"Философия и гуманитарные науки" - читать интересную книгу автора (Де Сантис Пабло)

КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ «ГОРГОНЫ»

Пребывание Брокки в доме отдыха «Спиноза» не нашло отражения ни в хронологии Конде, ни в хронологии Сельвы Гранадос. Этими сведениями располагал только я и таким образом — благодаря своему случайному открытию — тоже вошел в эту печальную группу специалистов по Омеро Брокке.

Памятуя слова Грога, я прошелся по кафедрам, чтобы узнать, допрашивал ли Гаспар Трехо моих коллег. Никто из них даже не слышал такого имени. Решив, что оно было вымышленным, я описал его поношенное пальто, клетчатый шарф, кашель и чихание, но тоже без пользы. Трехо меня обманул. Он приходил только ко мне. Стало быть, у него был четкий след, который привел его от трупа коменданта на кафедру аргентинской литературы.

Мои товарищи по несчастью нанесли мне два кратких визита (к счастью, по отдельности). Сельва Гранадос расспрашивала меня о Конде: не выглядел ли он встревоженным или испуганным, не страдал ли бессонницей, не жаловался ли на тошноту, не думал ли он отложить презентацию «Замен».

— Да нет. Он был в замечательном настроении.

— Он что-нибудь говорил обо мне?

— Попросил, чтобы я не пускал вас сюда.

— Отлично. Значит, он получил мое письмо.

Я попытался ее разговорить, но всем нравится играть в таинственность. Когда я притворился, что меня эти интриги нисколько не интересуют и что я верю в невиновность Конде, она призналась:

— Я нашла свидетельницу и записала ее показания. История о краже бумаг, которую всем рассказывает Конде, это все ложь. На презентации я сообщу даты и имена, мне хватит одной минуты, чтобы похоронить старика. Призрак Брокки поднимется из глубин океана, чтобы отомстить своему тюремщику.

На самом деле Брокка утонул в реке во время шторма, при кораблекрушении круизного судна «Горгона», но Гранадос предпочитала морские метафоры речным.

Я посоветовал ей быть осторожной. Если она прилюдно выскажет обвинения в адрес Конде, не представив весомых доказательств, она может потерять свои уроки и стипендию, которая обеспечивает ей безбедное существование и публикацию исследований о Брокке.

— Обо мне не беспокойтесь, побеспокойтесь лучше о своем патроне, — сухо проговорила она на прощание.

Для Сельвы Гранадос атака на Конде была важнее, чем смерть коменданта. Новарио, который пришел два часа спустя, скрываясь за темными очками и поднятым воротником плаща, выглядел более озабоченным, особенно когда я рассказал ему о Трехо.

— На днях я встретился с человеком, который выглядел в точности так, как вы его описали. Но он мне не говорил, что ведет расследование.

— Где вы с ним встретились?

— На пятом этаже. Было шесть часов вечера. Я услышал, как кто-то громко чихнул у меня за спиной, и не на шутку перепугался. Потом я его увидел: пальто из верблюжьей шерсти с надорванным воротником, кашне, скрывающее лицо.

— Аллергия, — сказал он мне, — не переношу пыли.

— О чем вы с ним говорили?

— Говорил только он. Он не назвал мне своего имени. Сказал, что он архитектор, и его направил сюда ректорат, чтобы рассчитать коэффициент сопротивления здания этому умопомрачительному весу бумаг. Сказал, что ему поручили выяснить, возможно ли вывезти эти бумаги отсюда. Спросил мое мнение.

— И что вы ему сказали?

— Что здесь, в этих бумажных завалах, есть очень важные документы, которые представляют большую ценность, и что, прежде чем все вывозить, надо все разобрать.

— А про коменданта он что-нибудь говорил?

— Так, упомянул как бы между прочим. А я, понятное дело, молчал как рыба.

Я воздержался от комментариев и, разумеется, умолчал о своем открытии о Брокке; лучше пока подождать, собрать воедино все сведения и написать новую биографию, которая полностью опровергнет все предыдущие. Единственное, в чем совпадали точки зрения Гранадос и Конде, — кораблекрушение «Горгоны». Но подробности все равно различались. По версии Конде, Брокка спасся с группой политических беженцев; когда они прибыли в порт, Брокка отказался сойти на берег, сказав, что его убьют, как только он ступит на землю. Он уплыл в одиночку на шлюпке. В эту ночь дул сильный штормовой ветер; три дня спустя одно грузовое судно подобрало спасательный круг с названием шлюпки.

В версии Гранадос «Горгона» превратилась в семиметровый парусник; Брокка утонул во время развлекательного путешествия, в котором его сопровождала молоденькая девушка, только что выбранная «Мисс Залива Лас-Аренас».[9] Тело Брокки так и не нашли.

В среду я не пошел на работу, поехал в Тигре.[10] Я узнал, что в библиотеке Ассоциации ветеранов торгового флота хранится перечень всех кораблекрушений, произошедших на реке с прошлого века. Уже много лет я не ездил в Тигре на поезде; я прошелся по берегу до здания Ассоциации, выкрашенного в зеленый цвет. Вход был стилизован под носовую часть парохода. На первом этаже располагался музей с моделями кораблей, якорями, штурвалами и навигационными приборами прославленных судов; на втором этаже — в библиотеке — старик с трясущимися руками собирал с помощью пинцета макет кораблика, помещенного в бутылку. Я откашлялся, сделал несколько шумных шагов, снова кашлянул, присвистнул, но так и не смог привлечь его внимание.

— Спокойно, молодой человек, — сказал он через пару минут. — Нет ничего более трудного и кропотливого дела, чем собирать кораблик в бутылке. Разве что только его разобрать.

— Наверное, вы правы.

Я объяснил, что мне нужно, но он продолжал о своем:

— Это самое трудное, да. Легче сделать операцию на мозге. Вы когда-нибудь собирали кораблик в бутылке?

— Нет. Но я не делал и операций на мозге.

— Секрет — в терпении. Если будешь торопиться, сломаешь мачту или потеряешь носовую часть.

Я спросил, где хранится перечень кораблекрушений. Он заставил меня подождать еще немного, а потом протянул мне металлический ящичек с картотекой.

— Здесь все случаи в алфавитном порядке. Полвека назад директор музея решил собрать всю информацию о кораблекрушениях. Сначала он сам указывал в каждой карточке название погибшего корабля, дату, погодные условия, число жертв. Но в последние тридцать лет эта обязанность возложена на меня. Это как будто предъявлять счет Посейдону или какому-нибудь божеству помельче, которое «отвечает» за эту реку. Вас интересует какой-то конкретный корабль?

— «Горгона».

Старик показал мне бутылку с собранным корабликом и попросил, чтобы я прочел название модели. Не без труда я разобрал слово, написанное микроскопическими буквами: «Горгона».

— Случайность, — сказал я сконфуженным тоном.

— Случайностей не бывает, — ответил он. — Сюда никто никогда не приходил и ни о чем не спрашивал. А потом вдруг, буквально за одну неделю, приходят сразу два человека и оба интересуются одним и тем же кораблем.

— А кто еще приходил?

— Капитан торгового флота. Необыкновенный человек. Он обошел весь мир. В ранней юности он попадал в кораблекрушение у берегов Мадагаскара. Он так привык к морскому климату, что на берегу болеет. Мы, капитаны торгового флота — вымирающее племя. Капитан Трехо, который победил болотную лихорадку и малярию, сам пал жертвой банального гриппа.

— И он нашел сведения о «Горгоне»?

— Мы их искали, но ничего не нашли. Или судно носило другое имя, или не было никакого кораблекрушения. Невозможно, чтобы мы не зафиксировали этот случай, особенно если был хоть один утопленник.

Когда я собрался уходить, старик спросил, не хочу ли я купить миниатюрную копию «Горгоны». Он заломил баснословную цену, но в конце концов согласился на несколько песо, что нашлись у меня в кошельке. Я слышал у себя за спиной горькие причитания старика, что это самое сложное дело на свете — собирать кораблики в бутылке, это даже сложнее, чем плавать на них.