Филип Хосе Фармер Тень пространства

Треск, раздавшийся в репродукторе, сменился воем сирены.

По индикаторам, застегнутым на запястьях капитана и штурмана наподобие браслетов, забегали желтые и красные огоньки.

Огромные вспомогательные экраны на переборке мостика тоже вспыхнули красным и желтым.

Капитан Греттир прервал свои размышления и вскочил с кресла. На каждом из экранов светилась надпись: 20-G-DZ-R; эти пламенеющие знаки ударили в глаза с наручных индикаторов, заполнив собой все пространство, а потом погасли, чтобы вспыхнуть на запястьях с новой силой и опять сойти на нет. И так множество раз. Код 20-G-DZ-R означал, что авария произошла в коридоре, ведущем в машинное отделение.

Греттир вытянул руку и перевернул ее ладонью вверх, чтобы удобней было смотреть на экран индикатора и разговаривать.

— 20-G-DZ-R, что там у вас?

Пылающая надпись, застилающая все поле зрения, исчезла, а взамен на экране возникло сильно уменьшенное изображение скуластой физиономии МакКула, главного инженера. То же лицо смотрело на капитана и с экранов на переборке. Изображение увеличилось, как будто внезапно приблизившись к Греттиру, потом вынырнуло еще одно лицо.

Теперь на экране были видны младший офицер Комас и Гринкер, помощник машиниста, стоявшие за спиной МакКула, Их лица экран не искажал, потому что они были не в центре.

За ними виднелось несколько морских пехотинцев и пушка 88-го калибра на плавающем лафете.

— Эта баба Веллингтон, — сказал МакКул. — Она настроила свой фотер на слабый разряд и разделалась с двумя часовыми у входа в машинное отделение. Потом выгнала оттуда нас — то есть меня, Комаса и Гринкера. Угрожала, что пристрелит, если будем сопротивляться. Она приварила дверную решетку к переборке, так что дверь можно теперь открыть только автогеном.

— Не знаю, чего она добивается, но она подсоединила привод двигателей к панели в машинном отделении так, что теперь может менять ускорение. Вне машинного отделения мы ей не сможем помешать. Он сглотнул и умолк. Потом сказал: — Можно послать людей наружу, чтобы они попытались прорваться в машинное отделение через шлюзовую камеру или в крайнем случае вскрыли корпус, разрезав обшивку. Этим мы отвлечем ее внимание, а главный удар нанесем из коридора. Правда, она обещала пристрелить каждого, кто туда сунется. Несколько человек мы можем потерять. Боюсь, она сдержит свое обещание.

— Если продырявить корпус, она останется без воздуха и тут же погибнет, — сказал Греттир.

— Она в скафандре, — ответил ему МакКул. — Иначе я бы просто задраил этот отсек и пустил туда газ.

Греттиру хотелось думать, что никто не заметил, как поразила его эта новость. Услышав возглас сидевшего рядом с ним Ванга, он обернулся и сказал:

— Как, черт возьми, она выбралась из лазарета?

Уже спросив, он подумал, что Ванг вряд ли ему ответит.

МакКул тоже этого не знал.

— Спросите у доктора Уиллса, сэр, — сказал он.

— Ладно, это уже не важно!

Взгляд Греттира остановился на переборке, где на вспомогательном штурманском экране одна за другой выскакивали цифры — доли скорости света. Первоначальные 0,5 превратились уже в 0,96. Они менялись каждые четыре секунды. Вместо 0,96 было уже 0,97, потом 0,98, 0,99 и 1,0. Затем дошло до 1,1 и 1,2.

Греттир заставил себя сесть обратно в кресло. Если что-то должно случиться, это будет сейчас — «Слейпнир», 280 000 000тонный крейсер КФЗ класса X, начнет переход в состояние чистой энергии. В небесах очень ненадолго зажжется новая яркая звезда. А с земной орбиты в телескоп увидят вспышку на расстоянии 20,8 световых лет.

— Как работают амортизаторы етс и диссипаторы ускорения? — спросил Греттир.

— Пока деформаций нет, — ответил Ванг. — Но вот расход энергии… если это не кончится… за 2 секунды уже 5 мегакиловатт, а ведь это только начало.

— Мне кажется, — проговорил Греттир, — все идет, как мы и хотели. Только мы надеялись, что будем контролировать ситуацию.

«Слейпнир», экспериментальный крейсер Космофлота Земли, 28 бортовых дней назад покинул базу на Асгарде, восьмой планете Альтаира (альфы созвездия Орла). Это был первый корабль с людьми на борту, который должен был превысить скорость света. Успех этой попытки позволил бы мерить расстояние от Земли до инопланетных колоний не годами, а неделями. Земным жителям открылась бы вся Галактика.

В последние две недели «Слейпнир» провел серию испытаний на скорости, равной 0,8 скорости света, каждый раз разгоняясь в течение двух часов.

«Слейпнир» был оснащен мощнейшими двигателями, массивными амортизаторами, диссипаторами и расширителями пространственно-временной структуры («открывателями дыр»), предназначенными для около- или сверхсветовых скоростей. Ни один земной корабль до него не имел таких энергетических возможностей и средств управления этой гигантской энергией.

Его привод — а он увеличивал в кубе энергию, извлекаемую из материи, антиматерии и полуматерии, смешанных в нужной пропорции, — обеспечивал мощность, достаточную, чтобы испарить железное ядро планеты. Часть этой энергии питала амортизаторы перехода массы в энергию, чтобы в нее не превратился сам корабль. Очень много энергии съедали и «открыватели дыр».

Эти устройства, официально называемые расширителями пространственно-временной структуры, или нейтрализаторами, «распрямляли» локальные искривления пространства и поддерживали «дыру», внутри которой двигался «Слейпнир». Такая дыра сводила на нет 99,3 процента силы сопротивления, которая действовала бы на корабль в обычных условиях.

Все это позволило смягчить, если не устранить совсем неблагоприятные явления, связанные с полетами на около- и сверхсветовых скоростях. Разогнавшись до скорости света, «Слейпнир» не должен был ни уменьшить до нуля свои линейные размеры, ни приобрести бесконечно большую массу. Конечно, он все-таки укорачивался и наращивал массу, но величина этих изменений не превышала 1/777 777 его стапельных характеристик. При этом корабль принимал форму диска, а открыватели, амортизаторы и диссипаторы делали этот процесс постепенным.

Никто точно не знал, что случится при переходе светового барьера. Задача «Слейпнира» как раз и заключалась в том, чтобы это выяснить. Только вот Греттиру не нравилось, произошло независимо от него.

— Сэр! — сказал МакКул, — Красотка Веллингтон говорит, что убьет каждого, кто подойдет к машинному отделению, — Поколебавшись, он добавил: Кроме вас. Она хочет с вами поговорить. Но разговор по интеркому ее не устраивает. Она настаивает на личной встрече там, внизу.

Греттир прикусил нижнюю губу и с шумом втянул воздух.

— Но почему я? — спросил он, хотя и знал почему, а по выражению лица МакКула понял, что и тот тоже это знает. — Сейчас спущусь. А нельзя ли подключить привод помимо нее? Замкнуть цепь через верхние или боковые отсеки и снова взять управление двигателями под контроль?

— Нет, сэр!

— Значит, она вскрыла палубу машинного отделения и добралась до аварийной проводки?

МакКул пояснил: — Она, конечно, сумасшедшая, но достаточно хорошо соображает и приняла меры предосторожности. У нее все предусмотрено.

— Ванг! Какая у нас скорость? — спросил Греттир.

— 2,3 скорости света, сэр!

Греттир взглянул на большое звездное табло на «передней» переборке капитанского мостика. На черном фоне вспыхивали редкие белые, голубые, красные, зеленые огоньки, а прямо по курсу лежала галактика XD-2. Она была величиной всего с апельсин и нисколько не приблизилась. Около минуты взгляд Греттира был прикован к экрану, потом он спросил: — Ванг, я не ошибаюсь? Красное излучение XD-2 сместилось в голубую сторону спектра, так?

— Так точно, сэр!

— Тогда… почему XD-2 не растет? Мы ведь догоняем ее, как лисица кролика.

— Думаю, она становится ближе, сэр. Просто мы увеличиваемся в размере.

Греттир встал с кресла:

— Я пошел. Вы остаетесь за меня. Отмените тревогу; экипаж пусть остается на своих местах. Если что-нибудь случится, пока я буду в машинном отсеке, немедленно дайте мне знать.

Старший помощник отдал ему честь.

— Есть, сэр! — хрипло произнес он.

Греттир покинул мостик. Он знал, что офицеры и члены экипажа, сидевшие в креслах по периметру мостика, тайно провожают его взглядами. На мгновение он остановился, чтобы зажечь сигару. Он с удовлетворением отметил, что руки у него не дрожат, а лицу постарался придать выражение уверенности.

Не торопясь, подавляя желание побежать, он миновал мостик и подошел к спусковой шахте. Греттир задом спустился в шахту и выпустил дым изо рта, не заботясь о том, как он выглядит, раз его уже не могли видеть с мостика. Он подобрался перед стремительным падением вниз и последующим резким торможением. Регулятор он поставил на 14-й отсек; двери раскрылись, и он вышел в коридор, где его уже ждал автоперевозчик с водителем. Греттир забрался внутрь, уселся и сказал, куда ехать.

Через две минуты он был уже рядом с МакКулом. Главный инженер показал в дальний конец коридора. Там на полу лежали без сознания два морских пехотинца. Дверь, ведущая в машинное отделение, была открыта. Вторая дверь, то есть решетка, захлопнута. Свет в машинном отделении оказался погашен. По другую сторону решетки двигалось какое-то белое пятно. Это было лицо Донны Веллингтон, которое просвечивало сквозь шлем.

— Надо уменьшить ускорение, — сказал Греттир. — Мы сейчас движемся гораздо быстрее, чем разрешалось даже беспилотному испытательному кораблю. Насчет того, что может произойти с кораблем при таких скоростях, есть куча предположений — и все они неутешительны.

— Некоторые из них мы уже успели опровергнуть, — ответил МакКул. Он говорил спокойным голосом, но на лбу у него были капли пота, а под глазами легли тени.

— Я рад, чти вы пришли сюда, сэр, — продолжил МакКул. — Она как раз грозилась перерезать проводку амортизаторов етс, если вы не покажетесь в течение двух минут. — Разведя руки в стороны, он изобразил огромный расширяющийся сгусток света.

— Я с ней поговорю, — сказал Греттир. — Только не могу понять, что ей может быть нужно.

Казалось, МакКул колебался. Греттир хотел было спросить, какого черта он сомневается, но передумал.

— Ваши люди пусть остаются здесь. За мной идти даже не пытайтесь.

— А что нам делать, сэр, если она станет в вас стрелять?

Греттир вздрогнул:

— Пускайте в ход пушку. Не бойтесь задеть меня, если придется. Уничтожьте ее! Только отрегулируйте длину луча так, чтобы достать ее, но не разрушить двигатели.

— Но почему бы не сделать это, пока ваша жизнь вне опасности? — спросил МакКул.

Греттир замялся, потом ответил:

— Главное, за что я отвечаю, — это корабль и его экипаж. Эта женщина не в себе, она не понимает, что делает. Она же не представляет себе всех последствий. Я хочу попробовать ее уговорить.

Он отстегнул от пояса коммуникатор и пошел по коридору к решетке, за которой в темноте двигалось светлое пятно. По спине побежали мурашки. Все взгляды были прикованы к нему.

Кто его знает, что эти люди про него говорят, а особенно думают.

Страсть, которую Донна Веллингтон к нему испытывала, и его неспособность ей противостоять забавляли до поры до времени весь экипаж. Говорили, что она сходит по капитану с ума, не понимая, что она и в самом деле потеряла рассудок. Тогда они смеялись. Теперь вот не до смеха.

Даже узнав, что она и правда душевнобольная, кое-кто все равно обвинит его в том, что случилось. Наверняка они теперь думают, что, если бы он обращался с ней по-другому, они не оказались бы на пороге гибели.

Он остановился, не доходя до решетки одного шага. Теперь он мог разглядеть лицо женщины — в черно-белую клетку.

Греттир ждал, чтобы она заговорила первой. Прошла целая минута, пока она не произнесла: — Роберт!

Ее голос, обыкновенно низкий и приятный, был тонким и напряженным.

— Я не Роберт. Меня зовут Эрик. — сказал он в коммуникатор. — Я капитан Эрик Греттир, миссис Веллингтон.

Наступила тишина. Женщина придвинулась ближе к решетке.

Ее глаз сверкнул голубизной, когда на него упал лучик света.

— Почему ты так меня ненавидишь, Роберт? — спросила она жалобно. — Ведь ты любил меня. За что ты от меня отвернулся?

— Я — не ваш муж, — сказал Греттир. — Посмотрите на меня. Разве вы не видите, что я — не Роберт Веллингтон? Я — Греттир, капитан «Слейпнира». Вы должны понять, кто я на самом деле, миссис Веллингтон. Это очень важно.

— Ты меня не любишь! — пронзительно закричала она. — Ты выдаешь себя за другого, чтобы от меня отделаться! Не выйдет! Я тебя ни с кем не перепутаю, скотина! Ты скотина! Я тебя ненавижу, Роберт!

Под напором ее гнева Греттир невольно отпрянул. Он увидел, как из тени вынырнула ее рука и блеснул оружейный ствол. Ничего поделать было уже нельзя — она выстрелила; ему в лицо сверкнул луч белого света.

Свет сменился тьмой.

Впереди, а может быть, вверху, в темноте виднелось что-то серое. Какая-то сила медленно, судорожно толкала Греттира к этому пятну, как будто его проглотил кит, а теперь хочет извергнуть наружу, и вот глотка Левиафана сжимается, выталкивая его к открытому рту.

Далеко позади, откуда-то из китового нутра, раздавался голос Донны Веллингтон.

— Роберт?

— Да Эрик я! — закричал Греттир. — Эрик!

Сразу после старта с Асгарда, когда «Слейпнир» еще плелся со скоростью 6200 километров в секунду, они приняли сигнал бедствия. Его подавал космический корабль, находившийся на полпути между 12-й и 13-й планетами Альтаира. Командование не поставило бы ему в вину, если бы Греттир проигнорировал этот сигнал, но он изменил курс и поспешил к гибнущему кораблю, стрлкнувшемуся с метеоритом. Внутри его они нашли изуродованное тело мужчины. А еще — женщину в состоянии глубокого шока.

Роберт и Донна Веллингтон были асгардианами во втором поколении, кандидатами наук в области биотатологии, защитившими диплом по астрогации. Они пытались собрать образцы «космического планктона» и «космических гидроидов» — форм жизни, зародившихся в районе, лежавшем между орбитами внешних планет системы Альтаира.

Крушение, смерть мужа и гнетущее чувство одиночества, покинутости и безнадежности, испытанное ею в течение восьмидесяти двух часов, прошедших до момента спасения, наложили на сознание миссис Веллингтон свой отпечаток. Хотя, наверное, правильнее было бы сказать, что ее сознание распалось на части.

Когда женщина, как показалось поначалу, выздоровела, она стала принимать Греттира за своего мужа — их внешнее сходство и правда было поразительным. Вначале Греттир был к ней добр и внимателен и часто заходил в лазарет. Потом, следуя советам доктора Уиллса, стал держаться с ней строже.

Ну вот — а результат оказался неожиданным., Позади визжала Донна Веллингтон, а круглое сумеречное пятно впереди стало ярким — и тут он освободился. Он открыл глаза и увидел лица доктора Уиллса и МакКула, склонившихся над ним. Греттир лежал в лазарете.

— Мы уж было подумали… — начал МакКул, улыбнувшись.

— Что это было? — спросил Греттир. Потом он сказал: — Я знаю, что она сделала. То есть…

— Она выстрелила в вас полным зарядом, — сказал МакКул. — Но большую часть энергии поглотили прутья решетки. Вам только обожгло кожу на лице и сбило с ног. Хорошо, что вы успели зажмурить глаза.

Греттир сел. Он ощупал свое лицо; для утоления боли и восстановления кожи оно было покрыто жирным слоем регенерирующей кожу мази.

— У меня дико болит голова.

— Я сейчас вернусь, — сказал Уилле.

— Как обстановка? — спросил Греттир. — Как вам удалось вытащить меня у нее из-под носа?

— Мне пришлось это сделать, капитан, — ответил МакКул. — Иначе она бы в вас опять выстрелила. Остатки решетки разнесло выстрелом из пушки.

— Миссис Веллингтон — она погибла?

— Да. Но не от выстрела. Произошло нечто странное. Она сняла скафандр и осталась без ничего. Потом вышла из машинного отделения через шлюзовой отсек. Обнаженная, как будто предлагала себя в невесты самой смерти. Нас едва не унесло потоком воздуха, который устремился наружу, потому что она установила рычаг регулировки таким образом, что внутренняя дверь осталась открытой. Слава Богу, мы все-таки успели ее закрыть.

— Подумать только… — сказал Греттир. — В машинном отделении были повреждения?

— Нет. Провода подсоединены обратно. Только вот…

— Что такое?

Лицо МакКула вытянулось, как морда испуганной борзой собаки.

— Только я хотел заняться проводами, произошла одна странная… ну, необычная… вещь. Весь корабль, все предметы внутри, — все как-то исказилось. Заколебалось, как будто все стало восковым и расплылось. Вот как флаг полощется на ветру. С мостика доложили, что нос корабля вроде бы раздулся, как шар, потом пошел волнами, и это распространилось на весь корпус. Пока шла эта волна, нас всех чуть не стошнило.

Наступило молчание, но кое-что, как видно было по их лицам, осталось недосказанным.

— Ну?

МакКул и Уилле уставились друг на друга. МакКул сглотнул и выговорил: Черт возьми! Капитан, мы не знаем, куда нас к черту занесло!

Вернувшись на мостик, Греттир посмотрел на звездный экран переднего обзора. Звезд не было. Пространство наполнилось световыми пятнами, серыми и тусклыми, как хмурое рассветное небо над Землей. На фоне неяркого зарева пока непонятно было, на каком расстоянии, — выделялось несколько сфер. Они казались маленькими, но если они были такого же размера, как та, которую «Слейпнир» только что оставил за кормой, — значит, они были огромными.

Сфера позади них — до нее было около пятидесяти километров — по отношению к кораблю была размером с земную луну. Ее поверхность была серой и гладкой, словно свинцовой.

Дарл голосом отдала распоряжение прибору на своем запястье перейти на бинарный код, и сфера на звездном экране словно рванулась в их сторону. Пока Дарл не сместила изображение, она заполняла весь экран. Теперь был виден примерно 20-градусный сектор ее поверхности.

— Вот она! — сказала Дарл.

Над поверхностью сферы плыло какое-то маленькое тело, в тот момент как раз двигавшееся к ним. Дарл увеличила изображение, и стало видно, что это тоже серый шар, только маленький.

— Он вращается вокруг большого, — сказала она. Помолчав, Дарл проговорила: — Мы — то есть корабль — прилетели из этой маленькой сферы. Вырвались наружу. Через ее оболочку.

— Вы хотите сказать, что раньше мы были внутри? — спросил Греттир. — То есть теперь мы снаружи?

— Да, сэр! Именно так! — Тут голос у нее сорвался. — Сэр, — сдавленно закончила она.

Вокруг большой сферы, немного выше плоскости орбиты ее спутника, по внутренней орбите вращалось еще одно тело. Оно было по крайней мере в пятьдесят раз больше малого шара.

Догнав этот шар, оно одновременно с ним обогнуло планету и скрылось из виду.

— Это тело Донны Веллингтон! — воскликнул Греттир.

Он отвернулся от экрана, сделал шаг и повернул назад.

— Нет, не может быть! Она должна двигаться за нами или рядом. Ну, в крайнем случае под углом, но все равно в том же направлении. Просто сфера притянула ее к себе! Она стала спутником! А ее размеры — она же великанша! Какая-то чепуха! Такого не бывает!

— Всякое бывает, — сказал Ванг.

— Надо вернуться обратно, — ответил ему Греттир. — Выйдите на орбиту вокруг сферы, в той же плоскости, что и малый спутник, но немного подальше примерно в полутора километрах от него.

На лице Дарл был написан вопрос: а что потом?

Греттиру показалось, что их мысли в этот момент совпали.

Лица остальных членов команды, собравшихся на мостике, тоже выражали неуверенность. Все старались скрыть свой страх, но он все равно ощущался. Он почувствовал неприятный запах. Интересно, другие догадались, что это он?

— Большая сфера притягивает корабль? — спросил он Ванга.

— Никакого ощутимого воздействия она не оказывает, сэр.

«Слейпнир» нейтрален по отношению к обеим сферам. И… к телу Донны Веллингтон тоже.

Греттир немного успокоился. Его мысли были в страшном беспорядке, и ему показалось, что он сейчас не способен ни на что, кроме бредовых фантазий. Но, судя по словам Ванга, они думали об одном и том же. Ведь он сказал, что никакой гравитации больше нет, словно корабль стал микрочастицей.

А если сфера не оказывает никакого воздействия на корабль, почему она притягивает труп Донны Веллингтон?

— Какова наша скорость относительно планеты? — спросил Греттир.

— С тех пор как я переключил провода, мы не увеличивали скорость, ответил Ванг. — Это было сразу после того, как мы вошли в это… это пространство. Обратную тягу мы не включали. Судя по потреблению энергии, наша скорость — десять мегапарсеков в минуту. То есть, — добавил он, помолчав, — так показывают приборы. А радар, который при таких скоростях совершенно неэффективен, показывает, что относительно большой сферы мы делаем 50 километров в минуту.

Ванг откинулся на спинку кресла, как будто ждал, что Греттир будет ему возражать. Греттир прикурил очередную сигару. На этот раз руки у него задрожали. Он выпустил большой клуб дыма, потом сказал: — Очевидно, здесь мы подчиняемся особым законам, которые не действуют у нас.

Ванг негромко вздохнул:

— Вы тоже так думаете, капитан? Ну да, другие законы. Значит, делая что-нибудь в этом пространстве, нельзя предвидеть, что из этого получится. Вы не поделитесь вашими дальнейшими планами, сэр?

Ванг впервые осмелился задать этот вопрос вслух, хотя, конечно, не раз обдумывал его про себя. Греттир понял, что штурман разделяет его тревогу. Тонкая пуповина, соединявшая их с родным домом, порвалась; Ванг внутренне страдал, истекал кровью. Давно ли его душа отправилась в странствие по беспросветной пустоте, одинокая, как может быть одинока только живая душа?

Не каждый мужчина или женщина способны покинуть Землю или планету, на которой они родились, чтобы затеряться в космосе, среди звезд, откуда их родное солнце кажется лишь слабой искоркой. Этих людей поддерживает особая вера. В глубине подсознания у них должно сидеть чувство, что их корабль частица Матери-Земли. Это чувство им необходимо — иначе их сознание распадется на тысячу осколков.

Этот распад можно преодолеть. Тысячи людей проходят через это. Но разве можно утешить даже таких запредельных странников, если они навеки простились с самой Вселенной?

Греттира одолел страх перед пустотой. Пустота угнездилась внутри него серая змея, скользкое ничто, свернувшееся в клубок. Что же будет, когда этот клубок развернется?

Что будет с экипажем, когда он узнает — а он должен узнать — об их безнадежном положении?

Не допустить, чтобы люди сожгли в своих мыслях последние мосты, соединявшие их с родным берегом, можно было только одним способом. Они должны верить в то, что вернутся. И он сам должен в это верить.

— Буду импровизировать, — сказал Греттир.

— Что вы сказали, сэр?

— Импровизировать! — ответ прозвучал ненамеренно жестко. — Я отвечаю на ваш вопрос. Вы спрашивали меня, что я намерен делать, — что, забыли?

— Нет, сэр, — сказал Ванг. — Просто задумался…

— Сосредоточьтесь на своих обязанностях, — посоветовал Греттир. Дарл он сказал, что включит экраны сам. Потом назвал код, приводящий в действие все приемники; во всех помещениях «Слейпнира» снова раздались звуки сирены, а на экранах появились черные и зеленые клетки. Затем видео- и аудиосигналы тревоги отключились и раздался голос капитана.

Он говорил в течение трех минут. Люди на мостике выглядели так, как будто свет разума померк у них в головах. Осознать, что это означает находиться вне своей вселенной, — было почти невозможно. Не менее трудно было представить свой родной бесконечно огромный космос лишь «электроном», вращающимся вокруг ядра «атома». Если капитан говорил правду (да возможно ли это?), корабль летел в пространстве между суператомами сверхмолекулы из супервселенной.

Даже зная, что «Слейпнир», разогнавшись до скорости, в 300 000 раз большей, чем скорость света, расширился, они не могли охватить разумом всего, что произошло. Понимание этого ускользало, как дым.

Выполнение поворота и других маневров, необходимых для того, чтобы «Слейпнир» занял орбиту, внешнюю по отношению к траектории спутника, — как мысленно окрестил его Греттир, «нашей вселенной» — и в то же время параллельную ей, было делом десяти минут по бортовому времени. Он снова уступил кресло Дарл и расхаживал по мостику взад и вперед, не отрывая взгляда от звездного экрана.

Если они и чувствовали себя покинутыми, отрезанными от своего мира, теперь люди все же могли контролировать свои чувства. Ведь капитан не говорил им: мы попробуем вернуться; он сказал: мы возвращаемся. Они через многое прошли с ним вместе, и он их никогда не подводил. Эта вера помогала им вынести бремя своего отъединения от человечества.

Когда «Слейпнир» занял место рядом со спутником, тело Донны Веллингтон снова вынырнуло из-за большой сферы, двигаясь мимо спутника и корабля. Руки огромного тела были окоченело раскинуты в стороны, ноги вытянуты. В тусклом свете кожа казалась иссине-черной от того, что под ней была кровь из лопнувших вен и артерий. Рыжие волосы, собранные в пучек Психеи, казались черными. Глаза со сгустками черной крови на белках, каждый — больше, чем мостик «Слейпнира», были открыты. Губы растянулись в предсмертной гримасе, а зубы походили на вымазанную сажей решетку в воротах замка.

Вращаясь вокруг невидимой оси, тело миновало сферу и корабль.

Ванг сообщил, что на поверхности большой сферы видны три «тени». Они двигались одновременно со спутником, трупом и кораблем. Увеличив изображение на стенном экране мостика, они рассмотрели, что каждая из «теней» повторяет силуэт одного из трех тел на орбите. Тени, бывшие лишь немного темнее поверхности, оказались вогнутостями, которые передвигались по оболочке планеты. Вдоль контура тени на поверхности возникала складка, переходившая в небольшое углубление внутри контура.

Если тень «Слейпнира» правильно отображала его форму, из длинной иглы корабль превратился в веретено с закругленными концами и перетяжкой посередине.

Пока труп Донны Веллингтон пролетал мимо малой сферы и корабля, ее тень — или «отпечаток» — перевернулась. Там, где должна была быть голова, теперь были ноги, и наоборот.

Она скрылась, обогнув планету, а когда появилась с другой стороны, ее тень снова стала «правильным» отражением. Такой она оставалась, пока Донна не миновала спутник, а после снова перевернулась.

Греттиру доложили, что в пространстве рядом со сферами, по-видимому, не было никаких признаков материи. Не удалось обнаружить ни атома, ни микрочастицы. Больше того, несмотря на отсутствие какого-либо излучения, температура на обшивке корабля и в десяти метрах от нее колебалась вокруг 70 градусов по шкале Фаренгейта с амплитудой в 20 градусов.

Когда они сделали три оборота, Греттир заметил, что корабль сильно уменьшился в размерах. А может быть, малая сфера стала больше. Или то и другое одновременно. Кроме того, на обзорном экране бяло видно, что еще во время первого облета кораблем спутник изменил свою шарообразную форму и превратился в утолщенный диск.

Все это привело Греттира в замешательство, и он хотел было связаться с Ван Вурденом, главным физиком, когда труп миссис Веллингтон снова взошел над сферой. Тело догнало и другой спутник, и на мгновение большая сфера, спутник и «Слейпнир» оказались на одной прямой, словно нанизанные на невидимую струну.

Неожиданно спутник и тело рванулись навстречу друг другу.

Они прекратили движение, когда между ними оставалось меньше четверти километра. Как только спутник занял новую орбиту, он снова принял округлую форму. Во время этой перестановки руки и ноги Донны Веллингтон пришли в движение, как будто она снова ожила. Ее руки сложились на груди, а ноги согнулись, так что бедра оказались прижаты к животу.

Греттир вызвал Ван Вурдена.

— Я знаю о том, что здесь происходит и чего можно ожидать в будущем, не больше, чем последний юнга — если бы он у нас был, — сказал физик. — Мы обладаем очень неполными и противоречивыми данными. Я могу только сделать предположение, что Донна Веллингтон и спутник обменялись энергией.

— Квантовый скачок? — спросил Греттир. — Если это так, почему на корабле не произошло потери или прибавки энергии?

— Извините, сэр, — перебила Дарл. — Но утечка была. За 0,8 секунды мы потеряли 50 мегакиловатт.

— «Слейпнир» мог увеличить свои относительные размеры за счет снижения скорости, — сказал Ван Вурден. — А может быть, скорость не имеет к этому отношения или влияет только отчасти. Возможно, изменение взаимного расположения тел в пространстве вызывает другие изменения: формы, размера, энергетического уровня и так далее. Не знаю. Скажите, насколько велика сейчас эта женщина — то есть труп — по сравнению с кораблем?

— Судя по показаниям радара, она в восемьдесят три раза больше. Она увеличилась. Или это мы уменьшились.

Глаза Ван Вурдена расширились еще больше. Греттир поблагодарил его и отключился. Он отдал распоряжение вывести «Слейпнир» на ту же орбиту, по которой вращалась малая сфера, но за десять декаметров перед ней.

Ван Вурден снова вышел на связь.

— Скачок произошел, когда мы оказались на одной прямой с тремя другими телами. Возможно, при определенных условиях «Слейпнир» становится своего рода геометрическим катализатором. Хотя это, конечно, только аналогия.

Ванг проговорил команду в интерфейс компьютера, который помещался у него на запястье. Вскоре «Слейпнир» пристроился впереди малой сферы. Радар показал, что размеры корабля и спутника стали примерно одинаковыми. Размеры трупа, сделавшего еще один виток, относительно корабля не изменились.

Греттир велел развернуть корабль носом в сторону сферы.

Когда маневр был завершен, их скорость уменьшилась. Корабль тормозился обратной тягой, в то время как выбросы из боковых дюз удерживали его на прежней орбите. Поскольку планета не притягивала корабль, чтобы удержаться на орбите, приходилось постоянно манипулировать тягой. Сфера теперь становилась все больше и медленно приближалась к кораблю.

— Радар показывает, что по отношению к спутнику мы проходим 26,6 декаметра в секунду, — сказал Ванг. — Судя по расходу энергии, наша скорость в 25 000 раз больше скорости света. Между прочим, когда мы вышли из нашего мира, у нас была другая скорость.

— Еще тормозите, — сказал Греттир. — Сбавьте скорость до 15 дкм.

Сфера надвинулась на них, заполнила весь экран, и Греттир невольно приготовился к столкновению, хотя и не думал, что оно произойдет — он даже не пристегнулся к креслу. Никакого удара и не было: корабль прорвал «оболочку» вселенной.

Греттиру докладывали об аберрациях на корабле, когда он покидал Вселенную, поэтому то, что произошло потом, не было для него абсолютно неожиданным. Несмотря на это, он не мог сдержать испуг и замешательство, когда передняя часть мостика внезапно вздулась, а потом пошла рябью. Экран, переборки, палуба и люди на ней — все заколыхалось, как холст на сильном ветру. Греттир почувствовал себя так, будто его тело растаскивают во все стороны одновременно.

Тут раздался крик Ванга, к которому присоединились другие голоса. Ванг вскочил со своего места и вытянул вперед руки, как бы защищаясь. Греттир, который стоял за ним и немного сбоку, застыл, увидев в воздухе десятки маленьких, размером с муху, горящих искр, которые летели сквозь звездный экран и переднюю переборку прямо на него. Он вышел из оцепенения как раз вовремя, чтобы увернуться от одного из этих шариков, раскаленного добела. Но следующий попал ему прямо в лоб, заставив завопить.

Множество таких тел пронеслось мимо него. Одни были белые, другие зеленые; еще одно было цвета топаза. Они были везде: у него над головой, на уровне пояса, а одно пролетело у самой палубы. Он пригнулся, уклоняясь от двух искр, пролетевших выше, и увидел Наги, офицера связи, скорчившегося в приступе рвоты. Один из огоньков упал прямо в массу, вытекшую у него изо рта, и погас, выпустив струйку дыма. Потом передняя часть мостика снова обрела твердость и былую форму. Она больше не пропускала горящих шариков. Греттир обернулся посмотреть на задние переборки мостика, затронутые волной деформаций. Они тоже пришли в нормальное состояние. Греттир выкрикнул «капитанский» код, чтобы принять управление у Ванга, стонавшего от боли. Он поменял курс корабля, направив его «вертикально вверх». Движения «вверх» нельзя было почувствовать из-за искусственного гравитационного поля внутри корабля. Неожиданно передняя часть мостика снова изменила свои очертания, а предметы внутри корабля и тела людей снова заколебались.

Звездный экран, который только что был заполнен лишь чернотой космоса с редкими пятнышками звезд, теперь был тускло освещен, а в его углу был виден большой серый шар.

Греттир, преодолевая тошноту и головную боль, отдал следующую команду. Через тридцать секунд после этого «Слейпнир» приступил к повороту, чтобы снова занять орбиту по соседству со спутником.

После того как Греттир получил ожог, он быстро осознал, что происходит, и вывел «Слейпнир» обратно за пределы вселенной. Он вызвал санитаров и доктора Уиллса, а потом помог Вангу встать. На мостике стоял запах горелых волос и мяса, с которым кондиционеры еще не успели справиться. Руки и лицо Ванга были обожжены в пяти или шести местах, а на правой стороне головы у него сгорела большая прядь его длинных и жестких черных волос.

На мостик прибежал Уилле с тремя санитарами. Он начал было мазать псевдопротеиновым гелем лоб Греттира, но тот приказал ему сначала позаботиться о Ванге. Уилле работал быстро и, после того как он смазал гелем ожоги Ванга и наложил на них лоскуты кожезаменителя, вернулся к капитану. Как только на лоб Греттира наложили гель, боль стала утихать.

— Ожоги третьей степени, — сказал Уилле. — Хорошо еще, что эти искры или что это было — такие маленькие.

Греттир поднял сигару, которую он уронил на палубу, когда увидел летящий в него шарик. Она еще не успела потухнуть.

Рядом с ней лежал уголек — он постепенно чернел. Греттир осторожно взял его в руки. Он был еще теплый, но пальцев уже не обжигал.

Греттир вытянул руку и разжал ладонь, показывая доктору кусочек черного вещества. Теперь он был даже меньше, чем когда ворвался на мостик через промежутки между молекулами обшивки и переборок, «открывшимися» на короткое время.

— А ведь это галактика, — прошептал он.

Доктор Уилле не понял.

— Галактика из нашей вселенной, — пояснил Греттир.

Док Уилле побледнел и издал такой звук, как будто подавился.

— Вы хотите сказать…

Греттир кивнул.

— Я надеюсь… это не наша… ну, не та Галактика… где Земля!

— Не думаю, — ответил Греттир. — Мы были на краю самых далеких звездных скоплений, то есть тех, которые расположены ближе всего к — ну, скажем, оболочке — нашей Вселенной. Вот если бы мы продвинулись подальше…

Уилле покачал головой. В этом маленьком горящем шарике, теперь съежившемся и остывшем, погибли миллиарды звезд, и миллионы планет, пригодных для жизни и, быть может, обитаемых. Триллионы существ, способных чувствовать и бесчисленное множество животных нашли свой конец, когда их мир столкнулся со лбом Греттира.

Вангу снова стало дурно, когда он узнал об истинной причине своих ожогов. Греттир отослал его в лазарет, а на его место назначил Гомеса. На мостик явился Ван Вурден.

— Я понимаю, наша главная задача сейчас — вернуться назад, — сказал он. — Но почему бы нам не попробовать проникнуть внутрь большой сферы, ядра этого «атома»? Вы понимаете, какой поразительный…

— Я понимаю, — перебил его Греттир. — Но у нас совсем мало топлива. Если — то есть когда мы снова пройдем через «оболочку», нам предстоит еще длительный полет до Базы. Может быть, даже слишком длительный. Я не рискну набирать большую скорость из-за наших размеров. Это слишком опасно… Я не хочу, чтобы из-за нас погибали новые галактики. Сейчас наши чувства в оцепенении, но Бог знает, какие моральные страдания нам предстоит испытать, когда мы осознаем, что натворили. Нет уж! Новые эксперименты нам не нужны!

— Но в будущем, возможно, такие исследования запретят! — сказал Ван Вурден. — Разрешить новые испытания таких кораблей, как наш, — .значит подвергать опасности самое Вселенную!

— Совершенно верно, — ответил Греттир. — Я сочувствую вашему стремлению внести вклад в науку. Но самое важное сейчас — сохранность корабля и экипажа. И потом, если бы я сейчас приказал начать исследования, я думаю, люди бы взбунтовались. И были бы правы. Признайтесь, Ван Вурден, разве вы не чувствуете… оторванности от мира?

Ван Вурден кивнул и ответил: — Я стараюсь об этом не думать. Ведь можно…

— Можно узнать так много нового, — закончил Греттир. — Согласен. Но для того, чтобы предпринять такие исследования, необходимо разрешение командования.

Греттир отослал его. Ван Вурден ушел. Однако было не похоже, чтобы он сильно рассердился. Греттиру показалoсь, что он почувствовал тайное облегчение, выслушав решение капитана. Ван Вурден спорил ради успокоения своей совести ученого. Но, как любому человеку, ему, наверное, очень хотелось вернуться «домой».

Закончив предписанный ему маневр, «Слейпнир» оказался на той же орбите, что и вселенная, в двадцати километрах перед ней и развернувшись к ней носом. Поскольку силы притяжения между кораблем и сферой не действовали, на то, чтобы держаться на орбите, «Слейпнир» тратил энергию; посто. янно требовалась слабая боковая тяга.

Греттир велел тормозить. Сфера на звездном экране увеличилась, и скоро ее серая поверхность заняла его целиком. Со стороны не было заметно, что шар вращается, но радар определил, что каждые 33 секунды он совершает оборот вокруг своей оси.

Греттиру не хотелось думать о том, что это означает. Ван Вурден, без сомнения, тоже получил эту информацию, но не счел нужным довести свои соображения до сведения капитана.

Похоже, он, как и Греттир, счел, что чем меньше об этом думаешь, тем лучше.

Сближение корабля и сферы можно было наблюдать на модельном экране они были представлены в виде силуэтов, по которым можно было судить об их относительных размерах.

«Слейпнир» там был похож на зубочистку, которая хочет проткнуть баскетбольный мяч. Греттир надеялся, что теперь корабль достаточно мал для того, чтобы галактики больше не залетали внутрь. Сразу после того как судно проникнет сквозь «оболочку», придется снова тормозить, чтобы уменьшиться еще больше. Между «оболочкой» и ближайшей к ней звездной системой должно быть порядочное расстояние.

— Вперед — сказал Греттир, глядя на экран, где отсчитывались метры расстояния между кораблем и шаром. Он снова невольно напрягся.

Раздался грохот, кто-то застонал. Палуба встала дыбом, потом накренилась влево. Греттира швырнуло на палубу и покатило, а потом бросило на переборку. Удар ошеломил его.

На мгновение он потерял сознание, а когда опомнился, на корабле снова было все в порядке. Гомес вернул его обратно в «устойчивое» положение. У него была привычка пристегиваться к штурманскому креслу, хотя по правилам без соответствующего распоряжения капитана это было необязательно.

Греттир сделал запрос о повреждениях и, пока ждал ответа, соединился с Ван Вурденом. На лбу физика кровоточил порез.

— Очевидно, — сказал он, — для того чтобы преодолеть наружный слой, или энергетический щит — то, что окружает вселенную, необходимо некоторое усилие. Нашего усилия оказалось недостаточно. Так что…

— Это проблема, — сказал Греттир. — Если мы приближаемся достаточно быстро, чтобы прорвать «оболочку», мы становимся слишком большими и можем уничтожить целые галактики. Ну а если двигаться слишком медленно, мы не можем попасть внутрь. Он помолчал, потом добавил: — Мне приходит на ум только одно решение. Но я не знаю, к чему это приведет, а последствия могут быть катастрофическими. Не для нас — для вселенной. Я не уверен, стоит ли даже пробовать.

Он молчал так долго, что Ван Вурден не смог сдержать нетерпения.

— Ну?

— Как вы думаете, если бы мы сделали отверстие в оболочке, этот разрыв вызвал бы что-то вроде коллапса или нарушения устройства космоса?

— Вы хотите прожечь дыру в оболочке? — медленно проговорил Ван Вурден. Он был бледен, хотя побледнел еще до того, как Греттир задал ему этот вопрос. Капитан подумал, что чувство «оторванности» могло уже наложить на его сознание свой отпечаток.

— Ладно, не берите в голову, — сказал Греттир. — Я не должен был задавать вам этот вопрос. Вы знаете о том, что может произойти, не больше, чем любой другой. Простите. Я, должно быть, неосознанно пытался переложить на вас часть ответственности за то, что может произойти. Забудьте об этом.

Ван Вурден бессмысленно смотрел на него, пока Греттир не выключил изображение. Шагая взад и вперед, он наступил на маленький почерневший шарик, лежавший на палубе, и лицо его скривилось, когда он увидел, что раздавил его. Миллионы звезд, миллиарды планет, триллионы живых существ. И вот все это холодно и мертво. А что будет, если он еще раз попробует вернуться в родной космос? Погибнет вся вселенная?

Греттир перестал шагать и громко сказал:

— Мы прошли через оболочку дважды, не повредив ее. Значит, надо попробовать лазер!

Никто ему не ответил, но на лицах у всех было написано облегчение. Через пятнадцать минут «Слейпнир» снова очутился перед самой сферой и повернулся к ней носом. Несколько минут корабль не изменял скорость, сохраняя дистанцию между собой и сферой, и за это время с помощью лазерного луча было измерено точное расстояние от конца пушечного ствола до поверхности шара.

Абдул Уайт Игил, командир артиллерийского взвода, привел в боевую готовность одно из носовых орудий. Перед тем как отдать следующий приказ, Греттир помедлил всего несколько секунд. Он сжал зубы так, что почти перекусил сигару надвое, негромко вздохнул и произнес:

— Огонь!

Дарл передала его команду. Луч сверкнул, коснулся оболочки и пропал.

На звездном экране было видно черное отверстие на серой поверхности сферы, в области ее экватора. Отверстие перемещалось и вскоре исчезло из поля зрения, оказавшись с невидимой стороны сферы. Ровно через 33 секунды оно вернулось в исходное положение. Отверстие сжималось. Спустя четыре оборота сферы оно само собой затянулось.

Греттир вздохнул и вытер пот со лба. Дарл доложила, что после первого оборота сферы отверстие остается достаточно большим для того, чтобы корабль мог им воспользоваться. После этого оно становится уже слишком узким.

— Мы войдем туда в начале второго оборота, — сказал Греттир. Управление кораблем передайте бортовому компьютеру; пушку тоже подключите к нему. Все должно быть нормально. Если отверстие станет сжиматься слишком быстро, мы расширим его с помощью пушки.

Он услышал голос Дарл:

— Начинаем маневр, сэр!

Гомес в это время отдавал распоряжение компьютеру. Из пушки вырвался конический белый луч, хлестнул по «защитному слою», или «оболочке», и исчез. Черный круг с диаметром, в три раза большим, чем у корабля, возник на экране и пополз в сторону. Бортовой компьютер тут же включил тягу. Сфера надвинулась, как серая стена, заполнив собой весь звездный экран. Потом показался край отверстия, и экран стал черным.

— Должно получиться, — думал Греттир. — Компьютер не делает ошибок.

Он осмотрелся. Люди на мостике были сейчас пристегнуты к креслам. Большинство лиц было бесстрастно — они были храбрыми и дисциплинированными космонавтами. Но он знал по себе, что, должно быть, — нет, наверняка, — они сдерживаются, чтобы не кричать от страха и боли. Они больше не смогут вытерпеть свою тоску по дому. И когда они пройдут внутрь, вернутся в родное лоно, он разрешит им на время забыть о военной дисциплине. Они будут смеяться и плакать, громко кричать. И он тоже.

Нос «Слейпнира» вошел в отверстие. Так: теперь, если что-нибудь случится, носовую пушку использовать уже не придется. Но не может же…

Завыла сирена. Раздался крик Дарл:

— О Господи! Не получается! Дыра сжимается слишком быстро!

— Удвоить скорость! Нет! В два раза уменьшить! — заорал Греттир.

Ускорить движение вперед означало сделать «Слейпнир» еще больше; при этом он сжимался по продольной оси, но расширялся в поперечнике. В этом случае корабль прошел бы через дыру быстрее, но зазор между краями отверстия и корпусом должен был уменьшиться.

Уменьшение скорости, в свою очередь, хотя и сделало бы корабль меньше, увеличило бы расстояние, которое надо было преодолеть. А это значило, что края дыры все равно могут сомкнуться вокруг корабля.

По правде говоря, Греттир не знал, какие приказы нужно отдавать в такой ситуации и можно ли вообще предпринять что-то такое, что позволит уйти от опасности. Ему оставалось полагаться лишь на интуицию.

По периметру звездного экрана вновь выползла серая завеса. По всему кораблю стал слышен зловещий скрежет мнущегося пластика, задрожали переборки и палуба; людей по инерции бросило вперед, но затем почти мгновенно перестроившееся внутреннее гравитационное поле компенсировало внешние воздействия.

На мостике раздались вопли. Греттир заставил себя не кричать. Он посмотрел на звездный экран. Они опять были снаружи. По экрану быстро двигалась большая сфера. Малая была в углу, а рядом мелькнула огромная иссине-черная ступня. Еще что-то серое. Вдалеке пронеслись другие большие сферы.

Снова планета. Вот и спутник. А вот рука Донны Веллингтон, похожая на уродливого космического спрута.

Когда Греттир снова увидел труп, он уже знал, что корабль оторвался от сферы и направляется к телу. Однако он не ждал столкновения. Орбитальная скорость мертвой женщины была больше, чем у спутника или «Слейпнира».

Сделав запрос о повреждениях, Греттир услышал то, что и ожидал. Кораблю оторвало нос. Вместе с 45 членами экипажа, которые там остались, носовая часть теперь находилась внутри «вселенной» и летела по направлению к дому, достичь которого ей не суждено. Разумеется, все отверстия, которые вели в потерянные отсеки, были автоматически задраены во избежание утечки воздуха.

Однако дюзы обратной тяги тоже оказались отрезанными.

Теперь «Слейпнир» мог двигаться только вперед: чтобы затормозить, ему надо было развернуться кормой по направлению движения.

Греттир распорядился сначала сделать корабль управляемым, а потом развернуть его. МакКул доложил из машинного отделения, что никакие маневры на данный момент невозможны. Столкновение и потеря передних отсеков вызвали неполадки в цепях управления. Он не знал, что было не так, но электронный сканер уже занялся поиском повреждений. Вскоре он связался с мостиком снова и доложил, что это устройство тоже неисправно и аварийный монтаж придется выполнять его людям, пока не починят сканер.

МакКул был встревожен. Он не мог понять причины аварии, так как теоретически ничего такого не должно было произойти.

Даже удар и потеря носовой части не должны были вызвать нарушений в цепях управления.

Греттир попросил его сделать все, что было можно. В это время корабль, кувыркаясь, явно шел на сближение с громадным трупом. Снова происходили какие-то необъяснимые энергетические, пространственные и кинетические взаимодействия, в результате которых «Слейпниру» грозило столкновение с миссис Веллингтон.

Греттир отстегнул ремень и зашагал взад и вперед по мостику. Хотя корабль и кувыркался, благодаря внутреннему gполю экипаж этого не чувствовал. Если не смотреть на звездный экран, казалось, что судно идет устойчиво и ровно.

Греттир попросил вычислить, когда произойдет столкновение и о какую часть тела ударится «Слейпнир». Его интересовало, в какое место попадет корабль — в твердое или в мягкое.

Это было важно не из-за того, что корабль мог получить повреждения, а потому, что в зависимости от этого менялся угол отражения. Если управление восстановят до встречи с телом или сразу после нее, Греттиру надо будет решить, что предпринять.

Ванг ответил, что он уже запросил бортовой компьютер о месте падения, при условии, что параметры траекторий не изменятся. Пока он говорил, из специального паза успела вылезти карточка. Ванг прочел ее и передал Греттиру.

— Не будь мы в таком положении, я бы посмеялся. Выходит, мы возвращаемся — в буквальном смысле — в лоно.

В карточке говорилось еще и о том, что чем ближе корабль к Донне Веллингтон, тем меньше его скорость. Более того, относительный размер корабля, как показывал радар, уменьшался прямо пропорционально расстоянию до тела.

— По-моему, мы попали в сферу притяжения этого… этой женщины, как будто она — планета, у которой появился спутник, — сказал Гомес. — То есть мы. Конечно, сила гравитации или взаимопритяжения разных зарядов здесь не действуют. Однако…

— Однако тут действуют иные факторы, — закончил за него Греттир. Возможно, это энергетические соотношения, которые в этом «пространстве» заменяют тяготение.

«Слейпнир» был уже так близко, что тело полностью заполняло собой экран, когда корабль поворачивался к нему передней частью. Сначала показалась огромная голова. Налитые кровью выпуклые глаза смотрели прямо на них. Нос скользил мимо них, как Бробдиньягская гильотина[1]; рот изгибался в плотоядной ухмылке, как будто ждал момента, чтобы их проглотить.

Потом шея, диоритовая колонна, с которой эрозия удалила более мягкую породу; впадина между почерневшими грудями, огромными, как Гималайские горы; пупок, похожий на эпицентр тайфуна.

Потом она исчезла из виду, а по экрану закружились большая сфера, ее спутник и далекие исполины в серых саванах.

Греттир включил систему оповещения, чтобы сообщить членам команды, которые не присутствовали на мостике, о том, что происходит.

— Как только МакКул обнаружит, где произошла авария, мы повернем назад. У нас еще хватит энергии, чтобы проложить себе путь сквозь сотню таких трупов. Все в порядке. Это лишь вопрос времени.

Бодрость в его голосе была наигранной, хотя то, что он им сказал, было правдой. Он не ждал от них одобрения или порицания. Они сейчас, как и он сам, наверное, не способны ни на какие чувства. Их разум, их нервная система были заторможены.

Из прорези в переборке появилась еще одна карточка с поправкой к информации о месте падения. Из-за того, что размеры судна продолжали уменьшаться, оно должно было ударить тело почти точно в пупок. Спустя минуту вылезла очередная карточка с сообщением, что предполагаемое место удара передвинулось к копчику. Третья карточка сместила это место к макушке. Четвертая — на переднюю часть голени правой ноги.

Греттир снова связался с Ван Вурденом. Лицо физика появилось на наручном экране и на вспомогательном экране, встроенном в переборку. Там изображение давалось крупным планом, и было видно, что Ван Вурден смотрит поверх наручных индикаторов на стенной экран у себя в каюте. Там было выведено последнее сообщение о предполагаемом месте падения, набранное большими горящими буквами.

— Похоже на настенную надпись времен царя Валтасара, — сказал Ван Вурден. — А я — пророк Даниил, пришедший на казнь. Итак, мы поразим ее в ногу, то-то хорошо пощекочем ей голень. Хе-хе!

Греттир с недоумением уставился на него, а потом отключился. Через несколько мгновений он понял, что Ван Вурден пошутил. Такое легкомыслие в столь ответственный момент его не удивило. Этим физик пытался отвлечься от беспокойства и тревожных мыслей. А может быть, его сознание уже начало разрушаться, поскольку такие выходки были не в его характере. Но сейчас Греттир ничем не мог ему помочь.

Приближаясь к трупу, «Слейпнир» продолжал уменьшаться.

Однако сокращение размеров происходило неравномерно, и его законы были неясны. Оно происходило ступенчато: продолжалось в течение двадцати-тридцати секунд, а потом прерывалось, причем интервалы между «ступеньками» были нерегулярными. Вскоре из прорези вышла 300-я карточка, и стало ясно, что, если не появится каких-нибудь новых воздействий, «Слейпнир» провалится в зияющий рот. Когда голова пойдет «вниз», корабль проскользнет в широкую щель между губами.

Так и получилось. На звездном экране появилась нижняя губа — огромная гряда, пересеченная складками гор и морщинами ущелий. Мимо пролетали ошметки темно-красной губной помады «Гавайи». Зубы один за другим уходили в даль, как ряды небоскребов.

«Слейпнир» медленно погружался в темноту. Стены щек уходили вдаль и вверх. Кромешная чернота сгущалась вокруг него. Только когда при очередном кувырке корабль поворачивался передней частью «вверх», на звездном экране становился виден клочок серого «неба». Но скоро и он стал серой полоской, потом превратился в тонкую нить и совсем пропал.

Как ни странно — хотя почему бы и нет, — члены экипажа перестали ощущать чувство оторванности. У Греттира исчезла тяжесть в желудке; отвратительное ощущение самораспада прекратилось. Как будто что-то давило ему на живот, а теперь отпустило. Рабб, психолог, сообщил, что он произвел обследование каждого пятидесятого члена экипажа, и все они испытывали то же самое.

И все-таки, хотя теперь и стало одной бедой меньше, до полного избавления было еще очень далеко. С тех пор как неуправляемый корабль оторвался от спутника и полетел по направлению к трупу, температура продолжала медленно повышаться. Система перераспределения энергии с помощью кондиционеров пока поддерживала внутри 80 градусов по Фаренгейту. Однако температура обшивки росла в геометрической прогрессии и сейчас составляла уже 2 500 К. Пока можно было не опасаться, что она расплавится — обшивка могла выдержать до 56 000 К. Кондиционирование требовало все больше энергии, и через полчаса по бортовому времени Греттиру пришлось позволить температуре внутри подняться до 98,2, чтобы уменьшить нагрузку. Греттир приказал экипажу облачиться в скафандры с индивидуальной терморегуляцией. Сразу после этого МакКул сообщил, что установил причину неполадок.

— Это все старуха Веллингтон! — прокричал он. — Ну она нам и удружила! Вставила в цепь микропереключатель; он был снабжен часовым устройством, чтобы отключение произошло только через определенное время. То, что управление вышло из строя сразу после нашей неудавшейся попытки вернуться в свой мир, — просто случайность!

— Значит, она хотела удостовериться, что мы потерпим крушение и в том случае, если ее деятельность в машинном отделении окончится неудачей, сказал Греттир. — Тебе надо бы посмотреть, нет ли там других микропереключателей или чего-нибудь в этом роде.

Лицо МакКула вытянулось.

— Теперь управление в порядке, только вот… дьявол! У нас сейчас нет лишней энергии — все, что есть, мы тратим на борьбу с перегревом. Запаса энергии хватит только на то, чтобы больше не кувыркаться. Но это все, что можно сделать.

— Ладно, посмотрим, — сказал Греттир. Он связался с Ван Вурденом, который, похоже, уже оправился. Он подтвердил соображения капитана о том, почему повышается температура.

Выделение теплоты было вызвано резким уменьшением размеров корабля.

— Каким образом происходит это сжатие? — спросил Греттир. — Что, атомы, из которых состоит корабль и паши тела, сближаются друг с другом? Если так, что будет, когда они сойдутся совсем близко?

— Эту стадию мы уже прошли, — сказал Ван Вурден. — Я бы сказал, что наши атомы тоже уменьшаются.

— Но это невозможно, — возразил Греттир. Потом он поправился:- Не обращайте внимания, у меня вырвалось. Кто знает, что возможно, а что нет? Здесь все возможно.

Греттир отключился и зашагал взад и вперед, жалея, что нельзя закурить. Ему хотелось поговорить о том, что ждет «Слейпнир», если получится прорваться обратно в родную Вселенную. Греттир подумал, что Вселенная могла измениться настолько, что никто из них, находящихся теперь на борту корабля, ее не узнает. Каждый раз, когда малая сфера — то есть вселенная — совершала оборот вокруг своей оси, возможно, проходили триллионы, а то и квадриллионы земных лет. Может быть, земное солнце уже превратилось в остывший сгусток материи, затерявшийся в космосе, или совсем исчезло. А люди, выжившие на других планетах, могли стать совсем непохожими на Homo sapiens.

Кроме того, покидая свою Вселенную, «Слейпнир» обладал массой, настолько огромной по сравнению с другими космическими телами, что мог оказать на них катастрофическое воздействие.

А может быть, ничего такого и не было. Возможно, время внутри сферы шло совершенно независимо от времени вне ее.

Это предположение не было таким уж невероятным. Боже Всемогущий! Ведь меньше семидесяти минут назад эта Донна Веллингтон была в корабле. А теперь корабль был в Донне Веллингтон.

А если электроны и ядра атомов, из которых состоит корабль и его экипаж, придут в соприкосновение, что тогда?

Взрыв?

Или элементарные частицы можно разложить на элементы низшего порядка и они могут сжиматься до бесконечности? Он вспомнил сочинения писателей XX века, в которых герой уменьшался до тех пор, пока молекулы не становились гроздьями солнц, атомные ядра — солнцами, а электроны — планетами.

И, уж конечно, этот человек оказывался на планете-электроне, где была атмосфера, моря, реки, горы, долины, деревья, животные и разумные аборигены.

Все это были только фантазии. Вещество атома состояло из волночастиц субстанции, обладающей свойствами и волны, и частицы одновременно. Наш псевдогомункулус попал бы в мир, столь же неведомый, как тот, с которым столкнулся экипаж «Слейпнира», вырвавшись во вневселенское пространство.

Только вот обо всех этих фантазиях, проносившихся в его голове, быстрых, словно настоящий Слейпнир, восьминогий конь Прародителя Одина, в которого верили предки Греттира, придется забыть. Ведь Донна Веллингтон — не женская ипостась великана Имира, первого человека, из мертвого тела которого возник мир: из черепа — небесный свод, из крови — море, из плоти — земля, из костей — горы.

Нет, все проще: от сжатия им будет становиться все жарче, пока они не сварятся заживо в своих скафандрах. А что произойдет после — безразлично, все равно они этого не увидят.

— Капитан!

На вспомогательном экране появилось лицо МакКула на фоне двигателей.

— Через минуту можем трогаться.

Греттир видел его лицо смутно: глаза заливал пот, мешаясь со слезами.

— Так и сделаем, — сказал Греттир.

Четыре минуты спустя корабль перестал кувыркаться, повернулся носом вверх и взял курс наружу. Температура внутри его стала падать на один градус Фаренгейта каждые полминуты. В полной темноте забрезжила тонкая серая полоска.

Потом полоска расширилась, стала лентой, и, наконец, показались два огромных гребня, один из которых был под ними, а другой нависал сверху.

— На этот раз, — сказал Греттир, — мы проделаем дырку с запасом.

Когда Слейпнир пролетал между губами, на мостике появился Ван Вурден. Греттир сказал:

— Второй раз отверстие затянулось быстрее, чем в первый. Поэтому нам и отрезало нос. Мы не учли, что чем больше отверстие, тем быстрее оно закрывается.

— Да уже прошло сто миллионов лет и даже больше! — сказал Ван Вурден. К чему нам беспокоиться о том, чтобы вернуться домой, если нашего дома давно нет?

— Возможно, прошло и не так уж много времени, — ответил Греттир. — Вы помните классическое изречение Минковского? Пространство вне времени, как и время вне пространства, всегда останется тенью, ибо по-настоящему существует только их единство. Эти слова относятся к миру внутри сферы, к нашему миру. Возможно, вне ее союз пространства и времени нарушился, их единство распалось. Может быть, в нашем мире время остановилось или его прошло совсем немного.

— Вполне возможно, — сказал Ван Вурден. — Но вы, капитан, не учли кое-чего еще. Если наш мир и не был попорчен временем, пока нас не было, то мы-то были. На нас теперь клеймо вневремени и внепространства. Я не верю, что во вселенной остались старые причинные связи, явления, тот же миропорядок. Я не смогу избавиться от подозрительности и тревоги. Я теперь потерянный человек.

Греттир открыл было рот, чтобы ответить, но не услышал собственного голоса. Мужчины и женщины на мостике и плакали, всхлипывая, и громко смеялись. Скоро этот прорыв вовне станет для них кошмаром, о котором лучше и не вспоминать.

А если здесь их ожидают новые кошмары, они, по крайней мере, будут знакомыми.