"Откровение" - читать интересную книгу автора (Климов Григорий Петрович)

Глава 7 КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ

В июле 1954 года я прилетел в Америку, чтобы оформить бумаги на гражданство, подписать контракт с ЦРУ и вернуться на работу в Мюнхен, но уже в качестве американского резидента.

В Нью-Йорке мне позвонил Юрий Мейер и принялся опять сватать свою дочь. Он занимался этим и в Мюнхене, но там Наташа только фыркала и уверяла, что она в кого-то влюблена. Теперь же что-то переменилось. Наташа жаловалась, что ей уже 22 года, и в Югославии, откуда она родом, таких называют "перестарка", то есть старая дева. В общем, Наташа начала со мной флиртовать.

Дело происходило на пляже в Си-Клифе. Наташа в купальном костюме. Как говорится, товар лицом, без обмана. Надо сказать, что я хотел обязательно русскую жену, а Наташа была невеста довольно соблазнительная. В результате я сделал ей предложение. Она мое предложение приняла: обнимались, целовались и обменялись обручальными кольцами. Таким образом, Наташа стала моей официальной невестой.

В Вашингтоне мне предлагали стандартный контракт на два года. Но я согласился на один год с возможностью последующего продления на второй год.

В сентябре я вылетел назад в Мюнхен, а невеста, ссылаясь на семейные обстоятельства, сказала, что прилетит позже. Правда, она провожала меня в аэропорту и даже всплакнула. Однако и позже она не прилетела, якобы опять по семейным обстоятельствам. Зато она писала мне письма, где уверяла - люблю! люблю! люблю! - и припечатывала письма поцелуями из губной помады. В общем, какая-то капризная невеста. Всякое бывает, думал я, все люди разные.

Так прошло полгода. В феврале 1955 года мой главный начальник Андрю Гольдберг, начальник станции ЦРУ в Мюнхене, пригласил меня на ланч в загородный ресторан и спрашивает, не хочу ли я продлить мой контракт на второй год.

Да я бы с удовольствием, - говорю я, - но, видите ли, у меня невеста в Америке. И мне сначала нужно выяснить мои семейные обстоятельства.

Дома я сразу же пишу Наташе деловое письмо, где прошу немедленно ответить мне окончательно ДА или НЕТ, чтобы я знал, как мне поступать в дальнейшем. Ведь брак - это самый серьезный шаг в жизни человека. И самое главное - я был влюблен. А любовь, как говорят, слепа.

Проходит неделя, другая. По воздушной почте должен бы уже придти ответ. Но ответа нет. Так проходит месяц. Я пишу второе письмо, вежливо, но настойчиво повторяю мои обстоятельства и прошу немедленно, подчеркиваю - немедленно, ответить мне: ДА или НЕТ?!

Позвонить ей по телефону я не могу. За это время она с семьей перебралась из Нью-Йорка в Вашингтон, и ее нового телефона я не знаю. Наконец, через два месяца от капризной невесты приходит письмо: она щебечет как соловей в мае, как ей хорошо живется, но на мой вопрос, насчет ДА или НЕТ она не отвечает. Так, словно она моих писем не получала. Что делать? Не буду же я просить ЦРУ, Центральное Разведывательное Управление США, разведывать про мою невесту.

А время идет да идет. Если бы Наташа написала мне НЕТ, я бы просто позвонил Гольдбергу и сказал, что продляю мой контракт на второй год. Потом, как многие работники ЦРУ, я вообще остался бы в Германии - на американских хлебах, то есть жалование в долларах. Так можно жить в Германии как кум королю.

Но получилось иначе. Контракта я не продлил. А в сентябре, буквально за пару дней до возвращения в Америку, получаю я от невесты долгожданное письмецо. Дословно: "Гриша, если ты возвращаешься в Америку ради меня, то лучше не приезжай. Наташа".

Коротко и ясно. Только с запозданием на полгода. И без всяких там поцелуев при помощи губной помады.

В общем, бывшая невеста сделала мне колоссальную пакость. И совершенно умышлено. Она так меня запутала, что из-за нее я потерял хорошую работу, продал меблированную квартиру и машину и должен ехать в Америку неизвестно зачем. Это ясно. Я не понимал только одного: почему и зачем она это сделала.

Прилетаю я в Вашингтон и захожу к моей бывшей невесте. Спрашиваю, в чем дело. Она спокойно объясняет, что она, видите ли, передумала и что теперь она по уши влюблена в другого, в летчика, блондина с голубыми глазами. Вижу, что Наташа все врет. Целая куча каких-то загадок.

В Америке я почувствовал себя как рыба, выброшенная на песок. С одной стороны, я решил писать вторую книгу. А с другой стороны, во мне заговорила кровь дяди Васи, бывшего следователя по особо важным делам при атамане Все-великого Войска Донского. Уж слишком много вокруг меня всяких загадок, серьезных загадок. Начиная с дела о гибели НТСовских парашютистов и кончая моей странной невестой. И все это было связано. Кончив работу в разведке, я занялся контрразведкой. На свой собственный страх и риск.

Первым делом я выяснил загадку моей капризной невесты. Она усиленно подчеркивала, что она дворянка. А оказалось, что она не дворянка, а лесбиянка. И всю историю со мной она затеяла, чтобы замаскироваться. А ее гомосексуальность связана с садизмом. Вот поэтому она и устроила мне большую пакость - это доставляет ей удовольствие. Это своего рода психическое извращение.

Некоторые могут сказать: "Я бы такой невесте разбил морду в кровь. А потом бил бы ногами, чтобы об такую пакость руки не пачкать!".

Да, но я человек не агрессивный, я человек созерцательного типа. А за Наташей тянулась целая цепочка других загадок. Например, мой непосредственный начальник Алеша Мильруд, который уверял, что он мой лучший друг, в деле с Наташей вел себя очень странно. Если Наташа заманивала меня в Америку, то Алеша как бы подталкивал меня в спину. Если со стороны Наташи это была подлость, то со стороны Алеши это было предательство - и служебное преступление. В ЦРУ такие фокусы не любят.

При расследовании любого преступления, нужно поставить такой вопрос: кому это было нужно? За последний год КГБ делал несколько попыток убрать меня из Мюнхена. Вплоть до агентов из советской зоны, которые должны были похитить меня, но которых арестовала немецкая полиция. Дело было серьезное, и об этом даже писали в газетах.

Итак, то что не удалось КГБ, удалось Наташе Мейер. Но при помощи Алеши Мильруда. Оглядываясь назад, я вспоминаю всякие мелочи, на которые я раньше не обращал внимания. Ну, вот такая мелочь. Когда жена Алеши узнала, что я обручился с Наташей, она меня спрашивает:

- А вы Наташу хорошо знаете? - и смотрит мне внимательно в глаза.

- Конечно, - говорю я.

- Смотрите, вы должны ее хорошо знать! - говорит Алешина жена и в ее голосе явно звучит предостережение - и этот настороженный взгляд. Но тут Алеша подошел и увел жену, словно опасаясь, что она наговорит лишнего. У этих психов особая чувствительность, своего рода флюиды.

Похоже, что жена Алеши знала, что Наташа лесбиянка. Но сама она Наташу не знала, и это мог ей сказать только Алеша. А от меня Алеша это скрывал. Все это мелочи, но из таких мелочей складывается жизнь человека. Из-за этих мелочей я очутился в Америке. Иначе пил бы я себе пиво в Мюнхене.

А за одну мелочь цепляется вторая мелочь. В ноябре 1955 года начальство в Вашингтоне поручило Алеше, чтобы он встретился со мной и разузнал подробности насчет попытки КГБ похитить меня в Мюнхене. Встретились мы в ресторанчике на Лексингтон авеню, рядом с ньюйоркской квартирой ЦРУ. Посидели мы, поболтали, а под конец я спрашиваю моего бывшего начальника:

- Алеша, скажи, а ты знал, что Наташа Мейер лесбиянка?

Боже, что тут произошло с Алешей! Он поперхнулся кофе, расплескал кофе по столу, молча вскочил, высыпал мелочь за кофе и буквально убежал из ресторанчика. Больше я Алешу никогда не видел. Вот вам и мой лучший друг.

Забавно, что реакция Алеши была в точности такая же, как у Бармина, начальника "Голоса Америки", который пытался уколоть меня тем, что Наташа мне отказала. Когда же я сказал, что "ваша Наташа" лесбиянка, Бармина чуть не хватил удар, он подавился своей яичницей со шпинатом, вскочил и убежал. Теперь та же история повторяется с Алешей. А закон здесь такой: дегенераты не выдерживают прямых разговоров насчет дегенерации - и они всегда инстинктивно покрывают друг друга.

Так закончилась моя карьера в качестве штатного агента ЦРУ. Точка.

Весной 1957 года я получил приглашение на Гаагский конгресс солидаристов Национально-Трудового Союза НТС, очередная пропагандная акция ЦРУ Перелет в Европу и все расходы оплачивает НТС, то бишь ЦРУ. Видно, мои старые знакомые в Вашингтоне вспомнили про меня. Так почему не проветриться? А из Гааги я слетаю в Мюнхен, проведаю моих бывших соратников по ЦОПЭ.

В самолете ко мне подсел Кока Болдырев, представитель НТС в Вашингтоне. Это с его дочкой Лекой лесбиянит теперь моя капризная невеста Наташа Мейер. Все старые знакомые, почти родственники. Кока болтает о том о сем, а потом говорит:

- Вот был я недавно в Италии, по делам НТС. А потом мы заехали в Помпею. Это город, который был уничтожен при извержении Везувия, якобы за какие-то грехи. Теперь там музей и есть там специальная комната, куда пускают только по специальному разрешению. Там собраны очень интересные статуэтки, которые изображают все те грехи, из-за которых погибла эта Помпея. Вы там не были?

- Нет.

- Очень интересно. Там педерастия всех сортов. И маленькие мальчики. И маленькие девочки, - Кока довольно хихикает. - И спереди, и сзади. И с животными тоже. Очень богатая коллекция. Очень рекомендую посмотреть.

- Вот, вот, - думаю я. - Потому у тебя и дочка лесбиянка. Гаагский конгресс проходил в дешевеньком отеле, где неподалеку был квартал красных фонарей, район легальной проституции. Прохожу я как-то мимо, а оттуда выскакивают Кока Болдырев и Володя Самарин, бывший редактор НТС-овского журнала "Грани". Поддергивают они штаны и хихикают:

- Мы у этих проституток спрашиваем: "А как тут у вас насчет мальчиков?" - говорит Кока.

- Мальчиков, говорят, нельзя, - усмехается Самарин. - Но мы вам сделаем минет не хуже мальчиков.

Они думают, что это тот Климов, которого они знали раньше. Но теперь это другой Климов. Теперь во мне заговорила казачья кровь - и теперь я следователь по особо важным делам при атамане Всевеликого Войска Донского.

- Боже, - думаю я, - значит, и Самарин тоже такой.

В помещения Конгресса НТС встречаю я Игоря Кронзаса, моего бывшего вице-президента ЦОПЭ и специалиста по гибели НТСовских парашютистов. Того самого, который вместе с полковником Поздняковым настойчиво приглашал меня половить рыбку на советской границе, ночью, костер разведем, и ящик водки будет. Так упрашивали и уговаривали, что это было очень странно и неестественно. А когда рыбка не клюнула, вскоре немецкая полиция арестовала в Мюнхене агентов из советском зоны, которые должны были меня похитить. Вместе с Кронзасом и Поздняковым.

Кронзас радостно трясет мне руку, как будто он встретил богатого американского дядюшку. На лице, как прилепленная, вечная улыбочка. Фальшивая улыбочка.

В зале заседаний Конгресса, чтобы подчеркнуть революционную работу НТС, на боковой стене висят портреты НТСовских парашютистов, которые засыпались в СССР. В траурных рамках. А под ними прогуливается с улыбочкой человек, который их засыпал - Игорь Кронзас.

Над столом президиума Конгресса висит портрет главного героя НТС д-ра Трушновича. Тоже в траурной рамке. А под этим портретом главный доклад делает глава НТС Романов, всем известный педераст, о чем прекрасно знает и ЦРУ, и КГБ. Но ведь перед смертью д-р Трушнович воевал не так с советской властью, как с педерастом Романовым. Однако убрали не Романова, а д-ра Трушновича. Странно все это. Какие-то лисьи игры между ЦРУ и КГБ.

А я смотрю на все это и чувствую себя в положении человека, который знает слишком много. Здесь лучше держать глаза и уши открытыми, а рот закрытым.

Позже в "Новом русском слове" Ю. Косин пишет о работе контрразведчика так: "Его главное, иногда единственное оружие - звериный нюх на все подозрительное и цепкий взгляд, направленный на ничтожные детали и несоответствия"/НРС - 4.12. 85/. Вот я и оказался в положении такого контрразведчика. Слишком много кругом всяких странностей.

После окончания Гаагского конгресса я сел в самолет и полетел в Мюнхен. Теперь уже за свой собственный счет. Хочу еще разок на месте проверить работу моего бывшего ЦОПЭ.

В математике есть такая теория вероятностей, которая применяется для математического анализа. Это учение о законах, которым подчиняются так называемые случайные явления. Основной принцип: чем больше известных данных, тем больше вероятность правильно решить неизвестные явления. В том числе и преступления. Вот затем я и полетел в Мюнхен.

Когда-то в далеком детстве, когда мне было лет пять, мы, мальчишки, занимались своего рода спортом - ловили тарантулов. Это большие мохнатые и ядовитые пауки, которые живут в земле в глубоких вертикальных норках. Мы брали крепкую суровую нитку, на конец ее закатывали черную смолку в форме пули. Затем запускали смолку в норку и подергивали нитку. Смолка постукивает тарантула по спине, дразнит его, и он со злости кусает ее своими ядовитыми зубами, которые вязнут в смоле. Теперь осторожно тащи его наверх.

Все мы босиком и в коротких трусиках. А тарантулы ядовитые и иногда они срываются со смолки. Расставишь ноги пошире и тащишь ядовитую тварь наверх. Потом палочкой засовываешь тарантула в стеклянную банку с крышкой. Когда наловим их штук 10-20, относим банку в аптеку. Там из тарантулов делают противоядие, а мы чувствуем себя героями.

Теперь же я подобным образом проверяю моих бывших сотрудников. Метод охоты тот же самый: нужно подразнить их и вытащить из норки. Метод легкой провокации.

Первый вечер я провел с Мишей Дзюбой, который теперь сидит на моем месте президента ЦОПЭ. Миша единственный человек, которого взял на работу я сам. Всю остальную шайку собрал Мильруд. Казалось бы, Миша должен быть обязан мне, но... ведет он себя странно. Какой-то подавленный и отмалчивается, словно у него крупные неприятности. И в глаза не смотрит.

Рядом крутится его жена Сюзанна, которая в мое время сидела три или четыре месяца в сумасшедшем доме. Но вышла она оттуда полусумасшедшая. Теперь она подает нам чай, но в ее глазах явная ненависть - и к мужу, и ко мне.

Чтобы дать направление разговору, я в качестве анекдота рассказываю историю со Славиком Печатанным, секретарем Алеши, как он перепился и с пьяных глаз перепутал меня с Алешей. Как он упал передо мной на колени и просил пососать.

- Это означает, что Алеша и Славик - два замаскированных педераста, говорю я. - А в нашем деле это категорически запрещается. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Миша только хочет открыть рот, как его перебивает полусумасшедшая Сюзанна:

-Нет, Миша ничего не знает!

Так я ничего от него и не добился. Но чувствуется, что там что-то не в порядке.

На следующий день, это было воскресенье, я устроил марафонскую пьянку с вице-президентом ЦОПЭ и алкоголиком Игорем Кронзасом. Пили мы с 2 часов дня до 2 часов ночи. Подобно тому, как когда-то я выпивал в Нью-Йорке с его напарником по гибели НТСовских парашютистов Богданом Русаковым-Сагатовым, одноглазым диверсантом, на котором в Мюнхене еще висело дело об убийстве.

Чтобы направить разговор, скрытый допрос, в определенное русло, я опять начал с анекдота про Славика Печатки-на, как он перепутал меня с Алешей. Потом я закидываю удочку:

- Похоже, что Алеша и Славик - это два педераста, - говорю я умышленно не совсем уверенным тоном. - Но, в общем, Славик парень безобидный...

-  Эти пассивные идиоты всегда засыпаются - и других засыпают, - тоном специалиста говорит Кронзас. Он клюнул на удочку и повторяет то же, что когда-то говорил его напарник Богдан. Насчет Алеши Кронзас не говорит ни да, ни нет, только хихикает.

О главном, о парашютистах, я, конечно, помалкиваю. Чтобы подлить масла в огонь, я завожу разговор о лесбиянках и со смаком рассказываю историю моей капризной невесты Наташи Мейер, которая уверяла, что она дворянка, а оказалось, что она лесбиянка.

-Хм, это интересно, - ухмыляется Кронзас. - А ты знаешь, почему Сюзанна попала в сумасшедший дом? Ее Пия испортила... По лесбийской линии...

- Но ведь Пия замужем за Арнольдом?! - удивляюсь я и подливаю в стаканы.

- Это ничего не значит, - с видом превосходства улыбается Кронзас. - Пия уже с 16 лет лесбиянит с Френсис Занд.

- Тьфу! Но ведь Френсис спала со мной, - говорю я. - Не женщина, а машина. Никогда не отказывала.

- Вот, вот. Френсис не только лесбиянка, но и нимфоманка. Потому что она ни с одним мужчиной не может кончить.

- Помнишь, как мы разбились на машине в Гамбурге? -говорю я. - Потом я лежу в постели еле живой, весь в гипсе и бинтах, на лице шесть швов. Так Френсис пришла ко мне вроде посочувствовать. А потом залезла ко мне в постель. Вот тебе и лесбиянка. Да-а...

Пия Арнольд была секретаршей Мильруда. Значит, пед Алеша для маскировки взял себе секретаршу лесбиянку. Потому что нормальная женщина сразу почувствует замаскированного педа. Я подливаю водку в стаканы:

- А как там Миша Дзюба?

- У него дела плохи. Когда Сюзанну выпускали из сумасшедшего дома, доктора предупредили Мишу, что если она попадет в дурдом второй раз, то она больше уже оттуда не выйдет. У нее сестра уже десять лет в сумасшедшем доме сидит. А у Миши от Сюзанны десятилетняя дочка. Когда ты улетал в Америку, ты подарил Мише твой браунинг. Знаешь, что он с этим браунингом делает? Он грозится пристрелить Алешу, который развел здесь весь этот бардак. А Алеша от него прячется.

Кронзас клюет носом и бормочет:

- А потом эта Пия таким же образом испортила жену Герта Бушмана. Жена захотела с ним разводиться. А у Бушмана от этого получился сердечный удар, и он чуть не умер.

Герт Бушман был ближайшим сотрудником Алеши в американской военной разведке Джи-2 на Галилейплятц, № 2. Русский немец из Прибалтики, военный летчик. Но его подстрелила его собственная жена. А виноват во всем этом тот же Алеша Мильруд, который окружил себя педерастами и лесбиянками, которые портят жен других сотрудников. А потом гомики жалуются, что их отовсюду гонят.

В 2 часа ночи, прощаясь, я говорю Кронзасу:

- Только ты никому не говори о нашем разговоре. Пусть это будет между нами.

- Да, конечно, - трясет он мне руку.

На следующий день я приехал в бюро ЦОПЭ и вижу там такой переполох, как если бы лиса забралась в курятник. Швейцар Захар сообщает мне, что мой бывший управделами Фёдор Тарасович Лебедев с утра напился пьяным, а потом собрал всех сотрудников и объявил, что Климов, дескать, сбежал из сумасшедшего дома в Нью-Йорке и все, что он говорит, это бред сумасшедшего. Потом Лебедев заперся на ключ и пьет горькую.

Итак, все ясно. Как только я уехал, в 2 часа ночи, Кронзас моментально позвонил Мильруду и передал ему весь наш разговор. Мильруд почуял опасность и устроил аврал. Он позвонил Лебедеву и они решили, чтобы нейтрализовать мои разговоры, распустить слух, что я сбежал из сумасшедшего Дома.

Но этим Кронзас выдал самого себя. Значит, он знал, что Алеша гомик - и стал на его сторону. Значит, как я и подозревал, Кронзас - это двуполая сучка с комплексом Дон Жуана.

Теория вероятностей, если проанализировать все данные, говорит следующее: КГБ давно знал, что Мильруд гомик, и подослал ему двуполого Кронзаса. Не случайно Френсис Занд в свое время говорила мне: "Как ты можешь работать с Кронзасом? Ведь когда он перепьется, он буквально плачет по своей матери, которая в Москве. Ведь для тебя это опасно".

Поэтому я решил еще разок встретиться с Френсис и пригласил ее в мой отель. Она с удовольствием пришла. Обычно она сразу же прыгала в постель. Но тут я решил сначала поговорить о деле и спрашиваю ее:

- Это правда, что ты лесбиянила с Пией Арнольд...

Не успел я закрыть рот, как Френсис вскочила, схватила свою сумочку и пошла к двери. Я пытался ее остановить, но она вырвалась и буквально убежала. Знакомая реакция. Так же судорожно убегали Бармин и Мильруд, когда я говорил о лесбиянстве Наташи Мейер. Это комплекс нечистой совести, который очень и очень силен. Ведь признаться в гомосексуальности - это гражданская смерть. А скрыть это очень легко - нужно просто молчать.

Так закончились мои похождения в Мюнхене.

Позже я использовал всех этих моих соратников на фронте психологической войны в качестве персонажей моего романа "Имя мое Легион". Чтобы литературные герои жили, их нужно списывать с жизни.

21 апреля 2002 года