"Солнце взойдёт" - читать интересную книгу автора (Холт Том)

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Частью обязанностей Штата были более или менее регулярные инспекции некоторых удаленных департаментов, не имевших собственной внутренней системы контроля. Это занятие редко доставляло ему удовольствие, а департамент Жалоб был, наверное, наименее любимым из всех.

Доступ к Жалобам, само собой, открыт для всех и всего, что населяет вселенную, независимо от вида, метафизического статуса и темпоральной ориентации; однако в интересах удобства и эффективности административной работы, департамент сохраняет за собой право рассматривать только жалобы, поданные в соответствии с предписанной формой.

Предписанная же форма — это Форма С-301, буклет на пятнадцати страницах кованого золота, двенадцати миль в длину и пяти миль в ширину. Будучи заполненной, форма должна подаваться в трех экземплярах, причем первая копия должна быть заверена у апостола, святого (исключая меньших кельтских святых), архангела, бодхисаттвы, даосского патриарха, дэмона не ниже 5-й ступени, Избирателя Священной Римской Империи или другой личности, занимающей подобное же место в обществе.

— Эй! — позвал Штат, всем телом наваливаясь на дверь и тяжело вздыхая. — Есть здесь кто-нибудь?

Дверь подалась, и Штат, потеряв равновесие, ввалился в темное помещение. Он порылся по карманам куртки, вытащил фонарик и включил его. В этом месте он всегда чувствовал себя неуютно.

— Я здесь, — произнес голос, что не очень-то ему помогло.

— Где — здесь?

— Что значит «где»? Здесь.

Штат нахмурился: голос явно исходил из его собственной головы.

— Послушайте, — сказал он, — я, кажется, уже предупреждал вас насчет этого.

Раздался приглушенный шлепок, и возле него появился Гангер.

— Я знаю, — произнес он, — и прошу прощения. Мне просто пришлось, так сказать, немного проехать зайцем, чтобы миновать охрану.

— Понимаю, — кивнул Штат. — И что же оказалось столь существенным, что не могло подождать, пока… — слова испарились с его губ как дождь с раскаленной плиты, когда луч его фонарика коснулся чего-то огромного и сияющего в дальнем углу помещения. Одна часть его мозга — это была та часть, куда большинство его мыслей отказывалось заходить иначе, чем парами и при свете дня — сказала: «Я знаю, что это такое». Другая часть сделала вид, что не расслышала.

— Конечно, — сказал Гангер, — это действительно немного неожиданно. Однако все когда-нибудь случается в первый раз.

Штат замер на месте, повернулся и посмотрел на него.

— Не хотите ли вы сказать, — медленно произнес он, — что кто-то и впрямь…

— Подал жалобу, ну да, — кивнул Гангер. — К счастью, — добавил он, — она недействительна.

Луч фонарика вспыхнул на, казалось, совершенно бесконечном золотом пространстве; фотоны прыгали, и прыгали, и прыгали, отскакивая от поверхности.

— Недействительна?

— Нет.

— Почему?

— Не знаю, как по-вашему, — ответил Гангер, — но лично я не думаю, что полковник Гадаффи входит в категорию лиц, чья подпись делает действительным подобный документ. Впрочем, если не считать этого, здесь все в порядке и соответствует Хойлю.

Штат поскреб подбородок.

— Вообще-то это спорный вопрос, — произнес он. — Но в любом случае мы можем оставить это ребятам из Права. От кого жалоба?

— Вот это-то и есть самое странное, — ответил Гангер, бесцельно теребя цепочку для ключей. — По-видимому, никто никогда не слышал о нем. Пойдемте, посмотрим, не зазвенит ли у вас звоночек при виде этого имени.

Воспользовавшись нашедшейся в пристройке турботележкой для гольфа, они совершили целое путешествие, пересекая Форму С-301. В конце концов, пережив ряд приключений (они сбились с пути, свернув не в ту сторону в конце параграфа 658 (с) (iv), а затем, на откосах рельефной печати, у них кончился бензин), они прибыли на место. Гангер поставил тележку на ручной тормоз и положил свой секстант в отделение для перчаток.

— Приехали, — сказал он. — Взгляните.

Штат передвинул ногу и увидел непосредственно под собой слова «Джереми Ллойд-Перкинс», неглубоко вдавленные в мягкий металл.

— Кто это?

— Чтоб я знал, — ответил Гангер. — Я хотел попытаться найти его по компьютеру, но, разумеется, треклятый ящик опять завис. Моя секретарша в данный момент роется по картотекам.

Штат опустился на колени и провел пальцем по бороздкам в металле.

— И на что же он жалуется? — спросил он.

— Именно это, как мне показалось, вы обязательно должны увидеть, — ответил Гангер. — Пойдемте, здесь недалеко.

У составителя Формы С-301 было такое множество вопросов, на первый взгляд не относящихся к делу, но, разумеется, продиктованных насущнейшей необходимостью, что пространство, отведенное формой для текста самой жалобы, имело размеры восемьдесят на двадцать миллиметров. Мистер Ллойд-Перкинс, однако, был наделен от природы мелким почерком. Гангер достал лупу и держал фонарик, пока Штат рассматривал крохотные буковки.

— Гм, — произнес наконец Штат.

— Вот именно, — подтвердил Гангер. — Выглядит не очень-то приятно, правда?

Штат поднялся на ноги и смахнул с коленей золотую пыль.

— Мне все же кажется, что в этом не было ее вины, — сказал он. — Вы знаете не хуже меня, что за бардак царит у них в управлении. Мы же и послали ее туда частично по этой причине.

— Конечно, — ответил Гангер. — Но ведь это не самое главное, не так ли?

— Не самое?

Гангер покачал головой, достал из кармана куртки складную трость-табурет, проткнул острием тонкую золотую мембрану и сел.

— Разумеется, нет, — ответил он. — Ну подумайте сами. Вот у нас есть смертный, о котором никто никогда не слышал, так? Из того, что он здесь говорит о себе, я заключаю, что он подписывается на «Оракул», ради финансовых сводок. Другими словами, он располагает душой, оборудованной «телетекстом», но если не считать этого, он скорее всего обычный краткосрочник. Пока все ясно?

Штат кивнул.

— Так вот, — продолжал Гангер, предлагая своему коллеге пластинку жевательной резинки, — вряд ли вы предполагаете хотя бы на минуту, что его положение позволяет ему знать о процедуре подачи жалобы. А даже если и так, никто не убедит меня, что человек, живущий в доме с четырьмя спальнями в пригороде Кардиффа, может себе позволить потратить такое количество золота только для того, чтобы пожаловаться на доставленное не по адресу сообщение. Нет, его кто-то подбил на это.

Штат поднял на него взгляд.

— Один из нас, вы хотите сказать?

— Кто-то из Службы, несомненно, — ответил Гангер.

— С тем чтобы подкопаться под вас и меня, вы полагаете?

Гангер кивнул.

— Умный ход. Кто бы это ни был, он понимал, что должно будет проводиться расследование, и даже если ее оправдают, это все равно вынесет наружу тот факт, что она смертная, нанятая без резолюции совета. Тонко, а?

Штат кивнул, медленно и методично перемалывая челюстями жевательную резинку.

— Не сказал бы, что меня это очень радует, — произнес он.

— Меня тоже.

— Мне кажется, — продолжал Штат, хмуря брови, — что нас считают полными простофилями, и полагаю, мы не должны с этим мириться. — Он покачал головой. — Нет, — продолжал он, — так не пойдет. У вас есть какие-нибудь мысли насчет того, кто…

— Боюсь, что нет, — ответил Гангер, вставая и складывая свою трость. — Я, разумеется, веду осторожные расспросы, но такие вещи требуют времени. Боюсь, все, что мы можем сейчас, — это оставаться настороже, ждать и смотреть.

Штат кивнул.

— Полагаю, — сказал он, — что рано или поздно этот человек, кем бы он ни был, захочет узнать, почему ничего не было сделано в ответ на жалобу. Не думаю, что он знает, что она недействительна.

— Может быть, и нет, — ответил Гангер. — Это, конечно, могло быть задумано и как предупреждение, но по-моему, вряд ли. Для этого оно немного слишком… э-э… монументально.

— Да, видывал я и более тонкие намеки, — согласился Штат, обводя лучом фонарика расстилающуюся вокруг золотую равнину. — Ну что ж, спасибо, что дали мне знать.

— Всегда пожалуйста, — произнес Гангер, широко улыбнувшись. — Да, кстати, — сказал он. — Полагаю, мне лучше убрать все это. Ну, знаете — микрофильмировать.

— Да, хорошо, — кивнул Штат. — А… э-э… что станется с оригиналом? Жесткой копией, так сказать?

Гангер пожал плечами.

— Право, не знаю, — произнес он с несколько преувеличенной небрежностью. — В мусор, полагаю, или куда-нибудь на склад. Не стоит загромождать рабочие помещения кучами ненужных старых форм, не правда ли?

На пути к выходу им попалась навстречу колонна грузовиков в три мили длиной, на них ехали солдаты, вооруженные топорами, лопатами и прочим тяжелым инструментом. Когда головной джип поравнялся с ними, водитель поднял руку и весело помахал Гангеру.

— Ваш приятель? — спросил Штат.

— Первый раз в жизни вижу, — ответил Гангер. — Держитесь на связи.

— Эй!

— А?

— Я здесь!

— Ох!

Бьорн встал, переступил через бесчувственное тело охранника и быстро пробежал небольшой клочок открытого пространства между караулкой и воротами ангара.

С тех пор как он был здесь в последний раз, прошло уже много времени, но все же он был несколько ошеломлен всей этой охраной. Законы департаментской энтропии диктуют, что охраны со временем должно становиться меньше, а не больше, а та, что еще остается, не должна работать. Даже в его времена ангар был защищен от любопытства посторонних деревянными воротами, закрывавшимися на проволочную петлю, накинутую на гвоздь, и картонным силуэтом эрдельтерьера в натуральную величину, выставленным против света. О настоящих охранниках с винтовками и в стальных касках (он энергично потер ребро ладони, восстанавливая кровообращение) не могло быть и речи. Все складывалось одно к одному, подтверждая его предположение, что здесь что-то нечисто. Укрывшись в тени проема ворот и удостоверившись, что путь свободен, он выудил из кармана свой складной нож.

Пилка для ногтей; не то. Штопор; не то. Пинцет; не то. Приспособление для вытаскивания камней из копыт импал;[21] не то. Ага, вот оно: фомка.

Он вытащил необходимое лезвие, просунул его между дверью и щеколдой замка и сильно дернул. Лезвие сломалось.

Потрясенный, Бьорн поднялся с земли и уставился на замок. Конечно, в большинстве случаев не стоит полагаться на металлургические достоинства Замбийского Государственного Арсенала, если речь идет о чем-то требующем большего усилия, чем вскрывание письма — причем желательно, чтобы это была авиапочта, — но тем не менее. Этот замок был собственностью Департамента. Исходя из Бьорнова опыта, комар, чихнувший за милю отсюда, должен был оставить его висеть на собственной дужке, как похмельная летучая мышь.

Поток его мыслей был смыт волной звука, напоминающего звуки Милана в час пик, проигранные на полной громкости на стереосистеме «долби», и он инстинктивно присел. «Это уже серьезно», — сказал он себе, закрывая руками уши. Сигнализация. Работающая сигнализация. Здесь что-то определенно происходило.

Бьорн презрительно рыгнул, вытащил из-за спины свой топор, отступил на два шага и выдал замку все, что причиталось.

— Ух! — произнес голос сзади; затем последовал звук падения тела. Бьорн обернулся. У его ног лежал тяжеловооруженный пехотинец, на его стальной каске зияла вмятина, в которой можно было складировать постельное белье; рядом на земле лежала головка Бьорнова топора. Замок по-прежнему висел на воротах. Бьорн нахмурился, и хмурился до тех пор, пока его лоб не начал напоминать колено не по моде широких вельветовых штанов. Это был не обычный департаментский замок, из тех замков, что тебе дают задаром на автозаправке, когда ты останавливаешься спросить дорогу на М-34 и ничего не покупаешь; это был замок.

— Ну ладно, братишка. — Бьорн почувствовал нечто холодное и твердое у себя между лопатками. — Поднимай руки, и без глупостей.

Он тяжело вздохнул, повернулся, поднял пехотинца за лацканы, отнес его к ближайшему мусорному баку и, засунув его туда, с грохотом захлопнул крышку. Некоторые вещи, с облегчением заметил он, все же не изменились. Может быть, у них на воротах и висят новенькие блестящие замки из молибденовой стали, но люди, которые кончают тем, что идут работать в Безопасность, — это по-прежнему те самые, каких вышвыривают из Землетрясений, поскольку они не догоняют до нужного балла, интеллектуально выражаясь.

— В следующий раз, — проговорил он не совсем недружелюбно, — попробуй держать винтовку так, чтобы тот конец, в котором дырка, смотрел в направлении от тебя.

Он пнул напоследок ворота ангара, непроизвольно взвыл и захромал прочь, в темноту.

— Здесь, — прокричала Джейн сквозь рев мотора и показала рукой. Пилот озабоченно кивнул.

— Мне все-таки кажется… — крикнул он ей.

— Простите?

— Я говорю, мне все-таки…

— Что?

Пилот насупился. Он знал, что она слышит его, и он был уверен, что она знает, что он это знает. Но даже ради спасения своей жизни он не мог бы придумать способа доказать, что она знает, что он знает, что она это знает. Он махнул рукой, решив, что будет просто вести самолет.

— Здесь, — орала Джейн ему в ухо, — вот у этого большого озера, видите? Хорошо. Снижайтесь.

«Это неправильно, — сказал себе пилот. — У нас будут неприятности. У меня будут неприятности. Я действительно не должен делать это».

— Так держать, — крикнула Джейн. — Сейчас я буду выпускать ракеты!

«Весь вопрос в том, что дозволено, а что нет, — тянулся караван мыслей пилота, неспешно, как и все караваны (верблюды хромают и жалуются на низкую оплату труда, а погонщики то и дело заворачивают в караван-сараи, чтобы выпить с хозяином), поскольку если бы у пилота было достаточно мозгов, чтобы хоть наполовину наполнить колпачок авторучки, он по-прежнему летел бы сейчас на шести тысячах футов с намертво отключенным интеркомом, — и это, несомненно, относится к тому, что не дозволено». Он попытался еще раз донести свою озабоченность до пассажирки.

— Вы совершенно уверены, что хотите, чтобы я…

— Простите?

Пилот вполголоса выругался и налег на джойстик. Он знал, что пожалеет об этом.

Кронпринц Константин Анхальт-Бернберг-Шверинский, наслаждаясь бокалом прохладительного напитка возле бассейна, внезапно заметил, что в плюшевой голубой воде отражается что-то весьма необычное. Он приподнялся на лежанке и посмотрел в небо поверх оправы своих солнечных очков «порше».

— Карл, — позвал он.

— Высочество? — его лакей, как всегда безупречный в своем парадном мундире шталмейстера второго разряда, со скрещенными тутовыми листьями и пряжкой, материализовался позади него. Принц заметил, что он пытался — очень усиленно, но тщетно — не хихикать.

— Карл, — продолжал кронпринц, слегка прикасаясь пальцем к сабельному шраму на своей левой щеке, — в небе присутствует нечто не совсем обычное. Видите ли вы это тоже?

— Jawohl,[22] Высочество, — ответил лакей. — Я вижу это тоже.

— Sehr gut,[23] — сказал кронпринц. Если ты называешь себя принцем крови, происшедшим через пятьдесят девять ненарушенных поколений от Шарлеманя, у тебя должно быть достаточно sang-froid,[24] чтобы держать шампанское охлажденным даже в огненную бурю. — На минуту подумал я, что изменяют мне мои глаза. — Он надвинул солнечные очки обратно на нос, прибавив: — Я не нуждаюсь в вас больше, — и вернулся к своему лыжному каталогу.

Лакей щелкнул каблуками, беззвучно удалился в заросли тутовых кустов и повалился на землю в приступе не до конца приглушенного хохота, в то время как у него над головой ветер принялся за непростую работу по разрыванию в клочья и развеиванию по небу искусного сплетения самолетных следов, складывавшихся в слова:

Сами небеса заранее провозглашают смерть принцев, а также их рождения и свадьбы, их официальные помолвки, даты их наиболее ответственных пикников и все прочие ошеломляюще интересные новости, которые мы находим под рубрикой «Дворцовые новости» в газетах с непривычно большими страницами.

Особы королевской крови отличаются от нас с вами. Они не впадают в панику. Они не начинают бегать взад и вперед, как безголовые цыплята, лишь потому, что небеса послали им предуведомление о скорой кончине. Вот, например: последней мыслью, мелькнувшей в голове кронпринца примерно за одну семьдесят пятую секунды до того, как взорвалась бомба, спрятанная в четырехфутовом надувном резиновом лебеде, качавшемся на поверхности бассейна, было: «Интересно, как им удалось поставить черточку над „и“ кратким?»

— Фактически, — продолжала Джейн, — я не вижу причин, почему бы нам не делать то же самое, минуя персонал.

Генерал-Мастер Сновидений пожевал усы, выжевал из них какой-то комок и проглотил его.

— Не видите, — произнес он.

— Не вижу, — Джейн без приглашения присела на краешек стола и полезла в сумочку за блокнотом. — Я тут немного подумала над этим, произвела некоторые предварительные подсчеты, и все такое, и право же…

Лишь немногие люди могут произнести многоточие так, чтобы оно действительно прозвучало многоточием, и Джейн была из таких людей. Генерал-Мастер Сновидений взял со стола массивный штемпель с надписью «ХРУПКОЕ» (очевидно, применявшийся для сновидений идеалистов) и начал отдирать резину от деревянной основы.

— Прежде всего, — продолжала Джейн, — что касается всей этой персональной доставки вручную. Это изжило себя. То есть это настолько неэффективно, что просто нет слов. Просто средневековье какое-то! Насколько я поняла, у вас работает такой парень, которому приходится раз в год надевать красный купальный халат и доставлять подарки каждому ребенку во всем мире! Вы хотя бы представляете себе, во что вам это обходится?

— Вам не кажется, — произнес Мастер Сновидений таким голосом, какого можно ожидать от вулкана, страдающего желудком, — что это является необходимым условием действительно персонального обслуживания?

— Не кажется. Еще одна вещь, с которой необходимо разобраться, это сортировка сновидений перед рассылкой. Вам необходимо осознать тот факт, что мы здесь имеем дело с посланиями, а не с облигациями государственного займа. Правильно?

— И что же, — прохрипел Мастер Сновидений, — вы можете предложить?

— Компьютеризация, — живо ответила Джейн, — и штрих-коды. Это очень просто, когда вы научитесь с ними управляться.

— Вы хотите сказать, что в будущем у всех людей во снах будут полосатые узорчики в нижнем правом углу, так, что ли?

— Вы можете замаскировать их под перила, — предложила Джейн. Или стоящую зебру, или что-нибудь в этом роде. Все, что от вас требуется, — это немного воображения.

— Вы забыли сообщить мне, — заметил Мастер Сновидений, — как мы собираемся доставлять сновидения без посланников.

— Разве забыла? — улыбнулась Джейн. — По факсу, разумеется. Непосредственная мгновенная пересылка, от мозга к мозгу. Включая и часы пик. Это будет дешевле, а также значительно быстрее и конфиденциальнее.

— Понимаю. — Мастер Сновидений наклонился вперед с видом человека, выкладывающего главный козырь. — А как быть со знамениями? — торжествующе спросил он.

— Прошу прощения?

— Со знамениями, — повторил Мастер Сновидений. — Кровавые дожди с небес. Радужные войска, сражающиеся в облаках. Нашествия жаб.

Джейн покачала головой.

— Им просто придется уйти в прошлое, — сказала она. — Я имею в виду — в качестве информационной технологии жабы отжили свой век. А также нашествия чего бы то ни было и все остальное. — Она помолчала, рассматривая обломанный ноготь, а затем продолжала: — Вы должны идти навстречу изменяющимся запросам потребителя. В наши дни, если вы устроите какое-нибудь нашествие, люди не станут бежать к ближайшему ясновидцу. Они будут слишком заняты организацией рок-концертов в пользу защиты окружающей среды. — Она сделала выразительный жест. — Все сводится к вопросам себестоимости. Ко времени и действию, если хотите. Времени, которое не должно быть потеряно; действию, которое не должно пропасть втуне.

— Да неужели.

— Как бы то ни было, — произнесла Джейн, вставая, — это все будет в моем отчете. Надеюсь, вы получите свой экземпляр в должном порядке.

Мастер Сновидений тоже поднялся с места и внезапно хлопнул обеими ладонями по столу перед собой.

— Да кем вы себя считаете, в конце-то концов? — вскричал он.

— Очень просто. — Джейн посмотрела на него долгим тяжелым взглядом. — Я смертная. Или, если хотите взглянуть на это с другой стороны, я одна из треклятых бедолаг-получателей. Конечных пользователей. Тех незадачливых душ, которым приходится пользоваться услугами, которые поставляют нам все ваши растреклятые департаменты. Из тех, кто в игре, другими словами.

Мастер Сновидений усмехнулся.

— Вот именно, — произнес он.

Джейн снова села, слегка склонила голову набок и испытующе подняла бровь.

— Продолжайте, прошу вас, — сказала она.

— Подумайте сами, — ответил Мастер Сновидений. — Вот у нас смертные, — он взял со стола степлер, перенес его на шесть дюймов влево и со стуком опустил на столешницу. — И вот мы. — Он поднял свою кофейную кружку и аккуратно водрузил ее поверх кипы расписок и накладных. — Понимаете?

— Нет.

— Тогда я объясню. У смертных все просто. Они рождаются, потом прохлаждаются какое-то время, занимаясь ерундой, и умирают. Нам же здесь приходится работать. Смертные… — он смахнул степлер со стола в мусорную корзину. — У нас все по-другому. Мы здесь навсегда. — Он приподнял кофейную кружку с прилипшим к донышку листком бумаги и вновь поставил ее. — Вам придется осознать тот факт, что вы собираетесь работать здесь.

— Еще одна вещь, которую необходимо исправить в этом департаменте, — заметила Джейн после долгого молчания, — это достойное сожаления разбазаривание исправного офисного оборудования. — Она вытащила степлер из корзины, аккуратно сдула с него пыль и положила обратно на стол. — Я понимаю так, что вы не возымели сочувствия к моим предложениям?

— Можете сказать так.

Джейн вздохнула.

— И вы не считаете, что кто-нибудь еще отнесется к ним с пониманием?

Мастер Сновидений кивнул.

— Позвольте сказать вам два слова в качестве совета, — произнес он. — Попробуйте вбить себе в голову, что усовершенствования далеко не всегда означают что-то хорошее. Фактически, — с нажимом добавил он, — как раз наоборот. Помните это, и вы не ошибетесь слишком намного.

— Благодарю вас.

— Я еще не закончил, — продолжал Мастер Сновидений. — Когда-то давным-давно, много лет назад, у нас здесь была такая же яркая искра вроде вас. Как это ни странно, он начинал как раз в этом департаменте. Он думал, что все здесь нуждается в хорошей встряске, полагал, что все мы слишком погрязли в своем образе мышления и основательное упрощение принесет нам все блага в мире. Избавиться от предубеждений, отбросить старые ограничения, вновь начать все со старта и все в таком роде. — Он вздохнул. — Все это звучало так хорошо, что мы решили попробовать, хотя бы на некоторое время. Это было самой большой ошибкой, какую мы когда-либо совершали.

— Неужели?

— Уверяю вас. — Мастер Сновидений откинулся назад в своем кресле и заложил руки за голову. — Идея состояла в том, чтобы заново создать совершенно новый уровень штатного персонала, который взял бы на себя управление миром, смотрел бы за ним, исправлял неполадки, следил, чтобы все содержалось в чистоте и порядке и работало исправно. И мы сделали это. Мы набрали их, обучили и передали им все дела. Мы назвали их, — добавил Мастер Сновидений, словно бы между прочим, — человеческой расой.

— Ох.

— Да-с, — отрезал Мастер Сновидений. — То-то, что «ох». Чертовски глупая была идея, вы не находите? А вы знаете, что случилось с тем самородком, которые ее выдвинул?

Чувствуя себя так, словно она была простодушной дурочкой, одолжившей свои часы бродячему фокуснику, Джейн покачала головой.

— Нет.

Ухмылка, подобно лихорадочному рассвету, разлилась по лицу Мастера Сновидений.

— Его выслали почтой, — произнес он.

— Почтой?

Мастер Сновидений поднял свой штемпель для хрупких сновидений, прижал его к чернильной подушечке и обрушил на крышку стола с такой силой, что он разлетелся на две половины.

— Да, — сказал он. — Почтой.

Джейн немного подумала над этим.

— А разве это не вызвало затруднений? — спросила она.

— Абсолютно, — ответил Мастер Сновидений. — После того как запихнули в конверт его голову, все остальное вроде как последовало.