"Духовное ружье" - читать интересную книгу автора (Дик Филип)10Когда Ларс Паудердрай и другие вышли из зала, где просматривали видеопленку с 278-ым, к ним приблизился некто праздношатающийся. — Мистер Ланферман? — Прерывистое дыхание, глаза как вшитые пуговицы, круглые, как футбольный мяч. Плохо одетый, похожий на сломанный тростник человек тащил за собой огромный чемодан с образцами. Он остановился перед ними, перекрыв все пути к отступлению. — Мне нужна всего лишь одна минутка. Позвольте мне сказать вам кое-что, пожалуйста? Это была одна из «головных болей» Джека Ланфермана. Встреча с оператором полей Винсентом Клагом. В сложившихся обстоятельствах трудно было сказать, кому можно было больше посочувствовать — Джеку Ланферману, который был крупным, влиятельным и дорогим, равно как и занятым, не имеющим лишнего времени. (Гедонист, чье время превращалось в физические наслаждения). Или Клагу. Годами Винсент Клаг бродяжничал. Одному Богу было известно, как он добился доступа в подземную часть Ассоциации Ланфермана. Возможно, кто-то, занимающий самый незначительный пост, в порыве жалости приоткрыл шлюзы на мельчайшую долю миллиметра, понимая, что если не сделать этого, Клаг навсегда останется беззаботным вредителем, который никогда не перестанет досаждать. Но этот акт достаточно эгоистического сострадания, выраженный одним из мелких сотрудников Ланфермана, находящихся чуть выше поверхности, едва ли перевел проблему вредительства на одну ступень вниз — в буквальном смысле. Или вверх, если смотреть на это фигурально. Потому что теперь Клаг занимал такую позицию, что мог досаждать самому боссу. Клаг был убежден, что весь мир нуждается в игрушках. Таким был его ответ на любую загвоздку, с которой сталкивались серьезные члены общества: нищета, увеличение количества преступлений на сексуальной почве, одряхление, изменения в генофонде из-за сверхвоздействия радиации… Вы называете проблему, и Клаг открывает свой огромный чемодан с образцами и вытягивает оттуда решение. Ларсу пришлось слушать эти изливания игрушечника несколько раз: сама жизнь была не вечна, и, таким образом, ее надо было улучшать. Как вещь в себе, она не могла сама по себе существовать. Должен был быть какой-то выход из положения. Умственная моральная и физическая гигиена требовала этого. — Взгляните на это, — пропыхтел Клаг Джеку Ланферману, который с интересом остановился, по крайней мере, на мгновение. Клаг наклонился и поставил на пол прохода миниатюрную фигурку. Так быстро, что все его движения слились в одно, он выставил одну за другой еще несколько. Около десятка фигур стояли, связанные друг с другом, затем Клаг представил небольшому собранию цитадель. Не было никакого сомнения — эта цитадель была крепостью. Не старинным — к примеру, средневековым — замком, но все же не совсем современным. Он был очень красив, и это заинтриговало Ларса. — Это игра, — объяснил Клаг, — называется «Захват». Вот эти… — он показал на десяток фигурок, которые, как теперь разобрал Ларс, были странно одетыми солдатами. — Они хотят пробраться вовнутрь. А это… — Клаг показал на цитадель. — Это хочет удержать их снаружи. Если кто-нибудь из них, хотя бы один, проникает вовнутрь, игра проиграна. Атакующие победили, но если Монитор… — Кто? — спросил Ланферман. — Вот. — Клаг любовно похлопал по строению. — Мне понадобилось шесть месяцев, чтобы собрать его. Если он уничтожит все двенадцать атакующих армий — значит, защитники победили. Теперь вот еще… Из своего чемодана с образцами он извлек еще один предмет. — Здесь пульт связи, с помощью которой осуществляется управление или атакующими, если играющий выбирает себе эту роль, или защитниками, если он решает играть за них. Он протянул эти предметы Джеку, который, однако, не взял их. — Ну что ж, — философски заметил Клаг, — это компьютеры, которые могут быть запрограммированы даже семилетним ребенком. В игру может играть до шести игроков. Игроки меняются ролями… — Ну, хорошо, — терпеливо сказал Джек. — Ты создал прототип. Что ты хочешь от меня? Клаг быстро произнес: — Я хочу, чтобы это все было проанализировано. И узнать, во сколько обойдется автозаводское производство. В количестве пяти сотен. Для начала. Я бы хотел, чтобы это производилось на ваших фабриках, потому что они — лучшие в мире. — Это мне известно, — сказал Ланферман. — Так вы сделаете это? Ланферман ответил: — Ты не можешь позволить себе заплатить мне за анализ стоимости этого изобретения. А если бы даже ты и мог, ты не в состоянии даже заключить соглашения между адвокатом и клиентом. Если бы я даже и запустил свои фабрики на мощность пятидесяти, не говоря уже о пятистах единицах. И ты прекрасно знаешь это, Клаг. Судорожно проглотив слюну и весь покрывшись потом, Клаг, помолчав, сказал: — Так что, мои кредиты ни на что не годятся, Джек? — Твои кредиты хороши. Любой кредит хорош. Но у тебя их нет. Ты даже не знаешь, что значит это слово. Кредит значит… — Я знаю, — перебил его Клаг. — Это значит способность заплатить позднее за то, что куплено сейчас. Но если бы в моем распоряжении были эти пять сотен этой модели к осенним торгам… — Разреши мне задать тебе вопрос. — Конечно, Джек… Мистер Ланферман. — Как своими странными мозгами ты представляешь себе рекламу этого? Эта модель будет невероятно дорогой, особенно в розницу. Ты не сможешь продать ее ни одному покупателю ни в одном из самостоятельных универмагов. Модель должна быть представлена в богатых семьях и выставлена в богатых магазинах. А это очень дорого. — Хм, — сказал Клаг. Тут вмешался Ларс. — Клаг, можно и я спрошу тебя кое о чем? — Мистер Ларс. — Клаг охотно протянул ему руку. — Ты действительно считаешь, что военные игры являются подходящим, с точки зрения морали, продуктом для распространения среди детей? Ты можешь соотнести это со своей теорией «излечения пороков» современного… — Ой, подождите! — взмолился Клаг, поднимая руку. — Подождите, мистер Ларс… — Жду. — И он стал ждать. — С помощью пленения ребенок осознает тщетность войны. Ларс скептически взглянул на него. Да ни черта он не осознает, подумал он. — Я действительно так считаю. — Голова Клага резко вскинулась вверх, затем опустилась, словно он сам себя убеждал в собственном утверждении. — Послушайте, мистер Ларс, я знаю, В настоящий момент и я признаю это, моя фирма обанкротилась. Но у меня до сих пор есть кое-что в кубышке — в виде знаний. Я понимаю, и я вам сочувствую. Поверьте мне! Я действительно очень и очень сочувствую, но я просто не мог дольше мириться с тем, что вы делаете. Честно. — А что я делаю? — Я, в общем, имею в виду не совсем вас, мистер Ларс, хотя вы один из самых… — Клаг внезапно остановился, чтобы поточнее выразиться — теперь, когда он заполучил такую аудиторию. Для Клага, как заметил Ларс, аудитория состояла из количества людей больше нуля и старше двух лет от роду. Богатого или простофилю Клаг мог одинаково уговаривать. Потому что то, что он делал, чего он хотел, было таким важным. Пит Фрейд сказал: — Сделай модель какой-нибудь простой игрушки, Клаг. — Он говорил очень мягко. — Что-нибудь, что самостоятельные универмаги могли бы реализовать за несколько монет. Может быть, с одной движущейся деталью. Ты бы сделал несколько тысяч для него, правда, Джек? Если бы он принес действительно простую модель? Потом снова Клагу: — Принеси мне разработки, и я построю тебе прототипы. И, может быть, добуду анализ затрат. — Обернувшись к Джеку, он быстро объяснил: — В мое личное время, конечно же. Вздохнув, Ланферман ответил: — Можешь пользоваться нашими цехами. Но, пожалуйста, ради Бога, не гробь себя, пытаясь выручить этого парня. Клаг работал в игровом бизнесе и уже потерпел огромную неудачу, когда ты еще не закончил колледж. У него была куча возможностей, но он упустил все. Клаг мрачно уставился в пол. — Я один из самых-самых каких? — спросил его Ларс. Не поднимая головы, Клаг ответил: — Одна из самых живительных и конструктивных сил в нашем больном обществе. И вы, каких мало, никогда не должны страдать. После приличествующей ситуации паузы Ларс, Пит Фрейд и Джек Ланферман зашлись от смеха. — Ладно, — сказал Клаг. Как-то отрешенно, как побитая собака, безнадежно пожав плечами, он принялся собирать свои двенадцать крошечных солдатиков и цитадель-монитор. Он выглядел как никогда мрачным и потерянным. И было ясно, что он собирается уходить — что было для него весьма необычно. Такого еще никто не видывал и не слыхивал. Ларс сказал: — Пожалуйста, не пойми превратно нашу реакцию… — Ее нельзя не понять, — произнес Клаг каким-то далеким голосом. — Единственное, что вы все хотите услышать — что вы не потакаете больным наклонностям развращенного общества. Вам легче делать вид, что вы были куплены плохой системой. — Никогда в жизни мне еще не приходилось слышать такой странной логики, — сказал искренне удивленный Джек Ланферман. — А тебе, Ларс? Ларс сказал: — По-моему, я знаю, что он имеет в виду, только он не может высказать это. Клаг хочет сказать, что раз мы вовлечены в мир разработки и внедрения оружия, то мы чувствуем, что должны относиться ко всему свысока… Это наш великий и необходимый долг, как говорится во Всеобщей книге молитв. Люди, которые разрабатывают и производят устройства, взрывающие других людей, должны быть циниками. А мы на самом деле любвеобильные. — Да, — кивком подтвердил Клаг. — Именно так. Любовь является основой ваших жизней, всех вас троих. Вы все чувствуете ее, особенно вы, Ларс. Сравните себя с этой ужасной полицией и военными агентствами, которые и являются настоящими и страшными действующими лицами власти. Сравните свою мотивацию, в частности, с КАСН, или ФБР, или КВБ, и ГБ. Их основа… — Верхнее гастро-кишечное раздражение в основе моей жизни, — сказал Пит. — Особенно поздно вечером по субботам. — А у меня колические неприятности, — сказал Джек. — А у меня хроническое воспаление мочевого пузыря, — сказал Ларс. — Бактерии постоянно продолжают формироваться, особенно когда я пью апельсиновый сок. Клаг с грустью захлопнул свой чемодан с образцами. — Ну что ж, мистер Ланферман… — сказал он, постепенно отходя и волоча за собой огромный груженый чемодан так, будто воздух медленно вытекал из него. — Я ценю ваше время. Пит обратился к нему: — Запомни, что я тебе сказал, Клаг. Предоставь мне что-нибудь с одной движущейся деталью, и я… — Благодарю вас, — ответил Клаг и со смутным достоинством завернул за угол коридора. Он ушел. — Совершенно сумасшедший, — помолчав, сказал Джек. — Погляди, что Пит предложил ему: свое время и умение. А я предложил ему использовать наши цеха. А он ушел. — Джек покачал головой. — Я этого не понимаю. Я действительно не понимаю, что заставляет этого парня двигаться. После всех этих лет. — А мы действительно любвеобильны? — внезапно спросил Пит. — Я серьезно, мне надо знать. Ну, скажите же кто-нибудь. Последнее, неопровержимое слово осталось за Ланферманом. — А какая к черту разница? — сказал он. |
||
|