто уцелел в эпидемиях, были уничтожены. Без гетто, концлагерей, за один день. Мои предки уцелели чудом, уж очень они были похожи на белорусов, да и документы как-то достали.

— А в Америке? — на этот раз спросил смуглый.

— И в Америке… — начал было я, но тут «Фиатик» с Веред затормозил. Девушка вышла, захлопнула дверцу (в руке тряпочка, молодец, осторожна, протирает отпечатки пальцев) и прогулочным шагом двинулась вперед.

— Все! — скомандовал я. — Никаких лишних разговоров.

Я обогнал Веред, прижался к обочине, притормозил, открыл дверцу.

— Знаешь что, — мне хотелось продолжить свой разговор с американцем, — я решил, что не стоит привлекать внимание к Афуле, ведь мы же собираемся устроить здесь что-то вроде базы. Проедь еще немного, оставим «Фиат» у Умм-Эль-Фахма. К тому же, арабы его там быстренько разберут на запчасти, никаких следов не останется.

— К Афуле ты не хочешь привлекать внимание, — Веред залезла в машину, захлопнула за собой дверцу и перебралась назад, к пленникам. — А ко мне, получается, можно? Эту машину уже должна искать полиция. Чудо, что меня еще не арестовали.

Я подумал, что какой-то бригаде полицейских здорово повезло. Веред выглядела даже более агрессивной, чем когда она пыталась взять меня. Мою жизнь охраняла рекомендация: «Взять живым!» А вот другие жизни…

— Ой-вей! — вот уж не ожидал услыхать такое от стражницы, — да ведь она уже почти освободилась! Если бы я поехала до Умм-Эль-Фахма, ты не прожил бы больше десяти минут. У-у, сука!

Послышался звук удара,

— Эй! Хватит! — крикнул я, — не смей никого бить. Свяжи и все. Мы должны проверить, они могут оказаться нашими союзниками.

Проверив веревки, Веред перебралась на сиденье рядом со мной. Мы выехали из Афулы на тель-авивское шоссе и начали разгон. Но не надолго. У поворота на Дженин поперек дороги лежала металлическая лента с острыми шипами. Рядом стояли солдаты в бронежилетах и с автоматами.

— Шайтан! — выругался я, — кажется мы влипли, глупее я еще не влипал.

Я глянул в зеркальце. За мной — вереница машин, слева — встречный поток… Не увернуться, попытаюсь маневрировать — тут же засекут.

— Почему влипли? — Веред посмотрела на дорогу. — У нас же израильский номер, ни я, ни ты на арабов не похожи. Проедем мимо. Ты видишь, они же почти не смотрят на машины. Автобус, вот, проверяют.

— У нас тоже автобус, — сказал я, — только маленький. Захотят глянуть, что у нас внутри, а там… сама понимаешь. А если захотят просто документы проверить? Где документы этой машины?

Веред вытащила из бардачка полиэтиленовый мешочек с бумагами и принялась в них копаться. Потом хмыкнула, полезла в сумочку, достала флакончик с лаком для ногтей. Сдвинула свою мини-юбку выше, намного выше, и развалилась на сиденье, подняв ноги и протянув их к самому ветровому стеклу. Открыла флакончик и принялась красить ногти на ногах.

— Что ты делаешь, дура? — разозлился я. — Сейчас, чтобы заглянуть тебе под юбку, все солдаты столпятся у нашей машины.

— Не думай, что все мужчины ведут себя так, как повел бы ты, — нагло сказала Веред. — Я знаю, что делаю, не мешай.

Я ничего не ответил, только слегка толкнул ее и указал на валяющийся на полу перед ее сиденьем укороченный М-16. Автомат был замотан во взятое из киббуца полотенце.

Офицер кончил разговаривать с одним из водителей, вернул ему права и сделал жест, пропускающий машины. Наша колонна двинулась. Одна машина без проверки, вторая, третья… На обочине закончилась разборка с пассажирами эгедовского автобуса, он влился в поток. Еще несколько автомобилей перед нами было пропущено… Взгляд офицера наткнулся на ноги Веред. Я попытался изобразить зевоту. Офицер улыбнулся, что-то сказал стоящим рядом солдатам. Те тоже посмотрели на ноги, перебросились между собой парой слов.

— Вы там, сзади, — громким шепотом сказал я, чтобы не маяться от безделья в такой ответственный момент, — лежите тихо. Вам в тюрьму так же надо, как и мне. Тем более, я в тюрьму не собираюсь и уйду любой ценой.

Сзади было тихо. Под одобрительные взгляды солдат наша машина обогнула заслон. Я нажал на газ и перевел дыхание. Веред продолжила красить ногти. Ох, и не нравится же мне Веред в последнее время! Чем больше она меня спасает, тем больше она мне не нравится. Почему? Мне не нравится ее самостоятельность. Пока самостоятельность шла мне на пользу, но это — пока. И где ее источник? В просыпающейся памяти Веред? В ее не до конца стертой личности стражницы? Я ведь сам точно не знаю, как сработал мой скрученный на живую нитку чудо-прибор. И если Веред в самый ответственный момент нанесет удар в спину…

Я принялся сам себя успокаивать. Что мне Веред? Если мой анонимный собеседник не врал, после разбора кое-каких недоразумений все шестеро станут моими союзниками. И мы примемся за дело целой бригадой. Всемером, если считать без Веред. И что плохого мне может сделать Веред, кроме как убить? Все плохое уже сделано без нее. Темпостанция уничтожена. Морди Штейн засвечен. Давид Липман, возможно, тоже: его машина брошена в Цфате без надзора, если ее обнаружат и не взорвут, то найденный в ней приборов достаточен для до-олгого ареста. Липмана жалко, очень жалко. Под его маской я крутил такими деньгами, что восстановить их будет непросто. И кое-какие связи пропадают… Да, удружили мне союзники.

Я скосил глаза на Веред. Девушка закончила красить ногти, но ноги не убрала, ждала, пока высохнет лак. А ноги, конечно, классные. Не даром, видно, я хотел заполучить их к себе в постель. Не просто из соображений экономии времени.

Веред поймала мой взгляд и улыбнулась. Не кокетливо, а победно. Знай, мол, наших. Да, знаю, «в нашей Страже работают самые достойные». После воссоединения с Сибирским ханством, когда стражники уничтожили хана и всех его родственников, а потом сумели от лица первого визиря попросить разрешение на вступление в Федерацию, Стража стала получать почти столько же денег, сколько и армия. Но армия ведь раз в десять больше! Можно подсчитать, сколько денег шло на подготовку простого стражника. А специального агента, как Веред?

«Ты идиот, — сказал я сам себе, — с этой спецагентшей ты справился за несколько минут. Ты даже за четыре года не можешь избавиться от священного страха. И все!»

Если бы искусство самоуспокоения кем-то оценивалось, то моя оценка не была бы очень высокой. Уже через несколько секунд тот же внутренний голос ехидно ответил самому себе, что с Веред я справился чисто случайно, а если уж стертый из сознания спецагент вернется и узнает, как его дурят, то никакая новая случайность меня не спасет. И нечем крыть.

Начался «подъем зигзагами». Машина виляла на узкой дороге. Веред опустила ноги, но юбку не поправила. Что происходит? Совратить меня она решила, что ли? С чего это вдруг? Чувствует, что я готов заключить какой-то союз с незнакомцами и через постель хочет укрепить свои позиции?

Замучавшись таскать пленников из машины в комнату, которая должна была бы служить спальней, я плюхнулся на диван в салоне. Отдышался. Веред открыла холодильник, но искать там было нечего, все, до крошки, я съел в предыдущий визит.

— Поищи, здесь должен быть кофе, — крикнул я. Вести допрос на пустой желудок не хотелось. Ничего, чашечка кофе, скорее всего — без сахара, а потом засуну ребят в «печку» головой, они мне все-все расскажут. И, если не соврали, вместе сядем разгадывать головоломки. О, Шайтан! Ведь «печка» переделана не для ведения допроса, а для внушения, наложения личности и подобных гадостей. Забыв про кофе, я кинулся к многострадальному «Панасонику». Если бы знать раньше, я бы сразу сделал прибор многоцелевым и теперь просто щелкал бы переключателем.

Я закончил переделку, выпил остывший кофе без сахара и зашел в нашу спальню-тюрьму. Пленники, негромко переговаривавшиеся между собой, замолчали.

— Кто старший? — спросил я. — Скрывать нет смысла. Не захотите сказать не надо. Проще: кого из вас вы уполномочите вести со мной переговоры. Не исключено, что если вы те, за кого себя выдаете, то я вас всех развяжу, и мы будем работать вместе. Ну?

— У нас есть встречное предложение, — сказал один из пленников. — Сначала мы все по очереди сходим в туалет, а потом перейдем к переговорам. Не очень дипломатично, зато актуально.

Я со стоном вздохнул. Конечно, актуально, но такая процедура: развязывать, вести, следить в туалете, потом еще раз связывать…

— Будь осторожен, — сказала мне Веред, — это самый удобный момент, чтобы сбежать. Будет лучше, если я их буду водить.

— Девушку, конечно, — вмешался тот же пленник, — но мужчин…

— Что вы боитесь, мальчики? — Веред перешла на английский и игриво улыбнулась. — Вы боитесь, что я вас изнасилую? Как назло, вы не в моем вкусе. Разве что, этот красавчик, Веред остановилась рядом со смуглым. — А вот насчет девушки… — моя напарница окинула взглядом эфиопку с головы до ног и с ног до головы, — то для меня она, наверное, слишком опасна. Ее придется повести тебе, шеф. Ты только не попади под ее обаяние.

— Хватит острить, — сказал я, — возьми автомат и подстрахуй.

— Это не шутки, — по-русски ответила мне Веред, — это называется психологический прессинг, жертва должна осознать, что она полностью в нашей власти.

Стражница так и рвалась из нее наружу. С этим надо было кончать. И немедленно! Но как кончать? С Веред кончать?

Моя помощница предложила, чтобы я развязывал только ноги и сам обслуживал своих подопечных в туалете. Я не согласился. К счастью, все обошлось без проблем. То ли побег во время похода в туалет не был запланирован, то ли мы не допустили никакой ошибки. Самой опасной, эфиопке, Веред действительно не развязала руки и та, после возвращения из туалета, выглядела разъяренной. Эрзац-веревки мы разрезали и заменили имевшимся в изобилии капроновым шнуром, спальня-тюрьма была завалена обрезками киббуцных простыней.

Когда эпопея с туалетом завершилась, один из пленников предложил себя для допроса. Это с ним я разговаривал в машине, он же потребовал, чтобы ему и другим была предоставлена возможность воспользоваться туалетом. Судя по всему, именно он и оказался руководителем группы.

Веред было приказано с автоматом в руках охранять остающихся пятерых. Сейчас, мол, самый опасный момент, пленники могут попытаться бежать… Конечно, ничего особо опасного не было. Просто мне надо было каким-то образом удержать бывшую стражницу подальше от моих откровенных разговоров с американцем. Для нее мы были агентами из будущего. Если она узнает каково НАШЕ будущее, то получится, что я ее обманываю. И если мы не агенты, то… Тогда лучше не думать, а сразу же убивать. Мне Веред, ей — меня.

Извинившись за плохое обращения, я предложил американцу добровольно засунуть голову в пасть «Панасоника». Ничего страшного, просто сверхсовершенный детектор лжи из моего будущего. Я обязан проверить его слова, если что — придется применить силу.

Американец выругался и засунул голову в «печь». Голова еле поместилась, мой собеседник был немелким мужчиной.

Я нажал клавишу и приступил к допросу.

— Имя, возраст?

— Кеннет Адамс, тридцать три года.

— Когда родился?

— 2016 год.

— Профессия, место работы?

— Вторая степень по электронике, техническая разведка, Агентство Национальной Безопасности.

— Ты старший в группе?

— Я.

— Каково задание?

— Найти и устранить тех, кто пытается изменить ход истории.

— Откуда о них известно?

— Из доклада сотрудников Массачусетского Технологического Института.

— Знаете ли вы, кто и как меняет ход истории?

— Нет.

— Лично ты разбираешься в физике времени?

— Нет.

— Есть ли в группе сотрудник МТИ?

— Да.

— Толстячок?

— Да.

— Его имя?

— Джозеф Каплински.

— Как вы поведете себя по отношению ко мне, если я вас всех освобожу?

— По обстоятельствам.

Замечательный ответ. Главное — абсолютно честный. Как изменить обстоятельства в свою пользу?

— Вы верите моим словам о будущих катастрофах?

— Нет.

Шайтан!

— Почему?

— Нам объяснили, что будущее только одно. Не может быть двух будущих или трех, или больше.

Я не выдержал и вытащил Адамса на свет Божий.

— Слушай, Адамс, благодаря мудрым действиям вашей команды я очень много потерял и теперь должен как-то компенсировать потерю. Но об этом потом. Сейчас о самом главном, о будущем. Да! Сто раз да! Будущее одно! Но каково оно, это одно-единственное будущее, зависит от вас с нами сейчас. Это я вам говорю, как крупнейший среди нас специалист по физике времени. А то, что я специалист, может подтвердить ваш Каплинский, не желавший расставаться с моей темпостанцией. Вам понятно?

— Понятно.

— Извините, засуньте голову еще раз.

— Зачем?

— Надо, надо… Я должен быть уверен, что вы говорите правду. Так. Ты мне поверил?

— Поверил, что ты специалист, — пробасил голос из прибора, — про остальное не могу сказать однозначно.

— Ты мне не веришь?

— Не могу сказать однозначно. Слишком мало информации, а та, что есть необычна.

Не ожидал такого развернутого ответа под влиянием прибора. Но надо кончать эту тягомотину.

— Слушай, Адамс, — обратился я к американцу, освобожденному из печки, — ты мне и веришь, и не веришь. Я-то тебе верю, но не знаю, как убедить. Сейчас мне нужна ваша помощь, особенно от этой израильтянки. Как ее звать?

— Сара. Что за помощь?

— У меня огромная проблема с Веред. Она не моя помощница. Она стражница, которая пыталась меня захватить. Мне повезло чуть больше, чем ей. Я сумел стереть ей память и заменить эрзацем. Как видишь, эрзац трещит по швам, стражница рвется наружу.

— Так что сможет Сара?

— Я ей объясню. Ты просто скажи, чтобы вела себя хорошо и не делала мне пакостей. Я надеюсь, мы с вами еще поработаем вместе. Идем, я сделаю, чтобы вы пару минут были без Веред.

Я отвел Адамса ко всем, позвал Веред и стал выяснять, не заметила ли она во время поездки какой-нибудь магазинчик поблизости. Я умираю с голоду, пленников надо кормить, она тоже — не железная.

Веред удивилась, что я не знаю, я же здесь жил! Я парировал, что бываю здесь раз в несколько месяцев и т. п. Душевная беседа, короче.

Мы вернулись к пленникам, я поднял эфиопку и разрезал ей веревки на ногах.

— Ее? — удивилась Веред. — Смотри, будь осторожен. Не трахай ее спереди, а то она задушит тебя ногами.

О Господи! Вот уж наказание на мою голову. Психологический прессинг, называется.

Мы зашли в кухню-«пыточную». Я усадил Сару, кинулся к прибору и принялся в очередной раз переделывать его. На этот раз — для перезаписи информации из мозга в мозг.

— Слушай, Сара, — я даже не смотрел на девушку. — Надеюсь, твой шеф сумел убедить тебя, чтобы ты мне помогала.

— Он не совсем наш шеф. Мы израильтяне…

— Да хоть китайцы! Я тоже израильтянин. Уже четыре года. Я не могу тебе приказать, просто прошу.

— А что надо?

— Надо разобраться с моей подругой.

— Развяжи руки, разберусь.

— Я не это имел в виду.

— Да она же ненормальная! Она в туалете стала меня трогать!

— Не обращай внимание, это она на тебя психологически давила.

— Что ты хочешь от меня?

— Я хочу переписать кое-что из твоей памяти в память Веред.

— Я не согласна.

— Перестань отказываться. Тебе никакого ущерба, а Веред станет больше похожа на человека. Как ты думаешь, с чьего мозга я переписывал информацию на ее прочищенный мозг? С моего. С мужского на женский. Даже трудно представить, что у нее творится в голове. Может быть, не зря она тебя хватала в туалете.

— Ты сам себя лучше знаешь.

— Оставь… У нее в голове сидит какой-то гермафродит без всякого прошлого. А из настоящего у нее только имя. Не дай Бог, эта тоненькая пленка порвется! На нас должно сработать, что ты, как и она, на государственной службе. Я вот — бродяга, одинокий волк… Где ты служишь? Не думаю, что это секрет, я даже не знаю, что там у вас будет через 55 лет.

— Специальная группа «Юдифь». Антитеррористическая.

— Плохо вас готовят.

— Почему это? — вспыхнула Сара.

— И слава Богу, что плохо. Веред же с тобой справилась, даже со стертой памятью.

— Какая-то сотая доля секунды… — возмущение Сары стало набирать обороты.

— Успокойся, Сара, я пошутил. Я верю, что вас прекрасно готовят. А эта сотая доля секунды, возможно, спасет Израиль. Итак, ты должна будешь вспомнить транспорт вашего будущего, школу, развлечения, тренировки, службу. Только без дат! Вспомни своих мужчин. У тебя ведь были мужчины?

— Да, были. Но…

— Что «но»?

— Они были наши, из эфиопских евреев.

— Шайтан! Я не имею ничего против…

— Ясно, ясно. Вообще, был один белый.

— Отлично, вспоминай его.

— Но он оказался такой подлец…

— Отлично, извини, несчастливая любовь запоминается сильнее. А сейчас расслабься, я тебя загипнотизирую.

Прибор был готов, оставалось приготовить Сару. Но какое фатальное невезение! Надо же им было послать в прошлое не белую, а эфиопку! И не в моем расизме тут дело. Что, прикажете убедить Веред, что у нее были черные родители? Опять придется обойтись без родителей, И почти без любовников.

Я загипнотизировал Сару раскачивающейся, как маятник, маленькой ложечкой. Сформировал временный нулевой уровень сознания. Не проявляя особой фантазии, оставил Веред Фридман как настоящее имя. И принялся перегонять на нулевой уровень отдельные воспоминания Сары. К любому событию приходилось давать команду: «Ты не помнишь, когда это было». Веред обрела воспоминания о тренировках, боевых стрельбах, отдельных операциях (чего стоила одна охота на Абу-Канаба в Индии!). Бедная стражница «вспомнила» жаркие объятия подлеца Рафи и аварийную посадку ракетоплана в Орли. У меня было сильнейшее искушение заставить Веред «записать» на себя и батмицву Сары, но как заставить Сару забыть внешний вид ее родственников? Вот невезение!

Когда память была готова, я подвел Сару к прибору и произвел запись. Потом приказал все забыть после пробуждения и разбудил.

— Что было? — спросила Сара, — я не пыталась задушить тебя ногами?

— У-у-у! — я взвыл, — вы обе — маньячки! А теперь молчи, как рыба!

Я вернул Сару в тюремную комнату и скомандовал Веред:

— Быстро! За мной!

— Но я же охраняю…

— Далеко не убегут, мы управимся быстро.

— Что такое? — Веред по дороге на кухню пыталась выяснить причину спешки. Причины не было, виртуальная память прибора могла удерживать будущую личность как угодно долго. Шайтан! Если не будет перебоев с электричеством… Но я-то создавал панику по другой причине: Веред обязана подчиняться моим командам, и мне надо этим ослабить нелогичность моих объяснений. А команды при панике выглядят более уместно.

— Я сейчас очень удачно загипнотизировал эту девушку, — сказал я, применил новый метод. Пока у меня есть настроение, надо попробовать с тобой.

— Зачем меня? — насторожилась Веред.

— Чтобы ты, наконец, вспомнила свое прошлое, маму, папу… Сядь! Расслабься!

В прошлый раз я засовывал Веред в прибор без гипноза. Но тогда она была полной идиоткой. Сейчас лучше подстраховаться.

Вопреки опасениям, установка на беспрекословное выполнение моих команд еще действовала и здорово помогла. Веред расслабилась и легко впала в гипнотический транс. Я подвел девушку к «Панасонику», всунул в прибор ее голову, нажал клавишу, дающую команду на запись.

— Ну, что? — спросил я, когда разгипнотизированная Веред в недоумении стала таращиться на стены кухни.

— Я… я, — волшебное слово прошло сквозь все мозгоочистительные и мозгопачкающие процедуры.

— Да, ты. Что ты вспомнила и что не забыла?

— Тут я помню все только с пробуждения в этой комнате, — Веред закусила губу, — но кое-что появилось из прошлого. Получается, я настоящая Веред Фридман?

— Может быть, нас до операции не знакомили. Родители появились? — я спросил, заранее зная ответ. И горе мне, если они действительно появились. В коричнево-черных тонах.

— Родители… нет. Сестры…

«О, Боже! — подумал я, — Только не это! Черные сестры, вот кого ей не хватало».

— Сестры… — продолжила Веред, — не могу вспомнить, но кажется их у меня две. И Рафи… — на меня был брошен быстрый, какой-то «очень женский» взгляд, — и Веред еще сильнее закусила губу. — Шакал…

— Что-что? — спросил я с невинным видом. Счастливчик этот Рафи. Какие девушки его вспоминают!

— Ничего. Да, кое-что вспомнилось. Огромное спасибо. А то чувствуешь себя какой-то плоской картонной куклой. Жуткое ощущение. Ты знаешь, мне из-за этого даже хотелось, чтобы ты меня трахнул. Проверить, есть ли у меня глубина.

Даже такой нескромный парень, как я, покраснел. М-да. И у стражниц бывают кризисные состояния. Особенно, если залезть к ним в голову с отверткой и… кусачками. Но надо поддержать такую приятную беседу.

— Что же ты мне не сказала? Я бы тогда так не спешил с гипнозом. Сначала измерил бы глубину, а потом…

— Не расстраивайся, — Веред улыбнулась, — ничего не потеряно.

— Пошли, — я прервал лирические излияния, — а то наши будущие соратники убегут.

— Соратники? — Веред совершила резкий переход от игривого настроения к своей профессиональной настороженности.

— Да, я допросил их и выяснил, что они говорят правду. Они преследуют те же цели, что и мы.

— Тогда почему они напали на нас?

— Именно это я не спросил. Но это уже можно будет узнать в беседе, а не на допросе. Скорее всего, они посчитали нас преступниками, пытающимися изменить историю. Надо освободить их.

— Ты наивен, как ребенок! Нельзя под честное слово освободить шестерых профессионалов.

— А что прикажешь делать? Убить? У меня не поднимется рука убить невинных людей. Держать их в плену? Шесть человек! Да для этого надо иметь собственную тюрьму и тюремщиков. Они же должны понимать свою выгоду, мы тоже ищем преступников.

— Ты меня не убедил, но ты командуешь. Делай, как знаешь.

Я и сделал. Зашел к нашим пленникам, объявил им об амнистии, сказал, что я, так же как и они, стараюсь не допустить мировой катастрофы. И надеюсь на честное открытое сотрудничество. А потом разрезал веревки.

Бывшие пленники потягивались и разминали руки-ноги, перебрасываясь малозначительными фразами о том, что где у кого онемело.

— Давайте пройдем в салон, — сказал я, — сядем и спокойно все обсудим. У меня есть масса вопросов, у вас, я думаю, тоже.

— Да, — сказал Кеннет Адамс, — вопросов у нас много, очень много. — Он прошелся по комнате, посмотрел на меня, потом на Веред. — Пошли.

На переходе из комнаты в салон все было кончено. Адамс с церемонностью английского аристократа пропустил меня вперед, а оказавшись у меня за спиной, скрутил самым немилосердным образом. Каким способом двое его помощников взяли Веред, я не видел. Эх, если бы у меня были глаза на затылке!..

В салон нас внесли. Нейлоновый шнур уже был наготове. Настала наша с Веред очередь изображать тюки.

— Я не согласна, шеф, — сказала Сара Адамсу. — Эти двое не врут, иначе они бы нас просто убрали. Что ты скажешь, Моше?

— Мне тоже это не нравится, — смуглый уставился на Адамса своими глазами-сверлами. — Никто не помешал бы Штейну нас убить. Но он же этого не сделал! Он из наших.

Я почувствовал намечающийся раскол и тоже влез.

— Сара, Моше! Нас тут четверо израильтян и четверо американцев. Я вам не враг, вы же убедились. У нас четверых есть свои интересы, мы должны спасти Израиль! Объясните это Адамсу, у нас такие же права, как и у них.

— Кончайте этот балаган! — крикнул Адамс. — Я на государственной службе. У меня задание. Мы все на службе, у нас у всех задание. Найти источник искажения. Уничтожить. Найти злоумышленников и предоставить их в распоряжение следствия. Всем ясно? Я — не следователь. Слава Богу, теперь выполнение задания вошло в норму. Пусть этой парочкой занимаются специалисты.

— Ублюдок… твою мать! — заорал я, — ты уничтожил источник вашего спасения. Я отнесся к тебе как к человеку, а ты — робот на государственной службе.

— Вообще… — начал было толстенький физик, но командир посоветовал ему заткнуться. Агенты АНБ принялись искать отобранное у них оружие, после короткой заминки к ним присоединились израильтяне.

— Откровенность за откровенность, — более примирительным тоном сказал мне Адамс. — Я отвечу на кое-какие твои вопросы даже раньше, чем ты их задашь. Физики обнаружили какой-то временной парадокс, который грозил изменить наше настоящее, весь мир. Источник в Израиле этого года, где-то ближе к Северу. Детекторы засекли две машины времени. Одну подвижную, одну стационарную. Последнюю обнаружили сразу и стали около нее дежурить. А подвижная моталась между Хайфой и Тель-Авивом, потом внезапно исчезла. И ты появился. Что, ваши дружки прыгнули в будущее, проверить, хорошо ли они тут нагадили?

— Ох, идиоты! — простонал я. — Вторая темпо-станция, это те, кто на меня охотился. Я же их взорвал под Хайфой. Ой, какие идиоты… Вы взорвали мою темпо-станцию…

— Ничего, не плачь, — хмыкнул Адамс. — Все расскажешь в управлении. Если ни в чем не виноват — отпустят. Хотя… у тебя есть хорошая штука, чтобы проверить твою правдивость.

Я мысленно произнес за секунду миллион проклятий. В «Панасонике» сейчас сидела, словно приготовленная для массового тиражирования, гибридная Сара-Веред Фридман. Если меня засунут в прибор и нажмут что-то не то… Долго же я буду вспоминать красавчика Рафи!

— Не стоит, — передумал Адамс. — Мы и так скоро выбьемся из графика на сутки. Вот-вот, за нами пошлют спасательную экспедицию. А узнав, что мы здесь занимаемся ерундой, спасатели накатают такой донос…

— Ты думаешь о карьере, Адамс…

— Заткнись, — оборвал меня командир, — а то заткнем тебе рот. Давай, Каплински, готовь машину.

За все это время Веред не проронила ни слова. А что она должна была говорить? Ругать меня последними словами? Наверное, субординация не позволяла. Или она готовит какой-то сюрприз? Тяжело что-то придумать. Она была права, их — шестеро, нас — двое. Ситуация безнадежна. Или не такая уж безнадежная? Прибудем в Америку 2049-го года, я все объясню, пусть проверят меня на детекторе лжи.

«Нельзя надеяться на чудо, — сказал внутренний голос-скептик, — Америки 2049-го года нет, разве что развалины. Куда мы прибудем?»

Вполне реальный Адамс из «нереальной» будущей Америки повел меня к «Мицубиси». Двое его напарников вели Веред. Чувствовалось, что мою напарницу «уважают».

Мне было тошно. И от голода, и на нервной почве. Четыре года исключительно удачной работы — к черту! Филигранные операции, тщательный расчет… А события последних двух дней — это же какая-то пародия! Сплошные тренировки по завязыванию узлов. Я вяжу Веред, она вырывается, опять вяжу, американцы вяжут меня, я вырываюсь, вяжу их, перевязываю по дороге в туалет, они вяжут нас… Остается еще раз связать их, и положение нормализуется. Но как?

Все уселись в мини-автобус. Большой участок пола в задней части машины (там, где все шестеро недавно лежали как пленники), был поднят. Каплински возился с механизмом темпо-станции.

— Куда прибудем? — спросил я.

— В МТИ, — извиняющимся тоном сказала Сара. — Если он еще стоит. Ты меня здорово запугал, Штейн.

— Не бойся, девочка, — хмыкнул один из американцев, — с нами не пропадешь.

Мини-автобус выехал из поселка. Водитель нашел удобное место и съехал с дороги. Остановился. Все завертели головами, стараясь не допустить случайных свидетелей.

— Чисто, — скомандовал Адамс, — давай, Джеф!

Установка, уже давно работавшая вхолостую, включилась на полную нагрузку. Машину затрясло, вокруг потемнело, желудок полетел в пропасть, а голова — к звездам. По-моему, мой прыжок в прошлое ощущался мягче.

«Мицубиси» плюхнулся на твердую поверхность с небольшой высоты. Все задребезжало, я стукнулся головой.

— Неплохо, неплохо, — бормотал Каплински, — мы стояли на склоне, а тут ровно. Прибыли отлично! Гляньте, что там.

«Приемный пункт» находился на крыше высокого огромного здания. Вдалеке стояло несколько вертолетов, вокруг нас громоздились металлические конструкции, немного похожие на наши, из Института Времени.

— Какое дерьмо! — выругался Адамс, а его напарники оба повторили «дерьмо», словно соревнуясь, кто быстрее это сделает. — Почему стоянка на крыше? И что это за здание?

— Я вообще не вижу, где тут ваш институт, — мрачно сказал Моше.

— И что-то здесь холодновато для Массачусетса, — добавила Сара. — За пять дней климат не мог измениться. Кажется, это другая страна.

— Может быть, теперь вы разрешите глянуть, куда вы нас затащили? — сказал я.

Мы с Веред выбрались на крышу со связанными руками. Нам никто не разрешил, но никто и не запретил. Все были слишком растеряны.

Наш смешанный экипаж столпился у края крыши и смотрел на огромный город вокруг.

— Ублюдки вы! — в отчаянье сказал я, — вы не нас, вы весь мир загнали в задницу. Ломай тут теперь голову.

— По-моему, — сказал по-русски один из американцев, — мы в столице вашей Родины, городе Москве. Посмотрите на горизонте.

Да, на горизонте торчало что-то очень похожее на Кремль. Но не слишком ли мы к нему близко? И дай-ка я вспомню… 2049-ый год. Примерно в это время кавказские кланы объединились и сцепились в отчаянной схватке с татарско-башкирским союзом. От Москвы тогда и Кремля не осталось, одни развалины. Это потом, после победы, татары его отстроили и украсили полумесяцами. Уже маленькая радость: это не мое прошлое.

— А там лозунг на русском, — заметила Веред. — Ну-ка, ну-ка… Что там… «Один народ, одна вера, один царь!»

Шайтан! Только не это. Православная монархия в России в середине двадцать первого века! До этих идиотов американцев ведь не дойдет, да и до израильтян тоже. Сейчас они пойдут искать посольства своих стран. А куда мы все попадем вместо посольств… Надо действовать.

— Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк его! — громко сказал я по-арабски.

Веред, Моше и Сара (они понимают, это хорошо) уставились на меня, как на говорящего слона. Американцы тоже удивились, хотя и не так сильно. А я рухнул на колени, стал раскачиваться и говорить нараспев по-арабски, словно читал суры из Корана:

— Это не молитва, и я не сошел с ума. Я обращаюсь к вам, двоим, израильтянам. Нам надо немедленно отсюда убираться. Я обращаюсь к вам, как еврей к евреям. Вы должны помочь нам. Это совершенно другое будущее. Вашего Израиля здесь нет. Возможно, он тут вообще уничтожен. Мы должны его спасти. Американцам этого не понять. Их страна слишком велика, чтобы ее уничтожить. Я вас умоляю, не ошибитесь еще раз.

Призыв к еврейской солидарности, произнесенный по-арабски на манер мусульманской молитвы, — что может быть смешнее? Но мне было не до смеха. Такой призыв к бунту — последний, самый отчаянный шаг.

— Что он говорит? — спросил Адамс.

— Молится, — коротко ответил Моше (отлично! соврал!)

— Но это не на иврите и, по-моему, там было что-то про Мухаммеда.

— Кажется, у него что-то с головой, — сказала Сара. — Что будем делать, шеф? Как выбираемся? Могут появиться русские.

— У нас есть спутниковая связь, — задумчиво сказал Адамс.

— Но мы не уверены, что здесь есть нужный спутник, — возразил ему другой американец.

Сара прошла мимо Веред и подергала ей веревку на связанных за спиной руках, словно проверяя. Я посмотрел на Веред. Моя помощница медленно прикрыла глаза, утвердительно нагнула голову. Значит, она свободна. Я, будто невзначай, сделал несколько шагов и оказался недалеко от Каплински. Чтобы справиться с ним, достаточно будет и ног.

Переворот не занял больше нескольких секунд. Как Моше, Сара и Веред сумели начать одновременно, — не имею понятия. Профессиональная телепатия, наверное. Сара оказалась рядом с Адамсом: левая рука на шее, правая с пистолетом — у виска. Второй американец обмяк в руках Моше и осел на пол. Веред возилась чуть-чуть дольше, она нанесла три-четыре удара. Наверное, из-за того, что руки затекли.

— Стой, Каплински, — скомандовал я, — может, ты и великий ученый, но солдат ты — не самый лучший. Я очень не хочу бить тебя ногами.

— Хорошо-хорошо, — быстро согласился физик. — Я и сам зол на Адамса. Зря он так.

— Извини, командир, — сказала Сара, — мы не можем больше рисковать.

— А это не риск? — шипел полупридушенный Адамс, — освободить этого авантюриста и его ненормальную…

Кажется, Сара додушила его, поэтому он не сумел подробно объяснить, кто такая Веред. И слава Богу! Вообще, это будет дополнительная проблема: американцы посвящены в тайну Веред и могут постараться сделать пакость…

Двухдневный марафон «свяжи-развяжи» вступил в очередную фазу. Меня развязали, троих американцев связали. Кто на очереди?

Каплински остался свободен, так как не представлял из себя никакой угрозы. Выяснив, что Моше и Сара со мной согласны, я приказал физику готовить темпо-станцию к возвращению в 1994-ый год. И как нельзя кстати! Раздался шум механизмов, характерный для приближающего лифта. Мы зашвырнули американцев в машину, залезли сами. Сара приготовила свой любимый М-16, нам с Веред доверили по пистолету.

— Дверь открывается! — заорал Моше. — Быстрее!

Каплински что-то ворчал, недобрым словом поминая Адамса. На крышу выбежали люди в форме и с оружием. Темпо-генератор взвыл. Потемнело, затошнило, швырнуло…

И выбросило в Израиль 1994-го, на ту же каменистую обочину.