"Охотники за умами. ФБР против серийных убийц" - читать интересную книгу автора

16. "Бог хочет, чтобы ты воссоединилась с Шари Фэй"

Высокая Шари Фей Смит, живая, симпатичная старшеклассница, была похищена в тот момент, когда остановилась у почтового ящика напротив своего дома неподалеку от города Колумбия, штат Южная Каролина. Она возвращалась из супермаркета, где встретила своего постоянного дружка Ричарда. Это произошло в 15.38 31 мая 1985 года — за два дня до того, когда Шари должна была петь национальный гимн на выпускном вечере Лексингтонской школы. Минутой позже ее отец Роберт обнаружил машину дочери в самом начале длинной подъездной дорожки к дому. Дверь оставалась открытой, мотор продолжал работать, на сиденье валялся кошелек Шари. В полной панике Роберт тут же позвонил в лексингтонское окружное управление шерифа.

Вещи подобного рода не случались в Колумбии, где доброжелательное, полное чувства собственного достоинства общество казалось воплощением понятия «семейных ценностей». Как могла в этом городе пропасть красивая, веселая светловолосая девочка? И кто из людей оказался в этом замешан? Шериф Джим Меттс не знал ответов на эти вопросы. Он только чувствовал, что оказался в критической ситуации. Прежде всего Меттс организовал небывалую по масштабу в Южной Каролине облаву. На помощь пришли сотрудники правоохранительных органов штата и соседних округов, а также более тысячи добровольцев. Здраво рассудив, шериф исключил из числа подозреваемых Роберта Смита, который публично молил о возврате дочери. Хотя в случае исчезновения или предполагаемого убийства людей невысокой категории риска — детей, супругов, родителей — ближайших родственников обычно следует принимать во внимание.

Взволнованные родные ждали какого-нибудь сообщения — хотя бы требования о выкупе. И вот зазвонил телефон. До странности искаженный голос заявил, что Шари у него.

— Чтобы вы не приняли-это за мистификацию, назову некоторые детали, в частности: у неё под рубашкой и шортами черный с желтым купальный костюм.

Мать девочки Хильда просила обратить внимание, что Шари — диабетичка и нуждается в регулярном питании, питье и лекарствах. Похититель не потребовал выкупа, только добавил:

— Вскоре вы получите письмо.

Полицейские и родные забеспокоились ещё сильнее.

Следующее действие шерифа и его помощника Льюиса Мак-Карти логически вытекало из их образования и подготовки. Оба они являлись выпускниками Национальной академии ФБР и сохранили отличные связи с Бюро. Не колеблясь, Меттс позвонил старшему специальному агенту колумбийского отделения Роберту Иви и в мое подразделение в Квонтико. Меня на месте не оказалось, и делом занялись агенты Джим Райт и Рон Уолкер. Проанализировав обстоятельства похищения, фотографии места преступления и описания телефонного звонка, они пришли к выводу, что имеют дело с изощрённым и очень опасным человеком. Агенты опасались, что жизнь девушки в опасности. Возможно, она уже мертва, и вскоре неизвестный почувствует тягу к новому убийству. Джим и Рон предположили, что преступник заметил, как Шари целовалась в магазине со своим приятелем Ричардом, и последовал за ней. Себе на горе девушка остановилась у почтового ящика. Проследуй она мимо или окажись на улице другие машины, и преступления могло не произойти.

Шериф прислал в дом Смитов звукозаписывающее устройство на тот случай, если похититель позвонит опять.

Но вот появилась очень важная и крайне настораживающая улика. За годы службы в правоохранительных органах я видел много невероятных и ужасных вещей, но, должен признаться, ничего столь душераздирающего. Это было письмо на двух страничках родным от самой Шари. С левой стороны тянулись заглавные буквы: «БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ».

До сих пор не могу читать его без слез. Оно свидетельствует о невероятной силе духа и отваге девушки. И я хочу привести его целиком.

"6/1/853.10 утра. Я люблю вас всех! Последняя воля и завещание.

Я люблю вас, мама, папа, Роберт, Дон и Ричард и всех, всех моих родных и друзей. Скоро я буду с отцом. Так что, пожалуйста, не тревожьтесь. Просто помните, какая я была веселая и как нам было хорошо вместе. Только не отчаивайтесь и, ради Иисуса, продолжайте жить, как живете. И всё будет хорошо. Мысленно (и за гробом) я всегда останусь с вами и в вас! Я так вас чертовски люблю. Извини, папа, пришлось выругаться.

Ричард, милый, я люблю тебя и буду любить всегда и дорожить прекрасными минутами с тобой. Только хочу попросить об одной вещи. Пожалуйста, признай Иисуса своим Спасителем. Семья всегда оказывала на меня Огромное влияние. Простите за деньги на отдых.

Извините, если случилось чем-то вас разочаровать. Я хотела, чтобы вы мной гордились, как гордилась вами я. Мама, папа, Роберт и Дон, я так много хочу вам сказать, чего не говорила раньше. Я так вас люблю!

Я знаю, вы меня любите и будете переживать. Держитесь вместе, как всегда, и тогда все удастся снести. Не обозляйтесь и не расстраивайтесь. Для тех, кто любит Бога, — все к лучшему. Моя любовь навсегда с вами.

Я вас всем сердцем люблю. Шарон (Шари) Смит

PS: Нана, я так тебя люблю. Я рада, что была твоей любимицей. А ты — моей. Я тебя люблю".

Шериф Меттс передал листки в криминалистическую лабораторию правоохранительного отдела Южной Каролины для анализа состава бумаги и поиска отпечатков пальцев. А мы в Квонтико читали копию и были почти уверены, что похищение обернулось убийством. Только дружная семья Смитов, чья трогательная вера в Бога так ясно отражалась в послании дочери, не переставала надеяться. 3 июня опять зазвонил телефон, и Хильду спросили, получила ли она письмо?

— Теперь вы мне верите?

— Не очень. Я хочу услышать саму Шари и знать, что с ней все в порядке.

— Узнаете через два-три дня, — зловеще пообещал похититель.

Но звонок прозвучал в тот же вечер. Неизвестный сообщил, что Шари жива, и намекнул, что собирается ее отпустить. Хотя кое-что в его речи убеждало нас в обратном.

— Вот что я вам хочу еще сказать. Шари теперь часть меня. Физически, умственно, эмоционально, духовно. Наши души слились в одну.:

Когда миссис Смит попросила гарантий, что её дочь жива, похититель ответил:

— О ней заботятся… Она — часть меня. А Бог бережёт нас всех.

Каждый звонок отслеживали, и выяснилось, что неизвестный пользовался расположенными в округе телефонами-автоматами. Но в то время, чтобы таким образом поймать преступника, требовалось продержать его у аппарата не менее пятнадцати минут, а это было совершенно невозможно. Записывающее устройство регистрировало голос, и пленки через местное отделение тут же направлялись в Бюро. Райт, Уолкер и я слушали записи и восхищались выдержкой миссис Смит. Нам стало ясно, от кого Шари унаследовала мужество.

Надеясь, что будут еще звонки, Меттс спросил, какой совет дать родным Шари и как им вести себя с похитителем. Джим Райт предположил, что реакция должна быть такой, как в ситуации с заложниками. То есть, внимательно слушать, переспрашивать все, что имеет значение, чтобы увериться, что правильно поняли сообщение, постараться вытянуть из преступника побольше о нем самом и его планах. В такой стратегии заключалось несколько положительных сторон. Во-первых, она давала возможность достаточно долго продержать неизвестного у телефона так, что появлялась надежда на успешный захват. И во-вторых, давала ему почувствовать, что его с пониманием слушают, и таким образом поощряла на новые контакты.

Нечего говорить, что такая задача была почти непосильной для убитой горем и запуганной женщины. Но Смиты поразительно умели держаться и продолжали предоставлять нам ценную информацию.

Похититель позвонил на следующий вечер, но на этот раз разговаривал с сестрой Шари Дон, которой исполнился двадцать один год. С момента исчезновения Шари прошло четыре дня. Он подробно рассказал, как все случилось. Преступник проезжал мимо и заметил девушку у почтового ящика. Он по-приятельски к ней обратился, сделал пару фотографий, а потом, угрожая пистолетом, заставил сесть к себе в машину. И в этом, и в других разговорах неизвестный становился то дружески любезным, то пожестокому объективным, то будто бы сожалел, что ситуация вышла из-под контроля.

— Так вот, — продолжал он, — в четыре пятьдесят восемь утра… Ах нет, подождите… Точно, в три десять в субботу, первого июня Шари написала то, что вы получили. А в четыре пятьдесят восемь мы стали единой душой.

— Единой душой? — удивилась Дон.

— Что это значит? — спросила из глубины комнаты Хильда.

— Сейчас никаких вопросов, — оборвал собеседницу звонивший.

Но мы прекрасно понимали, в чём дело, несмотря на его уверения, что «грядет благословение» и на следующий вечер Шари вернется домой. Он даже предупредил Дон, чтобы та позаботилась о машине «скорой помощи». — Позднее вы получите инструкции, где нас найти.

В Квонтико самым важным на пленке нам показалось упоминание времени — 4.58 и скачок на два часа раньше — 3.10. Это нашло подтверждение в следующем роковом звонке. В полдень на следующий день трубку подняла Хильда.

— Слушайте меня внимательно, — проговорил неизвестный. — Поезжайте по шоссе 378 до развязки, поверните на запад, через полторы мили увидите знак Мус-Лодж № 103, следуйте еще четверть мили, пока слева не увидите белое здание. Ждём вас в шести футах за домом. Господь с нами, — и разъединился.

Шериф Меттс внимательно прокрутил пленку и, следуя указаниям, легко обнаружил тело Шари Смит — в восемнадцати милях в соседнем округе Салуда. Как в день исчезновения, на девушке была жёлтая рубашка и белые шорты. Но по степени разложения тела и шериф, и врачи определили, что она была мертва уже несколько дней — без сомнения, с четырех пятидесяти утра 1 июня. Состояние трупа не позволяло определить метод убийства и установить, бьща ли Шари изнасилована.

Но Джим Райт, Рон Уолкер и я были убеждены, что преступник тешил родных Шари ложной надеждой, только чтобы выиграть время и позволить исчезнуть серьезной улике. На лице и волосах Шари остались следы липкой ленты, хотя сама лента была снята — еще одно свидетельство планирования и Организации преступления. Новички обычно так не поступали. Значит, мы имели дело с развитым, достаточно взрослым человеком, который возвращался к телу для какого-то сексуального действия. И прекратил его только тогда, когда труп разложился настолько, что «отношения» стали невозможны. Само похищение среди белого дня в центре жилого района требовало определенного мастерства и совершенства. Поэтому мы решили, что неизвестному под тридцать или слегка за тридцать, хотя сам я решительно склонялся к последнему. Судя по жестокости игр, в которые он играл с родными погибшей, мы заключили, что преступник был неудачно женат, но давно развелся. В настоящее время живёт один или с родителями. Возможно, привлекался за нападения на женщин или, по крайней мере, за непристойные приставания по телефону. Если убивал, то детей или девушек. В отличие от большинства серийных убийц за проститутками не охотился, поскольку робел в их присутствии.

Педантичное определение географических направлений и самокоррекция в разговоре, когда речь шла о времени, сказали нам о многом. Маршруты были тщательно продуманы и занесены на бумагу. Для этого неизвестный несколько раз возвращался на место преступления и делал тщательные промеры. А когда звонил родственникам жертвы, читал информацию с листа. Он хорошо понимал, что нужно как можно быстрее покинуть телефонную будку. Несколько раз во время беседы преступник сбивался и, теряя нить, начинал сначала. Мы решили, что он — человек косный, помешанный на аккуратности и до мелочей педантичный. По каждому поводу делает записи, но если в них путается, теряет ход рассуждения. Известно, что к месту похищения он подъехал на машине, которой, как я предположил, было не более трех лет и которую он содержал в чистоте и порядке. Неизвестный отличался недюжинным гонором и презирал весь глупый мир, но в то же время страдал от незащищенности и чувства неполноценности.

Особенность дела Шари заключалась в том, что психологически место преступления становилось как бы частью сценария самого убийства. Перемещения неизвестного по округе выдавали в нем человека местного, родившегося где-то поблизости. То, что он совершал с Шари, а потом с ее трупом, требовало уединения, а безлюдный уголок, где никто не потревожит, мог найти лишь знакомый с окрестностями человек.

Подразделение анализа сигнала инженерной службы ФБР определило, что искажение голоса неизвестного осуществлялось при помощи так называемого прибора контроля переменной скорости. Во все отделения Бюро были направлены телексы с просьбой содействовать установлению его производителя и поставщика. А мы в свою очередь поняли, что НЕСУБ имел навыки обращения с электроникой, возможно, был занят в строительстве или реконструкции зданий. На следующий день, когда Боб Смит согласовывал с похоронным бюро последние детали погребения своей младшей дочери, преступник позвонил опять, но на этот раз захотел говорить с Дон. Он сообщил, что утром собирается сдаться, и выслал фотографии Шари, которые сделал до похищения девушки у почтового ящика. Неизвестный слёзно просил его простить и молиться за него. Ещё он намекнул, что, возможно, не сдастся, а совершит самоубийство, и снова стал жаловаться, что «ситуация вышла из-под контроля».

— Я только хотел заняться с Дон любовью. Наблюдал за ней пару…

— С кем, с кем? — прервала его девушка.

— Извини… с Шари… — поправился неизвестный.

— Наблюдал за ней пару недель, а потом всё пошло кувырком.

Тогда он в первый, но не в последний раз перепутал имена сестер. И не мудрено: обе они были живыми симпатичными белокурыми девушками и удивительно походили друг на друга. Фотография Дон появлялась в газете и на телеэкране, и все, что привлекало преступника в Шари, он замечал и в ее старшей сестре. Слушая пленку, мы невольно испытывали отвращение от его садистской, самодовольной манеры. Но я уже знал и говорил — рискуя показаться холодным и рассчетливым, — что Дон способна выступить приманкой, на которую клюнет убийца. В тот же день он позвонил местному телеведущему Чарли Кейсу и, сообщив о намерении сдаться, попросил выступить посредником, в обмен на что пообещал эксклюзивное интервью. Кейс выслушал неизвестного, но благоразумно ничего не обещал. А я предупредил Льюиса Мак-Карти, что НЕСУБ не придет с повинной и не убьёт себя. В беседе с Дон он представлялся «другом семьи» и бъш в достаточной мере психопатом, чтобы рассчитывать на понимание и сочувствие Смитов. Но мы не верили, что он был в самом деле с ними знаком. Видимо, фантазировал это, как и свою любовь с Шари. Всецело любовался собой, и я предостерег Мак-Карти, что чем отзывчивее поведет с ним себя семья погибшей, тем более преступник почувствует себя в своей тарелке. Тем больше вживется в образ и убьет девушку, похожую на Шари, конечно, если сможет найти, а нет — так любую другую. Лейтмотивом всех его действий было подавление, помыкание, властвование. В день похорон жертвы преступник позвонил снова и разговаривал с Дон. С извращенной жестокостью он заставил телефонистку сообщить, что абонента вызывает Шари Фей, снова намекнул, что намерен сдаться, а потом до ужаса обыденно рассказывал о смерти девушки.

— Так вот, с двух утра, когда она обо всем догадалась, и до четырех пятидесяти восьми мы все время разговаривали. Шари сказала, что готова уйти, а Бог готов сделать ее своим ангелом. Неизвестный сообщил, что занимался с Шари любовью, а потом предложил самой выбрать, как умереть: от пули, чрезмерной дозы наркотиков или от удушения. Шари выбрала последнее, и он обмотал ей нос и рот липкой лентой.

— Зачем вы ее убили? — всхлипнула в трубку Дон.

— Ситуация вышла из-под контроля. Я испугался, а почему — знает один только Бог. Надеюсь, Он меня простит. Но я должен все исправить, иначе он пошлет меня в ад, и я останусь там на всю жизнь. Но в тюрьму и на электрический стул не пойду.

И Дон и ее мать умоляли неизвестного обратиться к Богу, но не накладывать на себя руки. Однако в моем подразделении все были убеждены, что он не намерен делать ни того, ни другого. Через две недели после исчезновения Шари от домика-прицепа родителей была похищена Дебра Мей Хелмик. Дело происходило в округе Ричленд в двадцати четырех милях от дома Смитов. Отец Дебры находился внутри домика всего в двадцати футах. Сосед видел, как какой-то человек остановился рядом, вышел из машины и заговорил с девочкой. Потом внезапно швырнул ее на сиденье и умчался прочь. Сосед и Хелмик бросились в погоню, но потеряли его из виду. Как и Шари, Дебра была голубоглазой блондинкой. Но ей исполнилось всего лишь девять лет.

Шериф Меттс предпринял невероятные усилия, чтобы ее найти. Между тем дело принимало трагический оборот. Если занимаешься случаем, когда на карту поставлена жизнь, необходимо отрешиться от эмоций и объективно рассматривать материалы и ход событий. Иначе можно свихнуться. Но это оказалось непросто в случае с Шари, а с Деброй совершенно невозможно. Ровесница моей дочери, такая же голубоглазая и светловолосая, она удивительно напоминала Эрику. А моей младшей дочери в то время исполнилось пять. И от этого голову постоянно сверлила мысль: «Такое могло случиться с моим ребенком».

Хотелось приковать дочерей к запястью наручниками и ни на секунду не сводить с них глаз. Насмотревшись с мое, трудно давать свободу детям, приходится по-настоящему бороться с собой. Несмотря на разницу в возрасте между Шари и Деброй, выбор времени, обстоятельства похищения и modus operandi свидетельствовали о том, что мы имеем дело с одним и тем же преступником. В этом наше мнение совпадало с мнением шерифа. Полный мрачных предчувствий, что получил серийного убийцу, Льюис Мак-Карти со всеми материалами дела вылетел в Квонтико. Уолкер и Райт заново обратились к своим заключениям, которые легли в основу психологического портрета, и перепроверили предложенные ими советы. Но даже с учетом последних данных не сочли нужным менять оценки.

Хотя наш НЕСУБ специально искажал голос, почти не вызывало сомнений, что он — белый. Оба похищения являлись преступлениями на сексуальной почве, и совершил их слабый, неуверенный в себе взрослый мужчина. Обе жертвы принадлежали к белой расе, а такие преступления, как правило, не происходят на межрасовой основе. Неизвестный отличался застенчивостью, был вежлив. Излишне грузен, скорее даже толст, и не привлекал женщин. Мы предупредили Мак-Карти, что теперь он поведёт себя еще скованнее, чем прежде. Близкие знакомые, вероятно, замечают, что он теряет вес, много пьет, нерегулярно бреется и охотно вступает в разговор об убийстве. При его пунктуальности жадно слушает все репортажи и собирает газетные вырезки. Еще коллекционирует порнографические картинки, особенно садомазохистского толка. Наслаждается собственной избранностью, возможностью властвовать над жертвами и причинять горе родственникам Шари. Как я и опасался, не имея шанса овладеть соответствующей своим желаниям новой добычей, выбрал первую попавшуюся беззащитную девочку. Но хотя бы по возрасту Шари отвечала его фантазиям. И если мы правильно понимали неизвестного, Дебра Хелмик не могла вызвать в нем чувства удовлетворения, а значит, он не станет звонить семье похищенной.

Мак-Карти вернулся домой со списком из двадцати одного пункта, в котором содержались характеристики преступника, и, по словам Меттса, заявил:

— Теперь я его знаю. Осталось только выяснить фамилию.

Несмотря на его веру в нас, все было не так просто. Совместные усилия правоохранительных органов штата и отделения ФБР в Колумбии не принесли никаких плодов ~ следов Дебры обнаружить так и не удалось. Мы в Квонтико ждали сообщений и готовились к самому худшему. Поверьте, сопереживание родным пропавшего ребенка может показаться почти непереносимым. По просьбе старшего специального агента Иви и шерифа Меттса я собрал чемоданы, чтобы вылететь на место, и взял с собой Рона Уолкера. Это было наше первое совместное путешествие с тех пор, как в Сиэтле он с Блейном Мак-Илвейном спас мне жизнь.

В аэропорту нас встретил Лью Мак-Карти и, не теряя времени, мы поехали объезжать места преступлений. Он показал нам, где похитили девочек. Даже по виргинским понятиям было слишком влажно и жарко. Никаких явных следов борьбы мы не заметили. Место, где обнаружили тело Шари, оставалось все в том же состоянии — преступник присмотрел себе новое логово. Но я еще больше уверился в том, что наш НЕСУБ местный, несмотря на то что он два раза звонил родственникам Шари из отдаленных районов.

В управлении шерифа собрались руководители расследования. Метгс имел большой и впечатляющий кабинет — около тридцати футов в длину и двенадцать в высоту, — в котором стены сверху донизу оказались увешанными почетными знаками, грамотами, благодарственными записками; всё, что он делал в жизни, красовалось в его кабинете — от благодарностей за раскрытия убийств до письменных восхищений девочек-скаутов. Меттс сидел за массивным столом, а все остальные: Рон, я. Боб Иви и Лью Мак-Карти — полукругом напротив.

— Он больше не звонит Смитам, — пожаловался шериф.

— Я его заставлю, — ответил я.

И объяснил, что психологический портрет призван содействовать расследованию, но в данном случае требовалось быстро заставить преступника себя обнаружить, на что была направлена разработанная мной превентивная тактика. Я спросил, нет ли на примете готового на сотрудничество репортера местной газеты. Речь не шла о цензуре или о том, чтобы диктовать журналисту, что ему писать. Но человек хотя бы должен был сочувствовать тому, что мы делаем, а не ждать момента, чтобы ударить в спину. Меттс предложил кандидатуру Маргарет 0'Ши из газеты «Колумбия стейт». Она согласилась прийти в кабинет, и мы с Роном постарались напичкать ее информацией, что это за преступник и как он может себя повести.

Он внимательно следит за прессой, объяснили мы. И особенно его заинтересует любая статья о Дон. По опыту мы знали, что подобные типы могут посещать места преступлений или могилы жертв. И если правильно построить рассказ, можно выманить его на свет и загнать в ловушку. В худшем случае снова побудить звонить по телефону. Я рассказал Маргарет, как плодотворно мы сотрудничали с прессой в деле об отравлениях тайленолом (тайленол — патентованное средство от головной боли и простуды. Ранее производился компанией «Джонсон и Джонсон». прим. ред.) и пожелал, чтобы и в нашем случае все происходило именно так. 0'Ши согласилась осветить тему так, как нам было нужно. А Мак-Карти повез меня к Смитам объяснить, что требовалось от них. Я с самого начала задумал использовать Дон в качестве приманки. Но Роберт Смит нервничал, не хотел подвергать опасности оставшуюся в живых дочь. А я считал, что это наш верный шанс, и старался его убедить, что убийца Шари трус и не нападет в разгар шумихи и всеобщего внимания к девушке. Прослушивая магнитофонные записи, я пришел к выводу, что Дон — личность мужественная и способна исполнить мой план.

Дон провела меня в комнату Шари, в которой ничего не менялось с тех пор, как этот порог в последний раз переступила ее сестра. Так часто поступают в семьях, где неожиданно и трагично поги amp;ли дети. Меня поразила коллекция мягких медвежат — всех размеров, цветов и форм. Дон сказала, что сестра их любила, и об этом знали все ее друзья. Я долго пробыл в этой комнате, стараясь ощутить Шари, почувствовать, какой она была. Ее убийцу, безусловно, можно поймать. Только следовало сделать правильный выбор. Поразмыслив, я взял одного из медвежат — того, что разводил лапками, когда ему нажимали на плечи. И объяснил родственникам погибшей, что через несколько дней, когда газетная шумиха наберет силу, мы проведем у могилы Шари на Лексингтонском мемориальном кладбище поминальную службу, во время которой Дон прикрепит мягкого мишку к букету цветов. Я считал вполне вероятным, что преступник пожалует на службу, и еще более вероятным, что через какое-то время вернется за игрушкой, чтобы иметь у себя осязаемое воспоминание о Шари.

Маргарет 0'Ши поняла, какого рода требовалась статья, и устроила так, чтобы из газеты прислали фоторепортера. Надгробия не было, но мы соорудили деревянный аналой и приклеили к передней стенке фотографию девочки. Родственники попеременно подходили к нему и возносили молитвы за Шари и Дебру. Потом Дон прикрепила игрушечного медвежонка за лапки к одному из букетов роз. В целом получилось на редкость трогательное зрелище. Пока Смиты произносили речи, а репортеры делали снимки для местных газет, люди Меттса незаметно записывали номера всех проезжающих машин. Меня беспокоило только одно — могила располагалась слишком близко от дороги. Это могло напугать преступника и удержать от того, чтобы подойти поближе. Тем более что он сам с шоссе мог прекрасно видеть все, что происходило. Но с этим ничего нельзя было поделать.

На следующий день в газете появились фотографии. Но убийца, как мы надеялись, ночью не пришёл за медведем. Думаю, его напугала близость дороги. Но он позвонил. Вскоре после полуночи Дон ответила еще на один «вызов Шари Фей Смит». Убедившись, что на линии Дон, и заверив, что речь идет не о розыгрыше — «знаешь, это на самом деле я», — неизвестный произнес свои самые леденящие душу слова.

— Ну, вот что. Бог хочет, чтобы ты воссоединилась с Шари Фей. Все дело во времени: в этом месяце, в следующем… в этом году, в следующем. Вечно тебя охранять не станут. — Потом он спросил, слышала ли девушка о Дебре Мей Хелмик.

— М-м-м… нет.

— Неужели? Десятилетняя девочка. Х-Е-Л-М-И-К?

— Ах та, что из округа Ричленд?

— Именно.

— Да.

— Тогда слушай меня внимательно. Поезжай по шоссе № 1 на север… нет, пожалуй, на запад. Свернешь налево на дорогу на Пич-Фестивал или Биллс-Грилл. Через три с половиной мили минуешь Гилберт и повернешь направо. Там будет просёлок — последний перед пересечением с дорогой Ту-Ноч, — который упрется в знак «Частная собственность». Шагай через цепь: пятьдесят ярдов вперед и десять налево. Дебра Мей тебя ждёт, и да простит нас Бог!

Преступник становился не в меру самоуверенным и больше не пользовался устройством для искажения голоса. А Дон, несмотря на то что её собственной жизни угрожала опасность, сумела удержать его у аппарата так долго, как только могла. У неё хватило выдержки и сообразительности спросить о фотографиях, которые он обещал им прислать, но которые Смитам так и не пришли.

— Ясное дело, они в ФБР, — попытался оправдаться неизвестный и при этом выдал, что понимает, какую роль играет в деле Бюро.

— Нет, сэр, — возразила девушка, — всё, что к ним поступает, они нам передают. Вы их вышлите?

— Ну хорошо, — уклончиво ответил он.

— Мне кажется, что вы водите меня за нос. Сами говорили, что фотографии уже идут по почте, а их все нет.

Мы подбирались все ближе к убийце, но меня тяжело угнетала необходимость подвергать опасности Дон. Пока мы с Роном, чем могли, помогали местным властям, в криминалистических лабораториях подвергали всевозможным анализам единственную имеющуюся на руках улику — завещание Шари. Оно было написано на разлинованных листах из обычного блокнота, и это навело криминалиста на мысль проверить бумагу на специальном приборе, способном выявлять самые микроскопические вмятины, оставленные от того, что писали на других страницах. В результате ему удалось выявить часть счета из бакалейной лавки и девять цифр из десятизначной последовательности: 205-837-138. 205 определили как код Алабамы, а 837 был номер коммутатора Хантсвилла. В сотрудничестве со службой безопасности телефонной компании «Сазерн белл» техническая лаборатория проверила все десять номеров и попыталась выяснить, не связывались ли с одного из них с районом Колумбия-Лексингтон. Выяснилось, что за несколько недель до похищения Шари по одному из них звонили из места, расположенного всего в пятнадцати милях от дома Смитов. Это был настоящий след. Согласно муниципальной регистрации, дом принадлежал супругам среднего возраста — Эллису и Шарон Шеппард.

Получив информацию, Мак-Карти взял с собой несколько помощников и направился в дом Шеппардов. Хозяева встретили его приветливо и радушно, но пятидесятилетний Эллис, кроме того, что служил электриком, ничем другим не соответствовал нашему портрету. Брак супругов был прочным и счастливым, и в прошлом Эллиса не обнаружилось ничего такого, что подходило бы к нашему прогнозу. Хозяева подтвердили, что звонили в Хантсвилл, где служил в армии их сын, но во время обоих ужасных событий он отсутствовал в городе. Многообещающий след завёл в никуда.

Но Мак-Карти достаточно долго работал с нами и верил, что наш портрет точен. Он описал его Шеппардам и спросил, не знают ли они такого человека.

Супруги посмотрели друг на друга и согласно кивнули:

— Должно быть, это Ларри Джин Белл.

Помощник шерифа задавал наводящие вопросы, и Шеппарды продолжали рассказывать. Беллу исполнилось тридцать, и он был разведен. Имел сына, который жил с его бывшей женой. Отличался застенчивостью, был грузен. Помогал Эллису делать проводку в домах и выполнял другую подсобную работу. Славился своей аккуратностью и педантичностью. Когда Шеппарды отсутствовали в течение шести недель, присматривал за их домом, а потом снова переехал к родителям. Шарон Шеппард припомнила, что по просьбе Джина записала ему в блокнот телефон сына, чтобы в случае чего он мог ему позвонить. И еще она вспомнила, что, встретив их в аэропорту, Белл по дороге то и дело возвращался к теме похищения дочери Смитов.

Их удивила его внешность: Джин похудел, зарос щетиной и, казалось, сильно нервничал. Мак-Карти спросил, было ли у Шеппарда оружие. Эллис имел пистолет 38-го калибра, который в целях самообороны хранил дома. Помощник шерифа попросил его показать, но пистолета на месте не было. Они вдвоем перерыли весь дом и наконец нашли оружие под матрасом кровати, на которой спал Джин. Из него недавно явно стреляли, и затвор заело. Там же валялся журнал «Хустлер» с распятой симпатичной блондинкой на обложке. А когда МакКарти проиграл отрывок магнитозаписи телефонного разговора с Дон, Эллис безошибочно узнал голос:

— Нет никаких сомнений-это он.

Примерно в два часа ночи ко мне в дверь постучал Рон Уолкер и поднял с постели. Ему только что звонил Мак-Карти, рассказал о Ларри Джине Белле и просил срочно приехать к нему. Удивительно, насколько точным оказался наш портрет — вот уж попали прямо в десятку. Фотографии шерифа запечатлели припаркованную у кладбища машину, которая, судя по номеру, принадлежала Беллу. Меттс собирался произвести арест, когда преступник утром пойдет на работу, и хотел посоветоваться со мной, каким образом построить стратегию допроса. За зданием управления шерифа стоял конфискованный во время рейда против наркоторговцев фургон который использовали в качестве дополнительного помещения. По моему предложению его молниеносно переоборудовали под штаб-квартиру оперативной группы. Развесили фотографии и карты с обозначением мест преступлений, на столы навалили папки с материалами. Все это в сочетании с деловитыми копами создавало у убийцы впечатление, что против него собраны горы улик.

Добиться признания будет нелегко, предупредили мы. Южная Каролина — штат, где смертная казнь не отменена. Если повезет, он может рассчитывать на длительный тюремный срок. Но растлитель и убийца детей должен понимать, что и это не лучший вариант для тех, кто дорожит жизнью и целостностью собственного тела. Я чувствовал, что он постарается как-то выгородить себя — или начнет возводить вину на самих жертв, как бы ни возмущались при этом ведущие допрос, или построит защиту на своей невменяемости. Обвиняемые часто прибегают к этому способу, но даже если им хорошо удается игра, присяжные, как правило, не поддаются на их уловки.

Помощники шерифа арестовали Ларри Джина Белла рано утром в то время, как он выходил из дома родителей на работу. Когда преступника привели в фургон оперативной группы, Меттс внимательно вгляделся в его лицо.

— В нем не было ни кровинки, — вспоминал позднее щериф. — Обстановка привела его в нужное психологическое состояние.

Беллу разъяснили его права (Перечень этих прав называется «предупреждением Миранды» и состоит из четырех пунктов: а) задержанный имеет право молчать; б) все, что он скажет, может быть использовано против него; в) он имеет право на допрос в присутствии своего адвоката и г) в случае, если задержанный не имеет возможности самостоятельно оплатить услуги адвоката, адвокат будет назначен ему судом. — прим. ред.), но, отказавшись от них, он согласился беседовать со следователями.

Офицеры обрабатывали его большую часть дня, а мы с Роном сидели в кабинете Меттса, получали бюллетени о том, как идут дела, и давали советы, что делать дальше. В это же время помощники шерифа с ордером на обыск выехали в дом преступника. Как мы и предполагали, ботинки под кроватью Белла оказались выровненными строго по линии, письменный стол аккуратно прибран, даже инструменты в багажнике его машины разложены тщательным образом. На столе лежали указания, как проехать к дому родителей, выписанные с той же пунктуальностью, что и те, которые Белл давал Смитам и Хелмикам, когда посылал их к телам дочерей. Была найдена садомазохистская порнография. На кровати эксперты обнаружили волосы, и анализ подтвердил, что они принадлежали Шари. Памятная марка на конверте, в котором по почте пришло ее завещание, оказалась оторванной от блока, который хранился в ящике его письменного стола. А когда фотографию Белла показали по телевидению, свидетель похищения Дебры Хелмик его немедленно опознал.

Постепенно выяснялось его прошлое. Как мы и думали, за Беллом тянулся хвост правонарушений на сексуальной почве, которые поначалу оставались незначительными, пока в двадцать шесть лет, угрожая ножом, он не попытался затащить к себе в машину девятнадцатилетнюю замужнюю женщину. Чтобы избежать тюрьмы, Белл согласился на психиатрическое лечение, но после двух сеансов перестал ходить. Через пять месяцев под дулом пистолета он хотел впихнуть в машину учащуюся колледжа и получил пять лет тюрьмы, но через двадцать один месяц был условно освобожден. В этот период неоднократно донимал по телефону непристойностями десятилетнюю девочку, был признан виновным, но получил лишь новый условный срок.

Однако в фургоне Белл упорно молчал. Он отрицал всяческое участие в убийствах, признавая лишь то, что действительно интересовался этими преступлениями. Не помогли даже магнитофонные записи его телефонных разговоров. Примерно через шесть часов он заявил, что желает разговаривать лично с шерифом Меттсом. Меттс вновь напомнил ему о его правах, но преступник ни в чем не признался. Близился вечер, а Рон и я по-прежнему сидели в кабинете шерифа. В это время Меттс и окружной прокурор Дон Мейерс ввели туда Белла. Толстый и дряблый, он напомнил мне «пекаренка Пиллсбери» (Рекламный персонаж (товарный знак) мукодельной компании «Пиллсбери» — улыбающийся подмастерье пекаря в поварском колпаке. — прим. ред.). При его появлении мы с Роном немало удивились, а Меттс повернулся к Беллу и произнес со своим южным выговором:

— Знаете, кто эти ребята? Они из Ф-Б-Р! И описали ваш портрет до последней точки. А теперь они хотят с вами чуточку потолковать.

Белла усадили на белый диван напротив стены и оставили с нами наедине.

Я сидел у края журнального столика прямо напротив преступника, а Рон стоял за моей спиной. На мне была все та же одежда, в которой на рассвете я покинул отель: белая рубашка и брюки — комплект, который я прозвал костюмом Гарри Белафонте (Белафонте, Гарри (р. 1927) — певец и актер. Широкую известность получил в 50-60-е годы как автор и исполнитель лирических баллад. прим. ред.). Но в белой комнате у белого дивана я казался то ли врачом, то ли неземным существом.

Я кое-что рассказал Беллу о наших исследованиях серийных преступлений и дал ясно понять, что нам очевидна мотивация подобных убийц.

— Вы можете дни напролет отрицать вину, потому что стараетесь подавить мысли, которые считаете дурными. В тюрьмах мы подолгу беседовали с заключенными и в частности выяснили, что правда об их внутреннем мире почти никогда не бывает известной. Когда происходит такое преступление, оно для самого убийцы подобно кошмару. В жизни ему обычно предшествует множество побудителей — финансовые проблемы, семейные проблемы, проблемы с девушкой… — Я говорил, а Белл кивал головой, точно все эти проблемы он испытал на себе.

— А теперь послушайте, Ларри, — продолжал я, — беда в том, что ваш адвокат, возможно, не захочет, чтобы вы давали показания, и у вас не найдётся возможности высказаться. Все будут знать вашу плохую сторону, а о хорошей даже не заподозрят. Для всего мира вы так и останетесь рассчетливым убийцей. Я уже говорил, что мы поняли: для многих преступление — кошмар. Когда люди просыпаются на следующее утро, то просто не верят, что были способны его совершить.

Все это время Белл, словно соглашаясь, кивал головой.

В тот момент я не спросил его в лоб, убил ли он Шари и Дебру, потому что знал: если так поставить вопрос, то непременно получишь отрицательный ответ. Поэтому я приблизился вплотную и тихо произнес:

— Ларри, когда вы впервые почувствовали, что поступили плохо?

И он ответил:

— Когда увидел в газете фотографию и прочитал, как родные молятся на кладбище.

— Вот вы, Ларри, — продолжал я, — тот, что сидите с нами. Могли бы вы совершить такую вещь? В этом окружении? — В беседе с подозреваемыми мы избегали обвинительных и возбуждающих слов: убийство, преступление нападение.

Он посмотрел на меня со слезами на глазах:

— Я только знаю, что сидящий с вами Ларри Джин Белл не мог бы. Но плохой Ларри Джин Белл мог.

Мы вплотную приблизились к признанию, но дальше дело не шло. Тогда Дон Мейерс решил испробовать еще одну вещь, и я с ним согласился. Он считал, что, если свести Белла лицом к лицу с матерью Шари, можно рассчитывать на спонтанную реакцию.

Хильда и Дон не отказались, и я научил их, что говорить и как себя вести. Мы находились в кабинете шерифа. Меттс устроился за своим массивным столом, а мы с Роном Уолкером встали по сторонам комнаты так, что образовался треугольник. Ввели Белла и усадили посредине лицом к дверям. Потом вошли Хильда и Дон, и я попросил преступника им что-нибудь сказать. Но он уставился в пол, словно не имел сил на них смотреть. Дон, как я ее учил, посмотрела ему прямо в глаза.

— Это ты, — сказала она. — Я узнала твой голос. Это ты!

Белл не отрицал, но и не признавался. А вместо этого начал выдавать все, чем я его напичкал, чтобы разговорить. Сказал, что сидящий здесь Ларри Джин Белл не мог бы совершить такую вещь, и понёс прочую чушь. Я все еще надеялся, что он ухватится за возможность выставить себя невменяемым и вывернется наизнанку. Встреча шла своим чередом. Миссис Смит задавала вопросы, и я был уверен, что каждый в комнате мог едва себя сдерживать.

Внезапно в голову пришла мысль: не вооружены ли Хильда и Дон. Я не мог припомнить, чтобы кто-то проверял, нет ли у них оружия. Я сидел в напряжении на краешке стула, готовый кинуться вперед и схватить за руку, если одна из них потянется к сумочке. Не знаю, как поступил бы я сам и тысяча других родителей, случись такое с нашим ребенком. Вот прекрасная возможность расквитаться с убийцей, и никакие присяжные в мире не вынесут обвинительного вердикта. К счастью, ни Дон, ни Хильда не попытались пронести оружие. У них оказалось больше, чем у меня, выдержки и веры в нашу систему правосудия. А Рон потом проверил: женщин действительно не обыскивали.

Ларри Джин Белл предстал перед судом по обвинению в убийстве Шари Фей Смит в конце января. Из-за значительной огласки судебный округ был заменен и слушание проходило в округе Беркли неподалеку от Чарлстона. Дон Мейерс попросил меня выступить в качестве эксперта и рассказать о технологии подготовки психологического портрета и о том, как я допрашивал обвиняемого. Белл не давал показаний и не признал вины. Ближе всего к признанию он подошел тогда, в кабинете шерифа Меттса. Во время слушания он делал многочисленные заметки в такой же блокнот, на листках из которого было написано завещание Шари. Но доводы обвинения показались суду весьма убедительными. Присяжным потребовалось всего сорок семь минут, чтобы вынести вердикт: виновен в похищении и убийстве первой степени. Через четыре дня после произведенных по рекомендации присяжных дальнейших уточнений его приговорили к смертной казни на электрическом стуле. За похищение и убийство Дебры Хелмик Белла судили отдельно и так же быстро вынесли обвинительный вердикт и приговор.

Дело Ларри Джина Белла является прекрасным примером слаженной работы правоохранительных органов, когда в полной мере проявилось сотрудничество агентств округа, штата и федеральных органов. Ведущую роль в нем играло энергичное местное руководство. Немалое значение имело героическое поведение двух потерпевших семей. А симбиоз методов психологического прогнозирования и традиционных криминалистических я предложил бы в качестве модели для любого расследования.

Когда писалась эта книга, Ларри Джин Белл все еще дожидался приведения в исполнение приговора в Центральной исправительной тюрьме Южной Каролины, где содержал свою камеру в чистоте и образцовом порядке. Полиция считала, что он виновен еще в ряде убийств девочек как в Южной, так и в Северной Каролине. А я по опыту знал, что подобные люди не поддаются реабилитации. Если их выпустить на свободу, они снова убьют. И если мне говорят, что содержание в камере смертников в течение столь долгого времени — слишком жестокое наказание, я соглашаюсь с этим только до известной степени. Отсрочка исполнения приговора действительно жестокое наказание — для Смитов и Хелмиков и всех, кто знал и любил погубленных девочек. И для нас, кто жаждет, чтобы правосудие наконец свершилось.

17. Жертвой может стать каждый

1 июля 1989 года в заливе Тампа, штат Флорида, какой-то рыбак заметил со своей лодки трех утопленников или, по его выражению, «три клецки». Он сообщил об этом береговой охране и полиции Сент-Питерсберга, которые и выловили три сильно попорченных водой женских тела, связанных за руки и за ноги желтой пластиковой лентой и обычной бельевой веревкой. Тела были погружены при помощи привязанных к шеям пятидесятифунтовых шлакобетонных блоков. Конструкция блоков была довольно редкой — с двумя отверстиями вместо более распространенных трех. Рты оказались заклеенными серебристой изоляционной лентой, свободные концы которой прилипли к глазам, когда тела были брошены в воду. Все три были одеты в майки и лифчики от купальных костюмов. Трусики отсутствовали, что предполагало преступление на сексуальной почве, хотя после долгого нахождения в воде тела пришли в такое состояние, которое не позволяло судебно-медицинской экспертизе дать однозначное заключение об изнасиловании.

Из документов, найденных в брошенной неподалеку на берегу машине удалось установить, что погибшими были тридцативосьмилетняя Джоан Роджерс и две ее дочери — Мишель, семнадцати лет, и Кристи, пятнадцати лет, проживавшие на ферме в штате Огайо. Они отправились на машине провести каникулы девушек, уже побывали в «Уолт Дисней уорлд» (Увеселительный тематический парк корпорации «Уолт Дисней», открыт в 1972 г… Расположен в г. Орландо, штат Флорида. прим. ред.) и перед возвращением домой остановились в гостинице «Дейз Инн» в Сент-Питерсберге. Мистер Роджерс не мог оставить ферму и поэтому не сопровождал жену и дочерей в поездке.

Исследование содержимого желудков женщин, а также опросы работников ресторана «Дейз Инн» позволили предположить, что смерть наступила около сорока восьми часов назад. Единственным вещественным доказательством была найденная в машине записка с небрежно нацарапанными указаниями, как добраться из «Дейз Инн» до места, где была обнаружена машина. На обратной стороне листка кто-то нарисовал карту и показал, как попасть от Дейл Мабри, людной торговой улицы в Сент-Питерсберге, в гостиницу.

Дело мгновенно получило широкий общественный резонанс, и им занялись полицейские управления Сент-Питерсберга и Тампы и департамент шерифа Хилсборо. Жители были напуганы. Если так жестоко расправились с тремя ни в чем не повинными туристками, резонно размышляли они, значит, жертвой может стать каждый.

Полиция пыталась идти по следу записки, сверяя почерк служащих гостиницы, людей, работавших в лавчонках и конторах в районе Дейл-Мабри, откуда начинался указанный на карте путь. Но все безрезультатно. Жестокая, явная сексуальная природа убийств бросалась в глаза и вызывала обоснованную тревогу. Из управления шерифа Хилсборо обратились в отделение ФБР города Тампы и выразили опасение, что дело может перерасти в серийные преступления. Но даже совместные усилия трех правоохранительных инстанций не продвинули расследование вперед.

Джана Монро работала агентом в оперативном отделе Тампы. Перед тем как поступить в Федеральное Бюро, она служила полицейским офицером, а затем в качестве детектива занималась расследованием убийств в Калифорнии. В сентябре 1990 года мы с Джимом Райтом стали рассматривать ее кандидатуру на открывшуюся в подразделении вакансию и, побеседовав, послали запрос на ее перевод в Квонтико. В своем отделе Джана была координатором по психологическому прогнозированию, поэтому сразу же после ее поступления на работу в наше подразделение ей поручили дело об убийстве Роджерсов. Представители полиции Сент-Питерсберга прилетели в Квонтико и представили Джане, Ларри Анкрому, Стиву Эттеру, Биллу Хэгмейеру и Стиву Мардигьяну материалы расследования. Затем был выработан психологический портрет: белый мужчина в возрасте приблизительно от 35 до 45 лет, по социальному положению «синий воротничок», работающий в области эксплуатации и содержания жилищ, малообразованный, в прошлом могли отмечаться случаи сексуальной и физической агрессии, а непосредственно перед убийством он испытал ряд стрессов, которые и подтолкнули его к преступлению. Как только ажиотаж вокруг расследования спал, он уехал из этой местности, но позже, как Джон Прэнт в деле Карлы Браун, мог вернуться обратно.

Агенты не сомневались в правильности нарисованного ими портрета, но ни ареста, ни какого-либо продвижения в следствии не последовало. Требовались более активные меры. Поэтому Джана выступила в передаче «Нераскрытые тайны», транслируемой по одной из национальных программ. Обычно это всегда давало хорошие результаты для обнаружения НЕСУБа. После того как Джана рассказала с экрана о преступлении, сотни ключей, подсказок и предложений были тщательно просеяны, но ни одной золотой крупинки так и не удалось отыскать. Я всегда говорю своим сотрудникам: если один метод не сработал, попробуйте что-нибудь ещё, даже если до вас этого никто не пробовал делать. Записка с нацарапанными указаниями дороги являлась единственным предметом, который связывал убийцу с жертвами, хотя до сих пор польза от нее была невелика. Поскольку случай стал широко известен среди населения Тампы — Сент-Питерсберга, Джана предложила размножить текст и вывесить на досках объявлений в надежде, что кто-нибудь узнает почерк. В среде стражей порядка укоренилось мнение, что люди способны узнать почерк лишь членов своей семьи и близких друзей. Но Джана решила, что кто-нибудь может откликнуться. Особенно если он обижен и ищет случая, чтобы сдать владельца почерка полиции.

Несколько местных бизнесменов закупили места на досках объявлений, и копии записки были выставлены на всеобщее обозрение. В течение трех последующих дней полиция получила три звонка от трёх незнакомых друг с другом людей. Все они узнали почерк и утверждали, что он принадлежит некоему человеку по имени Оба Чандлер, белому мужчине лет сорока пяти. Не имея лицензии, он устанавливал аллюминиевую обшивку, и трое звонивших были его клиентами. Им пришлось предъявить работнику иск, поскольку не прошло и нескольких дней, как после первого же дождя обшивка потекла. Все были абсолютно уверены в личности писавшего, так как у каждого хранился его ответ на претензии.

Кроме возраста и профессии, он подходил к разработанному портрету по нескольким другим ключевым моментам. В прошлом Чандлера судили за имущественные преступления, оскорбление действием и сексуальную агрессию. Он выехал из окрестностей Сент-Питерсберга, как только расследование замерло, хотя никакой нужды в переезде до этого не возникало. Побудителем преступления явилось то, что женщина, с которой он жил, родила нежеланного ребенка.

Расследование сдвинулось с мертвой точки, и появились новые факты. Объявилась некая женщина, которая представила себя еще одной жертвой. Они с подругой встретили человека, походившего по описанию на Чандлера. Он пригласил их покататься на лодке по заливу Тампа. У подруги возникли неприятные предчувствия, и она отказалась, так что женщина поехала одна. Когда они выплыли на середину залива, мужчина попытался ее изнасиловать. Женщина начала сопротивляться, но он пригрозил:

— Не ори, иначе залеплю рот изоляцией, привяжу к шлакоблоку и утоплю.

Оба Чандлер был арестован, судим и признан виновным в предумышленном убийстве Джоан, Мишель и Кристи Роджерс. Его приговорили к смертной казни.

Жертвы Чандлера были обычными, доверчивыми женщинами, которых преступник выбрал почти наугад, что лишний раз доказывает справедливость пугающего утверждения: жертвой может оказаться каждый из нас. И в таких ситуациях, как дело Роджерс, активные меры и приемы раскрытия преступления являются исключительно важными.

В конце 1982 года в районе Чикаго стали внезапно и таинственно умирать люди. Вскоре между всеми трагедиями полиция обнаружила связь и выявила их причину: жертвы принимали капсулы тайленола, наполненные вместо лекарства цианистым калием. Как только содержимое капсулы попадало в желудок, наступала мгновенная смерть.

Начальник чикагского отделения ФБР Эд Хагарти обратился ко мне с просьбой помочь расследованию. Раньше я никогда не сталкивался с подменой пищевых продуктов, но, поразмыслив, решил, что и к этому делу могу применить разработанные мною методы. В ФБР это дело проходило под кодовым названием «Тимуре». Главная трудность состояла в том, что отравленными оказались случайные жертвы. А раз преступник не наметил себе определенную цель и не присутствовал на месте преступления, обычный метод ничего не давал.

Убийства были явно немотивированы — в том смысле, что не были вызваны ни одной из традиционных и широкоизвестных причин: любовью, ревностью, алчностью или местью. Отравитель мог метить и в производителя лекарства компанию «Джонсон и Джонсон», и в любую из аптек, и в одну или более жертв, и в общество в целом.

Мне казалось, что такие отравления сродни взрывам наугад и швырянию булыжников с моста в проходящие внизу по шоссе автомобили. Преступник представлялся мне похожим на Дэвида Берковица, который стрелял в неосвещенные внутри машины, — то есть человеком, озабоченным только тем, чтобы излить свой гнев вообще, а не направить его на жертву какого-нибудь определенного типа. Если такого преступника принудить посмотреть в лица погубленных им людей, он мог бы изменить взгляды или раскаяться.

Имея возможность сравнивать детали этого дела с другими подобного рода трусливыми злодеяниями, я понимал, что за личность этот НЕСУБ. Даже несмотря на то, что обычно мы имели дело с другими преступниками, его социо-психологический тип во многом казался знакомым. Наши исследования доказывали, что действия субъектов, убивающих наугад, но при этом не добивающихся личной известности, мотивируются в первую очередь яростью. Я считал, что неизвестный переживает период отчаянной депрессии и представляет собой неполноценное, безнадежное существо, всю жизнь терпевшее неудачу: в школе, на работе, в личных отношениях.

Исходя из данных статистики, субъект, подходящий для такого рода убийств, должен быть белым мужчиной, около тридцати лет, нелюдимым, проводящим ночи в одиночку. Возможно, он наведывается в дома жертв или посещает их могилы, оставляя там что-нибудь от себя. Я полагал, что он приближен к власти и управлению, насколько это возможно в его положении: вероятно, работает водителем «скорой помощи», охранником, детективом в супермаркете или младшим полицейским. Мог служить в армии или на флоте.

Я также полагал, что в прошлом он лечился у психиатра и ему были предписаны соответствующие лекарства. Имеет плохо ухоженную машину по крайней мере пятилетней давности, но марка которой символизирует власть и силу, например «форд» — любимую машину полиции. Незадолго до первого отравления, то есть до 29 сентября, пережил какой-то стресс, который вызвал его гнев и сыграл роль побудителя. Причину стресса неизвестный видел в обществе в целом. Как только дело об отравлениях стало всеобщим достоянием, начал обсуждать его со всеми, кто только соглашался слушать: в барах, аптеках, с полицией.

Власть, иллюзию которой дают такого рода преступления, была главной опорой его «эго», поэтому существовала большая вероятность того, что он вёл дневник или имел альбом вырезок из газет. Я предупредил полицию, что неизвестный, скорее всего, писал властям — Президенту, директору ФБР, в правительство, мэру — и жаловался на несправедливости. В первых посланиях ставил свою подпись. По мере того как шло время, а он не получал удовлетворяющего его ответа, его возмущение росло. И убийства по принципу «на кого Бог пошлет» стали местью тем, кто не удосужился с должным вниманием отнестись к его особе. Еще я отметил, что нельзя придавать слишком большое значение выбору тайленола как средства отравления. Все преступление представляло собой непродуманную, неряшливо обставленную акцию. Тайленол — распространенное лекарство, и его капсулы легко открываются. Выбор могла определить и красивая упаковка, и то, что преступник имел зуб на фирму «Джонсон и Джонсон». Как всегда бывает в случаях с серийными бомбистами, отравителями и тому подобными преступниками, в таком огромном городе, как Чикаго, под цортрет подходило великое множество людей. Поэтому, как и в деле Роджерс, особое внимание следовало уделить превентивным мерам. Полиции — продолжать оказывать давление на субъект, не давая ему расслабиться. А в прессе о ходе расследования давать только позитивную информацию. В то же время, предостерег я, нельзя провоцировать преступника, называя его сумасшедшим, что, к сожалению, уже имело место. Но еще более важно побудить прессу описывать человеческие качества и жизнь жертв, потому как сама природа подобных злодеяний призвана их обезличивать в сознании убийцы. Увидев портрет погибшей по его вине двенадцатилетней девочки, он может почувствовать угрызения совести, и на этом мы можем его поймать.

Подобно тому, что мы делали в Атланте и по делу Шари Смит, я предложил установить круглосуточное наблюдение за могилами некоторых из жертв, так как предполагал, что «неизвестный субъект» может их навестить. Считая, что у него тяжело на душе, я советовал давать в прессе побольше материалов по поводу любых дат совершенных им преступлений.

Я думал, что нам удастся заставить его посетить определенные магазины, как в Милуоки и Детройте нам удавалось направлять банковских грабителей в определенные отделения банков, где мы их уже поджидали. Можно было организовать утечку информации из полиции, что в том или ином магазине предприняты необходимые меры для защиты покупателей. Я считал, что преступнику неодолимо захочется самому убедиться в эффективности предпринятых шагов. Пли организовать статью о каком-нибудь самонадеянном управляющем магазина, который публично заявляет о полной безопасности своих клиентов — о том, что на его-то полках подменить: тайленол никому не удастся! Или еще один вариант тактического хода: полиция или агенты ФБР приезжают по вызову частного информатора в какой-то магазин. Их появление обставлено всевозможной шумихой. Вызов, разумеется, оказывается ложной тревогой, но, пользуясь случаем, полиция заявляет перед обективом телекамер, что в данном магазине меры безопасности настолько эффективны, что неизвестный никогда бы не осмелился подменить тайленол ядом. Такая хитрость может послужить преступнику вызовом, и тому будет трудно оставить его без внимания.

Можно было найти какого-нибудь особо сердобольного психиатра, который в интервью с подчеркнутой горячностью встал бы на сторону неизвестного, характеризуя его как жертву общества и тем самым давая ему возможность предпринять какие-то шаги и при этом сохранить достоинство. Возможно, он даже явился бы к этому врачу, а мы были бы наготове и установили за неизвестным слежку. Если бы власти призвали добровольцев помогать полиции принимать звонки по «горячим линиям», наш субъект стал бы одним из них. Организуй мы подобное в Атланте, и непременно увидели бы Уэйна Уильямса. А Тэд Банди в свое время добровольно вызвался работать в Центре помощи подвергшимся сексуальной агрессии в Сиэтле.

Надо признать, что правоохранительные органы всегда щепетильно относятся к сотрудничеству или использованию средств массовой информации. За время работы мне приходилось наблюдать это не раз. Еще в начале восьмидесятых, когда разработка программ находилась в зародыше, меня вызывали в штаб-квартиру для беседы с юрисконсультом Бюро и в отдел расследования уголовных преступлений и просили дать разъяснения по поводу некоторых аспектов превентивной методики.

— Джон, вы ведь навязываете ложную информацию прессе!

В ответ я привел им пример, насколько эффективно сотрудничество» с органами массовой информации. В холмистой местности в районе Сан-Диего было найдено тело молодой женщины. Ее изнасиловали и задушили и при этом надели на горло собачий ошейник. Машина погибшей была найдена на одном из шоссе. Очевидно, у нее кончился бензин, и убийца — то ли в роли доброго самаритянина, то ли насильно — отвез ее к месту, где обнаружили труп. Я предложил полиции давать информацию прессе в определенном порядке. Сначала описать преступление и наш анализ происшедшего. Потом разукрасить участие ФБР и его сотрудничество с местными органами. Пусть знает: даже если нам понадобится двадцать лет, мы все равно поймаем этого типа. И наконец, учесть факт, что на такой оживленной магистрали, где была найдена машина погибшей, обязательно кто-нибудь что-нибудь видел. Значит, в третьей статье следовало намекнуть, что уже поступили сообщения о подозрительных личностях и их подозрительных действиях примерно в то же время, когда произошел насильственный увоз. И обратиться от имени полиции к общественности с просьбой предоставлять всю известную по этому делу информацию.

Мои рассуждения сводились к следующему: если убийца думал, что кто-то мог видеть его в определённом месте (а так, возможно, и было), ему непременно захочется оправдаться в глазах полиции и объяснить свое присутствие на месте преступления. Тогда он может явиться и заявить что-нибудь в том духе, что, мол, «я ехал мимо и увидел, что ее машина заглохла. Я притормозил и спросил, не нужна ли помощь. Но она ответила, что все в порядке, и я поехал дальше».

Собственно говоря, полиция и сама все время обращается за помощью к прессе. Просто чаще всего они не считают это превентивной методикой. Хотел бы я знать, сколько раз правонарушители являлись в полицию и буквально проскальзывали сквозь пальцы только потому, что полицейские не знали, кого искать. Сразу подчеркну, что это совсем не означает, что настоящие свидетели должны опасаться заявлять о том, что увидели. Невинный человек никогда не станет подозреваемым, но окажет огромную помощь в деле ареста настоящего преступника. В Сан-Диего превентивные меры сработали именно так, как я и предполагал. НЕСУБ втерся в расследование и был арестован.

— 0'Кей, Дуглас, мы понимаем, что вы имеете в виду, — недовольно проворчал чиновник из штаб-квартиры ФБР. — Только информируйте нас всякий раз, когда соберётесь воспользоваться этим приемом.

Больше всего бюрократы боятся нового и передового. Я надеялся, что тем или иным путем пресса сумеет вытащить на свет Божий отравителя тайленолом. Боб Грин, популярный ведущий журналист «Чикаго трибюн», имел встречи и с полицией, и с ФБР и после этого написал трогательную статью о двенадцатилетней Мэри Келлерман, самой юной из жертв отравителя и единственном ребенке супружеской пары, которая больше не могла иметь детей. Как только статья появилась в газете, полицейские начали наблюдение за домом и могилой Мэри. Думаю, что большинство занятых в этом деле людей считали наши действия полной чепухой и ни на йоту не верили, что терзаемые виной или предающиеся приятным воспоминаниям убийцы в реальной жизни посещают могилы жертв. Но я уговорил их не снимать наблюдение хотя бы неделю.

Я был еще в Чикаго, когда полиция выставила на кладбище посты, и прекрасно понимал, с какой волной возмущения придётся столкнуться, если дело не выгорит. Работа эта нудная и малоприятная и в лучших условиях. Не говоря уже о кладбище ночью.

В первые сутки ничего не произошло — все было тихо и мирно. Но на вторую ночь ведущий наблюдение наряд что-то услышал. Полицейские скрытно Приблизились к могиле и различили голос мужчины, соответствовавшего по возрасту нашему портрету. Парень плакал, чуть ли не рыдал.

— Прости, — молил он. — Я этого не хотел. Это был несчастный случай!

Черт возьми, подумали полицейские, а Дуглас-то прав! И были уже готовы накинуться на мужчину.

Но в эту минуту поняли, что имя, которое он повторял, было вовсе не Мэри. Видимо, спятил от страха, решили они. Но, присмотревшись повнимательнее, заметили, что он стоял у соседней могилы. Оказалось, что там была похоронена жертва нераскрытого наезда и невольный убийца явился, чтобы покаяться в преступлении. Через четыре или пять лет полицейское управление Чикаго воспользовалось тем же приемом. По инициативе прошедшего подготовку в ФБР координатора Боба Саговски незадолго до годовщины нераскрытого убийства в газеты была передана соответствующая информация. Когда полиция задержала убийцу на могиле, он просто сказал:

— Удивляюсь, почему вы не сделали этого раньше.

Нам таким способом поймать отравителя тайленолом не удалось. Мы вообще никого не поймали. Был задержан подозреваемый, которому предъявили обвинение в связанных с убийствами вымогательствах, но для обвинения его в самих убийствах не хватило улик. Он соответствовал портрету, но его не было в Чикаго, когда полиция установила дежурство на кладбище. Однако после его заключения в тюрьму отравления прекратились.

Разумеется, поскольку не было судебного разбирательства, у нас не имелось законных оснований заявить, что это именно тот человек. Но совершенно очевидно, что какая-то часть виновных в совершении серийных убийств арестовывается без ведома полицейских и детективов, занимавшихся расследованием их дел. Если активно действующий убийца внезапно прекращает свои злодеяния, этому находятся три причины (конечно, кроме его собственного желания «завязать»). Первое: он покончил жизнь самоубийством, что для некоторых типов личностей вполне логично. Второе: уехал из данной местности и продолжает орудовать где-то еще. Чтобы это пресечь, мы разработали компьютерную базу данных, с помощью которой легко происходит обмен информацией. И третье: преступник получил срок за другое, менее тяжкое правонарушение — что-нибудь вроде кражи со взломом или бандитского нападения, — а правоохранительным органам невдомек, что он связан с убийством.

Со времен случая об отравлении капсулами тайленола полиции приходилось сталкиваться с сотнями уголовных дел, в которых фигурировала подмена лекарств или пищевых продуктов. Но побудительные мотивы были гораздо более традиционного свойства. В семейных делах, например, отравить супруга можно, подменив какой-либо продукт на яд. В подобных расследованиях полиция должна принимать во внимание количество зарегистрированных сходных несчастных случаев, учитывать, сосредоточены они в одном районе или разбросаны, был ли продукт потреблен в непосредственной близости от того места, где его, возможно, подменили, и в каких отношениях состоят жертва и особа, сообщившая о преступлении. Там, где можно заподозрить убийство по личным мотивам, следует изучить историю конфликта и собрать всю доступную информацию о поведении участников до и после совершенного преступления.

Преступление, которое на первый взгляд не ставит перед собой определенной цели, может быть на самом деле направлено на вполне конкретную жертву. И мотивировано не яростью или безысходностью, а такими традиционными причинами, как желание избежать брака, получить страховку или наследство. После того как случаи с отравлением тайленолом стали широко известны, одна женщина прикончила собственного супруга таким же способом в надежде, что и эту смерть припишут неизвестному убийце. Все было так явно инсценировано, а детали до такой степени непохожи, что обдурить ей никого не удалось. В этих случаях судебные доказательства также могут указывать на преступника. Например, лабораторные исследования способны выявить, откуда был получен цианистый калий или другие яды.

Но если кто-то подкладывает дохлую мышь в соус для спагетти, крысу в коробку с порошком или иголку в пакет с чипсами с целью предъявить иск и получить деньги за причиненный ущерб, лаборатория так же сравнительно легко докапывается до истины. Компании зачастую предпочитают уладить дела побыстрее, чтобы избежать нежелательной огласки и не доводить дело до суда. Но правосудие постепенно пришло к мнению, что если компании серьёзно подозревают умышленную порчу продукта, не следует решать дело полюбовно, а надо передавать его в ФБР, и шансы велики, что мошенничество будет доказано, а мошенник привлечен к ответственности.

Точно так же хороший следователь всегда распознает акт инсценированного героизма, «режиссер» которого добивается признательности другого человека или публичной славы. Дело об отравлении тайленолом, несмотря на свой ужас, все же является аномалией. С самого начала оно не было вымогательством. Вымогатель для успеха своего предприятия должен обставить все так, чтобы люди всерьез восприняли реальность его угрозы. Вымогатели обычно подменяют одну бутылку или пакет, отмечают их тем или иным способом, а потом предупреждают телефонным звонком или запиской. В отличие от них отравитель тайленолом не начинал с угроз, а сразу приступил к убийствам. Шёл напролом, действовал непродуманно — я всегда считал его малоорганизованным типом. Он не предусмотрел, что, потратив целое состояние, компания «Джонсон и Джонсон» осуществила защиту упаковки против подмены содержимого.

Изучая поведение вымогателей, можно выделить определенные черты, помогающие верно оценить ситуации, связанные с политическими угрозами, понять, действительно ли опасен террорист и способен ли он выполнить объявленные намерения.

То же относится к бомбистам. Предупреждение о подложенной бомбе следует всегда воспринимать всерьез. Но власти должны срочно, не раздражая общественность промедлением, решить, насколько реальна угроза. Бомбисты и вымогатели обычно используют в своих сообщениях местоимение «мы», дабы заставить думать, что где-то затаилась большая группа сообщников. В действительности же почти все эти люди — никому не доверяющие, подозрительные одиночки.

Бомбисты обычно подпадают под одну из трёх категорий. Первые — личности, стремящиеся к власти, которых привлекает разрушение как таковое. Вторые — выполняющие «особую миссию» и испытывающие возбуждение от разработки, изготовления и установки взрывных устройств. И третьи — прирожденные технари, которые получают наслаждение от гениальности создаваемого ими механизма. Что касается собственно мотивов, то они варьируются от вымогательства до трудовых споров, мести и даже самоубийства. Наши исследования показали, что в графике их личностных характеристик имеются общие черты. Обычно это белые мужчины, возраст которых зависит от намеченной жертвы или цели; все они среднего, а часто выше среднего интеллектуального уровня, хотя и ничего не достигшие в жизни. Это аккуратные, дисциплинированные, методичные люди, все тщательно планирующие, неконфликтные, неспортивные, трусливые, неполноценные. Мы составляли этот портрет, исходя из данных о цели или жертве и типе устройства (взрывное или зажигательное), так же, как составляли характеристики серийных убийц, исходя из данных о месте преступления. Мы учитывали факторы риска, связанные как с жертвой, так и с самим злоумышленником. Например, была ли жертва случайной или специально намеченной, насколько была доступной, в какое время произошло нападение, способ передачи взрывного устройства (например, по почте), а также специфические особенности или отличительные черты — в деталях и качестве изготовленной бомбы.

В самом начале своей карьеры я разрабатывал первый портрет ныне известного Юнабомбера (от кодового названия ФБР «юнабом»), который получил прозвище оттого, что выбрал целью университеты и преподавателей. Большей частью мы узнаем о бомбистах из их собственных посланий. К тому времени, когда Юнабомбер решил обратиться к общественности через письма в газеты и свой многословный манифест, на его совести за двадцатитрёхлетнюю «карьеру» было три смерти и двадцать три раненых. Среди прочих подвигов он ухитрился задержать коммерческие авиаперевозки, пригрозив, что отправит бомбу из международного аэропорта в Лос-Анджелесе. Как и большинство бомбистов, он утверждал, что за его терактами стоит целая группа («КС» или «Клуб свободы»). Хотя, без всякого сомнения, он относился к категории одиночек, о которых я писал.

Портрет уже стал широко известен, и я не вижу никаких причин, чтобы менять свое суждение. К сожалению, несмотря на основополагающую работу доктора Брассела по делу Сумасшедшего Бомбиста — Мететски, правоохранительные органы после первого удара Юнабомбера не использовали в должной мере наш вид анализа, как они делают теперь. Ведь большинство подобных типов возможно задержать в самом начале их карьеры.

Первое и второе преступления очень показательны в отношении поведения, места и цели; в дальнейшем бомбисты совершенствуют свою деятельность и начинают разъезжать по всей стране. С годами они также разрабатывают идеологическое обоснование своих акций, выходя за узкие рамки простого и примитивного недовольства обществом. Я считаю, что Даже с тем, что мы наработали в области психологических портретов к 1979 году, можно было поймать Юнабомбера на несколько лет раньше. Во многих случаях угроза взрыва — одно из — средств вымогательства, направленное против отдельной личности или определенной группы людей. В середине 70-х годов президент одного банка в Техасе получил по телефону сообщение о подложенной бомбе.

В своей длинной, запутанной истории звонивший объяснил, как несколькими днями раньше компания «Саутвест белл» (телефонная компания, первой перешедшая на современную кабельную систему связи — прим. перев.) прислала в банк монтеров, которые на самом деле якобы были его сообщниками. Они заложили бомбу, которую он обещал отключить при помощи микроволнового устройства, но при условии, что президент банка выполнит его требования. В этот момент начинается самая страшная часть. Звонивший сообщает, что захватил жену президента банка Луизу. Она водит «кадиллак» и в то утро ездила туда-то и туда-то. Президент в панике просит секретаря позвонить жене, потому что знает, что она должна быть дома. Но к телефону никто не подходит. Тут он начинает верить, что все это правда. Затем звонивший требует деньги — бывшие, в употреблении банкноты от десяти до сотни. Не сообщайте полиции. Мы, мол, легко распознаем их машины. Сообщите секретарю, что уедете из банка на три четверти часа. Ни с кем не общайтесь. Перед уходом из кабинета три раза зажгите и погасите свет. Моя группа будет наблюдать за сигналом. Оставьте деньги в своей машине, припаркованной к обочине дороги в районе с особо интенсивным движением, оставьте мотор и фары включенными.

В этом деле не было никакой бомбы или похищения. Существовал лишь умный мошенник, наметивший наиболее уязвимую жертву. Все в этом сценарии имело свою цель. Звонок был сделан после того, как в банке действительно работали монтеры из телефонной компании, так что в рассказе их можно было использовать в качестве сообщников, подкладывающих бомбу. Всем известно, что телефонные компании проводят технические работы, в которых никто ничего не понимает или на которые не обращают внимания. Вполне правдоподобно, что они могли что-то подложить. Зная, что президент банка обязательно позвонит жене домой, вымогатель связался с ней в то утро, представившись работником телефонной компании «Саутвест белл», и объяснил, что к ним поступил ряд жалоб на случаи телефонного хулиганства в их районе и что они пытаются засечь звонившего. Поэтому телефонная компания просит не поднимать трубку между полуднем и двенадцатью сорока пятью, так как на это время установили ловушку, чтобы засечь звонок. Указания о том, чтобы оставить деньги в машине с зажженными фарами и работающим двигателем, возможно, самая гениальная часть плана. Президент решил, что огни — это опознавательный знак, а на самом деле это способ удрать. Несмотря на предупреждение не обращаться в полицию, вымогатель подозревает, что жертва может каким-то образом поставить ее в известность. Самым опасным моментом для нарушителя является передача денег, когда, как он догадывается, за ним могут следить. По сценарию вымогателя, если ему не повезёт и полиция застанет его в машине, он объяснит, что шел по улице, увидел пустой автомобиль с зажженными фарами и работающим двигателем, решил сделать доброе дело и выключить их. Если полиция схватит его на этом этапе, у нее не будет против него никаких улик. Но даже если его застукают с деньгами, он, объяснив свое вполне оправданное пребывание в машине, может сказать, что нашел там сумку и направляется в полицию, чтобы её сдать.

Для вымогателя это выгодная игра. Сценарий у него написан, и надо только вставить детали. Если намеченная жертва не попалась сегодня, завтра у него будет другая. В конце концов кто-нибудь ухватит наживку, и у мошенника в кармане окажется крупная сумма наличными, которую он получит, никого не похитив и не взорвав. В таких случаях сам сценарий является хорошей уликой, потому что преступник, зная. что он сработал один раз, будет придерживаться его и в будущем. Ибо он прекрасно понимает, что любой может стать его жертвой без особых приготовлений с его стороны.

Как только правоохранительные органы разберутся наконец в его фокусах, вымогателя арестовывают, судят и сажают в тюрьму. Он оказывается бывшим диск-жокеем, который решил данный ему от природы хорошо подвешенный язык использовать для быстрого обогащения.

В чём разница между подобной личностью и человеком, который действительно кого-то похищает? Оба делают это для своей выгоды, и так как убийство не является их целью, ни один из них не хочет показываться жертве больше, чем это необходимо. Разница в том, что настоящий похититель для выполнения плана нуждается в помощнике. И в то время, как обычный вымогатель — просто умный мошенник, похититель — социопат, то есть человек, находящийся в разладе с обществом. Убийство жертвы не входит в его намерения, но для достижения своей цели он готов и на это. Стив Мардигьян участвовал в расследовании дела вице-президента корпорации «Экссон» (крупнейшая в мире нефтяная корпорация — прим. перев.). Его похитили перед собственным домом в Нью-Джерси и требовали выкуп. В потасовке во время похищения он был случайно ранен. Похитители — бывший охранник компании и его жена — не обратили на это внимания и держали раненого (у которого было больное сердце) в ящике, где он и умер. Причина подобного обращения в том, что преступники хотели иметь как можно меньше контактов с жертвой и не персонифицировать её. В этом конкретном случае похитители почувствовали угрызения совести по поводу случившегося, и прежде всего того безумия, которое привело их к преступлению. Но, тем не менее, они совершили его и шли к нему шаг за шагом, не колеблясь. Они были готовы пожертвовать чужой жизнью ради своих эгоистических целей, а это одна из отличительных черт социопатического поведения. Как бы ни было страшно похищение как вид преступления, его слишком трудно провернуть быстро и незаметно, поэтому следователь должен тщательно и с известной долей скептицизма все проверить, обращая особое внимание на поведение жертвы, которое могло спровоцировать преступление. И, хотя и признавая, что каждый может стать жертвой, следователь должен решить вопрос: почему ею стал именно этот человек.

Пару лет назад меня разбудил ночью срочный звонок. Детектив из Орегона рассказал мне историю молодой девушки из школы по соседству. Её кто-то преследовал, но ни она, ни кто-либо другой не могли выяснить личность преследователя. Девушка часто замечала его в кустах перед домом; но когда её отец или приятель выходили посмотреть, неизвестный исчезал. Он звонил, когда дома никого, кроме нее, не было. Девушка превратилась в форменную психопатку. Прошло несколько изнурительных недель. Однажды она сидела с приятелем в ресторане, вскоре встала из-за стола и направилась в дамскую комнату. Когда она оттуда выходила, её схватили, стремительно отволокли на стоянку машин, где похититель безжалостно сунул ствол пистолета ей во влагалище, пригрозил убить, если она заявит полиции, а затем отпустил. Девушка была настолько психически травмирована, что не могла дать внятного описания преступника. Теперь же ее, очевидно, похитили, когда она выходила из библиотеки. Её машину обнаружили на стоянке. После ее исчезновения не последовало никакого сообщения от преступника, и трудно было ожидать благополучного исхода.

Я попросил детектива рассказать мне о жертве. Это была красивая девушка, которая всегда хороша училась в школе. Но в прошлом году она родила ребенка, у нее возникли проблемы в семье, особенно с отцом, относительно содержания малыша. Её успеваемость покатилась вниз. Я сказал детективу, что все это мне кажется мистификацией, но просил не говорить отцу девушки на случай, если я ошибаюсь и она уже мертва. Кому потребовалось ее преследовать? У нее был постоянный приятель, и в последнее время она ни с кем не порывала. Обычно, когда преследуют простого человека, это делает субъект, так или иначе с ним знакомый. И делает не слишком осторожно. Если девушка видела преследователя, ее отец и приятель не могли его упустить. Никто, кроме нее, не отвечал на телефонные звонки. А когда полиция подключила телефон для определения номера, звонки внезапно прекратились. Тот факт, что похищение произошло перед выпускными экзаменами, тоже не случайное совпадение.

Я предложил предпринять следующие меры. Отец должен дать интервью прессе и подчеркнуть свои хорошие отношения с дочерью; пусть скажет, как любит ее и как ему ее не хватает, молит похитителя отпустить его; девочку. Если я прав, через день-два она появится, растерзанная и грязная, с историей о том, как ее похитили, жестоко обращались и выбросили из машины на обочину дороги.

Так и случилось. Она была порядочно истерзана и измазана, с готовой историей о похищении. Я рекомендовал провести допрос в форме ее рассказа; в его ходе следовало подчеркивать, что ей верят, ни в чём не обвиняют, признают, что у нее было немало проблем с родителями, что она прошла через боль и потрясения, панически боялась экзаменов и ей потребовался выход, позволяющий сохранить престиж. Нужно было сказать, что ее никто не собирается наказывать и что она получит совет и понимание, которые ей так необходимы. Как только все это было проделано, девушка тут же призналась в мистификации.

Тем не менее это был один из тех случаев, которые доставляют уйму беспокойства. В случае ошибки последствия могут быть ужасными, потому что настоящее похищение — преступление не только пугающее, но зачастую и со смертельным исходом. Нередко, идет ли речь о знаменитостях или о простых людях, похищение вызывается любовью или поклонением, Джон Хинкли «любил» Джоди Фостер (Американская киноактриса. Среди фильмов с ее участием «Алиса здесь больше не живет» и «Молчание ягнят». прим. перевод.) и хотел, чтобы она ответила на его чувство. Однако, Джоди была красавицей-кинозвездой, студенткой Йейльского университета, а Хинкли — стоящим неизмеримо ниже «никто». Он был уверен, что должен совершить нечто, позволяющее их уравнять и тем самым произвести на нее впечатление. А что может быть более впечатляющим, чем убийство президента Соединенных Штатов — поступок, который войдёт в историю. Во время просветлений он наверняка понимал, что его мечта о счастливой жизни вдвоем абсолютно неосуществима. Тем не менее своей акцией он достиг одной из поставленных целей: стал знаменит, и его имя, хотя и в негативном аспекте, в умах общественностинавсегда будет связано с именем Джоди Фостер.

Как и в большинстве подобных случаев, у Хинкли был непосредственный побудитель для преступления. Незадолго до того, как он стрелял в президента Рейгана, его отец предъявил сыну ультиматум: найти работу и содержать себя самому. Агент секретной службы Кен Бейкер провёл в тюрьме беседу с Марком Дэвидом Чапменом, убийцей Джона Леннона. Чапмен питал глубокую привязанность к бывшему «битлу» и внешне старался ему подражать. Он собрал все песни Леннона и имел целую вереницу подружек из Азии, имитируя женитьбу Леннона на Йоко Оно. Но, как и всегда рано или поздно случается с подобными типами, он дошёл до черты, где чувство собственного несоответствия подавляет все остальное. Чапмен не мог больше выносить своей несоразмерности с кумиром и поэтому убил его. Одной из причин, побудивших Хинкли совершить свое преступление и сделаться знаменитым (вернее, печально известным), был пример Чапмена.

Я беседовал с Артуром Бреммером, который похитил, а затем пытался убить губернатора Алабамы Джорджа Уоллеса в Мэриленде, когда тот баллотировался на пост президента. В результате этого Уоллес остался на всю жизнь парализованным. Бреммер вовсе не испытывал ненависти к Уоллесу. До рокового выстрела он в течение нескольких недель пытался похитить президента Никсона, но не мог подобраться к нему достаточно близко. От отчаяния Бреммер решил сделать хоть что-то, чтобы доказать миру свою значимость, а Уоллес был вполне достижим, то есть стал очередной жертвой, оказавшейся в неудачном месте в неудачное время.

Дел о похищениях, превращающихся затем в убийства, так много, что это начинает тревожить. В случаях с политическими деятелями всегда находится теоретическая подпорка в виде какого-нибудь «великого дела», хотя в реальности это лишь оправдание все того же неполноценного ничтожества, которое хочет стать величиной. В случае с кинозвездами и знаменитостями, как Джон Леннон, даже такие оправдания бессмысленны. Среди наиболее трагичных эпизодов — убийство двадцатиоднолетней Ребекки Шаффер на пороге ее собственной квартиры в 1989 году. Красивая и талантливая молодая актриса стала широко известна после роли младшей сестры Пэм Добер в телевизионном сериале «Моя сестра Сэм». Она была застрелена наповал неким Роджером Джоном Бардо, когда открыла входную дверь. Бардо, девятнадцатилетний безработный из Таксона, потерявший место уборщика в «Джек-ин-зе-бокс» (калифорнийская сеть закусочных, торгующих гамбургерами. Рассчитана на обслуживание в автомобиле — прим. перев.), как и Чапмен; был сначала фанатом актрисы. Его обожание вылилось в навязчивую идею, а раз он не мог иметь с нею «нормальных отношений», то решил овладеть иначе.

Как известно, предметом похищения могут быть не только знаменитости, часто похищения совершаются бывшими супругами или любовниками. Но смертельный исход наступает, когда похититель рассуждает так: «Если я не могу обладать ею (или им), то и никто другой не получит ее (или его)». Джим Райт, наш ведущий специалист по похищениям и один из опытнейших экспертов по этому вопросу в правоохранительных органах, подчеркивает, что любой, кто имеет дело с публикой, особенно женщины, не гарантирован от похищения. Другими словами, для похитителя желанным объектом могут быть не только те, кто появляется на телевизионном или киноэкране. Им может стать официантка из ресторана в соседнем доме или кассирша в местном отделении банка. Объект может даже работать в том же магазине или компании.

Что и случилось с Крис Уэллс, молодой женщиной, работающей в мебельной компании «Конланс фениче» в городе Мизула, штат Монтана. Крис была способным, уважаемым сотрудником и сделала карьеру в компании от менеджера по продаже до главного менеджера. В то время на складе компании работал человек по имени Уэйн Нанс. Он держался особняком, но, казалось, ему нравилась Крис, она же была с ним всегда сердечна и приветлива. Но в глубине души Крис настораживало то, что настроение Уэйна постоянно менялось. Она чувствовала в нем затаённую ярость, хотя никто не имел оснований жалодаться на его исполнительность. Работая через день он трудился на складе усерднее всех.

Однако ни Крис, ни ее муж Дуг, владелец оружейной лавки, не знали, что для Уэйна Нанса молодая женщина стала навязчивой идеей. Он все время следил за нею и завел картонную коробку, где хранил сувениры — ее фотографии, записки, которые она писала ему на работе, мелкие, когда-то принадлежавшие ей вещички.

Ни Уэллсы, ни полиция Мизулы не подозревали, что Уэйн Нанс был убийцей. В 1974 году он изнасиловал и зарезал пятилетнюю девочку. Уже позднее выяснилось, что он застрелил нескольких женщин, включая мать своего лучшего друга, предварительно связав их и заткнув рот кляпом. И самое тревожное, что происходило это все в соседних округах. Даже в таких малонаселенных штатах, как Монтана, полицейские не имеют понятия о преступлениях, совершенных хотя и на соседних территориях, но под юрисдикцией другого управления.

Крис ничего об этом не знала, пока однажды ночью Нанс не ввалился в их дом на окраине города» Уэллсы держали собаку — золотистого ретривера, но она не оказала ни малейшего сопротивления. Вооруженный пистолетом Нанс выстрелил в Дуга, бросил его связанного в подвале, затем заставил Крис подняться в спальню, где привязал к кровати, чтобы изнасиловать. Естественно, она его узнала, да Нанс и не делал никаких попыток замаскироваться. Тем временем в подвале Дуг сумел развязать веревку. Слабый, на грани обморока от боли и потери крови, добрался до шкафа, где хранились патроны из его лавки, и одним зарядил ружье. Затем, собрав остаток сил, медленно, почти теряя сознание, пополз вверх по лестнице. Как мог тише добрался до второго этажа и, стоя в холле, прицелился в Нанса. У Дуга был всего один выстрел, а в глазах расплывалось.

Требовалось разделаться с Нансом, пока тот его не заметил и сам не схватился за оружие. Нанс не был ранен и в его пистолете хватало патронов. Конечно, Дугу не удалось бы с ним справиться.

Он нажал на курок. Пуля попала в Нанса, и тот опрокинулся навзничь, но тут же вскочил и стал наступать на стоящего на лестнице Дуга — выстрел оказался не смертельным. Отходить было некуда, да и бросить Крис Дуг не мог. Поэтому он сделал единственно возможную вещь: сам напал на Нанса, пользуясь ружьем как дубинкой. Он все еще продолжал молотить атлетически сложенного Нанса, когда освободилась Крис и бросилась мужу на помощь. До сих пор случай Уэллсов остается одним из немногих, когда жертвы серийного убийцы не только оказали ему сопротивление, но, защищаясь, уничтожили нападавшего. Они уцелели чудом, и мы часто приглашаем их в Квонтико, чтобы дать возможность слушателям Академии проникнуть во внутренний мир жертв, которые стали героями. Выбравшись из ада в ту ночь, они все же остались удивительно чуткими, отзывчивыми и уравновешенными людьми.

Как-то в конце их беседы в Квонтико один офицер полиции спросил:

— Если бы Уэйн Нанс остался жив и не существовало бы смертной казни, то есть если бы он до сих пор ходил вместе с вами по этой земле, были бы вы так же душевно здоровы, как сейчас?

Супруги молча посмотрели друг на друга, и за обоих ответил Дуг Уэллс:

— Почти наверняка — нет.

18. Битва психиатров

Кто мог совершить такую вещь? Изучая серийных убийц, мы с Бобом Ресслером оказались в Джолиете, штат Иллинойс, где беседовали с убийцей по имени Ричард Спек. Вечером я возвратился в гостиничный номер и, включив СВS (общенациональная коммерческая телекомпания — прим. перв.), увидел Дэна Ратера, который брал интервью у некого Томаса Ванды, преступника, тоже заключенного в Джолиетском исправительном заведении за убийство женщины ножом. Всю свою жизнь Ванда то попадал, то выходил из медицинских учреждений, но после «излечения» каждый раз снова пытался убить. Это ему удалось еще до того случая, за который он отбывал наказание теперь.

Я позвонил Ресслеру и предложил встретиться с Томасом, пока мы находимся в Джолиете. Из телевизионного интервью я понял, что он представлял собой абсолютно неполноценную личность и с тем же успехом мог стать поджигателем, а не убийцей. Или, окажись под рукой необходимые средства и обладай он достаточными знаниями, например, бомбистом. На следующий день мы снова явились в тюрьму, и Ванда дал согласие встретиться с нами. Заключённого заинтересовало, чем мы занимаемся. К тому же посетители его баловали не часто. Перед беседой мы тщательно просмотрели его досье.

Ванда был белым, ростом пять футов и девять дюймов, примерно лет двадцати пяти. У него были придурковатые неестественные манеры, и он много улыбался. Но даже улыбаясь, постоянно шнырял глазами, подергивался и потирал руки, так что любому было бы неприятно ощущать его у себя за спиной. Первое, что он спросил, — какое впечатление на меня произвело его телевизионное интервью. И когда я ответил, что выглядел он вполне нормально, рассмеялся и вздохнул с облегчением. В числе прочего Ванда рассказал, что в тюрьме записался в группу по изучению Библии и это ему здорово помогло. Возможно, так оно и было. Но мне приходилось нередко наблюдать заключенных, которые на пороге комиссии по условному освобождению внезапно ударялись в религию, чтобы продемонстрировать, что они на верном пути.

У меня возникли сомнения, должен ли он находиться в тюрьме самого строгого режима или в лечебнице для душевнобольных с охраной. И после нашей беседы я отправился повидать его лечащего психиатра.

Врачу было лет пятьдесят. Он положительно высказался о Ванде, отметив, что пациент прекрасно реагирует на терапию и медикаментозное лечение. В качестве примера упомянул о группе по изучению Библии. И предположил, что, если прогресс будет продолжаться, недалеко то время, когда заключённый созреет для условного освобождения.

Я спросил, знал ли он о том, что совершил его пациент.

— Нет, и не хочу знать, — ответил психиатр. — У меня на это нет времени. К тому же я не желаю, чтобы что-нибудь негативное осложняло мои отношения с больным.

— Тогда я вам расскажу, доктор, — не отступал я. И, прежде чем он успел возразить, продолжал. Описав, как Томас Ванда — этот антиобщественный тип-одиночка — вступил в религиозную группу и однажды после собрания, когда все остальные разошлись, предложил непристойности приютившей общество молодой женщине. И когда та его отвергла, пришел в ярость. Таким субчикам никогда не нравится, когда их отвергают. Он сбил ее с ног, сбегал на кухню, вернулся с ножом и несколько раз ударил. Женщина умирала на полу, а Ванда обнажил пенис и, поместив его в открытую рану на животе жертвы, изверг семя.

Я считал это поразительным. Жертва уже походила на тряпичную куклу. Но тело было теплым и кровоточило. И Ванда бы неизбежно измазался в крови. Он даже не мог считать женщину безликой. И, тем не менее, сумел добиться эрекции и последующего оргазма. И' поэтому я настаивал, что он не совершал преступления на сексуальной почве, а убил на почве ярости. У него на уме был не секс, а злоба и гнев. Поэтому бесполезно кастрировать закоренелых серийных убийц, какой бы привлекательной ни показалась кому-нибудь эта мысль. Это их не остановит — ни физически, ни эмоционально. Насилия, безусловно, являются преступлениями злобы. А отрезав человеку яйца, вы не сделаете его добрее. — Этим я и закончил свой рассказ о преступнике.

— Вы отвратительны, Дуглас! — возмутился психиатр. — Вон из моего кабинета!

— Неужели? — парировал я. — А вы вот-вот собираетесь заявить, что Томас Ванда поддается лечению, а сами даже не представляете, с кем имеете дело, потому что не удосужились взглянуть ни на фотографии с места преступления, ни на протокол вскрытия, ни на само дело. Вы знаете, каким образом совершено преступление? Как оно было запланировано? Что ему предшествовало и как убийца повел себя потом? Каким образом удирал? Как пытался обеспечить себе алиби? Так откуда же вы знаете, опасен Ванда или нет?

Психиатр не ответил, и я понял, что в этот день у меня не стало на одного новообращенного больше. Но я чувствовал, что должен был это сказать. В этом заключался принцип работы моего подразделения. Проблема, как я давным-давно понял, заключалась в том, что контроль за успехом психиатрического лечения ведется со слов пациента. В нормальных условиях больной сам испытывает потребность искренне рассказать о своих мыслях и чувствах врачу. Рвущийся на свободу заключенный, напротив, говорит то, что хочет услышать психиатр. И если врач при^к нимает его слова за чистую монету, не сопоставляя с другими обстоятельствами, это может привести к полному краху метода. Взять хотя бы Монте Риссела и Эда Кемпера. Оба, отбывая сроки, лечились у психиатров. И у того и у другого был заметен «прогресс».

Беда в том, что молодое поколение психиатров, психоаналитиков и социальных работников полагают, что они могут что-то изменить, потому что их так научили в университетах. И, столкнувшись в тюрьме с типами вроде Эда Кемпера, хотят убедить себя в том, что они их действительно изменили. Однако не понимают того, что, оценивая преступника, они имеют дело с настоящим мастером оценки других. Очень быстро заключенный учится моментально догадываться, хорошо ли выполнил врач своё домашнее задание. И в том случае, если психиатр оказался двоечником, начинает принижать значение преступления и нанесенный жертве ущерб. Редко кто из убийц согласен выложить пикантные детали содеянного человеку, который о них пока ничего не знает. Поэтому в нашей работе так важна подготовка к предстоящим беседам и встречам.

А врачи вроде доктора Томаса Ванды часто не хотят настраивать себя против пациента и не вникают в то, что он сделал. Я постоянно говорю ученикам: если собираетесь понять Пикассо, изучайте его картины. Желаете узнать, кто такой преступник, вникните в то, что он совершил. Психиатры идут от личности и с этой точки зрения оценивают поведение. Мои люди начинают с поведения и делают выводы о личности. В этом между нами заключается разница. Существуют разные точки зрения на характер ответственности преступника. Психолог Стэнтон Сеймноу, сотрудничавший с покойным психиатром Сэмюэлем Иочелсоном и одним из первых начинавший изучение поведения преступников в госпитале святой Елизаветы в Вашингтоне, постепенно избавлялся от стереотипов и в своей проникнутой озарениями книге «Изнутри сознания преступника» писал: «Преступники думают совершенно не так, как отвечающие за себя обычные люди». Он считал, что их поведение в большей мере связано не с душевной болезнью, а с изъяном характера.

Доктор Парк Диц, который часто помогал нам в работе, в свою очередь отмечал: «Ни один из серийных убийц, с которыми мне приходилось встречаться и которых приходилось изучать, официально ненормальным не являлся. Но никто из них не был и абсолютно здоров. У каждого мы находили какое-то психическое расстройство, которое, как правило, было связано с сексуальной сферой и недостатками характера. Но, несмотря на это, они прекрасно понимали, что делали, сознавали, что поступать так плохо, и, тем не менее, совершали свой выбор». Не следует забывать, что невменяемость — официальное юридическое понятие, а не медицинский или психиатрический термин. Оно не означает, что кто-то «болен» или «не болен». Оно свидетельствует о том, что лицо отвечает или не отвечает за свои действия.

Кто-то может считать, что человек вроде Томаса Ванды является невменяемым. Это его право. Но наш опыт подсказывает: сколько бы таких типов ни было в мире, ни одного из них излечить не удастся. Стоит это понять, и они не будут так скоро выходить на свободу, чтобы снова и снова совершать преступления. Не забывайте, что Томас Ванда убил не впервые. В последнее время о понятии невменяемости преступника разгорались жаркие споры, но разговор этот отнюдь не нов. В англо-американской юриспруденции он восходит по крайней мере к XVI веку — к Уильяму Ламберту. Впервые возможность защиты с помощью установленной невменяемости официально сформулирована в деле М'Нагтена (иное написание: Мак-Нагтен) и одноименном правиле от 1843 года. Мак-Нагтен совершил покушение на британского премьер-министра сэра Роберта Пиля (Пиль, Роберт (1778–1850)премьер-министр Великобритании в 1834–1835 гг. и 1841–1846 гг. — прим. перев.) и застрелил его личного секретаря. Пиль, между прочим, был известен, в частности, тем, что основал лондонскую полицию. И лондонские копы в его честь по сей день прозываются «бобби».

После того как Мак-Нагтен был оправдан, общество пришло в такое возмущение, что лорд главный судья был приглашен в палату лордов, где у него попросили объяснений. Основная логика была такова, что обвиняемый считался невиновным, если состояние его рассудка не позволяло ему судить о неправомерности своих действий или понять их природу и свойство. Другими словами, если он не знал, плохо или хорошо поступает.

За долгие годы доктрина невменяемости развилась в то, что принято называть принципом «установления непреодолимого импульса», который утверждает, что подсудимый невиновен, если по причине психического заболевания он не в состоянии контролировать свои действия или отвечать за них перед законом.

Самому жаркому обсуждению он подвергался в 1954 году в апелляционном суде во главе с судьей Дэвидом Бейзелоном во время рассмотрения дела Дарем против Соединенных Штатов Америки. Тогда было установлено, что подсудимый считается невиновным, если преступление является следствием его психического заболевания или изъяна и совершено лишь благодаря этому заболеванию или изъяну. Формулировка по делу Дарем слишком широко трактовала понятие невменяемости, не оценивала разницы между плохим и справедливым и в силу этого не пользовалась популярностью среди сотрудников правоохранительных органов, прокуроров и судей. В 1972 году в другом апелляционном суде в деле Соединенные Штаты Америки против Браунера формулировка Дарем уступила место модели теста Американского института правосудия, которая возвращала судопроизводство к правилу Мак-Нагтена и принципу «установления непреодолимого импульса», утверждая, что психическое заболевание существенно снижает способность подзащитного оценивать своё поведение и соотносить его с требованиями закона.

Но, разбираясь в дискуссиях, которые зачастую превращаются в схоластические диспуты о том» сколько ангелов способны одновременно сплясать на острие иглы, не следует забывать еще одного фактора. И этот фактор — опасность.

Классическим примером продолжающейся битвы психиатров может служить состоявшийся в Рочестере в 1990 году суд над серийным убийцей Артуром Шокроссом. Он обвинялся в нескольких убийствах проституток, тела которых находили в лесу у реки Дженеси. Убийства продолжались почти год, и последние жертвы обнаруживали расчлененными. Подготовив детальный и, как выяснилось позднее, удивительно точный психологический портрет, Грег Мак-Крейри перешел к анализу изменения поведения «неизвестного субъекта». Когда полиция обнаружила расчлененный труп, он понял, что убийца стал возвращаться к телам, чтобы позабавиться с добычей. Грег убедил копов прочесать округу в поисках кого-нибудь из пропавших в последнее время женщин. Обнаружив труп и выставив рядом скрытую засаду, можно было выйти на самого преступника.

Через несколько дней поисков полиция штата Нью-Йорк обнаружила у автострады № 31 тело Сэлмон Крик. Тогда же инспектор Джон Мак-Кэффри заметил стоящий на невысоком мосту автомобиль и в нём какого-то человека. Полиция города и штата установила за ним постоянное наблюдение. Засечённый ими мужчина оказался Артуром Шокроссом. На допросе, которым руководили Дэннис Блит от полиции штата и Леонард Бориэлло из рочестерской полиции, Шокросс признался в нескольких убийствах. На процессе, который широко освещался в прессе, спор главным образом шел из-за того, был ли преступник невменяем в те моменты, когда совершал убийства.

Защита пригласила в качестве свидетеля доктора Дороти Льюис, которая в госпитале Беллвью в Нью-Йорке проделала важную работу по изучению воздействия насилия на детей. Она пришла к убеждёнию, что большинство, если не все случаи криминального поведения являются результатом детских обид или психологических травм в сочетании с определенным физическим состоянием: эпилепсией, последствиями ранения, поражением некоторых органов, кистой или опухолью.

Подтверждением теории Дороти вроде бы служит случая с Чарльзом Уитменом. Двадцатипятилетний студент инженерного факультета, он в 1966 году забрался на часовую башню Техасского университета в Остине и открыл огонь по прохожим. Через полг тора часа, прежде чем полиция успела окружить здание, преступник застрелился. А на мостовой остались лежать шестнадцать мужских, женских и детских тел. Еще тридцать человек оказались ранеными. Отмечалось, что в последнее время Уитмен страдал безумными приступами ярости. А на вскрытии в височной доле его головного мозга была обнаружена опухоль.

Послужила ли она причиной трагедии? Об этом мы никогда не узнаем. Но Льюис решила продемонстрировать присяжным, что, благодаря выявленной при томографии неопасной кисте в височной доле головного мозга, форме эпилепсии, которую она назвала «частично осложненным эпилептическим состоянием», а также посттравматическому стрессу после пребывания во Вьетнаме и, как она выразилась, «суровому» детству в доме матери, где ребёнка физически и сексуально травмировали, Артур Шокросс не в состоянии отвечать за совершенное им насилие. Она утверждала, что в момент убийства женщин он находился в невменяемом состоянии. И поэтому его память ослаблена и отражает эпизоды преступлений с провалами.

Слабым местом в ее линии защиты было то, что спустя недели и месяцы Шокросс был способен на допросах вспоминать мельчайшие детали убийств. Он приводил полицию к телам, которые не удалось обнаружить. Вероятно, это происходило потому, что преступник вновь и вновь переживал каждый случай и постоянно освежал свою память.

Он принимал меры к тому, чтобы уничтожать улики, и оттого его долго не удавалось схватить. Он также написал вполне логичное письмо своей приятельнице (жена у него тоже была), в котором выражал надежду, что, благодаря построенной на доказательстве его невменяемости защите, окажется в психиатрической лечебнице, где отбывать срок намного легче, чем в тюрьме. Исходя из всего этого следовало считать, что Шокросс прекрасно понимал, о чем говорил. Его нелады с законом начались в 1969 году, когда в Уотертауне, к северу от Сиракьюса, его признали виновным в грабеже и поджоге. Меньше чем через год Шокросса снова арестовали — на сей раз за то, что он задушил мальчика и девочку. Девочка оказалась к тому же изнасилованной. Его приговорили к двадцати пяти годам заключения, но через пятнадцать лет условно освободили. Если вы помните из предыдущих глав, эти пятнадцать лет, на которые в период заключения отстал в своем развитии преступник, и составили ошибку в возрасте, когда Грег Мак-Крейри составлял его психологический портрет.

Теперь разберем все по порядку. Спросите меня или любого из тысяч копов, обвинителей и федеральных агентов, с которыми мне приходилось встречаться за годы своей карьеры, и вы получите единодушный ответ: двадцать пять лет за жизни двоих детей и так чертовски мало. И чтобы сократить этот срок, следует предположить одну из двух прямо противоположных вещей.

Первое. Несмотря на дурное воспитание, ненормальную семью, якобы причиненные в детстве травмы, убогое образование, криминальное прошлое и все прочее, пребывание в тюрьме оказалось опытом столь замечательным, вдохновляющим, врачующим и открывающим глаза, что Шокросс прозрел, осознал свои заблуждения и, ощутив благотворное тюремное влияние, проникся желанием открыть новую страницу жизни и отныне навсегда сделаться законопослушным гражданином.

Принимаете? Нет? Тогда вот вам предположение номер два. Пребывание в тюрьме было столь невыносимо ужасным, столь отвратительным и повседневно калечащим и потому столь эффективно наказующим, что Шокросс, несмотря на дурное прошлое и постоянно гложущее желание насиловать и убивать детей, больше никогда не захочет туда попасть и будет делать все, чтобы, не дай Бог, не вернуться в камеру. Признаю, второе предположение столь же маловероятно, сколь и первое. Но если мы не принимаем ни то, ни другое, каким образом можно выпускать подобных людей на свободу и не опасаться, что они не убьют снова?

Безусловно, существуют типы убийц, которые, скорее всего, не подвержены рецидивам. Но это не относится к серийным убийцам на сексуальной почве. Тут я вполне соглашаюсь с доктором Парком Дицем, который утверждает, что «трудно представить себе обстоятельства, при которых их следовало бы выпускать на свободу». Эд Кемпер, превосходящий по сообразительности и уму всех, с кем мне приходилось встречаться в тюрьмах, откровенно признавал, что его лучше держать под замком. Таких пугающих примеров бесчисленное множество. Взять хотя бы Ричарда Маркетта. К двадцати годам в Орегоне за ним числились драки, избиения, попытка изнасилования. И вот после неудачного сексуального опыта с женщиной из портлендского бара он изнасиловал и убил другую женщину, расчленил ее труп, скрылся из штата, попал в список ФБР особо опасных преступников и был арестован в Калифорнии. Его признали виновным в убийстве первой степени и приговорили к пожизненному заключению, но через двенадцать лет условно-досрочно освободили. Маркетт убил двоих, прежде чем его снова поймали. Скажите на милость, чем руководствовалась комиссия по условно-досрочному освобождению, когда решила, что он больше не опасен?

Не хочу ручаться за всех в ФБР или тем более за Министерство юстиции, но сам бы я скорее согласился иметь на совести заключенного в тюрьму убийцу, который, если его отпустить, может и не убить, чем, освобождая такого убийцу, рисковать жизнью невинных людей.

Таков уж американский образ мыслей: считать, что все идет к лучшему, что все поправимо и мы можем добиться всего, чего ни захотим. Я же с опытом становлюсь все большим пессимистом, особенно когда речь заходит о возможности реабилитации некоторых типов преступников. В детстве им пришлось пройти через страшные вещи. Хотя травма могла быть нанесена и в более зрелом возрасте. И что бы ни думали судьи, адвокаты и психиатры по поводу их примерного поведения в тюрьме, оно не является гарантией приемлемого поведения на свободе. Шокросс во всех отношениях представлял собой идеального заключенного. Держался спокойно, был сдержанным, выполнял всё, что ему говорили, никому не доставлял хлопот. Но мои коллеги и я пришли к выводу, который безуспешно пытались довести до сознания работающих в исправительных учреждениях и в области судебной психиатрии, что опасность таких преступников ситуативна. Стоит их поместить в строгое окружение, где у них не окажется выбора, и они станут паиньками. Но на свободе их поведение может быстро перемениться.

Возьмите хотя бы Джека Генри Эббота, заключенного-убийцу, который написал «Во чреве зверя» — трогательные и проникновенные воспоминания о жизни в тюрьме. Полагая, что человек со столь тонким мироощущением и блестящим литературным дарованием не мог не исправиться, литературные светила, такие, как Норман Мейлер (Мейлер Норман (р. 1923) — прозаик и эссеист. Популярность приобрел после публикации романа о войне «Нагие и мертвые» — прим. перев.), начали кампанию за его условно-досрочное освобождение. Это стало настоящим событием в Нью-Йорке. Но через несколько месяцев после освобождения Эббот поругался и убил официанта в Гринич-виллидж (Богемный район в Нью-Йорке — прим. перев.). Как выразился на лекции в Национальной академии ФБР бывший преподаватель бихевиоризма, а ныне сотрудник Исследовательского подразделения поддержки Эл Брэнтли: «Лучшим прогнозом будущего поведения или будущего насилия является история насилия прошлого». Никто не заподозрит Артура Шокросса в том, что он столь же талантлив и умен, как Джек Генри Эббот, Но и ему удалось убедить комиссию по условнодосрочному освобождению, что его можно выпустить из тюрьмы. Оказавшись на свободе, Шокросс собирался осесть в Бингемптоне, но общественность, возмутившись, подняла шум, и через два месяца ему пришлось уехать. Он перебрался в более крупный город Рочестер и устроился на линию по приготовлению салатов в компанию по продаже пищевых продуктов. Через год он начал снова убивать — выбирал различные жертвы, но все столь же уязвимые, как и раньше. Изучая Шокросса, Дороти Льюис несколько раз вводила его в гипнотическое состояние и «возвращала» в прошлое, когда он терпел унижения от матери, которая, в частности, засовывала глубоко в его прямую кишку ручку от швабры. Во время сеансов Шокросс перевоплощался и ощущал себя разными людьми, в том числе и матерью, что поразительно напоминало сцену из «Психо» (заметим, что мать отрицала нанесение обид сыну и называла его лжецом).

Во время работы в Беллвью Льюис отмечала потрясающее явление раздвоения личности у детей, над которыми ранее совершалось насилие. Они были ещё слишком малы, чтобы предположить притворство с их стороны. Ее работа доказала, что раздвоение личности возникает в раннем возрасте, часто, когда ребенок еще не владеет речью. Хотя в отношении взрослых об этом рассуждают, пожалуй, лишь тогда, когда они, обвиняясь в убийстве, предстают перед судом. Кеннет Бьянки — один из двух двоюродных братьев, совместно совершавших в 70-х годах убийства, которые стали известны как преступления Хиллсайдского Душителя в Сан-Франциско, — после ареста утверждал, что испытывал раздвоение личности. О том же говорил Джон Уэйн Гейси. Я часто шучу: если у преступника наблюдается раздвоение личности, пусть невинная половина гуляет себе на свободе, лишь бы я смог засадить в тюрьму виновную.

Проделавший колоссальную работу на процессе по делу Шокросса главный обвинитель Чарльз Сирагуза пригласил Парка Дица и предложил ему исследовать другую сторону обвиняемого — причем так же тщательно, как это делала Льюис. В результате всплыло много новых деталей преступлений. Диц не стал выносить окончательного суждения о вероятности историй о детских обидах, но считал, что они звучали вполне правдоподобно. Тем не менее он не нашел подтверждения наличия у подсудимого маниакального состояния, не обнаружил провалов памяти или полной амнезии, не установил связи между поведением и органическими изменениями нервной системы. И поэтому заключил: каковы бы ни были психические расстройства у Артура Шокросса, он прекрасно понимал разницу между добром и злом и вполне был способен сделать выбор, убивать или нет. И в десяти случаях — а возможно, и больше — принял решение убить.

Когда на допросе Шокросса спросили, зачем он убивал женщин, он, не мудрствуя, ответил:

— А чтобы разделаться.

Настоящие душевнобольные, те, что утратили связь с реальностью, совершают серьезные преступления нечасто. А когда совершают, поступают настолько необдуманно, что обычно тут же попадаются. Маньяк Ричард Трентон Чейз убивал женщин, потому что считал, что не мог существовать без человеческой крови. И когда ее не находил, обходился тем, что был способен достать. Будучи уже помещённым в лечебницу, он продолжал ловить кроликов, выпускал из них кровь и впрыскивал себе в руку. Охотился на птичек, откусывал им головы и пил кровь. Это был по-настоящему больной человек. Не то что убийца, умудрявшийся заметать следы после десяти преступлений. Так что не следует путать психопата с больным психозом.

На суде Шокросс всегда держался сдержанно, почти не двигался, застывал, словно в трансе, и не реагировал на присяжных. Точно не понимал, что происходит вокруг. Но полицейские и конвой сообщали, что стоило ему оказаться вне поля зрения присяжных, и он сразу расслаблялся, делался говорлив, сыпал шутками. Шокросс понимал, как много было поставлено на карту, и симулировал невменяемость. Одним из умнейших, способнейших и, я бы сказал, обаятельнейших преступников из всех, с кем мне когла-либо приходилось встречаться, был Гарри Трэпнелл. Большую часть жизни он то сидел, то выходил из тюрьмы. И в один прекрасный момент убедил молодую женщину пригнать вертолёт, посадить его в самой середине тюремного двора и освободить его. В начале 70-х годов Трэпнелл совершил свое самое знаменитое преступление. Он захватил самолет и когда уже на земле вел переговоры с властями, в самый их разгар потряс кулаком, так чтобы его жест попал в объективы репортеров, и выкрикнул:

— Свободу Анджеле Дэвис!

«Свободу Анджеле Дэвис»? Что значит «Свободу Анджеле Дэвис»? Все в правоохранительных органах, кто работал над делом Трэпнелла, были просто поражены. Ничто в его характере не указывало на то, что он сочувствовал молодой чернокожей — преподавателю философии из Калифорнии. Никогда не занимался политикой. И внезапно, среди прочих требований, выдвигает такое: «Освободить Анджелу Дэвис из тюрьмы!» Парень, наверное, свихнулся. Другого логического объяснения его поступку не находилось. В конце концов Трэпнелл сдался и был осужден. И через много лет, во время беседы в марионском исправительном заведении, штат Иллинойс, я задал ему этот вопрос.

Он ответил что-то вроде этого:

— Когда я понял, что мне не выкрутиться и настают тяжелые времена, я решил, если большие черные братья будут знать, что я политический заключенный, моясь в тюремном душе, я буду спокоен, что мою задницу не трахнут.

Трэпнелл действовал вполне рассудочно, даже планировал вперед и ни в коей мере не напоминал сумасшедшего. Впоследствии он написал воспоминания под названием «Свихнувшийся лис», которые для нас превратились в настоящий кчадезь информации и руководство при ведении переговоров. Так, если неожиданно возникало из ряда вон выходящее требование, значит, удерживающий заложников уже изменил намерения, и власти должны были быстро реагировать соответствующим образом.

Трэпнелл сказал мне еще кое-что интересное. Он заявил, что если я принесу ему последний выпуск диагностического и статистического пособия по нервным заболеваниям, на следующий день он сумеет убедить любого психиатра, что страдает любой на выбор болезнью. Трэпнелл был намного хитрее Шокросса. Но, как и он, понимал;, не требовалось особого воображения, чтобы вбить психиатру в голову, что ты идешь на поправку и больше не пристаешь к мальчикам. И тогда на комиссии по условно-досрочному освобождению у тебя появится больше шансов. Но байки подействуют сильнее, если присяжные видят, как ты впадаешь в состояние, близкое к трансу.

Долгое время правоохранительное сообщество полагалось на диагностическое и статистическое пособие по нервным заболеваниям. Но оно мало отвечало нашим нуждам. И это послужило одной из причин выпуска в 1992 году «Пособия по классификации преступлений» (ПКП). В основу структуры книги легла моя докторская диссертация. В качестве соавторов выступили Ресслер, Энн Бургесс и ее муж Алан, профессор управления в Бостоне. Немалую лепту в ее создание внесли сотрудники Исследовательского подразделения поддержки и Научного бихевиористического подразделения: Грег Купер, Рой Хэйзелвуд, Кен Лэннинг, Грег Мак-Крейри, Джад Рэй, Пит Смерик и Джим Райт.

В ПКП мы предприняли попытку классифицировать тяжкие преступления согласно поведенческим характеристикам и дать им объяснение строго с психологической точки зрения, чего никогда не удавалось в прошлых изданиях. Например, в диагностическом и статистическом пособии нельзя найти тип сценария убийства, за которое был осужден О. Джей Симпсон. А у нас он есть. В своей работе мы старались отделить зерна от плевел и в области поведенческих улик предоставить следствию материал, который давал бы возможность понять, что имеет существенное значение, а что нет. Никого не удивляет тот факт, что подзащитные и их адвокаты привлекают все возможное и невозможное для доказательства того, что преступник был не способен отвечать за свои действия. В подробном списке причин невменяемости Шокросса значился посттравматический шок, явившийся результатом пребывания во Вьетнаме. Однако расследование показало, что Шокросс в боевых действиях никогда не участвовал. Такой прием не является новостью. Он и раньше использовался много раз. Дуан Сэмпл, выпотрошивший двух женщин в ночь на 9 декабря 1975 года в Силвертоне, штат Орегон, тоже применил его в защите. Умерла только одна из женщин. Но я видел фотографии с места преступления — они скорее напоминали иллюстрации к отчету о вскрытии. Роберт Ресслер обнаружил, что Сэмпл, несмотря на свои заявления, также не нюхал пороху. Накануне нападения преступник изложил в письме свои фантазии — о том, как его тянет выпотрошить тело симпатичной обнаженной женщины.

В 1981 году Ресслер вылетел в Орегон, чтобы помочь обвинению убедить губернатора отказаться от намерения санкционировать условно-досрочное освобождение Сэмпла. Аргумент сработал, но через десять лет преступник все же досрочно вышел из тюрьмы.

Безумен ли Сэмпл? Или на него нашло затмение, когда он кромсал двух женщин? Общепринято утверждать, что если человек совершил столь ужасную и извращенную вещь, он непременно «болен». Я с этим не спорю. Но понимал ли он, что поступает плохо? И, понимая это, сделал ли свой выбор? Эти вопросы представляются мне ключевыми.

Процесс над Артуром Шокроссом продолжался в рочестерском городском суде больше пяти недель. За это время обвинитель Сирагуза проявил в судебной психиатрии такие познания, которыми обладает не каждый врач. Заседание постоянно транслировалось по телевидению, и он стал настоящим местным героем. Когда прения сторон завершились, присяжным потребовалось меньше дня, чтобы вынести вердикт: виновен в убийстве второй степени по всем пунктам обвинения. Судья принял меры, чтобы Шокроссу не удалось повторить злодеяний, и приговорил к 250 годам тюремного заключения.

В этом деле проявился второй аспект защиты, построенной на доказательстве невменяемости подсудимого, — тот, о котором большинство людей не задумываются: она не слишком нравится присяжным и они не часто ей поддаются.

А не нравится она им, мне кажется, по двум причинам. Во-первых," из-за злоупотребления верой в то, что многочисленные убийцы испытывают столь сильную тягу совершить преступление, что у них просто нет другого выбора. К тому же не забывайте, что в присутствии полицейских в форме потребность убивать у серийных убийц моментально исчезает. Вторая причина того, что присяжные не идут на поводу у подобной защиты, носит более глубинный характер. Выслушав все юридические, психиатрические и академические аргументы и встав перед необходимостью определить судьбу подсудимого, присяжные инстинктивно чувствуют, что этот человек опасен. И что бы рассудочно ни думали честные мужчины и женщины из Милуоки о болезни или отсутствии таковой у Джеффри Дамера, они не склонны вручать его (а значит, и своё) будущее какому-нибудь медицинскому центру, поскольку не уверены в степени организации охраны и объективности суждений. И поэтому предпочитают тюрьму, где, как они полагают, за преступником, скорее всего, уследят.

Я вовсе не хочу утверждать, что психиатры и персонал медицинских исправительных учреждений спят и видят, чтобы отпустить опасного преступника на свободу, где он может причинить опять много зла. Но из опыта знаю, что они не видели и малой толики того, что приходилось нам, и поэтому сомневаюсь в их квалифицированном суждении. Даже если они обладают опытом судебной экспертизы, он почти всегда оказывается ограниченным какой-то одной сферой.

Одним из первых моих дел в качестве штатного специалиста по подготовке психологического портрета было убийство в собственном доме в Орегоне пожилой женщины Анны Берлине?. Местная полиция проконсультировалась по поводу типа НЕСУБА с клиническим психологом. На теле жертвы среди прочих виднелись четыре глубокие раны, нанесенные в область груди карандашом. Психолог провел беседы примерно с пятьюдесятью заключенными, получившими сроки за убийства. Большинство из них состоялись в тюрьме. И, опираясь на приобретенный опыт, предположил, что «неизвестный субъект», вероятно, бывший заключенный, возможно, торговец наркотиками. Потому что только в тюрьме остроотточенный карандаш считается смертоносным оружием. А на свободе, размышлял он, вряд ли кому-нибудь придет в голову нападать с карандашом. Но когда полиция связалась со мной, я высказал прямо противоположное мнение. Уязвимость жертвы, множественные раны, нападение среди белого дня и тот факт, что ничего из ценностей не пропало, — все указывало на неопытного юнца. Я не мог согласиться, что он заранее рассчитывал использовать в качестве орудия убийства карандаш. Просто тот оказался под рукой. Позже выяснилось, что убийца был шестнадцатилетним неопытным подростком, который заглянул в дом, чтобы собрать пожертвование на избирательную кампанию, в которой на самом деле не принимал участие.

Все на месте преступления свидетельствовало о том, что убийца — неуверенный в себе человек. Бывший заключенный в доме пожилой женщины чувствовал бы себя абсолютно спокойно. Полагаться же на единственную улику (как на негритянский волос в деле Фрэнсин Элвесон) — значит не замечать всей картины и позволить увести себя в противоположную от истины сторону.

Самый сложный вопрос, с которым сталкивается любой из нас: опасен ли сейчас или в будущем конкретный индивидуум. Психиатры зачастую ставят его по-другому: не представляют ли для него самого опасность другие.

Около 1986 года с ФБР связались по поводу катушки пленки, которая из Колорадо поступила в фотолабораторию для проявления. Пленка запечатлела мужчину лет под тридцать или слегка за тридцать, в камуфляжном костюме, который с ружьем в руках позировал на заднем борту своего джипа и демонстрировал всякого рода пытки и увечья, которым он подвергал куклу Барби. Закона он не нарушал, и я предположил, что у него нет криминального прошлого. Но в то же время предупредил, что кукла не долго будет удовлетворять его фантазиям, которые станут развиваться. Из фотографий явствовало, что развлечение имело для него большое значение. Я предложил последить за парнем и встретиться с ним, потому что он представлял собой потенциальную опасность. Не уверен, что каждый психиатр поступил бы так же.

Как бы ни странно звучала эта история, я могу вспомнить несколько «дел кукол Барби», в которых участвовали взрослые люди. Один субчик со Среднего Запада утыкивал булавками каждый квадратный дюйм куклы и оставлял ее на территории местной психиатрической лечебницы. Можно было подумать, Что речь шла о сатанинском культе, колдовстве или ведовстве, но дело было в другом. Кукле не присваивалось имя, которое бы указывало, что действие направлено против конкретного человека. Такие поступки характерны для садистски ориентированной личности, испытывающей проблемы с женщинами. Что еще мы могли бы сказать об этом человеке?

Возможно, он пробовал мучить мелких животных и делал это весьма регулярно. Не способен наладить отношения с людьми своего возраста: ни с мужчинами, ни с женщинами. Когда подрос, начал обижать детей слабее себя и издеваться над ними. Достиг или вскоре достигнет той ступени, когда забавы с куклой не смогут удовлетворить его фантазии. Можно было спорить, болен он или нет, но так или иначе опасен.

Когда могло реализоваться опасное поведение этого типа? Он был неудачником с комплексом неполноценности. Ему казалось, что все против него и никто не способен оценить его талантов. Как только побудительные стрессы окажутся невыносимыми, он сделает тот единственный шаг от фантазий к реальности. Но шаг этот не приведет от расчленения куклы к охоте на ровесника. Неизвестный будет гоняться за кем-нибудь слабее себя, младше, неудачливее. Потому что он трус. И не решится напасть на ровню. Но это не значит, что он примется убивать детей. Барби копирует взрослую, зрелую в половом отношении женщину, а не девочку. И каким бы извращением не страдал наш тип, он жаждет общения с развитой женщиной. Вот если бы он уродовал куклу, изображающую ребенка, мы столкнулись бы с иными проблемами.

И все же парень, втыкающий в куклу булавки, а потом подбрасывающий ее к психиатрической лечебнице, явно имеет какое-то психическое расстройство. У него нет водительских прав, среди других людей он выделяется своей странностью. Тип в камуфляжном костюме намного опаснее. У него есть работа, поскольку он был способен купить ружье, автомобиль и камеру. Может вести себя в обществе «по-нормальному». Но если нападет, жертве будет грозить реальная опасность. Жду ли я от большинства психиатров, чтобы они вдавались в подобные тонкости? Естественно, нет. Поскольку у них нет необходимого опыта и соответстсвующей установки. И поскольку они не выверяют на практике свои открытия. Одна из особенностей изучения серийных убийц заключается в необходимости с помощью надежных, осязаемых улик проверять все, что тебе говорят. Поскольку, если полагаться лишь на слова подопечного, результат в лучшем случае оказывается неполным, а в худшем — с научной точки зрения бесполезным.

Оценка опасности человека применима и требуется в различных областях. В пятницу 16 апреля 1982 года ко мне обратились агенты Секретной службы США (Федеральное агентство в структуре Министерства финансов. В функции службы, в частности, входит охрана президента и ряда других официальных лиц.) с просьбой проконсультировать их по поводу написанных одним и тем же лицом писем, которые начали приходить в феврале 1979 года. В первом неизвестный грозил убить президента Джимми Картера, в последующих — Рональда Рейгана и других политических лидеров.

Первое письмо поступило в нью-йоркское отделение Секретной службы от имени «одинокого и подавленного». Оно было написано от руки на двух обыкновенных тетрадочных листах и содержало угрозу «застрелить президента Картера или любого другого, кто придет вместо него к власти».

С июля 1981 года по февраль 1982 пришло ещё восемь писем: три в нью-йоркское отделение Секретной службы, одно — в отделение ФБР в Нью-Йорке, одно — в отделение Вашингтона, одно — в газету «Филадельфия дейли ньюс» и два — непосредственно в Белый дом. Все были написаны тем же почерком, что и послание «одинокого и подавленного», но имели другую подпись — С.А.Т. Они были отправлены из Нью-Йорка, Филадельфии и Вашингтона. И все выражали намерение С.А.Т убить президента Рейгана, которого автор именовал то «Божьим злом», то «Дьяволом». Содержались угрозы и в адрес сторонников Рейгана. Автор ссылался на Джона Хинкли и обещал довершить его неудавшееся дело. Другие письма пришли конгрессмену Джеку Кемпу и сенатору Альфонсу д'Амато. Особое беспокойство Секретной службы вызвал тот факт, что в конверт были вложены сделанные с близкого расстояния фотографий сенатора д'Амато и конгрессмена от Нью-Йорка Реймонда Мак-Грэта. Они свидетельствовали о том, что С.А.Т. действительно способен приблизиться к намечаемым жертвам.

Наконец 14 июня 1982 года четырнадцатое письмо получил редактор ежедневной вечерней газеты «Нью-Йорк пост». В нем говорилось, что автор откроет своё имя каждому после того, как разделается с президентом, которого и в этот раз он называл «Дьяволом». Неизвестный признавался, что его никто не желает слушать и все над ним смеются, что, впрочем, меня нисколько не удивляло. В следующем письме С.А.Т. «разрешал» газете общаться с собой, но только после того, как будет выполнена его историческая миссия. Это была зацепка, которую мы так долго ждали. Он хотел, нет, просто жаждал вступить в диалог с редактором. И мы собирались ему в этом помочь.

Судя по языку писем и по словоупотреблению, а также по тому, откуда они были отправлены, я почти не сомневался, что наш неизвестный родом из Нью-Йорка. Я предположил, что это белый мужчина в возрасте от двадцати пяти до тридцати с небольшим лет, холостяк, уроженец Нью-Йорка, вероятно, живет один. Среднего интеллекта, с высшим образованием и, возможно, дипломом еще каких-нибудь курсов — в области политологии или литературы.

Младший, а может быть, и единственный сын. Я считал, что в прошлом он имел пристрастие к наркотикам или спиртному, но теперь употребляет их время от времени. Считает себя неудачником, не оправдашим надежд, которые на него возлагали родители или другие члены семьи. Списка его неоконченных дел и неосуществленных целей хватило бы на несколько жизней. Подвергался психиатрическому обследованию, связанному со стрессом, который был вызван военной службой, разводом, болезнью или потерей близкого человека.

Много споров велось по поводу того, что означали три буквы С.А.Т. Я посоветовал Секретной службе не тратить на это много времени, поскольку они могли не значить ровным счетом ничего. Существует тенденция видеть в каждой детали то, чего в ней, может быть, нет; не исключено, что неизвестному просто нравится, как эти буквы звучат или выглядят на бумаге.

Секретную службу, как обычно, интересовало, опасен ли на самом деле НЕСУБ? Потому что многие люди из тех, что извергают в письмах угрозы, вовсе не намерены их осуществлять. Но я ответил, что наш неизвестный принадлежит к личностям, которые постоянно находятся в поиске, вступают то в политические партии, то в культовые секты, но не находят того, что искали. Другие считают их странными и не принимают всерьез, и от этого они ещё больше ожесточаются. Целиком сосредоточиваются на миссии, которая якобы может придать смысл их жизни. Тогда они впервые ощущают, что способны властвовать, и это чувство им нравится. Ради него они способны рисковать. А способные на риск люди опасны.

Я полагал, что неизвестный знаком с оружием и нападет с близкой дистанции, хотя это и означало, что он не сможет улизнуть. И поскольку его миссия самоубийственна, он способен вести дневник, чтобы мир узнал о его подвигах. В отличие от отравителя тайленолом, С.А.Т. не желал оставаться анонимным. Когда страх жизни превозмогает страх смерти, человек совершает насилие. В предцверии события он будет вести себя тихо, затаится в окружении, станет болтать с полицейскими и местными агентами Секретной службы и не вызовет подозрений. Они не сочтут его опасным.

В каком-то отношении он представлял тот же тип личности, что Джон Хинкли, суд над которым широко освещался прессой. И сам был зациклен на Хинкли, а о нем мы знали достаточно много. Я предположил, что неизвестный пожелает выслушать вердикт или приговор, и посоветовал в этот период установить слежку за театром Форда, где был застрелен Авраам Линкольн и куда перед покушением на Рональда Рейгана приходил Хинкли. Возможно, и наш неизвестный пожелает его посетить. Еще я посоветовал поинтересоваться в гостинице, где останавливался Хинкли, не спрашивал ли кто-нибудь его комнату. Если бы такой постоялец нашелся, он и был бы нашим человеком.

Служба гостиницы сообщила, что комнату Хинкли действительно спрашивали. Секретные агенты бросились в отель и обнаружили пожилую пару. Много лет назад супруги провели здесь брачную ночь и с тех пор не раз приезжали в гостиницу.

В августе Секретная служба получила еще два письма с подписью С.А.Т. и адресом: администрация Президента, Вашингтон, округ Колумбия. Оба были отправлены из города Бейкерсфилд, штат Калифорния. В поисках добычи по стране моталось множество убийц, и мы забеспокоились, что неизвестный тоже вышел на охоту. «Будучи здоров духом и телом, — писал он, — беру на себя труд организовать, чтобы как можно больше американцев имели оружие и изгнали из нашей страны внутреннего врага». В длинном параноидном послании он лепетал об «адовых муках», через которые ему пришлось пройти, и признавал, что может быть убит, когда станет совершать правосудие над начальственными подонками.

Я внимательно прочитал письма и сделал вывод, что мы имеем дело с имитатором. Во-первых, они были написаны нормальным почерком, а не печатными буквами, как предыдущие. Во-вторых, автор обращался к президенту Рейгану как к «Рону», а не «Дьяволу» или «Старику», как раньше. Скорее всего, Писала женщина — столь же некрасивая, как ее угрозы и чувства. Я не думал, что она может представлять какую-нибудь опасность.

Настоящий С.А.Т. - совершенно иное дело. Я считал, что лучшей «тактикой захвата» послужит диалог, в который мы его вовлечем и который будем вести, пока неизвестный себя не обнаружит. Мы выдали агента Секретной службы за редактора газеты и проинструктировали, что ему говорить и как себя держать. Я подчеркивал, что НЕСУБа следует, убеждать открыться, чтобы «опубликовать всю его историю целиком». Установив атмосферу доверия, «редактор» должен был предложить встречу, но поздно вечером и в уединенном месте, так как сам не меньше, чем С.А.Т., был заинтересован в секретности. Мы поместили в «Нью-Йорк пост» тщательно составленное закодированное объявление, и неизвестный ответил. И с тех пор начал регулярно разговаривать с нашим человеком. Я думаю, он звонил из больших, людных мест вроде Грэнд-сентрал (Центральный железнодорожный вокзал в Нью-Йорке на 42-й улице) или Пенсильванского вокзала. А может быть, из крупных библиотек или музеев.

Примерно в это же время ФБР получило еще одно свидетельство — от эксперта-психолингвиста из Сиракьюсского университета доктора Марри Мирона. Мне приходилось сотрудничать с ним в исследовательской работе и во время подготовки статей, посвященных оценке угрозы, и я считал его лучшим в своей области специалистом. После того как начался телефонный диалог, Марри решил, что неизвестный больше не опасен. Что это ищущий популярности обманщик, которого забавляет, что он способен водить за нос важных людей. Марри считал, что его можно поймать, но, в отличие от меня, полагал, что С.А.Т. не представляет угрозы.

Постепенно С.А.Т. проникся к «редактору» доверием и стал разговаривать достаточно долго, что позволило отследить его номер. 21 октября 1982 года совместная оперативная группа, состоявшая из агентов ФБР и агентов Секретной службы, захватила его в телефонной будке на Пенсильванском вокзале во время очередной беседы с «редактором». Им оказался двадцатисемилетний белый житель Нью-Йорка, имеющий диплом о высшем образовании Альфонс Амодио. Агенты посетили его тесное, загаженное тараканами жилище. Им показалось, что жизнь в его семье совершенно расстроена. Миссис Амодио описала сына в точности таким, каким он был в нашем психологическом портрете.

— Ненавидит мир, — сказала она агентам, — и считает, что мир ненавидит его. — И стала говорить о диких колебаниях его настроения. С.А.Т. делал вырезки из газет и наполнил два скоросшивателя папками с именами известных политиков. В детстве так сильно заикался, что поздно пошел в школу. Вступил в армию, но после основного курса подготовки ушел в самоволку. Кроме нескольких ссылок в дневниках на себя как на «бродячего кота», другой связи с кличкой в письмах агенты так и не нашли. Амодио поместили в Беллвью. Перед процессом окружной судья Дэвид Эделстейн попросил муниципального психиатра обследовать обвиняемого, и врач заявил, что тот страдает сильным психическим расстройством и поэтому представляет опасность для Президента и других официальных лиц.

Амодио признал, что он и есть тот самый С.А.Т. Агенты не выявили в его суждениях никаких политических пристрастий. Все это он делал ради известности и славы. В настоящее время Амодио вышел из больницы. Представляет ли он опасность? Думаю, что непосредственной угрозы с его стороны нет. Но если вновь возникнет сильный побудитель и он не сможет с ним справиться, у меня опять появятся причины для беспокойства.

Что же я ищу в таких посланиях? В первую очередь я обращаю внимание на тон. Если в нескольких письмах политикам, кинозвездам, спортсменам тон становится твердым и требовательным («Ты так и не ответил на мои письма!»), я принимаю его всерьёз. Душевная и физическая истощенность оборачивается неуступчивостью. Значит, скоро последует срыв. Любое поведение можно назвать формой психического заболевания. Но для меня важнее всего выяснить, насколько оно опасно.

Хотя в тюрьмах нам приходилось беседовать и с женщинами, все наши публикации построены на основе анализа бесед с преступниками-мужчинами. Вы уже заметили, что описанные случаи серийных и сексуальных убийств касаются только мужчин. Исследования демонстрируют, что практически все серийнвге убийцы — выходцы из неблагополучных семей, чт© в детстве они испытывали физическое и сексуальное унижение, потом становились алкоголиками или наркоманами. Такое прошлое не редкость и у женщин, а девочки куда более, чем мальчики, подвержены половому насилию. Почему же серийные преступники-женщины представляют такую редкость, что обвиняемая во Флориде в убийстве мужчин Эйлин Вурнос сразу же привлекла к себе всеобщее внимание.

На этот счет у нас нет определенной точки зрения хотя бы потому, что до сих пор в этой области не проводилось серьезных исследований. Некоторые предполагают, что объяснение такому феномену следует искать на уровне тестостеронов (Мужские половые гормоны.), то есть обусловливают его гормональными и химическими факторами. Единственное, что мы можем утверждать, что женщины обращают воздействие побудителей внутрь собственной личности и вместо того, чтобы наказывать других, обрекают на наказание самих себя и становятся алкоголичками, наркоманками, проститутками или совершают самоубийство. Или как, видимо, мать Эда Кемпера, вымещают злость на близких, что, с точки зрения психики, действует крайне разрушающе. Но факт остается фактом — женщины убивают совершенно не так, как мужчины.

Каким же образом поступать в случае потенциальной угрозы со стороны человека и предотвращать беду, пока еще не поздно? К сожалению, на этот вопрос не существует однозначного ответа. Часто последней линией обороны порядка и дисциплины становятся правоохранительные органы, а не семья, и эта ситуация опасна для общества, поскольку в тот момент, когда мы вмешиваемся, оказывается уже трудно что-либо исправить. Можно лишь предотвратить худшее.

Многие в этом случае кивают на школу. Возможно, перегруженные учителя и способны исправить положение, если станут уделять все семь часов ребёнку из неблагоприятной среды. Но остаются другие семнадцать часов.

Нас часто спрашивают, позволяют ли наши исследования уже на ранней стадии предсказать, вырастет ли ребенок опасным? Ответ Роя Хэйзелвуда: «Безусловно. Но то же самое способен предвидеть хороший учитель начальной школы». Правильное воспитание, сильный личный пример способны в корне изменить ситуацию.

Специальный агент Билл Тафойа, который являлся «футурологом» в Квонтико, отстаивал выделение в течение по меньшей мере десяти лет денежных средств каждый год в размере того, что мы направили на операцию в Персидском заливе, на возрождение и расширение проекта «Хед старт» (Образовательная и медицинская программа помощи детям из малоимущих семей, умственно отсталым и инвалидам, финансируемая Администрацией по делам детей, молодежи и семей. Осуществлялась в основном в 1965–1975 гг. — прим. перев.) — наиболее эффективной за всю историю антикриминальной программы. Он не соглашался, что решить дело можно увеличением числа полицейских, но отстаивал расширение «армии социальных работников», которые помогали бы забитым женщинам и бездомным семьям с детьми найти достойных людей, которые бы взяли на воспитание их малышей. Что подкреплялось бы поощрительной системой налогов. Я не уверен, что такое решение оказалось бы всеобъемлющим, но оно могло бы стать хорошим началом. Потому что, как это ни печально, психиатры могут спорить в свое удовольствие, а мои люди при помощи психологии и бихевиористической науки помогать ловить преступников, но когда мы вступаем в дело, обществу уже нанесен непоправимый урон.

19. Иногда побеждает дракон

Когда в Грин-Ривер, неподалеку от Сиэтла, в июле 1982 года обнаружили тело шестнадцатилетней девушки, никто не придал этому особого значения. Река, бегущая от Маунт-Рейнир (Национальный парк в штате Вашингтон, включающий часть Каскадных гор, в том числе самую высокую вершину штата — вулкан Рейни) к Пьюджет-Саунд (Узкий залив на северо-западе штата Вашингтон.), издавна печально славилась как место нелегального захоронения трупов, тем более что жертва оказалась молодой проституткой. Полиция встревожилась только тогда, когда 12 августа пришла информация об еще одном женском трупе в реке и вскоре еще о трех. Убитые были разного возраста и цвета кожи, но все оказались задушенными. Некоторые были с грузилом — преступник явно пытался скрыть их на дне. Все оказались голыми и у двух во влагалище обнаружили мелкие камешки.

Серийный характер преступления стал очевиден, и на жителей Сиэтла нахлынули жуткие воспоминания о прошлом кошмаре, когда неизвестный по кличке Тэд похитил в округе и убил по крайней мере восемь женщин. Дело не могли раскрыть в течение четырех лет, пока за серию жестоких убийств в женском общежитии во Флориде не арестовали некоего Теодора Роберта Банди — симпатичного и на первый взгляд законопослушного человека. К тому времени он пересек всю страну, убил не меньше двадцати трех молодых женщин и получил право навечно занять место в нашем паноптикуме психических ужасов.

Майор Ричард Краск из отдела криминальных расследований округа Кинг, горя желанием на практике применить приобретенные им теоретические знания, обратился в ФБР с просьбой подготовить психологический портрет Убийцы с Грин-Ривер. Хотя следователи вновь созданной и действующей на территориях с разной юрисдикцией оперативной группы разошлись во мнении: совершил ли'все преступления один и тот же человек, убийства объединял, по крайней мере, один общий фактор — все женщины были проститутками и работали в районе развлечений на тихоокеанском побережье неподалеку от Международного аэропорта Сиэтла-Такомы. К тому времени пропало еще несколько женщин. В сентябре в Квонтико по делам службы из Сиэтла приехал старший специальный агент Алан Уайттейкер и представил подробные материалы по пяти случаям. Как всегда, когда необходимо было уединиться и оградить себя от коллег и телефонных звонков, я заперся наверху в библиотеке и, глядя в окно (всегда приятное разнообразие для тех, кто работает в подвале), старался проникнуть в умы преступника и жертв. Целый день я провел, изучая материалы: отчеты осмотра мест происшествий, фотографии, протоколы вскрытий и описания жертв — и пришёл к выводу, что, несмотря на различия в возрасте и расе погибших и тойиз орегапсИ преступника, существовало достаточно сходства, чтобы полагать, что все убийства совершил один человек.

Я разработал детальный психологический портрет физически крепкого белого мужчины, умственно недалекого, хорошо знакомого с рекой, нисколько не сожалеющего о том, что совершил. Напротив, считавшего это делом жизни. Поскольку он когда-то претерпел от женщин унижение, то теперь наказывал тех, кого считал из них самыми худшими. Но я предупредил полицию, что, благодаря характеру преступления и типу жертв, многие могут соответствовать этому портрету.

В отличие, скажем, от Эда Кемпера, этот неизвестный не был гигантом мысли. Он совершал преступления повышенного риска. И акцент следовало сделать на превентивную тактику, которая вывела бы НЕСУБа на некий контакт с полицией. Уезжая из Квонтико, Уайттейкер увез с собой психологический портрет.

В том же месяце в районе подлежащих сносу домов недалеко от аэропорта был найден сильно разложившийся труп еще одной женщины. Она была голой, с парой мужских носков вокруг шеи. Медицинский эксперт утверждал, что ее убили примерно в то же время, что и других жертв с реки. Вероятно, преступник сменил тоДиз орегапсИ, узнав, что за рекой установлено наблюдение. В своем «Поиске Убийцы с Грин-Ривер» Карлтон Смит и Томас Гвиллен подробно рассказали о ходе расследования. Под подозрением оказался сорокачетырехлетний таксист, который во всем соответствовал психологическому портрету. Уже на ранних стадиях, он попытался втереться в следствие, звонил в полицию, советовал, где искать убийцу, указывал на других таксистов. Много времени проводил с проститутками и разными бродягами в районе развлечений, вел ночной образ жизни, беспрестанно колесил в округе, пил и курил, как и предполагал портрет НЕСУБа, и высказывал обеспокоенность по поводу безопасности проституток. Пять раз был неудачно женат, жил у реки со вдовым отцом, владел старенькой, допотопной машиной, за которой почти не ухаживал, и внимательно следил за освещавшей расследование прессой.

Полиция наметила встретиться с ним в сентябре и решила посоветоваться со мной о стратегии разговора. Но в то время, чтобы справиться со всеми делами, я скакал с одного места на другое, и когда позвонили из Сиэтла, меня не оказалось в городе. Начальник подразделения Роджер Депью ответил, что я вернусь через несколько дней, и настойчиво посоветовал не вызывать подозреваемого до разговора со мной. Тем более что этот человек до сих пор охотно шел на контакт с полицией и, судя по всему, не собирался скрываться.

Но полиция поступила по-своему и целый день допрашивала подозреваемого, что вылилось в настоящую перебранку. Задним умом каждый крепок, и сейчас мне кажется, что все можно было бы решить по-другому. Тест на детекторе лжи дал неоднозначный результат, и хотя полиция установила за подозреваемым круглосуточное наблюдение и продолжала собирать косвенные улики, обвинение предъявить так и не удалось.

Поскольку я не принимал участия в том этапе расследования, то не могу сказать, насколько перспективным был подозреваемый. Но ясно одно — отсутствие координации с самого начала подорвало следствие, то есть тогда, когда субъект наиболее уязвим. Он встревожен, еще не знает, чего ожидать, фактор страха действует сильнее всего. Но по мере того, как время идет, НЕСУБ понимает, что опасность пронесло, становится увереннее в себе и совершенствует свой МО.

В то время местная полиция не располагала даже компьютером. И когда у них появились первые зацепки, следовало потратить лет пятьдесят, чтобы понять, что у них имеется на руках. Теперь, если потребуется расследовать случай вроде дела Убийцы с Грин-Ривер, я надеюсь, службы будут действовать более слаженно. Но все равно задача остается сверхсложной. Проститутки ведут кочевой образ жизни. Если приятель или сутенер сообщает, что девушка пропала, никому не известно, то ли с ней что-то случилось, то ли она просто перебралась в другое место на побережье. Многие из них используют только клички, что превращает идентификацию в настоящий кошмар. А сотрудничество между полицией и сообществом проституток, мягко говоря, оставляет желать лучшего. В мае 1983 года обнаружили тело молодой проститутки. Она была полностью одета, а место убийства тщательно обставлено. Поперек ее шеи лежала рыба, другая на левой груди, между ног стояла бутылка вина. Девушку удавили тонким шнурком, и полиция приписала преступление Убийце с Грин-Ривер. Но хотя последнюю его жертву нашли не в воде, этот случай явно предполагал личные мотивы. Слишком в нем было много злости — убийца наверняка знал свою жертву.

К концу 1983 года счет трупов дошел до двенадцати. И еще семь девушек пропали. Одна из них была на восьмом месяце беременности. Оперативная группа просила меня приехать и дать советы на месте. Я уже упоминал, что был страшно загружен: на Аляске занимался делом Уэйна Уильямса, в Буффало — Убийцей из оружия 22-го калибра, в Сан-Франциско — Убийцей с тропы, в Анкоридже — Робертом Хансеном, в Хартфорде — поджигателями-антисемитами и сотней других случаев. Чтобы справиться со всеми, я думал о них по ночам. Жутко себя изнашивал, даже не представляя до какой степени. Но когда оперативная группа обратилась ко мне, решил взяться и за это дело.

Я был уверен, что мой портрет точен, но в то же время знал, что ему могли соответствовать многие, и еще к тому же понимал, что возможно возникновение новых субъектов. Чем больше проходило времени, тем вероятнее становилось вовлечение других убийц-имитаторов или тех, кого на преступление потянуло само окружение. Район развлечений в зоне Сиэтла-Такомы — привольные угодья для убийц. Проститутки представляли собой легкую добычу. Они перемещались по всему западному побережью: от Ванкувера до Сан-Диего, и если кто-то из девушек пропадал, это вовсе не означало, что она похищена.

Я считал, что в этих условиях превентивная тактика оказалась бы важной, как никогда. Она предполагала организацию посвященных убийствам собраний в городских школах со сбором добровольных пожертвований и незаметной регистрацией автомобильных номеров прибывших, пропаганду в прессе одного из следователей как «суперкопа», что могло вынудить преступника вступить с ним в контакт, публикацию статей об убитой беременной женщине, чтобы пробудить в убийце угрызения совести, слежку за местами, где были найдены тела, использование женщин-полицейских в качестве приманки и многое другое.

В декабре я взял с собой в Сиэтл Блейна Мак-Илвейна и Рона Уолкера, полагая, что этот случай станет для них прекрасной школой. И правильно сделал, словно меня надоумил Господь или некий космический разум, — ребята спасли мне жизнь.

Когда они ворвались в мой номер через запертую и закрытую на цепочку дверь, я лежал без сознания и бился в конвульсиях от воспаления головного мозга. А когда наконец выздоровел и в мае 1984 года вернулся к работе, Убийца с Грин-Ривер все ещё был на свободе, как остается и сейчас, через десять лет, когда я пишу эту книгу. Я продолжал консультировать оперативную группу. Но чем больше проходило времени и чем быстрее множились трупы, тем тверже я убеждался в том, что действует не один, а несколько убийц — с общими манерами, но каждый со своими особенностями. Полиция Спокана и Портленда докладывала о множестве убитых и пропавших проституток, но я не находил связи со случаями из окрестностей Сиэтла, хотя полиция Сан-Диего полагала, что новая серия может иметь к ним отношение. Всего оперативная группа Грин-Ривер изучила более пятидесяти случаев смертей. Количество серьезных подозреваемых сократилось с двенадцати сотен до восьмидесяти человек: от приятелей проституток и сутенеров до сожителя, от которого запуганная угрозами пыток женщина улизнула к какому-то охотнику в Сиэтле. Временами под подозрение попадали сами полицейские. Но всего этого было недостаточно для успешного закрытия дела. Тогда я уже был убежден, что действовали трое, а может быть, и больше убийц.

Последняя серьезная попытка применить превентивную тактику состоялась в декабре 1988 года. В идущей в прямом эфире и транслируемой на всю страну телепередаче «Розыск», которую оживлял своим участием даллаский кумир Патрик Даффи, было рассказано о поиске убийцы или убийц и названы бесплатные номера (Телефонный номер, разговор по которому оплачивается компанией или некоммерческой организацией (для телефонных служб типа «горячей линии»). прим. перев.), по которым зрители могли звонить и сообщать все, что они знали о преступнике.

Я вылетел в Сиэтл, чтобы появиться на экране и проинструктировать полицию, как сортировать звонки и быстро задавать необходимые вопросы.

За неделю, прошедшую после эфира, телефонная компания зарегистрировала около сотни тысяч попыток наборов номеров, однако дозвонились меньше десяти тысяч человек. А через три недели то ли кончились средства, то ли не нашлось добровольцев, чтобы поддерживать «горячую линию». Что, впрочем, было характерно для всей эпопеи с Убийцей с Грин-Ривер: многие посвященные прилагали колоссальные усилия, которые в итоге оказались недостаточными и запоздалыми.

Четыре года Грег Мак-Крейри хранил приколотую на доске заметок картинку: над поверженным рыцарем нависало огнедышащее чудовище. Подпись под ней гласила: «Иногда побеждает дракон». Реальность такова, что этого не избежать из нас никому. Мы ловим не всех. А те, кого ловим, уже успели убить, изнасиловать, подвергнуть пыткам, разбомбить, поджечь, искалечить, К сожалению, мы никого не ловим молниеносно. Сегодня это так же верно, как сто лет назад, когда Джек Потрошитель стал первым в мире серийным убийцей и приковал к себе внимание потрясенного общества. И хотя передача «Розыск» не помогла отыскать Убийцу с Грин-Ривер, в том же году я выступил в другой телепередаче и описал, каким мог быть его страшный предшественник. По времени эфир совпал со столетием убийств в Уайтчепеле (В XIX в. один из беднейших районов Ист-Энда в Лондоне), и это означало, что мой портрет Джека Потрошителя был бесполезен только потому, что опоздал на сто лет.

Ужасные убийства проституток происходили с 31 августа по 9 ноября в буйном и многолюдном Ист-Энде залитого газовым светом викторианского Лондона. С каждым разом преступник действовал со все большей жестокостью. Ранним утром 30 сентября в течение часа или двух он (немыслимое в то время дело!) убил сразу двух. Полиция получила несколько издевательских писем, которые были опубликованы в газетах, и страх стал главной темой их первых полос. Несмотря на лихорадочные усилия Скотленд-Ярда, Потрошителя так и не поймали, и споры о нем продолжаются до сих пор. Как и диспуты вокруг «истинной» личности Уильяма Шекспира. В таких случаях выбор подозреваемых больше отражает характеры спорящих, чем проливает свет на тайну.

Самой расхожей и завораживающей версией был Альберт Виктор, принц Кларенский, — старший внук королевы Виктории и прямой престолонаследник вслед за своим отцом Эдуардом, принцем Уэльским (ставшим в 1901 году после смерти Виктории королем Эдуардом VII). Считается, что принц Кларенский умер в 1892 году во время эпидемии гриппа, но сторонники теории Потрошителя утверждают, что он скончался от сифилиса или был отравлен дворцовыми медиками, чтобы замять скандал в монаршем семействе. Захватывающее предположение!

В число кандидатов попали также учитель мужской школы Монтагью Джон Друит, который соответствовал описаниям свидетелей, королевский врач Уильям Галл, периодически попадавший в лечебницу для душевнобольных бедный польский иммигрант Аарон Косминский и баловавшийся, по слухам, черной магией журналист Рослин д'0нстан. Много догадок строилось по поводу внезапного прекращения убийств: то ли преступник расправился сам с собой, то ли королевская семья отправила принца Кларенского в далекое путешествие, то ли убийца умер. С высоты современных знаний мне представляется таким же вероятным, что его взяли за какое-нибудь менее значительное преступление и это оборвало цепочку убийств. Внимание приковывало само «потрошение». Степень расчленения тел была одной из причин, благодаря которой подозрение падало на людей с медицинским образованием.

В октябре 1988 года национальное телевещание организовало телепередачу «Тайна личности Джека Потрошителя». В ней приводились все возможные улики, а потом специалисты из разных областей, «чтобы раз и навсегда решить вековую загадку», высказывали мнение, кто был на самом деле лондонский убийца. В числе других пригласили Роя Хэйзелвуда и меня, и в ФБР решили, что это удачная возможность продемонстрировать нашу работу, не затрагивая интересов текущего дела и не вмешиваясь в судебный процесс. Двухчасовой прямой эфир вёл английский писатель, актер и режиссер Питер Устинов, который, по мере того как разворачивалась драма, все больше и больше погружался в тайну. Подобный опыт проводится по тем же законам и правилам, что и настоящее расследование: качество выводов соответствует качеству улик и данных, с которыми приходится работать. По современным понятиям, следствие сто лет назад проводилось на примитивном уровне. Однако, основываясь на том, что я знал об убийствах Джека Потрошителя, сегодня его дело считалось бы решаемым, и за него стоило браться. Ради спортивного интереса и чтобы расслабиться — потому что ставка, если запорешь расследование, совсем невелика: ну, посмеются над тобой по всей стране, зато не погибнет очередная невинная жертва.

Ещё до программы я составил психологический портрет, с теми самыми подзаголовками, как для современного дела:

НЕИЗВЕСТНЫЙ — ДЖЕК ПОТРОШИТЕЛЬ

СЕРИЯ УБИЙСТВ ЛОНДОН, АНГЛИЯ 1888

НЦАТП — УБИЙСТВО

(АНАЛИЗ ДЛЯ КРИМИНАЛЬНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ)

Строка НЦАТП означала Национальный центр анализа тяжких преступлений, который представлял собой организованную в 1985 году в Квонтико всеобъемлющую программу, включающую Научное бихевиористическое подразделение. Исследовательское подразделение поддержки. Компьютерный банк данных и оценки тяжких преступлений и другие службы. Как в реальной жизни, приступая к делу, я получил имена подозреваемых. Сколь ни привлекательна с точки зрения драматического эффекта была кандидатура принца Кларенского, проанализировав все доступные улики, мы с Роем Хэйзелвудом независимо друг от друга остановились на Аароне Косминском.

Как в нашумевшем через девяносто лет случае с Йоркширским Потрошителем, мы были уверены, что издевательские письма в полицию отправлял другой человек — самозванец, а не настоящий Джек. Тип личности преступника был таков, что настоящий убийца не решился бы бросить публичный вызов властям. Расчленение предполагает психическое расстройство, сексуальную неполноценность и накопившуюся против всех без исключения женщин злость. А молниеносный характер нападения выдаёт неуверенного в себе, скованного в присутствии других человека. Такой речами себя не выразит. Обстоятельства преступлений говорили за то, что их совершил убийца, способный слиться с окружающим миром и не испугать проституток. Крадущийся в ночи и возвращающийся на место преступления незаметный одиночка, а не звероподобный мясник. В ходе расследования полиция его, безусловно, допрашивала. Из всех предложенных кандидатур больше всего к нашему портрету подходил Косминский. Что же до предполагаемой медицинской квалификации, которая якобы требовалась, чтобы так искромсать тела, мы беремся утверждать, что ее здесь не больше, чем на скотобойне. Серийные убийцы ощущают неодолимую тягу поиздеваться над трупом, и отсутствие медицинского образования не помешало в этом ни Эду Гейну, ни Эду Кемперу, ни Джеффри Дамеру, ни Ричарду Маркетту, ни многим другим.

Однако, представив этот анализ, я должен сразу оговориться: отделенный временем от тех давних событий, я не могу утверждать, что Джек Потрошитель — именно Косминский. Потому что Косминский только один из тех, кого нам назвали в качестве подозреваемого. Но я с достаточной степенью вероятности могу утверждать, что Джек Потрошитель подобен Косминскому. Случись такое расследование сегодня, наша работа помогла бы полиции и Скотленд-Ярду сузить круг подозреваемых и легче идентифицировать НЕСУБа. Вот почему по современным меркам я считаю это дело раскрываемым.

Иногда с помощью наших методов можно указать тип подозреваемого, но недостает улик, чтобы его арестовать и предъявить обвинение. Таково дело середины 70-х годов Душителя СЗУ из Уичито, штат Канзас. Оно началось 15 января 1974 года с расправы над семьей Отеро. Тридцативосьмилетний Джозеф Отеро и его жена Жюли были задушены шнуром от подъёмных жалюзи. Их девятилетний сын Джозеф II умер в спальне связанным, с пластиковым мешком на голове. Одиннадцатилетнюю дочь Джозефину в майке и носках повесили в подвале на трубе. Все свидетельствовало о том, что убийство не было импульсивным актом: телефонный кабель оказался обрезанным, шнур убийца принес с собой.

Месяцем позже аноним позвонил редактору местной газеты и, пригласив в библиотеку, указал на книгу. В ней обнаружилась записка от НЕСУБа. Неизвестный признавался, что совершил убийство семьи Отеро, грозил убивать снова и утверждал, что ключевыми словами для него являются «связать, замучить, убить».

В следующие три года произошло ещё несколько убийств молодых женщин, после чего в местную телевизионную студию пришло письмо, которое прояснило кое-что еще в психике НЕСУБа. Неизвестный, давший себе такую точную кличку, спрашивал: «Сколько еще мне придется убивать, чтобы мое имя появилось на страницах газет и приковало всеобщее внимание?»

В одном из опубликованных посланий он сравнивал себя с Джеком Потрошителем, Сыном Сэма и Хиллсайдским Душителем — вначале никому не известными неудачниками, позже ставшими всеобщими знаменитостями. Он приписывал свои преступления «демону», «фактору X» и пускался в пространные рассуждения о собственной личности.

К тексту он прилагал рисунки связанных, насилуемых и пытаемых обнаженных женщин. В газету их, конечно, не поместили, но они дали мне ясное представление о типе личности разыскиваемого человека. Теперь требовалось сузить круг подозреваемых. Как и его кумир Джек Потрошитель, СЗУ внезапно прекратил убивать. И я решил, что преступник после допроса в полиции понял, что к нему подобрались вплотную, и оказался настолько сообразительным и умным, чтобы вовремя остановиться и не дать собрать против себя достаточно улик. Я надеялся, что мы его по крайней мере нейтрализовали, но выяснилось, что иногда верх берет и дракон. Дракон опустошает и наши собственные судьбы. Унося чью-то жизнь, преступник ранит многих вокруг. Не я один в подразделении покинул работу из-за стрессовых перегрузок — далеко не один. И семейные проблемы и разногласия — не такая уж мелочь, чтобы их сбрасывать со счетов.

В 1993 году, после двадцати двух лет совместной жизни, наш брак с Пэм распался. Наверное, мы поразному смотрим на то, что произошло, но некоторые вещи нельзя отрицать. Я мало бывал дома, когда росли наши дочери Эрика и Лорен. И даже в семье был настолько поглощен работой, что жена чувствовала себя матерью-одиночкой. Она вела хозяйство, оплачивала счета, водила девочек в школу, встречалась с учителями, следила, чтобы дочери аккуратно выполняли домашние задания, и при этом не забывала о собственной педагогической карьере. Когда в январе 1987 года родился наш сын Джед, со мной уже работало несколько сотрудников и я не проводил столько времени в разъездах. Но не могу не признать: трех своих милых, очаровательных детей я узнал как следует только перед самым уходом из Бюро. Потратив столько времени на убитых малышей, я оторвал его от своих живых. Сколько раз Пэм обращалась ко мне с мелкими детскими невзгодами — то с царапиной, то с порезом, когда девочки падали с велосипеда. А в ответ я, измотанный от нервных перегрузок, набрасывался на жену и, описывая изувеченных малышей, кричал, что она ничего не понимает и что все эти падения с велосипеда вполне естественны и о них нечего беспокоиться.

Нельзя приучить себя к ужасу, но следует воспитывать иммунитет к вещам не столь безысходным. Однажды я обедал с детьми, а Пэм открывала пакет на кухне. Нож сорвался, и жена серьёзно порезалась. Она вскрикнула, и мы бросились к ней. Но поняв, что ее жизни и руке ничего не грозит, я стал присматриваться к струйкам крови и сравнивать образуемый ими хитрый рисунок с тем, что видел на месте преступления. И тут же попытался пошутить и рассеять напряжение. Показал детям и Пэм, что, когда она двигала рукой, рисунок получался совершенно иным, и объяснил, что так мы узнаем, как вели себя преступник и жертва. Но сомневаюсь, что они это приняли так же легко, как и я. Невольно приходится вырабатывать механизм защиты против того, что видишь на работе, но так легко докатиться до состояния, когда становишься бездушным, холодным сукиным сыном. Если семья в порядке и брак незыблем, можно многое снести на службе. Но если в доме нелады, каждая неурядица многократно усиливается и начинает действовать на нервы, словно побудитель на людей, за которыми мы охотимся.

У меня и Пэм были разные друзья. В её кругу я не мог говорить о том, что интересовало меня, и поэтому вынужден был обзавестись своим. А когда бывал с ней в гостях, поражался тому, какие обыденные и скучные вещи обсуждают люди. Как бы цинично это ни звучало, если каждодневно приходится проникать в мысли убийц, тебя уже не способны взволновать разговоры о том, в какой цвет сосед покрасил забор или куда он выставляет мусорный бачок.

Я доволен, что после периода обоюдного эмоционального отталкивания, мы с Пэм остались добрыми друзьями. Дети живут со мной (Эрика учится в колледже), но мы проводим много времени вместе и наравне исполняем свой родительский долг. Хорошо, что Джед и Лорен еще не выросли и я могу порадоваться, наблюдая за тем, как они взрослеют. С начала 80-х годов, когда я представлял собой весь штат ФБР по разработке психологического портрета — тогда только Рой Хэйзелвуд и Билл Хэгмейер помогали мне, насколько позволяло время, — подразделение выросло и насчитывает более десяти человек. Этого все равно недостаточно на то количество дел, которое нам предлагают, но оптимально для того, чтобы сохранить между собою человеческий контакт и общаться с местными отделениями, которые стали критерием нашего modus operandi.

Многие из обращавшихся к нам начальников местных отделений полиции встречались с нами в аудиториях Национальной академии. Шериф Джим Меттс просил помочь разыскать убийцу Шари Смит и Дебры Хелмик, а капитан Линде Джонсон — убийцу проституток в Рочестере, потому что оба являлись выпускниками Академии ФБР. В середине 80-х годов Научное бихевиористическое подразделение разделилось на Учебный и научный отдел иструктуру, в которой я работал в качестве руководителя программы психологического портрета — Исследовательское подразделение поддержки. Кроме моей группы в нём было два других ключевых отдела — Компьютерный банк данных и оценки тяжких преступлений, который Джим Райт получил от Боба Ресслера, и технические службы. Роджер Депью был начальником Учебного и научного отдела, Алан Бургесс — Исследовательского подразделения поддержки. Хотя моя работа была и тяжелой, и требующей полной отдачи сил, я сумел сделать устраивающую меня карьеру и притом избежал ступени, на которую обречены почти все, кто хочет продвинуться, — административных должностей. Но в 1990 году все изменилось. Шло заседание подразделения, когда Бургесс объявил, что оставляет руководство подразделением. Чуть позже новый помощник директора Дэйв Коль, мой прежний начальник в Милуоки и соратник по спецгруппе, вызвал меня к себе в кабинет и спросил о моих планах.

Я ответил, что настолько выжат и сыт всем по горло, что подумываю о работе в какой-нибудь редакции в отделе криминальной хроники.

— Не может быть! — возразил мне Коль. — Вы там зачахнете. Гораздо больше пользы вы принесете в качестве начальника подразделения.

— Не знаю, хочу ли я быть начальником, — ответил я. Мне приходилось выполнять многие функции руководителя, и я служил живой памятью нашего учреждения, потому что работал в нем очень давно. Но теперь я боялся погрязнуть в администрировании. Бургесс был великолепным руководителем, прекрасным мастером установления производственных отношений, так что при нем каждый из нас работал с полной отдачей.

— Мне нужно, чтобы вы стали начальником подразделения. — Коль был быстрым, решительным, напористым человеком.

Я сказал, что хотел бы продолжать вести дела, разрабатывать стратегию процессов, свидетельских показаний и публичных заявлений. Именно это составляло мою сильную сторону. Но Коль уверил меня, что я буду хорошим начальником подразделения, и назначил на должность.

Первым делом в роли «шефа», как я уже говорил, я избавился от БН, то есть от Бихевиористической науки, оставив одно Исследовательское подразделение поддержки. Наши клиенты в местной полиции и в других отделах ФБР должны были четко понимать, кто мы есть и чего от нас ждать. Благодаря постоянной поддержке отвечавшей за кадры Роберты Бидл, я увеличил штат Комьютерного банка данных до десяти человек. Росло и все подразделение в целом и увеличилось примерно до сорока сотрудников. Это позволило свалить с моих плеч часть административной нагрузки, и я занялся региональной программой, в рамках которой каждый агент должен был отвечать за конкретную зону.

Я полагал, что все эти люди заслуживают категорию Джи-Эс 14, но начальство выделило всего четыре или пять вакансий. Поэтому я убедил их пройти двухгодичный курс специальной подготовки, после чего их должны были признать экспертами и соответственно оценить морально и материально. Подготовка влючала посещение всех академических курсов Научного бихевиористического подразделения, двух курсов в Военном институте патологии, работу в области психиатрии и юриспруденции в Виргинском университете (где в то время служил Парк Диц), занятия в школе допроса Джона Рида, изучение принципов медицинской экспертизы в Балтиморском центре судебной медицины, выезд на место преступлений с сотрудниками отдела убийств нью-йоркского полицейского управления и подготовку психологических портретов под руководством регионального куратора. Наши международные связи также сильно расширились. Грег Мак-Крейри, например, за год до отставки вел большие дела о серийных убийствах в Канаде и Австрии.

Отдел функционировал нормально, но как начальник я давал подчиненным много воли, что, впрочем, было чертой моего характера. Например, если видел, что люди зашиваются, выводил их из игры и советовал взять отгул и отдохнуть. Я предпочитал иметь эффективно действующий штат, а не придерживаться буквы закона. Если имеешь классных специалистов, но не можешь поддержать их материально, следует помогать во всем остальном. Я прекрасно ладил с обслуживающим персоналом, и, когда выходил в отставку, кажется, они жалели об этом больше других. Такое свойство сохранилось у меня еще со времен службы на военно-воздушной базе. Ведь большинство руководителей в Бюро — армейские офицеры (мой последний старший специальный агент даже имел боевые ордена) и смотрят на все глазами офицера. В этом нет ничего дурного, и большие организации не могли бы работать так слажено, если бы все начальники были вроде меня. Я был рядовым и лучше понимаю нужды людей на нижних ступенях иерархии, зато и от них получал столько помощи, как ни один другой начальник.

Многие думают, что ФБР — это что-то вроде Ай-би-эм ("Интернэшнл бизнес мэшин" — компания по производству электронной техники и программного обеспечения ЭВМприм. ред.) — огромный бюрократический монстр, где работают умные и компетентные, но абсолютно одинаковые и не обладающие чувством юмора мужчины и женщины в белых рубашках и темных костюмах. Однако мне посчастливилось служить в небольшой группе вместе с уникальными, яркими людьми, каждый из которых чем-то выделялся. И по мере того, как росла роль бихевиоризма в охране правопорядка, каждый из нас специализировался в чём-то своём. С самого начала Боб Ресслер сосредоточился на научной стороне вопроса, а я больше занимался оперативной деятельностью. Рой Хэйзелвуд стал специалистом в области изнасилований и сексуальных убийств. Кен Лэннинг превратился в признанную величину в вопросах преступлений против детей. А Джим Риз начал с психологического портрета, но самый весомый вклад внес в дело борьбы со стрессами у полицейских офицеров и федеральных агентов. Получил в этой области докторскую степень, много пишет и консультирует правоохранительные органы по всей стране. Джим Райт не только занимался учебной работой, воспитывая новых специалистов, но сам стал ведущим экспертом по выявлению подставных лиц — быстро ширящегося вида преступления как в США, так и за рбежом. И каждый из нас установил множество связей с полицейскими управлениями, управлениями шерифов, агентствами штатов, так что если кто-нибудь звонит нам и обращается за помощью, стороны прекрасно знают, с кем говорят, и доверяют друг другу.

Новым людям страшновато приходить в наше подразделение и работать бок о бок со «звездами», особенно после кинофильма «Молчание ягнят», который вызвал широкий интерес к нашей деятельности. Но мы уверяем, что их выбрали потому, что у них есть все задатки для того, чтобы влиться в наш коллектив. У каждого за спиной богатый опыт, а как только они попадают к нам, сразу приступают к годичной подготовке без отрыва от службы. Прибавьте к этому ум, интуицию, прилежание, неподкупность, уверенность в себе и способность слушать и оценивать чужое мнение. С моей точки зрения, Академия ФБР стала лучшим в мире учреждением подобного типа, потому что люди в ней подчиняют общей цели свои интересы и таланты. И каждый способствует развитию в других этих качеств. Я надеюсь, что корпорационный дух и чувство товарищества не уйдут со сменой поколений.

В июне 1995 года на обеде в честь моей отставки обо мне говорили много хороших слов, и от этого становилось неловко и трогательно. Честно говоря, я приготовился к тому, что меня начнут пропесочивать и мои люди используют последнюю официальную возможность и вывалят все, что у них накопилось. Правда, когда после церемонии мы столкнулись с Джадом Рэем в туалете, он запоздало сожалел, что удержался от этого. Но вот речи кончились — настала пора говорить мне. Я не стал сдерживаться и выложил все приготовленные на этот случай обороты. Не давал никаких советов и наставлений. Просто своим примером старался задеть у людей какие-то струнки. После отставки я вернулся в Квонтико, преподавал и консультировал, и мои коллеги знали, что я всегда под рукой. Я читал лекции и делился своим двадцатипятилетним опытом погружения в сознание преступника. И хотя ушел из ФБР, не думаю, что когда-нибудь смогу перестать делать то, чему меня научили. К сожалению, наша профессия принадлежит к быстрорастущей индустрии и нехватки в клиентах не бывает.

Меня часто спрашивают, что требуется сделать, чтобы исправить положение с постоянно ухудшающейся криминальной статистикой? Конечно, есть практические вещи, которые можно и должно предпринимать. Но я уверен, что преступность отступит только тогда, когда этого захотят достаточно много людей. Больше полицейских, больше судов и тюрем, совершенствование методики расследования — все это прекрасно, но насилие не прекратится, если мы будем терпимы к нему в семьях, в друзьях в коллегах. Таков урок других стран, где преступность намного ниже. И я убежден, что лишь всеохватывающее решение способно стать эффективным. Преступление — моральная проблема, и победить его можно на уровне морали.

За все мои годы изучения и общения с убийцами я не встретил ни одного, кто вырос бы в нормальной обстановке и происходил из крепкой, здоровой семьи. Большинство преступников способны отвечать за свои действия и, сделав сознательный выбор, должны отвечать за последствия. Смешно слушать, когда кто-то утверждает, что не в состоянии оценить серьезности содеянного только потому, что ему четырнадцать или пятнадцать лет. Мой сын Джед в восемь лет раз и навсегда уяснил, что хорошо, а что плохо.

Но двадцать пять лет наблюдений убедили меня в том, что преступниками становятся, а не рождаются, и это означает, что любой, кто поступает дурно, мог бы с тем же успехом творить добро. Поэтому я верю, что наряду с увеличением субсидий, числа полицейских и тюрем, нам больше всего необходима любовь. Это не упрощение вопроса — в этом суть всего дела.

Не так давно меня пригласили выступить перед объединением детективных писателей Америки. Собралось много людей, которые меня принимали тепло и сердечно. Они зарабатывали себе на хлеб тем, что рассказывали об убийствах и разбое, и хотели послушать того, кто участвовал в раскрытии тысяч реальных дел. После фильма Томаса Харриса «Молчание ягнят» писатели, журналисты и кинематографисты стали часто приходить к нам за «реальными» сюжетами.

Но, рассказывая о самом ярком и интересном деле, я вдруг понял, что многим наскучило и опротивело слушать. Их оскорбляли детали, с которыми моим сотрудникам приходилось сталкиваться ежедневно. И до них вдруг дошло, что им не хочется писать, как все было на самом деле. Что ж, весьма разумно. У каждого свой покупатель.

Дракон побеждает не всегда. И мы прилагаем все усилия, чтобы это случалось все реже и реже. Но зло, которое он олицетворяет, отступать не собирается, поэтому кто-то должен рассказать правду. Это я и попытался сделать в прочитанной вами книге.

конец.