"Ветеран" - читать интересную книгу автора (Форсайт Фредерик)

День третий — четверг

Допрос Прайса и Корниша ничего не дал. Но то была вовсе не вина Джека Бернса, дознавателем он считался опытным и умелым. Первым он вызвал Прайса в надежде, что тот, как более тупой, дрогнет раньше, а уж дальше видно будет. Лу Слейд молча сидел рядом со своим клиентом, Бернс начал с мягких увещеваний.

— Послушай, Марк, ты ведь влип по уши. У нас есть свидетель, он все видел. Все, от начала до конца. И он согласен дать показания в суде.

Пауза. Гробовое молчание.

— Мой клиент отказывается отвечать на вопросы, — промямлил Слейд. — Это для протокола.

— И он врезал тебе по носу, Марк. Сломал твой рубильник. Неудивительно, что ты вышел из себя. К чему это старому почтенному джентльмену понадобилось так себя вести, а?

Прайс пробормотал что-то вроде «Не знаю» или «Старый козел». Для жюри присяжных это было бы просто подарком. Косвенным признанием того, что этот ублюдок все же был на месте преступления. Тут любое алиби лопнуло бы. Прайс злобно сверкнул свинячьими глазками и умолк.

— В таком случае это твоя кровь, Марк, вытекла из разбитого носа. У нас и результаты анализа имеются, дружище.

Из осторожности Бернс не стал говорить, что то была кровь с футболки Прайса, а не с тротуара на месте происшествия. Но и неправды тоже не сказал. Прайс метнул в сторону Слейда панический взгляд, тот насторожился. Адвокат прекрасно понимал, что, если генетический анализ покажет, что это кровь его клиента, а не чья-то там другая и что следы ее обнаружили на тротуаре рядом с избитым человеком, вся система защиты рассыплется в прах. Впрочем, если понадобится, формулировку иска все еще можно изменить. Согласно правилам расследования, он будет оспаривать все, что есть у Бернса на клиента. А потому он просто покачал головой, и Прайс продолжал молчать.

На каждого из подозреваемых Бернс потратил примерно по часу, старался, как мог, потом сдался.

— Мне надо продлить срок их пребывания под стражей в полицейском участке, — сказал он Слейду, когда Прайса с Корнишем увели. — Давайте в четыре, ладно?

Слейд кивнул. В четыре он будет здесь. Но толку-то?… Никакого.

— А завтра утром я собираюсь провести два опознания на Сент-Эннз Роуд. И если результаты будут положительными, подпишу официальное обвинение и передам в суд, — добавил он. Слейд кивнул и вышел.

По дороге к себе в контору адвокат нимало не сомневался в том, что процедура опознания ничего хорошего его клиентам не принесет. Бернс знал свое дело, работал аккуратно и методично, не допускал глупых ошибок, которые могла бы использовать защита. К тому же Слейд нисколько не сомневался и в том, что его клиенты виновны. Он ознакомился с их «послужными» списками, а сегодня их увидят и в магистратуре. И кем бы там ни был тот таинственный свидетель, но если он окажется гражданином приличным и благонадежным и будет твердо стоять на своем, Прайсу и Корнишу долго не видать свободы.

Прежде полиция проводила процедуры опознания прямо в участке. Теперь для этого были отведены специальные пункты, разбросанные по всему городу. Ближайший к «каталажке Доувер» находился на Сент-Эннз Роуд, прямо через дорогу от той больницы, где работал доктор Мелроуз, занимавшийся носом Прайса. Новая система оказалась эффективнее. Каждый пункт был оборудован специальной платформой, соответствующим освещением и односторонними зеркалами, через которые свидетель мог видеть и опознавать подозреваемого, не опасаясь, что тот его запомнит и потом сможет отомстить или запугать, чтоб молчал в суде. К каждому пункту была также приписана группа мужчин и женщин по вызову, разного роста, возраста и комплекции. Волонтеры получали за каждое появление по пятнадцать фунтов, выстраивались в линию у стены, а потом выходили через специальную дверь. Бернс запросил два опознания, дал подробное описание внешности обоих подозреваемых. Процедуру назначили на одиннадцать утра.

На долю Люка Скиннера выпало общение с прессой, к последней Джек Бернс питал крайнее отвращение. Да и потом, у Люка это всегда получалось лучше. Он вообще был в полиции своего рода феноменом, закончил привилегированную частную школу, над его манерами смеялись в столовой. Но временами такой человек бывает очень полезен.

Все, что можно было говорить прессе, проходило через согласование со Скотленд-Ярдом, там имелось целое бюро по связям с общественностью, и предварительно они запрашивали кратко сформулированное обвинение. Особого интереса дело это не вызывало, но наряду с серьезным ранением тут был еще аспект, связанный с неопознанной личностью. И проблема Скиннера заключалась в том, что у него не только не было фотографии пострадавшего, но и описать он его толком не мог, поскольку несчастный был изуродован до полной неузнаваемости.

А потому Скиннер просто решил обратиться ко всем, кто мог сообщить любые сведения о человеке, пропавшем из дома или с работы и находившемся в районе Тоттнем-Эдмонтон во вторник на этой неделе. Мужчина, сильно прихрамывал, возраст — лет пятьдесят-пятьдесят пять, волосы короткие, седые, среднего роста, нормального телосложения. Август — самое неподходящее время для горячих новостей; средства массовой информации могут упомянуть о происшествии, но слишком муссировать эту тему не станут.

Однако все же была одна газета, которая могла раскрутить подобную тему, и у Скиннера имелись там свои люди. И вот он пригласил на ленч репортера из «Эдмонтон и Тоттнем экспресс», местной желтой газетенки, освещавшей жизнь в том районе, где находилась и «каталажка Доувер». Репортер прилежно записал все, что сообщил ему Скиннер, и обещал постараться.

Летом гражданские суды обычно распускаются на каникулы, но суды криминальные продолжают трудиться, работы им всегда хватает. Свыше девяноста процентов случаев правонарушений рассматриваются судами магистратов, процессы там идут все семь дней в неделю круглый год. Причем львиную долю этой повседневной работы люди выполняют в магистратах бесплатно, как свой гражданский долг. Они занимаются мелкими делами, нарушениями правил дорожного движения, выписывают ордера на аресты и обыски, отбирают у пьяниц права, разбирают также дела, связанные с мелкими кражами и нарушением общественного порядка. А также продляют сроки содержания под стражей и отправляют обвиняемых в тюрьмы до суда. Если в суде магистрата рассматривается более серьезное дело, привлекают платного и квалифицированного адвоката, для него в зале даже отведена отдельная скамья.

И вот в тот день в суде номер 3, что на Хайбери Корнер, как раз и состоялось слушание такого дела в присутствии трех судей из магистрата под председательством мистера Генри Спиллера, директора школы на пенсии. Дело было простое, рассмотрение заняло всего несколько минут.

Когда все закончилось, Прайса с Корнишем увезли обратно в «каталажку Доувер». А Бернс пошел докладывать начальнику, суперинтенданту Парфитту.

— Ну как успехи, Джек? — спросил глава местного отделения Департамента уголовного розыска.

— Сплошное расстройство, сэр. Нет, в начале все шло просто прекрасно, сразу нашли совершенно потрясающего свидетеля, который видел все. С начала до конца. Весьма почтенный джентльмен, владелец магазина, что через дорогу. Добропорядочный гражданин. Запомнил и описал этих типов, готов выступить в суде. Но так и не найден бумажник, отобранный у жертвы. И нет четкой привязки Прайса и Корниша по месту и времени. Все, что у нас есть, — это разбитый нос Прайса и факт его обращения к врачу в Сент-Эннз через три часа после происшествия. Что полностью совпадает с показаниями свидетеля.

— И что тебе мешает?

— Нужен бумажник. Нужна его привязка к подозреваемым. К тому же до сих пор неизвестна личность пострадавшего. Так и числится у нас как МВЛН.

— Так ты собираешься выдвигать против них обвинение?

— Если завтра мистер Патель их опознает, то да, сэр. Тогда им не отвертеться. Оба виноваты, и ослу понятно.

Алан Парфитт кивнул.

— Ладно, Джек. Попробую прощупать судейских. А ты держи меня в курсе.

За окнами Лондонского королевского госпиталя снова сгустились сумерки, но человек, лежавший в палате интенсивной терапии, этого не видел. После операции прошло сорок восемь часов, но он так и не приходил в сознание. Продолжал витать где-то далеко в неведомом мире.