Гарри Гаррисон Увидеть звёзды в Космосе

На что похож Космос? А как действительно выглядят звезды?

Нелегко отвечать на эти вопросы.

Капитан Джонатан Борк оглядел лица гостей — нетерпеливые и жаждущие ответов. Затем бросил взгляд на свои, покрытые космическим загаром руки, лежавшие перед ним на столе.

— Изредка это похоже на падение в яму глубиной в миллионы миль, а временами чувствуешь, что пролетаешь через паутину вечности и пустоты, натянутую между звездами. А звезды — хотя они все очень разные — совсем не мерцают, а больше похожи на пятнышки твердого света.

И каждый раз, описывая красоту миров пассажирам, капитан ненавидел себя за те горы чудовищной лжи, которые ему приходилось хладнокровно нагромождать.

Капитан Борк, космолетчик. Единственный человек на корабле, которому доступна возможность видеть звезды между мирами. Но и после пяти рейсов на Марс и обратно капитан не имел о звездах никакого представления. Да, его тело пилотировало корабль, но Джонатан Борк не видел ничего, что находилось в контрольной рубке корабля и за ее пределами.

Нет, капитан не отваживался высказываться об этом вслух. Когда его просили рассказать о полетах и Космосе, Борк конечно же рассказывал об этом, используя увековеченные в памяти красочные описания из учебников.

С усилием отогнав тяжелые мысли, Борк заставил себя вернуться за стол, в окружение друзей и родных. Обед давали в его честь, так что надо было достойно присутствовать на нем. Капитану помогало бренди. Вобрав в себя содержимое большей части всех бутылок Борк быстро распрощался со всеми и вышел.

Фамильный дом капитана был достаточно древним, поэтому сзади располагался крошечный дворик. Капитан в одиночестве прошел туда и прислонился к темной стене здания, еще не остывшей после дневной жары. Выпитое бренди чувствовалось во всем теле и когда капитан смотрел на звезды, они начинали кружиться, пока он не закрывал глаза.

Звезды. Он всегда смотрел на звезды. С детства звезды оставались неизменной его привязанностью, они определяли его судьбу. Все, что он когда-либо делал в жизни, все, что он изучал, так или иначе касалось звезд. Все, только чтобы стать одним из избранных для полетов на космических линиях.

Он поступил в Академию в семнадцать лет — предельно юный возраст. Когда Борку исполнилось восемнадцать, он уже знал, что все вокруг — ложь.

Капитан с неимоверными усилиями старался не замечать правды, найти какое-нибудь объяснение — но безуспешно. Все вопросы, которые он разбирал, все, что он изучал в школе, складывалось в одну логическую теорему и из нее следовал неизбежный и невозможный вывод. Вывод его окончательно подтвердился на уроке, во время опроса.

Случилось это в классе физиологии. Группа учащихся изучала теорию Палея — зависимость ориентировки в пространстве и сознания человека от ускорения.

Джон поднял руку робко и незаметно, но профессор Черники, по прозвищу Глаз-Алмаз, заметил и окриком поднял Джонатана на ноги. Оказавшись в центре внимания, Джон заговорил резко и четко:

— Профессор Черники, если мы принимаем теорию Палея, то выходит, что при ускорении даже с минимальным значением G мы опускаемся ниже порога человеческого сознания. Но ориентация в пространстве это ведь то, для чего необходимо, мне кажется… э-э…

— Мистер Борк! Что это вы там пытаетесь сказать? — голос профессора резанул по вопросу Борка, как холодное, острое лезвие бритвы.

Но для Джона путь назад уже был закрыт:

— Здесь возможен только один вывод — каждый пилот, управляющий кораблем будет или без сознания, или не в состоянии ориентироваться настолько, чтобы работать с приборами контроля.

Грохнул взрыв смеха и Джон почувствовал, что щеки у него полыхают огнем. Но Черники позволил себе лишь скупую усмешку перед тем как ответить:

— Превосходно! Но если все сказанное тобой — факт, то невозможны сами полеты в космос. Однако же это происходит, и происходит ежедневно! Мне кажется, ты узнаешь все ответы в следующем семестре, когда мы займемся проблемами о сдвигах сознания после стрессов. Это будет…

— Нет, сэр, — прервал его Джон, — в книгах и учебниках ответа нет, и я не нашел никаких точных сведений. Я прочитал все на эту тему за курс, и все касающиеся этого вопроса статьи.

— Мистер Борк, вы что же, хотите назвать меня лгуном? — голос профессора Черники стал таким же ледяным, как и его взгляд. Гнетущая тишина повисла над классом. — Вы удалены с лекции, мистер Борк. Ступайте к себе в комнату и подумайте хорошенько, за что вас удалили.

Стараясь не спотыкаться Джон прошел через весь класс, толкнул дверь и вышел.

Вся группа провожала его взглядами и Джон чувствовал как эти взгляды давили на него. Не в силах самостоятельно найти ответ на свой вопрос, Джон сделал из этого проблему. Сидя у себя в комнате он старался не думать о последствиях.

Джонатан никогда не думал о том, что станет именно пилотом на звездных трассах — это, в общем-то, были всего лишь мечты. Только один из ста становился пилотом, потому что было еще много других, не таких тяжелых профессий, необходимых для работы на космических трассах. Очень многие, махнув на все рукой, покидали Академию. Только самые отчаянные головы настойчиво пытались поступить туда — вступительные экзамены были очень сложные, а учиться было еще труднее.

Конечно, были и исключения — и капитан Джонатан Борк был одним из таких абитуриентов.

Когда по селектору передали, что Борк приглашается в президентский офис, Джон был уже внутренне готов к такому повороту событий. Он вскочил, быстро прошел по коридору и зашел в лифт, поднимающийся на административный уровень.

Секретарь с ледяным лицом кивнул ему на дверь и Джон оказался один на один с Адмиралом.

Адмирал Сикельм вышел в отставку еще до того, как принял руководство Академией. Но у него не исчез командный голос, и он сохранял военные методы решения вопросов, поэтому все в Академии называли его за глаза только Адмиралом. Джон, никогда раньше не находившийся так близко к начальству, сперва не мог вымолвить ни слова. Однако Адмирал не стал распекать его раздраженным и громким голосом, а заговорил мягко и спокойно, давая Джону возможность прийти в себя.

— Я разговаривал с профессором Черники, он мне доложил о происшедшем в группе. Я так же прослушал запись вашего разговора в классе.

Это вдвойне поразило Джона — он впервые узнал о том, что все занятия записываются скрытыми магнитофонами.

— Поздравляю вас, мистер Борк, вы приняты на курсы пилотов космических кораблей. Ваша группа начинает занятия на следующей неделе. Если, конечно, вы согласны продолжить обучение.

Джон уже хотел открыть рот, чтобы ответить, но Адмирал поднял ладонь, останавливая его:

— Я бы хотел, чтобы вы меня выслушали, прежде чем ответите. Как вы уже успели выяснить, космические пилоты — это на самом деле не совсем то, что пишут о них. Когда мы впервые совершили прорыв в Космос наши потери составляли девять кораблей из десяти. И было это, оказывается, не только по техническим причинам. Телеметрическая аппаратура, следящая за состоянием пилотов, показала где корень всех проблем — Космос не для человеческого мозга. Гравитационные перегрузки, скачки в кровяном давлении, свободное падение, радиационный наркоз — все это вкупе с другими факторами, обнаруженными позднее, заставило нас отстранить пилотов от управления кораблями. Даже если пилоты не теряли сознания и не утрачивали контроль над собой, сумма новых раздражителей, поступающих в мозг, дезориентировала их, и делала невозможным управление кораблем. Так мы зашли в тупик. Конечно, с пилотами работали — пытались применять и наркотики, и гипноз, и десятки других методов, чтобы снять припадки у пилотов находящихся в Космосе, но все оказалось бесполезным. Изредка мы приспосабливали кого-нибудь из пилотов для Космоса, но это были уже не люди — либо законченные наркоманы, либо куклы, действующие только по приказам. Опять же, никуда не годные для управления, настоящего управления кораблем. А решившим эту проблему оказался доктор Каш. Вы слышали это имя?

— Да, отдаленно… Он был, по-моему, директором Психологического Корпуса?

— Да, широкой публике он известен только этим. Может быть в будущем люди оценят его труд по заслугам, и он получит положенные ему по праву почести и славу. Ведь доктор Каш был человеком, давшим нам возможность завоевать Космос. Его гипотеза, впоследствии целиком подтвердившаяся, состояла в том, что человек homo sapiens является неподходящим к условиям существования в Космосе. Доктор предложил создать человека homo nova способного жить и работать только в космических условиях. При определенной коррекции психических процессов у человеческого тела появляются необычные качества — например, проходить через огонь без ожогов, или обладать силой гипноза. Доктор Каш исходил из того, что потенциальные возможности человеческого тела неизмеримо велики и все, что он создал — это разум homo nova. Добился же он этого, стимулируя условия раздвоения личности у взрослых людей.

— Я не понимаю вас, сэр, — вмешался Джон. — Разве не легче было работать с детьми? Они, наверное, больше подходят для этого?

— Конечно, — сказал Адмирал, — но ведь у нас есть законы, охраняющие детей. Доктор Каш использовал только добровольцев — мужчин, многие из которых знали Космос, работали там. Случаи расщепления личности были документально зафиксированы еще в ХIХ веке. Однако, никто еще не пытался СОЗДАТЬ две отдельные личности в одном человеке. А доктор Каш сделал это! Он создавал личности с заранее запрограммированными способностями. Все, что было необычным, непривычным да и просто смертельным для нормального человека, становилось естественной средой обитания для человека нового. Он мог управлять кораблем в Космосе, а пассажиры, погруженные в анабиоз, могли переносить полеты совершенно безболезненно. Вся программа исследований, по вполне понятным причинам, держалась в строгом секрете. Поднялся бы ужасный скандал, если бы люди узнали, что летят в Космос не с обычным пилотом, а с каким-то монстром — какими-бы только ужасными словами не называли все это! Так что знают об этом лишь инструкторы, пилоты и несколько высокопоставленных лиц. Среди пилотов — все добровольцы, так что не нарушено ни единой этической нормы. Как ты теперь понимаешь, студенты Академии не имеют представления о реальной работе пилотов. Если студент в состоянии пройти курс обучения по полной программе — то поступает на работу в Корпус. Если у студента хватает воображения и ума додуматься и понять — как ты например — истинное положение дел, то он поймет необходимость нашей программы такой подготовки пилотов. Тогда мы предлагаем студенту возможность получить профессию пилота — все на добровольной основе, конечно. Я полагаю, что достаточно четко обрисовал положение вещей. Пожалуйста, спрашивай, если что-то непонятно…

Джонатан на мгновение задумался.

— Я хотел бы узнать, может это и немного глупо… Как это физические симптомы, связанные с полетами? Я хочу спросить: я действительно буду не в своем уме?

— Сумасшедшим? Да, определенно. Твоя новая личность — Джон-II, сможет существовать только в специфических условиях контрольной рубки корабля. Твоя же собственная личность — Джон-I, принимает на себя командование в нормальных условиях. Во время перемены личностей у тебя наступит состояние амнезии. Обе твои личности будут разделены и индивидуальны. Одна из них будет выключаться, пока доминирует другая.

Джонатан принял это вполне четкое и ясное объяснение.

— Я готов стать пилотом, Адмирал. Ваш рассказ не изменил мое решение.

Они пожали друг другу руки. Адмирал немного грустно — он вел подобную беседу далеко не первый раз и знал, что все оборачивается совсем не так, как обычно представляют себе молодые добровольцы.

Джонатан покинул школу в тот же день, не повидав никого из своей группы. Школа летчиков располагалась в другой части базы и оказалась совершенно иным миром. Что больше всего радовало Джона, так это сознание выполненного долга — он достиг мечты всей жизни. С ним обращались не как со школьником, а как с равным товарищем. Он стал одним из избранных. В школе обучалось всего двадцать человек, а обслуживающего персонала было полторы тысячи. И скоро стало ясно почему.

В первые недели все обучение заключалось в экзаменах по физической подготовке и тестах. Затем наступила стадия, когда его пытали осциллографами, гипнокамерами и другими всевозможными аппаратами и устройствами. Поначалу Джона мучили ночные кошмары и в течении многих дней он находился в полусонном состоянии, жил в каком-то нереальном мире, но вскоре это кончилось.

Следующим этапом программы было полное разделение сознания на две личности. Обучение продолжалось, однако Джонатан так ничего и не узнал о полетах. Часть программы отводилась на то, как жить в согласии со своим вторым «я». Конечно, Джон ничего не мог о нем знать, но он видел чужую личность-II в действии.

Джекинс был стройным, спокойным юношей, на год младше Джона. Джон видел его во время теста «Контроль за работой двигателей во время ускорения». Зрелище оказалось тяжелым и трудно поддавалось восприятию. В кресле для испытаний Джекинс совсем не походил на того парня, которого знал Джонатан. Джекинс-II, с его холодным, абсолютно бесстрастным лицом и редкими неровными движениями ничем не напоминал Джекинса-I. Он сидел в кресле тренажера, которое бросало из стороны в сторону под самыми неожиданными углами. Джекинс-II должен был управляться с верньерами и переключателями в соответствии с изменениями на табло. Его пальцы двигались очень осторожно, чуть перемещая тоненькие рычажки, в это время кресло неожиданно рванулось вниз, имитируя ускорение три G. Мускулы Джекинса выдержали напряжение. На каждый толчок или перемещение тело Джекинса отвечало соответственно контртолчком. Это было автоматическое балансирование, как у старого моряка на судне в сильнейшую качку.

Когда Джон-II окончательно обосновался в теле, Джон-I сделал для себя несколько неприятных открытий. Однажды, придя в себя после очередного занятия Джона-II, он обнаружил, что лежит в госпитале. На ладони был страшный разрез и два пальца оказались сломаны.

— Ничего, обычный полетный случай, — сказал доктор. — Что-то там сломалось в вашей камере, и ты остался жив за счет этой раны. Схватился и разжал скрепляющие прутья. Конечно, повредил руку. Но бывает и хуже, ты еще хорошо отделался.

Доктор улыбался, протягивая Джонатану кусок металла, и Джон понял почему. Это был полудюймовый стальной кусок крепления, согнутый и оторванный силой пальцев Джона. Джон-I сделал бы это в лучшем случае при помощи кувалды.

Тренировочное время длилось для Джонатана пятьдесят на пятьдесят. Джон-I выучил то, что должен знать космолетчик — кроме контрольной рубки. Он умел выполнять все предполетные и послеполетные работы: проверка состояния корабля, текущее обслуживание приборов, удобства пассажиров.

Джонатан Борк стал пилотом и каждый пассажир вверял ему свою жизнь. Они не знали, что капитан просто выключается, когда входит в контрольную рубку.

Он неоднократно пытался увидеть ее, но безуспешно. Контрольная рубка была оснащена приборами, которые приводили в действие механизм раздвоения личности. Стоило Джону-I сделать шаг за дверь, хотя бы и просто для уборки рубки, он тут же терял память. Джон-II брал верх в его сознании и всегда доминировал в этот момент.

День выпуска стал самым счастливым в его жизни и одновременно разрушил все его мечты. Выпускного класса, как такового не было. Как только кто-либо из курсантов заканчивал изучение программы, его поздравляли с присвоением квалификации на публичной церемонии. Большинство персонала всей базы, около тридцати тысяч человек, построились и Джон промаршировал перед ними в свой красивой черной форме космонавта. Сам Адмирал достал из коробочки платиновые крылья — древнейший символ полета и прикрепил их к форме Джонатана. Это был самый запоминающийся момент.

Потом наступило время попрощаться с семьей, так как корабль — его корабль — был уже готов к полету. Это была вторая часть праздника — новый пилот делал свой первый полет. Короткий прыжок на Луну с грузом продовольствия и домой — но все-таки полет!

Джонатан набрал высоту в реактивной пусковой установке и, обернувшись, помахал рукой провожающим — крошечным точкам на далекой взлетной полосе. И шагнул в контрольную рубку. Следующий шаг он сделал из контрольной рубки уже на другой стороне Луны. Это не было парадоксом времени. Он моргнул — закрыл глаза на Земле, а открыл на Луне. А фактом оставалось то, что он был одет в скафандр, а мускулы его сильно болели — и боль убедила его. Этот полет был самым безопасным в его жизни.

В садах Луны, глядя на переделанный ландшафт, Джонатан задумался о своем прошлом, о мечтах, чувствовал, как они сгорают, оседая сухим пеплом у него на сердце.

Недалеко в доме кто-то рассмеялся, он услышал звяканье посуды, нелепый разговор — и осознал, где сейчас находится.

Его родной дом, вечеринка в его честь. Он вынужден был устраивать их время от времени и примирился с этим. Но одно дело — обманывать себя, другое — быть фальшивым героем в своем родном доме.

Расправив плечи и сдунув несуществующую пылинку с пиджака, Борк пошел назад, в дом.

На следующее утро капитан доложил о прибытии, и прошел сорокавосьмичасовой экзамен — тяжелый, потогонный период перед полетом. Когда его инструктировали и подготавливали к полету, врачи постарались максимально задействовать его скрытые физические потенциальные силы. Предстоящий полет был самым дальним, из всех, что совершались до сих пор и самым важным в его жизни.

— Дальний рейс, — постукивая пальцем по звездной карте, говорил офицер-инструктор. — На Юпитер, точнее на его восьмой спутник, наиболее отдаленный от планеты. Там будет главная база и обсерватория. Астрофизики хотят проводить эксперименты с гравитацией Юпитера. Их двенадцать человек и огромное количество ящиков с дорогостоящим оборудованием — это и есть ваш груз. Ваша главная задача — точнее, вашего двойника — это преодолеть астероидный пояс. Вы не должны слишком удаляться от эклиптической орбиты, иначе можно попасть в метеоритный поток. Мы уже просчитывали этот вариант. При минимальной доле везения вы вполне успешно выполните задание.

Джон пожал руки пассажирам, когда они поднялись на борт, сам проверил все технические процессы, когда одна за другой закрывались анабиозные камеры. Затем, тщательно все перепроверив, он спустился по внутреннему трапу к контрольной рубке и остановился на пороге. Это была та точка, на которой капитан всегда немного медлил. Он вверял себя своему двойнику, открывая дверь рубки. Последний миг свободы, после которого Джон-II брал верх. Борк поколебался секунду, затем толкнул дверь, думая: «Без остановок, Юпитер».

Но следующее, что он почувствовал, обретя сознание — боль.

Борк ничего не видел и не слышал. Тысячи чувств обрушились на него, но все они складывались в боль. Сильнее, резче и гораздо ужаснее, чем он вообще мог себе представить.

Джонатану понадобилось огромное усилие воли, чтобы прищурить глаза и попытаться что-либо увидеть. Прямо перед ним было смотровое стекло, а вдали звезды. Он находился в Космосе, в контрольной рубке корабля. На мгновение капитан забыл боль, глядя на космические звездные дали, раскинувшиеся перед ним. Но тут же боль вернулась, и, страстно желая прекратить ее, он попытался понять что же произошло. Рубка оставалась темной, только множество огней горело на приборной доске. Они мерцали, загорались и гасли, а Джонатан даже не знал, что они означают и что же ему теперь делать.

Затем боль вдруг стала совсем не выносимой. Джон вскрикнул и потерял сознание.

За несколько мгновений, что Джон-I командовал телом, Джон-II смог разобраться в происшедшем, но сумел погасить лишь часть наступившего стресса. Джон-II потерял контроль, у него произошел провал в памяти. Этого не должно повториться! Нервные блоки ликвидировали часть боли, но другая мысль уже занимала его — метеорит! Это, вероятнее всего, встреча с метеоритом.

В открытое отверстие передней переборки со свистом вырывался воздух. Борк видел одинокую звезду в дыре, она была чище и ярче, чем все звезды, виденные им до этого. Эту брешь пробил метеорит, ударивший в стену позади него. Произошел взрыв и в рубке было множество повреждений. Джон оказался весь забрызганный каплями расплавленного металла. К тому же были повреждены электрические цепи на его кресле управления. Дышать становилось все тяжелее, а воздух уходил. И холод…

Скафандр находился в шкафу в десяти футах от него, но ремни, державшие Джона в кресле, не отпускали его — электроника не работала, а механическая пряжка не открывалась. Джонатан боролся с ней, но у него были лишь его руки.

А дышать становилось все тяжелее. Паника охватила Джона, он был бессилен погасить ее.

Джон-II задыхался и глаза его закрылись. Открыл их Джон-I.

Боль была немыслимой и обожгла его мгновенно. Глаза Джона снова закрылись и тело рванулось вперед.

Затем он вдруг застыл и резким толчком раскрыл глаза. Секунду он блуждал взглядом по рубке, затем посмотрел ясно и твердо. Во взгляде было одно — найти причины аварии и устранить их.

Джон-III таился в самых глубинах подсознания под пластами разума, на полуживотном уровне. Эта личность имелась у любого человека или животного, когда-либо существовавшего на Земле. «Уцелеть, — было единственной мыслью. — Уцелеть и спасти корабль».

У Джона-III были проблески сознания и Джона-I и Джона-II, а в случае нужды он мог использовать знания обоих. У него не было собственных желаний и мыслей — кроме боли. Порожденный болью и обреченный. Всем миром для него была боль.

Джон-III был впечатан в кресло привязными ремнями. Реальностью оказалась ситуация, что Джон-II не мог спасти корабль и только крайняя степень опасности, когда уже почти ничего не могло помочь, заставила Джона-III взять решение проблемы на себя.

В действиях Джона-III не было ничего необычного. Понять проблему решить ее. Подсознание говорило: одеть скафандр. Он попытался встать, но не смог. Потянул ремень обоими руками вдоль груди — ремень не разорвался. Открыть пряжку — единственный способ снять ремни и встать с кресла.

Нет инструментов, есть лишь голые руки. Используй их. Он запустил один палец в пряжку и потянул. Палец согнулся, растянулся и сломался. Джон-III не почувствовал ни новой боли, ни волнения. Он заложил второй палец и с усилием дернул. И этот палец сломался, оставшись висеть на куске кожи. Джон заложил третий палец.

Пряжка все-таки сломалась, когда он ввернул в нее большой палец и с силой дернул. Последний палец на повисшей кисти, переломанной и беспалой. С силой выпрямившись, Джон встал из кресла. А правое бедро сломалось, когда он обрывал нижний, поясной ремень. Опираясь на здоровую руку и левую ногу, Джон, извиваясь, дополз до шкафа со скафандром.

Воздух в рубке давно заменил вакуум. Видел все Джон через мерцание кристаллов льда, сформировавшихся на глазных яблоках. Его сердце билось в четыре раза медленнее, доставляя остатки уцелевшего кислорода к умирающим тканям.

Но это не беспокоило его. Единственный путь избавления был закончить начатое дело. О том, что смерть тоже избавление от кошмара, он не знал, и потому это его не волновало.

Осторожно, по всем правилам, надев скафандр, он застегнул его и пустил кислород. Защелкнув последнюю пряжку, Джон-III со вздохом облегчения закрыл глаза.

Джон-II открыл глаза и почувствовал боль. Он мог заглушить ее теперь, потому что четко знал — он обязан выбраться из этого хаоса и спасти корабль. Из-за аварии прекратилась подача кислорода, и давление постоянно падало, но в резервуарах еще был воздух. Корабль мог долететь на ручном управлении. Все, что он сделал — начал исправлять положение. Когда давление достигло нормы, капитан снял скафандр и дал себе передышку. Он был слегка удивлен, увидев свою правую руку. В его памяти не было отпечатано происшедшее. К тому же Джон-II не мог задумываться на таким вопросом. Он торопливо переоделся и вернулся к ремонту рубки. Теперь этот полет должен закончиться удачно — после всего, что случилось.

Джон не знал о Джоне-III. Это был таинственный хранитель безопасности — дремлющий и всегда ждущий. Джон-I думал, что это Джон-II устранил повреждение. А Джон-II просто не в состоянии был решать подобные проблемы — он не думал о них. Ведь все, что он мог — это управлять кораблем.

Джон медленно выздоравливал в госпитале на Юпитере. Он был потрясен, узнав сколько получил травм и переломов — и все-таки выжил. Только боль терзала его еще долгое время, но он не придавал этому большого значения. Ведь боль — не слишком высокая цена за жизнь.

Теперь Джонатан Борк не лгал. Он был пилотом, пусть всего две секунды.

Он видел звезды в Космосе.