"Тихое оружие" - читать интересную книгу автора (Великанов Василий Дмитриевич)

Первая весточка

Наступило утро. Апрельское солнышко залило своим теплым светом улицу, двор и через окно ворвалось в дом. Проснувшись, Нина сладко потянулась. Услышав за окном чириканье воробышков и писклявые голоса касаток, лепивших гнездышко за стрехой, она вспомнила о том, что и у них в Стайках ласточки лепили такие же земляные чашечки.

На мгновение ей почудилось, что нет никакой войны, что она находится дома и вот-вот услышит добрый голос матери: «Ниночка, будет тебе потягиваться, вставай. Ранняя птичка уже носик прочищает, а поздняя лишь глазки продирает…»

Ах, какое это было благодатное время! Набегавшись вечером, утром проспишь долго, а мать не разбудит вовремя, пожалеет. Вскочишь с постели, выбежишь во двор и давай плескаться холодной водой.

А тут не выбежишь и не крикнешь, как в детстве: «Солнышко, солнышко, я тебя люблю!» Впрочем, ребятишки, ее новая родня, кажется, уже на воле: что-то не слышно их в доме. Нет, кто-то есть… Вон из-за полога показалось розовое личико Милочки.

— Пойдем на улицу! — позвала она.

Нина с улыбкой поманила ее пальцем, но девочка не переступила порог:

— Мама и папа будут лугать.

Хлопнула наружная дверь, и послышался строгий окрик матери:

— А ты чего тут вертишься? Милочка махнула ручкой и скрылась.

Анна Никитична принесла Нине в комнату таз с водой:

— Умойся здесь.

И пока девушка умывалась, наставляла ее:

— Держи, Нинушка, ухо востро! Нынче утром соседи уже выспрашивали о тебе, что да как… Особенно донимала длинноносая Агафья. А я ей говорю: вот, мол, своих детей куча, а тут еще лишний рот прибавился. А она мне: «Да что ты, Никитична, бога гневаешь? Ведь ты ей мачеха! Смотри, народ осудит тебя. Скажи спасибо, что помощь тебе бог послал. Видим, закружилась со своим выводком…» В общем, пока оглядись, обвыкни.

И пришлось Нине в первые дни заниматься только детьми, которые так быстро привыкли к ней, словно она действительно была своя и жила с ними давно.

Улучив как-то минутку, когда осталась с «отцом» наедине, спросила:

— А как «Северок»?

— Он уже тут.

— Отлично! — обрадовалась Нина.

— Покажите где.

— Не горячись. Днем много глаз.

Девушка скрепя сердце согласилась, хотя ей не терпелось поскорее проникнуть туда, где была спрятана рация, и связаться со своими.

Наступил вечер. После ужина дети устроились на полу и вскоре уснули.

Анна Никитична легла на кровать и, покачивая люльку, тихо замурлыкала: «Баю-баюшки, не ложись на краюшке, с краюшка упадешь, головушку разобьешь…» Павлик ворочался, трудно засыпал и временами стонал, вскрикивал, как будто опасался краюшка, с которого можно упасть.

А когда уснул, мать все равно не смогла сомкнуть глаз: знала, что муж и Нина должны сегодня ночью связаться с Москвой…

Девушка подготовила коротенькую радиограмму и доложила «отцу»:

— У меня все в порядке.

Григорий Михайлович сначала отправился один и, обойдя дом, вернулся к «дочке», дожидавшейся его в своей комнате.

— Можно, — шепнул он.

Вместе вышли во двор и осмотрелись: на улице и на задах пустынно. Молчит и темно-зеленый курганчик-дзот за соседним двором. Месяц — полкаравая. Небо в звездах, словно в веснушках. Сунув Нине в руку карманный фонарик, Григорий Михайлович шепнул:

— Потихоньку лезь. Смотри не сорвись! Я внизу покараулю.

Девушка поднялась по хлипким ступенькам и нырнула на чердак. Нагнувшись, стала присматриваться. Темно… Кое-где лунная белизна прорывалась в щели крыши яркими бликами. Пахло прелью, пылью и мышами. Где же тут корзина, в которой спрятана рация?

Нине не хотелось без нужды зажигать фонарик: вдруг кто-нибудь заметит с улицы? Она ощупью шагнула и наткнулась на ящик. В этот момент недалеко, на ложном аэродроме, вспыхнул мощный прожектор, и огромный белый меч зашарил сначала по небу, а потом скользнул к земле и, осветив поселок, кинжальчиками прорвался в щели крыши.

Нина вздрогнула и зажмурилась. В глазах зарябило. Полоски пронзительного света вырвали из чердачной темноты ящики, кадушки, поржавевшие ведра, тазы и… корзину.

Встав на колени, девушка вытащила из нее какое-то тряпье и на самом дне, в двух парусиновых сумках, нащупала рацию и батареи питания. «Вот оно, мое тихое оружие…» Нина бережно вынула из корзины «Северок».

Поставив его на ящик, она торопливо заправила за стропила шнур-антенну. Надев наушники, склонилась к рации и положила правую руку на ручку «волны». В левой — держала фонарик, но пока не зажигала его.

В уши хлынул разноязыкий, суматошный радиоэфир, в котором выделялась немецкая речь, прославляющая победы на восточном фронте. Поймав нужную волну, Нина направила луч карманного фонаря на бумажку с колонками цифр. Тихонько заклевал ключ: ти-ти-ти… Пошла морзянка точками и тире…

Передав радиограмму, девушка спрятала рацию в корзину и вновь прикрыла ее тряпьем. От волнения била мелкая дрожь.

Радостная, Нина быстро спустилась с чердака. А когда вошла в свою комнату, увидела Анну Никитичну с подушкой в руках. Удивилась: «Чего это она?»

Но тут Григорий Михайлович вынул из кармана небольшой плоский «вальтер» и передал «дочке»:

— Спрячь, Нина. Это твой. На тот крайний случай, когда другого выхода не будет…

Девушка взяла пистолет и вдруг почувствовала себя значительно сильнее. Она сунула его под матрац у изголовья и что-то доброе хотела сказать «отцу», но тот шагнул в большую комнату и скрылся за пологом.

Анна Никитична устало положила подушку на кровать и, сев возле Нины на краешек койки, долго молча смотрела на ее раскрасневшееся, возбужденное лицо. Молчала и девушка, прислушиваясь к сильным, гулким толчкам своего сердца.

Хозяйка, тяжело вздохнув, беглым движением руки перекрестила Нину и промолвила:

— Лиха беда — начало… А перед тем как уйти, сказала:

— В случае чего продави подушкой стекло и… во двор.

В тот вечер, взволнованная первым сеансом связи, Нина долго не могла уснуть.

«Какой у «отца» особенный, с революционным значением, псевдоним! — размышляла она. — Лан: Ленин — Александр Ульянов — Надежда Крупская… Символично! А у меня — просто: Луга. Есть такой город и река. Немцы там, прорываясь к Ленинграду, много положили своих солдат. Значит, Луга тоже неплохо…»

На следующее утро, после завтрака, Григорий Михайлович сказал:

— Ну, Нинушка, сегодня поеду оформлять твою прописку.

— А не прицепится какой-нибудь «крючок»?

— Все будет в порядке. Вот справка от старосты: в ней написано, что ты действительно являешься моей дочерью.

«Отец» уехал и почему-то долго не возвращался, хотя нужное село было недалеко. Девушка стала волноваться и старалась отвлечься от всяческих мыслей: сначала постирала свое белье, потом стала забавляться с Павликом и Милочкой — с детьми она чувствовала себя спокойнее.

Заметив, что Нина, играя с малышами, часто посматривает на дорогу, Артем подошел к ней и тихонько сказал:

— Чего маячишь? Иди домой, я посмотрю папу и скажу тебе.

Слова «чего маячишь?» мальчик перенял у матери, которая недавно выходила во двор и точно так сказала Нине.

Из окна послышался голос Анны Никитичны:

— Ребята, идите обедать!

Все заторопились в дом, а Артем остался во дворе и начал мастерить из катушки и кусочка жести маленький самолетик, состоящий из одного пропеллера.

Григорий Михайлович вернулся к обеду. Он развернул перед Ниной паспорт и показал ей голубоватый вкладыш, на котором имелась прописка на немецком и русском языках, скрепленная печатью с орлом и свастикой.

— Как видишь, дочка, все в порядке, — сказал «отец» с улыбкой. — Твой документ даже не заклеймили буквой Ч, чужая, как это обычно делают с пришедшими со стороны. Только в город все-таки не ходи: попадешь в облаву — заберут в Германию и с таким паспортом.

После обеда Григорий Михайлович уединился с Ниной в ее комнате.

— Проехал в город и хорошие гостинцы тебе доставил.

И Нина поняла, что «отец» принес от своих друзей какие-то сведения.

Вечером, когда стало смеркаться, девушка передала в Центр, что сегодня в город прибыла автоколонна семитонных «бюссингов» в количестве 28 машин с опознавательным знаком «лев». А в сторону Жлобина проследовал состав из 8 цистерн с горючим, 12 крытых вагонов, 14 платформ с автомашинами. Передала также, что сегодня в сторону фронта с аэродрома вылетело 30 «Хейнкелей-111», 18 «юнкерсов», а на аэродроме базируется часть ФВ-190.

В первые дни Нина никуда не выходила дальше своего двора, и докучливая длинноносая соседка упрекнула хозяйку: «И чего это ты, Никитична, держишь старшуху взаперти? Али боишься, что кто-нибудь сглазит вашу красавицу?»

Сидя в своей комнатушке, Нина вздрагивала при каждом стуке в дверь, когда к писарю общины приходили посетители, чаще всего женщины. Отгороженная от большой комнаты лишь брезентовым пологом, девушка слышала, как просительницы заискивающе называли «отца» «господин писарь», и видела в щелочку, что они кланялись ему в пояс.

Выдавая ту или иную справку, писарь не принимал от посетителей подачек, но женщины совали ему в руки свои узелки и все приговаривали: «Что ты, милый… Чем богаты, тем и рады…»

«Нет-нет, дорогая, иди, иди», — торопливо выпроваживал «отец» очередную посетительницу и при этом посматривал на Нинину дверь. Ему было неловко от мысли: ведь девушка может подумать, что до ее прихода он принимал подношения…