"Зoлoтaя Opдa и eе пaдeниe" - читать интересную книгу автора (Греков Б. Д., Якубовский А. Ю.)

ГЛАВА ПЕРВАЯ СОСТОЯНИЕ РУСИ НАКАНУНЕ ТАТАРСКОГО ЗАВОЕВАНИЯ

К концу XII в. Киевское государство уже окончательно распалось. На его огромной территории образовалось несколько независимых феодальных княжеств, каждое из которых делилось на более мелкие части, не очень крепко связанные друг с другом, со своими особыми политическими центрами. Феодальные войны, не прекращавшиеся и неизбежные, разорительные особенно для крестьянства и горожан, делали политическое существование этих разрозненных единиц крайне неустойчивым. Целые области, еще недавно входившие в состав Киевского государства, не имея возможности отстоять свою независимость от агрессии соседей, делались жертвой более сильных феодальных образований.

В разное время Венгрия, Польша на западе, Ливонский и Тевтонский ордена и Литва на северо-западе, половцы на юго-востоке очень заметно изменили недавние границы Киевского государства, включив в сферу своего политического влияния весьма значительные пространства, которыми в X–XI вв. владел Киев.

Имею в виду Галицкое, Волынское и Смоленское княжества, в разное время ставшие жертвой венгерской, польской и литовской агрессии, Полоцкое немецких рыцарей, Тмутараканское, занятое половцами (кыпчаками).

Жизнь Причерноморья и Приазовья, с которыми и за которые столь энергично боролся в свое время Киев, приобретает новые политические черты и входит в новое политическое русло. Киевские владения в Причерноморье и. в частности, в Крыму сейчас целиком включаются в состав половецкого (кыпчакского) владения (Дешт-и-Кыпчак). Автору "Слова о полку Игореве" оставалось только напомнить о недавнем прошлом и констатировать факт, что побережье Черного и Азовского морей стало для русских князей землей "незнаемой".

"Див кличет вверху древа, велит послушати земли не-знаеме — Волзе и Поморию и Посулию и Сурожю и Корсуню и тебе, Тьмутороканский болван".[347]

Княжества, расположенные в центре бывшего Киевского государства, а также в северной и северо-восточной его части, продолжали жить самостоятельной политической жизнью, но в тех же условиях феодальной обособленности, непрерывной войны.

Киев в это время уже не был прежним Киевом, соперником Константинополя. Владимиру Мономаху (1113 — 1125) на сравнительно короткий срок удалось задержать начавшийся процесс распада государства. Не забудем, что Владимир Мономах хотя и получил власть в Киеве по инициативе растерявшихся после восстания 1113 г. верхов киевского общества, но несомненно его кандидатура была приемлема и для массы киевлян, особенно после тех мер, которые Мономах был вынужден принять под давлением восставших масс.

Сын Владимира Мономаха Мстислав (1125 — 1132) еще крепко держал в своих руках власть, но власть лишь над частью бывшего Киевского государства. Мстислав владел Киевом, Новгородом и Смоленском, поставив по этим городам своих сыновей, а по другим городам имел послушных ему братьев. Мстиславу удалось даже вернуть в состав Киевского государства Полоцк, куда он тоже посадил одного из своих сыновей. Но значительная часть бывшего Киевского государства уже не признавала власти Мстислава.

По смерти Мстислава (1132) начался распад и его владений. Параллельно тот же процесс шел и в других частях бывшего Киевского государства. Сыновья и внуки Святослава Черниговского вели ожесточенную борьбу между собой за политическую самостоятельность своих вотчин-княжений, в итоге чего обособились княжения Черниговское, Муромо-Рязанское, в 60-х годах XII в. распавшееся в свою очередь на княжества Муромское и Рязанское. Заметно и решительно крепла самостоятельность Галицкого княжества.

Киев, хотя уже и не совсем похожий на Киев недавнего времени, все еще продолжает служить предметом исканий русских князей. В борьбе за Киев выступают особенно энергично сын Мстислава Изяслав в союзе с венграми и поляками и Юрий Владимирович Долгорукий в союзе с галицким князем Владимиром Володаревичем и половцами. Юрию Долгорукому после долгой и упорной борьбы в конце концов удалось завладеть Киевом, но не надолго: через три года после занятия Киева он здесь умер (1157).

Борьба между княжествами ("усобицы") продолжалась. В ней участвуют новые лица, но общий стиль картины мало меняется. Взаимные отношения князей безнадежно запутывались.

Вот при каких, обстоятельствах кыпчакам (половцам) удалось усилиться за счет своих северо-западных соседей.

Киевский князь Мстислав Изяславич сделал было попытку поднять падающее значение Киева: в 1168 г. он приглашает своих братьев "пожалиться о Русской земле" и идти против половцев, которые "несут хрестьяны на всяко лето у воже свои" (т. е. забирают на Руси огромный полон) и "Греческий путь изотимають и Соляный и Залозный".[348] Поход был для русских князей удачным, но эта удача не могла изменить ясно наметившегося хода вещей и предотвратить дальнейшее углубление процесса дробления русских княжений и усиления на юго-востоке Половецкого государства.[349]

Если Киевское государство IX–XI вв., как и всякое феодализирующееся государство, было непрочным, тем более что в состав его входили далеко не однородные по своей культуре и по этническому составу части, то с распадом этого государства каждая из его частей, предоставленных самим себе, продолжала жить еще более обособленной жизнью, ставя перед собой свои собственные цели и осуществляя их своими собственными средствами.

Следует сказать больше: самый распад этого государства был обусловлен тем, что в отдельных его частях все яснее и ярче обнаруживались ростки новой жизни, требовавшие новых политических условий для своего дальнейшего развития.

Новгород, например, со своим могущественным боярством, в первой половине XII в. захватившим в свои руки всю полноту власти, превратился в боярскую республику не потому, что оторвался от Киева, а потому, что в нем оказались налицо силы, способные отстоять независимое от Киева бытие.

Не удивительно поэтому, что в XII–XIII вв. мы можем наблюдать на территории Киевского государства новые политические центры, оригинальные в своей хозяйственной основе, со своеобразным соотношением классов. В кратком очерке нет никакой возможности изобразить все особенности в истории каждого даже из "более или менее крупных политических образований.

Между тем для понимания дальнейших событий в связи с распространением татарской власти в Европе совершенно необходимо учесть все эти особенности в жизни русских княжеств.

Для иллюстрации высказанного положения я остановлюсь только на трех наиболее сильных, с наиболее резко выраженными особенностями общественных отношений и политического строя единицах: Владимиро-Суздальском княжестве, Новгородской республике и Галицко-Волынской земле.

Совсем не случайно киевский князь мономахович Андрей Юрьевич Боголюбский не захотел, вопреки желанию своего отца, оставаться в Киеве и перешел на северо-восток, в Ростово-Суздальскую землю, в новый город Владимир на Клязьме.

Именно здесь, на северо-востоке, — и особенно в новых городах заметно росли те элементы, которые, протестуя против бесконечных феодальных войн, против старой боярской знати, тяготели к сильной княжеской власти. Этот союз во Владимиро-Суздальском княжестве мы можем констатировать со времен Андрея Боголюбского.

Расположенная на удобных речных путях, непосредственно связанная на северо-западе с тогдашним окном в Европу- Новгородом, на востоке с Болгарским ханством, в то же время имея полную возможность по речным системам сноситься с югом и юго-востоком (Волжский и Донской пути), Ростово-Суздальская земля имела таким образом много благоприятных условий для дальнейшего своего развития. Этот край стал особенно энергично расти благодаря переменам, происходившим в XII–XIII вв. в хозяйственном положении западной и южной Европы, так пагубно отразившимся на судьбе Поднепровья. Имею в виду перемещение в связи с крестовыми, походами торговых путей, которые прошли мимо Киева, благодаря чему старый торговый центр очутился в "коммерческом тупике". В то же время эти новые торговые пути и новые торговые обороты вызвали большое оживление итальянских, французских, и немецких городов. А это оживление дало в свою очередь толчок к дальнейшему росту Новгорода, подняло значение Крыма, превратив его в базу генуэзской торговли с восточной Европой и в частности с Ростово-Суздаль-ской землей.

Хозяйственное преуспеяние края сказалось в росте новых городов, по своей общественной структуре значительно отличавшихся от городов старых. В новых городах энергично развиваются ремесло и торговля. Очень знаменательно отношение старого ростовского боярства к новому городу Владимиру. Бояре не могли равнодушно смотреть на разрастание нового города: они видели здесь силу, им враждебную. Полным пренебрежением к ремесленникам нового города дышат их слова, адресованные Владимиру: "несть бо свое княжение град Владимир, но пригород есть наш, а наши смерды в нем живут и холопы, каменосечцы, и древоделы, и орачи".[350]

Ростовские бояре, однако, не могли не заметить самого факта роста нового города, и в степени их беспокойства по атому поводу несомненно сказывается сила их опасений. Факт борьбы "старых" и "новых" городов в этом крае давно был отмечен нашими историками, и между прочим С. M. Соловьевым.[351] В наше время обращено было внимание на различие даже в системе стройки "старых" и "новых" городов: если, например, старый город Суздаль есть небольшой по территории, укрепленный стеной кремлевский участок, окруженный неукрепленным поселком, то в "новом" городе Владимире укреплениями окружен не только кремль, а и весь городской посад.[352] Разница в структуре городов, конечно, объясняется разницей в общественных отношениях этих городов.

Когда Андрей окончательно переселился с юга на север, он постарался сделать все, чтобы его город Владимир, этот город каменщиков и плотников, мог перегнать боярский Ростов. Борьба со старым боярством окончилась лично для Андрея печально: он был убит группой бояр; во главе этой группы стояли бояре Кучковичи, те самые, у которых отец Андрея Юрий отобрал Москву.

Но смерть Андрея не означала конца начатой борьбы… Она продолжалась. Бояре на место князя Андрея постарались посадить рязанских князей Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Они были уверены, что эти князья будут и впредь действовать в их интересах так же энергично, как Рязань до сих пор поддерживала их.

Город Владимир сделал было неудавшуюся попытку посадить у себя братьев Андрея — Михаила и Всеволода; но им пришлось покинуть Владимирскую землю в качестве изгнанников.

Боярские ставленники Мстислав и Ярополк Ростиславичи скоро показали себя в полной мере. Больше других от их бесцеремонных приемов властвования пострадал город Владимир. Здесь они не щадили ничего. Ограбили прежде всего Владимирский собор, на украшение которого Андрей потратил огромнейшие средства. Ценности они отправляли к себе домой в Рязань.

Окончилось дело восстанием владимирцев и приглашением Михаила и Всеволода, которые с боем вернулись во Владимир. Михаил скоро умер, и власть перешла к Всеволоду.

Ростовское и суздальское боярство делает попытку посадить снова Мстислава Ростиславича, но этот "герой" потерпел жесточайшее поражение от владимирцев и бежал к себе в Рязань, откуда он пробовал нанести удар Владимиру с юга, но безуспешно.

Решительная победа осталась за Всеволодом. Он велел конфисковать боярские села и тем самым нанес новый удар своему врагу; за этой расправой последовал победоносный поход Всеволода на Рязань, союзника ростовского и суздальского боярства.

Рязанский князь Глеб и его родственник князь Мстислав, прославившийся своим грабежом во Владимире в бытность свою там на княжении, попали в руки Всеволода в качестве пленных. Мстиславу удалось, однако, получить свободу, и он нашел себе — совсем не случайно — радушный прием в Новгороде Великом: новгородские бояре внимательно следили за событиями, развивающимися в Суздальской земле, и не скрывали своей солидарности с ростовским и суздальским боярством.

Совершенно понятно, какие политические причины руководили Всеволодом в его походах на Новгород, после чего он получил возможность распоряжаться там не хуже, чем у себя дома.

Это тот самый Всеволод "Большое гнездо", о котором так ярко отозвался автор "Слова о полку Игоревен.

"Великий княже Всеволоде! не мыслию ти прилетети издалеча отня злата стола поблюсти: ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти; аже бы ты был, то была бы чага[353] по ногате, а кощей[354] по резане. Ты бо можеши по суху живыми шереширы[355] стреляти, удалыми сыны Глебовы".

Автор "Слова" жалеет, что нет на юге Всеволода, который мог бы легко справиться с половцами, с феодальной разобщенностью всей Руси и княжескими "усобицами".[356]

Время княжения Всеволода (1176 — 1212) — блестящее время в истории Владимирской земли. При нем границы этого княжества значительно расширились, главным образом на восток: два похода на Болгарское ханство и четыре похода на Мордву дали ему возможность продвинуться к Волге, а его сыну Юрию — стать на Волге твердой ногой: в 1221 г. он на месте разрушенной мордовской крепости построил город Нижний, теперь Горький.

Дальнейшее продвижение на Волгу было приостановлено завоеваниями на Волге монголов-татар. Мордовская земля, полуопустошенная русскими, попала в 1239 г. под власть монголов и вошла в состав Золотой Орды. Такая же участь постигла и Болгарское ханство. О судьбе Владимирского княжества речь будет ниже.

Таковы в основных чертах особенности в развитии Владимиро-Суздальского княжества, сильнейшего из княжеств, на которые распалось Киевское государство. Здесь мы видим состояние общественных сил, весьма способствовавшее усилению княжеской власти. Элементы, враждебные старому боярству, в союзе с княжеской властью дали Владимирскому княжеству новые широкие возможности, осуществление которых выдвинуло его среди других русских земель.

Но накануне появления татар на его территории и это княжество распалось на несколько частей.

Совсем иную картину общественного развития мы можем наблюдать в Новгородской земле.

Несмотря на то, что природа здесь не баловала земледельца, основным занятием новгородского крестьянства, как и в других русских землях, было земледелие. Но тот же крестьянин рано научился извлекать богатства, находившиеся и в недрах земных. Имею в виду соляной раствор, который давал немалый доход предприимчивому новгородцу. Многочисленные реки, речки и озера и два окаймлявшие Новгородскую землю моря (Балтийское и Белое) снабжали новгородца в изобилии хорошей рыбой, тюленьим жиром, моржовыми клыками и кожей нерпы. В лесах, тянувшихся на огромные пространства, разнообразный зверь давал меха и мясо, пчелы — мед и воск. Меха, так дорого ценившиеся и дома и особенно за границей, однако обогащали не тех, кто ловил и бил зверя, а тех, кто властвовал над охотником: меха поступали в качестве оброков и даней, следовательно путем принуждения, в руки владельцев земли, т. е. бояр, успевших захватить лучшие места на огромной территории Новгорода.

Ремесло в Новгороде выделилось от сельского хозяйства рано. В глубокой древности новгородцы были известны как хорошие гончары и плотники. Самый главный город этой земли, — но не самый старый, — Новгород появился при тех же приблизительно условиях, что и Владимир на Клязьме. Он победил более старое поселение городского типа, Ладогу, и По-видимому победил тем же оружием, что и Владимир. Два новгородские конца (из пяти) сохранили нам воспоминание о ремесленном происхождении этого города. Гончарный и Плотницкий концы, По-видимому, были ремесленными поселками, включившимися в состав нового большого города.

Немало и других городов возникло на территории этого княжения.

Исключительные удобства местоположения Новгорода рано поставили его в выгодные торговые условия. В Ильмень впадают реки, текущие с востока (Мета), с запада (Шелонь), с юга (Ловать); с запада же близко к Новгороду проходит Луга, связывающая Новгород с Балтийским морем, с которым Новгород имеет кроме того еще более прямую связь через Волхов, Ладожское озеро и Неву.

Множество мелких речек, впадающих в Ильмень и Волхов, служили и доселе служат прекрасными путями сообщения для окрестного населения.

Взгляните на Волхов у Новгорода сейчас. На его мутной воде там и сям белеют паруса. Их — много. Это окрестные жители едут в город. В базарный день на реке больше челнов, чем телег на торговой площади.

С XI века, когда оживился великий водный путь "из варяг в греки", Новгород стал особенно энергично расти. Уже не одни окрестные кустари возили сюда на сбыт свои изделия. Со всех сторон огромной страны стали поступать сюда меха, мед, воск, сало, пенька, смола, поташ, деготь и другие продукты. А в этом оживленном городе кого только не было: греки из Корсуни и Константинополя, арабы из далекой Азии, болгары из Прикамья, скандинавы и финны, славяне, евреи, прибывшие сюда из разных стран.

Для того чтобы закупить новгородское сырье, в котором нуждались Европа и Азия, с разных концов Европы и Азии купцы свозили сюда сухие краски, металлические изделия, вина, сладости, фрукты.

Зимой на лошадях, летом на судах в Новгород беспрерывным потоком шли товары, расходящиеся отсюда по разным углам русской и не русской земли. Движение в городе большое. По бревенчатым мостовым развозят товары в складочные места (дворы немецкий, готский и др.). Не удивительно, что Новгород стал богатейшим городом.

Но кто же здесь так сильно богател?

Купцы? Это несомненно. Но были тут люди и побогаче купцов. Это бояре новгородские.

Купец мог только скупать у населения те продукты, которых требовал рынок. Но крестьяне, основное новгородское население, не производили на сбыт, и закупать у них много было нельзя. Бояре же, издавна освоившие огромные пространства земли, населенной крестьянством, славянским и неславянским, имели возможность заставлять своих под данных свозить им меха, пряжу, хлеб, полотно, жиры, мясо, мед, воск и пр. Волей-неволей крестьянину приходилось тащить не только свои избытки, а и самое для него необходимое.

Если боярину этого казалось мало, он забирал свою дружину и отправлялся с нею подальше на север и восток и там нападал на туземные племена, таким путем впервые узнававшие о существовании Новгорода с его алчными до наживы хозяевами.

К концу XI в. боярские дружины дошли до Урала. Бывавшие там люди дразнили аппетиты не только новгородцев, но и южан (киевлян) своими рассказами о чудесах этих далеких краев: там, в далекой Югре, с неба падают тучи, из которых выходят маленькие белки и олени, которые тут же вырастают и разбегаются по земле, в Уральских горах живут неведомые люди, предлагающие меха в обмен на железные изделия.

Все эти рассказы, идущие из Новгорода, говорят о том, что именно больше всего интересовало новгородцев, что их тянуло на север и восток. Это — меха, металл, рыбий зуб. За ними новгородское боярство и отправляло свои вооруженные дружины (ушкуйники, от лодок-ушкуев, на которых они передвигались). Они захватывали все новые и новые богатые земли, давая возможность своим господам богатеть беспредельно.

Так в Новгороде успело образоваться два слоя богачей — боярство и купечество, с явным преобладанием силы бояр. Нигде в это время на Руси не было боярства более могущественного. Этот факт наложил свой отпечаток на всю историю Новгорода. Бояре использовали свою силу и политически: вынужденные считаться с городской массой, они все же захватили в свои руки власть и превратили Новгород в боярскую республику. В конце 30-х годов XII в. Новгород стал республикой.

В этой республике бояре отвели более чем скромное место и князю. И не случайно многие историки в недоумении останавливались перед вопросом: зачем и почему князь, несмотря на всю незавидность своего положения, все-таки сидел в этом боярском гнезде!

Действительно, князя здесь сжали со всех сторон: он даже на охоту ездить не мог, куда хотел, не мог пасти своих лошадей на не указанном заранее месте, рыбу впрок мог заготовлять только там, где разрешало ему вече, предварительно оговорившее все эти и подобные мелочи в договорной грамоте, на которой князь должен был целовать крест. В Новгороде князь всегда пришелец из чужой, хотя бы и соседней земли, так как Новгородская земля своих собственных князей не имела: они шли в Новгород со стороны. Зачем и почему?

На этот вопрос ответить нетрудно.

Новгород находился в окружении земель, во главе которых стояли князья и короли.

Новгород не мог в силу своих жизненных интересов не входить в постоянную и тесную связь со своими соседями, а эти соседи из-за Новгорода, можно сказать без преувеличения, все перессорились и передрались. Все они считали для себя важным так или иначе связаться с Новгородом как с крупным торговым центром в интересах своих собственных княжений.

Кто в данный момент из князей был сильнее, тот энергичнее стремился отодвинуть от Новгорода конкурентов, для того чтобы использовать его для себя.

В 1148 г. киевский князь Изяслав Мстиславич обвиняет Юрия Долгорукого, князя суздальского: "Сестрый мой Гюргий из Ростова обидит мой Новгород и дани от них отоимал и на путех им пакости деет, а хочю пойти на нь и то хочю управить либо миром, либо ратью".[357]

По мере ослабления Киева его шансы на влияние в Новгороде падают, но тем не менее притязания киевских князей, не прекращаются.

Андрей Боголюбский, сидя во Владимире, решительно заявляет, что будет искать Новгорода "добром или лихом". Из-за Новгорода главным образом он вошел в конфликт с Киевом. В 1169 г. он снарядил поход на Киев с целью покончить с его старыми притязаниями, а в следующем году — на Новгород с намерением подчинить его себе. 8 марта 1169 г. рать, снаряженная Андреем, взяла Киев и нанесла ему непоправимый удар. Новгородцы в битве 25 февраля 1170 г. отразили суздальское войско и упрочили свою независимость.

Преемник Андрея, владимирский князь Всеволод "Большое гнездо", вел ту же политику еще более настойчиво и успешно, он ревниво оберегал Новгород для себя. Опираясь на часть связанного с Суздалем своими интересами новгородского боярства, он держал в Новгороде в качестве князей своих ставленников, лишь заменяя одного другим тогда, когда под властной рукой владимирского князя делалось новгородцам невтерпеж.

Посылая в 1206 г. своего старшего сына Константина в Новгород, Всеволод подчеркивал, что старшему князю следует сидеть в городе, имеющем "старейшинство" во всей русской земле, каковым он считал Новгород. "Поеди в свой город, — говорил Всеволод Константину, вручая ему крест и меч как символ власти, — на пасение людей своих от противных". Но этот обряд инвеституры имеет и другую, для нас важную сторону. Он устанавливал зависимость вассала от сюзерена. И мы нисколько не ошибемся, если и здесь отметим основную тенденцию Всеволода — поставить в зависимость от себя Новгородскую землю. Из дальнейшего поведения Всеволода и Константина это делается совершенно ясным.

Красочной фигурой в истории Новгорода этой поры был боярин Дмитр Мирошкинич. ставленник Всеволода. При поддержке Всеволода Мирошка (отец Дмитра) стал посадником новгородским. Та же всеволодова рука участвовала и в поставлении новгородского епископа Митрофана. Но и враждебные Всеволоду силы не дремали.

По смерти Мирошки новгородское вече вопреки ожиданию Всеволода выбрало в посадники не сына Мирошки Дмитра, о чем хлопотал Всеволод, а враждебного Всеволоду Михалку Степановича. Всеволод принял решительные меры: послал в Новгород своего сына Константина, настоял на низложении Михалки и выборе Дмитра, применив при этом действия весьма резкие, вплоть до казни боярина Олексы Смысловича без воли веча новгородского.

Новгород оказался во власти Всеволода, как в тисках, Чем крепче осуществлял Всеволод свою волю в Новгороде,?тем энергичнее он уверял новгородское вече в неприкосновенности его суверенных прав. После того как он умудрился в 1209 г. заставить новгородское войско участвовать в своем походе на дружественную Новгороду Рязань, т. е. заставил новгородское вече выполнять политическую программу, шедшую вразрез с интересами Новгорода, он счел возможным подтвердить новгородские старые вольности: "вда им волю всю и уставы старых князь, его же хотеху новгородци и рече им: кто вы добр, того любите, а злых казните".[358]

Всеволод с рязанского похода прихватил с собой во Владимир своего сына, новгородского князя Константина, и раненого в бою посадника Дмитра. Сделал он это не случайно, так как, очевидно, до него дошли слухи о том, что в Новгороде готовятся грозные события, в частности суровая расправа со сторонниками Всеволода и в первую голову с князем Константином и посадником Дмитром. Новгородское войско вернулось в Новгород, но не свернуло своих знамен, не разошлось мирно по домам, а собралось на вече, на этот раз не предвещавшее Суздалю ничего хорошего, так как не много говорили на этом вече. Дело было ясно. Политика Мирошки и его сына, опиравшихся на силу Суздаля, потерпела крушение. Усилились враги суздальского князя, обвинявшие сторонников Суздаля в том, что они в угоду Всеволоду пренебрегали интересами Новгорода: "яко ти (Мирошкиничи) поведеша на новгородцах сребро имати и по волости куны [в тексте очевидно ошибочно "куры"] брати, по купце виру дикую и по-возы возити и все зло".

Народный гнев обрушился прежде всего на Мирошкиничей. Богатые дворы Дмитра и Мирошки были разграблены и сожжены, их села, люди и движимое имущество распроданы. Получилась большая сумма, которую распределили между собой участники движения в городе, кое-кто тайно нахватал всякого боярского добра, и многие от этого даже разбогатели.

Векселя, найденные у Мирошкиничей, которые восставшая масса не могла использовать, были сохранены с тем, чтобы передать их в распоряжение князя. Очевидно, вече предполагало призвать себе князя "на всей свой воле", так как новгородский князь Константин сейчас сидел во Владимире у своего отца Всеволода и едва ли бы рискнул вернуться сейчас в Новгород. Он действительно в Новгород уже не вернулся.

Над умершим от ран посадником Дмитром, привезенным в Новгород для погребения рядом с его отцом в Юрьево" монастыре, новгородцы хотели устроить суд и предать публичной казни. Однако у новгородского веча не хватило сил не допустить к себе другого сына Всеволода, Святослава, с которым вече пыталось договориться. Святослав как будто обещал не настаивать на одиозных кандидатурах в посадники, с его ведома было конфисковано имущество бояр, близких Мирошкиничам и князю Константину. Святослав же получил и многочисленные векселя Мирошкиничей.

Но не этого хотела антисуздальская часть новгородского общества. Можно думать, что в это время тайно уже велись — переговоры с другим князем, Мстиславом Мстиславичем Торопецким, по прозванию Удалым.

Он быстро двинулся на Торжок, взял его, арестовал дворян Святослава Всеволодовича и посадника и послал сказать в Новгород: "Кланяюся святей Софии и гробу отца моего. я всем новгородцем; пришел есмь к вам, слышав насилие от князь и жаль ми своея отчины". Сейчас же новгородцы схватили князя Святослава Всеволодовича и посадили под арест со всем его окружением, а Мстислав повел новгородские полки против самого Всеволода. Всеволод не решился на открытый бой и вступил в переговоры. Новгород снова оетался победителем.

Под предводительством Мстислава новгородцы вместе со смольнянами сделали удачную попытку распоряжаться судьбами Киева и Чернигова, под тем же водительством уже после смерти Всеволода (1212) они вторглись в Ростово-Суздальскудо землю и нанесли суздальцам и ростовцам решительное поражение на реке Липице (1216 г.), в результате чего произошли серьезные политические перемены во всей Владимиро-Суздальской земле: Юрий, сын Всеволода, вынужден был отказаться от города Владимира и своего старшинства, вместо него был посажен на Владимирский стол Константин — союзник Мстислава Удалого; Юрий перешел в Суздаль. После смерти Константина Юрий снова занял Владимир.

Так падало значение Владимирского княжения и крепла независимость Новгородской аристократической республики. Процесс дробления русской земли на отдельные обособленные княжения продвинулся еще на шаг вперед.

В то время, когда на севере Новгороду удалось ослабить силу Владимирского великого княжения, на юге поднималось княжество Галицко-Волынское. Это княжество, образовавшееся из объединения двух княжеств, Галицкого и Волынского, стало к началу XIII в. серьезной политической силой, влиятельной не только в южной Руси, но и среди государств, расположенных от нее на юге и западе, — Венгрии и Польши.

Заметно усиливалось Галицкое княжество уже в конце XII в. при князе Ярославе, которого автор "Слова о полку Игореве" называет Осмомыслом. Только о двух русских князьях знаменитый наш поэт говорит как о наиболее могущественных: о Всеволоде "Большое гнездо" (см. стр. 127) и о Ярославе Галицком: "Галичкый Осмомысле Ярославе! высоко седиши на своем златокованнем столе, подпер горы Угорские своими железными полки, заступив королеви путь, затворив Дунаю ворота, меча бремена чрез облакы, суды рядя до Дуная. Грозы твоя по землям текут: отворявши Кыеву врата, стрелявши с отня злата стола салтаны за землями. Стреляй, господине, Кончака, поганого кощея, за землю русскую, за раны Игоревне буего Святославлича!".

Тот же поэт знает и волынского князя Романа, участника воспеваемого им похода Игоря Святославича. Этот Роман объединил оба княжества (1199 — 1205). При нем и затем после него здесь особенно заметна борьба князей и примыкающих к ним общественных элементов " "ильным боярством, вариант уже знакомый нам по истории общественных отношений Владимиро-Суздальской земли.

Роман и Даниил в этой борьбе пользовались прежде всего сочувствием городских элементов — купечества и ремесленников. Летописец так и говорит о Данииле, что его "любяхуть гражане". Очень яркую картину, где обрисованы взаимные отношения классов, дает нам галицкий летописец.

В 1236 г. Даниил подошел к Галичу, в котором заперлись галицкие бояре, так как князь Ростислав был в это время в походе. Много стоило усилий боярству удерживать городскую массу от сдачи города Даниилу. Наконец, оно вынуждено было уступить, и горожане, по словам летописца, "пустишася (к Даниилу, — Б. Г.) яко дети ко отцю, яко пчелы к матце. яко жажющи воды к источнику". Епископ и дворецкий князя Ростислава, увидев, что дело их проиграно, вынуждены были притворяться тоже сочувствующими Даниилу: "изыдоста слезными очима и рслабленом лицем и ближающа уста своя. реста с нужею: прииди, княже Данило, приими град!".

А за ними волей-неволей последовали и бояре галицкие. "Бояре же пришедше, падше на ногу его, просяще милости".[359] Положение Галицко-Волынского княжества этого периода характеризуется не только остро выраженной борьбой классов, но и его борьбой с сильными соседями, не скрывавшими своих притязаний на Галицко-Волынскую территорию. Имею в виду венгров, поляков и литовцев. Недалеко были и половцы, с которыми также приходилось серьезно считаться.

Сами князья галицкие и волынские втягивали в свои дела соседей, привыкли пользоваться их помощью против тех же венгров, литовцев и поляков. Таким образом, эти иноземные силы неизбежно вмешивались в галицко-волынские дела и при случае готовы были захватить княжество себе, что и произошло в конечном счете несколько позже.

Галицкий князь Роман, опираясь на силу и сочувствие тех слоев общества, которые особенно страдали от беспрерывных феодальных войн, пробовал распоряжаться и Киевом, найдя и здесь точку опоры в киевских низах и купечестве. В этом отношении весьма характерен поход Романа на Киев в 1203 г. Киевское городское население открыто стало на его сторону, отворило ворота и впустило его в нижний город. Киевский князь Рюрик, видя, что киевляне встали против него, даже не думал сопротивляться. Рюрик был изгнан, и в Киеве Роман посадил своего двоюродного брата Ингваря. Роман в данном случае действовал по соглашению со Всеволодом "Большое гнездо".

За собой Роман не решился оставить Киев по ряду соображений: Киев тогда находился в орбите власти Всеволода "Большое гнездо", а Роман был настолько силен, что подчиняться Всеволоду не хотел, но не хотел он и ссориться с могущественным северным князем. Незначительный по своему политическому весу князь Ингварь обеспечивал Роману некоторую долю влияния на Киевскую землю. Один из южных летописцев просто называет Ингваря наместником Романа.[360]

Однако Рюрик не хотел мириться со своим положением. Он нашел себе союзников — между прочим призвал "всю Половецкую землю" — и напал на Киев. Город был взят, победители сильно в нем похозяйничали.

Это вторичное опустошение Киева, последовавшее через 34 года за первым, еще больше подорвало его значение.

Судьба Рюрика очень сложна. Он то садился на Киевский стол, то вынужден был его покидать, то его насильно постригают в монахи, то он сбрасывает с себя монашескую рясу и снова садится на Киевский стол, ищет союзников, воюет, отсиживается в своем княжеском гнезде, городе Овруче (древлянская земля), интригует, мирится, пока в 1214 (приблизительно) году не заканчивает всякие счеты со своей бурной жизнью, выгнанный из Киева Всеволодом Чермным. Жизнь Рюрика, интересная сама по себе, прекрасно характеризует сложность тогдашних политических отношений.

После его смерти обстановка на юге и севере запуталась еще больше. Гроза севера, Всеволод "Большое гнездо", умер за два года до Рюрика.

Во Владимирской земле началась борьба за власть; в то же время в Галиче шли распри между претендентами на Галичский стол. И на севере и на юге эта борьба велась в обстановке крайнего обострения классовых противоречий между боярством и враждебными ему силами, главным образом городами.

В это трудное и сложное время на юге появляется уже знакомый нам Мстислав Мстиславич, князь торопецкий и новгородский.

В союзе со смоленским Мстиславом Романовичем он напал на Черниговвкую землю и отсюда двинулся на Киев, взял его, посадил сначала Ингваря, уже однажды здесь сидевшего, а потом отдал своему союзнику Мстиславу Романовичу смоленскому. Сам Мстислав Мстиславич Удалой, не порывая связей с южной Русью, активно участвует в политической жизни Новгорода. Он приезжал сюда и в 1215 и 1217 г. после своего знаменитого похода в Суздальскую землю и Липецкой битвы.

Воспользовавшись распрей между Венгрией и Польшей, Мстислав Мстиславич занимает Галич, который ему удалось в конце концов удержать за собой, несмотря на то что Польша и Венгрия, примирившись, пошли против него.

Вот в каком, приблизительно, состоянии находились главнейшие части распавшегося Киевского государства в момент первого появления монголов в нашей стране. Перед нами прошли только наиболее показательные факты, связанные с жизнью нескольких частей великой равнины, занятой народами нашей страны. Если бы мы взяли на себя труд продемонстрировать во всей полноте всю сложность тогдашних общественных и политических отношений, мы на гораздо более широкой основе могли бы прийти к выводу, что перед нами хорошо известный всем странам, переживавшим феодализм, "беспорядок", возведенный в систему.

Противоречивые интересы феодальных княжений стали причиной беспрерывных и неизбежных столкновений их друг с другом.

Автор "Слова о полку Игореве" очень ярко характеризовал основные мотивы поведения владетельных князей этого периода: "рекоста бо брат брату: "се мое, а то мое же". И начата князя про малое "се великое" молвити, а сами на себе крамолу ковати".

Среди этого политического хаоса мы, хотя и не всегда ясно, различаем фигуру великого князя, в данной обстановке еще бессильного. Однако союз его с общественными силами, враждебными феодальной раздробленности, заключал в себе возможности дальнейшего роста его политического значения и перспективу успешной борьбы с хроническими феодальными войнами, так называемыми "усобицами", сплочения народных сил для защиты от внешнего врага. Но процесс этот длительный: понадобилось несколько столетий, чтобы его результаты вылились в форму осязаемых политических фактов. Время же, о котором сейчас идет речь, — это разгар усобиц, высший подъем "всеобщей путаницы".[361] И к несчастью для Руси именно в этот роковой момент появились в нашей стране монгольские полчища.

В то время, когда монгольское войско было огромно по численности и подчинено единому командованию, поскольку монголы в это время заканчивали дофеодальный период своей истории и феодальная раздробленность их еще ожидала впереди, среди русских, уже феодальных княжеств мы наблюдаем полное разобщение сил. Многочисленные княжения делились и переделялись, беспрерывно воевали, вступали друг с другом в соглашения, которые так же быстро расторгались, как и заключались. Разрозненные, они были бессильны оказать активное сопротивление хорошо организованному и значительному врагу.

Эти условия разобщенности княжений были главнейшей причиной столь успешного наступления монгольских войск на восточную Европу.

Попробуем проследить этот путь татарских завоеваний, имея основной задачей освещение вопросов, связанных с судьбами народов нашей страны.