"Европейское воспитание" - читать интересную книгу автора (Гари Ромен)20Иногда Черв посылал Янека в Вильно к старому сапожнику, работавшему в одном из полуподвалов Завальны. Это был высокий, угрюмый человек с длинными усами средневекового — Скажешь ему, что у меня все нормально, — говорил Черв. Когда Янек спускался в полуподвал, сапожник бросал на него быстрый взгляд и вновь принимался за работу. Вначале такой прием смущал Янека, но потом он привык. Он заходил в мастерскую, снимал фуражку и говорил: — У него все нормально. Сапожник ничего не отвечал, и Янек уходил. В конце концов он все же спросил Черва: — Кто он? — Мой отец. Возвращаясь после одного из этих странных визитов, Янек проходил мимо Погулянки. Перед домом, где когда-то жила панна Ядвига, он остановился. Взглянул на ворота и, не задумываясь, вошел, пересек двор и поднялся на второй этаж… Ему стало страшно. Сердце бешено билось. Ему захотелось убежать. За дверью играли на рояле. Янек узнал мелодию. Это был Шопен: та самая пьеса, которую ему так часто играла панна Ядвига… Он успокоился и долго слушал, спрятавшись в темноте, но, как только музыка умолкла, к нему вернулся страх, и он убежал. В лесу он никому об этом не сказал, но у него было тревожно на душе. — Что случилось? — спросила Зося. — Ничего. На другой день он снова пришел в Вильно точно в такое же время. Он слушал… Это был не Шопен, а какая-то другая, очень красивая мелодия… Он уже не боялся. С тех пор всякий раз, навещая старого сапожника, на обратном пути он проходил через Погулянку и на темной лестнице слушал невидимого музыканта. — Он так хорошо играет, — часто рассказывал он Зосе, вздыхая. — Я так люблю музыку… — Больше, чем меня? Он целовал ее. — Нет. На следующее утро Зося куда-то исчезла и вернулась только к вечеру с сияющим лицом. — У меня подарок для тебя. — Какой? — Тебе понравится. Она засмеялась. — Закрой глаза. Он повиновался. Вначале он услышал скрип и ужасный треск, а потом хриплый, вульгарный голос завыл: Треск непрерывно сменялся скрипом и воем. — Музыка! — с гордостью сказала Зося. — Для тебя! Он раскрыл глаза. Она улыбалась, радуясь тому, что доставила ему удовольствие. — Янкель нашел ее у одного еврея в лесу… Янеку хотелось наброситься на фонограф и разбить пластинку… Но он сдержался. Не хотел огорчать Зосю. Он молча терпел. — Красиво, правда? Она снова завела фонограф. Он осторожно остановил аппарат. Потом взял револьвер и засунул его под гимнастерку. Он сказал: — Идем. Она встала. Ни о чем не спрашивая, она пошла за ним. Они вышли из землянки. На лес опустились сумерки, воздух был неподвижным и ледяным, снег хрустел под ногами. Они не разговаривали. Только один раз она спросила: — Мы идем в Вильно? — Да. Они добрались до города ночью. Улицы были пустынны. Янек пересек двор, поднялся по лестнице… Зося шла за ним. Она держала его за руку, крепко сжимая ее… — Слушай. Из-за двери слышались звуки рояля. Янек вынул из кармана револьвер. Зося сказала только: — Это опасно. Он постучал в дверь. Музыка умолкла. Зашаркали старые туфли, в замке повернулся ключ, и дверь отворилась. Человек держал в руке лампу с желтым абажуром. Янек одну секунду смотрел на рисовые поля, пагоды и черных птиц… Затем перевел ненавидящий взгляд на лицо человека. Пожилой седеющий мужчина. У него был длинный, красный нос с прицепленными к нему никелевыми очками, грозившими вот-вот упасть. Он смотрел на Янека поверх очков, слегка склонив голову набок. На нем был старый выцветший халат зеленого цвета, на шее — толстое кашне. Похоже, он был простужен. Он говорил по-польски с сильным акцентом: — Что вы… Его взгляд остановился на револьвере. Он поднял руку и поправил очки на носу. Ни испуга, ни удивления. Он широко раскрыл дверь и сказал: — Входите. Зося закрыла за собой дверь. Старик чихнул и шумно высморкался. Вздохнул и сказал: — Бедные дети! Янек крепко сжимал револьвер в руке. Он не боялся. Он знал, что старик его не разжалобит. Он вспоминал панну Ядвигу… Его не разжалобить. — Деньги у меня в куртке. Ты пришел вовремя, сынок. Я только что получил свое капитанское жалованье. — Он засмеялся. — Оно твое. Янек посмотрел на пагоды, рисовые поля и птиц на желтом абажуре… У него сжалось сердце. — Я никому не скажу, — дружески произнес старик. — Я не хочу, чтобы тебя расстреляли, сынок. Они и так многих расстреливают. Он вынул бумажник из кармана куртки и протянул его. Янек не взял. Человек остолбенел. — Может, ты голоден? На кухне есть… — Я не голоден. Человек побледнел, как полотно. Он сказал хрипловатым голосом: — Понимаю. Ты жил здесь раньше? Понимаю. Но я тут ни при чем. Мне дали эту квартиру, я ничего не требовал. Конечно, я доволен, из-за рояля. Но я не выгонял отсюда твоих родителей, сынок. Лампа дрожала у него в руке. Пагоды, птицы и рисовые поля блуждали по стенам огромными тенями. — Может быть, их убили? Я не знал. Я бы не взял эту квартиру… — Играйте! — приказал Янек. Человек не понял. — Идите к роялю и играйте! Человек поставил лампу на рояль и сел. Руки у него дрожали. — Что же мне сыграть? У меня здесь есть Шуберт… — Играйте. Человек заиграл. Но его руки слишком сильно дрожали. — Играйте лучше! — закричал Янек. — Опусти револьвер, сынок. Не очень-то приятно чувствовать его у себя за спиной. Он принялся играть. Он играл хорошо. «Да, — с грустью подумал Янек, — он умеет играть». Он взял Зосю за руку. — Слушай. Вот это музыка. Зося прижалась к нему. — Теперь Шопена, — сказал Янек. …Когда он вернулся на землю, то увидел, что человек стоит возле рояля и смотрит на него. — Я мог бы разоружить тебя, сынок. Ты забылся. Янек нахмурил брови. — Уходи, — сказал он Зосе. — А ты? — Я останусь здесь, чтобы он не позвал… — Я никого не позову, — сказал человек. — Иди. Не бойся. Встретимся в лесу. Она повиновалась. — Хочешь, чтобы я тебе еще поиграл? — спросил немец. — Да. Старик сыграл Моцарта. Он играл около часа, по памяти. Закончив, спросил: — Ты очень любишь музыку? — Да. — Ты можешь приходить сюда часто. Тебе нечего бояться. Я буду счастлив играть для тебя, сынок. Хочешь поужинать со мной? — Нет. — Как хочешь. Меня зовут Шредер, Аугустус Шредер. В мирное время я делал музыкальные игрушки. — Он вздохнул. — Я очень люблю свои музыкальные игрушки. Больше, чем людей. А еще я очень люблю детей. Я не люблю войну. Но мой сын, которому столько же лет, сколько тебе, очень любит войну… — Он пожал плечами. — Мне нужно было уехать или потерять своего ребенка. Но я служу интендантом, и у меня даже нет винтовки. Мы могли бы подружиться, сынок. — Нет, — сказал Янек. Он запнулся. — Но я еще вернусь. — Я с радостью поиграю для тебя. Янек ушел. Зося ждала его в землянке. — Я так боялась за тебя! — Ну как? — спросил Янек. — Красиво, правда? Она опустила голову с виноватым видом. Внезапно она расплакалась. — Зося! Она громко рыдала, как побитый ребенок. — Зося! — взмолился он. — Зосенька… Что с тобой? — Некрасиво, — рыдала она. — Совсем, совсем некрасиво! — Зося… Он обнял ее. Прижал к груди. — Ты больше не любишь меня! — Нет, я люблю тебя, люблю… Не плачь, Зосенька! — Ты любишь свою музыку больше, чем меня… Господи! Как я несчастна! Он не знал, что ответить. Он прижимал ее к себе. Он гладил ей волосы. И повторял: — Зося, Зосенька. |
||
|