"Нет повести печальнее на свете… Научно-фантастический роман" - читать интересную книгу автора (Шах Георгий Хосроевич)

8

Весь следующий день Ула и Ром провели со своим новым другом, набираясь мудрости и открывая для себя вещи, о которых не имели никакого понятия. Они были буквально оглушены этой стремительной атакой на предрассудки, укоренившиеся в их сознании, инстинктивно сопротивлялись, чтобы в конце концов уступить одну позицию за другой и позволить себя переубедить. Обращая молодых людей в свою веру, или, вернее, безверие, философ радовался тому, что тяжелая мыслительная работа отвлекала их от горьких размышлений о судьбе близких и собственном будущем, казавшемся беспросветным.

Поздно вечером в дверь позвонили, и Дезар впустил в квартиру толстую блондинку неопределенного возраста с ярко накрашенными губами и размалеванными щеками. Ула и Ром были удивлены, когда он предложил им выйти из своего убежища на кухне и познакомиться с его вульгарной гостьей.

— Синьора Петра, — представил он.

— Очень приятно, — сказала дама, пожимая руку Рома с кокетливой ужимкой. — Обожаю красивых молодых мужчин. — Затем она фамильярно потрепала Улу по щеке, что та восприняла без восторга.

— Синьора взялась вывезти вас из города и доставить в безопасное место, — объяснил Дезар.

— При том условии, что назначенная сумма будет выплачена заранее.

— Аванс вы получили, а остальное — по завершении операции.

— Цены безбожно выросли, помидоры нынче на рынке шли по двадцать сестерций, а о мясе и сказать страшно.

— Ну и что?

— А то, — нагло заявила блондинка, поправляя гигантский шиньон на голове, — что не мешало бы прибавить.

— Позвольте, вы дали согласие…

— Да, но до рынка. Кроме того, я рискую своей незапятнанной репутацией.

— В таком случае мы отказываемся от ваших услуг. До свиданья, синьора, и не забывайте, что вы обязались держать язык за зубами.

— Именно за это я оставляю у себя аванс. Мое почтение, молодые люди. — Она сотворила подобие книксена с грацией мула и мелкими шажками засеменила к выходу.

Ром и Ула с удивлением наблюдали за этой сценой. Неужели философ решился доверить их судьбу такой особе? И тут вдруг Рома озарило.

— Да это же наш ячменный бочонок! — воскликнул он.

— Ты таки узнал, негодный, — сказал Сторти, снимая с себя парик. И бросился обнимать молодых, уделив предпочтение Уле.

— Я всегда знал, что у меня выразительная спина, — сказал наставник с гордостью. — Придется показывать полиции только фасад. Но в целом испытание прошло успешно.

— Для чего понадобился этот маскарад?

— Я думал, ты умнее, сын мой. За мной установлена слежка, и не превратись я в прекрасную даму, так только навел бы на вас сбиров.[3]

— Как отец? — с тревогой спросил Ром.

— Потихоньку поправляется, не беспокойся. Что до твоей матери, то ей пришлось пожертвовать тремя своими платьями, чтобы одеть синьору Петру.

— Что за дурацкое имя?

— Прошу не оскорблять моих чувств, — возмутился наставник, теперь уже, правда, бывший. — Так звали мою первую возлюбленную. Какая была дива! Души во мне не чаяла. До сих пор пишет прелестные письма.

— А Гель?

— О нем пока ничего не известно. Не жалей, — жестко сказал Сторти, — он того не стоит.

Рому горько было слышать такой бескомпромиссный отзыв о своем брате от мягкого и великодушного Сторти, но он не стал возражать. Даст бог, Гель возьмется за ум, материнская отповедь не может пройти для него бесследно.

— Ну а сам ты, дружище, как твои дела?

— Превосходно. Меня наконец выставили из Университета, чего я давно и безуспешно добивался. Я теперь вольная птица, начну по твоему примеру изучать математику или стану философом, как наш любезный хозяин.

— Насколько я могу судить, вы философ от природы, — сказал Дезар.

— Мерси, синьор, за комплимент, хотя, будучи агром, я должен был возмутиться.

— Сторти, милый, мне так стыдно, что из-за нас вы лишились своего места, — сказала Ула.

— Не тревожься, девочка, я не пропаду. Не будем говорить об этом, сейчас у нас дела поважнее. — Он сходил в переднюю, принес оттуда саквояж, распахнул его и сказал Рому: — Вот, облачайся.

— Что там?

— Платье для племянницы синьоры Петры.

— Как, ты и меня хочешь обрядить?

— Тебя в первую очередь. Надеюсь, ты не забыл, что твоя физиономия известна всему Гермесу?

— А как же я? — спросила Ула. — Меня ведь тоже могут узнать.

— Принцип маскировки прост: тебя мы выдадим за моего племянника. Так что вы с Ромом будете брат и сестра, не вздумайте обниматься на публике. Ром, отдай ей свои штаны.

— Но я утону в них, — запротестовала Ула.

— Что-нибудь придумаем. Я захватил кучу булавок. Поражаюсь собственной предусмотрительности.

Переодевание заняло много времени, сопровождаясь смехом и шутками. Наконец философ, придирчиво осмотрев дородную синьору, которая решила провести с племянниками отдых в Свинцовых горах, нашел, что можно рискнуть.

— Однако, на чем мы поедем, ведь твоя тарахтелка, Сторти, приказала долго жить?

— Никогда тебе этого не прощу. Ее безвременная гибель оставит в моем сердце незаживающую рану.

— Вы поедете на машине моего приятеля теха, которому можно абсолютно доверять, — сказал Дезар. — Что ж, простимся, и пусть судьба будет к вам благосклонна.

— Мы никогда не забудем вас, синьор, — сказала Ула, целуя его в щеку.

— И я вас, друзья. Благодаря вам мне довелось, может быть, впервые в жизни не только рассуждать о пользе благих дел, но и самому совершить нечто полезное.

Потихоньку выбравшись из дома, они погрузили в багажник чемодан со съестными припасами, которыми снабдил их Дезар, чтобы не было нужды останавливаться в мотелях. За рулем сидел пожилой невзрачный человек, который молча пожал им руки, не став представляться, и погнал машину с места в карьер.

Путники благополучно миновали наиболее освещенную и людную часть маршрута и, казалось, могли вздохнуть с облегчением, но у самой городской черты их ожидал неприятный сюрприз: здесь спешно была сооружена застава — явление, до сих пор невиданное на гермеситских дорогах. Положительно, невинное чувство двух юных существ стало истоком целой цепи неожиданных следствий и грозило изменить весь образ жизни на планете.

Полицейский робот внимательно осмотрел водомобиль, не нашел ничего подозрительного и потребовал документы. Сторти разъяснил ему, что они выехали прокатиться, а в таких случаях брать с собой паспорта глупо. Сбир заколебался. Сторти сначала попытался заговорить его, но не учел, что имеет дело с механизмом, которого, как человека, на мякине не провести. Потом он решил взять напором и наорал на робота, обозвав его металлической дубиной. На того, привычного к подобному обращению со стороны высшей расы, ругань не подействовала. Их шумное препирательство привлекло внимание высокого, ладно скроенного человека в форме, осматривавшего другой экипаж, въезжающий в Мантую. Когда он подошел поближе, Ром и Ула, похолодев, узнали префекта.

— В чем дело, шестьдесят четвертый? — осведомился он.

— Пассажиры отказываются предъявить паспорта, ваша честь, — отрапортовал робот.

Сообразив, что перед ним большой начальник, Сторти взял дружески-почтительный тон.

— Ради бога, синьор, объясните этому ревностному служаке, что нормальные люди, отправляясь подышать, не заботятся брать с собой документы на случай встречи с полицией.

— Кто вы?

— Я римская матрона, а эти двое малюток — дети моей покойной любимой сестры. Вы не представляете, какой души была эта женщина! Мой муж, занимающий в столице крупный пост, не раз предлагал ей помощь, но она наотрез отказывалась, заявляя, что сама вырастит своих детей. И каков результат? Заморила себя непосильным трудом. Цены-то сейчас ой как подскочили, нынче у вас на рынке помидоры шли за двадцать сестерций, а о мясе и говорить страшно.

Терпеливо выслушав Сторти, что мало кому удавалось, префект сказал:

— Положим, у вас в столице цены почище. Могу я узнать, к какому клану вы принадлежите?

— Я агр, то есть, разумеется, агрянка, а это мой племянник, — кивнул он на Рома, — и племянница, — на Улу.

— Вы хотите сказать, что это племянница, а это племянник.

— Вот именно, префект, я их вечно путаю, ведь они близнецы.

— Сдается мне, что этих близнецов где-то пришлось видеть, — пробормотал префект. — Не так ли, красавица? — Он пристально посмотрел на Рома.

— Ой, префект, умоляю вас, не заигрывайте с этой кокеткой, не то она бог весть что о себе вообразит, — поспешил вмешаться Сторти. Краешком глаза он заметил, что водитель нахмурился и, опасаясь, что тот сделает какую-нибудь глупость, положил руку ему на плечо. — Вы такой видный мужчина, что будь я на десяток лет моложе…

— Вы и сейчас ничего, — вежливо отозвался префект. Сторти ухитрился зардеться. — Что с вами поделаешь, езжайте с богом. Только в километре отсюда, у мотеля, еще одна застава, там вас все равно задержат. Впрочем, выбирайтесь как знаете. — Он отступил в сторону и дал знак поднять шлагбаум.

Ром подумал, что префект, хотя и юр, тоже философ. И, может быть, даже член секты универов.

Отъехав метров триста, они достали карту и обнаружили, что где-то недалеко от магистрали отходит проселочная дорога. Отыскать ее оказалось нетрудно. Миновав препятствие, водомобиль помчался вперед.

— Ловко я его обвел, — похвастал Сторти. — А ведь это был крепкий орешек. Опытный юр, за версту видать. Понадобилось пустить в ход все мое природное обаяние и незаурядное знание мужской натуры.

Ром не стал его разочаровывать, умолчав о странном поведении мантуанского блюстителя порядка, который трижды их выручил. Ула пожала ему руку — она думала о том же. Вот они и научились понимать друг друга не только без апов, но и без слов.

В дороге путники сделали привал, подкрепились и погнали дальше. Ром и Ула задремали и проснулись, когда машина остановилась.

— Эй, сони, вытряхивайтесь, мы прибыли в рай! — весело закричал Сторти.

Они находились в центре небольшой долины — клочка ровной поверхности, окруженного высокими лесистыми холмами, позади которых тянулась гряда Свинцовых гор. Горы были небогаты рудами и потому не изуродованы карьерами, их название происходило от окраски — белесоватой, с легким оттенком голубизны. Сама же долина зеленела всходами высоких трав, главное ее украшение составлял стекавший с вершин и рассекавший ее надвое полноводный ручей. Природа, казалось, специально сотворила этот уголок для уединения и покоя.

Попрощавшись с молчаливым техом и оглядевшись, Ром и Ула обратили наконец внимание на единственное строение на поляне — небольшой коттедж, у которого остановился водомобиль. Это был двухэтажный кирпичный домик с мансардой и стеклянной верандой, покрытый красной черепицей, судя по свежему виду, только что выстроенный или основательно обновленный. Их несколько удивило, что хозяева не выходили встречать гостей. Кто они, местные жители или состоятельные горожане, проводящие здесь свой отпуск? Легко ли будет найти с ними общий язык?

Из дома вышел Сторти, заносивший туда чемоданы, и, словно догадавшись, какие вопросы волнуют его юных друзей, пригласил их войти внутрь и познакомиться с владельцами. Он показал им гостиную с камином на первом этаже, спальню и комнатушку для гостей на втором. Помещения были обставлены простой добротной мебелью, чисто прибраны и явно не обжиты.

— Где же хозяева? — спросила Ула.

— Потерпи, сейчас я вас с ними познакомлю, — ответил Сторти и повел их вниз, в кухню.

Здесь их ожидал сюрприз: стол был накрыт для завтрака, а стоявший у плиты, где жарились блины, симпатичный робот в белом переднике, на минуту оторвался от своего священнодействия и сердечно приветствовал молодых людей. Он сообщил, что его номер 10614-й, но его можно звать просто Робби. Сторти, потирая руки, поспешил усесться за стол и с ходу проглотил три блина, обильно покрывая их сметаной и умащая медом. У Рома и Улы слюнки потекли.

— В чем дело, — вопросил наставник, переведя дыхание, — почему вы не садитесь?

— Это и есть владелец коттеджа? — Ром указал на робота.

Тот захохотал.

— Последняя модель, — с гордостью сообщил Сторти. — Умеет не только смеяться, но и плакать. Не знаю, правда, куда слезы заливать, надо посмотреть инструкцию.

— Я заправляюсь сам, — обиделся робот.

— Покажи.

Крупные капли покатились но металлическим щекам.

Сторти удовлетворенно хмыкнул, обтер губы салфеткой, поднялся и принял торжественный вид.

— Ром Монтекки и Ула Капулетти, вручаю вам ключи от вашего дома, живите счастливо, и пусть мир всегда царит у вашего очага.

Он подмигнул роботу, и тот преподнес ошеломленной паре ключ.

Ула бросилась на шею Сторти, а Ром, который все еще никак не мог поверить в этот нежданный дар судьбы, спросил:

— Но объясни, откуда у тебя такие деньги?

— Если б у меня была фантастическая сумма, которую пришлось уплатить за эту райскую обитель, я предпочел бы вложить ее в банк и припеваючи жить на проценты. Увы, Ром, твой наставник нищ. Коттедж выстроила для себя какая-то богатая вдова из Флоренции и согласилась уступить его за двойную цену.

— Так кому же мы обязаны этим благодеянием? Я не уверен, что мы можем принять его.

— Успокой свою совестливую душу, сынок. Недвижимость оплачена двенадцатью талантами серебра, полученными под заклад дворца Капулетти. Боюсь, ему не поздоровится, когда об этом пронюхает синьора Марта. Так что можете принимать свое гнездо за овеществленное суперисчисление. А номер десять тысяч шестьсот какой-то, черт бы побрал эту цифирь…

— Шестьсот четырнадцатый, не так уж трудно запомнить, — заметил робот.

— Если имеешь электронные мозги, — огрызнулся Сторти. — Так вот, это чудо техники, которое стоит почти столько же, приобретен на драгоценности семейства Монтекки. Вглядись в него пристальней, Ром, и ты узнаешь материнское колье, серьги с сапфирами, изумрудное колечко, гранатовый браслет и чего там еще накопили твои бережливые крестьянские предки.

— Отец! — благодарно прошептала Ула.

— Мать! — благодарно прошептал Ром.

— Да, дети мои, вам повезло с родителями, по крайней мере, с одной их половиной. Но пусть вас не терзают угрызения совести. Ценности существуют, чтобы ими пользоваться. Я не скопидом, как вы догадываетесь, но и у меня были кой-какие сбережения. Поскольку на проценты они не тянули, я решил избавиться от этой обузы.

— Куда же ты их девал?

— Пошли покажу.

Он вывел их другой дверью во внутренний дворик, где стоял новенький миниатюрный грузовичок.

— Вот, возите на рынок капусту и отчисляйте мне долю прибылей. Ну, скажем, десятую часть по рукам?

Отмахнувшись от горячих изъявлений признательности, Сторти сказал:

— Это еще не все. Видите тот сарай? Пошли поглядим, что там внутри.

А внутри оказались две породистые лошади, встретившие своих новых хозяев веселым ржанием.

— Застоялись, — сказал Сторти, любовно поглаживая одну из них по крупу. — А ведь было время, когда я брал все призы на скачках. Однажды…

— И это ты, Сторти?

— Нет. Лошадей поставили Метью и Бен. Ты же знаешь, что их родители коннозаводчики.

Хорошо иметь сто друзей, но когда и чем смогут они расплатиться с ними?

— Я побуду с вами денек, а потом вернусь в Верону, чтобы не возбуждать подозрений.

— Можно нам проехаться верхом? — спросила Ула, с восхищением глядя на лошадей.

— Перестань задавать глупые вопросы и проникнись сознанием, что ты теперь хозяйка фермы. К собственности, правда, привыкают быстро, через пару дней вы будете коситься, если я попрошу разрешения покататься на ваших рысаках. Впрочем, отказав своей тетке, ты, дорогой племянничек, — обратился он к Уле, — и ты, любезная племянница, поступите правильно, ибо синьора Петра с ее габаритами способна заездить самого мощного тяжеловоза из тех, какие водятся на Сицилии.

Только сейчас Ула и Ром спохватились, что все еще остаются в маскировочных нарядах. Вдоволь насмеявшись, они переоделись и отправились на прогулку, предупрежденные Сторти не ездить в близлежащие поселения.

Ула оказалась лихой наездницей — как и всех отпрысков знатных фамилий, ее с детства обучили верховой езде. Они основательно познакомились с окрестностями, не встретив ни души, и лишь издалека понаблюдали за отдельными домиками, рассеянными на горных склонах. Возвращаясь другим маршрутом, молодые люди обнаружили в нескольких километрах от дома водопад и долго любовались красочным зрелищем. Падая с отвесного утеса по обе стороны от основного каскада, струйки воды за столетия проложили в известняковом грунте желобки и скатывались теперь по ним, как по сосудам, специально для того изготовленным. Им не надо было выбирать себе путь, сталкиваться в борьбе за место с соседями и, не сумев отстоять его, взмывать в воздух и разлетаться брызгами.

— Тебе не кажется, Ром, что мы похожи на этих уютно устроившихся, покорных одиночек? Проложили им дорожку, и теките себе на здоровье, ни о чем не заботясь.

— Я сам думаю о том же. Не выходят из головы родители, Гель. А Сторти, что он будет делать без гроша в кармане? Но ты не бойся, мы в долгу не останемся. Лишь бы нам дали пожениться и стать на ноги.

Вернувшись, они нашли Сторти на кухне, наставлявшего робота по кулинарной части. Сунув им бутерброды, он велел не появляться в доме до вечера. Они охотно подчинились, занявшись чисткой лошадей, испытанием грузовика и другими хозяйскими заботами. Отыскав в сарае лопату, Ром начал взрыхлять землю, рассчитывая раздобыть семян и разбить огород. Рубашка на спине взмокла, мышцы заныли от непривычной работы, но он не сдавался, пока не обработал весь намеченный участок.

— А знаешь, — сказал он Уле, которая пришла звать его искупаться в ручье, — гермеситы много потеряли, доверив все механизмам. Пусть урожая мне большого не собрать, зато каждый выращенный здесь огурец будет для меня дороже золота.

Кликнув их домой, Сторти повел пару в спальню, отворил платяной шкаф и, указав на висевшие там вещи, велел одеваться. Ула ахнула, увидев роскошное белое платье. Рому предназначался строгий черный костюм.

— В чем дело? — спросил он.

— Торжественный ужин, — лаконично ответил наставник и удалился.

Сторти был поразительно неразговорчив, словно выполнял какую-то ответственную миссию и не мог отвлекаться на всякие пустяки.

Пока они одевались, раздался шум мотора, к дому подъехала машина. Ула с тревогой выглянула в окно, но, увидев, что Сторти мирно беседует с каким-то незнакомым человеком в сутане, успокоилась.

— Какая же ты у меня красавица! — восхитился Ром, когда Ула закончила свой туалет.

В приподнятом настроении они спустились в гостиную. Здесь был накрыт праздничный стол, в центре которого возвышался пирог, обставленный свечами. Сторти, также принарядившийся, представил им своего «старого друга» патера Домини и сказал:

— Приступайте, святой отец.

— К чему? — удивился Ром.

— К венчанию, понятно, не к похоронам.

День чудес продолжался. Преподнесенный им очередной сюрприз необычайно взволновал молодых людей и в то же время поверг их в смущение.

— Но мы не готовы к этому, — пролепетал Ром.

— То есть как не готовы? Клялся в любви, а теперь в кусты? Тогда я сам на ней женюсь. Пойдешь за меня, Ула?

— Дайте им прийти в себя, — вмешался священник, и они со Сторти отошли в сторонку.

— Ты помнишь, Ула, что говорил нам Дезар? А теперь церковный обряд… Я, право, не знаю…

— Глупый, какое это имеет значение! Главное, наш союз будет освящен религией.

— Да, но по какому канону? Ведь у каждого клана своя церемония. Придравшись к этому, могут объявить брак недействительным.

Ула надула губы.

— Ну, знаешь, не хватает, чтобы невеста уговаривала жениха! Я принимаю предложение Сторти.

Ром подошел к священнику.

— Скажите, ваше преподобие, к какому клану вы принадлежите?

— Я агр.

— А по какому обряду вы нас хотите обвенчать?

— Не тревожьтесь, сын мой, я обо всем подумал. Мы произнесем формулы обоих ваших кланов, так что никто не сможет оспорить законности брака.

— Извините, вам лично это не грозит осложнениями?

— Вероятно, но я не боюсь, иначе меня бы здесь не было.

Еще одна жертва ради их счастья!

— За все заплатишь потом, — шепнул Рому на ухо наставник. — Поп не пропадет, у него денег куры не клюют, он еще меня прокормит.

Они расположились в установленном порядке, причем Сторти пришлось быть свидетелем с обеих сторон.

— Ула Капулетти, — спросил священник, — готова ли ты по закону бога матов — Числа взять в мужья Рома Монтекки и сохранять ему верность до самой смерти?

— Да.

— Ром Монтекки, готов ли ты по закону бога матов — Числа взять в жены Улу Капулетти и хранить ей верность до самой смерти?

— Да.

— Ула Капулетти, готова ли ты по закону бога агров — Колоса взять в мужья Рома Монтекки и хранить ему верность до самой смерти?

— Да.

— Ром Монтекки, готов ли ты по закону бога агров — Колоса взять Улу Капулетти в жены и хранить ей верность до самой смерти?

— Да.

— Именем и волею единого бога гермеситов — Разума, — торжественно провозгласил патер, — объявляю вас мужем и женой. — Он дал им расписаться в заранее заготовленном брачном свидетельстве. — А теперь обменяйтесь обручальными кольцами, поцелуйте друг друга и будьте счастливы, дети мои.

Кольца! Где их взять? Новобрачных кинуло в дрожь, у них мелькнуло предчувствие, что эта немаловажная деталь станет дурным предзнаменованием для их союза.

Сторти, ухмыльнувшись, полез в карман и извлек оттуда два кольца. Протягивая одно из них Рому, он шепнул ему на ухо:

— Все приходится делать за тебя, паршивец. Может быть, взять на себя и первую брачную ночь?

Сбылась мечта Рома и Улы, они стали мужем и женой, и отныне никто не вправе был их разлучить. Только смерть.