"Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз" - читать интересную книгу автора (Магвайр Грегори)

2

Прибыл проводник — сухощавый, лысоватый мужчина, весь в боевых шрамах. В этом году, предупредил он, могут возникнуть сложности с юнаматами.

— До вас здесь устраивала набеги конница Гудвина, — вздохнул он.

Отси решила не уточнять, были ли это набеги на местные пивные или на мирных винков.

Путники снялись с лагеря и, оставив позади лесное озеро, полдня ехали по молчаливому лесу. Сквозь кроны деревьев пробивался чахлый свет, но падал почему-то вбок, а не на дорогу, по которой они двигались. Было жутковато: казалось, что кто-то невидимый неотрывно следит за ними, перебегает от дерева к дереву, от камня к камню, выглядывает и прислушивается из темноты. Больной старичок постанывал и молился, чтобы скорее кончился этот колдовской лес, причитал, что если он здесь умрет, то его душа никогда не найдет выход на волю. Лир хныкал, как девчонка. Повар нервно свернул голову курице.

Даже пчелы притихли.

Посреди ночи повар исчез. Путешественники запаниковали. Только Эльфаба, открыто враждовавшая с ним, осталась спокойна. Что это было? Бегство? Похищение? Убийство? Дело рук юнаматов или месть Кембрийской ведьмы, в существовании которой повар посмел усомниться? За завтраком из недоваренных яиц высказывались самые разные догадки.

Килиджой не заметил исчезновения хозяина. Прижавшись к Лиру, он спал крепким сном.

Пчелы в улье будто замерли. Килиджой, еще не окрепший после болезни, почти все время спал. Путешественники молчали, боясь навлечь на себя беду. В результате караван двигался в зловещей тишине.

Наконец к вечеру сосны начали редеть, уступая место оленем а вы м дубам, чьи широкие ветви оставляли просвет для желтоватого, облачного, но все-таки неба. Потом закончилась и дубрава, и путники вышли к крутому спуску. Отсюда как на ладони была видна оставшаяся часть Кембрийского ущелья — дорога еще на четыре-пять дней, за которой начинались Тысячелетние степи.

Открывшееся взору небо приободрило путников. Даже у Эльфабы, которую меньше других тяготил путь через зловещий лес, потеплело на душе.

Ночью появились юнаматы. Они привезли сушеные фрукты в знак дружбы, запели песни, устроили пляски у костра. Неожиданное гостеприимство испугало путников еще больше, чем предполагаемое нападение.

На взгляд Эльфабы, юнаматы были тихими и покладистыми, не страшнее и не храбрее школьниц. Простодушные, иногда капризные, они напоминали ей квадлинов, среди которых она выросла. Возможно, это были родственные народы. Те же длинные ресницы и гибкие худые руки, слегка вытянутые головы, тонкие поджатые губы. Несмотря на чужой язык, Эльфаба чувствовала себя совсем как дома.

Утром юнаматы уехали, громко жалуясь на полусырые яйца. Проводник обещал, что они не причинят путникам никакого беспокойства. Он даже огорчился, что все так просто обошлось и его помощь почти не понадобилась.

О поваре не было слышно ни слова. Юнаматы ничего о нем не знали.

Чем дальше спускался караван, тем чаще показывалось небо: яркое, осеннее и такое широкое, что дух захватывало. По сравнению с высокими горами ущелье, по которому они двигались, казалось ровным, как водная гладь. Иногда налетал ветер, и по видневшейся внизу долине пробегали волны, вычерчивая на траве тайные знаки. Диких зверей отсюда не было видно, зато то тут, то там горели костры винков. Скоро странники должны были выйти из ущелья.

Их догнал скороход-юнамат и сообщил, что на вершине нашли мертвеца — не их ли это пропавший повар. Мертвец был мужчиной, но опухший и обезображенный до неузнаваемости.

— Это все пчелы, — прошипел кто-то. — Они его искусали.

— Неужели? — насмешливо откликнулась Эльфаба. — А мне казалось, что они спят. Разве, если бы они напали на повара, он не перебудил бы нас своими воплями? Или они сначала дружно накинулись на его шею, чтобы лишить голоса? Очень умные пчелы.

— Точно они, — пробежал среди путников ропот. «А раз пчелы — значит ты!» — был негласный вердикт.

— Ах, я и забыла, до чего богатая бывает у людей фантазия, — раздраженно воскликнула Эльфаба.

Ее почти не тронула ни загадочная смерть повара, ни растущее недоверие попутчиков. Килиджой наконец поправился, проснулись и пчелы, видимо, усыпленные высотой перевала, а другого общества Эльфаба и не искала. Глядя на разбуженных пчел, она чувствовала, как в ней пробуждаются незнакомые силы.

Проводник показал собиравшиеся на горизонте облачка. Путешественники заволновались: уж не гроза ли надвигается. Но Отси успокоила их — и тут же напугала еще сильней. Нет, это не гроза — это вечерние костры большого лагеря. Скроуляне. Начался осенний охотничий сезон, хотя путники не видели никого крупнее зайца или травяной лисы, которая махнула золотым пушистым хвостом и сверкнула черными, будто в чулках, лапками. Килиджой с нетерпением ожидал встречу: он едва мог угомониться ночью и даже во сне перебирал лапами, точно настигая добычу.

Путники боялись встречи со скроулянами даже больше, чем с юнаматами. Провожатый не пытался рассеять их страхи. Он был хитрее, чем могло показаться на первый взгляд: возможно, постоянное общение с разными, не всегда дружелюбными народами наложило На него свой отпечаток. Прошло всего несколько дней, а Лир его уже обожал. «До чего они глупые, эти дети, — думала Эльфаба, глядя на мальчика. — Все-то им хочется кому-то подражать, добиваться внимания. То ли дело звери: они принимают себя такими, как есть, и даже не задумываются о том, чтобы стать другими. Насколько спокойнее им живется!»

Эльфаба призналась себе, что предвкушает встречу со скроулянами. Как давно она не испытывала этого чувства! Надвигалась ночь; среди путников нарастало беспокойство. Насыщенно-синее небо пестрело звездами, чей тусклый свет серебром отражался на кончике каждой из бесчисленных травинок, будто тысячи церковных свечей догорали по всем Тысячелетним степям.

«Жаль, что нельзя утонуть в траве, — думала Эльфаба. — Это была бы самая лучшая смерть».