"Вася-капиталист" - читать интересную книгу автора (Третьяков Юрий Фёдорович)

Глава седьмая,

Нельзя сказать, что Вася вообще не собирался идти на воскресник. Идти он хотел, но только позже, после того, как сходит на «птичий рынок» и продаст партию рыбок Семафору и Фунтику. Нельзя же их подводить, раз обещал!

В воскресенье Вася встал очень рано, и когда, взяв банку с рыбками, приготовленную с вечера для продажи и дальнейшего обогащения, шел по улицам, они были почти пусты, только кое-где дворники подметали тротуары, во дворах, пользуясь безлюдьем, свободно бегали невесть откуда взявшиеся кошки, которых днем нигде и не увидишь, да хозяйки прогуливали собак. Трамваи шли тоже пустые.

Но на «птичьем рынке» уже кипела жизнь. Почти весь рынок заполняли старые и малые голубятники, и Васе порядочно-таки натолкали бока, пока он отыскивал Фунтика и Семафора.

Компаньоны располагались в некотором отдалении друг от друга, водрузив на какие-то грязные ящики банки с рыбами, и безостановочно выкликали свой товар разными голосами:

— Дании, дании! — басом кричал Семафор.

— Гуппи, гуппи! — тоненько откликался Фунтик.

Изредка они позволяли себе развлечься посторонним разговором.

— Как дела, Семафор?

— Порядок! А у тебя?

— Нормально!

И снова заводили, перекрывая базарный шум:

— Дании, дании! Сюда, пацан! Вот — выдержанные!

— Гу-у-уппи! Давай налетай, задаром отдаю!

Раба пока еще было не видно.

— Несешь? — издали углядел Васю длинный Семафор и, повернувшись к Фунтику, крикнул: — Гля, тот малый рыбок принес!

Фунтик подошел, не спуская глаз с оставленного товара. Вася развернул банку, Семафор косо заглянул туда, как петух, и разочарованно протянул:

— Ху-у-у… Дохлятина…

— Дохлятина и есть, — поддакнул Фунтик.

— «Дохлятина»! — возмутился Вася. — Не хочешь, не бери…

— Будем брать? — спросил Фунтик у Семафора.

— Да придется взять… — недовольно сказал Семафор. — Жалко малого, все-таки шел… Ладно уж…

И начал маленьким сачком перекладывать рыбок в свою банку, считая:

— Одна да одна — пара, да еще одна… Это сколько будет? Да еще пара… Стой, забыл, сколько было сначала…

— Они сосчитаны, — сказал Вася. — Ровно тридцать штук!..

— Сосчитаны? А не врешь? Забожись! Ладно…

Значит, сколько тебе причитается? Фунтик, сочти, пока я буду остальных к себе перекладывать…

Пока Семафор перекладывал рыбок в свой аквариум, Фунтик, подняв глаза к небу, загибал пальцы, считал и наконец заявил:

— По пятаку — тридцать штук: рупь с полтиной! Держи!

— Как же — по пятаку! Вы тот раз говорили — по гривеннику!

— То — тот раз… — ласково сказал Семафор. — А теперь ситуация изменилась… Произошло снижение цен…

— Лучше я их назад возьму!

Семафор перекосил лицо, изображая удивление:

— Как же ты их будешь брать, когда они с моими смешались?.. Не разберешь теперь: где — твои, где — наши.

На это Васе возразить было нечего, и деньги пришлось взять.

— Сами-то по пятнадцать продаете!

— Это — за риск! — объяснил Семафор. — Мы рискуем. Ты небось в детскую комнату не хочешь?

В детскую комнату Вася не хотел…

— Ас Полиной Петровной, которая старший лейтенант милиции, познакомиться?

Знакомство с Полиной Петровной тоже ни в коем случае не входило в Васины планы…

— Ну вот! Да еще может сейчас вынырнуть откуда-нибудь корреспондент с аппаратом, чик-брик, и завтра в газете — твоя личность, а внизу подписано: «Ученик такой-то спекулирует рыбками, куда смотрют родители и школа!» Как оно? Ну, уж если ты такой крохобор, так и быть, накинем тебе по копейке на бедность… Пользуйся нашей добротой!..

— Да ну… — смутился Вася. — Зачем?.. Не надо!.. Я не крохобор!

Фунтик, начавший было выуживать из кармана копейки, тотчас ссыпал их обратно:

— Как хочешь! Да ты не думай, в другой раз, может, и больше дадим! У тебя еще-то есть? Ну, порядок! Ты — малый законный, сразу видно! Не какой-нибудь там деятель! Тебя как звать?

— Вася…

— Видал? — с уважением сказал Фунтик Семафору. — Васей звать!

Семафор только покрутил головой, как бы восхищаясь столь интересным именем.

— Так, значит, будь здоров! — Фунтик протянул Васе руку. — Время не ждет! Ходи сюда почаще!

Вася пожал компаньонам руки и пошел было, но, услышав за спиной хихиканье, остановился и оглянулся. Семафор успокоительно помахал ему:

— Это мы не на тебя, это мы одну потеху вспомнили!

А Фунтик захихикал еще пуще: тряс головой, размахивал руками — наверное, правда хорошая была потеха!..

Идя домой, Вася не вынимал руку из кармана, с удовольствием перебирая там деньги. Вот и еще добавится в кошелек! Хоть и продешевил он, но все-таки деньги — вот они, в кармане! Позвякивают! Конечно, малышам продавать выгоднее, да попробуй потом получи с них долг! Это — народ безденежный, бедный, а Семафор с Фунтиком — люди деловые, солидные торговцы, у них денег полно!

Теперь, когда главное дело сделано, можно и на воскресник пойти, чтоб Толик не обижался!..

Однако на воскресник попасть Васе не удалось по многим уважительным причинам…

Он честно торопился и даже сел в автобус, чтобы поскорее добраться. В бытность свою примерным пионером Вася всегда ездил с билетом, а последнее время для экономии больше ходил пешком. Сейчас Васе стало жалко пятачка: полтора рубля — сумма круглая, а если отдать пятачок, останется рубль сорок пять, а это, как ни говори, все-таки не полтора рубля!.. Да и кондукторша, сидя на своем креслице, не надоедала криками «Кто еще не брал билет?», а, положив на руку подбородок, глядела в окошко. Поэтому Вася, прячась за пассажирами, незаметно прошел вперед и сел на детское место с таким видом, будто он давно уже едет и билет у него, само собой, взят.

Но все-таки чувствовал он себя неважно и на каждой остановке вглядывался в лица входивших с передней площадки пассажиров, стараясь угадать, который из них контролер? А тут еще автобус то и дело останавливается, ехал бы до самого Васиного дома без остановок, а то — понаделали остановок на каждом углу, зачем они нужны, только пассажирам лишнее беспокойство…

До чего трудно среди других пассажиров распознать контролера, если он хорошо замаскировался!

Седенький подвижный старичок, на которого Вася и внимания-то не обратил, когда автобус тронулся, вдруг провозгласил:

— Граждане, прошу приготовить билетики!

И обратился к Васе первому:

— Ваш билетик, молодой человек!

Вася долго рылся во всех карманах, а старичок стоял и ждал.

— У него — единый! — сказал кто-то сзади басом, ближние пассажиры засмеялись, и старичок тоже.

— Единый, значит? — спросил он, и Вася кивнул: единый, так единый, это его вполне устраивало!..

— Превосходно! — согласился старичок и нагнулся к Васе: — Ну-ка выметайся отсюда на следующей остановке, и чтобы я тебя больше не видел, ясно?

На остановке Вася немного постоял, чтобы получше опомниться от испуга, но тут подошел еще один автобус, и Вася сообразил: старичок-то уехал в том автобусе, значит, в этом его уже не будет!

Вася спокойно вошел в переднюю дверь и затаился среди пассажиров. Но коварный старичок на первой же остановке, словно по какому-то волшебству, опять появился перед остолбеневшим Васей. Он и сам удивился не меньше Васи:

— Ах, елки зеленые!.. Ты опять тут?

Вася, глупо ухмыляясь, кивнул.

— Ну, пойдем… — сказал старичок, беря Васю за руку.

Они шли по улице мимо длинной кладбищенской ограды и мирно беседовали. Со стороны можно было подумать, что это идут дедушка с внуком навестить умершую бабушку.

— До чего же ты нахальный, парень… — укоризненно говорил старичок.

— Какой же я нахальный… — жалобно ныл Вася, наспех придумывая, что бы сказать в свое оправдание. Тут он вспомнил одного нищего, который хотел проехать бесплатно в трамвае, оправдываясь тем, что только вышел из больницы. Васе удалось очень похоже его изобразить: — Ничуть я не нахальный… Может, я больной челове-ек. Только вышел из больницы…

— Чем же ты больной?

— Скарлатиной…

— Не-ет, не скарлатиной ты болен, а сказать — чем?

— Ну, скажите…

— Хитростью!

Вася помолчал и спросил:

— А вы куда меня ведете?

— Составлять протокол…

— Коне-ешно… — опять заныл Вася. — Если можно на больного человека составлять протокол, составляйте, если вам от этого легче станет… Не успеет человек из больницы выйти, так сразу на него протокол составляют…

Старичок ничего не отвечал. Вася решил прибегнуть к подхалимству и заговорил умильным голосом:

— А вы, значит, контролером работаете? Вот ведь такой вы старенький, на пенсию пора идти, а вы все работаете…

— Я давно на пенсии, — сказал старичок. — А сейчас контролер-общественник.

— Неужели? — обрадовано воскликнул Вася. — Вот здорово совпало! Я, между прочим, тоже общественник!

Но это заявление никакого впечатления на старичка не произвело.

— Хорошие порядки… Где же такой закон, чтобы общественник общественника забирал… и вел куда-то протокол составлять… Я, может, затем и зашел в автобус, чтоб какого-нибудь мальчишку безбилетного поймать… Надо разобраться получше… А потом тащить… Вдобавок, больного человека…

Возможно, старичок в самом деле пожалел больного человека, а может быть, почувствовал к Васе, как к общественнику, большее доверие, только он отпустил Васину руку, и Вася, не теряя ни секунды, одним заячьим прыжком заскочил в открытые ворота кладбища и шмыгнул в кусты, слыша сзади злорадные крики старичка:

— Держи больного! Держи общественника, елки зеленые!

Очутившись в безопасности, в самой глубине кладбища, Вася станцевал дикарский танец, празднуя свою победу над старичком.

— Ты чего это, молодец, отплясываешь? — с негодованием заметила ему какая-то тетка в черном платке. — Не знаешь, какой нынче день?

— А какой?

— Леригиозный праздник. У кого есть какие родные, знакомые покойники, нынче их поминают… Так что несуразная твоя пляска — не ко времени!

У Васи никаких знакомых и родных покойников не было, а религиозных праздников он не праздновал. Но все-таки пошел погулять по аллеям: во-первых, чтобы осмотреть кладбище, раз уж тут очутился, во-вторых, пусть старичок соскучится подкарауливать Васю на улице и уйдет по своим делам…

Однако надо было спешить домой, чтобы поспеть хоть к концу воскресника, и Вася, побродив по кладбищу столько времени, что старичок наверняка уж перестал дожидаться, пошел к воротам.

Зорко всматриваясь в кусты (не сидит ли там где в засаде старичок?), Вася приметил в чаще пустую бутылку и просто так, из любопытства, поднял ее и осмотрел: она была совсем целая. Хоть сейчас неси сдавай. Идти с одной бутылкой в магазин было как-то неловко, Вася бросил ее в заросли сухого бурьяна.

Пройдя еще немного, он приметил сразу две бутылки, они тоже оказались целыми. Сразу три бутылки оставлять было жалко, и Васе пришлось вернуться за той, первой, и слазить за ней в бурьян, отчего весь Васин костюмчик покрылся прошлогодними репьями и какими-то очень цепкими семечками.

Если три бутылки уже есть, то почему бы не походить по кладбищу, не поискать еще, чтоб уж сдавать все разом. Вася принялся обшаривать кусты и через полчаса обогатился еще на две штуки.

Больше, сколько он ни искал, не было.

Получше запрятав авоську с бутылками в бурьяне, Вася принялся похаживать возле поминальщиков, дожидаясь, когда они скажут:

— Тебе чего, мальчик?

Тогда он просил.

— Вам пустая бутылка не нужна?

Взрослым, конечно, было стыдно не дать мальчику какую-то несчастную бутылку, а он ее схватывал, говорил спасибо, и тащил прятать в свой склад.

Некоторые даже поскорее разливали из бутылки остатки, чтобы Васе не дожидаться.

Правда, в двух местах его с позором прогнали, сказав, что стыдно мальчику, наверное, пионеру, клянчить бутылки, но Вася не обратил на это внимания.

Так, благодаря своей ловкости и сообразительности, Вася оказался владельцем полной авоськи бутылок.

Продавцам не разрешалось принимать от ребят пустые бутылки, но Вася, применив блестящую военную хитрость, с успехом вышел и из этого затруднительного положения.

Облюбовав одну старушку, на вид подобрее прочих, и придав лицу скромное, застенчивое выражение, он сказал:

— Бабушка, а бабушка… Сдайте мне, пожалуйста, бутылки… Отец велел сдать, а у меня не берут…

А чтобы побольше разжалобить старушку, добавил:

— Драться будет… если денег ему не принесу…

Взглянув на бутылки, сплошь из-под водки да из-под пива, старушка участливо спросила:

— Он что же, отец-то, сильно пьет?

Вася печально кивнул.

— Вот негодяй! — возмутилась доверчивая старушка. — И буянит часто?

— Чуть не каждый день… Как начнет драться, хоть убегай куда… Сегодня ка-ак закричит: «Иди, сдай бутылки, а то — палкой!»

— Палкой! Вот ведь изверг! Малого ребенка — палкой! А ты на него в милицию заяви, там его быстро утихомирят… Ну, давай свои бутылки, так уж и быть…

Получив от старушки деньги и подробные указания, как получше воздействовать на изверга-отца, Вася пошел домой.

На воскресник он, конечно, опоздал: все деревья уже росли, где им назначено, ребята разошлись, но зато дома Вася оказался как раз вовремя, так как мама надумала мыть полы и могла добраться до кошелька, который он только вчера перепрятал под шифоньерку, опасаясь, что тайник за аквариумом недостаточно надежный.

Опять же при помощи разных хитростей Васе удалось заманить маму на кухню, вынуть из-под шифоньера кошелек и перепрятать его за книги. Но только он сел завтракать (утром со всеми этими делами и позавтракать не удалось!), появилось беспокойство: а что если мама начнет книжки перетирать, дай наткнется на кошелек? Он выскочил из-за стола и, придерживая карман, чтобы сегодняшняя выручка там не звякала, начал пробираться между ведрами и лужами грязной воды к книжному шкафу.

— Ты чего тут слоняешься? — ругалась мама. — Сейчас вот тряпкой заработаешь!

— Мне книжку взять… — бормотал Вася. — Книжка мне требуется… Очень нужна…

А сам тем временем вынул кошелек и — за пазуху: там будет целей! Мама спросила:

— Ты почему на воскреснике не был, и где ты пропадал?

— Дела были важные! Насчет рыб! Ходил к одним рыбоводам советоваться, ужасно образованные рыбоводы! Давали мне различные консультации…

— В другое время ты не мог своих консультаций получить? Обязательно во время воскресника?

Но Вася в эти дни, особенно сегодня, так выучился врать, что и не сморгнул:

— Они завтра уезжают в… Чехословакию! За особыми рыбками… с Амазонки! И мне обещали дать пару…

Потом мама опять спросила:

— Что это Толик у тебя перестал бывать?

— Почему перестал? Ходит каждый день, даже надоел… А в общем, он в своей больнице занят, кукол лечит, медведей, машины тоже, котенка даже лечил…

— А ты?

— И я тоже! Без меня его больница давно бы прогорела! Я им вчера даже настоящего больного приводил — живого! Первачка там одного…

— Уж не он ли сегодня приходил? Такой чистенький, аккуратненький, только глаза какие-то странные, я таких никогда не видывала… Часа два, наверное, в той комнате сидел, тебя дожидался… Я, говорит, Васин друг, пришел узнать, не нужно ли с ним куда-нибудь сходить, в лес или в поле… Очень огорчился, что тебя не было. Обещал еще зайти.

— Пускай заходит! Так с лестницы и загремит!

— Это почему же так?

— Нечего ему тут делать! Людей беспокоить!

— Напрасно. Он мне так понравился: такой аккуратненький, все время то причесывается, то беленький воротничок поправляет… Не то, что некоторые… Ты где столько репьев да колючек нахватал?

— Там… — неопределенно махнул рукой Вася.

Наконец мама закончила уборку и ушла к соседке. Настал удобный момент присоединить сегодняшнюю выручку к основному капиталу и заодно посчитать, сколько уже накопилось. Это занятие Вася очень полюбил: так бы и считал все время!

Но только он разложил все свои деньги на столе и, отошел, чтобы полюбоваться ими как бы со стороны (столько денег и все — Васины!), у двери раздался звонок. Вася поспешно, без всякого порядка и почтения сгреб все скорее в кошелек, спрятал в карман и побежал открывать, намереваясь, если это окажется Марсианин, без всякого сожаления исполнить свою давешнюю угрозу: пусть не шляется зря, серьезным занятым людям не мешает, не пугает их своими несвоевременными звонками!

Но это оказался Толик. Лицо у него было угрюмое и даже, похоже, заплаканное, а вдоль щеки шла длинная красная царапина, очевидно сделанная чьими-то ногтями.

— Кто это тебя? — спросил Вася.

Толик безнадежно махнул рукой:

— Да этот… в общем… Юрец!..

— Как так?

— А так… Ты же ничего не делаешь! Он за кем числится? За тобой! Обещал, хвалился: я, я! А сам и не думаешь ни о чем! И другие ребята, на тебя глядя, тоже начали отлынивать!.. Юрец чуть не круглосуточно у своей калитки дежурит, маленьких подстерегает. Сережка уже доплел почти кнут, опять показывал с балкона — страшно длинный… Говорит, осталось только хвостик приделать из конского волоса… Алхимик через это прямо похудел, стал какой-то невнимательный… Адъютанты эти твои, Андрейка с Андрюшкой, выучились лепить маски из картона, налепили множество масок, бегают везде и пугают девчонок и маленьких! Те орут, а они рады! Да еще маски такие страшные, вроде колдунов… А вам всем некогда! К Юрцу пришлось самому идти…

— Ну?

— Ну… он сильнее оказался, да еще и злющий такой… Оцарапал вот меня и в грязи всего выпачкал! А тут еще мальчишка какой-то как увидел меня грязного, обрадовался, заорал: «Замазура!» Всю дорогу за мной шел, дразнился… Конечно, если никто ничего делать не хочет, а все сам, да сам… Даже пустяк и то не могут толком сделать, за маленькой посмотреть… Что же мне, разорваться, что ль?

— Какой маленькой?

— Да Маринкой, какой же еще! Знаешь, что эти Андрейка с Андрюшкой вчера натворили? Маринкина мать оставила им Маринку, чтоб они за ней посмотрели, они говорят: «Ладно!» Поиграли с ней во дворе, а потом им кто-то и скажи, что в клубе кино бесплатное, всех пускают, они Маринку захватили и туда! Маринкина мать приходит — нет ни их, ни Маринки… Я шел в это время в пятую квартиру — там кран подтекает. Это еще днем обещался Женька сделать, а ему сапоги резиновые купили, он надел их, нашел, где самая большая лужа, залез туда и давай расхаживать, сапоги свои пробовать, пока полные голенища не залил, а теперь дома сидит — температуру ему измеряют, боятся, что простыл…

— А Маринка что?

— Начали мы с Маринкиной матерью ее искать… Уже поздно, темно, глядим: они идут, Андрейка с Андрюшкой! Руками махают, рассуждают, кто кого там в фильме стукнул да стрельнул! «Маринка где?» Они, как бараны, друг на друга уставились, повернулись и бегом — назад! Мы — за ними! Прибегаем в клуб, тетка нам зрительный зал отперла, а Маринка там на стуле в уголке спи-ит себе! Она, оказывается, заснула во время сеанса, а они ее и забыли.

— А я тут при чем?

— А при том, что на воскреснике не был тоже!

— У меня была уважительная причина!

— Знаю, какая у тебя причина!

— Ну, какая?

— Такая! Очень простая!

— Нет, ты скажи!

— Сказать?

— Скажи!

— Бутылки на кладбище у пьяниц собирал — вот какая! — выпалил Толик. — Ты думаешь, никто не знает? Видели тебя одни люди…

— А ты деньги у всех собираешь! — озлился разоблаченный Вася. — На свою больницу дурацкую! Я хоть и бутылки собираю, зато у других не выманиваю…

— А кто выманивает?

— Ты! Думаешь, не вижу, как ты все время намекаешь: «Где бы денег взять», да «Не на что запчасти купить…» Имей свои деньги, да и покупай! А на чужое — дурак сумеет! Вижу, как ты к моим деньгам так и подбираешься, так и подбираешься… Шиш тебе!

Толик покраснел, зашмыгал носом и пошел к двери. С порога он вскрикнул плачущим голосом: «Ладно!» — и ушел.

И пусть. Сам виноват. Меньше будет вынюхивать чужие тайны: а то — все он знает, до всего ему дело…

Но настроение у Васи испортилось. На деньги теперь уж и смотреть не хотелось, не то что их пересчитывать. Вася засунул кошелек обратно под шифоньерку и с горя завалился спать.