"Гадес" - читать интересную книгу автора (Эндрюс Рассел)

29

Роджер Мэллоун был моложе Джастина лет на пять. По юношескому румянцу, по взгляду человека, не знакомого с горем или тяжкими раздумьями, ему можно было дать еще меньше. А вот телом он успел не по-юношески обрюзгнуть. Растолстел, руки одрябли. Не то чтобы совсем форму потерял, но видно было, что к тому идет. Последний раз Джастин видел его около года назад — такое впечатление, что с тех пор Роджер успел сменить теннис на гольф. Тридцать пять, а выглядит на все сорок. Такими темпами в сорок он будет выглядеть на все пятьдесят. А когда стукнет пятьдесят, ему будут давать шестьдесят пять. Неужели это и есть цена успеха? Джастин втянул живот и пообещал себе не тянуть с возвращением к тренировкам в спортзале. А там, как знать, может, и до йоги дойдет…

Роджер служил в фирме Джонатана Уэствуда финансовым директором. Он быстро взлетел по карьерной лестнице и теперь был правой рукой Уэствуда-старшего в его банковской системе. Мэллоун обладал профессиональной въедливостью, при этом трудолюбия и честности ему было не занимать. Работал он круглые сутки и, видимо, никогда не спал, поскольку мог дать исчерпывающую справку о любой компании, любым ценным бумагам по состоянию дел на последнюю секунду.

В то же время, если Роджер и не мог чем-то похвастаться, это храбростью. Джастин прибегал к его услугам, когда вел два предыдущих дела, и хотя финансист оказался поистине неоценимым помощником, рисковать жизнью ему не понравилось. В первый раз Роджер был вынужден принять участие против воли — под дулом пистолета, если точнее. Пистолет держал не кто иной, как Джастин. Во второй раз Роджер по большому счету предложил свои услуги сам, но умудрился перейти дорогу Бруно и, встретившись с ним лицом к лицу, разве что в штаны не наделал. Джастин готов был поспорить, что мочевой пузырь у Роджера до сих пор слабоват.

В этот раз, третий по счету, он готов был сделать все от него зависящее. Возможно, потому что Джастину удалось развеять его страхи и убедить, что ему ничего не грозит. А возможно, дело было совсем в другом: с Роджером, к большому удивлению Джастина, приехал сам Джонатан Уэствуд.

Он стоял на пороге, когда Джастин открыл дверь, чтобы впустить Роджера. Сын с отцом обменялись рукопожатием, даже приобнялись, а потом Джастин пригласил обоих в гостиную.

— Не ожидал тебя увидеть! — сказал он отцу.

— Я решил, все равно за твой счет, почему бы и не слетать?

— Всегда пожалуйста!

— Я так полагаю, в деле Рональда появились подвижки? — высказал догадку Уэствуд-старший.

Джастин кивнул.

— Не только.

И он вкратце пересказал гостям последние события. Без подробностей, но так, чтобы финансисты получили представление о том, с чем придется разбираться. К тому, что отец тоже собирается принимать участие, Джастин отнесся не без радости. Джонатан Уэствуд обладал даром распутывать самые сложные узлы. Он уже не раз помогал Джастину найти ключ к разгадке. Отсеивая все ненужное, он четко видел, на чем сосредоточить внимание.

Рассказывая, Джастин постепенно добрался до беседы с высшим звеном «Восхождения», потом объяснил, что удалось выудить из взломанных Беном файлов. Отец слушал спокойно, а вот у Роджера, углядевшего возможность порыться в отчетности другой финансовой компании, тут же загорелись глаза.

Когда Джастин закончил, Роджер сказал только:

— Давай все, что есть, я посмотрю.

— Там много, — предупредил Джастин.

— Догадываюсь. Вот и дай мне покопаться.

— Мы тебе вообще не нужны?

— А чем вы мне поможете? — Увидев, что Джастин пожимает плечами, он добавил: — Куча данных, через которые надо будет продираться, термины и цифры — скучища. Для тебя то есть, не для меня. Так что пойдите-ка подышите воздухом. Часик-другой.

Джонатан посмотрел на сына, вскинув брови, мол, раз он просит, значит так надо. Оба Уэствуда пожелали Роджеру Мэллоуну удачи, пообещали вернуться через пару часов и направились к выходу.

— Постой! — крикнул Роджер, когда дверь уже закрывалась. — Можно за твой компьютер?

— Конечно.

— Он беспроводной?

— Все, что нужно для души.

Роджер, изображая баскетбольного комментатора Марва Альберта, сжал кулак и прошептал восторженное «йес-с-с!»

— Ни в чем себе не отказывай! — напутствовал Джастин.

И на сей раз они с отцом действительно удалились.

Джастин предложил отцу прогуляться. Хорошо, что Роджер пожелал остаться один. Уэствуду-младшему позарез нужно было потеребить старшего на профессиональные темы. Джонатан совсем не возражал пройтись, а сыну он разрешил теребить сколько угодно.

— Странное у меня возникло чувство в этом «Восхождении», — начал Джастин, когда они двинулись в глубь старинной деревни китобоев.

— И в чем странность? — уточнил отец.

— Я не наивен, — попытался объяснить Джастин. — Далеко не наивен. И, разумеется, вижу в людях… ну… не только хорошее. Но в «Восхождении» они вообще не такие.

— Какие «не такие»?

— Не такие, как ты. Не такие, как все остальные финансисты, которых мне доводилось встречать.

— Хеджевики? Ну да, они и вправду другие. У них свой мир. Не похожий, например, на мой.

— Тогда расскажи.

— Что именно тебе рассказать?

— Все, — ответил Джастин. — Что угодно. Так я обычно работаю. Выясняю все, что можно, пытаюсь прочувствовать. Так легче увидеть, если что-то не вписывается. Смотрю, что укладывается в общую картину… или наоборот, что не укладывается. Иногда последнее важнее. — Тут он заметил, как смотрит на него отец. — Что такое?

— Я тоже так работаю! Если компания обращается за кредитом, с этого я обычно начинаю. Узнаю, чем они занимаются, кто ими управляет, слушаю разговоры и наблюдаю.

— Да, все то же самое, — подтвердил Джастин. — Главное, не ошибиться.

Джонатан издал задумчивое «хм» и, чуть ускорив шаг, начал рассказывать.

— Впервые я столкнулся с менеджером из хеджевого фонда лет… десять или двенадцать назад. Самомнение выше крыши! Пришел на встречу и фактически свел разговор к тому, что, если он не получит желаемое, просто купит меня с потрохами и все. Раз плюнуть купить крупную фирму, выжать из нее какие-то нужные ему крохи, потом разобрать на запчасти, а запчасти продать. Так и заявил мне в лицо, что ему без разницы, как все делалось раньше, он, видите ли, из нового поколения, которое мыслит по-новому. Человек без прошлого. Он даже сравнил себя с фениксом, который возродился из пепла. Человек, который сам себя создал.

— А ты что?

— Я сказал, что он, наверное, глубоко верующий, поскольку явно боготворит своего создателя.

— Ему, наверное, не понравилось?

— Ему было все равно. Он был слишком поглощен собой, деньгами и стремлением все захапать, чтобы обращать внимание на то, что там кто-то сказал или подумал.

— Что с ним стало?

— Сколотил около полумиллиарда за два года. Еще через год потерял миллиард. Наверное, работает у своего отца, где-нибудь на Среднем Западе.

Уэствуд-старший сделал глубокий вдох, и Джастин неожиданно услышал легкую хрипотцу. Одышка. Неужели к отцу подкрадывается старость?

— Сейчас у нас в стране примерно тысяч семь хеджевых фондов. Десять лет назад было, ну, может, три-четыре сотни. Они держат в руках огромные деньги. Огромные! Более девятисот миллиардов на данный момент. Причем действуют они тихо и незаметно.

— У «Восхождения» в обороте около двух миллиардов.

— Довольно мелкий фонд, — классифицировал Уэствуд-старший. — В этом диапазоне, от двух до пяти миллиардов, таких довольно много. В их мире это гроши. А знаешь, что можно купить на пять миллиардов? — Не дожидаясь ответа, Джонатан продолжил: — Что угодно! Те, кто этими фондами управляет, получают по шестьдесят, семьдесят, даже сто миллионов в год.

Джастин изумленно присвистнул.

— Ничего себе! Я, конечно, догадывался, но как-то не осознавал…

— Очень немногие осознают. Знаешь, как работают хеджевые фонды?

— В общих чертах, но ты расскажи.

И Джонатан рассказал. Они прогуливались, и Джастин слушал. Изначально хеджевые фонды основывали для того, чтобы состоятельные люди могли поручить кому-то управление частью своего капитала. Фонды были открыты только для крупных инвесторов, даже сейчас планка минимального долевого вклада составляет около двадцати пяти тысяч долларов, а в большинство фондов без миллиона и соваться нечего. Богатство клиентов снимало с хеджевых фондов правительственные ограничения и избавляло от надзора, который обязательно присутствовал во взаимных фондах, рисковавших деньгами менее состоятельных инвесторов. Хеджевики могли использовать широкий круг стратегий и инструментов. Акции, курсы валют, закладные. Могли давать кредиты, покупать компании, контролировать компании и даже управлять ими, если думали, что знают как.

— Хорошо, из чего складываются доходы Эвана Хармона и других хеджевиков? — спросил Джастин.

— Административная плата — два-три процента величины чистых активов. Потом еще двадцать процентов с чистой прибыли. У «Восхождения» в активе два миллиарда? Значит, на первое января следующего года у них есть гарантированный доход в сорок миллионов. И это в том случае, если они просто потеряют деньги. Если же они получат десятипроцентную прибыль с двух миллиардов, у них будет еще восемьдесят миллионов. Таким образом, сто миллионов дохода на блюдечке с каемочкой. Причем практически без накладных расходов. В принципе, если очень понадобится, таким фондом можно было бы управлять в одиночку из гаража. При условии, что там установят компьютер и несколько телефонов.

Джонатан объяснил, что прибыли, получаемые менеджерами хеджевых фондов, по сути, изменили мир. Инвесторам не было уже никакого дела до продукции, в, которую вкладывались средства, что уж говорить о компаниях-производителях и людях, которые там работали. Единственное, что их интересовало, — прибыли. Ну и конечно, все новые и новые игрушки, которые можно было себе позволить, — картины Уорхола и Пикассо, «Гольфстримы» и «Фальконы», лошади и конные заводы, особняки площадью в десятки тысяч квадратных футов с необъятными частными пляжами.

Джастин спросил, из-за чего может произойти крах фонда, что приводит к банкротству. Отец удивился, зачем ему это, и Джастин пояснил, что полицейский всегда вынужден рассматривать худший из вариантов.

— На крайние меры идут люди, припертые к стенке. Если у человека все в порядке, он никого трогать не будет и мне работы не прибавит.

— С банкротством все просто. Хеджевый фонд терпит крах, если слишком долго теряет деньги, — просветил сына Джонатан. — Или теряет слишком много денег за короткий срок. Так часто бывает и с другими компаниями. Успех кружит голову — хочется больше, хочется расти, привлекать новых и новых инвесторов. И потом, конкуренция среди хеджевых фондов растет, они начинают заботиться о внешней атрибутике, растут накладные расходы… И вот когда происходит падение отдачи на капитал, они тоже падают, причем больно. Сначала покупаешь роскошный просторный офис где-нибудь в центре Манхэттена. Одному с фондом уже не управиться, и даже вдвоем рук не хватает. Приходится нанимать аналитиков, брокеров, бухгалтеров. А еще компьютеры, терминалы «Блумберг»,[6] исследовательская служба. Двух процентов административной платы уже не хватает. А у тебя уже «Гольфстрим», членство в нескольких престижных гольф-клубах на миллион долларов, дом в Палм-Бич, жена привыкла к благотворительным балам… Два-три квартала подряд останешься без прибыли — клиенты начнут выводить свой капитал. И тогда тебе конец.

— Прощай личный самолет?

— Это в лучшем случае. В худшем его заберут кредиторы.

— Какие они сами, эти хеджевики? Опиши.

— Ты же знаешь, не надо торопиться с обобщениями.

— Расскажи, какое у тебя сложилось впечатление. А я обещаю не чесать их всех под одну гребенку и не называть мудаками.

Джонатан неодобрительно покачал головой, услышав резкое словечко, но тем не менее ответил.

— У них все совсем не так, как в инвестиционных банках. Другие игры. Азартные. Важно не просто выиграть, а сорвать крупный куш. Самый крупный, какой может быть. Это очень жестокие игры, и самому тоже нужно быть жестоким. Они не размениваются на мелочи, играют по-крупному. Что такое пять—десять миллионов против миллиарда, какой смысл их вкладывать? Гроши. Курам на смех. А вот если у тебя миллиардный фонд, то вкладываешься ты, когда углядишь подходящую возможность, уже миллионов на пятьдесят, а то и сто. Вот это уже дело. Ты обладаешь весом. У тебя власть. Так они мыслят. Осторожность не для них. Если положат глаз на лакомый кусок, запросто могут вложить десять процентов активов. Или даже больше. Понимаешь, какие тут риски? У них мышление заядлого игрока в кости. Чем больше выигрыш, тем больше ставки. Поймал удачу за хвост — сорвешь банк. Проигрался — тебе конец. Не удивляйся потом, что у тебя постоянно повышенное давление и угроза инфаркта, или ты постоянно прикладываешься к бутылке, или не можешь прикорнуть на диване, не выпив бутылку снотворного.

Уэствуд-старший перевел дух, и снова Джастин услышал едва уловимый хрип.

— Ну что, все узнал, что хотел?

— Для начала хватит, — ответил Джастин. — Ты как, еще не разлюбил сэндвичи с фрикадельками?

— Мама никаких сэндвичей с фрикадельками не признает.

— А что, она будет с нами обедать?

Джонатан, признавая логику сына, одобрительно кивнул.

— У вас тут водятся хорошие фрикадельки?

— Лучшие в мире! — заверил Джастин. И добавил, увидев задумчивую улыбку отца: — Я угощаю.

Впервые Того получал указания по телефону. Старик сказал, что встречаться некогда, слишком все закрутилось, так что им бы тоже поворачиваться побыстрее. Быстрее, чем сейчас.

Того спросил по-китайски, что же такого срочного им предстоит сделать.

Старик тоже по-китайски ответил:

— Полицейский. За которым вы следили. Он слишком близко подобрался. Слишком много знает.

— Надо дождаться Лин, — сказал Того.

— Некогда ждать Лин, — Того промолчал, и собеседник, перейдя на английский, язвительно заметил: — Что, без девчонки боишься? Защитить некому?

Того не ответил. В трубке слышалось только напряженное дыхание двух мужчин.

Тогда старший снова переключился на китайский.

— Медлить нельзя. Он скоро пойдет выспрашивать. Он уже много до кого добрался. Понятно?

— Понятно, — ответил Того.

— Тогда скажи, что тебе понятно.

— Он больше ни с кем не будет разговаривать. Вы так хотите.

— Да, — подтвердил старик. — Я так хочу.

— Я должен сказать еще кое-что, — добавил Того.

— Давай, говори.

— Слушайте внимательно.

— Я и так слушаю.

И Того заговорил по-английски. Ему нужно было, чтобы у старика на том конце провода не осталось никаких сомнений.

— Я не боюсь, — медленно проговорил он.

— Это все? — спросил старик.

— Да, — по-прежнему на английском ответил Того. — Я ничего не боюсь.

— Рад за тебя, — также по-английски заверил старик.

И повесил трубку.

Сотовый подал голос в тот момент, когда они с отцом, пообедав, возвращались к бело-голубому домику Джастина. Сэндвичи с фрикадельками были просто восхитительны.

— Да? — сказал он в трубку.

— Кое-что наклевывается с Эллисом Сент-Джоном, — сообщила Реджи Боккенхойзер.

— Выкладывай.

— С его банковской карточки сняли деньги. Пятьсот долларов.

— Где?

— В Массачусетсе. Городок на границе между Массачусетсом и Нью-Йорком. Туда уже послали человека. Флетчер подключил кого-то из Бостона.

— А машину, которую он брал напрокат, не засекли?

— Нет. Но я разошлю ориентировки по всем штатам Новой Англии.

— Хорошо. Как дела с электронной почтой?

— В жизни не видела корреспондента скучнее, чем Эллис. Зато теперь точно знаю, кто в «Рокуорт» кого на чем нагрел.

— Значит, ничего ценного?

— Не настолько все плохо. Я отбираю все, что хоть как-то может пригодиться. Очень многое касается конкретных операций, так что я вообще не уверена, там ли ищу. Помечаю на всякий случай то, что имеет отношение к нашему списку компаний. Да… Джей, вот еще что… я опять же на всякий случай отправила тебе статью про грузовик на шоссе. Тот, который с платиной.

— Есть подозрения?

— Нет. Просто не дает мне покоя. Это как у тебя с шестым чувством. Если что-то появляется в одном деле, потом тут же что-то похожее всплывает в другом, вряд ли тут простое совпадение. Что там твой Роджер?

— Попросил пару часов его не беспокоить. Сейчас пойдем смотреть.

— Тогда расскажешь, ладно?

— Я позвоню.

— Услышимся.

Роджер Мэллоун сидел в той же позе, в какой Джастин с отцом оставили его два с половиной часа назад. Застыл на кушетке, обложившись бумагами — вороха документов громоздились на журнальном столике, на подлокотниках, на полу. При этом вид у него был такой, будто он поглощен захватывающе интересным детективом.

— Мы тебе сэндвич принесли, — прервал медитацию Джастин.

Роджер оторвался от бумаг, скользнул по Джастину недоуменным взглядом, словно услышав фразу на иностранном языке.

— А… э-э… спасибо. Я не хочу есть.

Джастин обвел рукой кипы документов.

— Получается?

— Лучше некуда! — заверил Роджер.

— Тогда пойду сделаю кофе, и ты мне все разложишь по полочкам.

Он удалился в кухню, повернул до упора выключатель конфорки и, вскипятив воду, заварил восемь чашек крепкого кофе, наполнив пресс до краев. Под объяснения Роджера заснуть можно, поэтому взбодриться не повредит. Когда все было готово, он снял чайник с плиты и перелил кофе в термос. Прокричал в комнату, не хотят ли гости кофе, но услышал дружное «нет, спасибо». «Ну и ладно, мне больше достанется», — решил Джастин и, налив себе кружку, вернулся в гостиную.

— Я готов, — доложил он.

— Замечательно! — ответил Роджер, и по голосу Джастин понял, что он постарается растянуть удовольствие. — С абсолютной уверенностью утверждать не берусь, для этого надо бы еще поглядеть и покопаться в архивах… но у них творится кое-что весьма странное.

— Можешь изложить как-нибудь попроще?

— Я попроще и собирался. Только будь все так просто, у них бы ничего не выгорело.

— Что же у них там выгорело? — подал голос Уэствуд-старший.

Роджер обратился к Джастину.

— Принцип работы хеджевого фонда ясен уже из самого названия. Это один большой фонд, поэтому если ты становишься его участником, ты отдаешь деньги всему фонду целиком. Он делит средства, чтобы инвестировать в ценные бумаги, компании, услуги — все, что угодно. Но это тем не менее один и тот же фонд. В этом суть.

— Понятно, — кивнул Джастин. — Я в курсе, что такое фонд. Что такое «хеджевый», тоже будешь объяснять?

— Придется. Ты, конечно, с экономическим образованием, но, готов спорить, все давно позабыл. Я прав?

— Прав, — ответил Джастин. — Спорить не будем.

— Так вот, «хеджевый» означает именно то, что означает — применительно к фонду. Финансовые риски хеджируются, то есть страхуются. Если рассчитываешь на падение рынка, играешь на понижение. — Роджер просто светился. Ему нравилось говорить о любимом деле, а уж рассказывать непосвященным — просто хлебом не корми. Джастин подумал, что для Роджера сегодня, наверно, самый лучший день в жизни. Сначала дали уникальную возможность покопаться в чужой отчетности, а на закуску попросили почитать лекции Джастину. — Так вот, когда играешь на понижение, ты рассчитываешь на падение цены. Например, ты хочешь сыграть на понижение на акциях компании X, которые сейчас идут по десять долларов. Ты уверен, что на какое-то время их цена упадет и они будут продаваться по пять. И ты заключаешь сделку, так называемую короткую продажу, согласно которой ты покупаешь их по пять, а потом, когда цена снова вырастет до десяти, продаешь по возросшей цене. Вся радость — но и риск — в том, что ты ничего не вкладываешь. Твой брокер берет эту тысячу акций из чьего-то чужого портфеля. Хозяин портфеля обычно даже не в курсе, что у него их взяли. Брокер перемещает акции в твой портфель, а потом автоматически продает по десять, а ты получаешь прибыль.

— А если цена не упадет, а наоборот, поднимется…

— Тогда и выйдет наоборот. Ты заключаешь сделку, ожидая падения, а цена вырастает до двенадцати. Приходится выкупать всю тысячу по цене в двенадцать долларов за акцию — ты в проигрыше. Есть люди, которые ухнули десятки миллионов в акции, которые ну просто не могли не упасть в цене. А они вот взяли и не упали.

— И как это относится к «Восхождению»?

— Ну, если я все правильно понял — а мне кажется, я все правильно понял, — они ломают все принципы управления хеджевым фондом.

Джастин подался вперед.

— Как это?

— Опять же, не берусь утверждать со стопроцентной уверенностью, раз у меня нет доступа к их бухгалтерии, но у меня создалось впечатление, что они совершают операции от имени компаний, не являющихся инвесторами фонда.

— Торгуют акциями из основного фонда? — уточнил Уэствуд-старший.

— Именно.

— Это противозаконно? — спросил Джастин.

Роджер пожал плечами.

— С хеджевыми фондами вообще не поймешь, что законно, а что нет. Точно могу сказать, что это нечестно. А уж законно-незаконно, пусть разбирается Комиссия по ценным бумагам и биржам.

— Однако инвесторам «Восхождения» это очень бы не понравилось, — добавил отец Джастина. — Получается, в фонде решают за них, кто получит прибыль, а кто нет.

— Есть еще одна закавыка. — Роджер постучал пальцем по стопке бумаг. — Какие-то операции они совершали сами — просто перебрасывали активы туда-сюда между разными инвесторами, из одного фонда в другой. А какие-то сделки совершались через внешнего брокера.

— «Рокуорт и Уильямс»! — догадался Джастин.

Роджер кивнул.

— Точно.

— Есть еще что-нибудь?

— Еще много чего. Вот, например, то, где они играют на понижение, никак не вяжется со всеми остальными их сделками.

— И где они играют на понижение?

— Платина, — ответил Роджер.

— Да ты что?! Не врешь?

— Тебе диплом показать?

— Нет, конечно нет, извини. Просто… ладно, продолжай.

— В общем, — продолжил Роджер, — твое удивление оправданно. Зная их связи, можно было бы ожидать чего-то другого. И время они выбрали странное, учитывая, что творится на рынке платины. Тут им крупно не повезло.

— А почему время странное?

— Знаешь ли, я сильно сомневаюсь, что кому-то сейчас придет в голову совершать «короткие продажи» платины. Учитывая, что делают в Китае.

— А что делают в Китае?.. — начал было Джастин, и вдруг его осенило. — Машины. В Китае делают машины…

— Молодец! — похвалил Роджер. — Просто молодец.

— Китайский автопром выходит на международный рынок, — медленно проговорил Джастин.

В голове у него зазвучал голос Дэниела Френча: «За ними будущее. Китайские машины… все китайское».

— А без платины им никуда не деться, — заключил Роджер. — Если они действительно хотят захватить рынок.

— Вот оно, — тихо проговорил Джастин. — Платина для этих… как их… субстратов. Субстраты для выхлопной системы. Контроль выпуска — выхлопных газов и ценных бумаг.

— Умница, ты все правильно понял, — снова похвалил Роджер. — Я сражен.

— Что, ты еще говорил, тебя смущает? Связи? Нет, можешь не объяснять, — перебил сам себя Джастин. — Тут тоже все ясно. У них есть выход на Китай через Г. Р. Хармона.

— «Рокуорт», насколько я знаю, связан с Китаем теснее некуда. У всех остальных на Уолл-стрит просто слюнки текут. Тут тебе и консультации, и операции с бумагами, и коммерческие возможности, о которых никто больше не знает, а если знает, то не подступится…

— И китайские денежки рекой текут через них в «Восхождение». Папочка должен помочь сыночку.

— Согласен. В твоем списке есть пара компаний, наверняка имеющих отношение к Китаю. Но тут опять нестыковки.

— Какие?

— В который раз не берусь утверждать, но у меня такое чувство, что там несколько подставных. Я о них вообще ничего не слышал, и найти мне их не удалось, соответственно, делаю вывод, что это все одна большая афера. Зачем только «Восхождению» или «Рокуорт» понадобилось водить за нос китайское правительство, если для них там просто золотая жила? Хотя, с другой стороны…

Он умолк.

— Что с другой стороны? — нетерпеливо спросил Джастин.

— Если на самом деле их никто за нос не водит, зачем бы китайскому правительству участвовать в этой афере?

Ответа ни у кого не нашлось. Наконец Джастин сказал:

— Ладно, с неподходящим временем и странными связями разобрались. Остается крупное невезение.

— Дело в том, что рынок платины недавно здорово скакнул вверх. Из-за дефицита.

— Дефицит платины? С чего бы?

— Из-за того сухогруза.

— Роджер, давай поподробнее. Про китайский автопром я еще каким-то чудом слышал, а вот про сухогрузы с платиной ни сном ни духом.

— Один затонул. Пару месяцев назад.

— Где?

— Шел из Южной Африки. Затонул где-то около Сицилии, если мне память не изменяет.

— И большой теперь дефицит?

Роджер шумно выдохнул. Видимо, это должно было означать «очень большой».

— Точную цифру не назову. Достаточный, чтобы изменить ситуацию на рынке. Порядка пятидесяти—шестидесяти миллионов долларов. Может, больше.

— А нельзя поднять сухогруз?

— Рано или поздно поднимут. Но это долго. А пока дефицит.

— И что это значит?

— Да ладно тебе, Джей. Это ведь школьный курс! Спрос-предложение. Когда предложение уменьшается, цена растет. В данном случае она буквально взлетела.

— И не снижается?

— Пока нет.

— Невероятно! — поразился Джастин.

— Нет тут ничего невероятного, — возразил Роджер. — Нестыковки есть, а так все вполне оправданно. Особенно если глянуть на отчеты по командировкам.

— Ла Салля и Хармона?

— И еще этого из «Восхождения», как его… Фенвик.

— Хочешь сказать, в этих отчетах есть что-то, что может пролить свет?

— Ну да! Посмотри на пункты назначения. — Голос у Роджера был такой, будто он разговаривает со слабоумным. Он терпеливо, как ребенку, перечислил все города и страны, куда заносило в последнее время Эвана Хармона, Рональда Ла Салля и Хадсона Фенвика.

— И что? — все еще не понимал Джастин.

— Там платиновые рудники. Добывают платину. В каждом из этих мест.

Джастин недоверчиво покачал головой.

— Что, и в Сан-Франциско? Какие в Сан-Франциско платиновые рудники?

— Никаких. Зато в двух часах езды на север Тринити-Ривер… и платина. Самолетом до Сан-Франциско, а оттуда на машине. Карту показать?

— А Палм-Бич? — начал распаляться Джастин. — Хармон и Ла Салль летали туда одновременно. Что, в Палм-Бич теперь тоже платину добывают?

— Нет, — ответил Роджер. — Это единственное, что никуда не лезло. Да, еще Мексика. С Мексикой я, правда, до сих пор не разобрался. Зато с Палм-Бич все оказалось просто.

Джастин не поверил своим ушам.

— И что же там?

— Главное, когда именно они туда летали. Палм-Бич, первые выходные марта.

Уэствуду-старшему это, видимо, о чем-то говорило, потому что он медленно закивал головой.

— Может, поделитесь? — попросил Джастин.

— Тебе такие вещи простительно не знать, — утешил отец. — Первые выходные марта — самые важные для хеджевиков дни в году.

— Конференция хеджевых фондов, проводимая «Рокуорт и Уильямс», — снизошел Роджер. — Ежегодная. Первые выходные марта в отеле «Брейкерс».

— И что в ней такого?

— Там водятся большие деньги, — объяснил Джонатан. — «Рокуорт» приглашает своих самых крупных клиентов (и тех, кем хочет пополнить их ряды). Хеджевики слетаются как мухи на мед. Проводят встречи, общаются, выпивают — и после всей этой выпивки и разговоров можно подставлять карманы.

— Пап, а есть где-нибудь списки гостей конференции?

— Наверняка. В «Рокуорт». Они ведь приглашения рассылают.

— У тебя не найдется там кого-нибудь, кто может добыть мне эти списки? Срочно?

— Могу позвонить Линкольну Бердону…

— Нет! — поспешно возразил Джастин. — Так высоко не надо. Кто-нибудь из низшего звена, кто не сильно удивится такой просьбе и кого на этом не поймают? Да, еще чтобы мог держать язык за зубами?

— Спрашиваешь! — похвастался Роджер. — У меня там толпы аналитиков, которым эти списки добыть раз плюнуть. Могу попросить в любой момент.

— Тогда попроси.

— Сейчас?

— Прямо сейчас, — подтвердил Джастин. — Пожалуйста.

Роджер позвонил. После короткого обмена любезностями с невидимым собеседником продиктовал номер факса. Через две минуты факс выплюнул список.

— Около пяти сотен фамилий, — предупредил Роджер. — Ты кого-то конкретного ищешь?

— Не знаю пока. Но как найду, сразу пойму, что это он. — Джастин забрал у Роджера листок и начал просматривать. — Вот и нашелся.

Он снял трубку и набрал номер Реджи Боккенхойзер.

— Я выяснил, при чем здесь Ленни Рубин, — сказал он, услышав «алло».

Заодно поведал, что предчувствия насчет платины ее не обманули и все сходится как нельзя лучше. Объяснил про затонувший сухогруз и дефицит драгметалла на рынке с высокой конкуренцией. Не забыл про разгадку тайны многочисленных поездок — опять все, как ни крути, упирается в платину. Реджи начала забрасывать его вопросами, но Джастин пообещал, что расскажет подробнее, когда договорит с Роджером. Потом спохватился: «Подожди!» Она заверила, что никуда не исчезает, и Джастин сказал:

— Я понимаю, что наш номер шестнадцатый, но ты не могла бы задействовать иммиграционную службу, чтобы они проверили кое-кого по срокам прибытия и выезда? И кое-какие пункты назначения чтобы заодно посмотрели?

— Почему бы и нет, там нас, наверное, не завернут. У иммиграции и таможни мы все еще в почете. Кого проверяем?

Он сказал, и Реджи удивленно присвистнула.

— Чудеса в решете!

Не успел он съязвить, как в трубке раздалось поспешное: «Созвонимся…» — и гудки.

Джастин вернулся к отцу и Роджеру.

— Леонардо Рубинелли, глава мафиозного клана, на конференции представителей хеджевых фондов. Многое в жизни повидал, но чтоб такое!