"Виски с лимоном" - читать интересную книгу автора (Конрат Дж. А.)Глава 29Как обычно, Харб оказывается на работе раньше меня. — Не знал, что у тебя есть джинсы, — хмыкает он. — Я под прикрытием. — Не знал, что до сих пор выпускают «Bon Jour». — Хочешь сказать, что я безнадежно устарела? — А это что? Неужели рубашка от «Izod»? Не видал таких уже лет пятнадцать. Чья бы корова мычала! Сам сегодня напялил галстук с ручной росписью в виде ананаса. — Ты уволен, — объявляю я ему. Не обращая на меня внимания, Харб целиком отдается коробке с выпечкой. Звонит телефон. — Дэниелс. — Ко мне в кабинет, немедленно! Бенедикт — тоже! И Бейнс бросает трубку. Не мешало бы ему поработать над своими манерами. — Нам надлежит незамедлительно проследовать в кабинет начальства, — информирую я своего напарника. Он кивает, заталкивая в рог остаток сдобной булочки, при этом его щеки бассета раздуваются на манер шаров. Из пса он за две секунды превращается в бурундука. Мы идем по коридору: Харб, бешено двигающий челюстями, и я, старающаяся держать ровный шаг, потому что предусмотрительно оставила трость в кабинете. И речи быть не может о том, чтобы выглядеть слабой и хрупкой перед всемогущим капитаном Бейнсом. Харб делает быстрое, выразительное, как в мультике, глотательное движение — и мы входим в кабинет. Капитан Бейнс оторвал взгляд от стола, снял очки для чтения и кивнул нам. — Сегодня ранним утром наш убийца оставил пакет для «Чикаго трибюн». В пакете, в пластиковом мешке, содержались фрагменты тела, которые уже идентифицированы как принадлежавшие Терезе Меткаф. Там было также письмо. Бейнс бросил взгляд на лежащую на столе бумагу, заключенную в большой пластиковый пакет. Харб взял ее со стола, и мы стали читать. — Это уже обнародовано? — спросила я. — Будет, в дневном выпуске. Нам удалось договориться придержать это до тех пор, пока не подтвердится принадлежность частей второй девушке. — У нас уже есть что-нибудь? — спросил Бенедикт. — Никаких отпечатков. Он оставил это в кафе, в туалете. Опергруппа до сих пор обшаривает это заведение на предмет отпечатков, опрашивает посетителей и персонал. Место оживленное, народу там бывает много, даже в такой ранний предутренний час. Никто ничего не запомнил. У нас есть аудиозапись телефонного звонка в «Триб» — они автоматически записывают такие вот звонки от частных лиц. Делается расшифровка голоса, но она не поможет, пока мы его не схватим. — Почему нам не позвонили ночью? Когда эти слова уже сорвались с моего языка, я поняла, что знаю ответ. — Мэр распорядился передать дело в ведение ФБР. Официально вы находитесь в отпуске, отстранены в связи с профессиональной халатностью. Вместе с этим письмом газета опубликует соответствующее заявление от начальника полиции. — Но это же чушь, капитан! — вдруг взорвался Харб, вступаясь за нас обоих. — Федералы и насморка в метель схватить не способны! — Джек официально временно отстранена. Вы, Харб, остаетесь вести следствие с нашей стороны. А что уж там предпримет Джек по своему усмотрению и в свое личное время — это ее дело. Я улыбнулась. Все равно я так и так не любила быть в центре внимания. — А теперь докладывайте, как обстоят дела, — приказал Бейнс. Мыс Харбом, высказываясь по очереди, отчитались о том, что имели на данный момент и что были намерены делать дальше. — Значит, между этими женщинами существует связь, — подытожил Бейнс, когда мы закончили. — Мы так считаем. Не обязательно они связаны между собой, но определенно каждая как-то связана с нашим преступником. Он похищает не женщин определенного типа, он похищает определенных женщин — которых знает и хочет за что-то наказать. Если бы удалось нащупать эту связь, то, возможно, удалось бы найти и его. — В своей записке он пишет про что-то четвертое. Фэбээровцы считают, что имеется в виду четвертое число следующего месяца. — Может, и так, — пожала я плечами. — А может, речь идет о четвертом женском трупе. Зазвонил телефон. Шеф снял трубку, послушал и протянул ее мне. — Дэниелс. — Это Бриггс, дежурный. Не хотел беспокоить вас прямо перед начальством, но у нас тут один парень на связи, говорит, что-то случилось с вашей мамой. Во мне вспыхнула паника. — Соедините его со мной. Я быстро кивнула Бейнсу, прошептав беззвучно: «Это он». Тот схватил свой сотовый и отдал приказ отследить звонок. — Что случилось с моей матерью? — Просто шутка, Джек, — раздался голос. — Только для того, чтобы они соединили меня с тобой. Но я все-таки оставил тебе подарок, там, в проходе, за вашим зданием. Закуска для пикника. Приятного аппетита! До скорой встречи! В трубке послышались короткие гудки. — Он отключился, — сказала я. — Платный таксофон на Мичиган-стрит, — сказал Бейнс. Времена, когда отследить звонок было долгим делом, отошли в прошлое. Ныне номер, с которого звонят, устанавливается практически мгновенно. Я слово в слово передала разговор, а Бенедикт его записал. Через минуту зазвонил мобильник шефа. — Они его упустили, — сообщил он нам. — Час пик, растворился в толпе. — Пойдемте проверим переулок, — сказал Бенедикт. Здание, где располагался районный полицейский участок, находилось на углу двух улиц, а с третьей стороны находилась автостоянка. Проход, о котором шла речь, не был переулком в полном смысле слова: просто кусок территории, окруженный чужими владениями, на котором стояли большие контейнеры для мусора. Мы осторожно приблизились, тщательно обшаривая все глазами. Поскольку оба мы превосходили Харба в звании, то именно ему выпала честь копаться в мусоре. — Похоже на… — проговорил он, сдвинув в сторону несколько мешков. — Здоровенный. Бейнс велел продолжать. Харб, обмотав руку носовым платком, приподнял крышку мини-холодильника. — Боже милостивый! Это было скверно. По-настоящему скверно. Это уже превзошло стадию убийства и походило на мясницкий промысел. — Нужно отгородить это место и вызвать сюда опергруппу, — покачал головой Бейнс. Третье тело, найденное прямо на задворках вверенного ему участка, не поспособствует его продвижению по служебной лестнице. Я покинула место преступления и позвонила маме, просто для того, чтобы удостовериться, что она жива и здорова. Потом опустилась на ступеньки перед зданием участка — как была, без пальто, словно налагая на себя епитимью в виде холода. Я дала умереть еще одному человеку. Подтянулась опергруппа, репортеры и толпа зевак. Я сидела и думала о своей работе, и о своей матери, и о своей бессоннице, и о своем сегодняшнем свидании, и о Доне. Я думала о Бенедикте, и о Финеасе Траутте, и о Гарри Макглейде, и о своем прошлом, о своем бывшем муже, и о собаке, которая была у меня в детстве, которую пришлось усыпить, потому что она сломала ногу, гоняясь за кроликом. Я думала о звездах в небе. Я уже годами не видела звезд. Смог в Чикаго был таким густым, что полностью их скрывал. По мне — их вообще там больше не было. Я задавалась вопросом, в чем причина. Почему все несчастны? Каждый день приносит какое-нибудь новое несчастье, новую проблему, какую-нибудь новую боль. И если тебе удастся уберечься от рака, СПИДа, наркотиков, дорожных аварий, недоброжелательства судьбы — все равно остается шанс, что какой-нибудь псих похитит тебя или твоего ребенка и замучит до смерти, просто так, без всякой причины. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз смеялась до коликов. Я попыталась вспомнить день, когда ложилась спать счастливой. У меня ничего не получилось. От толпы отделились два специальных агента, Дейли и Кореи, в одинаковых длинных непромокаемых плащах с поясом, и быстрым шагом направились ко мне. Они двигались совершенно синхронно: левая нога, правая нога — как в рекламе «Ригли Даблминт». Я не удержала разочарования, когда они остановились передо мной, в моем раздавленном состоянии. — Мы надеемся, с вашей стороны никаких обид? — произнес Дейли. Я тупо посмотрела на него, не понимая, о чем он. — По поводу вашего отстранения отдела. Мы понимаем, каково это, и сделаем все, что в наших силах, чтобы вы остались в профессии. Ну и как вам это нравится? Оливковая ветвь. — В порядке компенсации мы могли бы позаимствовать некоторое количество ваших людей. Пусть левая рука не ведает, что делает правая. — Для чего? — Мы убеждены, что отыскали ту лошадь. Мы бы хотели установить за ней круглосуточное наблюдение. Оба ожидали моего ответа. Прошло несколько секунд, прежде чем я его дала. — Вы спятили? — Что, простите? — У меня только что погибла еще одна девушка, а вы хотите отвлечь моих людей от дела, чтобы они выслеживали вашу лошадь? Да вы потеряли ваши последние чертовы мозги. — Лейтенант, я надеюсь, вы отдаете себе… — Я отдаю себе отчет, что вы отнимаете у меня время. Я ломаного гроша не дам за то, что там говорит ваша «Викки», или ваш босс, или призрак самого Дж. Эдгара Гувера. Уйдите с глаз моих, а не то я арестую вас и посажу в общую камеру, к бандитам и хулиганам. Они посмотрели друг на друга, потом снова на меня. — Пожалуй, это к лучшему, что вас отстранили отдела, — сказал тот, что слева. Я вскочила, в груди моей клокотал двадцать лет сдерживаемый гнев. — Пошли отсюда к чертовой матери! Должно быть, это была ошеломляющая перемена, потому что оба испуганно вздрогнули. А потом убрались от меня. Я снова опустилась на ступеньку и еще некоторое время погружалась в темные воды жалости к себе. В конце концов передо мной возник Бенедикт, который протягивал мне пальто. — Чего хотели от тебя Абботт и Костелло? — Они хотят позаимствовать у нас людей, чтобы держать под наблюдением лошадь. — Какую ложь? — Не ложь. Лошадь. Такую, знаешь, с четырьмя ногами и Джоном Уэйном в придачу. — Они считают, это лошадь сделала? — Их компьютер так считает. Помнишь тот след, ведущий к франко-канадцу? Кажется, ему понадобилось некоторое время, чтоб осмыслить. — Ты велела им идти куда подальше? Я кивнула и надела пальто. Потом мы вернулись обратно, в гущу событий. Там мы с Харбом, а также толпа зевак, телевизионщики и весь мир наблюдали, как из термоса извлекают его содержимое. Это была сцена из фильма ужасов, но печаль во мне перевешивала ужас. Потом я встала возле ограждения, чтобы поддерживать порядок, пока Харб, уже будучи за главного, занимался местом преступления. |
||
|