"Затерянный храм" - читать интересную книгу автора (Харпер Том)

Глава двадцать девятая

Этой ночью никто не спал. Грант и Джексон по очереди несли караул в коридоре, отбивая атаки сонливости бесконечными сигаретами и чашками кофе. Риду никакие стимуляторы не требовались. Каждый час они стучали в дверь, чтобы спросить, не нужно ли ему чего-нибудь, и всякий раз он взмахом руки отсылал их прочь. Согнувшись над своим столом в круге света, в халате поверх одежды, профессор что-то яростно писал, напомнив Гранту старую детскую сказку про карлика Румпельштильцхена, который трудится всю ночь, чтобы из бумаги и глины добыть золото.

Грант, даже когда не нес вахту, уснуть не мог. Он лежал в своей постели, и его трясло от кофеина, никотина и усталости. Он пытался не думать о Марине, а когда это не получалось, старался перебить свои мысли счастливыми воспоминаниями. Это тоже не помогало. В три часа ночи, сменившись со второй вахты, он вышел на крышу и встал на террасе, вдыхая окружающую ночь. Отель находился в районе Султанахмет, в сердце старого города. Справа был виден кончик обелиска на древнем ипподроме, далее друг на друга наползали купола Синей мечети и шпиль собора Святой Софии. Наверное, впервые в жизни Грант ощутил красоту истории.

Когда он вернулся вниз, коридор оказался пуст, а дверь к Риду открыта. Грант побежал было, но замедлил шаг, услышав в комнате знакомые голоса. Рид был у себя, он сидел развалясь в кресле, а Джексон глядел через его плечо на что-то, лежащее на столе. Джексон поднял голову:

— Он справился.

Рид, конечно, устал, но все равно выглядел потрясенным, как человек, который заглянул за занавес в каком-нибудь священном храме и не до конца осознал, что он там увидел.

— Шутка Джексона оказалась более чем буквально верной. Язык линейного письма Б — греческий. Очень примитивный, архаичный, но узнаваемый.

— Мне показалось, вы говорили, что греческий предлагали чуть ли не с самого начала.

— Да. Но тогда это были только догадки — предлагали ключ, когда самого замка еще не было. Все равно что смотреть на радиоперехват сообщения, зашифрованного на «Энигме», не зная, откуда оно пришло, и утверждать, что оно может быть на немецком. Все это очень хорошо, но ничего не значит, пока не разгадаешь код, не узнаешь грамматику и синтаксис и способ, каким представлен язык. Вам придется все выстроить заново — с самого низа до самого верха, и только тогда сравнения с другими языками могут помочь. В нашем случае нам с вами несказанно повезло. Это мог бы оказаться совершенно новый язык или такой, который связан со знакомыми нам языками очень отдаленно. А вышло, что это один из самых изучаемых языков в нашем мире.

— Вы проделали огромную работу, — ласково произнес Джексон. — Но что же вы все-таки узнали?

Рид почесал висок:

— В это едва можно поверить. Мы все считали, что микенская культура существовала раньше греческой и исчезла до того, как появились греки. Теперь оказывается, что они существовали в одно время. Получается, что исторические труды придется переписать.

— К черту исторические труды, что же написано на табличке?

— А, да. — Рид вручил ему листок бумаги. — Предстоит еще много работы, некоторые конструкции трудно разобрать, и есть несколько символов, которые я пока определил только примерно. Но суть вы понять сможете.

Джексон и Грант склонились к бумаге.

— Представляете, мы, наверное, первые люди, которые за прошедшие три тысячи лет читают на этом языке.

Следующие две строчки нечитаемы из-за того, что табличка была разломлена. Можно допустить, что они описывают смерть Героя (Ахилла?) и то, что произошло с его доспехами. — А. Р.

— Значит, нам осталось выяснить, какую реку они пересекли, а потом найти ближайшую гору.

— Реки упоминаются в большинстве источников, которые повествуют о Белом острове, — припомнил Грант. — Но невозможно понять, какую реку они имеют в виду. Днепр, Днестр, Дунай…

— Может быть, они все ошибаются. Не забудьте — скорее всего, место находится неподалеку от Керченского пролива и Азовского моря.

Джексон пришел в недоумение:

— Я что-то пропустил?

— Я объясню, — ответил Рид. — Кстати, нельзя ли достать здесь карту?

— Есть лоция Черного моря, которой мы пользовались, когда летели на Змеиный остров. Она у меня в комнате.

Грант принес книгу, к которой прилагалась карта, сложенная под задней обложкой. Он расстелил карту на кровати и принялся ее рассматривать. Линии плыли и сливались друг с другом перед его усталыми глазами, но один факт он не мог не заметить.

— Здесь нет никаких островов. И реки тоже нет.

— Должна быть, — упрямо ответил Рид. — Все тексты сходятся на одном — рядом с Белым островом есть река. Главное — нужно пересечь Океан, чтобы добраться до того мира, который лежит за ним.

— Я считал, что они путешествовали по морю, — возразил Грант. — Нельзя же пересечь реку, идя по морю. Реку пересекают, когда двигаются по суше — с одного берега на другой. Может быть, они проплыли мимо устья реки? Но тут нет никакой… Что?

Он замолчал, когда заметил, что Рид смотрит на него не со своим обычным нетерпением, но с неприкрытым восторгом.

— Вот оно.

— Что?

— Попробуйте посмотреть на мир глазами Одиссея. — Рид заговорил, позабыв и про свой возраст, и про усталость. — С поля битвы у Трои вы везете свой драгоценный груз через Дарданеллы и Босфор в Черное море. Вы идете вдоль берега — в те времена никто не рисковал переходить через открытое море, но даже такой маршрут полон опасностей. На ваши корабли нападают каннибалы, вас треплют штормы. Вы, как Марлоу^[62] в «Сердце тьмы», — на краю света, где-то в белом пятне в самом углу карты. Вы проходите земли киммерийцев, и вот, как раз там, где вы и ожидаете, вы приходите к устью реки. Не простой реки — великой реки шириной девять миль, и, пересекая ее, вы не видите ее начала. Океан.

Грант начал понимать.

— Это пролив.

— Течение из Азовского моря в Черное могло представляться широкой могучей рекой. И путешественники увидели то, что и ожидали. И пересекли реку. — Рид постучал по карте к востоку от пролива. — И тут, на дальнем берегу мира, они и нашли Белый остров. Он должен быть здесь.

— Должен быть? — переспросил Джексон. — Три дня назад это не мог не быть Змеиный остров. Пока мы выясняли, что ошиблись, нам чуть не выдали билет в один конец на поезд, идущий по Транссибирской магистрали.

— Тогда мы основывались на неверных текстах. Филострат — другое дело, ведь он же был жрецом Гефеста на Лемносе. И его тексты не противоречат Гомеру.

— Еще бы, — вставил Джексон. — У него небось Гомер на столе лежал, когда он писал свою книжку.

— Идея «Героикуса» в том, что это сознательная попытка «исправить» Гомера. Филострат не соглашается с ним, если только не вынужден это делать, потому что это подрывает цель его книги. Наверное, он что-то знал, если написал именно так.

— Может быть, он знал не все, — заметил Грант. — Но это не меняет того факта, что у берегов к востоку от Керченского пролива нет ни одного острова.

Рид молчал.

— А сам пролив? — Джексон махнул рукой туда, где два рукава суши на карте сходились, чтобы образовать пролив. Западный берег казался сплошным, тогда как восточный был словно побит молью — столько было озер и заливов, что воды там, казалось, больше, чем суши. — Весь этот район напоминает цепь заиленных островов.

— Судя по этой карте, они низкие и заболоченные, — произнес Грант, глядя в лоцию. — А в табличке говорится о горе.

— И еще там говорится, что они проплыли мимо реки. Если бы этот мыс был разбит на острова, это были бы, пожалуй, острова в самом Океане, то есть в проливе. Надо искать дальше на востоке.

— Там нет никаких островов, — повторил Грант.

— Может быть, это не остров.

Они оба посмотрели на Рида так, словно он сошел с ума. Представить это было не трудно — волосы у профессора были всклокочены, глаза горели.

Джексон заговорил очень медленно:

— Значит, вы хотите сказать, что после всего, что было, Белый остров — это и не остров вовсе?

Рид был достаточно хорошо воспитан, чтобы изобразить смущение, хотя Гранту было понятно — это маска, надета она бессознательно, а разум профессора занят совсем другими мыслями. Рид полистал свою тетрадь.

— Вот. Помните «Хрестоматию» в Афинах?

— Потерянная поэма. Продолжение рассказов Гомера.

— Ну да, пересказ Прокла. После смерти Ахилла «они кладут тело Ахилла, и его мать, морская нимфа Фетида, приходит оплакать его. Потом она забирает его тело с погребального костра и увозит его на Белый остров».

— Ну это же не противоречит самой идее существования острова, а?

Рид пропустил его слова мимо ушей.

— Греческие слова, который использует Прокл, говоря о Белом острове, — #923;#949;#965;#954;#951;#957; #957;#951;#963;#959;#957;. — Леукин низон.

— И что это значит?

— «Леукин» означает «белый», «низон» — «остров».

Джексон вытаращил глаза:

— И что в этом особенного?

— В некоторых случаях «низон» может означать и полуостров. В эпических произведениях повсюду Пелопоннесский, например, полуостров называется «низон».

— Зачем? У них что, не было отдельного слова для обозначения полуострова?

— Греческая поэзия метрическая, то есть слова надо подгонять под определенный слоговый ритм. Есть такие слова, которые никак в размер не впишутся, например «херсонесос» — слово, обозначающее полуостров. И там, где тот, кто пишет прозу, употребит слово «херсонесос», поэт не сможет это сделать. Ему придется искать синоним, который соответствует требованиям силлабо-тонического стихосложения.

— Но разве «Хрестоматия» — поэма? Тот отрывок, который вы прочитали, не очень поэтично звучал.

— Это пересказ в прозе, но пересказ поэтического произведения. Весьма вероятно, что Прокл просто переписал фразы из оригинала, когда пересказывал его.

— То есть вы хотите сказать, что Белый остров на самом деле — Белый полуостров? — Джексону, несмотря ни на что, стало смешно. — Да, не очень поэтично звучит, это точно. И никому раньше это в голову не приходило?

— Нет, насколько мне известно, — пожал плечами Рид. — Это как вода, бегущая вниз с холма. Как только первая капля найдет себе дорогу, остальные следуют за ней. С каждой каплей поток бежит все быстрее, русло пробивается все глубже, становится все определеннее. И уже никто не сомневается в направлении.

— Ну да, ну да. — Джексона метафоры не интересовали. Он еще раз посмотрел на карту, разгладил ее, чтобы она не загибалась. — Значит, нам нужен полуостров со скалами где-то к востоку от пролива. — Он обвел пальцем береговую линию. — Вот какой-то выступ.

— Ничего особенного, — с сомнением заметил Грант.

— Так он и не должен быть особенно большим.

Рид заглянул в лоцию. Взгляд его скользил по странице и вдруг замер:

— Как это место называется?

— Мыс Русаева.

— Мыс Русаева, — повторил Рид. — Голые высокие скалы у подножия цепи старых гор, разделены многочисленными узкими долинами. У берега — отдельные пляжи, на западном берегу рыбоконсервный завод, возможно заброшенный. Утесы имеют замечательно белый цвет. — С громким звуком он захлопнул книгу. — Издалека похоже на остров.

В комнате повисло молчание — все задумались.

— Подходит, — произнес наконец Грант.

— Белый полуостров. — Джексон недоверчиво покачал головой. — Не могу не поздравить вас, профессор, — в этот раз вы вернулись с добычей.

— Это ничего не значит, — предостерег Грант. Но он и сам себе не вполне верил. — Даже если карта верна, все равно эта территория занимает несколько миль, может, даже не один десяток. И тоже принадлежит Советскому Союзу, — прибавил он сурово.

— Значит, мы должны попасть туда как можно скорее.

— А Марина? Теперь, когда мы знаем, где храм, мы можем отдать табличку.

Рид кивнул, но Джексон смотрел на Гранта тяжелым взглядом. Лицо его приняло суровое выражение.

— Коммунистам мы ничего не отдадим — до тех пор, пока щит благополучно не окажется в Теннесси. И уж точно не отдадим ничего, пока он лежит в пещере на советской территории.

Грант пристально посмотрел на него:

— Ты же не бросишь Марину. Особенно после того, что она для нас сделала.

И шагнул к американцу. Джексон в притворном жесте покорности поднял руки.

— Хорошо, хорошо. Только не ломай мне больше нос, ладно? Я просто хочу сказать, что нам надо тщательно все обдумать. Не сбрасывать же тузов, чтобы взять в прикупе даму.

— Она не карта, Джексон. Все, что сделают с ней русские, я потом проделаю с тобой.

— Хорошо. — Джексон глубоко вдохнул и сел на стул. — Давайте не будем забывать — мы все на одной стороне и все хотим одного.

— Неужели?

— Да. Я тоже хочу вернуть Марину, честное слово. Она хорошая девушка. Но поверь, если русские доберутся до щита, ты об этом узнаешь в самых худших из всех вообразимых обстоятельств. Так что нам нужно все. Который час?

Грант еще раз посмотрел на свои часы:

— Начало пятого утра.

— А мы должны встретиться с Курчатовым в шесть часов вечера, правильно? — Джексон склонился над картой и померил расстояние пядью. — Четыреста пятьдесят миль. Самолет Курчатова по-прежнему у нас. Если мы вылетим сейчас, то будем там к рассвету. Если щит там, бисматрон нас к нему выведет. Мы выхватим его из-под носа у русских и улетим, пока они соображают, в чем дело. В общем, удерем и вернемся к вечеру, как раз чтобы обменять у Курчатова табличку на Марину.

— А если мы вовремя не вернемся?

Джексон пожал плечами:

— Значит, у всех нас будут проблемы посерьезнее, чем встреча с Курчатовым.