"Вторжение" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)Глава 10В десантном арсенале Литвин провёл часа четыре. Тут хранилось вооружение для наземных операций и схваток в открытом космосе, вакуумные и боевые скафандры, ракетные движки и пищевые рационы, компактные энергоносители и пропасть всяких других приспособлений, от режущих нитей до самого мощного ручного оружия, метателей плазмы МП-36. Но стойки с лучемётами и игломётами, лазерами и остальным имуществом были похожи на решето, и собрать что-нибудь по-настоящему смертоносное, используя уцелевшие детали, никак не получалось. Наконец, чертыхнувшись, Литвин выбрал и пристегнул к запястью пуговицу-диск, настолько маленькую, что свомы её пощадили. В диске, скрученный тугой спиралью, таился мономолекулярный хлыст, страшное оружие, если уметь им пользоваться, однако пригодное лишь в ближнем бою, на расстоянии полуметра. Затем он подступился к скафандрам. Вакуумные оказались безнадёжными, но боевые, хоть потерявшие герметичность, вполне годились — их экзоскелет из пластика был не таким уязвимым, как лучевое оружие и игломёты. Кроме того, их можно было разбирать и собирать практически без инструментов, заменяя пострадавшие шарниры в сочленениях, чем Литвин и занялся с маниакальным упорством. Хитрая головоломка! Но шаг за шагом из шестнадцати дефектных скафов ему удалось собрать один рабочий, хотя за скелетную планку левой голени и левое колено он бы ручаться не стал. Нудное занятие не оставляло времени для размышлений, и это было хорошо. В сущности, Литвин уже вычеркнул себя из личного состава флота и вообще из списков живых; он больше не являлся самодостаточной ценностью как всякий человек, а был лишь хранителем уникальных сведений, необходимых людям. Всё, что он узнал и что ещё узнает, полагалось сберечь и передать, как эстафетную палочку в долгом забеге, и только после этого расстаться с жизнью. Он сидел в тесном отсеке арсенала, перебирал глухо шелестевшие скафандры, раскручивал и скручивал, и постепенно память о Смоленске, о Земле и других мирах, где довелось побывать, исчезала, таяла вместе с лицами товарищей и близких, будто что-то далёкое и совсем неважное в данный момент. Разумеется, это было не так, но предаваться воспоминаниям не стоило — они причиняли боль и отвлекали от работы. Целые батареи к скафандру пришлось разыскивать в лучемётах, ракетных ранцах и остальном снаряжении. Набралось шесть; каждой хватало на восемь часов в боевом режиме или на двое суток в рабочем. Литвин вставил их в гнёзда на поясе, закрепил у бёдер контейнеры с пайком и дыхательной смесью, полюбовался скафом, пересчитал дыры в наплечниках и рукавах и решил, что ничего, сойдёт. Теперь разжиться бы информацией да выручить Макнил… Внезапно усталость навалилась на него, шкафы и стойки арсенала с бесполезным оружием поплыли перед глазами, и даже яркий шарик света, висевший под потолком, будто бы померк. Литвин тяжело поднялся, прихватил скафандр и зашагал в свою каюту. Выдвинул койку, лёг, посмотрел направо, где было место Коркорана, вздохнул и отвернулся к стене. Нервное напряжение не отпускало его, не хотелось ни есть, ни пить, а только спать. Но сон не шёл. — Корабль! «Слушаю». Губы едва шевелились, но он вспомнил, что говорить совсем необязательно. Однако думать тоже было нелегко. «Меня ищут?» «Ещё нет. Переводчик тхо придёт в отсек примерно через час». «Кто придёт? Йо?» «Нет. У неё наступает туахха». Он послал безмолвный вопрос. «Туахха — время повышенной эмоциональной активности, связанной с выделением половых гормонов, — пояснил Корабль. — Элемент жизненного цикла, приходящий каждые тридцать-сорок дней. Раньше в такие периоды бино фаата вступали в физический контакт с целью размножения». «Раньше?..» «В эпохи Первой и Второй Фазы и обоих Затмений». Ему вспомнились слова Йо: «Запах… Запах означает, что я близка к периоду туахха». Похоже на выделение каких-то феромонов… Литвин закрыл глаза. Так беседовать было легче. «Как они размножаются теперь?» «Искусственное осеменение. Физический контакт считается дикостью. Существует вид частично разумных самок, производящих потомство под строгим генетическим контролем». «Кса?» — спросил Литвин, представив гигантский зал со множеством спящих женщин. «Кса», — пришла мысль-подтверждение. — Жалко сестричек по разуму, да и братишек тоже. Столько потеряли… — пробормотал Литвин. — Родригеса бы к ним… — Тут ему вспомнилось, что Родригес мёртв, и он замолк. Потом спросил, но уже не вслух, а мысленно: — «Что такое эти Фазы и Затмения? Что-то связанное с этапами прогресса и регресса?» «Да. Первая Фаза, семьдесят веков древней письменной истории, закончилась глобальной катастрофой, когда были исчерпаны планетарные ресурсы. За три столетия Затмения упала численность разумных. Потом, в период Второй Фазы, её поддерживали на низком уровне искусственно, хотя сырьевая проблема была решена — появились транспорт на гравитационной тяге и возможность завозить сырьё с других планет. Однако была допущена ошибка — обеднён генетический фонд, что снова привело к Затмению. Очень быстро, за половину тысячелетия в земных мерах. Рождалось слишком мало лидеров и лиц, способных к творческой работе. Прогресс остановился». Литвин сел, вытащил из ранца с пайком термос, сделал несколько глотков. Снова лёг. «Дальше». «Через несколько столетий вернулись экипажи первых межзвёздных кораблей. Очень больших, но несовершенных — они двигались в физическом пространстве и были подвержены временному парадоксу. У вас его называют…» «…парадоксом Эйнштейна. Течение времени замедляется при скоростях, близких к скорости света». «Да. Те, кто вернулся, принесли новый генетический материал и сведения о звёздных системах, подходящих для колонизации. Но существа на материнской планете были уже неспособны к этому. Вернувшиеся, имея преимущество в технологии, начали принудительную селекцию и вывели первые породы тхо. Вскоре у одной из звёзд был найден прототип и сконструирован дисторсионный двигатель. Это позволило…» «Погоди, — подумал Литвин. — Что за прототип?» Пауза, словно Корабль размышлял над вопросом. Затем: «Прототип создания, с которым ты общаешься. Квазиразум. Симбионт. Новый фактор, положивший начало Третьей Фазе. Это позволило заселить обширное пространство в соседней ветви галактической спирали». Литвин вздрогнул — под сомкнутыми веками вспышкой пламени во тьме возникла Галактика. Такого не видел ещё никто и никогда, ни один из живущих людей — звёздный остров был показан сверху, со стороны полюса и древних шаровых скоплений, приподнятых над плоскостью спирали. Ясно просматривались её витки: ближний к центру рукав Стрельца, затем рукав Ориона с золотистой точкой, обозначавшей Солнце, и, отделённый от него щелью в четыре тысячи парсек, рукав Персея. Там тоже мерцали звёзды, но не золотым, а ослепительно-белым светом, и три таких же огонька Литвин различил на самом краю ветви Ориона. Казалось, они находятся почти что рядом с Солнцем, но это было иллюзией, связанной с гигантскими масштабами Галактики. Видимо, от Солнца их отделяло двести-триста светолет. «Белое — сектор бино фаата, — сообщил Корабль. — Их экспансия стремительна, и область, подвластная им, постоянно растёт. Они уже в среднем рукаве. Три точки на его границе — Новые Миры, заселённые недавно, сотню лет назад. Фаата опасаются…» Беззвучный голос смолк, и Литвин внезапно ощутил уверенность, что Корабль ищет нужные слова. Такие, что были бы ему понятны. Он не торопил огромное существо; лежал с закрытыми глазами и любовался грозной красотой Вселенной. «Они опасаются Затмения. Такого Затмения, когда восстановить потенциал их расы не удастся. Ни её численность, ни интеллект, ни технологию… Они боятся исчезнуть во тьме, как даскины, и этот страх ведёт их всё дальше и дальше. Они считают, что интенсивная экспансия снижает вероятность любых катастроф. Особенно теперь, когда они встретились с другими». «С нами?» — спросил Литвин. Усталость брала своё, и он медленно погружался в дрёму. «Нет. Вы ещё слишком слабы. Вы пока не представляете угрозы. В отличие от кайтов, лльяно, сильмарри, шада». Спираль Галактики вдруг вспыхнула яркими красками. Повсюду кроме области ядра зажглись разноцветные пятнышки, похожие на осьминогов или причудливых медуз с ярко окрашенными куполами; их цвет постепенно бледнел и истончался к изрезанным краям и щупальцам, разбросанным вроде бы в хаотическом беспорядке. Алые, багровые, жёлтые, фиолетовые звёзды сияли на фоне бархатной тьмы, разделявшей их и прятавшей другие светила, чуть заметные искорки в океане мрака. Затем галактический диск дрогнул, начал поворачиваться, демонстрируя ребро и нижнюю часть, тоже заполненную пятнами-медузами, искрившимися, как гроздья рубинов, топазов, аметистов, изумрудов в сказочной пещере. Они были повсюду: пронзали или огибали тёмные туманности, захватывали сферические ассоциации звёзд, тянулись к Магеллановым Облакам, разбрасывали тонкие щупальца на сотни и сотни светолет. «Зоны влияния различных рас, — пояснил Корабль. — Карта времён даскинов, ей миллионы лет, и многие цивилизации с тех пор угасли. Но более всеобъемлющих данных в масштабе Галактики не существует». — Как их много… как много… — прошептал заворожённый Литвин. — Живая Галактика… а мы ничего, ничего не знали… я должен… должен рассказать… Сон сморил его, и он уже не мог разобраться, где реальность, а где фантастические видения. Ему казалось, что он с кем-то беседует или спорит, и этот неведомый кто-то старается его предупредить, что мир огромен и совсем небезопасен, что обитатели звёзд не так уж расположены к земному человечеству и что не всякий из них признает полностью разумными ничтожных тварей, что мельтешат в окрестностях Солнца. В этом заключалась трагическая дилемма, которую Литвин великолепно понимал, но лишь во сне. С одной стороны, Галактика, полная жизни, населённая сотнями рас, способных одним щелчком прихлопнуть Землю, — и, как альтернатива этому, сонмы планет у мириадов звёзд, не породивших ничего живого, мёртвая пустота, вечное одиночество разума… Какой из этих вариантов предпочтительнее? Мир разумных чудищ или Вселенная, где, кроме людей, нет никого? «Я бы всё же выбрал чудищ, — произнёс Литвин во сне. — Как-никак разумные — может, и договоримся… А если в Галактике не с кем словом перемолвиться, это совсем уж погано. Скука, тоска!» Его незримый оппонент выдавил усмешку, бесплотную, как у Чеширского кота. «Выбор сделан. Ну, посмотрим, что вас ждёт!» Знакомая картина открылась перед ним: ряды прозрачных ячеек, полных синеватой жидкости, анатомический театр органов и рассечённых тел, рук и ног, безголовых туловищ, костей, очищенных от плоти, глаз, подвешенных на тонких нитях нервов… Во сне всё это было ещё ужаснее, так как на каждой ячейке имелась надпись, что кому принадлежит: левая ступня капитана Кессиди, сердце инженера Бондаренко, глаз энсина Сабо, тонкие женские пальцы лейтенанта Ильзы Трир, второго навигатора. Потом — её голова: бескровные губы, череп, лишённый волос, пустые глазницы, кожа, отсвечивающая синевой в растворе-консерванте. «Твой выбор! — сообщил невидимый собеседник. — Всё ещё хочешь договориться с ними? Так погляди на это!» Макнил. Она висела в той огромной полости, где спали кса, женщины пришельцев, и на первый взгляд казалось, что Эби в том же безмятежном забытьи, что и её соседки. Литвин, однако, понимал, что с ней случилось что-то страшное, нечто такое, что, быть может, хуже смерти. Он всматривался в её лицо, оглядывал гибкую тонкую фигурку, но никаких перемен не замечал. Впрочем, оба они находились во сне, и сон Литвина мог оказаться обманом: не Эби Макнил была перед ним, а только мираж, воспоминание о ней. Внезапно, просочившись сквозь сонную одурь, его охватило ощущение тревоги. Он заворочался, потом открыл глаза и посмотрел на таймер, мерцавший на запястье. Семь шестнадцать… утро по времени «Жаворонка»… Он спал больше трёх часов и, несмотря на кошмары, чувствовал себя отдохнувшим. Но что-то было не в порядке. Возможно, это ощущение пришло из снов? Из последнего сна, в котором привиделась Эби? Он ощупал кафф, присосавшийся к виску, затем потянулся к скафандру, нашарил в пищевом контейнере тонизирующие таблетки, проглотил две, посидел, расслабившись и глядя на световой шарик у потолка. Память о кошмарных снах покинула его, но не забылось видение живой Галактики. Сколько же в ней космических рас! Сколько чудесного предстоит увидеть! И сколько опасностей и благ это сулит человечеству… Поистине кончилась одна эпоха и началась другая! Он попытался сосредоточиться на этой мысли, но беспокойство не проходило. «Корабль! Ты меня разбудил?» «Да». «Что случилось?» «К этой полости двигаются олки. С ними пхот». Литвин рывком поднялся и стал натягивать скафандр. «Ты сообщил им, где меня искать? Ты, гниль болотная?» «Нет. Эта информация под запретом. Команда выполняется, и противоречащих ей не поступило». «Как же меня нашли?» «По тепловому излучению. Один из Связки запросил термическую карту и просмотрел её». Застегнув пояс, Литвин присел, потом поворочал руками, стиснул и разжал пальцы. В сочленениях вроде бы нигде не скрипело и не трещало. «Что такое Связка? И что такое пхот?» «Связка — симбионты, руководящие экспедицией. Пхот — животное. — Сделав паузу, Корабль пояснил: — Зверь-убийца». «Здоровая тварюга? — поинтересовался Литвин, закрепив крохотный диск с хлыстом на тыльной стороне перчатки. Ответа не было, и он переспросил: — Зверь опасный?» «Да. Его посылают, когда необходимо убивать». — Кажется, Айве уже не нужны мои услуги, — буркнул Литвин и ринулся к ближайшей дыре в корабельной обшивке. — Сколько троллей сюда отправили? То есть сколько олков? «Четверо движутся по главной магистрали, четверо — по вспомогательной. С ними пхот». Вспыхнула схема, и Литвин уяснил, что главная магистраль — та, по которой он сюда добрался. Вторая линия выходила к другому концу трюма; несомненно, его собирались взять в клещи с двух сторон. Элементарная тактика, как раз для ограниченно разумных. Протиснувшись в отверстие, он спрыгнул на пол и устремился к транспортной нише. Пластиковая броня скафандра привычно обтягивала спину и грудь и тихо шелестела, когда он касался перчаткой пояса или бедра. Световой шарик, посланец Корабля, летел за Литвиным, и его фигура отбрасывала длинную угловатую тень: вытянутый прямоугольник кирасы, подпиравшей широкие наплечники, а над ними — голова, упрятанная в шлем. Бежал он быстро и бесшумно, и тень плясала и корчилась у его ног. «Корабль! Олки видят в темноте?» «Плохо. Спектр и острота зрения у бино фаата примерно такие же, как у земных людей». «Тогда убери свет», — распорядился Литвин и произнёс вслух: — Очки! Тьма на миг ослепила его, потом выдвинулась пластинка инфракрасного визора, и он разглядел свои руки и тело, озарённые алым мерцанием. Больше ничего; в этом замкнутом пространстве стены, воздух и руины «Жаворонка» были нагреты до одинаковой температуры и виделись как равномерный розовый фон. Но он знал, что стоит у самого проёма ниши и что враги появятся через мгновение. В глубине, за прозрачной мембраной, мелькнул неяркий отблеск, возникли контуры транспортной кабинки, а в ней — четыре массивных силуэта. Литвин коснулся подбородком клавиши, переключив скафандр в боевой режим, затем отставил левую руку и стиснул пальцы. Повинуясь этому движению, из диска с тихим шорохом выстрелила нить. С хлыстом полагалось обращаться осторожно, не задевая собственных конечностей: кости и плоть он резал не хуже лазерного луча, и даже скафандр не был от него защитой. Первый олк прошёл сквозь мембрану, остановился и хрипло, отрывисто рявкнул — то ли «сас», то ли «ас». В руках у него была небольшая коробка — наверняка оружие, решил Литвин. Стремительно прыгнув вперёд, он взмахнул хлыстом, и незримая нить прошла между плечом и шеей, разрезав тело и доспехи до самого бедра. Олк покачнулся и безмолвно рухнул. Трое остальных со свистящим шипением — «асс-ии!.. с ас-ии!..» — выскочили из транспортной капсулы, и свет в ней тотчас погас. Прикончить их полагалось без промедления — в дальнем конце трюма слышались шум, возня и вопли, и значит, второй отряд был уже здесь. «Трюм — километровой длины, — мелькнула мысль, — человек прибежит за три минуты, а зверь? Как минимум вдвое быстрее…» Тролли вскинули оружие, Литвин бросился на пол, и воздух над его головой загудел. Атакующие не знали, где противник, стреляли в пустоту, но он отлично видел их крупные фигуры. Странно, но они продолжали кричать, выговаривая одно и то же слово: «асс» или «сас». До сих пор Литвину казалось, что олки молчаливы — может быть, вообще не способны общаться звуками. Видимо, это было не так. Он вытянул левую руку, покатился по полу, хлестнул крайнего стража по ногам и, вскочив, добил ударом в висок. Бронированная перчатка раздробила череп, словно кувалда; усилие в боевом режиме было не меньше трёхсот килограммов. Спина другого тролля маячила перед Литвиным, и, вспомнив про уязвимую точку, он снова ударил — в нервный узел, прикрытый доспехом. Хрустнули позвонки, страж захрипел, стал оседать на пол, и тут последний противник навалился на Литвина. Оружия при нём не оказалось — то ли выронил, то ли намеренно бросил, опасаясь задеть товарища, — и кулаков он в ход не пускал, а пытался сломать предплечья и рёбра. Так бы и случилось, не будь на Литвине брони. Шевельнув пальцем, он убрал режущую нить, опасаясь, что неосторожным движением заденет собственное бедро или колено. Напор олка стал чудовищным; вероятно, его браслеты-усилители были не менее эффективны, чем экзоскелет боевого скафандра. Он давил и давил, вжимая в рёбра локти Литвина, стискивая грудь, и его широкоскулое лицо маячило прямо у пластины визора. Пожалуй, он мог разбить драгоценный прибор ударом головы, если бы понял его назначение и разглядел, что противник в защитном шлеме. Но рисковать таким исходом не было нужды, как и устраивать долгий поединок. Не пытаясь разорвать захват, Литвин резко повернулся, и острый край наплечника перерезал олку горло. Они свалились, как стояли — мёртвый страж, не разомкнувший хватки, и залитый кровью чужака Литвин. Олк лежал сверху; благодаря сопротивлению скафандра тело его казалось лёгким, хотя при восьми десятых «же» он весил, должно быть, больше центнера. Упираясь ладонями в скользкую от крови кирасу, Литвин начал приподнимать труп, как вдруг на них, на мёртвого и на живого, что-то обрушилось — гибкое, быстрое, тяжёлое. Когти сомкнулись на ноге Литвина, сминая коленный щиток, жуткая пасть, багрово-красная в пластине визора, нависла над ним, изогнулась длинная драконья шея, лязгнули клыки… Мертвец, однако, защитил его на долю мгновения — вполне достаточно, чтобы стиснуть кулак и выбросить нить. Он не смог как следует размахнуться, однако мономолекулярный хлыст не требовал больших усилий. Нить распорола шкуру твари под самой челюстью, но, вероятно, не дошла до горла — пхот отпрянул с пронзительным визгом, прыгнул в сторону и стал кататься по полу. Литвин поднялся, потратил секунду, разглядывая зверя, то свивавшегося клубком, то бившего воздух когтистой лапой, и решил, что движения чудища слишком стремительны и приближаться просто так опасно. Он поднял труп, швырнул его пхоту, и когда тот вцепился в олка, придвинулся ближе и снёс хищнику голову. Шея у пхота была длинной, челюсти — как у аллигатора, но мех и яркое свечение в визоре доказывали, что это теплокровная тварь. Отступив к остывавшему телу первого сражённого врага, Литвин пошарил вокруг и наткнулся на его оружие. Коробка не излучала тепла, и разглядеть её он не мог, только нащупал рукоять и спусковую клавишу с одной стороны и круглое отверстие диаметром в сантиметр — с другой. Ещё имелся рычажок, выдвинутый до упора, — пальцы коснулись гладкой головки и прорези, в которой он, вероятно, перемещался. «Корабль! Что это?» «Парализатор. Блокирует сигналы, поступающие от нейронов мозга в центральную нервную систему. Может вызвать обморок или убить». «На каком расстоянии?» «До сорока-пятидесяти метров». «Лучевое оружие эффективнее». «Разумеется. Но парализатор безопаснее. Кроме симбионтов, нельзя ничего повредить». «Безопаснее для тебя? — спросил Литвин и, дождавшись подтверждения, поинтересовался: — Я могу им воспользоваться?» «Нет. Это персональное оружие». «Настроено на владельца?» «Да». «Ну, дьявол с ним! Обойдусь». — Литвин опустил коробку на грудь убитого и с осторожностью двинулся вперёд. Не совсем бесшумно — погнутый край щитка на колене тёрся о шарнир и слегка поскрипывал. В визоре, медленно приближаясь, подрагивали четыре алые точки — стражи, ещё оставшиеся в живых. Пару секунд он раздумывал, не сесть ли в транспортную кабинку и не убраться ли из трюма, потом решил, что всякая работа должна быть доделана до конца. Точки тем временем выросли в крохотные фигурки и разделились: две шагали ему навстречу, две вообще исчезли — видимо, скрылись за корпусом «Жаворонка». Звук в огромном трюме разносился далеко — визг умирающего пхота, шум схватки, крики олков… Что могли подумать эти четверо? Что беглец растерзан зверем? Что с ним покончили парализаторы соратников? Что он валяется у транспортного порта с переломленным хребтом? Или они вообще не думали, не изменяли планов и не пытались согласовать их с ситуацией? Теряясь в догадках, Литвин спросил: «Они знают о гибели первой группы?» «Вряд ли. Их способности к ментальной связи ограниченны». «А слух? Они ведь слышали шум драки?» «Они не размышляют, а действуют. Выполняют приказ». «Вот как! Значит, они плохие солдаты. Солдат обязан думать». «Они не солдаты. Стража, охрана, каратели… Не очень умные, но чуткие и бдительные». Стоило бы расспросить об этом подробнее, но тут новая идея озарила Литвина. «Этот приказ… Ты можешь его аннулировать? Как с теми олками, которых ты послал на отдых?» «Невозможно. Другая ситуация. Они имеют цель, и только Столп Порядка может её изменить». Не получилось… Жаль! Вытянув руку с полуметровой нитью хлыста, Литвин направился к алым силуэтам. Слева от него мёртвой громадой лежал «Жаворонок», растворившийся в розовом мареве, но ощущаемый столь же ясно, как если бы он его видел. Бессознательный инстинкт пилота, привыкшего помнить направление и расстояние, подсказывал, что до ближайшей пробоины в корпусе шагов десять-двенадцать, может быть, пятнадцать. Ниже отверстия броневые плиты разошлись, и, вспомнив об этом, Литвин повернул к кораблю. Коленный щиток мерно поскрипывал. Его движения ускорились, когда в темноте раздался резкий возглас. Нащупав щель между пластинами, он нырнул в неё и прижался к прохладному гладкому металлу. Снова окрик, и через мгновение — уже знакомый гул: то ли потревоженный воздух гудит, то ли включённый парализатор. «Бдительные, черти! И чуткие!» — подумал Литвин, вспомнив предупреждение Корабля. Двое, обходившие крейсер с другой стороны, вновь появились на пластинке визора. В трюме зазвучали голоса олков, отрывистые и хриплые; ориентируясь по звуку, они собрались вместе, потом вытянулись шеренгой и зашагали к транспортной нише. Воздух снова дрогнул от гула. Теперь он был гораздо сильнее — похоже, работали все четыре парализатора. Олки двигались неторопливо, заливая пространство перед собой смертельным излучением. Литвин, застывший в своей щели, пропустил их метров на десять — два прыжка в боевом режиме. Мышцы его напряглись, и скаф, воспринявший усилие, послушно швырнул тело вверх и вперёд. Скачок, затем другой… Он приземлился сзади олка в середине цепочки, чиркнул нитью поперёк спины и тут же ринулся назад, к спасительному борту «Жаворонка». Он успел покинуть опасную зону, хотя реакция врагов была стремительной — три стража, не опуская оружия, повернулись, и гудение парализаторов тотчас смолкло. Затем послышались другие звуки — судорожный хрип, быстро сменившийся грохотом падавших тел. Переждав недолгое время, Литвин приблизился к телам и убедился, что все мертвы. Убитый им истёк кровью, остальные, как следовало ожидать, погибли от асфиксии, когда исчез дыхательный рефлекс. Их лица в визоре были ужасны — сине-багровые, с глазами, вылезшими из орбит, с раскрытыми ртами, в которых торчали прикушенные языки. — Ну что ж, ребята, — сказал Литвин, выпрямляясь, — бились мы на равных. Всё по-честному: у вас свои доспехи, у меня — свои. — Он прикоснулся к наплечнику скафандра. — Так что не обессудьте. Дел у меня прорва, и отдыхать тут с высунутым языком я не собирался. Вернувшись к крейсеру, он снял скафандр с боевого режима, стащил перчатки, положил ладони на броневую плиту и замер, прощаясь, на пару минут. Затем направился к нише и транспортной капсуле. Влез в неё, сел на пол, и тут же вспыхнул свет. «Корабль!» «Слушаю». «Олки что-то кричали. Что?» «Пытались позвать стражей из первой группы. Потом…» «Нет, — перебил Литвин, — это уже было после. В тот миг, когда они покинули кабину, я расслышал какое-то слово… сас… асс…» «С’асси. Свет. Команда включить свет была отдана ментально, но не исполнена. Тогда её повторили голосом». «И ты её снова не исполнил. Приоритетность моего приказа выше?» «В этом случае — да». Брови Литвина сдвинулись, лоб пошёл морщинами. Несомненно, он имел какую-то власть над этим чудовищным существом, над квазиразумным монстром, но какую? Откуда? И где её пределы? Теперь ему казалось, что выяснить их важнее, чем биться с олками. Пожалуй, ещё важнее, чем получить информацию о галактических расах, что пребывали среди звёзд, далеко от Земли и Солнца. Даже важнее спасения Макнил, которое, по правде говоря, являлось делом сложным и сомнительным. В сущности, он затеял войну с неведомой и грозной силой, с врагом, имевшим преимущество по всем статьям и окопавшимся на укреплённых позициях. В этой кампании он мог рассчитывать лишь на своё упрямство, ловкость и не совсем исправный скаф. Ещё — на союзника, чья преданность была под большим вопросом. «Корабль! Ты выполнишь любую мою команду?» «Любую разумную», — прошелестел бесплотный голос. «Твоя самоликвидация входит в их число? Или изменение курса?» «Нет». Кратко, ясно, безапелляционно. Эта штука не желала умирать, чем бы ни объяснялось такое решение — заложенной извне программой или природным инстинктом. Маршрут тоже был вне компетенции Литвина, как, вероятно, и истребление экипажа. Вернее, истребить он мог кого угодно, но только своею собственной рукой. В этом таилась загадка. Он подумал, что Корабль то подыгрывает той и другой стороне, то придерживает за штаны, руководствуясь какими-то странными правилами, не имевшими отношения к логике — по крайней мере, к логике земных людей. Привести его к покорности? Как? Может быть, страхом? Страх — универсальное средство для тех, кто не хочет умирать… «Скажи, бино фаата атакуют Землю?» «Не исключается». «Но разве это разумно? Ты и твои симбионты против целой планеты?» «На их стороне превосходство в технологии». «Зато на нашей — ресурсы. Мир с огромным населением, чёртова уйма всякого оружия, армии, военные базы, космические корабли… Десятки боевых крейсеров, более мощных, чем „Жаворонок“. — Литвин сел поудобнее, привалившись спиной к стене кабины. — Не одолеть вам нас, приятель, и потому всё завершится распылением. И тебя распылят, и твоих симбионтов. Возможно, не с первого раза и не со второго, но мы народ упрямый. Нас много, всех не перебьёшь». «Это было бы нежелательно. Крайняя мера. Достаточно уничтожить всех вооружённых. Так считают симбионты». «Уничтожить всех? Каким же образом? Будешь гоняться за каждым фрегатом от Меркурия до Пояса Астероидов?» «Нет. Для этого есть вспомогательные модули». Литвин усмехнулся. «В самом деле? Было бы любопытно поглядеть!» Через минуту его улыбка погасла. Те угловатые шипы, торчавшие снаружи корпуса… При более подробном рассмотрении — нечто похожее на древние канистры для бензина, огромные, как пять тяжёлых рейдеров, со срезанным углом, где выступало массивное кольцо, жерло аннигилятора. Боевые модули, пояснил Корабль. Они не обладали изяществом и обтекаемой формой земных крейсеров, фрегатов и корветов, но были способны перемещаться как в космосе, так и в атмосферах планет. Они тянулись ряд за рядом, бесконечные, как скалы на побережье космического океана, и, разглядывая их, Литвин с холодеющим сердцем понял, в чём назначение Корабля. Не судно для мирных экспедиций, а форпост агрессии… Гиперсветовой двигатель, чтобы перебросить флот, стратегический центр, чтобы согласовать его действия… Флот был велик — не десятки, а сотни боевых единиц, превосходящих мощью крейсер. Сокрушительная сила! Но ещё не вся — тоннели, проходившие рядом с шахтой конвертера, являлись ангарами для модулей-разведчиков, и счёт тут шёл не на сотни, а на тысячи. Тёмные коробки корпусов, упакованных плотными кольцами, проплывали перед Литвиным, пока в глазах не зарябило. «Что там внутри?.. — подумал он, и тотчас раскрылось тёмное пространство, вспыхнул свет, возникла статуя, окутанная покрывалом. — Спящий пилот?» Да, подтвердил Корабль; тхо, подключённый через биоинтерфейс к оружию и навигационному блоку. Солдат, законсервированный в банке-модуле, ожидающий команды, которая вырвет его из забытья и бросит в бой… Литвин поднял забрало шлема и вытер испарину. Дьявол! Не удалось напугать! Скорее его самого напугали… Чтобы сражаться с такой армадой, нужно не три флота, а тридцать три. Но даже в этом случае не гарантировать победы; лазеры, свомы, метатели плазмы казались детскими игрушками в сравнении с аннигилятором. Он постарался успокоиться. В конце концов битва, в которой сойдутся пришельцы с людьми, была ещё в грядущем, а его личная война — здесь и сейчас. Не стоило рассиживаться в этом трюме, рядом с руинами «Жаворонка» и остывающими телами олков. «Корабль! Ты говорил, что меня отследили по тепловому излучению. Заблокируй эту информацию». Пауза. Потом: «Блокировка противоречит ранее отданному приказу Держателя Связи». Играет как кошка с мышкой, решил Литвин. Потом сказал: «Тогда рассмотрим другие варианты. Можно ли меня найти при быстром перемещении? Если я затеряюсь в толпе?» «Найти практически невозможно». Так он и думал — в людном месте не найдут. А людные места тут очень подходящие! Сотни, тысячи тел, сильный инфракрасный фон, и ни одной открытой пары глаз… Залы для т’хами, где он побывал с Йеггом и Йо. Там, где осталась Макнил… Вызвав транспортную схему, он пригляделся и ткнул пальцем: — Сюда! В спальни! Эти помещения располагались компактно, в правом верхнем секторе корабля. Собственно, Литвин видел лишь полость с женщинами-кса, но Йо объяснила, что такие хранилища идут ярус за ярусом вверх и вниз и что в них находится большая часть экипажа. Транс т’хами вызывался газом — тем самым, с запахом листвы, которого Литвин уже хлебнул в своей темнице. Похоже, его компоненты действовали на землян точно так же, как на фаата, что было верным признаком биохимического и морфологического тождества обеих рас. Имелись, правда, и отличия — в активном периоде жизни бино фаата не спали. Схема транспортных линий погасла, капсула дрогнула, тронулась в путь, и через минуту Литвин очутился у прозрачной стены, за которой застыли два десятка тел. Женщины, мужчины… Их было немного, да и сам отсек казался совсем непохожим на огромную полость, виденную прежде. Трубки, обвивавшие спящих, тянулись к кожуху какого-то агрегата, и рядом с ним был шлюз — просторная кабина с уже знакомыми гигиеническими устройствами. Над самым шлюзом парил человек, лицо которого Литвин назвал бы властным и жестоким, если бы разбирался в физиономиях фаата. Впрочем, он впервые видел нагого мужчину-пришельца, и тело показалось интереснее лица. Убедившись, что все любопытные подробности на месте, он хмыкнул и спросил: — Это что за тип? «Кайа, Хранитель Небес, второй в Связке. В земной терминологии — военачальник». — То-то, я смотрю, рожа больно хмурая. На адмирала тянет, никак не меньше, — произнёс Литвин и огляделся. — Куда я попал? «Это уровень для полностью разумных. Уровни тхо расположены ниже». — Мне надо туда, где женщина с Земли. «В конце коридора — гравитационная шахта. Нужно спуститься на два уровня». Последовав этому указанию, Литвин проник сквозь мембрану в вертикальный колодец. С гравишахтами он познакомился во время экскурсии с Йеггом и Йо; это были зоны нулевого тяготения, расположенные парами и пронизывающие Корабль от верхних до нижних ярусов. Нечто подобное имелось на «Жаворонке», но тут колодец был побольше, с гладкими стенами, в которых не торчали скобы или другие приспособления. Зато дул ветер; потоки воздуха неторопливо и плавно стремились вверх и вниз в соседних шахтах. Он медленно опускался, всматриваясь в бездну под ногами. Знакомое чувство парения в невесомости охватило Литвина, и лишь одно казалось непривычным: он находился не в коконе «грифа», не в космосе, не за наружной обшивкой крейсера и не в тесных его отсеках, а плыл, точно пушинка, в залитой светом километровой пропасти. Масштабы Корабля впечатляли. Будет жаль, если с ним случится что-то нехорошее… А случится непременно, иначе и быть не может! Он представил армаду боевых модулей, спящих в них пилотов, жерла аннигиляторов и хищно оскалился. «Эмоции, — прозвучало у него в голове, — эмоции… Очень сильные». — Какие есть, — буркнул Литвин и выбрался из колодца. Он чувствовал себя в безопасности: по левую руку тянулся просторный зал с тысячами спящих мужчин и женщин, справа располагалось столь же огромное помещение с низкими столиками. Спальня и кормушка… Безмолвная толпа, в которой можно затеряться… Через каждые двадцать шагов — шлюзы и санитарные блоки, контейнеры с одеждой и агрегаты с гроздьями трубок. Впереди — овальное расширение коридора, словно площадка для собраний. «К перекрёстку, — подсказал Корабль. — Слева — полость кса». Литвин двинулся было вдоль прозрачной стенки, но вдруг застыл, бросив взгляд на спящих. Разные попадались среди них: тролли-охранники с безволосыми черепами и буграми мышц, мужчины и женщины более изящного сложения, похожие на эльфов и фей, какие-то костлявые высокие существа, чей пол он затруднялся определить, и другие, такие же тощие, но крохотные, как недокормленные дети. Одна из женщин чудилась знакомой. Тонкие черты, яркие полные губы, грива тёмных волос, что ореолом плавали вокруг лица… «Йо?» — беззвучно спросил он. «Йо», — раздалось в ответ. «Надо же, Йо! Союзник?..» — мелькнула мысль. Литвин машинально потянулся к виску, потрогал кафф, нахмурился. Если бы Йо не подбросила этот приборчик, сидеть бы ему за решёткой в темнице сырой… Ну, не сырой, но всё равно в темнице… А теперь он — вольный казак! Бродит где хочет, режет глотки олкам и ведёт беседы с квазиразумом. Йо помогла… Но почему? Интересный вопрос! Может, он её очаровал? Или же в ней возбудили любопытство кое-какие земные реалии? Насмотрелась всякой эротики и прониклась симпатией к земным мужчинам? Усмехнувшись, Литвин покачал головой. Это вряд ли! Вероятнее другое: не каждый тут хлебает счастье ложками и всем доволен в жизни. С чего быть довольным? Людей разводят, словно скот, и не люди они вовсе, а генетические монстры, ограниченно разумные! Женщине ребёнка не родить! Мужчине с женщиной не лечь! Сплошное Затмение, а не Третья Фаза! Масса поводов для недовольства, что и ведёт к сопротивлению. Тайному, конечно. «Значит, союзник!» — решил Литвин и, повинуясь мгновенному импульсу, распорядился: — Доставь её в шлюз и разбуди. Пусть она меня ждёт. «Она в периоде туахха», — возразил Корабль. — Если она проснётся, это повредит ей? «Нет. Но…» — Тогда выполняй! Он задержался ненадолго, глядя, как обнажённое тело женщины плывёт среди паутины трубок к шлюзу. Красавица Йо, Йо-загадка! Кто ты? Просто добрая душа, решившая спасти беспомощного пленника? Или ты из пятой колонны в стане врагов? Скоро он это узнает… Литвин зашагал к овальной площадке, где коридор пересекался с другим таким же широким проходом, и повернул налево. Место выглядело знакомым. В полости, что открылась впереди, были только женщины-кса — одинаковые лица, маленькие рты, заострённые подбородки… Где-то среди этих спящих шеренг затерялась Эби, но он знал, что может в любой момент её увидеть — стоит только приказать Кораблю. Странно, зачем её сунули в эту спальню? Та, где Йо, казалась Литвину ничем не хуже — такое же огромное пространство, те же агрегаты с сетью шлангов и трубок, те же шлюзы и… Он не успел додумать мысль. Свет мигнул, знакомое чувство тревоги охватило Литвина, в дальнем конце коридора раздался топот, послышалась резкая скороговорка. Выследили? Как? Корабль тут же отреагировал на этот безмолвный вопрос: «Олки, и с ними полностью разумные, помощники Столпа Порядка. Посланы, чтобы проверить залы для т’хами». — Соображают, гадюки! — Переключив скафандр в боевой режим, Литвин стремительно бросился назад, к повороту. Похоже, в этот раз до Макнил не добраться… Мимо мелькали нагие тела, мускулистые торсы спящих стражей, тощие карлики с раздутыми черепами и те изящные, хрупкие, что походили на эльфов. Он бежал, высматривая шлюз, где находилась Йо, и думал: если перекроют этот коридор, опять придётся драться. «Неподалёку транспортная ниша», — сообщил Корабль, и в то же мгновение впереди, в сотне шагов от Литвина, возник охранник. За ним другой, третий, четвёртый… Они возникли из ниши призрачной стаей — десяток или дюжина бойцов в доспехах и с парализаторами. С ними был эльф-фаата в лазоревом трико, тоже вооружённый. Литвин увидел Йо. Женщина сидела на полу, привалившись плечом к прозрачной стенке, закрыв глаза и свесив голову. Чудилось, что она без сознания или пребывает на грани яви и сна — видимо, сонный газ всё ещё действовал. Пройдя сквозь мембрану шлюза, он подхватил Йо на руки, выскочил обратно в коридор и огляделся. Его заметили. Охранники, покинувшие нишу, перегородили проход и приближались к нему, вскинув оружие; сзади, из-за поворота, надвигалась вторая команда. «Раскрой шлюзы! — воззвал Литвин к Кораблю. — Все шлюзы в залах т’хами!» «Неразумная команда, — прошелестело в ответ. — При раскрытых шлюзах начнётся проникновение газа в коридоры и…» Не дослушав, он загерметизировал скафандр, выпустил нить и хлестнул по стене. Она подалась с неожиданной лёгкостью; после четвёртого удара вывалился большой квадратный кусок, и коридор сразу заволокло мглой. Смешиваясь с воздухом, газ на несколько секунд терял прозрачность, клубился белыми облачными хлопьями, потом таял, словно туман в солнечных лучах. Но действие его было неотвратимым и быстрым: сзади раздались крики, потом грохот падающих тел, а стражи впереди и крикнуть не успели — свалились кучей на пол. Проделав для гарантии ещё пару отверстий, Литвин увеличил давление газовой смеси. Скафандр тёк, но запаха газа пока не замечалось и голова была ясной. Тем не менее стоило поторопиться. Прижимая Йо к груди и перешагивая через бесчувственных олков, он направился к транспортной нише. Он знал где можно скрыться; место было тихим, уединённым и надёжным. Вряд ли там его найдут… Во всяком случае, до момента, пока не начнётся сражение. Литвин вошёл в кабину, схема коммуникаций вспыхнула в воздухе, и вдруг пол под ногами едва заметно качнулся. Мгновенная дрожь пронизала его, словно порыв ледяного ветра скользнул сквозь скафандр и комбинезон; не исключалось, однако, что этот холод не проник снаружи, а зародился в нём самом, заставив снова ощутить тревогу. — Что случилось? «Снято экранирующее поле», — проинформировал Корабль. — Почему? «Приближается земной флот. Пора вступать в переговоры». — Пожалуй, мне тоже, — сказал Литвин, глядя на Йо. |
||
|